«Ну надо же. Это что, огонь? Какой красивый… Наверное он и сожжёт меня. А потом я… умру? Он становится больше… но почему мне не страшно? Он такой яркий… Странный. Отец, наверное, расстроится, когда узнает, что я умер. Ну и пусть. Пусть… я устал…»
– Папа! Я же говорил, что мне не показалось! – Дилюк бежал к столбу, капюшон уже давно слетел с его головы. Он упал на колени, прикоснулся к тёмной окровавленной ручке и с содроганием понял, что мальчишка перед ним совсем ледяной. Не думая ни секунды, он прижал того к себе, дожидаясь, когда Крепус нагонит.«Какой громкий огонёк. Странно, совсем не горячий. Тёплый...»
Мужчина в плаще бежал на выкрики сына, который обхватил тёмную фигурку, лежащую у фонаря, и со слезами на глазах смотрел на отца. Крепус присел на колено, убрал руки Дилюка от обездвиженного тельца и с ужасом задержал дыхание: – Архонты… Дилюк, беги внутрь и скажи Аделинде, чтобы подготовила тёплую ванну и аптечку. Мальчик кивнул, нахмурил бровки и унёсся вперёд, что есть мочи, вытирая с лица дождевую воду, перемешавшуюся со слезами. – Только будь осторожен… – немая просьба отца заглохла под шум ливня. Крепус поднял малыша, боясь лишний раз прикоснуться к нему без повода: тот, конечно, дышал, но мог быть ранен. Мастер спрятал мальчика от дождя полами своего плаща и аккуратно и быстро направился на винокурню. Кайа отключился ещё когда Дилюк сжимал его в объятиях. Тогда он впервые доверился кому-то, кроме матери и его наставника.✧ ✧ ✧
– Эй, – мягкое касание, – ты живой?«Знакомый голос. Огонёк?»
Осознание заставило маленького Альбериха распахнуть глаз. Надо же, первое, что он увидел – красные волосы огонька, который… спас его? А лицо… почему он так улыбается? – Ого, ты проснулся! Лежи, я позову отца! – шумный мальчик убежал, а Кайа лишь успел заметить, как алые волосы, собранный в хвостик, исчезли за дверью.«Точно. Тот самый огонёк»
Не прошло и минуты, как Дилюк вернулся, таща за руку мужчину, за спиной которого виднелись любопытные взгляды прислуги, но хозяин винокурни вежливо попросил их не тревожить малыша. Винодел подвинул стул поближе к постели, замечая примятую простынь у изголовья. Он сразу понял, что сын ослушался и сидел прямо на кровати мальчика. Скорее всего именно Дилюк его и разбудил. – Здравствуй, – начал Крепус, когда увидел, что обессиленный мальчишка внимательно смотрел на него. Кивок. Так, уже лучше. – Меня зовут Крепус, я хозяин этого дома. А это, – он взял на руки любопытного мальчика, усаживая на свои колени, – Дилюк, мой сын.«Ах, так это не огонёк? Ди… Дилюк? Это имя идёт ему больше»
Тогда Кайа узнал, как зовут того, кто скоро станет для него не просто огоньком, а самым настоящим солнцем. Кивок. И молчание. Кайа всё прекрасно понимал, но всё ещё боялся лишний раз пошевелиться или даже открыть рот. – Скажи, как тебя зовут? – не выдержал юный Рагнвиндр, вырвался из хватки отца и упал на край кровати ладонями. Матрац прогнулся, Кайа содрогнулся от столь резкого действия, зажмурился и спрятался под пуховое одеяло. – Дилюк, – строго позвал сына винодел, поднимая того с постели. Он поставил неугомонного мальчишку на пол и сурово посмотрел. Этот взгляд означал лишь одно: поговорим об этом позже. Дилюк понял, что влип, и это поумерило его пыл. – Прости, – раздался детский голос. Странно, но Кайе он казался таким певучим и убаюкивающим. Успокаивающим. Этому голосу хотелось довериться вновь. Альберих медленно открыл глаз, и чуть стянул одеяло со своего лица. Он нашёл в себе силы даже приподняться на локте, и тут же боковым зрением заметил, как сидящий рядом мужчина дёрнулся, готовый поймать его в любой момент. – Я… – хрипло. Кайе было неприятно от собственного голоса, ведь звучал тот словно мяуканье брошенного котёнка. Он набрал в грудь побольше воздуха, собрал все силы на одно единственное предложение. – Меня зовут Кайа. Я… потерялся. Отец… где мой отец? О, как же Альберих не любил своего отца. Одно это слово вызывало неприятные воспоминания о том, как этот человек без конца пропадал, сурово воспитывал собственного сына, даже без намёка на нежность и любовь, а мать и вовсе презирал. Он мог не встречаться с своим ребёнком целые месяцы, а потом явиться в сопровождении странной женщины и Дайнслейфа в покои сына, забрать с собой и… Неприятные воспоминания заставили Кайю заплакать. Да, этот человек ужасен, он совсем недавно вновь предал своего сына, но… он всё ещё оставался для Кайи родным человеком. Единственным. Как бы то ни было, малышу было страшно, ему хотелось увидеть хотя бы отца. Хотя бы его. Кайа ведь не просит о большем. – Почему ты плачешь? – раздался тёплый и высокий голос. – Папа, ты обидел его! Напугал!«Папа? Кто это?»
Крепус лишь покачал головой: – Послушай, Кайа, – тяжело начал он, облокотившись предплечьями на собственные колени, – я сделаю всё возможное, чтобы найти твоего отца, хорошо? А ты пока отдохни как следует. Обещаю, что твоё пребывание здесь будет комфортным. Если что-то нужно – обращайся ко мне, Дилюку или... – мастер встал со стула, открыл дверь, тихо позвал девушку. В спальню вошла главная горничная поместья, – … или к Аделинде. Горничная кивнула и поприветствовала юного гостя. Позже она удалилась, получив распоряжение от хозяина о подготовке ужина на три персоны. – Папа, я посижу с Кайей! – вызвался Дилюк, когда Крепус уже начал думать о том, что нельзя оставлять мальчика одного. – Ты уверен? – скептицизмом так и веяло. – Ну конечно! У меня и так редко получается поиграть с детьми, и то почти все они девчонки. Владелец винокурни мягко посмеялся, стоя в проходе: – Хорошо, но сильно не увлекайтесь. У Кайи нет переломов или ушибов, но будьте предельно осторожны. – Так точно! – отсалютировал точно как рыцарь Ордо Фавониус от груди Дилюк, поле чего спешно снял ботиночки и взобрался поверх одеяла, под которым лежал маленький Альберих. Крепус не стал ничего говорить, заметив, что малышу от присутствия сына не было дискомфортно, скорее даже… спокойно? Он тихо закрыл дверь, оставляя их наедине, а сам пошёл искать Эльзера. Рагнвиндру всегда было проще принимать решение после обсуждения проблемы со своей правой рукой. Проводив удаляющиеся шаги отца в полной тишине, Дилюк неожиданно заёрзал на одеяле, устремляя, наконец, взгляд на лицо перед ним. Там на улице, когда мальчик прижимал Кайю к себе, он совершенно не мог рассмотреть его, а когда гость спал, Дилюк всё же боялся откровенно разглядывать, зато сейчас… – Отец уже представил меня, но я должен сделать это сам и ещё раз, – задорно протараторил он, выуживая из под одеяла крохотную перебинтованную ручонку и сжимая её. – Дилюк Рагнвиндр. Мне семь лет, я люблю гулять, играть с мечом и в шахматы, а ещё… а ещё ты очень милый! Сын магната сказал это не подумав. Заметил, как Кайа безэмоционально смотрел на него, готового поведать незнакомому мальчишке о своих мечтах, друзьях и увлечениях, и решил, что надо как-то привлечь его внимание. А Альберих покраснел. С опозданием, конечно, но покраснел. Натянул одеяло на голову, забился в клубочек и так и остался лежать. Милый? Он-то? Тогда Кайа впервые смутился от слов Дилюка. Он еще не знал, что будущий брат вгонит его в краску тысячи и тысячи раз. – Эй, Кайа, ты чего? – Рагнвиндр несмело заглянул под одеяло и начал говорить тише. – Стесняешься? Ну прости меня, ляпнул не подумав. Я больше так не буду, давай, выползай оттуда, а то задохнёшься. Дилюк слегка погладил Кайю по голове, незаметно, как он считал, наблюдая за переливами тёмных локонов. – У тебя красивые волосы, никогда таких не видел! – и вновь он сперва сказал, а потом подумал. – То есть я хотел сказать… я… ну то есть…«Ох уж этот огонёк! Такой болтливый, просто ужас!»
И Кайа вынырнул из под одеяла и сердито посмотрел на шумного мальчишку: – Ты громкий, – несмело. Звездообразный зрачок бегал из одного угла в другой, стыдясь фокусироваться на мальчике перед ним. Ох, кажется, личико огонька стало довольным. – Прости-прости, – улыбнулся Дилюк, медленно и незаметно пробираясь под одеяло. Он прикоснулся к смуглому лбу, пытаясь понять, не простудился ли Кайа. – Расскажи о себе. Сколько тебе лет? – Я… не умею считать. Не знаю. Тогда он впервые соврал Дилюку. И в эту ложь было легко поверить, ведь в пять лет дети едва ли умеют считать. Свои навыки нужно скрывать, особенно на потенциально враждебной территории. Отец наказал молчать. Обо всём. Ничего не знаю, не вижу, не говорю. – Не страшно, – Рагнвиндр сложил руки на груди и гордо посмотрел на Кайю, который с каждой минутой становился всё смелее и смелее, и чья голова уже почти полностью выглядывала из под одеяла. Он уселся напротив собеседника, внимательно следя за его жестами. – Я умею считать! Мы можем вместе посчитать, сколько тебе лет, я научу! Гордостью от Дилюка веяло за километр. Ему безумно хотелось похвастаться своими навыками перед новым, хоть и временным обитателем винокурни. – А как… как ты собираешься посчитать? А вот этого Дилюк не продумал. Запал быстро подутих. – Есть и другой способ, но я не уверен. Учитель ещё не обучил меня, но я читал, что можно посчитать что угодно по звёздам! – Звёздам? – тёмный глаз заблестел. Звёзды. Те самые, да? – А это как? – Если честно, я и сам толком не понял, но говорят, если подняться высоко-высоко, – Дилюк поднял ручки вверх к потолку, – даже выше Селестии, можно попасть туда, где их много. Настолько много, что даже я не смогу сосчитать. Их скопления благословляют нас. Вроде бы это называется созвездия. – Выше Селестии? – Пойдём, я покажу, – Рагнвиндр спрыгнул с кровати и поманил собеседника ручкой. Он дождался, когда Кайа дополз до края, свесил ножки вниз, и тогда нацепил на того свою обувь. Сам же пошёл босиком, ведя Кайю к окну. И только после того, как он вылез из под одеяла, Альберих понял, что на нём не его одежда, да и в целом он пах чем-то сладким. Дилюк замешательство гостья сразу распознал. – Ты потерял сознание. Отец отогрел тебя в тёплой ванне, а одежду забрала Аделинда, – Кайа продолжал смущаться. Дилюк принял решение, что нужно его чем-то отвлечь. – Посмотри-ка, моя старая рубашка тебе в самый раз, да и брюки тоже, – приободрял он. – Ты можешь забрать их, если нравятся, мне они всё равно уже малы. Тогда Кайа впервые лицезрел красоту звёзд. Нет, не только на небе, ведь шторм так и не утих, заволочив почти весь небосвод непроглядными тучами. Он увидел их отблеск в сиянии алых глаз. Когда он станет постарше, то посмеётся. Абсурд, но не в Дилюка, а именно в его глазах сияли самые настоящие звезды. Брат же станет чем-то большим, чем-то непомерно тёплым и ласковым, словно закатные лучи солнца. Непроглядная тьма – это Кайа, а не Дилюк. В Каэнри’ах нет звёзд. Дайнслейф рассказывал, что Архонты, разгневанные на отвергнувшее их королевство, навсегда скрыли солнце, луну и россыпь мириад звёзд сводами стен пещер, наказывая тем самым богохульников, закапывая их поглубже. И даже когда малютка Кайа смог выбраться за пределы Каэнри’ах, словно по злому року нескончаемые дожди не позволили ему насладиться небесными телами. Лишь в редкие чистые ночи он смотрел наверх с опаской, будто боялся чего-то. Гнев. Он боялся гнева Богов, боялся гнева отца, который даже после того, как они выбрались на поверхность, продолжал убеждать сына, что они должны идти, идти и идти. Продолжал убеждать, что где-то там наверху парит обитель Богов, которые представляют опасность. И Кайа станет главным ключом к спасению Каэнри'ах. Он станет тем, кто спасётся, а потом спасёт всех. Мальчик страшился смотреть на нечто огромное, просто так парящее над головами людей. Какие-то глупости. А вдруг оно упадёт? Но в путешествии та самая обитель Богов была далеко-далеко и казалась такой крохотной, что даже малютке Кайе стало смешно от самого себя. И этого он боялся? Зато звёзды, которые он украдкой лицезрел, пока отец не видел... вот они действительно пугающие. Вдруг все эти бесчисленные точки свалятся в один миг на него, проклятое собственным отцом и собственным народом дитя? Он видел звёзды. Видел, но боялся чего-то. Или кого-то, кто шёл рядом, грубо ведя сына за руку. Но с Дилюком те устрашающие огоньки приобрели совершенно другой смысл, другой блеск и вместо беспокойства приносили лишь успокоение. Зато он смог вдоволь отогреться. Нашёл после всего ужаса своё личное солнышко, сверкающее, как он позже поймёт, ярче и красивее любой звезды. Алые локоны, словно предрассветное или, напротив, закатное солнце, освещали путь выходцу из народа отвергнутых.«Я не достоин этого»
Знал ли Кайа, что малыш Рагнвиндр думал о нём примерно так же, только сравнивал с лунным диском, который даже в самые тёмные и непросветные ночи будет следовать за ним? И как только в детях зародились столь высокие чувства? К счастью, или к сожалению, тогда ни Дилюк, ни Кайа ещё не могли распознать сие трепыхание в груди, поэтому нашли удобные объяснения: дружба, а чуть позже братство.«С Дилюком так спокойно»
✧ ✧ ✧
Четыре месяца Крепус не прекращал поиски хоть какой-либо зацепки о местонахождении отца Кайи. Альбериху было трудно привыкнуть к обстановке в поместье, в которое по обычаю отец и сын, а теперь ещё и их гость, переехали на период зимы из винокурни. Стоило Кайе освоиться в «Рассвете», как пришлось ехать далеко-далеко, зато в настоящей карете. Фамильное поместье Рагнвиндров находилось в полутора часах пешей прогулки от Мондштадта, в отличие от винокурни, расположенной на границе с Ли Юэ. Во время поездки Дилюк объяснял всё это новому другу, радостно тыкая пальчиком в окно, а Крепус поправлял его в некоторых моментах. Лишь годами позже Альберих, который станет капитаном, увидит отголоски привычек отца у Дилюка и сердце больно стукнет по грудине. Но это позже, сейчас же он счастлив, наблюдая за разговорчивым малышом Рагнвиндром. – Винокурню мой прапрапрапра… – Дилюк сгибал пальчики, с каждым слогом говоря всё тише и тише, – В общем мой да-а-а-альний родственник построил её так близко к Ли Юэ, потому что Гавань – главный торговый порт Тейвата. – Гавань, – тихо внедрился в рассказ Крепус, поясняя некоторые непонятные для Кайи детали, – это столица Ли Юэ – страны, находящейся под защитой Гео Архонта Рекс Ляпис. Его так же называют Моракс, но местные не жалуют это имя, считая его неформальным, поэтому лучше называть его Богом Контрактов. – Папа! – возмутился наследник. – Я сам хотел это рассказать! Дилюк обнял Кайю, уткнувшись тому в волосы, пряча лицо от Крепуса в знак протеста. В прочем, он никогда не мог обижаться долго, поэтому уже буквально через минуту его и лицо Альбериха выглядывали в окно крытой кареты, рассматривая редкие деревушки. Поместье оказалось гораздо больше, да и выглядело богаче, отчего малышу было не по себе. Но как же хорошо, что Дилюк был рядом. Всегда. Частные уроки наследник продолжил сразу же по прибытии в именное поместье, даже как-то умудрился завлечь Кайю, которому, в прочем, учиться понравилось. Увидев тягу к знаниям и природную любознательность домашний учитель настоял на том, чтобы Кайа занимался наравне с Дилюком невзирая на возраст. Крепус не был против, он уже решил для себя, что Кайа не будет обедён ни вниманием, ни образованием. – Прости, малыш, – тяжело произнёс он, сидя за столом своего кабинета, – твой отец бесследно пропал. Кайа даже не удивился. Он был готов к такому повороту событий, ведь помнил… помнил слова про последнюю надежду. Но всё же он ребёнок и где-то глубоко в душе надеялся, что отец хотя бы даст о себе знать. Дилюк стоял рядом с Кайей прямо перед столом отца, и крепко сжимал крохотную ладонь. Такой решительный и смелый жест, полный любви и заботы. «Не бойся» Тогда Кайа впервые понял Дилюка без слов. В прочем, это оказалось взаимно.«С тобой я ничего не боюсь»
Пора принять удары судьбы с гордостью и смелостью. – Спасибо вам, мастер Крепус. И тебе, Дилюк, – Кайа развернул голову в сторону вышеназванного, чуть приподняв её, чтобы последний раз насладиться теплом улыбки. Но огонёк отчего-то не улыбался. – Вы очень хорошие люди. – Папа… – тревожно позвал младший Рагнвиндр, умоляюще смотря на Крепуса. Мастер, конечно, видел, как двое стоящих перед ним мальчишек вот-вот расплачутся, хоть они и стойко сдерживали слёзы. – Если честно, – подавив жалобный всхлип, подал голос Альберих, – я очень не хочу покидать это место и вас. Мне… вы позволите мне остаться? Аделинда уже научила меня правильно убираться, мыть посуду, и… – слёзы опаляли щёчки, но чужая хватка на ладони сжималась всё сильнее, – ...я даже теперь умею стирать одежду. Я… я могу быть полезным, только не прогоняйте меня. Дилюк заплакал. Это заставило Кайю содрогнуться и на мгновение забыть о собственных слезах.«Почему ты ревёшь?»
«Потому что ты говоришь ужасные вещи! Глупый!» Тогда глаза и жесты Дилюка были красноречивей любых слов как никогда. Кайа понял его, а он понял Кайю. У них словно были одни мысли на двоих. Плакать вот так вдвоём было гораздо… приятней? Надо же, когда кто-то разделяет твою боль, становится легче… – Я возьму тебя под опеку, Кайа. Ты хочешь этого? Три, казалось, нескончаемо плачущих глаза вдруг уставились на Крепуса. Красные и опухшие лица вдруг притаились.✧ ✧ ✧
– С днём рождения, сын!«Ого, этот день всё-таки настал»
Тридцатое апреля Кайа ждал с нетерпением. Дилюк часто рассказывал ему о таком празднике, как день рождения. Кто же знал, что в Тейвате принято веселиться каждый год в тот день, когда ты родился. Но что в этом хорошего? Такой же будний день, как и три сотни других, да и какой толк праздновать то, что приближает тебя к смерти? Глупость. Но улыбки и предвкушение Дилюка, его красноречивые рассказы о подарках, вкусном торте и друзьях, заинтриговали Кайю. Так вот. Рано утром Альберих проснулся от громких возгласов в коридоре. Кажется, это был мастер Крепус? А затем последовал звонкий смех брата.«Огонёк уже веселится»
Не успел мальчик даже толком проснуться, как дверь в его комнату распахнулась: – Доброе утро, братишка Кайа! Пора вставать, сегодня отец разрешил нам отдохнуть от уроков! – юный наследник запрыгнул на кровать, обнимая Кайю и щекоча того. Ох уж это слово – братишка. Кайа не осознавал его значение, поэтому и не использовал. Дилюк, конечно, не говорил о том, что его это печалит, но каждый раз, стоило Альбериху поменяться в лице, когда наследник его так называл, сердце ныло. Кому угодно могло бы показаться, что Кайе не нравится, но Дилюк был уверен – брат в восторге, просто ещё не понял этого. Стесняется, но точно не сомневается. Рагнвиндр продолжал расталкивать мальчишку, обхватив того ручками и перекатываясь по кровати вместе с ним, а Кайа тем временем не понимал, почему Дилюк такой весёлый. Ему ведь нравилось учиться, а сегодня уроков не будет. Или… есть что-то, что нравится ему больше? – Дилюк? – нежность, которую мальчик вложил в это имя, не описать словами. Трепетное тепло в груди приятно разливалось по конечностям, а лёгкое тело сверху, придавившее его к кровати, чуть раскачивалось из стороны в сторону. Легонько так, ненавязчиво, наверное чтобы постепенно разбудить, а не причинять дискомфорт. Сколько же заботы в этом юном аристократе. Столько же, сколько лжи в брошенном даже собственным отцом мальчике. – Да, Кайа? – отстранился именинник, чтобы разглядеть припухшее после сна лицо брата, посмеяться и снова уткнуться в одеяло, которым Альберих прикрывался до носа по привычке. – С днём рождения, братец. Тогда Кайа впервые назвал Дилюка братом.✧ ✧ ✧
– Это тебе от меня и мастера Крепуса. Дилюку было четырнадцать и он светился лучами счастья из-за получения новой должности, а Кайа, не изменяя своему двухнедельному подавленному состоянию, стоял перед ним, держа на вытянутых руках корзинку. – Не стоило, папа, Кай, – Дилюк заулыбался шире обычного, принимая подарок из рук. Крепус стоял чуть позади младшего сына, всем своим величественным станом поддерживая Альбериха. Две чёрных бусинки, в которых отражались огонёчки свечей, взглянули на четырнадцатилетнего парня из под тряпицы, которой было прикрыто содержимое. – Смелее, – торопил брат, в нетерпении перебирающий собственные волосы, уложенные на плечи, – не укусит. Кажется. Кажется? Выходит может, но не станет кусать, или как? Дилюк приподнял тряпицу ещё, а после резким движением убрал ее полностью, с неверием наблюдая, как живое существо в корзинке по-своему урчит. Он чуть было не уронил её от неожиданности, но вовремя подоспел Кайа, схватившийся за дно плетённой тары. – Мы с мастером Крепусом так старались спасти ему жизнь, чтобы ты сейчас угробил его? – Кайа был не столько зол, сколько испуган. Дилюк растерянно смотрел на брата, который, казалось, вот-вот топнет ногой, заберёт с собой нечто живое и уйдёт в свою комнату, хлопнет дверью и обидится на Дилюка и даже на Крепуса, который отчего-то стоит и хохочет. – Я... я не... Кто там? Дилюк посмотрел на папу, вместо того, чтобы дождаться ответа от Кайи, который, как он уже понял, разговаривать с ним не хочет, давно забрав корзинку и прижимая к груди. Мастер Крепус лишь гладил младшего сына по голове, оставив Дилюка без ответа. – Там птенец, Люк. Живой! А ты его чуть не опрокинул. – Но я не хотел! Правда, прости меня. Почему ты так реагируешь, ничего плохого же не произошло. Но младший из братьев лишь засунул руку в корзинку, погладил пернатое чудо, нашёптывая ему что-то, а после всё же отдал Дилюку, убедившись, что тот держит крепко. Тогда Дилюк задумался, а действительно ли он всё-всё знает о своем младшем брате, или всё же есть что-то, о чём Кайа никому не рассказывал? Вряд ли птенец погиб бы от падения, но Альберих отчего-то невероятно встревожен и напуган. – Это мальчик. Мы нашли его с мастером Крепусом, когда шли в Мондштадт за подарком для тебя. Он сам мне на голову свалился, я ничего не понял. Он был слабым, голодным и испуганным, а его родителей... – Кайа вновь обратил взор на пташку, чья мордочка уже вовсю ластилась к рукам Дилюка, забавно покусывая пальчик, – ...их не было нигде, вот мы его и забрали. Это сокол, Люк, он будет служить тебе верой и правдой, если ты воспитаешь его как следует. Что-то в последней фразе Кайи промелькнуло жалостливое, но Крепус не заметил, а Дилюк предпочёл не заострять внимание. – Мы с Кайей поздравляем тебя, сын. Аделинда приготовила праздничный ужин, пойдём к столу? Все трое, и четвёртый крохотный новый член семьи, отправились трапезничать. Дилюк ни на миг не расставался с соколом и уже придумал ему имя, но всё же поглядывал на Кайю, который вопреки праздничной дружной атмосфере был поникшим, как, в прочем, на протяжении последних недель. Вечером Крепус позволил сыновьям заниматься своими делами допоздна: в ближайшие две недели в Мондштадте будет проходит Праздник вина, а это значит, что вот-вот настанут суетливые рабочие будни всех членов винодельческой семьи. Крепус считал святым и необходимым отдых перед праздниками, а перед Праздником вина – особенно. Дилюк сидел в кресле в собственной комнате, поглаживая уже спящего птенчика по маленькому тельцу. Он знал, что Кайа сидел где-то рядом, но отчего-то не издавал ни звука. Это тревожило. – Кай, не сердись. Я больше никогда не обижу Фобоса. Это ведь и правда случайно вышло. – Я не сержусь. Просто... Кайа замолк на половине мысли, что буквально заставило юного Рагнвиндра встать и обратить своё внимание на Альбериха, а тот сидел на подоконнике в комнате брата, вырисовывая цветы на стекле. – Просто что? Они уже не дети, но и до взрослых им далеко. Быть подростками – чудесно, но в то же время так хлопотно. Организм перестраивается, меняются тела, взгляды на жизнь, голос. Ох уж этот голос... Кайа готов был поклясться, что Дилюк не одну девушку сумеет совратить лишь парой фраз, единственное, почему Кайа не клялся – был уверен, что Дилюк не такой. Этот несносный джентльмен только недавно начал получать от городских девушек знаки внимания, но то ли делал вид, что не замечает и не понимает, то ли правда был полностью отдан долгу перед городом, отцом и братом. Что он уже успел задолжать Кайе, сам Кайа не понимал, но Дилюк из раза в раз повторял, что он должен защищать младшего брата. Кайа задумался, пытался подавить в себе порыв заткнуть уши, лишь бы снова не поймать своё тело за ненормальной реакцией на брата. Он и не заметил, как Рагнвиндр уже стоял рядом с ним и глядел на рисунки. – Ты игнорируешь меня, и после этого будешь говорить, что не сердишься? С тобой уже давно что-то происходит, но до этого я тактично не вмешивался в твою жизнь, думал, что тебе нужно время, чтобы адаптироваться в рядах Ордо Фавониус, однако и моему терпению пришёл конец. Кайа сдался. Спрыгнул с подоконника, прошёл мимо Дилюка, будто его тут вовсе нет, и впервые с ужина подошёл к клетке, где посапывал Фобос. – Мне его так жаль, Дилюк. Он беззащитный, такой маленький и одинокий, понимаешь? Никто его не защитил бы, кроме меня или мастера Крепуса. А если бы мы не проходили тогда мимо, а если бы его съели лисы или волки? Его жизнь такая хрупкая, но не менее ценная, чем моя. Это так несправедливо. Я хочу, чтобы он был твом другом, а не охранником. Дилюк не совсем понял, что брат хотел сказать последней фразой. – Но сейчас он здесь с нами. В тепле и уюте, за ним будут ухаживать все служанки, а с тобой он будет играть, когда окрепнет. Чего же ты печалишься? Ничего страшного не случилось. Кайа развернулся к Дилюку и обнял его. Схватился так крепко, что наследник винной индустрии чуть было не упал на спину, но удержал своего брата. Страхи Кайи ему понятны, но не близки. Они давно уже не дети, и хоть Кайа никогда не рассказывал о своём детстве, Дилюк о многом догадывался. Догадывался о том, что что Кайа не был любим, не был счастлив. Его не избивали, ведь в воспоминаниях Дилюка в ту ночь, когда они с папой спасли Кайю, на том не было синяков и шишек, зато тоненькие ручки и ножки указывали на изнемождённость и недоедание. Дилюк догадывался, что в крохотной птичке брат увидел себя. Нет, Дилюк не просто догадывался, он это знал. Он так же знал и то, что больше не позволит своему Кайе испытать то, что тот испытывал в детстве. Никто больше и пальцем не посмеет притронуться к его брату...✧ ✧ ✧
– Что это, Альберих? Эрох подошёл к новобранцу со спины, а Кайа даже не одарил его взглядом. О нет, он был в полнейшем ужасе, но не смел показать слабость перед магистром, поэтому не стал подниматься на ватных ногах, чтобы потом упасть. – Нора лаяла, я услышал её и пришёл покормить, магистр. – Ты дал ей имя? – глава рыцарей подошёл к Кайе, который на коленях сидел перед собакой, прикованной к стене цепью. Кайа сжался, закрыл глаза и в страхе даже не смог встать. – Имя привязывает тебя к животному. Эта собака – охрана, не более. У неё нет чувств, и у тебя не должно быть чувств к ней, ты меня понял?«Но как же так? Разве может живое существо быть без чувств?»
Нора прыгала, когда Кайа пришёл к ней. Радостно затявкала, когда мальчик начал прыгать вместе с ней, гладить и разговаривать. Юный Кайа потерял бдительность, а магистр пришёл на собачий лай. Что ж, из-за неосторожности они оба теперь в опасности. – Ты меня понял? – повторил мужчина, поднимая парня с колен за шкирку. Эрох был жестоким. Зачастую его можно было застать за делами в кабинете, и Кайа это знал. Он знал и про заперты в Ордо Фавониус, которые установил этот человек, но банально не смог проигнорировать жалобный собачий вой служебной собаки, с которой вот уже который вечер играл и подкармливал. Дилюк был в курсе, он предупреждал об опасности, но Кайа игнорировал. Вот и доигрался. – Понял, магистр. Больше я не буду с ней играть. – Это ты верно сказал «не будешь», – мужчина хмыкнул, подошёл к собаке, отстегнул её от цепи и приволок к своей ноге за ошейник. – Эта собака теперь бесполезна, от неё не будет никакого толку на службе. Это твоя вина. Эрох в одно движение вытащил кинжал и вонзил собаке в грудь. Та даже не успела понять, что происходит, как тут же упала замертво. Собачья кровь растеклась по брусчатке, Кайю затрясло. Он поднял ногу, услышав хлюпанье под подошвой. Его чуть не вырвало.✧ ✧ ✧
Кайа проснулся, распахнув свой глаз. Первое, что он увидел – окно, в которое заглядывал стареющий месяц. Он мгновенно сел, свесил ноги с кровати, рассматривая их, но не увидел там вязкой хлюпающей крови Норы. – Кайа? – Дилюк подскочил с кресла, на котором дремал рядом со своим новым другом. – Кошмар? – Н-ничего особенно, Люк. Спи, я сейчас... Освобожу твою кровать, прости, что уснул здесь. Дилюк поднялся с облюбленного места, подошёл к Альбериху и присел перед ним на колени: – Может расскажешь мне, что случилось? Ты две недели ходишь сам не в себе, – он поцеловал руку брата, и этот жест был настолько интимным и до безобразия приятным, что Кайа готов был пережить весь тот ужас ночного кошмара ещё раз, лишь бы Дилюк сделал так вновь. На удивление, Кайа рассказал. Произошедшее две недели назад, сразу после официального вступления младшего ребёнка семьи Рагнвиндр в Ордо Фавониус, оставило отпечаток, да настолько яркий, что бездыханное тело Норы, которая была убита по его вине, до сих пор всплывает в памяти, как и запах крови, которую Кайа со слезами на глазах и трясущимися пальцами отмывал потом от собственной подошвы почти до мяса. Дилюк поклялся разобраться с этим, укладываясь рядом с братом в собственную кровать, ведь теперь он капитан и у него появились рычаги давления даже на магистра, но Кайа умолял этого не делать. – Всё в порядке, Дилюк. Эрох был прав, наверное. Твой птенец... Ему повезло с хозяином, в отличие от Норы, которую я не смог защитить. В Норе и Фобосе я увидел себя, представляешь? Хотелось подарить им тепло, ведь когда я был таким же, как они, тепло и счастье мне подарили ты и мастер Крепус. Я был тогда самым счастливым на свете, поэтому хотел... я хотел лишь, чтобы Нора тоже почувствовала это. – Ты самый лучший, Кай. Самый-самый лучший, знай это. Ты всё сделал правильно. Я рядом, Нора сейчас наверняка бегает где-то по небу и играет с бабочками. Фобос тоже в порядке, он плотно поужинал и спит, не зная забот. Дилюк гладил брата, продолжал бормотать успокаивающие глупости, пока слёзы Кайи без конца пропитывали подушку Дилюка. – Ты подарил им семью и счастье. Ты и нам с папой подарил тепло, знаешь? Я не представляю свою жизнь без тебя, брат. Тогда Кайа понял, что нет на свете никого светлее его брата. Тогда он решил, что Дилюку можно довериться и когда-нибудь он обязательно расскажет ему всю правду.✧ ✧ ✧
– Хотел бы я, чтобы этот дом стал твоей могилой, – Дилюк склонился над Кайей, на котором до сих пор тлела одежда. Камзол сгорел почти полностью, рыцарская рубашка оголяла половину тела, а подгорелая кожа шкварчала от огня. – Ты совсем не сопротивлялся, неужели уже смирился со смертью? Как ты жалок. Дилюк схватился за воротник Альбериха, приподнял за него, а потом с силой впечатал в пол. Кайа не издавал ни звука, лишь безуспешно пытался схватиться за правый пораненный глаз, ведь руки его были намертво прикованы чёрными цепями. Минуту назад Рагнвиндр предельно чётко видел, как искра его Рассвета в миг спалила глазную повязку Кайи, а после перешла на глаз. Внутри он ликовал, ведь теперь все тайны, все безобидные секреты его уже бывшего брата, казавшиеся отныне чем-то опасным, сгорят в его собственном пламени. Все недомолвки, каждая ложь, слетевшая с уст кавалериста отныне воспринималась Дилюком великой тайной не самого Кайи, а страны, которой он служил – Каэнри’ах. В ту ночь всё встало на свои места, а этот совершенно здоровый глаз, который Кайа долгие годы зачем-то прятал, вдруг стал для Рагнвиндра буквально символом предательства. Символом лжи, в которой они вдвоём жили более десяти лет. Подсознательно Дилюк хотел сжечь эту повязку к Бездне, ведь он не потерпит на своей земле, в своём доме и в своей семье предательство, и именно этому желанию подчинился феникс. В прочем, Дилюк обманывал сам себя. Сидя на Кайе, сжимая до треска суставов пальцы на его горле, он радовался не тому, что вот-вот прикончит предателя, вовсе нет. «Архонты, спасибо, что сохранили ему жизнь!» Но он, конечно же, убеждал себя в обратном. Кайе не хотелось умирать, но больше он боялся за жизнь Дилюка, которому угрожала смертельная опасность. Казалось, взбешённый Рагнвиндр готов сам сгореть в собственном же огне, лишь бы удостовериться, что предатель погибнет вместе с ним. Несправедливость этого мира давно перестала тревожить Кайю. Отношения собственного отца к матери и к нему самому научили мальчика, что звёзды, небо, солнце и луна буквально знают всё и обо всех и специально идут наперекор людским желаниям.«Почему моя прекрасная мать должна была умереть?»
«Почему тиран отец сейчас жив?»
«Почему ему досталась та власть, которой он обладает?»
«Почему Дилюк не любит меня?»
Кайа первый почувствовал спасительный холодок, расползающийся по спине. Пылающее вокруг пламя Дилюка хоть и на краткий миг, но будто отошло на второй план. Альберих не хотел открывать глаз, чтобы не увидеть обезумевшее от злобы лицо любимого человека, поэтому лишь ощущал, как прохлада становилась всё сильней и сильней. Иней покрыл его ладонь, яркий свет озарил комнату, но даже это не отвлекло Рагнвиндра от шеи собственного брата. Крио стихия начала расползаться по полу, а после медленно переходить на стены и потолок, потрескивая от таяния, в которое входила с Пиро Дилюка, охватившим уже весь дом.«Но я его люблю»
Любит, поэтому не мог позволить погибнуть. Любит, поэтому вместо борьбы за один-единственный вздох, пытался потушить пожар. Любит, и именно поэтому Богиня Любви отозвалась на зов. Кайа начал уже более осознанно использовать свой новый Глаз Бога в попытках затушить всё ещё полыхающее вокруг пламя и погасить обугленную кожу. Руки Дилюка препятствовали дыханию, а дым, заполонивший всё поместье, уж точно не спасал ситуацию, но Кайа боролся. Аделинда ворвалась в комнату, откашливаясь и задыхаясь. Она подскочила к двум наследникам в надежде разнять их, но Дилюк не сдвинулся ни на миллиметр, продолжая сверлить взглядом раны, которые оставил. Фобос заверещал на своём птичьем языке, трепыхаясь в клетке, и пока горничная с плохо скрываемым страхом освобождала птицу из западни, осознание сделанного начало приходить в разгорячённую молодую голову. Сокол расправил крылья и воспарил над Дилюком, то и дело клюя его в руку, которой Дилюк душил Кайю. Рагнвиндр тут же отпрыгнул от брата, как от огня, схватил Аделинду за руку, хотел вывести её из горящего поместья, но нерешительно замер, смотря на то, как обожжённая грудь Кайи опускалась и поднималась, пытаясь насытить организм кислородом, но буквально заполняя лёгкие лишь дымом. Фобос остался рядом с Альберихом, топтался по нему, кричал, в безуспешных попытках спасти. Дилюк и сам вот-вот рванул бы к брату, схватил на руки и отнёс в город, однако прожигающий его нагрудный карман Глаз Порчи, из-за которого погиб Крепус, буквально заставил отвернуться и направиться в Ордо Фавониус. Он потребует справедливости, заставит Эроха заявить о том, что Крепус Рагнвиндр спас город от страшной опасности. Аделинда вырвала свою руку из цепкой хватки Дилюка, затопала каблучками и склонилась над младшим господином, прогоняя птицу. Понимая, что сама она его не дотащит, женщина начала умолять Дилюка помочь спасти несчастную жизнь, которая вот-вот оборвётся. Дилюк помог. Выволок брата на улицу, бросил прямиком под проливным дождём, оставив все дальнейшие заботы на главную горничную, а сам посреди ночи направился в штаб. Тогда Дилюк спас Кайю. Тогда Кайа не хотел быть спасённым Дилюком.«С днём рождения, брат»