✧ ✧ ✧
– Господин Дилюк… – тихий голос слышится в кромешной тьме, постепенно вырывая сознания из сна. – Проснитесь, – уже чуть громче и грубее. Настойчивые толчки в ноющее плечо заставляют Дилюка открыть глаза. Мастер медленно приходя в сознание пытается нащупать правой рукой Кайю. Поняв, что рядом никого нет, он окончательно пробуждается и отрывается от постели. В этот раз Альбедо, разбудивший его, не заставляет лечь обратно. – Где Кайа? – неожиданно бодро, но с ноткой то ли страха, то ли угрозы спрашивает Дилюк. – Я вытащил вас из под снега всего несколько часов назад, пожалуйста, не дёргайтесь так. Шов на вашей спине очень слаб, постарайтесь, чтобы моя работа не пошла насмарку, – Альбедо почти бегает по лаборатории, собирая какие-то записи и книги, убирая их за самый дальний ящик. – Капитан давно встал и ушёл прогуляться. Сейчас более важно то, что рыцари Ордо Фавониус идут сюда. – Прогуляться? Ты отпустил его? – Дилюк встаёт, игнорируя уже притихшую боль в спине, глазами находит свою одежду и бросается к ней. – С ним всё будет в порядке, мастер, верьте ему, – алхимик встаёт сбоку от Рагнвиндра, спешно застёгивающего рубашку, и кладёт руку тому на плечо. – Сейчас нам нужно сосредоточиться на рыцарях. – Не понимаю! – рычит винодел, сбрасывая ладонь Альбедо. – Ты ведь сам принадлежишь Ордену, почему вдруг испугался его? – Я хочу защитить Кайю, – серьёзность в глазах алхимика заставляет Дилюка умерить пыл. – У нас с вами одна цель, поэтому я надеюсь на вашу помощь. Принц мела отходит от Рагнвиндра, позволяя тому обдумать сказанное. На минуту Дилюк останавливается, перестав застёгивать пуговки, задумавшись над словами Альбедо. – Что мне нужно сделать? – он прерывает тишину, накинув потрёпанную белую жилетку, которую услужливо и весьма неплохо зашили и отстирали. – Рыцари идут сюда не просто так, в этом я уверен. Скорее всего, под видом разведки обстановки они ищут капитана кавалерии, – Кайдепринц хватает вычурную накидку вышеупомянутого, мех от которой потерялся ещё в Вольфендоме, и прячет её в сундук. – Если они будут спрашивать, просто сделайте вид, что не знаете ни о чём, а сюда забрели по личным делам. – Постой, – Дилюк пытается обработать сказанное алхимиком, но после столь длительного сна и недавнего пробуждения ему сперва кажется, что он неправильно понимает слова собеседника. – Мы будем защищать его от… рыцарей Фавония? Неужели Альбедо знает, почему Кайа избегает встречи с ними последнюю неделю? Но избегать встречи – это одно, а скрываться с целью защититься… – Всё так, – Альбедо продолжает выискивать глазами следы пребывания в лаборатории кавалериста. Не найдя ничего примечательного он останавливает взор на Дилюке. – Я понимаю ваше замешательство, но обещаю всё вам рассказать позже. Прошу, мастер Дилюк, довертесь мне. Довертесь Кайе. – Я и так ему доверяю, – вырывается само. Рагнвиндр прикусывает губу, но кивком головы всё же даёт понять, что он готов выполнить просьбу алхимика и подыграть. Словно ожидая этого, в пещеру считанные секунды спустя медленно входят рыцари. Дилюк узнаёт их: часто видел в таверне. – Доброго дня, Альбедо, – отдаёт честь Хоффман. К приветствию чуть позже присоединяется рыцарь помоложе. – И… мастер Дилюк? Рагнвиндр кивает, складывая руки на груди. Он видит, как по нему бегают удивлённые взгляды, но продолжает игнорировать столь неприятное пристальное внимание. – Здравствуй, Хоффман, здравствуй, Йохан. Неожиданно видеть вас здесь в столь ранний час. Что-то произошло? – мастер замечает неплохое притворство Альбедо, удивляется, что алхимик вообще способен на ложь. Видимо, набрался у Кайи. – Вы получали послания от действующего магистра? – уточняет старший рыцарь, проходя вглубь к огню. Лишь сейчас Дилюк замечает иней на их ресницах, красные щеки и дрожащие от холода плечи. – Получал. Именно поэтому не ступал за пределы Драконьего хребта уже около недели. Как обстановка в Вольфендоме? Хоффман косится на Дилюка, словно намекая, что разговор о внутренних делах Ордена не для гражданских ушей. Альбедо с пониманием кивает, отводит Хоффмана, который смотрит на своего напарника так, словно ждёт от него что-то, в сторонку и начинает негромко обсуждать с офицером дела Ордена. Младший из рыцарей в это время почти касается языков пламени, шмыгая носом, что невероятно раздражает мастера. Какое-то время спустя Дилюк понимает, что Йохан, если он правильно запомнил имя, даже не поднимает на него свой взгляд, хотя при этом украдкой поглядывает то в один, то в другой угол пещеры. Вот оно что. – Замёрз? – Йохан дёргается, услышав вопрос. Руки начинают дрожать сильнее. – Драконий хребет весьма суров. Неужели действующий магистр или ваши капитаны не устраивают учения на горе? Вы совсем непривычны к морозу. Провокация Дилюка срабатывает. О, нет, ему вовсе не нужны ответы, он и так прекрасно осведомлён о том, что с момента, как магистр Варка ушёл в экспедицию, оставшиеся рыцари Ордена не совали свой нос на хребет, по крайней мере официально. Итера и брата он не считал, ведь парнишка принадлежит Ордо Фавониус лишь формально, а Кайа же бывал здесь не по работе, а из соображений собственной выгоды. – Магистр здесь не при чём, – заступается за обожаемую всеми Джинн рыцарь. – Всё руководство экспедициями и учениями было возложено на капитана Альбериха. И это Дилюк тоже знает. Знает, потому и спросил, потому и вывел разговор на нужную ему тему. – О, даже так? – фальшиво удивляется винодел. Кайа бы сейчас в миг распознал его притворство, но не замёрзший и напуганный рыцарь. – Сэр Кайа тот ещё плут, теперь-то мне ясно, почему Орден Фавония в последнее время так неэффективен. Даже Полуночный герой, – Дилюк кривится от этого прозвища и от того, что планирует сказать, – делает для Мондштадта больше, чем его законные защитники. Об этом ведь каждый второй горожанин говорит, вы знали? Йохан, наконец, осмеливается поднять взгляд на аристократа. Дилюк видит в уставленных на него глазах нечто, что он увидеть никак не ожидал. Злость? – Прошу меня простить, господин Дилюк, но я не позволю отзываться о капитане Кайе в таком ключе. Все рыцари глубоко уважают и почитают его не просто так. Он не виноват, что на него свалилось столько работы. Не думаю, что уместно об этом говорить, ведь рыцари Ордена должны держать перед гражданскими лицо, но капитан тоже человек, он тоже устаёт и тоже совершает ошибки, но именно поэтому мы любим его. Он не боится своих слабостей, – Йохан отходит от огня, выпрямляет спину, словно сами мысли о Кайе воодушевляют его. Дилюку отчего-то кажется, что так и есть. – А что касается Полуночного героя… Капитан Кайа, да будет вам известно, выслеживает самоуправца, и скоро поймает. Он не позволит некому герою позорить честь Ордо Фавониус. Именно поэтому мы должны вернуть капитана домой! Последнее предложение звучит чересчур громко. Альбедо и Хоффман отрываются от беседы друг с другом и смотрят на Йохана. Дилюк тоже не ожидал столь пламенной заступнической речи, поэтому чуть глубже, чем обычно, вдохнул, когда рыцарь прокричал последние слова. Эта интонация, эти слова, этот подтекст… они знакомы Дилюку. Когда-то давно он точно так же защищал Кайю перед сослуживцами, терпел, мысленно умоляя себя не испортить синяками миловидные лица старших офицеров, которые позволяли себе неприятно высказываться о брате. Дилюк честно старался уладить конфликт словами, но издёвки всё равно не заканчивались. А что сейчас? Дилюк сам стал тем, кто позволяет себе опускать неприятные комментарии в сторону Кайи, хоть делает это не из злого умысла, а, наоборот, из благих намерений. Он хочет понять, что все вокруг скрывают, поэтому и выводит на эмоции. В мыслях мелькает осознание, что это метод Кайи, которым он пользовался против самого Дилюка. Забавно. Хоффман спешно подходит к Йохану, дёргает того за плечо, и тащит к выходу. – Простите его, мастер Дилюк! Он ещё совсем новичок и не ведает, что и кому говорит! – в некой суматохе громко говорит Хоффман, пока продолжает уводить новобранца из пещеры. – Благодарю, капитан Альбедо! Мы обязательно отправим вам весточку, как обстановка успокоится. До свидания! Они скрываются в блестящей белизне снега так же быстро, как и явились из неё несколько минут назад, и лишь звук удара и последующий болезненный стон слышится издалека. Альбедо устало поправляет чёлку, следует к выходу и провожает рыцарей взглядом. Когда он убеждается в том, что два силуэта полностью скрылись из виду, разворачивается к Дилюку с немым вопросом во взгляде. – Ты слышал? – невозмутимо спрашивает Рагнвиндр. – О том, что Кайа ушёл и они ищут его? Весьма отчётливо. Ваши догадки подтвердились, – тихо отвечает алхимик, пытаясь сообразить, как действовать дальше. Дилюк лишь молча стоит у костра, всё ещё держа руки скрещенными на своей груди, не упуская ни единого движения Альбедо. Он ждёт, когда тот, наконец, заговорит. – Я думаю, стоит объясниться, – прерывает тишину Альбедо, подтаскивая два стула к очагу. Он жестом приглашает Дилюка сесть, что тот и делает. – Дело в том, что несколько дней назад Кайа покинул Мондштадт, никому об этом не сказав. Кроме меня, – Дилюк чувствует укол ревности. После того, как он признал, что ревнует Кайю, эта неожиданная, неприятная и частая боль в груди вдруг стала приносить лишь больше дискомфорта из-за, как он думает, внутренних противоречий. – Думаю, Джинн растеряна, хоть капитан и оставил ей записку. Вряд ли он расписал в ней причины своего ухода, поэтому действующий магистр не прекращает попытки его найти и вернуть. – А ты, выходит, осведомлён о них? – Дилюк ловит вопросительный взгляд. – О причинах. – Всё так. – Поделишься? Альбедо закусывает губу, потирая подбородок. Он опускает взгляд к костру, наблюдая за танцующим пламенем. В глазах то и дело мелькают алые сполохи. – Я хотел бы, чтобы Кайа сам всё вам рассказал, мастер. Я глубоко уважаю вас и капитана, но всё гораздо сложнее и заходит дальше простого уважения. – Я понимаю, – винодел поднимается, берёт со стола перчатки, сюртук (Архонты, Кайа что, оставил верхнюю одежду брата здесь, а сам пошёл бродить по снегу в своей излюбленной лёгкой блузочке?) и принимается одеваться. – Постойте, – Альбедо знает, что Дилюк так и не отступил от идеи идти искать Кайю. Останавливать его алхимик не собирается, но у него всё ещё есть, что сказать. – Я хотел бы воспользоваться отсутствием Кайи, чтобы кое-что вам передать. Принц мела вынимает из внутреннего кармана аккуратный конверт. – Что это? – Рагнвиндр протягивает руку, но недоброе предчувствие кричит ему, что не стоит прикасаться к бумаге, будто безобидная вещица принесёт ему страдания. Невольно вспоминается случай с загадочными приглашениями на архипелаг Золотого Яблока. – Письмо от Кайи, – трёх слов хватает, чтобы все сомнения Дилюка тут же растворились и подтвердились одновременно. Он грубо забирает конверт, но Альбедо не обижается: он понимает, от чего мастер моментально изменился после его слов. – Я и сам не знаю, что в нём написано, но догадываюсь. Прочтите его чуть позже, а пока хотелось бы поговорить с вами. О Кайе, конечно же. Альбедо приглашает Дилюка вновь сесть, и тот принимает приглашение. Они сидят друг напротив друга, не в силах начать разговор. – В последнее время я часто общался с капитаном не только по работе. Невольно я был свидетелем его немалочисленных приступов; иногда помогал в авантюрах, – Кайдепринц кивает на стопку старых книг, которые спрятал. – Думаю, вы уже в курсе нашего проникновения в Запретный отдел. Дилюку даже не нужно отвечать, алхимик читает ответ в его глазах. – Это было весьма опрометчиво, – замечает он. – Оно того стоило. Как нельзя кстати в этих книгах мною был найден способ излечения царапин Псов разрыва, но сейчас не об этом. Чуть более недели назад в дождливую ночь я заметил капитана Кайю почти раздетого, бродящего по переулкам Мондштадта. Я узнал симптомы приступа, хотел подойти и помочь, но нечто, будто божественная воля, остановило меня. Не могу назвать себя глубоко верующим человеком, но отрицать существование Архонтов, а уж тем более их участие в наших жизнях – глупо. И я говорю не о Глазах Бога. Сердце пропускает удар. Ещё. И ещё. Чуть более недели назад в дождь? Это ведь та самая ночь, когда Дилюк оставил Кайю в таверне. И после этого глупый рыцарь в раздетом – а Дилюк ясно помнил, в каком состоянии оставил Кайю, – виде пошёл под проливным дождём в свою квартиру? – Ты не помог ему? – Было правильней не вмешиваться. – Что, Бездна тебя дери, способно удержать человека от помощи другу?! Альбедо предпочитает промолчать. До некоторого момента. – А что способно удержать человека от помощи собственному брату? – ровным тоном спрашивает алхимик, следя за изменениями на лице Дилюка. Глаза прикрываются, горячее дыхание учащается, а кулак сжимает брюки до треска ткани. – Мастер Дилюк, именно благодаря тому, что последние дни я проводил рядом с Кайей, я знаю о его состоянии как никто другой. Не могу сказать, что ваше присутствие помогло бы ему физически, но ему было бы хотя бы легче переносить эти приступы с кем-то близким рядом. Дилюк поднимается со стула и начинает медленно расхаживать по лаборатории. Он старается привести мысли в порядок, но неугомонная вина, которая уколола его в самое сердце из-за слов Альбедо, никак не успокаивается. А самое ужасное то, что Дилюк находил слова Принца мела правдивыми и правильными. – Что ты знаешь об этих приступах? – заходит он издалека. Конечно, Рагнвиндр нисколько не поверил словам Кайи в лесу о том, что это был побочный эффект ранения от Пса разрыва. Рассказ Альбедо о том, что состояние Кайи было таким уже давно, ещё до наплыва созданий Бездны на Вольфендом, лишь подтвердил догадки. – Знаю лишь то, что с каждым разом они всё продолжительней и мучительней. Кайа считает, что рано или поздно… – Альбедо разворачивается на стуле в сторону винодела. – В общем, не так важно, что он считает, но если вам всё же интересно – читайте письмо. Я почти уверен, что в нём есть ответы на многие вопросы. Кайдепринц склоняет голову и выходит из пещеры, поворачивая налево, вперёд к вершине. Перед тем как полностью скрыться, он останавливается. – Оставлю вас наедине с посланием. Должен сказать, что я нарушил обещание, данное Кайе, чтобы вы прочли его сейчас, а не когда станет поздно. Прошу, сделайте всё, чтобы моё нарушенное другу слово того стоило. Скрип свежего снега быстро растворяется в завываниях ветра, а Дилюк опускает взгляд на конверт, который всё это время держал в руки, и не может оторвать его от надписи: «Моему любимому брату Дилюку Рагнвиндру...» Сердце заходится в бешеном ритме. Дыхание становится горячим, выпуская в тёплый воздух лаборатории клубы горячего пара. Дилюк не понимает, что вызвало такую реакцию: надпись или ужасное предчувствие, которое после прочтения собственного имени ударило в грудь с новой силой. Он неторопливо вскрывает конверт, боясь повредить письмо. Рагнвиндр не успевает достать сложенный пополам лист, но уже видит исписанную с двух сторон бумагу с корявым почерком и кучей исправлений. Где-то буквы едва различимы, словно на них пролили что-то. Читать не столько страшно, сколько волнительно. Отчего-то в голове проносится мысль, что это очередная шутка Кайи, но тяжёлый взгляд Альбедо говорил об обратном. Выдохнув и приведя работу сердца в нормальный ритм, Дилюк начинает читать. Дилюк, Ты был прав. Прав в том, что жизнь моя не стоит абсолютно ничего. Да, эти слова были сказаны тобой давно и в гневе, и ты извинился за них, но я не думаю, что ты должен был извиняться за правду. Единственная ценность моя кроется в том, что я способен вовремя уйти подальше от людей на своих собственных ногах, чтобы проклятье и отголоски Каэнри’ах не коснулись их. Вы справитесь без ленивого капитана кавалерии, вы сможете защитить город в случае чего. Я знаю, ведь у города есть ты. Я чувствовал проклятье всю жизнь, и Альбедо говорил, что мне можно помочь, но я же не дурак. Хотя, вообще-то да, дурак, именно поэтому в надежде спасти свою душонку натворил глупостей перед уходом, втянул во всё это Тому и Итера. Тебя. Я надеюсь, моя выходка не станет известна ни Джинн, ни Лизе. Впервые после длительного перерыва я услышал зов мёртвых жителей Каэнри’ах довольно давно, когда ты ещё странствовал по необъятному Тейвату. Этот страшный крик вывернул меня наизнанку, поднял жуткие воспоминания из раннего детства, меня охватило отчаяние и… непринятие. Я понял, что если останусь здесь, городу будет угрожать опасность. Мне давно следовало уйти, но ушёл я лишь сейчас. Мы уже не встретимся, поэтому я могу излить душу без стыда и страха испортить наши отношения. Я не хочу потерять тебя опять, не хочу умирать. Рыцарю должно быть совестно от таких мыслей, ведь мы – опора для людей, бесстрашные герои, но, Дилюк, я никогда не был героем. Ты и только ты был моей причиной совершать подвиги, улыбаться, несмотря ни на что. Всё, что я делал, я делал лишь для тебя, для города, который ты любишь. Который любил наш отец. Я жил для тебя, я живу для тебя до сих пор, и я умру для тебя, для твоего счастливого будущего. Я был тем, кем меня хотели видеть люди, но никогда не понимал, каким меня хотел видеть именно ты. Было бы здорово узнать. Знаешь, я рад, что наше общение наладилось. Вспомни то путешествие на архипелаг Золотого Яблока. Кто бы знал, что сам господин Рагнвиндр не способен полностью контролировать силу Пиро, когда он раздражён. Что ж, я был рад видеть, что мой ледяной мост плавился под твоей поступью, это был знак, что я для тебя не пустое место и способен вызвать отклик души. После твоего возвращения спустя три года странствий ты так часто игнорировал меня, делал вид, что не замечаешь моих выходок и слов. Не замечаешь ухаживаний. Поэтому я безумно счастлив узнать, что всё это было лишь притворством. Безразличие хуже ненависти. Те дни, проведенные вместе на островах, я никогда не забуду. Может свежий морской воздух ударил нам в головы, очистил разум от переживаний и подозрений и мы… смогли поговорить. Кто бы мог подумать, что Венти способен призвать самого Ужаса бури! Прямо сейчас я улыбаюсь, ведь, думаю, ты понял, что я давно раскрыл нашего малыша барда. Да уж, выпивать с самим Барбатосом было достаточно весело, будет, чем похвастаться в Селестии. Хотя, о чем это я? Жители Каэнри’ах отреклись от Селестии и Архонтов столетия назад, наш народ находится вне милости богов. Уверен, Венти знал о моём происхождении, или хотя бы догадывался, поэтому поблагодари его за то, что, невзирая на это, он подарил мне столько замечательных воспоминаний. Он подарил мне разговор с тобой. Мои одинокие ночные молитвы лорду Барбатосу дошли до нашего Архонта, и это то, о чём я и не мог мечтать. К слову об Архонтах. В сказках Царицу нарекают богиней Любви, в исторических трудах старикашек из Академии Сумеру – богиней Скорби. Хочу побыть ребёнком и поверить в сказку, Дилюк. Хочу думать, что жизнь мне продлила моя любовь к тебе. В прочем, есть ли разница? Я как-то спросил у Венти о Царице будто невзначай, надеялся, что хотя бы Барбатос ответит, но он решил притвориться беззаботным бардом Венти. Не вини себя за произошедшее четыре года назад. В моих словах Итеру тем замечательным вечером на архипелаге была львиная доля правды – братья часто ссорятся. Стыдно признать, но мне приятно даже минимальное внимание с твоей стороны, то есть и твоя агрессия, направленная в мой адрес. Наверное поэтому я и любил поддевать тебя, ты ведь у нас такой неприступный и холодный, холоднее моего Глаза Бога. Я сумел почувствовать твой обжигающе ужасающий гнев. Да, было страшно, но я заслужил. Молчать вошло в привычку, прости, что не рассказывал тебе о своём прошлом подробнее раньше, но ты не сделал ничего ужасного, ничего того, за что тебе стоило бы извиняться. Однако я всё же простил тебя, для твоего же душевного спокойствия. Надеюсь, ты не воспринимаешь это строки как признание в том, что я принял твои извинения лишь бы ты успокоился. Это не так. Ты мой брат, Дилюк, и даже если бы против тебя поднял оружие весь Тейват – я был бы рядом с тобой. Я хочу, чтобы ты понял это. Я ценю каждую минуту, проведенную рядом с тобой, ведь ты – моя семья. Я никогда не говорил это раньше и уже не смогу сказать лично, но это правда. Ты знал, что альба – это белый, на моём родном языке? О чём это я, конечно же не знал, ведь я ничего не рассказывал тебе о Каэнри'ах. Так вот, этот наводит на мысли, да? Альбедо был назван в честь белоснежного камня, ещё не завершённого, но уже близкого к своей конечной стадии – к совершенству. Забавно носить эту фамилию, зная, что чернь прошлого осквернит меня рано или поздно. Именно поэтому всю жизнь я мечтал стать Рагнвиндром по-настоящему. Жаль, что на могильной плите будет написана фамилия, приносящая неприятные воспоминания. Я такой трус, Дилюк. Даже сейчас, пока пишу это письмо, я не могу сказать всего, что хотел бы, да уже и не смогу. Знаю, ты не любишь, когда я называю тебя так, но будь счастлив, братец. Освети путь жителям города, которому я так и не смог стать родным. В сегодняшний вечер в таверне ты украл мой первый настоящий поцелуй. Но даже первый, детский и такой невинный тоже украл ты, тогда, много-много лет назад, помнишь? Я ни о чём не жалею. Я искренне хотел подарить тебе всего себя, но твоё благородство и неясная мне до сих пор забота не позволили этому случиться. Да, это весьма эгоистично с моей стороны, и я прошу за это прощение. Я люблю тебя, Дилюк. Всегда любил и буду любить даже после смерти, будь уверен.Твой братец Кайа.
Дилюк вспоминает во время чтения свои редкие смены в баре, вспоминает, как Кайа организовал в недалёком прошлом праздник для Джинн, как во время фестиваля Ветряных цветов весело проводил время с Венти и Итером сочиняя бессмысленные, по мнению Рагнвиндра, стишки. Столь активная забота о друзьях, столь искренний смех были не в его привычках. Неужели он так прощался с ними? Горячая слеза падает на лист бумаги, и Дилюк понимает, что получившийся развод точь в точь повторяет разводы, которые оставил Кайа, пока писал письмо. От осознания того, что его брат плакал, что он был искренен, как никогда, сердце сжимается ещё больнее, словно сдавливая все органы, не позволяя даже дышать. Хочется взвыть в пустоту. Хочется спрятаться. Он такой беспомощный, он всегда был беспомощным. Без поддержки Кайи он никто, он бы не добился звания капитана в свои четырнадцать, он бы даже в Ордо не попал и никогда бы не стал рыцарем он бы… без Кайи он бы не получил свой Глаз Бога. Без брата он никто, пародия на человека. И это ничтожество посмело так небрежно на протяжении полутора лет общаться с тем, кто всегда был рядом, с тем, кто старался на благо других, с тем, кого он посмел наречь предателем. Ничтожество подняло руку на того, кто сделал для Мондштадта больше всех остальных. Конечно же одно извинение не смогло залечить те раны, о чём он только думал?! В одиночку он ничего не может. Лишь потеряв Кайю на долгих три года, разлучившись с ним по собственной воле, он начал понимать, что вся его жизнь крутилась вокруг брата. После смерти отца Дилюк лишь больше сосредоточился на одном единственном человеке, ухватившись за его образ, как за спасательный круг. И лишь волей судьбы именно в тот же вечер Альберих решил раскрыть ему смысл своего пребывания в Мондштадте. Именно тогда, когда Дилюк не ожидал предательства, когда больше всего на свете хотел вцепиться в родное тело в поиске утешения и не отпускать, прямо как раньше. Только вот желанные объятия в миг превратились в безжалостные удушения, а Кайа вовсе его не предавал. Три года странствий без Глаза Бога стали настоящим испытанием. Сущность избранника богов накрепко связывается с элементальным артефактом, а отдалённое существование без него настолько калечит душу и память, что человек перестаёт быть с собой. Мы – это наши воспоминания, характер складывается из жизненного опыта, из мыслей и чувств. А Дилюк медленно терял их на протяжении нескольких лет. Лишь желание отомстить за отца не потухало в нём и побуждало двигаться дальше. Но помимо агрессии, помимо грязного чувства мести в нём трепыхалось кое-что ещё. Любовь. Отец и брат держали его в этом мире, помогали бороться с чернью Фатуи, с подлым Орденом Бездны. Лишь благодаря им он выжил и смог вернуться домой. Едва дочитав последнюю строку, Дилюк подрывается с места. Он оглядывается по сторонам, со всей силы сжимая лист бумаги в руке, слезящимися глазами выискивая Альбедо. Заметив маленькую фигурку метрах в ста, он бежит в её сторону. – Мы должны найти Кайю! – рычит Дилюк, добежав до удивлённого алхимика. – Немедленно! Куда он ушёл? – Постойте, Дилюк, не кричите так. Это опасно, – успокаивает алхимик, показывая наверх на тонны нависающего над ними снега, намекая, что несчастный случай с лавиной может повториться. – Что капитан написал? – Это ты мне объясни! Что за проклятье Каэнри’ах? – Дилюк почти хватает алхимика за капюшон, но тот успевает увернуться. – Мастер Дилюк, успокойтесь. Давайте вернёмся в лабораторию и поговорим… – Нет, говори здесь и сейчас, Альбедо. Ты тянешь драгоценное время, – перебивает его Рагнвиндр, всё же хватаясь за белый капюшон. – Послушайте, – Принц мела не отводит взгляд от винодела, с честью и смелостью встречаясь с внезапным испытанием. – Не знаю, написано ли об этом в письме, но Кайа попросил меня отдать вам этот конверт, когда он уйдёт. Это была ложь, хоть и неполная, ведь он сказал «когда я уйду», но не уточнял подробностей. Позже, когда я пообещал передать вам письмо, но открыл мне правду: «когда я уйду из жизни». – С чего бы ему умирать? – уже чуть тише и с тоской спрашивает Дилюк. Он понимает, что Альбедо вряд ли сможет ответить на вопрос, поэтому скорей обращает его в пустоту, чем алхимику. – Он вбил себе в голову, что мучающие приступы рано или поздно отнимут его жизнь, – удивляет своим ответом Кайдепринц. Хватка на капюшоне становится сильнее, Альбедо уже почти ощущает злобу, исходящую от Рагнвиндра. Листок бумаги во второй руке жалобно скрипит под давлением сильных пальцев. Стоило алхимику перевести взгляд на письмо, как позади возвышающегося над ним Дилюка возникает знакомая синяя макушка. Он ощущает, как хватка слабеет, а горячее дыхание Дилюка почти исчезает. – Что вы тут устроили? – шипит из неоткуда появившийся кавалерист, разворачивая Дилюка к себе за плечо. Его глаз расширяются, стоит ему ощутить тёплые объятия, обвившие его в кольцо из рук и не желающие отпускать. – Дилюк, что случилось? Ты меня пугаешь, – пытается отшутиться Альберих. – Кайа… – неслышно бормочет в шею вышеупомянутый. – Кайа… Кайа. – Да-да, я здесь, – кавалерист несмело отвечает на объятия, смотря на Альбедо. Он одним взглядом спрашивает у того, что произошло, но алхимик лишь пожимает плечами. – Кайа… – Дилюк? – Ты идиот, Кайа. Я больше не отпущу тебя. У Альбериха округляется зрачок, а нос краснеет. Он крепко сжимает свои губы, пересиливая себя, чтобы не сказать глупость, дабы развеять смущающую ситуацию. Вовремя на помощь приходит Альбедо: – Я оставлю вас одних, но не стойте на морозе долго. Лаборатория в вашем распоряжении, – кивает им Принц мела, продолжая восхождение в гору. Они остаются наедине, лишь редкий морозный ветер прерывает тишину, завывая словно голодный волк. Дилюк, казалось, не намеревается ослаблять хватку, продолжая опалять смуглую кожу на шее дыханием. Исполняет свою почти угрозу «никогда не отпускать». – Кайа… – вновь говорит он, ощущая поглаживание по спине. Альберих бы соврал, сказав, что ему не страшно: он никогда не видел брата таким. – Дилюк, что случилось? Тебе всё ещё плохо? Давай вернёмся в лагерь Альбедо, прошу. Капитан слышит шуршание бумаги у себя за спиной. Дилюк отстранятся, чуть склоняет голову к Кайе и пока тот не видит, прячет письмо в карман сюртука, не отрывая взгляд. Винодел хватает Альбериха за запястье, не с злобой, но с некоторой жадностью, и ведёт его за собой. Взглядом и кивком головы он показывает Кайе сесть на стул у костра, а сам встаёт перед ним. Кайе кажется, что он сейчас максимально беспомощен. Дилюк возвышается над ним, смотрит сверху вниз, бегает взглядом по всему телу, особенно долго задерживаясь на едва ли прикрытой груди. Через вырез рубашки заметны белоснежные бинты, которые, в прочем, всё равно пропитаны кровью. Надо же, Псы Разрыва действительно оставляют настолько серьёзные ранения. Но хотя бы выглядят они получше, видимо Альбедо уже обработал рассечение. Кавалерист понимает, что именно рассматривает брат, поэтому инстинктивно пытается прикрыться собственными волосами. Дилюк в ответ снимает с себя излюбленный сюртук и накидывает на плечи брата поверх плаща, который тот, очевидно, нашёл здесь в лаборатории перед тем, как уйти. Плотная ткань верхней одежды Дилюка куда роднее и теплее, да и она словно впитала тепло его тела, отчего Кайе становится вдвойне приятней. – Поговорим? – прерывает тишину винодел. – Чего? – моментально реагирует Кайа. Он был готов к разговору, он был готов даже к тому, о чём не имел понятия, но он не был готов к столь глубокому тону голоса, к вопросу, который Дилюк задал. – Что с тобой происходит, Кайа? Сперва температура, потом приступ. А твоё проникновение в Запретный отдел… Эта выходка так похожа и не похожа на тебя одновременно. Ради чего ты полез туда? Кайа ёрзает на стуле, не находя себе место. Он то и дело посматривает в сторону выхода, пока на спинку стула не опускается чужая рука, преграждая путь к отступлению. Пересилив себя, Альберих поднимает взгляд на нависшего над ним Дилюка. – Мотивы были самые разные… – Скажи прямо, Кайа. Скажи мне правду. Почему сейчас ты избегаешь меня? – выдвигает догадку винодел, заметив, как сжался рыцарь. – С чего бы мне избегать собственного брата? – Отличный вопрос. Может с того, что ты скрываешь нечто важное? – Я на протяжении всей своей жизни скрывал от тебя кое-что очень важное. – Ты про своё происхождение? – Не только. Быть родом из Каэнри’ах – это одно, но быть подосланным шпионом – совсем другое. – Но ты не шпионил. Мы уже закрыли эту тему. – Да, спустя четыре года закрыли, но то, что случилось после смерти отца… Твой гнев шёл от чистого сердца. Ты бросил меня, – Дилюк зачёсывает волосы назад. В глубине души он догадывался, что даже после бесчисленных разговоров Кайа не сможет отпустить этот эпизод их жизни, что он до сих пор воспроизводит произошедшее тем дождливым вечером вновь и вновь. С какой целью? – Что ты хочешь этим сказать? – Я рассказал тебе про Запретный отдел, – игнорирует вопрос капитан. – А ты прогнал меня. – Кайа… – губы Дилюка искривляются в неровную тонкую линию. Кайа сжимает пальцами шейный платок винодела, притягивая парня ещё ближе к себе, и шипит прямо в губы. – Я открылся тебе в таверне, я готов был отдать тебе всего себя, а ты сбежал, – второй рукой капитан нежно касается затылка Дилюка, ослабляя хватку на платке. Он прячется носом в волосы хвоста, который спадает на плечи винодела. – А несколько дней назад я действительно поверил, что попал в сказку, когда ты пошёл ко мне навстречу по-настоящему, я даже подумал, что у нашей истории будет хороший конец… После всего этого невероятно трудно быть откровенным с тобой, братец. Я боюсь. Я даже запретил сказать тебе те три заветных слова, которые жаждал услышать от тебя всю жизнь, когда мы чуть не испустили дух под снегом. Он не уточняет, чего боится, но Дилюк понимает всё без слов – он боится его, Дилюка. Губы Рагнвиндра открываются и закрываются в безуспешных попытках сказать хоть что-то. Кайа прав, прав как никогда. – Ну что же ты молчишь, братец? Ты ведь хотел поговорить? – не отрываясь спрашивает кавалерист. – Я хотел вразумить тебя, – признаётся Дилюк, отстраняясь от Кайи. Он не встаёт тучей над Кайей вновь, нет, напротив, садится на каменный пол на колени. Этот жест так контрастирует с началом их разговора, когда Дилюк грозно возвышался над Альберихом, теперь же он смиренно смотрит на дорогое сердцу лицо снизу вверх, словно моля о прощении, преклоняя колено перед невероятно мужественным парнем, боровшимся с невзгодами в одиночку. – Отругать за молчание, за то, что ты постоянно норовишь пожертвовать собой ради кого-то. Неужели ты так сильно себя ненавидишь? Кайа вопросительно смотрит на Дилюка, поглаживая его пыльные после длительного путешествия, но всё такие же яркие волосы. – Увы, любить себя я не способен. – Но почему? Тебе так нравится причинять боль тем, кому ты дорог? Нет, дело даже не в других. Почему ты сам себя отгораживаешь от моей заботы? Кайа мягко смеется, убирая прядку выбившихся волос Рагнвиндра за ухо. – Дилюк, ты удивляешь меня сегодня всё больше. Откуда такие пессимистические думы, братец? Не думая о последствиях Рагнвиндр достаёт из кармана порядком пострадавший лист бумаги. Он видит, как на секунду Кайа обескураженно открывает рот, хватая им воздух. В прочем, рыцарь быстро берёт себя в руки. – Я прочитал каждое словно, написанное здесь. Обида, страх и отчаяние охватывают Альбериха. Он не ожидал, что послание так скоро окажется у Дилюка в руках. Что теперь делать? Сердце стучит, как бешеное, даже Рагнвиндр улавливает его ускоренный ритм. Понимает, что заставил Кайю волноваться, может даже бояться, и ему становится до одури противно от самого себя. – Почему ты не рассказывал о проблемах со здоровьем? Почему молчал? Почему решил, что уйти – верное решение? Кайа молчит. Хочет что-то ответит, но долго не решается. – Я же сказал, – капитан предпринимает попытку встать со стула, но Дилюк крепко обвивает его талию, смотря снизу вверх. – Я боюсь. – Меня? – Боюсь потерять то, что между нами осталось. – Не потеряешь. Я не позволю. – Что же ты такое говоришь, – голос капитана дрожит. – Точно как в детстве. Где мой угрюмый винный магнат Дилюк Рагвниндр? – Не вспоминай детство. – Не могу. Не могу, Дилюк, я слишком сильно хочу вернуть те времена, – холодная слеза падает на лицо Рагнвиндра, заставляя того встрепенуться. – Кайа, – винодел хватает ладонь рыцаря, пытаясь отогреть её. Второй он стирает дорожку слёз с щеки брата. – Давай всё же попробуем что-то новое? Вместе. Ты и я. Дилюк знает, что напускная храбрость Кайи – ложь. Никому не хочется умирать молодым, красивым и любимым. Альберих хотел уйти тихо, чтобы его возненавидели. Тогда Дилюк окончательно огорчится в своём бывшем брате, а Джинн будет горевать по человеку, бросившему её один на один с Орденом Бездны и защитой беззащитного города. Альбедо лишь покачает головой, на вопрос Кли :«А где же братец Кайа?» – и отвлечёт малышку от мыслей о человеке, который трусливо сдался, даже не попытавшись найти решение и не причинять своим уходом боль родным. Лизе будет не с кем пить чай и обсуждать женские штучки, а так же невероятно упорную Джинн и новый выпуск «Паровой птицы», а Эмбер возьмёт на себя ответственность за десятерых и будет работать в поте лица, ведь именно стольких лучших рыцарей стоил Кайа, хотя на самом деле – всего Ордена. Аделинда в один день постареет лет на десять, продолжит выполнять обязанности, как и подобает главной горничной винокурни «Рассвет», но ночами будет тихо плакать в подушку. Венти и Розария больше не будут собираться вместе так часто, ведь встречи этой пьяной троицы заключались не в выпивки, а в компании друг-друга. Великое трио больше не трио. Кайа думал, что все будут ненавидеть его за уход, но на самом деле весь Мондштадт погрузится в траур, и Дилюк, как истинный защитник города, должен предотвратить это. Кайа закрывает глаз и смиренно то ли кивает, то ли просто опускает голову, широко улыбаясь. Мастер моментально понимает, что эта улыбка предназначена ему, и это вызывает мириады мурашек по спине. Подобная улыбка Кайи слишком ему знакома, знакома до такой степени, что хочется её больше никогда не видеть, а воспоминания, связанные с ней, сжечь дотла, чтобы даже угольков не осталось. Чтобы вина не терзала душу. Так же брат улыбался, когда огненный Феникс нёсся на него три года назад. Смирение на лице Кайи так ему не идёт. Дилюк льнёт к губам. Он не целует, скорей, просто согревает собой, стирая фальшивку с лица. Приспускает сюртук, трётся холодным носом о не менее холодную шею, вырисовывает кончиком замысловатые узоры. Опускается ниже, опаляя дыханием приоткрытую грудь, дрожащими руками расстёгивает излюбленную капитаном блузу. Опускает взгляд ниже, вновь оценивая состояние ранения, но невольно всё же задерживается на ожоге. Кайа замечает замедление в действиях Дилюка, поэтому открывает глаз, чтобы понять, что происходит. – Уродливо, верно? – шутит он, но Дилюк шутку не оценивает, поднимая сердитый взгляд. Кайа понятливо закрывает рот, лишь слегка улыбнувшись на реакцию брата. Дилюк держит лицо капитана, обтирая его от слоя грязи и засохшей крови, осторожно обходя свежие царапины, подставляя лицо под свет свечей. Он старается делать все бережно, но у него плохо выходит. Последний раз Дилюк заботился о ком-то очень давно, уже и забыл, каково это – касаться другого человека аккуратно, а не обрушивая на него свою мощь с целью убить или причинить боль. – Болит? – Дилюк вырисовывает невесомые линии на туго замотанном белыми марлями животе, и смотрит так пристально, словно пытается взглянуть сквозь них. Он делает приятный вывод о том, что Кайа стал заметно легче дышать, чем во время их путешествия. Он рад, что помощь Альбедо действительно оказалась полезной. Рагнвиндр проводит по бинтам пальцами. Они пахнут травами, чем-то дезинфицирующим: Альбедо постарался на славу. Ожог Принц мела тоже не обошёл стороной, от пятна так же пахнет чем-то лечебным, Дилюк даже улавливает нотки лилии калла. Но познания великого алхимика в медицине не могут посоперничать с силой Божественного Пиро артефакта, которая оставила след на боку кавалериста три года назад. – М? – вопрос пробуждает капитана от неги приятных ласк слегка шершавых пальцев и тёплых губ. – Ах, уже не так м-м-м… неприятно, как пару дней назад. Альбедо сказал, что запустил я эту царапину, то ли загноилась вся, то ли ещё что-то. Уже неважно. – А ожог? – и словно невзначай касается красного пятна, пытаясь хотя бы ласками загладить вину. – Н-нет… Не болит, когда ты так делаешь, – на выдохе, голос почти срывается. – А ещё твоя чудная вонючая мазь даже помогла, представляешь? Дилюк переходит на руки, гладит большими пальцами оголённую кожу на тыльной стороне ладоней капитана, бережно ощупывая каждый шрам. Он кивает, принимая к сведению слова брата, а так же уже размышляет о том, как поблагодарить Паттона за то, что тот помог любимому человеку его работодателя. Может, помимо премии он даже назначит Паттону оплачиваемый отпуск в Натлан или Сумеру. – Твоё письмо меня тронуло, Кай. Многое произошло в наших жизнях, ещё большее произошло за те три года, что меня не было в Мондштадте. Мы выросли, переосмыслили многие вещи. За это время ты стал прекрасным капитаном, образцом для подражания. Этот образ идеального рыцаря он… не позволяет тебе быть самим собой. То, что ты чувствуешь – нормально. Нормально желать быть счастливым, нормально ставить свои желания выше благополучия остальных. Капитан слышит тоску в том, как Дилюк произносит его имя. И как только Дилюк может говорить такие вещи? Как ставит одного человека выше всех остальных? Взрослый же Кайа, привыкший быть не Кайей – братом Дилюка, – а капитаном кавалерии Ордо Фавониус, в глубине души понимает Рагнвиндра, понимает его опасение за чужую, но такую родную жизнь, ведь тот наивный влюбленный мальчишка, живущий внутри Кайи, готовый пожертвовать ради своего драгоценного брата жизнями тысяч людей, рыдает. Сейчас он решает довериться взрослому себе. Дилюка всегда окружали люди, не понимающие его отстранённость и хмурость, Кайа не был одним из них. Ещё в детстве брат закрывал глаза на угрюмые высказывания брата, понимая, что все их шалости на самом деле были интересны Дилюку, просто тот не умел это показывать. И даже спустя столько лет Кайа с улыбкой реагировал на острые высказывания об Ордо Фавониус, о самом Кайе. Капитан отшучивался на оскорбления Дилюка, когда, казалось, стоило бы бросить попытки заговорить о всякой ерунде, и гордо уйти. У всего есть свои границы, но не у терпения Кайи. Они идеально дополняли друг друга даже в этом, даже сейчас. Винодел ласкает Кайю, ждёт от него хоть единого слова на свои провокации и откровенные, почти интимные, слова. Но тот лишь выдавливает из себя их любимое «...люк...». Рагнвиндр верит этому полустону. Верит, но продолжает корить себя за ошибки прошлого, ведь даже если Кайа простил его за всё, то сам Дилюк никогда не простит. Некстати вспомнились предсмертные слова отца: Ты старший брат, Дилюк, ты должен наставлять Кайю. Вы выросли такими чудесными рыцарями. Я горжусь вами двумя, я люблю вас. Он отрывается от груди, глядит прямо в глаз Кайи, и без слов одним лишь взглядом говорит: «Сейчас не время». И конечно Кайа понимает, в этом Рагнвиндр не сомневается. Их связь, появившаяся с раннего детства, даже спустя годы нерушима, они до сих пор могут читать друг друга по жестам и мимике. Иногда даже без них. Дилюк хмурится, всё ещё не примиряясь с плачевным физическим состоянием Каий, и отчего-то капитану становится смешно. – Альбедо сказал, что ты ушёл прогуляться. Зачем? – пытается спугнуть нарастающее между ними напряжение Рагнвиндр. – Ой-ой, какой сердитый, – продолжает улыбаться капитан. – Проверял кое-что. – И что же? – не отстаёт Дилюк. – Расскажи мне. Альберих хватается за запястья брата, убирая широкие ладони от себя. Наконец, у него получается встать со стула, пройтись и размять ноги. Он выискивать взглядом что-то, бегая по помещению звездообразным зрачком. Поняв Кайю без слов, Дилюк лезет в сундук, в который Альбедо спрятал следы пребывания Альбериха. – Рыцари искали тебя, – поясняет он, протягивая пережившую вместе с хозяином порядочно неприятностей. – Да, я видел их. Спасибо, что прикрыли. – Что ты планируешь делать дальше? Может вернёшься в город? Уверен, Джинн не скажет и слова против. Вместе мы найдём спасения от твоих приступов, исследуем всю библиотеку Ордена. Привлечём Альбедо, знакомых Лизы из Академии, информаторов. Кайа пожимает плечами, давая знать, что не хочет это обсуждать. Он заканчивает с застёжками своего наплечника (который по его мнению без пропавшего в Вольфендоме меха смотрится совсем не эффектно), чуть разминает руки, проверяя, надёжно ли держатся крепления, призывает меч, тут же растворяя его в воздухе, и слегка постукивает пальцем по Глазу Бога. – Я вернулся сюда только для того, чтобы убедиться, что с тобой всё в порядке. Я в этом убедился, поэтому, думаю, время уходить. Рагнвиндр в секунду оказывается рядом, разворачивая Альбериха к себе: – Где гарантия того, что ты вернёшься? – Я не вернусь. – Что? – Даже если ты прочитал моё весьма постыдное послание раньше времени, это не меняет моих планов. – Уходишь, чтобы защитить город? Но от чего, Кайа? – Дилюк не бросает попытки поговорить и переубедить кавалериста, на что, к удивлению винодела, отвечает хмурыми бровями и поджатыми губами. – От самого себя. Тот приступ в Вольфендоме не был первым, он не был и последним. Честно говоря, после ранения мне стало тяжелее переносить их, это лишь доказывает родство моего недуга с Бездной. – Это не ставит на тебе клеймо опасности для людей. – Возможно, – пожимает плечами Кайа, – а возможно и наоборот. Всё это время я честно пытался найти способ спастись, но Альбедо уже несколько месяцев изучает манускрипты и фолианты Каэнри’ах, и к чему это привело? – К чему? – Ну, – Кайа проверяет маленькую сумочку на наличие необходимых зелий, закрывает её понадёжнее и становится в пол оборота к выходу, – к тому, что мы смогли спасти жизнь Беннета и жизни других людей, которым не посчастливится столкнуться с Псами. Это, безусловно, прекрасно, но проблему одного ужасного капитана и его народа не решает. – Тебя не переубедить? – Абсолютно точно нет. Но, Дилюк, я ценю, что ты сопроводил меня до хребта и то, что ты принял мои чувства, – Кайа запинается, не полностью уверенный в сказанном. – Я ценю тебя. Спасибо, что был со мной, но дальше мне нужно действовать самостоятельно. – Ты будешь искать лекарство? – Не могу сказать точно, – Кайа последний раз оглядывает ставшее уже почти родным помещение. – Не хотелось бы тебе врать, что я обязательно его найду. Если честно, мне просто не хочется посвятить свои последние дни безделью, поэтому я планировал делать хоть что-то, а именно – испытать удачу в последний раз. – Я пойду с тобой. – Исключено, братец. – Кайа, – Дилюк вновь хватает ладони кавалериста, нежно перебирая пальцы, – я не брошу тебя. Уж точно не теперь, уж точно не после всего того, что между нами произошло. – А что между нами произошло? – с хитрицой смотрит Кайа, вынуждая Дилюка сказать что-то, о чём винодел едва ли догадывается. Он решает сменить тему, пока не стало поздно. – Иногда мне кажется, что в твоих глазах я словно камень. – А я в твоих – расфуфыренный павлин. – В этом есть доля правды, – Дилюк сильнее сжимает пальцы, его дыхание учащается. Щёки предательски краснеют непонятно от чего. – Я о том, что ты родился под созвездием Павлиньего пера. В пещере раздаётся звонкий смех. Дилюк продолжает уверенно держать руку капитана, не отпуская его, давая понять, что так легко от него не отвязаться. – Ты, пожалуй, моя единственная слабость, – Дилюк знает этот тон и уже мысленно ликует. – Выдвигаемся прямо сейчас и идём прямиком к сердцу Дурина.