***
Весь район в кратчайшее время оцепила полиция из Управления магического правопорядка. Мольфары-патрульные блуждали по раскуроченной трассе в строгих пластинчатых жилетах с масками-линзами, которые прикрывали их лица. Почти каждый носил при себе широкую сумку. Асмодей наблюдал за процедурой «зачистки», как ее обозвал Деордиев, со стороны микроавтобуса «УАЗа», сидев с накинутым на плечо одеялом и попивая горячий кофе, который оказался как раз кстати. Подошла Разумихина с практически идентичным одеялом на плечах с пластиковым стаканчиком, от которого вверх поднимался пар. – Ты молодец, – сказала она, – бездумно бросился на эту тварь. Но это было отважно, Асмодей. – Не знаю, какая муха меня укусила, – пожал плечами хорсович и проводил глазами пару мольфаров из Стирателей. Эти парни носили длинные комбинезоны с высокими перчатками, высоко подняв воротники – лиц было не разглядеть, только пара линз очков у каждого. А на голове эти чудики носили остроконечные колпаки, слишком причудливые, как думалось Асмодею. Стиратели провожали не-магов к конвою из полицейских в иссиня-черных комбинезонах из основного резерва полиции, которые довершали все процедуры по обнулению воспоминаний и восстановлении ложных. – Я бы сказал, безрассудно, – подметил подошедший Деордиев. Ветер трепал полы его черного кафтана с серебряной вышивкой. – Как вы здесь оказались? – осведомилась нахмурившаяся Разумихина. – Получил уведомление с кодом, – Деордиев демонстративно поднял телефон, – я ведь квалифицированный малефикар. На это ЧП должен был отреагировать, а как узналось, что это здесь, в Самаре, куда вас с Колей Полоз забросил… Пришлось бросить все, – шестикурсник пожал плечами. – Вы нас выручили, – произнес Асмодей. – Глупости, – Деордиев отмахнулся и оперся о раскрытые двери микроавтобуса, – я кое-как умудрился прибыть вовремя. И завязывай с этим «Вы» – это слегка раздражает. – Как скажешь. – А где Коля и Каспер? – Беседуют с этим майором у «трибл-О», – Деордиев кивнул в сторону громадной туши, возле которой суетилось по меньше мере несколько дюжин мольфаров. Одни были одеты в закрытые желтые комбинезоны, настолько массивные и громадные, что навевали мысли об инопланетянах с широченными плечами, тазами и птичьими мордами. Возможно, дело было в специфичных защитных масках, похожие на те, какие носили Чумные доктора в Средние века. Своими пальцами-сардельками они держали устройства, которые периодически попискивали. Рядом по обыкновению ошивались мольфары-медики в белых комбинезонах-шароварах и красных куртках с бело-черными крестами на плечах. – «Трибл-О»? – одновременно вопросили Разумихина и Асмодей. – «Объект особой опасности», – пояснил Деордиев, неопределенно качнув головой, – так его уже классифицировали ребята из Отдела по обезвреживанию опасных существ. – Этих структур что, жопой жуй? – Именно так, Асмодей, – кивнул Деордиев. Мимо мариборичей прошествовал медик в том же белом комбинезоне-шароваре с красной куртейкой, и Винницкий окликнул его: – Извините, зачем нам одеяло всучили? – Так у вас же шок, парень, – медик сделал жест рукой. – Откуда? – Полиция констатировала, – сказал мольфар так, будто это было самим собой разумеющееся. – Просто забей, – Разумихина положила руку на плечо Асмодея, и тот смерил ее взглядом. Девушка спешно убрала руку, отведя взгляд в сторону. Вернулись братья Добрынич-Рюриковичи, младший также шел с одеялом на плечах, и Ян Зиновьевич, шедший несколько позади и что-то обсуждающий по мобильнику. Деордиев и Николай обменялись рукопожатиями, хлопнув друг друга по плечу. – Спасибо, что подоспел, Ванюшь, – улыбнулся Добрынич-Рюрикович. – Брось ты это, – отмахнулся Деордиев и улыбнулся. Эти двое выглядели странно рядом друг с другом, когда один из них был по плечо другому и шире в тулове, хотя и второй стройностью-то не отличался. Чего не скажешь о младшем брате, тот был долговязым. – Как прошло «Море волнуется…»? – спросил Добрынич-Рюрикович. – Тебя мы не отвлекли от этапа? – Леся подводила итоги, когда мне пришлось сорваться. Оставил Виту право закончить, – Деордиев махнул рукой. – О, Вит может сказать, – протянул Добрынич-Рюрикович. – Ха, еще бы, – хохотнул Деордиев. – Опера мои звонили, – сообщил подошедший майор Юзефов, – прибыли в место, откуда шел звонок на тапочек Дьячихина. – И чего там? – Добрынич-Рюрикович стал моментально серьезен. – Нашли и Афанасьеву, и звонившего. Усталое лицо Зиновьевича просияло свежей улыбкой. – А вы были малясь правы, Николай Иммануилович, когда сказали, что уверены в ее целости и сохранности. – Коля никогда не ошибается. – Когда бы я был не прав, а? Добрынич-Рюрикович развел руками, гордо выпятив грудь, будто горилла готовилась к кличу, чтобы показать, кто же тут на самом деле владеет территорией. – Как она? – Без сознания, но живее живых, – Ян Зиновьевич положил руки на бока. – Тонева доставят к нам в допросную, а девушку уже везут в областную клинику. – Надо с ней поговорить, как придет в себя, – Добрынич-Рюрикович задумчиво почесал подбородок. – Думаю, этим уже займемся мы, – Ян Зиновьевич поднял руки. – Свою работу вы выполнили, хорсовичи. – И все же я бы с ней встретился, – заявил Николай несколько прохладно. – Вопрос принципа? – Да. – В таком случае не мне вас отговаривать, Николай Иммануилович, – рассмеялся майор. Первокурсники и Николай Добрынич-Рюрикович взяли некоторую паузу для теплого кофе, которое, правда, оказалось не к месту из-за излишне опустившейся духоты на улице. Мед-персонал в белых комбинезонах и красных куртейках оценили, что вечерком может пойти дождь. Оцепленный район мольфары покидали только после прохождения соответствующей проверки. Малефикары Ирошниковы откланялись вместе с нарядом оперативников, которые уехали в сторону Управления, а мольфар в черном, Шейдяков, скрылся, будто его тут и не было никогда. Ян Зиновьевич о нем сказал, «этот парень приходит всегда, когда случается серьезная макруха». – Фраер сколотил себе имечко, – говорил он, закуривая сигарету, от которой Разумихина зашлась кашлем, – на этом. И никто в душе не ебет, кто он и откуда. Все только фамилию знают, а в базе данных СУМРАКа никого с такой и нет. Деордиев отбыл полчаса спустя, также пройдя проверку. Полевые медики в красных куртейках взяли у него кровь на анализ, который ничего не выявил, кроме наличия слабого алкоголя, и Иван признался, что «это, скорее всего, пиво». Это вызвало у мольфаров приступы ухмылок, и шестикурсника отпустили. Желтые комбинезоны с масками-клювами продолжали ошарашиваться возле туши. Все пятнадцать метров полиморфа оградили какими-то магическими чарами, которые пересечь могли разве что эти самые мольфары в средстве защиты. Прибывшая на место полиция из числа не-магов была очень малочисленная, но работала с мольфарами крайне слаженно, как обратил внимание Асмодей. Они беспрекословно выполняли распоряжения коллег из магов и оцепили весь комплекс Клиник. Главврач долгое время беседовал с Яном Зиновьевичом и Добрынич-Рюриковичем, обрисовывая всю ситуацию. Стояли несколько в отдалении от первокурсников, поэтому Винницкий подослал к ним Чеширского, чтобы тот подслушал. – Ну что? – вопросил парень, стоило котяре появится у его ног. – Разговор не самый приятный, друг мой Асмодей, – нехотя произнес Бегемот, никоим образом не убрав улыбки с морды. – Да выкладывай ты уже, – процедил Добрынич-Рюрикович. – Этот перевертыш – Ванечка Афанасьев. У Винницкого на мгновение замерло сердце. Добрынич-Рюрикович осел, буквально рухнув рядом с однокурсником. Разумихиной катастрофически стало не хватать воздуха, что к ней аж подскочил один из мед-персонала, подавая респиратор, выровнять дыхание. – Понимаю ваше удивление, друзья мои, – проговорил Чешир. – Тот жирдяйчик рассказывал, что это чудовище появилось прямо в палате, где лежал наш юный и болезненный друг. А друг наш Николай заметил, что вспомнил о таблетках, которые принимал Ванечка. – Пиздец, – изрекла Разумихина, хватаясь за сердце. Девушка принялась мерять шагами расстояние от одного медицинского микроавтобуса до другого, беспрерывно теребя край своей вязанной накидки. – Вмять… – проговорил Каспер Добрынич-Рюрикович. – Да по хер, – буркнул Асмодей. – Ты это серьезно??? – взорвалась подскочившая Разумихина. – Умер ребенок! Ни в чем не повинный ребенок, Асмодей!!! И это мы виноваты в его смерти… – Он все равно уже умер, – безапелляционным тоном возразил Асмодей, рубанув рукой. – Этого не изменишь. Продолжай двигаться дальше, Илона. Аккуратные брови девушки поползли вверх. – Мы могли его спасти, – тихо сказала она, всхлипнув. – Мы не знали, что это он, – проговорил Асмодей в ответ. – Коля подозревал, – подал голос однокурсник, и Асмодей с Разумихиной глянули на Добрынич-Рюриковича. – Я не знаю, что тут еще сказать. – Мы могли попытаться, – захныкала Разумихина, заглянув в яшмовые глаза Винницкого. – А могли ли? Вряд ли. Чуть погодя, вернулся и Николай, угрюмо шагая с руками в карманах. Он поправил сумочку-банан на своем поясе и осмотрел невеселых первогодок. Асмодей встретился с ним взглядами. – Все хочу сказать, – нехотя начал Добрынич-Рюрикович, откинувшись назад, – ты поступил безрассудно. Как и ты, Каспер. Я сказал, чтобы вы не лезли, это опасно. Но вы бросились в самую гущу и показали себя очень хорошо. Вижу, Каспер, ты очень хорошо зазубрил все, что я тебе рассказывал. – Будет тебе… – А ты, Асмодей… – Добрынич-Рюрикович невесело вздохнул, – наверное, я ошибался на твой счет. – Удивил, – фыркнул Асмодей, отведя взгляд. – Не начинай этим своим тоном, лады? Добрынич-Рюрикович выставил руку в жесте. – Не пытайся казаться нелюдимым, теперь это со мной не прокатит. Сегодня ты показал, что способен броситься в пекло и пожертвовать, чтобы другие преуспели. – Это не жертва, Николай, – проговорил Винницкий в ответ. – Довод рацио – более сильные маги остановят взбешенного ребенка в теле громадного козла, если его кто-то отвлечет на себя. – Друг мой Асмодей скромничает, – промурлыкал Чеширский кот, проведя пушистым хвостом по икрам хозяина. – Вот почему вы втроем хмурее тучи, – протянул Добрынич-Рюрикович, обведя взгляд первокурсников поочередно. – В прочем я не могу утешить вас, ребятки. Паренька того нельзя было спасти, уже когда он начала обращаться. – Совсем? – Да, Илона, совсем, – Добрынич-Рюрикович медленно кивнул. Выдержав паузу, он продолжил нехотя: – Это была трансформация против воли – в таком случае внутри все ломается. Ваня… паренек… умер, едва полиморфировав. Разумихина всхлипнула и отвернулась. – Нам надо ехать, – сказал шестикурсник. Хорсовичей выпустили из оцепленной территории безо всяких проблем, а до областной клинической их подвез Ян Зиновьевич, который все никак не мог оторваться от своего мобильника. То и дело курносому названивали, и он всякий раз матерился, когда поднимал трубку. Звонки были связаны с инцидентом с полиморфом – с Ваней Афанасьевым – на трассе возле Клиник, и как Асмодей понял из ответов Юзефова, все это была бумажная волокита и невхерственный бюрократизм, которым и без того уставшего мольфара заваливали верхние чины магического сообщества. Дело доходило до того, что в кратчайшие сроки полиморфом заинтересовался кто-то очень высоко и не из областного Ведомства по Приволжью. – Еще какие-то важные ироды приедут скоро, – пробурчал майор. Областная клиническая была громоздким монолитом цвета охры. Горожане поднимались по Т-образной широкой лестнице, а на хорсовичей смотрели длиннющие ряды тысячи окон похожих на раскрытые глаза. Асмодей и остальные вывались из «Мазерати», и полицейский отправил их дальше самих, назвав Добрынич-Рюриковичу палату, в которую положили Алену Афанасьеву. В тот же момент телефон Юзефова вновь принялись обрывать звонками. – Юзефов, – говорил маг, приложив трубку к уху, – здравия желаю… Принято… Буду ожидать… Нужную палату найти не составило проблем, а вот потеряться среди безвкусных бежевых полупустых коридоров можно было легко. Добрынич-Рюрикович несколько раз останавливал спешащий по делам медперсонал в накрахмаленных халатах со смешными шапочками, похожими на фески, и уточнял, в какую сторону посетителям идти. Нужную же палату охраняли уже знакомые мольфары-полицейские в сегментированных жилетах и масками-линзами. Они без вопросов пропустили подошедших мариборичей, стоило Добрынич-Рюриковичу продемонстрировать ярлык Хозяйки с вензелями Марибора и рысью. До появления в помещении попавшей девушки в нем явственно содержались другие пациенты, которых, похоже, сселили в соседние. Об этом свидетельствовали неровно лежащие постельные принадлежности, мятые подушки и средства личной гигиены на тумбочках. Бежевая отделка стен, вытянутые панели из дерева, оплетавшие неровным кольцом всю палату и даже скелеты проводов, укрытых за пластмассой – ничего вычурного в помещении, типичный облик. Единственная койка была занята девушкой, изрядно потрепанной. Асмодею припомнился снимок, показанный Константином Владиславовичем еще до отправки наказанных первокурсников в Самару. И за мелкими незначительными деталями – это точно была пропавшая Алена Игоревна Афанасьева. Губы-бабочка потрескались. Щеки страшно впали вовнутрь, да и она сама очень сильно исхудала. Каштановые волосы были грязные. Полураскрытые васильковые глаза следили за лучом фонарика. По ушам ударил ритмичный писк сердцебиения. На вошедших обратили внимание пара полицейских в иссиня-черных комбинезонах и медик в знакомой красной куртейке с черным крестом. – Вы, должно быть, из Марибора, – подметил медик в красной куртейке и белом комбинезоне. – Майор Юзефов упоминал, что вы загляните. Где он сам? – На улице, – шестикурсник указал на дверь, которую прикрыли мольфары из коридора, – ему телефон обрывают. – Ах, нелюбимая часть работы, – медик-мольфар понимающе закивал. – Вы можете с ней поговорить, но не грузите ее слишком. И нежелательную информацию тоже не сообщайте – ей нужен отдых. – Я быстро. Алена Игоревна? – поинтересовался хорсович, подойдя к кровати, и хилая девушка медленно взглянула на него. – Угу… эт’ я… – Николай Иммануилович, – представился парень, – кадровый кандидат Третьего управления Службы Управления Магическим Разведывательным Агентурным Комплексом. Двор Хорс. Марибор. Разрешите несколько вопросов? – Маги… значит… – тихо и медленно проговорила Афанасьева, – …мне не… мерещилось… – Может быть, – Добрынич-Рюрикович кивнул неопределенно. – Не расскажите поподробнее, что не мерещилось? Алена говорила очень медленно, медик-мольфар ее порой прерывал, чтобы девушка чуть передохнула и выпила воды или еще какой настойки, которую он ей давал. Полицейские, находившиеся в палате, не сводили глаз с трех первокурсников, которые присели чуть поодаль. У Разумихиной руки сжимались в кулаки всякий раз, как Афанасьева упоминала Дьячихина и то, что происходило на ритуале, который она описывала. Все больше и больше это походило на бред сумасшедшего, что Винницкий не применился заметить. – Такое есть, увы, – ответил однокурснику младший Добрынич-Рюрикович. – Очень хорошо, что ты не знаком с нашими родственниками по Салтыковской линии – там еще более страшный треш творится, друг. – Культ? – уточнил Асмодей, с недоверием взглянув на Каспера. – Поклонничество крови, ее возвеличивание, – Добрынич-Рюриковича передернуло, что Асмодей даже заметил мурашки на загривке парня. – …И потом… Афанасьева замолчала, будто в рот воды набрала, и до покраснения сжала глаза. Кое-как она подняла руки, чтобы прикрыть лицо, и старший Добрынич-Рюрикович ободряюще коснулся ее плеча, рекомендую закончить на этом, если Алене так тяжело говорить об этом дальше. В этот же момент за дверью в коридор началась какая-то суета. В палату широким шагом ворвались еще мольфары, только эти серьезно отличались и от мариборичей, и от полицейских из магического правопорядка. Все ворвавшиеся в палату были женщинами, каждая в длинном черном пальто – рыжая с пучком была средних лет и строгими, точеными чертами лица. У второй были смолянистые черные волосы, заплетенные в низкий хвост, на покрасневшем носу были огромные круглые очки в серебряной оправе. Две другие оказались близняшками-блондинками с пустыми наэлектризованными глазами. Рты обеих были изогнуты в легких полуулыбках, которые кинули Асмодея в дрожь. Близняшки-блондинки оправили черные пальто, отороченные красным бархатом на рукавах и воротниках, и подошли к первокурсникам. – Посторонним просьба – покиньте палату, – протараторили близнецы почти монотонным тоном. – И всей магической полиции тоже, – добавила суровым голосом рыжая женщина с неопрятным пучком на голове. – А вы, дамочка, собственно говоря, кто? Добрынич-Рюрикович скрестил руки на груди и зыркнул на незваных гостей исподлобья. – СУМРАК… – ответствовала первая близняшка. – …Шестое управление, – закончила за сестру вторая. Полицейским-мольфарам этого ответа хватило, чтобы резво покинуть помещение. Следом за ними дал стрекача младший Добрынич-Рюрикович, буквально сверкая пятками, а вот Разумихина вышла, куда медленнее, то и дело озираясь на женщин из этого некоего Шестого управления. Медик-мольфар сжал поморщившуюся переносицу и, бубня что-то себе под нос про «ебучую бюрократию», нехотя вышел из палаты. Асмодей как человек не понимающий ровным счетом ничего остался вместе со старшим товарищем по Марибору. Парень ему благодарно улыбнулся, заметив: – Приятно осознавать, что хоть у кого-то здесь еще есть яйца. – Либо столько же безрассудности, Николай Иммануилович. – Строгая рыжая женщина-мольфар зыркнула на Винницкого и, взяв воздуха, обратилась к нему: – Асмодей Ф… – Назовешь мое отчество, – резко перебил ее Асмодей, к собственному удивлению подняв голос, – и я вырву к хуям твой блядский язык, тупая сука! Все озадаченно и удивленно переглянулись. Девушка с покрасневшим носом и большими круглыми очками подняла бровь. – А первокурсник агрессивнее, чем нам представлялось, Ядвига Мартыновна. – «Ядвига», вмять… – Добрынич-Рюрикович подавил смешок, и рыжая Мартыновна смерила его взглядом. – Вам бы следовало держать язык за зубами, Николай Иммануилович, – произнесла несколько остро, – поскольку вы всего-то в ведомстве Четвертого, и еще не полноценный малефикар. А у нас в силах сделать так, что вы лишитесь своего шанса доказать что-то вашему отчиму. – Знаешь, Асмодей, – невозмутимость Добрынич-Рюриковича, с которой он заговорил, дала первокурснику понять, что слова рыжей ведьмы он проигнорировал, – я согласен с тобой. Этой тупой манде надо вырвать язык. – Преступишь закон, хорсович? Рыжая Мартыновна вопросительно изогнула бровь. – Скорее, покажу Шестым, где их место – у параши. Мой комендант вас не особо жалует, – пояснил шестикурсник. – А мой начальник не жалует твоего коменданта, хорсович, – ответила Добрынич-Рюриковичу рыжая. – Покинь эту палату, пока что я говорю это по-хорошему. Это дело теперь в нашем курировании, и говорить с этим не-магом ты более не имеешь права. – Вот когда это скажет мне Дементий Павлович, – заявил Добрынич-Рюрикович и потянулся за палочкой, – тогда я и уйду. – «Первая», «Фиалка» – первокурсника на прицел, – распорядилась Мартыновна, и в лицо Винницкому близняшки тут же ткнули изящными палочками. – Кира Панкратовна, обезвредьте его фамильяра. Женщина с очками на покрасневшем носу шевельнула рукой, выставив указательный палец, и Чеширский тут же появился, рухнув на кафельную плитку, заскулив словно какой-то пес, которого пнули. Внутри Асмодея почему-то стало холодно. Сердце прессанули тисками, которые сжали так, чтобы парень почувствовал эту тяжесть в груди. Дыхание перехватило, но сознание парень и не думал терять. – Не парься, Асмодеюшка, – Добрынич-Рюрикович улыбнулся, – я тебя освобожу. – Да уж… Асмодей тяжело выдохнул. На лбу проступил холодный потец, и парень схватился за грудь. В ней неприятно сдавливало, и сдавливало все сильнее каждый миг, что нарастал болезненный скулеж Бегемота. – Живодерка, – сказал Асмодей Панкратовне. – Это не животное, а опасный трикстер, – парировала она с ни разу не дрогнувшем мускулом на приятном личике. – Полозов послал бы тебя на хер, – буркнул Асмодей, и правая близняшка ткнула палочкой ему в горло, что Винницкий повалился на спину. – Похоже, ситуация патовая, – подметил Добрынич-Рюрикович, наведя палочку на Мартыновну. – Пусть твои балерины отпустят моего товарища, манда, а я так уж и быть не стану шмалять в тебя каким-нибудь опасным заговором. – Нет, мы поступим по-другому, – рыжая медленно покачала головой, не сводя глаз с шестикурсника. – Сейчас придет мой начальник, а ты заберешь своего младшего брата, Разумихинскую наследницу и это… недоразумение с тридцатью восьмью единицами потенциала, который почему-то согласился с Полозом взять этого трикстера себе в фамильяры. – С чего это ты решила, что я соглашусь на это? – У вас нет выбора, Николай Иммануилович. Вошедший вместе с майором Юзефовым мольфар был ничуть не старше рыжей ведьмы Мартыновны. Носил аккуратную, короткую бородку на всем подбородке с усами. В ухе у него была серьга. Лицо, хоть и было улыбчивым, отдавало неприятной суровостью. Брови аккуратные, тонкие и ухоженные. Черно-коричневые волосы собраны на затылке в пучок, а в висках коротко-коротко выбриты. Одет этот мольфар был в черное самуэ с широченными рукавами, а штаны были подвязаны вдоль всех икр. По кафелю мужчина шлепал в раздвоенных сапожках. Он глянул сперва на Асмодея, затем перевел взгляд на корчившегося на полу котяру. – «Первая», «Фиалка», – мольфар в японских одеждах мягко посмотрел на близняшек, – палочки в нагалища, хватит угрожать сударю Асмодею. Кира Панкратовна, отпустите бедное животное. Ни разу не воспротивившись, женщины выполнили указ, и Чешир мгновенно обернулся, юркнув на колени Асмодею. Тот зашелся быстрыми вдохами-выдохами, ощутив необычную свободу, а Бегемот завертелся на коленях хозяина, чуть ли не сжимаясь в него. – Ядвига, – подал голос мольфар, напустив укоризны, – назад. – Мирон, этот лицеист противится нашим указаниям! – возразила Мартыновна, завертев головой. – Я разберусь, – мольфар в японской одежде положил руку на плечо своей помошнице, – а ты проследи за тем, чтобы девочке приставили надежного врачевателя. – Как скажешь, – рыжая ведьма раздраженно выдохнула и удалилась. – Николай Иммануилович… – мольфар приветственно протянул руку хорсовичу, – прошу, прости Ядвигу, она привыкла, что приказы Шестого выполняют. – Гоголь, – скрежетнул зубами Добрынич-Рюрикович, злобно косясь на мага перед нем, – хера ты тут, вмять, забыл? Со своими шлюхами? – Это дело забирает наше управление. – Черта с два, – выплюнул шестикурсник и вплотную шагнул к мольфару. – Я требую объяснения, почему? – Мне не стоит напоминать, – заговорил мольфар со сладкой ноткой раздражения, – большая часть района Клиник была похерена обратившимся в тельца ребенком. Обратился он из-за «Унруэштифте», стимулятора для ликантропов, незаконного ввезенного на территорию России из-за рубежа. А один из главных подозреваемых – некий Дьячихин Владимир Савватьевич, мариборский выпускник, занимавшийся оборотом наркотиков. Это дело уровня Шестых, – пояснил мольфар как нечто само собой разумеющееся. – Кадровому кандидату Третьего и уж точно самарскому отделению Управлению по магическому тут уже точно делать нечего. Ты, Николай Иммануилович, и первогодки могут возвращаться в Марибор. – Гоголь, – проговорил шестикурсник медленно, отведя взгляд, – ты малость подохерел, заняв важное кресло в Шестом. Если ты сейчас меня отошлешь домой, я пойду не к Полозу, а к Косте. – И что мне сделает недоношенный полукровка, возомнивший себя наследником Медной горы? – Этот – как ты выразился – недоношенный полукровка, – Добрынич-Рюрикович неприятно улыбнулся, – сделал то, чего не смог много-много лет назад сделать ты… Он стал комендантом хорсовичей. Как бы ты его ненавидел и не принижал, он в одном шаге, чтобы быть следующим Хозяином Медной горы. Мольфар с фамилией Гоголь моргнул, ни разу не изменившись в лице, и сделал шаг в сторону, вытянув руку. – Ты свободен, Николай Иммануилович. Возвращайся в родные хоромы и продолжай дальше доказывать Вахтисию Софроновичу, какой ты весь распиздатый и независимый от семейных денег. Возможно, ты даже успеешь на сегодняшнюю пьянку... – закончил он несколько задумчиво. – Пидорас, – Николай ткнул пальцем Гоголя в грудь, – вот кто ты, Гоголь. Тебе с твоими тысячью единицами потенциала ни за что не догнать Костю, продолжай дальше смотреть ему в спину. Покеда. Идем, Асмодеюшка, мы тут задержались – пора и честь знать. Ян Зиновьевич, был рад поработать с вами. – Взаимно, Николай Иммануилович, – Юзефов негодующе принял протянутую руку, – взаимно… – Если что, – бросил мольфар вдогонку хорсовичу, стоило тому переступить порог палаты, – забирать у тебя шанс я не собираюсь. Ты, в конце концов, позволил нам, Шестым, выйти на Дьячихина. – Да подавись ты! – выплюнул Добрынич-Рюрикович, подняв средний палец. – Асмодей! – окликнул парня странный тип с фамилией Гоголь. – Хорошо летаешь. Винницкий проигнорировал похвалу мольфара и последовал за Добрынич-Рюриковичем, держа в руках Чеширского, упрятавшего голову в груди первокурсника. Весь путь по коридорам на улицу Добрынич-Рюрикович проделал, нещадно бранясь себе под нос. Крыл он этого мольфара, на чем свет белый стоит, даже Разумихина зашугалась его. А стоило мариборичам выйти в пасмурный день Самары, как Иммануилович тут же потянулся во внутренний карман своей фланелевой рубашки за сигаретами. – Ѯажгысь! Шестикурсник навел палочку на сигарету в зубах, и та моментально занялась. Парень глубоко затянулся и обильно выдохнул дым из носа. Следом он пробурчал что-то про урода. Разумихина, скрестившая руки на груди, потянула старшего за рукав. – Кто это был? – осторожно поинтересовалась она. – Про баб не знаю, – хорсович шмыгнул носом, кивнув в сторону больницы, – а уебок в японской одежде – Мирон из Гоголь-Янковских, редкостный выродок. – Он недолюбливает, Константина Владиславовича? – подал голос Асмодей. – Недолюбливает? Добрынич-Рюрикович почти рассмеялся, посмотрев на затянутое облаками небо. – Он его ненавидит, Асмодеюшка, – ответил старший. – Страшной ненавистью ненавидит. Они… э-э, соперники. – В каком-то роде? – уточнил парень. – Агась. – Что будем делать? – младший Добрынич-Рюрикович посмотрел на старшего брата. – Домой ехать, Каспер. Пора возвращаться. Николай одним махом затянул всю сигарету и, потушив бычок о первое попавшееся дерево, ловким движением пальцем метнул его черт-те куда. – В чем эта сука была права, – продолжил старшекурсник, – мы успеваем на сегодняшнюю вечеринку. – Что за вечеринка? – Общий сбор по окончании «Море волнуется…». Без вас, правда, – добавил Николай, чуть погодя. – Обидно, – плечи младшего Добрынич-Рюриковича сникли. – Но у нас есть одна традиция, – медленно произнес старшекурсник, рассматривая что-то в телефоне. – Мы это делаем с первого курса Ромы Гончарова – старшие приглашают перваков, которые им приглянулись. Что-то вроде протеже. – И зачем ты нам это говоришь? – идиотина на Каспере вопросительно развел руками. – Ой, ебланище… – тяжело протянул Иммануилович, вздохнув, – Ты приглашен, потому что ты мой брат. – Серьезно? Лицо первокурсника мгновенно расцвело. Его телефон тренькнул, и он потянулся за ним. – Тебя, Илона, – шестикурсник посмотрел на Разумихину, – я приглашаю, потому что ты мне «приглянулась», как мы говорим о талантливых первогодках. Будем ждать. – Спасибо, – девушка несколько зарумянилась, увидев уведомление у себя в смартфоне. – И тебя, Асмодеюшка, я зову, – продолжил Добрынич-Рюрикович, уронив руку на плечо Винницкого, – потому что ошибался на твой счет – Костя и Ванечка были правы. Среди «своих ребят» тебе точно найдется место. Гэп, кстати, классно скопировал. – Я не пойду. Хорсовичи вопросительно уставились на него. Чешир, залезший на плечо, сконфуженно замурчал. Телефон парня тренькнул уведомлением – должно быть, его тоже добавили в какой-нибудь чат этой «вечеринки». – Не люблю такие сборища, – пояснил он. – Асмодей, надо сходить, – к парню тут же подошла Разумихина. – От таких предложений нельзя отказываться! – воскликнул Каспер Добрынич-Рюрикович, схватив однокурсника за плечи. – Убери – руки, – прорычал Асмодей, вырываясь. – Не люблю, когда меня касаются чужие. – Асмодей, – Разумихина заглянула в яшмовые глаза, – после сегодняшнего нам всем нужен отдых. Надо проветрить голову после всего. Я не хочу, чтобы и тебя, и меня, и Каспера одолевали переживания, что не смогли спасти ребенка. – Я не переживаю, – Винницкий мотнул головой. – Николай уже сказал, Афанасьев умер, едва обратившись. Бегемот недовольно замурчал первокурснику на ухо, но более ничего не сказал ему. Как не сказал ничего и Асмодей вплоть до возвращения. А вернулись мариборичи тем же путем. У бюста на высоком постаменте они открыли портал и через него переместились к Фонтану Основателей. По аллее вернулись к общежитию Двора Хорс, где Николая Добрынич-Рюриковича приветственно окликивали лицеисты, говоря, мол, давно его не видели и спрашивали, чем он занимался. Стоило хорсовичам войти в наполненную гостиную, так она взорвалась гомоном. С кресла с красными подушками вскачили Камерцель и тот вытянутый паренек, который был в компании Деордиева и старосты Иконниковой, когда Асмодей шел на адаптационный электив. Шестикурсник говорил, что он и тот второй, что был с ними, – однокурсники Олеси Валерьевны и Мишы Илларионова – Новик Сергий и Берны Влодзимеж. Со стороны диванчика показались сам Деордиев и шепелявый Мирай вместе со старостой Двора. Из-за угла, где высилась высокая фреска в стрельчатом портале, выглянули старшина Барч с Нестеренко. – Мусора! – прогудел Нестеренко, приложив руки ко рту. – Ебать, малефикары, – крикнул Деордиев, откинувшись на спинку диванчика. – Я сдаюсь, – с соответствующим жестом подняла руки Камерцель. – Только не rzukaj zaklęć, – взмолился Мирай. – Бежим! – протянула Иконникова, мило улыбаясь. Добрынич-Рюрикович наигранно хихикнул. – Очень смешно, дебилы, – изрек он, здороваясь с каждым по очереди. – А теперь прошу меня простить, мне надо пожаловаться Косте на одного гандона из Шестого. – Ты про Гоголя, что ли? – осведомился Нестеренко, принимая протянутую руку старшекурсника. – Ну это уебище на хер, – пробурчал Добрынич-Рюрикович недовольно. Асмодей встретился с Барчем взглядами, и они друг другу приветственно кивнули. Парень проскользнул через всю гостиную к арочному проходу на винтовую лестницу и поднялся к себе. Наступало время долгожданного отдыха, а ведь еще надо было набрать Дине Тимофеевне, чтобы рассказать о том, что с ним приключилось.***
На Медный бульвар опустились сумерки, подгонявшие уходящий закат маревом кровоподтека. Винницкий вышел из ванной, наконец, чистый после того абзаца в Самаре с тельцом, о чем не побоялся рассказать Дине Тимофеевне. Бабушка, конечно, не много приняла в штыки, что ее внук влез в Особые Условия Содержания вместе с Добрынич-Рюриковичем, назвала того безответственным проходимцем. А Дементия Павловича посчитала несколько суровым. Про то, что Чеширского сделали фамильяром Асмодея, хорсович предпочел смолчать. Он все еще держал в секрете, что его магический потенциал равен тридцати восьми единицам. Женщина с упоением слушала о событиях в Самаре и даже интересовалась, есть ли какие новости в интернете. – Понятия не имею, – отвечал ей Асмодей. – Жаль бедного мальчика, – сникшим голосом призналась Дина Тимофеевна по громкой связи. Телефон завибрировал серией уведомлений, которые Винницкий проигнорировал. – Мы ничего не смогли поделать, – сказал бабушке на это Асмодей. – Но ответственного за это найдут же? – встряхнулась тут же бабушка. – Не знаю, – Асмодей покачал головой, невольно глянув в окно, из которого увидел, как несколько однодворцев спешили по мощенным камнем дорожкам с громоздкими пакетами. – Прибыли какие-то мольфары и выгнали нас и Добрынич-Рюриковича взашей. Сказали, это теперь их дело. – Какие-нибудь важные шишки? – Один из них точно – Гоголь. – Шутишь? Дина Тимофеевна искристо засмеялась. – Нет, у него действительно такая фамилия – может, потомок Николая Васильевича. – Знаешь, обидно должно быть, что вы пропустили мероприятие от старших курсов, – сочувствующе проговорила Дина Тимофеевна. – Мне хватило обряда посвящения, – пробурчал Асмодей, махнув рукой. – Ой, да ладно тебе, – цокнула Дина Тимофеевна и выдержала короткую паузу. – Твоя мать спрашивала, как ты там, в Мариборе. У Винницкого на мгновение перехватило дыхание. Это звучало ирреалистично. Слишком не обычно. Чтобы Милана Эдуардовна спросила у своей матери, как обстоят дела у ее сына – сына, которого она ненавидит всей душой… Разве она не должна чувствовать свободу, что Асмодея рядом с ней нет? Что он не тянет ее на дно? – И что ты ей… ответила? – осторожно осведомился парень. – А что я могла сказать? Правду – «твой сын нашел друзей, у него все хорошо складывается, он счастлив в кои-то веки». – А она? – Она рада за тебя. Винницкий смолчал, не веря своим ушам. – Удивлен? – усмехнулась Дина Тимофеевна в трубку. – Я тоже удивилась. Неожиданный поток эмоций от Миланки, но она действительно рада. Ей импонирует, что ты двигаешься вперед, взрослеешь. – Передай ей «спасибо» за эти слова, – изрек хорсович. – Почему бы тебе самому не написать ей? Для начала… К моменту, когда Асмодей и Дина Тимофеевна закончили свой плановый созвон, парень серьезно задумался, чтобы написать матери, Милане Эдуардовне. Телефон в очередь раз тренькнул чередой уведомлений. Сообщения пришли в чат под названием «Pussy на тусе», который первокурсник впервые открыл с момента, как Добрынич-Рюрикович пригласил паренька в эту беседу Двора. Переписки, конечно были оживленные. @chipmunk [05.09.2021 20:34] Ве-че-рин-очка!__________
@St.Raccoon [05.09.2021 20:35]
Мыслями уже там?
__________
@rum_B_del [05.09.2021 20:35] !!! ВНИМАНИЕ !!! Добавляйте сюда тех, кто точно идет на вечер, и ТОЛЬКО тех перваков, в которых уверены. И еще, срань Господня, из других Дворов не добавляйте чужих! Насчет денежек и прочего чутка позже напишем.__________
@flowTeddy [05.09.2021 20:35]
А чего тут тогда забыл сварожич? (¬‿¬)
__________
@lisIconn [05.09.2021 20:36] Володь, Луся такой же член семьи. И твоя Барби… (⌒▽⌒) Лусь, получается, кальян?__________
@rum_B_del [05.09.2021 21:53]
Получается, да – Ть.
__________
@St.Raccoon [05.09.2021 21:55 Это надо цензуриТЬ?__________
@rum_B_del [05.09.2021 22:03]
Только тебя, Саша.
Следом некая @qeFaF обновила обложку чата, поместив туда умиляющегося коменданта Демирева, который сидел со граненной пинтой пива на фоне напольных часов, что стояли в гостиной общежития. На это пользователь с имечком - @GabeL – и автаркой Камерцель отреагировала, что «это сильно, Анта». Деордиев тоже не стал сидеть в стороне и тоже поменял обложку чата, заменив Константина Владиславовича и напольные часы из гостиной на раскрасневшегося пухляша-пятикурсника со смолянистыми кудряшками на голове, который смотрел в объектив сверху-вниз, держа бокал с охрового оттенком напитком и пачку купюр. @mikroPIZZ [05.09.2021 23:13] Прости, Анта. Костю и часики поставим на новый чат Двора, когда первокурсников добавим.__________
@St.Raccoon [05.09.2021 23:13]
Ой, две одинаковые скинули.
__________
@flowTeddy [05.09.2021 23:15] Я обиделся, Вань.__________
@mikroPIZZ [05.09.2021 23:22]
Ахах… Хорошо!
__________
@flowTeddy [05.09.2021 23:22] Пусть Информбюро стикеры такие сделает – бабки я дам.__________
@mikroPIZZ [05.09.2021 23:22]
Пиздабол, у тебя ни сребренника за душой!
__________
@St.Raccoon [05.09.2021 23:22] Иван Алексеевич, медяками отдаст.__________
@flowTeddy [05.09.2021 23:22]
Нет, Сашь, долларами.
@АБВГДа_на_хер присоединился к чату по ссылке
@АБВГДа_на_хер [10.09.2021 19:31] Так, а что к чему? Расскажите.__________
@lisIconn [10.09.2021 19:32]
В общем, Коль, мы забронировали домик – на прежнем месте, ничего не поменялось. На карту высылаешь мне две тысячи. Виталя сказал, что ты в Самаре, к завтрашнему вечеру вернешься?
__________
@АБВГДа_на_хер [10.09.2021 19:32] Мне бы к понедельнику вернуться, Лесь... Но понадеюсь, что завтра обернемся с пиздюками быстрее – нам бы только на одно хуепутало выйти, чтобы пропавшую манду отыскать.__________
@lisIconn [10.09.2021 19:32]
Пони-мяу. Ты не решил, будешь кого-нибудь из первогодок добавлять? Брата, к примеру?
__________
@АБВГДа_на_хер [10.09.2021 19:32] Можно было бы его позвать… Разумихинская наследница тоже вселяет уверенность в себя, а этого недовольного попуща, наверное, в жопу… Асмодей фыркнул, прочитав это. Значит, первоначально Добрынич-Рюрикович думал о Винницком именно так, хотя первокурсника это не то, чтобы удивило. Скорее, для Асмодея это было ожидаемо – на первых порах он наблюдал, что Иммануилович не особо питает к нему теплых чувств. Асмодей пролистнул чат ниже, к моменту, когда шестикурсник добавил первогодок в беседу.@АБВГДа_на_хер пригласил @eyeIther
@АБВГДа_на_хер пригласил @Hichertic
@АБВГДа_на_хер пригласил @_hurfari_
@Вечно_молодой [11.09.2021 16:07] Ебануться, ни хера себе, сука! Вот это блядский поворот, какой внезапный. Я ебал все, Борода, пью с Асмодеюшкой.__________
@pdd [11.09.2021 16:07]
И пиздуй, лысая шмонька! Я буду с Русиком пить, да, Русь?
Винницкий пролистал переписку ниже, где уже стали присылать видеосообщения. Константин Владиславович расстилал белую скатерть на низеньком столике, вокруг которого расположились диван и кресла с темными подушками. На фоне горели лампы. Где-то в стороне трещал камин. – Мы уже здесь, – сообщил Барч, появившись в ракурсе объектива. – Кто хочет помочь – подскакивайте. – Можете не спешить, – комендант покачал головой. – Почему? – Барч глянул на Демирева. – Потому что у нас есть скатерь-самобранка, Саныч, – ответил Константин Владиславович, и на белой льняной скатерти появились яства самых разных вкусов. – Ой, жаренная картошечка! Виктория Олеговна, появившаяся из-за спины коменданта Демирева, схватила картофель и блаженно закинула себе в рот. Старший хорсович недоверчиво поглядел на девушку. – Ты что, не обедала? – Нет, – мотнула головой Пацура и чмокнула коменданта в щечку. Следующее видеосообщение прислала сама Виктория Олеговна, представившись ником – @popcorn_chik. Барч сидел на оборудованном под диванчик низеньком подоконнике. В окне за его спиной поблескивали огоньки Медного бульвара. Рядом горел фонарь, а прямо под ним стояла колонка. Одет четверокурсник был в брюки цвета спаржи и белую футболку, а на носу у него были округлые черные очки, в каких как-то наведывался к Асмодею комендант Демирев. – Я решил подключить музычку, – заявил старшина Барч, – чтобы мы все словили настроение. Начальный трек – вот такой, Ося, включай, – дал он отмашку.Меня проверило время, иногда было нелегко.
Я проверил время, но на руке слишком светло.
Я им уже не верю, всем этим сукам, что говорят про любовь,
Кто я на самом деле?
– Комендант, рви! – кинул четверокурсник, соскочив с подоконника, и Виктория Олеговна резво перевела объектив камеры. Демирев и Илларионов стояли на небольшой кухоньке с крошечным высоким столом, к которому были представлены два высоких табурета. Пятикурсник попивал напиток из граненого бокала, а Константин Владиславович делал небольшие глотки «GARAGE» с вишней. Илларионов наигранно хохотнул. – Меня так смешат рэперы, – принялся зачитывать комендант несколько нескладно, и Винницкий услышал, что Егор Крид на фоне звучит действительно лучше, – типо не факаюсь с этими, / Видимо, думают, что битва за респект все еще приносит рейтинги… – Дебики! – поддакнул Илларионов, подняв указательный палец. – «Я позову своих гангстеров и отпишусь от тебя в Инсте», – продолжал Константин Владиславович. – Я снова сделал свой свежий move… – Fresh! – вставил свои три копейки вновь появившийся в кадре Барч. – И мне не жаль, повторяйте все! – протянул Илларионов вместе с Демиревым. – Каких гангстеров ты позовешь, комендант? – вопросил Гончаров, входя через распахнутую дверь, и три старшекурсника одобрительно загудели, приветственно захлопав Романа, Русю и Медведева по плечам. – Лять, Осип, – бросил бородатый сварожич куда-то в сторону, – переключи на что-нибудь адекватное! – Не буду я включать УННВ! – бросили тому в ответ. – Херачь Раута, – махнул рукой Барч, давя улыбку. – А им там весело, – заметил возникший Чеширский, заглядывая в телефон Винницкого. – Точно не думаешь пойти, друг мой Асмодей? – Не люблю такие сборища, – ответил котяре Винницкий, вставая с теплого паркета. Бегемот ловко запрыгнул на подоконник и выглянул в вечеревшую улицу. – А ведь люди там будут рады тебя видеть, – заметил он. – А буду ли я рад их видеть? Мое мнение тебя не интересует? – А будешь ли? – Чеширский украдкой глянул на хозяина, с мордашки не сходила глупая и широченная лыба. – Нет. – Нельзя сидеть в четырех стенах, отгородившись от мира, друг мой Асмодей, – промурчал котяра. – Жизнь дана, чтобы мы прожили ее, наслаждаясь каждым моментом. Когда друг мой Каспер оплошал с чарами тогда, в клетке, оставленной Полозовым, я ни минуты не раздумывал – остаться или сбежать, чтобы почувствовать свободу. Хотя бы крошечный миг я хотел ощутить, что меня не сковывает клетка. – Ты и дел наворотил. – Но насладился моментом, друг мой Асмодей, – возразил Бегемот, виляя хвостом. – Сейчас, когда я связан с тобой договором, я ощущаю все твои подавляемые эмоции. Нажми отправить – поверь, лучше не жалеть ни сейчас, ни после. Хорсович уставился в набранный текст – «Спасибо, что поинтересовалась у бабушки, как мои дела – у меня все не так замечательно, как бабушка могла расписать, но тоже вполне себе не плохо. Есть пара чудес в перьях, которые постоянно носятся за мной и надоедают, а еще у меня теперь есть питомец. Если его можно так назвать…» – и на синенькую стрелочку в виде бумажного самолетика. Он очень боялся отправить Милане Эдуардовне эту весть. Просто не мог этого сделать. – Прелестная Илоночка сожалела, что вы ни чем не смогли помочь погибшему Ванечке Афанасьеву, – заметил Чешир, – а ты ей, что сказал? – Я не переживаю, – повторил Винницкий слова, сказанные им у больницы после того, как Добрынич-Рюрикович позвал их на эту вечеринку. – Да-а, – протянул Чеширский и обернулся к первокурснику, – но переживаешь из-за такой мелочи как обычное сообщение родненькой матушке. Друг мой Асмодей, семья – безусловно – важна, она воспитывает нас и формирует в нас личность. Жаль, что твоему бедняжке фамильяру не знать, что это такое, – котяра театрально зашмыгал носом. – Из тебя херовый актер. – Но верный собеседник, говорящий всегда правду. Чешир исчез и появился на столе перед носом Асмодея, присев на задние лапы. – Живое существо никогда не останавливается на своем пути, – проговорил Бегемот. – Мы привыкли двигаться вперед. И лучше это делать, жалея о том, что можно было сделать. Но только потом, после всего. Когда все закончится. – Я должен отправить это сообщение? – Конечно, – Чеширский кивнул, – а потом ты должен присоединиться к этой прелестной компании твоих однодворцев, друг мой Асмодей. Проветри голову – это пойдет на пользу. В конце концов, впереди тебя ждет семь лет умопомрачительной жизни с людьми, которые сейчас находятся там и веселятся. – Я могу оставить тебя здесь одного? – Можешь быть уверен, ничего плохого в твое отсутствие не случится. Асмодей нажал на экран – сообщение отправилось с характерным вжухом, – и принялся рыться в вещах, выискивая что-нибудь подходящее. На белую футболку с котом, покуривающим сигарету, он надел серую хлопковую олимпийку. Под черные джинсы-бананы обул кеды. И поверх накинул сапфирового оттенка пальто, поскольку с той стороны окна посвистывал прохладный ветерок. Винницкий покинул общежитие Двора и двинул по улицам Медного бульвара к озеру. В чате специально для избранных первокурсников написали адрес, по которому надо прийти. Это оказался дом на небольшом всхолмье, сложенный из брусьев, в два этажа. Причем первый этаж по виду был похож на открытый цоколь. На фасаде была пара ступенчатых лестниц с резными краями, они поднимались к балкону второго этажа к распахнутым дверям. В треугольных окнах вовсю горел свет. Из-за дверей доносилась громкая музыка. На террасе лестницы покуривали лицеисты. Из высокой каменной трубы поднимался дымок. Позади дома темнело мрачное Сумеречье. – Стой-ка! Обожди-ка! К Винницкому подвалил широкий пухляш со смолянистыми кудряшками и неопрятной бородой, который уже набрался так, что шатало его, словно флигель гнули мощные порывы ветра. Перегаром от него тоже несло, будь здоров. В руке он держал тлеющую сигарету. Кажется, это был однокурсник Олеси Валерьевны и Илларионова – поляк, имени Асмодей не упомнил. – Ты у нас кто? Первак? Лицо знакомое… – пухляш сощурился и без того крохотные ржавые глазки. – Винницкий. – Винницкий… Винницкий… – бубнил хорсович, пробуя фамилию Асмодея на вкус. – Неа, не припомню такого. Чё ты тут забыл? – Меня приглашали. – И кто? Я в беседе тебя не помню. Асмодей полез в карман джинс за телефоном и продемонстрировал набравшемуся хорсвичу чат вечеринки с соответствующим названием. Тот вяло откинулся назад и ухмыльнулся. – Лять, вроде… она… ик… – Асмодеюшка! – окликнул парня Илларионов, спускаясь по ступенькам с террасы. – Опаздываешь, малыш. – Мишань, а ты этого мокро-ИК-носика что, зна-ИК-ешь? Пьяный пятикурсник ткнул в Асмодея пальцем, выпучив глаза. – Есессна! – прогудел Илларионов, подкуривая себе сигарету, дымок от которой моментально взвился вверх. – Это однокурсник Каспера, и наш с Ромчиком кореш. – А-а, – хорсович затянулся сигаретой и выдохнул на Винницкого, тот зашелся кашлем, – дык эт’ про тебя Коля нам все уши прож… прозу… Аргх, kurwa! – Прожужжал, – подсказал Илларионов по слогам, и однокурсники заржали словно возле Винницкого пара коней на дыбы поднялась. – Это слово! Нахваливал тебя, – сказал поляк Асмодею, выдыхая перегар в нос, – что… п… ик… издец… Будем знакомы, брат… ик. Асмодей нехотя принял протянутую руку. Во все тело моментально отдало дрожью, но и пятикурсник отпустил Винницкого буквально сразу же. – Влодзимеж Берны, – представился лицеист и отвесил шатающийся поклон, – ale możesz do mnie zadzwoniċ Володей. Хотя все зовут… ик-меня «Трохни», но ты сам ик-через пару часов будешь… ик… звать меня «Pijaną świnią». – Трохни? – Асмодей глянул на Илларионова, стоило пятикурснику Берны удалиться, – Странная кличка. – А, – старшекурсник отмахнулся, – это родители ему погоняло выписали. Это игра слов на польском – вроде «маленький пухляш» или «тучный ребятенок». Мы уже думали, что ты не придешь. Прихожая, в которую завел Асмодей Илларионов, была очень широкой, отделана деревянными брусьями. Всюду были раскинуты длинные столы, крытые белыми скатертями, на которых постоянно появлялись закуски и сами по себе наполнялись бокалы. Мольфары потягивали кальяны, в которых при каждом вдохе бурлила вода. В потолке стоял густой смог. По ушам агрессивно била музыка – наверное, это была Yonaka «F.W.T.B.». В дальнем углу потрескивал камин, а перед ним скопились диванчики с кожаными подушками и низенький читальный столик, на котором стоял очередной кальян. В кресле с клетчатой обивкой сидела Разумихина, смеющаяся над какой-то историей. Рядом с ней сидела крохотная Перепелицына, а кожаный диван был занят Малченковой, приятной Соломеей и Петряевым. На диване напротив сидели, похоже, старшекурсники. – Еба-ать, – загудел Петряев при виде Асмодея. Он поправил квадратные очки, – вы только посмотрите, кого Мишутка к нам ведет. Домик пронзила легкая трель гитарных струн. Разумихина обернулась в кресле – серо-зеленые глаза округлились. Мягкая линия губ приоткрылась от удивления. Асмодей встретился с ней взглядами, и у девушка явственно перехватило дыхание. Она приветливо улыбнулась, вскакивая с кресла.Я просто в тебя втюрилась,
Втрескалась, вкрашилась…
Потеряла голову!
Врезалась, вляпалась (ой)…
Илона бросилась к Асмодею, заключив того в объятия. По телу пробежали мурашки, осторожно перешедшие в дрожь, которая внезапно оказалась даже приятной. Эти объятия были очень крепкими, но не долгими. Девушка резко отстранилась, заметно покраснев и забегала глазками, пытаясь найти, за что зацепиться. – Ты… пришел… – осторожно произнесла Разумихина, – я не думала, что ты все же решишься. – Меня, э-э, уговорили. – Вой, родной, – Винницкому махнул Барч, извернувшись на своем месте, – милости прошу к нашему шалашу. – Будешь что-нибудь? – поинтересовался Илларионов, стоило Асмодею присесть на край дивана. – Он будет! – тут же воскликнула Малченкова, которая, похоже, начала чувствовать алкоголь. – Но ему с наперсток, не хватало, чтобы его унесло. По ушам ударила электроника Neffex – «Till I Collapse». – Давай-ка нашего, – предложил Барч, подливая в граненный бокал виски и следом газировку. – Пей! Пей! Пей! – принялись скандировать хорсовичи, и Винницкий залпом опрокинул мешанину. По горлу ударило тепло, спустившееся вниз, где и принялось растекаться. А затем газировка принялась ее давить, что Винницкому стало легко. Парень поморщился от непривычного ощущения. – Мужик! – Петряев одобрительно потряс кулаком и затянулся кальяном. Илларионову прикрыла глаза девушка с темно-рыжими волосами и специфичным овальным личиком. На болотного цвета глаза с двух сторон у нее падала челка. – Это-о… – протянул старшекурсник. – Кто-то рыжий, – подсказал Петряев, пригубив с горла вина. – Юля, – Илларионов щелкнул пальцами. – Какая? – тут же вопросила девушка. – Моя, – пятикурсник откинул голову и блаженно улыбнулся, обнажив белые зубы. – Это не честно! – подбоченилась девушка, глядя на парня сверху-вниз. – Тебе Макс подсказал. – Он лишь дал наводку. Хорсович невинно пожал плечами. – Пойдем танцевать. Я попросила Осипа поставить твою любимую следующей. С этими словами пятикурсник ловко перемахнул через спинку дивана и позволил девушке утянуть себя за собой, где толпы хорсовичей было больше всего. – Им идет быть вместе, – заметил Барч, подмигнув Петряеву. – Да, хорошо смотрятся, – Петряев согласно закивал. – Но лишь в моменты, когда Дубовик не делает вид, что они не встречаются. – Не поверите, – старшина подался вперед, обведя рукой собравшихся вокруг первокурсников, – но сердце радуется за Мишу, когда вижу его и Юлю вдвоем. – А она?.. Соломея указала на танцующих хорсовичей. – Моя однокурсница, – ответил президент НаучОба. Разнос танцпола, за которым наблюдал Асмодей, происходил активно. Вверх взмывали руки, тела изгибались, а ноги кружились в причудливо-диких лутах. То и дело кто-то скользил сквозь толпу в гостиной, подливая на ходу себе алкогольные напитки. Пока диджей менял трек за треком, лицеисты появлялись и уходили, а следом возвращались обратно. Винницкий стрелял яшмой глаз по хорсовичам, невольно замечая кого-то из знакомых. Вот Нестеренко с бутылкой того самого шампанского, какое он попивал на давнишней посиделки в уик-энд, неумело пританцовывает с Малченковой, которая, опрокинув стаканчик, ринулась с Соломеей отрываться со старшими курсами. А здесь Камерцель не отрывается от однокурсника Илларионова, дружка Берны. За столом напротив полная девушка вместе с Илларионовым и темненьким пареньком, у которого была кавказская бородка на подбородке, доливает джин к газировке. Перепилицына принялась приставать к мирно сидящему третьекурснику, который приперся в сером костюмчике в клеточку.Иди нахуй, каждый день
Для своих шлюх я — президент.
Моя мама научила:
Я считаю каждый цент.
– И это мой hustle! – рвал комендант, оказавшийся вместе с Пацурой буквально недалеко от стола, за которым сидел Асмодей. – …ЭТО МОЙ HUSTLE... – подпевали хорсовичи. – Я делаю мясо? – …Я ДЕЛАЮ МЯСО… – Я пока в S-классе… – …ШЛЮХИ НА ТРАССЕ… Легкость бита уводила всех участников вечеринки в драйв, который водопадом струился всюду. Все сильнее и сильнее наваливающиеся басы нещадно рубили по ушам Винницкого, что тонюсенькой тропкой отдавалось в груди, а все здание, казалось, ходило ходуном. В какой-то момент Константин Владиславович, изрядно набравшийся, протянул какой-то девушке руку, и в небольшой круг вышла несколько широкая девчушка с распущенным темными волосами, которые на плечах завивались вихрами. Внешность у нее была очень армянская. – На хер все! – Демирев махнул рукой наотмашь, чуть не задев стоящую в паре метром Викторию Олеговну, – ОСИП! ХЕРАЧЬ «СКАЗКУ»! Гоарушка, с твоего позволения… Шестикурсница схватила коменданта за рукав, подкатанный выше локтя, чтобы увести, но тот лишь одернул руку и, мило улыбнувшись девушке, поцеловал ее. Та не стала сопротивляться. В этот момент со всех сторон потянулась битая трель, следом отдавшая басами. Армянка навела палочку на свое горло и запела удивительно ангельским голосом, невольным образом звучащим агрессивно: – Было больно – снова будет, я не плачу по тебе, / Это холод выжигает слезы на моем лице……Не хотела бы я видеть то, что скрыто впереди,
Тянет сердце грузом в пропасть, каменея изнутри…
– Я ИЗ СТРАШНОЙ РУССКОЙ СКАЗКИ… – вступили хорсовичи, в победоносном кличе воздев руки с бокалами вверх.…Всё равно, откуда ты!
Не боюсь дневного света, здесь и так хватает мглы.
Мир подарит, сколько просишь, заберёт, когда не ждёшь.
Не играю в твои игры, ты когда-нибудь умрёшь.
Кое-как протиснувшись сквозь толпу, скандировавшую «мое имя – твой страх…», Пацура вывела Демирева на улицу, и Барч вместе с Петряевым, следившие за парочкой все это время, мрачно заукали. – Кажется, кто-то сегодня поссорится, – старшина, ухмыльнувшись, сделал глоток виски с колой. – Милые бранятся – только тешатся, – пожав плечами, второкурсник развел руками. – Но это самое удивительное. – Точняк, – Барч согласно поднял палец, – Викун же не ревнивая, а уж ревновать к Гоарушке… – Твой комендант просто уже нажрался. – О, Ося. Асмодеюшка, познакомься – это Осип Эдуардов, шестой курс. Двор Сварог… – Ты это так добавил, – произнес сварожич, покосившись на младшего товарища. Старшекурсник был коренастым с ярким армянским лицом. Нос у него был похож на маленькую картошку, а подбородок зарос черной бородой, похожей на проволоку. На переносице сидели очки в вытянутой оправе, а голова была наголо выбрита. Сварожич оправил красного цвета джинсовку с вензелем сварожичей. – Ты на кого музыку оставил? – вопросил Петряев, внезапно округлив глаза. – На Виталика. – Ептыть… Хорсовичи единогласно уронили руки на лица, и музыкальная трель электроникой прошла по ушам. Оксимирон вступил со своим битом, отбивая ритм британским хип-хопом.Из точки А в точку Б вышел юноша бледный со взором горящим,
По дороге слегка располнел, пропил доспехи, женился на прачке,
Таков каждый второй тут, их рой тут, отряд не заметит потери бойца,
А я жизни учился у мертвых, как принц датский у тени отца…
– АСМОДЕЙ! – завопил возникший буквально из ниоткуда Добрынич-Рюрикович, уже успевший раздеться до одной обтягивающей маечки. Он сгреб первокурсника в охапку и принялся трепать его по голове, приговаривая: – Сука, я думал, что ты не пойдешь. До конца надеялся… ЭЙ, МОЛЬФАРЫ!!! Музыка моментально стихла, и все присутствующие глянули на старшего Добрынич-Рюриковича, от которого шел легкий парок. Тот давил дурацкую лыбу. – Вот он – этот типус, про которого я рассказывал. Охеренный парень! Вы бы видели, как он летал. Рот свой ставлю – пизже коменданта летал, а как он мой гэп скопировал… О, мой Бог… Обратившие внимание мариборичи моментально заулюлюкали и зааплодировали. – Смотри, Коль, – Петряев не без улыбки на лице покачал головой, – повезло, что Константин Владиславович вышел и не слышит. – Кто знает, – Барч закинул ноги на низкий столик. – Я его способностям порой поражаюсь. – Саня, – Добрынич-Рюрикович нагнулся, дыхнув четверокурснику в лицо, и угрожающе поднял палец, – завали хавальник! Я, вмять, говорю – это теперь наш братик, – продолжил вязать языком шестикурсник, затыкав локтем в Асмодея, – кто его обидит, тот получит пизды. Не только от меня. Но и от Ромочки. И от моего непутевого братца. И от Русика. И Бороды… АНДРЕ-Е-ЕЙ! – Вой? Коленька, что такое? – заглянувший из улицы бородатый Медведев с раскрасневшимся лицом, которое обливалось потом, уставился во все серые глаза на хорсовичей. – Мы танцуем ламбаду с Асмодеюшкой, – вяло ответствовал хорсович, таща Винницкого с собой к танцполу. – Я – не – танцую… – изрек Асмодей, пытаясь вырваться из мертвой хватки Добрынич-Рюриковича. – Не-не, – красный и потный Медведев замотал руками прямо перед лицом первокурсника, – ты танцуешь, родной…Раздеваю догола малую.
Я раньше не видал её аппаратуру.
Она хочет пить, хочет маракуйю.
А я хочу её, если хочу, то буду.
Каждый день — праздник.
Она говорит, что мой взгляд её дразнит…
Бородатый сварожич и чуть менее пузатый Добрынич-Рюрикович отбивали каримбо весьма неумело, деревянно. Ноги они переставляли так, будто те были ватные, а руками двигали, словно находились в моменте, который рухнул в поток эйфории. Барч присоединился к этому, делая широкие шажки, он на вид почти сам почувствовал эту странную атмосферу. Приглушенность и вялость была целым ритмом. Ставший невольным участником этого действа Асмодей не мог никак подстроиться под слух старшекурсников и просто делал вид, что эти легкие покачивания его ритм. Разумихина хихикала на своем кресле, поглядывая на развернувшуюся картину. – Ламбада, мы танцуем у бара, – подпевали танцующие хорсовичи, – весь де-ень! – Ха, ты посмотри, Гвенаэль, – раздался низкий женский голосок, заставивший Добрынич-Рюриковича обернуться, – я не удивлена, что мой брат уже нахерачился. Компанию вошедшему в гостиную Маглиновскому составила приятная девушка несколько завитыми в кончиках волосами, спускавшимися до плеч, которые были цвета красного дерева. Сказать, что у нее и Добрынич-Рюриковича были схожие черты лица, не сказать ничего. Не то, чтобы они были похожи, но общие черты Асмодей видел явственно. Овальное лицо с малость острым подбородком, вытянутые скулы. Подведенные темные брови. Утонченный носик, правда, несколько косящий в сторону, а в правой ноздре виднелось колечко. Девушка обвела серо-зелеными глазами весь зал. – Мне говорили, что тут будет культурное мероприятие, – оценочным тоном произнесла спутница Маглиновского, самодовольно изогнув уголок рта. – Сестричка! – Добрынич-Рюрикович икнул и поплёлся к девушке. Винницкий подловил момент, чтобы улизнуть назад к креслам, не применив проследить за тем, как часть хорсовичей приветливо встречала эту рыжую девушку. Николай взаимно обнялся с ней, но стоило той отстранится, как она тут же поморщила нос и выдала что-то про «сигаретный букет». Тучная девушка, с которой Илларионов попивал джин, поздоровалась с рыжей широкими объятиями, а сам Илларионов отбил ей «пятерочку». Подошел сзади Вит Мирай и также крепко обнялся. Сварожич Эдуардов приветственно поднял руку, но остался на своем месте. – Я не поняла, – проговорила девушка с толикой театрального говора, – а где олух на младшем братце? – Тут я, здесь, Катюнь. Подоспевший Каспер замахал рукой и кинулся к девушке, будто знал ее вечность, но давненько не виделся с ней. Рыжая крепко обняла его и потрепала по голове, что со стороны выглядело комично, ведь Добрынич-Рюрикович был на полголовы выше. Маглиновский рядышком с ней выглядел практически одного роста. Она коснулась его плеча и проговорила, что «будет вместе с Костой, если что». – Я покуда поздороваюсь с Асмодеем, – ответил ей Маглиновский, кивнув в сторону Винницкого. – Оу, тот самый? Ты про того мальца мне уши прожужжал, Коль? – Классный типус, пускай и мрачноват немного. – Буду ждать, Гвенаэль, – рыжая поиграла серо-зелеными глазками и удалилась следом за тучной девушкой, взмахнув полами своего красного пиджачка в золотую клеточку. – Новая пассия? – уточнил Асмодей, стоило однокласснику подойти. – Подруга, – поправил сварожич, – учится на пятом курсе на моем Дворе. – Знаешь ее? – Асмодей глянул на Илларионова, который упал на диван. – Это кузина Коли и Каспера, – Илларионов указал на рыжую, присевшую в кресло, оправив кожаную юбку, плотно облегающую попу, – Катерина. Последняя в Роду Добрынич-Рюриковичей от «не изгаженной» крови. – «Не изгаженная» кровь? – Без Салтыковской примеси, – пояснил Илларионов, одним махом опрокидывая бокал с виски и запивая его длинными глотками газировки. – Давайте не будем о чистоте крови, – Разумихина щенячьи округлила глаза, – пожалуйста… – Закрыли тему, – сказал Петряев, как отрезал. Подошли Гончаров с Лаской. Роман уже разделся до бордовой футболки с принтом в виде немецкого ПП, над которым красовалась подпись «УХОДЯ, ГАСИ ВСЕХ». Русик же был одет в стеганный спортивный костюмчик серого цвета в классическую английскую клеточку. Оба воздели свои граненые бокалы в тосте. – Вот почти вся банда в сборе, – провозгласил Гончаров, оплетя шею Маглиновского рукой. – Хассл, решил ухлестывать за кузиной Коли? Будь осторожен, она девушка с характером… – Я бы не сказал, – Маглиновский многозначительно улыбнулся, а веки нависли над глазами. – Наше дело предупредить, – Руся улыбчиво рубанул рукой по воздуху. – Делаем «пиф-паф»? – Подожди, – Гончаров опустил руку и глянул куда-то в потолок, – Виталик включил японскую шляпу. Осип, убери этого петушару от пульта, а? – Сейчас займусь. – Эй, бородатая хуелыга, – третьекурсник свистнул Медведеву, и тот, встрепенувшись, в развалочку просеменил к хорсовичам, – ты с нами пьешь? Или как? – Есессна, пью, лысая блядина, – кивнул Медведев, протягивая граненый бокал, в котором плескался, должно быть, коньяк. – Я присоединюсь, – Разумихина взялась за свой бокал. – На чистую? – Ласка поднял брови в удивлении и захлопал глазами. – А есть только газировка? Асмодей осмотрел стол. – Братья, мы имеем дело с невинным дитятком, – осклабился Руслан, пока Петряев протягивал Винницкому стакан, в котором по стеклу поднимались пузырьки. – Вырастет, – отмахнулся Илларионов. – Пиф-паф, товарищи? – Подожди, – Медведев поднял руку в жесте, прислушиваясь к заигравшим кавказским мотивам. – …Таяла словно воск в руках моих… – тонко пропел бородач.Марджанджа, Марджанджа, где же ты, где?
Волны ласкают усталые скалы.
Марджанджа, Марджанджа, где же ты, где?
Только блики на воде.
Хорсовичи и сварожич заулюлюкали и звонко чокнулись, опрокинув напитки. Маглиновский удалился к своей подружке-старшекурснице, которая принялась знакомить его с товарищами из хорсовичей. Руся отставил бокал и бросился к танцполу, где вместе с Барчем и Илларионовым принялся отплясывать «Таш Туш» под Шуфутинского. Бородатый Медведев и лысый Гончаров откланялись перекурить. Вернулась разгневанная Виктория Олеговна, но широким шагом она прошествовала без коменданта. Она резво прошагала сквозь море лицеистов к комнатам, которые виднелись дальше. Константин же Владиславович вернулся подбоченившимся, провожая Пацуру взглядом. – Поссорились, комендант? – поинтересовалась Разумихина, давя улыбочку рукой. – Нет, – Демирев коротко мотнул головой, – не сошлись во мнении, кому стоит нажраться сегодня. Вика считает, что мне стоит приостановиться, чтобы помочь Олесе утром, а я ебал это в рот, Илона. – Почему? – Потому что Олеся уже нажралась, – Константин Владиславович присел в свободное кресло, которое занимала ранее Перепелицына, – а я еще нет. – Костя! – О, Катюшь, приветули, – Демирев обернулся и помахал подходящей девушке из сварожичей. Они одной рукой обменялись объятиями. – Ты поздновато, – заметил комендант Демирев. – Уговаривала Мару пойти, – девушка развела руками, – как видишь, безуспешно. Кстати, Аня просила передать, чтобы ты слушался Вику. Константин Владиславович взвыл, роняя голову на колени, и Катерина Добрынич-Рюрикович сочувственно похлопала коменданта хорсовичей по головушке.
Yves Saint Laurent, Maybach под клубом.
Мой Бах — Lil Pump. Я хуже, чем ты думал.
Я хуже, чем ты думал!..
Добрынич-Рюрикович взвизгнула к бросилась на танцпол, присоединившись к Камерцель и Малченковой, которая выдавала фантастичные пируэты с Нестеренко. К ним в компанию вклинилась Разумихина, столкнувшаяся попами с Перепилицыной. Они искристо загоготали и затряслись в паре. Сквозь толпу, текуче, к девушкам присоединились Виктория Олеговна и Олеся Валерьевна, держащая за горлышкой бутылку вина. Демирев, Асмодей и Петряев внимательно наблюдали за происходящим бесоебием, за тем, как девушки выгибались в объятиях друг друга, прикусывая губы. Пацура то и дело игриво стреляла глазками на Константина Владиславовича, всем лицом буквально крича «Ты меня обидел, значит, я продолжу отрываться с подругой». – Я че-то подза… – подпевала Юлианне Карауловой одна из девушек, и следом остальные девушки подхватывали: – Улыбалась! Прикусила губы… – Че-то подза… – продолжала вторая. – Улыбалась!.. – резво хватали остальные общим гомоном. – Я хуже, чем ты думал, – пропела Пацура, в воцарившейся на миг тишине, и тут же сварожич Осип навалил басов. Комендант Демирев возвел очи горе. – Women… – фыркнул Гончаров, тоже уставившись на картину перед ним. – Факт, – кивнул Демирев. – А ТЕПЕРЬ, СУДАРИ И СУДАРЫНИ, – прогремел усиленный магией голос Эдуардова несколько позже, – КАСТА ЗДЕСЬ! Лицеисты одобрительно завизжали, подняв лай, забивший Асмодею уши.
Пока кто-то там шёпотом где-то там дисит,
Вот эта босота к нам за кулисы
Прёт. Это атака, а мы впятером
То в Сибири где-то, то где-то под Питером.
Роман отвесил Константину Владиславовичу затрещину и вместе с Медведевым припустил на танцпол, расталкивая девушек. К ним моментально подключились пятикурсник Мишутка, Руся и старшина Искандер. Откуда-то из толпы лунной походкой просеменил Николай Добрынич-Рюрикович, а под громогласное «и-у-у!» в гостиную ворвался толстячок Берны. Демирев тряхнул головой и вприпрыжку преодолел все расстояние до друзей, схватив Илларионова и Николая за плечи. – Вокруг шум. Пусть так, – пели хорсовичи в унисон, – Не кипишуй. Все ништяк… Да, песня была права – сейчас, когда «вокруг шум», было «все ништяк». Асмодей расслабился и откинулся на кожаную спинку дивана. Петряев потягивал кальян, поднимая волны в колбе, и обильно выдыхал. Повеяло сладостью клубники, пряностью маффина и кислинкой лимона. Однодворцы отплясывали кульбиты по дереву паркета, расплескивая напитки из бокалов. Пусковые недели практически подошли к концу, дальше, наверное, начнется самое сложное, но Асмодей сможет справиться. У него есть фамильяр, которые нет-нет, а дает немного силы. Скоро будет готова настойка от Ермила Васильевича, которая поднимает магический потенциал Винницкого. Внезапно слова Дины Тимофеевны стали частичной правдой – у Асмодея даже есть товарищи, к которым он сможет обратиться за помощью. Пускай он этого не особо хочет… Впереди ничего не предвещает беды. Наверное…