Несвободные

Каково же было разочарование Дилюка, когда учитель астрологии на вопрос о том, а как же можно посчитать возраст Кайи, ответил, что юный господин не сможет сделать это самостоятельно. – Это весьма кропотливый процесс, господин Дилюк, – мужчина положил небесный атлас на колени, подозвал расстроенного мальчишку к себе и тыкнул пальцем в плотную бумагу. – У каждого рождённого в этом мире человека есть своё созвездие, то есть путеводные звезды. Однако когда он получает Глаз Бога, звёзды в тот же миг начинают сиять, и сияют у избранников Богов они дважды в год: в день рождения и в день получения дара стихии. У каждого есть своё название, но поверьте, юный мастер, чтобы узнать, какие звёзды сопутствуют вашему брату, придётся долго-долго наблюдать за движениями небесных тел в телескоп. Если бы у господина Альбериха был Глаз Бога, наша работа стала бы гораздо легче, но заметить тусклое созвездие обычного человека… Даже я не взялся бы за столь кропотливый труд. – Я не понимаю, Юрген, – сощурился мальчик, водя пальчиком по белым линиям на атласе. – Вы ведь совсем недавно сказали, что его созвездие – Павлинье Перо! – А теперь представьте, сколько людей живёт в этом чудесном мире. Миллиарды. Да, не у каждого есть дар Богов, но у каждого есть набор звёзд на небосводе. Все их знать просто невозможно. Вы правы, я уже сделал предсказание, но лишь чтобы выяснить созвездие господина Кайи, а так же узнать, как Павлинье Перо выглядит. Но теперь остаётся самое трудоёмкое: на протяжении года, если не повезёт, конечно, каждую ночь искать его на небосводе среди сотен и сотен других. – Я готов! Мужчина в плотной мантии лишь рассмеялся, потрепав алые кудри. Он отдал атлас мальчишке, напомнив о домашнем задании, а сам удалился в кабинет мастера Крепуса.

✧ ✧ ✧

– Дилюк, – дверь на чердаке тихо скрипнула. Малыш своего имени не расслышал, но знатно испугался приближения тяжёлых шагов. – Что это ты тут делаешь? – Смотрю, – сухо ответил мальчик, безуспешно прикрывая тельцем телескоп, который получил в подарок на прошлый Луди Гарпастум. Крепус, конечно, знал о разговоре Юргена и Дилюка: астролог сам пересказал отцу необъятные планы его сына. – Надо же, ты увлёкся звёздами? – и всё же винокур решил делать вид, что не располагает знанием о том, что маленький наследник на самом деле делает на чердаке глубокой ночью. – А где же Кайа? Вы ведь постоянно вместе занимаетесь чем-то подобным. Давай я его позову? Безусловно, Рагнвиндр не стал бы поднимать младшего сына в два часа ночи, вовсе нет. Просто маленькая провокация. – Нет! – запищал Дилюк, схватив присевшего на одного колено отца за воротник рубашки. – Это секрет! Он не должен знать! – Ну коль секрет, чего же ты кричишь? – улыбнулся отец детской реакции. – Кайа не проснётся, он сегодня спит крепко-крепко, я проверил, – мальчик покраснел и отпустил отца, стыдливо отводя взгляд в сторону и перебирая пальчиками низ собственной ночной рубашки. Крепус наслаждался происходящим. С появлением в их с Дилюком жизнях маленького Альбериха, всё словно перевернулось вверх дном. В хорошем смысле, конечно же, иначе и быть не может. Рагнвиндр видел, как его старший сын буквально расцвёл и с горечью, но согласился со словами знакомых докторов о том, что Дилюку не хватало общения с ровесниками, с единомышленниками. Джинн и Эола, конечно, хоть как-то помогали справиться с одиночеством сына, но даже с ними мальчик встречался крайне редко, а после встреч и вовсе протестовал: играть в чаепития и дочки-матери ведь скука смертная, папа! – А меня научишь проверять? Очень хочу быть хорошим отцом для Кайи и найти с ним общий язык, – вопрос который не должен был нести в себе никакой смысловой нагрузки и глубокого подтекста буквально обжёг юного наследника. Дилюк подпрыгнул на месте, вновь навалился на Крепуса и покраснел пуще прежнего. Он прижал крохотными ладошками рот папы, игнорируя колючую щетину того, которую никогда особо не любил. Он злился. – Ни за что! Я не дам тебе целовать Кайю! Нельзя! Крепус подавился воздухом. Дважды. Первый раз от столь бурной реакции всегда (ну или почти всегда) спокойного сына, а второй от осознания сказанного им же. Ого, ну кто же знал, что Дилюк столь изобретателен? Винодел, например, догадывался, но… Он отвёл ручки сына от себя, кивая перед этим в знак понимания. Дети, что с них взять? – Хорошо-хорошо, только не кричи, пожалуйста. Ты же не хочешь разбудить хоть и крепко, но всё же спящего Кайю? Дилюк замотал головой, закрывая уже свой рот. Он ненадолго прикрыл глазки, а потом проморгался часто-часто, прогоняя подступающий сон. – И всё-таки, – решил пока что не возвращаться к вопросу о поцелуях Крепус, – что ты тут делаешь? – Юрген рассказал, да? – расстроился мальчик. А вот это плохо. Нельзя, чтобы Дилюк терял юношеский запал и энтузиазм. – Верно, – почесал бороду Крепус, раздумывая над каждым следующим словом. – Он намекнул мне, что ты планируешь нечто грандиозное, и я пришёл посмотреть, – не врёт, а лишь не договаривает Рагнвиндр старший. Крепус и Дилюк всегда были весьма близки. У малыша нет секретов от папы, а тот в свою очередь в любое время суток готов сына выслушать, помочь и поддержать, несмотря на занятость. Вот и сейчас мальчик быстро оттаял и резко согласился посвятить папу в свою тайну. – Я хочу устроить для Кайи сюрприз. Он не говорил, но я-то знаю, что он очень-очень хочет узнать, когда у него день рождения. И я помогу ему! У меня уже и подарок есть, осталось только понять, когда его дарить. Крепус был далёк от астрологии, но общие методы знал ввиду своего образования. Да и Юрген подсказал, повествуя о планах наследника. – Ты большой молодец, Дилюк. Забота о Кайе – главная твоя обязанность, как старшего брата. Я благодарен тебе, что ты помогаешь ему адаптироваться. Никогда не видел мальчика ответственней тебя. – Папа, – наследнику, безусловно, были приятны слова Крепуса. Конечно. Но даже юное сердце потомка Рагнвиндров беспокоило кое-что, что он никак не решался обсудить раньше, но сейчас углядел прекрасный момент. – Я так рад, что Кайа теперь мой брат. Я забочусь о нём так же сильно, как и ты, честно, но... он иногда грустит. Плачет прямо ночью, а когда я спрашиваю, говорит, что мне показалось. Я не верю ему, я же не глупый. Что… что мне делать? Я не хочу, чтобы он плакал. Любому взрослому, кто хоть сколько-нибудь знаком с Кайей, было понятно, что мальчик нестабилен. Нет, это вовсе не проявлялось в агрессии, а, скорей, напротив – в апатии. Стоило Крепусу поинтересоваться здоровьем мальчика, а в частности его глазом; стоило Дилюку сказать что-то глупое, как при первой встрече; стоило даже кошке кого-то из работников винокурни как-то жалобно мяукнуть – и мальчик впадал в состояние, когда даже общение с Дилюком и общие игры не спасали. – Послушай, – встревожено начал отец, – у Кайи нет ни мамы, ни папы. Нет никого, ты же понимаешь? – решительный кивок с подобием взрослого – понимающего и ответственного – взгляда. – Детям необходима забота, необходимы друзья и семья. У Кайи всего этого не было. Ему немного непривычно. – Я готов стать для него другом! И семьёй готов стать! Папа, я смогу, честно. – Вы уже сблизились, сынок. Конечно, Кайе нужно время, чтобы привыкнуть окончательно, но он уже стал чаще улыбаться благодаря тебе, – Крепус кладёт тяжёлую ладонь на крепкое не по годам плечо сына. В тяжести отцовской руки читается вера и надежда. Поддержка. – Он скоро окончательно освоится здесь, на винокурне и даже в нашей городской резиденции тоже. Между вами есть связь, вы действительно как две стороны одной монетки, понимаешь? – Понимаю, – снова кивок, не менее серьёзный, чем предыдущий. – Быть отцом и братом нужно не только на бумаге. Мы с тобой должны сделать всё, чтобы Кайа почувствовал, что он дома. Крепус осознавал, что едва ли все слова дойдут до сына, да и говорил он их больше для себя. Он уже воспитал прекрасного наследника, но почти не понимал, как воспитать того, кто пережил глубокую травму, того, кого отвергли самые близкие люди. Крепус надеялся на помощь и поддержку Дилюка в этом деле. Мастер поднялся с колен, отряхивая тёмные брюки от чердачной пыли. Кое-что всплыло в памяти. Это «кое-что» что нельзя откладывать ни в коем случае. – Кстати о городской резиденции. Как ты смотришь на то, чтобы съездить на выходных в Мондштадт? Устроим совместный с Лоуренсами приём, пригласим Джинн и госпожу Гуннхильдр с малышкой Барбарой тоже. – А Кайа? Мы возьмём его? – Конечно возьмём, он ведь тоже часть нашей семьи. Познакомишь его со своими друзьями. – Чтобы он тоже умирал от скуки во время их игр в чаепития? Ну уж нет! Я возьму свои старые мечи, и мы устроим рыцарский поединок! – За сердца прекрасных дам? – с усмешкой детскому энтузиазму шутит Крепус. – Нет, они тоже будут участвовать. Эола так больно дерётся, ты бы знал, папа! Бархатный смех разнёсся по чердаку. Отец взял крохотную ладонь сына в свою, и они медленно пошли к узкой лестнице под эмоциональные, но в меру тихие рассказы Дилюка про двух подруг из Мондштадта. Идея устроить приём в столице возникла внезапно, став решением сразу двух вопросов. Дилюк несколько минут назад проговорился, что способ проверки того, спит ли его младший братик, весьма... незаурядный. Это Крепуса не то что бы насторожило, но весьма удивило. Кажется, сын начал познавать жизнь, но в этом Рагнвиндр не видел ничего плохого. Единственная проблема в том, что Дилюк мог утащить за собой и Кайю... Это был первый вопрос. Предрассудков у винокура не было, в конце концов он родился, вырос и воспитывал сына, а с недавнего времени уже сыновей, в обители Свободы, где люди не скованы почти ни в чём. Крепус ясно видел, какая связь образовалась между его сыновьями – не успели они толком подружиться, как уже стали братьями. Кайа следовал за Дилюком всюду, а когда впервые взял игрушечный меч старшего брата в руки, то с детским восхищением пообещал, что тоже научится фехтовать и будет прикрывать братскую спину. Ни маленький Рагнвиндр, ни Крепус в этой клятве не сомневались. Между ними установились крепкие братские узы уже спустя пару месяцев их знакомства, и винодел осознавал, что это не предел. Словно не странное решение отца Кайи бросить сына в бурю в неизвестном месте стало причиной их знакомства, а воля судьбы. И к чему их связь в конечном итоге могла привести в будущем, Крепус тоже догадывался. И не было бы проблем, если бы Кайа и Дилюк не были братьями. Они уже дали друг другу всевозможные клятвы и обязательства. «Архонты, им даже десяти нет!» – словно проснулся Рагнвиндр, когда понял, что дело зашло слишком далеко. И как только в крошечную голову пришла мысль целовать брата? А ведь Дилюк сильно засмущался, когда проговорился об этом. Догадывался ведь, что это что-то неправильное. И всё же Крепус надеялся, что детское любопытство со временем истощится. Надеялся, что Дилюк просто напросто не понимал, как проявлять свою любовь к теперь уже родственнику. Начитался книжек про принцесс, рыцарей, королей и драконов, вот и вспомнил про всемогущий поцелуй всё из тех же детских историй. Решил испытать, и… В прочем, если и через десять лет интерес сына не утихнет, Крепус будет готов пойти на уступки. Но, о, Семеро, что же за срочное неотложное дело вдруг возникло у Лоуренсов, о котором госпожа Матильда распиналась в письме? И эта настойчивая просьба непременно взять с собой Дилюка в город... Это письмо – второй вопрос, тревожащий Крепуса не первый день. Неприятное предчувствие щекотало живот, но Рагнвиндр смахнул это на переживания, скорее даже на рассуждения о будущем Кайи и Дилюка.