Несвободные

Дилюк невольно вспоминает, как получил Глаз Бога. Это было двенадцать лет назад, когда разница в полтора года между братьями была ощутимее, чем сейчас. Тогда юный наследник ясно ощущал на себе ответственность за младшего брата, тогда он старался всегда быть рядом. Конечно, Кайа за четыре года уже неплохо освоился в новом доме, в новой семье, но по-детски не отлипал от брата, который, впрочем, не был против.

✧ ✧ ✧

Тащить Кайю в его день рождения к Каменным вратам Дилюку казалось идеальной затеей. Отцу они, конечно же, сказали, что прогуляются до статуи Семерых, чтобы не беспокоился, а сами направились в совершенно другое место. Дилюк безумно хотел подарить Кайе кусочек кор ляписа, который, как известно, в Мондштадте было не добыть, зато, судя по рассказам иногда заезжающих на винокурню торговцев, кор ляпис можно было найти прямо на въезде в вотчину Властелина Камня. Дилюку хотелось продемонстрировать братишке новые приёмы, которые он выучил с миниатюрным и посильным для ребёнка простеньким пока что ещё одноручным мечом, полученным от отца на собственный день рождения. План по совмещению приятного (демонстрации способностей) и полезного (добычи редкого камня) показался Дилюку гениальным, поэтому двое малышей уверенно шагали в сторону выезда из земель, находящихся под покровительством Анемо Архонта. Однако же младшего Рагнвиндра беспокоило то, что к необычайно красивому глазу брата больше подойдёт полуночный нефрит, нежели кор ляпис, но тут уж выбирать не приходилось. – Вот когда я стану сильным-сильным рыцарем, я подарю тебе столько полуночного нефрита, Кайа, что ты не утащишь его в свою комнату. Настолько много его будет! – улыбался мальчик, крепко держа тёмненькую ручку в своей ладони. Самоуверенно шагая вперёд, он даже и не заметил, как засмущался и раскраснелся брат. И закончилась бы его задумка успехом, если бы Похитители сокровищ не решили наведаться в соседний Ли Юэ по тому же пути, который выбрали мальчики. О, конечно же они узнали эти родовые алые волосы и глаза, и гнусная идея посетила их головы. Дилюк смело схватился за меч, который держался в ножнах на кожаном поясе, и встал перед Альберихом. – Кайа, ты только не бойся, слышишь? Не бойся, я защищу тебя. Я не дам тебя в обиду. – Что это там тявкает этот милый щеночек? – прохохотал один из разбойников. Судя по его телосложению и обмундированию – был он в их шайке шишкой весьма значимой. Дилюк крепче схватился за рукоять. – Да не нужен нам этот безродный выродок, успокойся. Никто его не тронет, если ты, конечно, пойдёшь с нами. Рагнвиндр вздрогнул и сделал шаг назад, уперевшись спиной в Кайю. Младший схватился за рукав белой рубашки брата, слегка дёргая её и привлекая внимание: – Дилюк, мне не страшно. Но прошу, не ходи с ними. Не уходи. Тупиковая ситуация. Словам Кайи он не верил, чувствовал ведь, как тот дрожал, а бросить тоже не мог. Отдаться в плен вместе – совершенно точно не выход, поэтому оставалось одно. – Послушай, – прошептал он и почувствовал, как капелька пота стекла по щеке. Может это и не пот, но Дилюку об этом совершенно не хотелось думать. – Я сражусь с ними, а ты беги на винокурню и зови помощь. Кайа задрожал сильнее. Он с ещё большей жадностью сжал в пальчиках белую шёлковую ткань рубашки, притягивая брата к себе. – Нет, Дилюк, – захлёбывался слезами. – Я ведь тоже могу сражаться, я помогу. Заслышав звон лёгкого меча и ощутив несмелый шаг вперёд, чтобы поравняться со старшим братом, Дилюк понял, что отступать уже поздно. Кайа получил этот меч лишь сегодня в подарок от отца и совершенно не умел с ним обращаться. Откровенно говоря, он даже кухонным ножом орудовать пока был не в силах, что уж говорить о настоящем оружии. Но Дилюк в любом случае сделает всё, чтобы Кайе не пришлось вступать в бой. – Посмотрите-ка! – воскликнул один из бандитов. – У одноглазого тоже есть, чем похвастаться! Ну и ну, как после такого не принять вызов, а, босс? Хохот разнёсся по округе. Этот миг Рагнвиндру показался идеальным, чтобы Кайа сбежал. Хотя бы Кайа. Он взглядом буквально кричал об этом братишке, а тот понял. Понял, но в отказе замахал головой так сильно, что волосы били по лицу. Маленький меч, вытянутый перед собой, начал дрожать сильнее: пальцы, так сильно и долго держали рукоять, что устали. – Эй, босс, – потрепал за плечо тощий разбойник, – второй, кажется, тоже сын того винодела. – Да ты брешешь, Кольт! – раздалось из толпы. – Это же приёмыш, подобранный с улицы. Дилюк был уверен, что если эти грязные негодяи ещё хоть слово скажут о его братишке, он за себя не ручается. Единственное, что до сих пор его останавливало – дрожащее тело сбоку. – Но даже если и так, – оправдывался тощий, – за него тоже могут вывалить горстку моры. – Да кому он нужен! Мы только нервы и время на него потратим. Убьём, да и дело с концом. – Заткнитесь! – прервал спор глава шайки. Он поглаживал бороду, раздумывая над сказанным. – Хэй, одноглазый, – Кайа вздрогнул, не ответил, но этого от него и не ждали, – ты, кажется, драться собрался. А умеешь? Дилюк не понимал, к чему вели эти вопросы, но всё равно предчувствовал подвох. Что-то в этом издевательском взрослом тоне не давало покоя, словно с ними играются, как с несмышлёными детьми. Он слегка толкнул брата плечом, привлекая внимание. Кайа понял. Но сделал по-своему. – Умею! – крикнул мальчишка. – Умею и готов сражаться с тобой! – Кайа… – прошептал растерявшийся старший брат. Он лишь на миг опустил меч, чтобы рукой спрятать Кайю за спину, но этой секундной слабостью воспользовался босс шайки и сделал выпад, выбивая оружие из рук Рагнвиндра. Юный Альберих моментально среагировал и занёс лёгкий, почти игрушечный меч над головой, чтобы вонзить его в груду мышц, но и тут потерпел крах: тот самый тощий Кольт прострелил из арбалета бедро младшего, отчего мальчик упал на спину. Детский рёв разнёсся по окрестностям. Дилюк не мог дышать, что уж говорить о движениях. Даже грязная кровь в жилах разбойников застыла от столь пронзительного болезненного вопля. Главарь шайки наступил на повреждённую ногу малыша, придавливая грязным пыльным ботинком кровоточащую дыру, оставленную арбалетным болтом. Он специально задевал древко, которое расширяло рану, что приносило невероятные муки. – Безродные создания вроде тебя имеют лишь два выхода: сдохнуть в выгребной яме или научиться постоять за себя. Я дал тебе шанс, и всё, что ты смог сделать – взмахнуть оружием? Да у тебя даже духу не хватило бы поцарапать меня. Я презираю таких трусов, как ты, – носком он надавил около ранения сильнее, наслаждаясь хрипами и плачем Кайи. Долгие годы спустя Дилюк будет задаваться вопросом: откуда в этом человеке была эта безмерная жестокость? Чем его маленький братишка заслужил такие страдания в столь юном возрасте? Воспоминания о том дне будут словно бить Дилюка по лицу снова и снова, но он никогда не заговорит о них с Кайей. Сам же Альберих, в прочем, тоже никогда не поднимет эту тему. Так им будет спокойнее. Даже в одиноком путешествии по Тейвату длительные три года Рагнвиндр будет вспоминать этот случай снова и снова, и как бы он не хотел забыть Кайю, он не сможет. В воспоминаниях будут всплывать стоны Кайи, его потухший глаз и окровавленное лицо, смотрящее на старшего брата и молящее о спасении. Он будет злиться на Кайю после их разлуки, но всё же продолжит ясно осознавать, что тот Кайа, тот беспомощный малыш, над которым издевался разбойник, не заслужил муки, которые испытал. Тот брат был невинным и чистым. Да, со своим секретом, но он ведь не сделал ничего плохого. «А кто сказал, что Кайа хоть когда-то делал что-то плохое?» Это однажды всплывёт в сознании во время путешествия. Дилюк отмахнётся от этой мысли, которая, в прочем, с годами начнёт разъедать его больше и больше. Главарь банды действительно был коварен, отчего-то ему приносили особое, возможно даже нездоровое, удовольствие хрипы и стоны Кайи. Он ещё недолго постоял на бедре мальчика, а потом поднял ногу и пяткой сапога резко опустил её на предплечье Альбериха. Хруст сломанной кости услышал даже Дилюк, которого уже удерживал тощий разбойник. Не пошевелиться. Страшно. О, нет, не за себя юному Рагнвиндру было страшно. В этот самый миг он думал лишь о том, чтобы милосердный и вездесущий словно ветер Архонт Свободы помог брату. – Добейте синего и сбросьте тело в ближайшую канаву на съедение рыбам, а мелкого Рагнвиндра свяжите. Напишем письмо о выкупе, когда доберёмся до лагеря, – пробасил главарь, отходя от потерявшего голос Кайи. Босс наклонился, чтобы подобрать выбитое из рук мальчишек оружие. Мечи показались ему весьма примечательными, выполненными настоящим мастером. Двое оставшихся членов его шайки уже окружали Кайю, пока третий держал руки застывшего Дилюка за спиной, связывая верёвкой. Они что-то обсуждали, но Рагнвиндр слышал лишь обрывки. Кажется, подонки хотели заглянуть под повязку перед тем, как добить Кайю, чтобы узнать, что же малыш прячет под плотной тканью. Крики брата были уже не слышны, только стоны. Завязали рот? Душили? Он в любом случае отбивался, защищал свой секрет, это было понятно по ругани мерзавцев. Кажется, кого-то Альберих даже успел поцарапать. Но Кайа не сдавался. Смотрел заплаканным красным глазом на брата, молил спасти, умолял помочь. Ждал, когда Дилюк как и раньше поцелует рану, подует на неё своим тёплым дыханием, слегка щекоча кожу, и прошепчет заветное «до свадьбы заживёт» прямо на ушко. Но Дилюк и не видел этих просьб – перед глазами пелена. Чернота, застилавшая взор, окрашивалась кровавыми разводами. Лишь фигуры мелькали туда-сюда, лишь стоны и плач Кайи слышался на фоне. Дилюку хотелось поменяться местами с Кайей, хотелось забрать всю его боль. Хотелось дать братишке шанс выжить, пусть даже ценой собственной жизни. Барбатос… спаси моего братишку… Подари чудесное спасение, молю. Помоги... Хоть раз в жизни помоги мне спасти тех, кто мне дорог! Кайа. Его единственный братишка. Любимый. Самый любимый и лучший на свете. Его Кайа. Мой Кайа. Безнадёга в душе алоглазого сменилась гневом. В глазах воспылала не юная страсть – отныне то была жажда крови. Гнев поглотил некогда невинное сердце потомка Рагнвиндров, и горячий вихрь закрутился вокруг. Связывающего руки Дилюка разбойника отбросило к скале, и он крепко приложился головой. Верёвки, надёжно держащие руки, сгорели в один миг, разлетевшись чёрным пеплом. Сжечь. Убить. Убить подонков. Земли Архонтов не должны терпеть эту чернь. Кайа не заслужил страдания. Они должны ответить. Они ответят. Они не достойны даже смерти. Они должны сгинуть, вечно гореть в агонии Бездны. Архонты услышали мольбу. Потерпи, малыш. Барбатос всегда укажет путь избранным, и направит их. Я благословляю тебя. Милостью своей одарила воинственная Мурата дитя Архонта ветра с благословения Барбатоса. Свободолюбивый Архонт питал особую привязанность к потомкам Рагнвиндров, ведь основатель рода сего был другом его, когда Барбатос ещё блуждал по миру крохотным Элементалем. Мурата же отозвалась на зов резни и отмщения в душе малыша и ниспослала спасение двум душам. Вихрь превратился в огонь, окутывающий мальчика, а маленькие ручки, всего полчаса назад держащие ладонь брата, ныне до крови сжимали Артефакт Архонта.