Несвободные

Дилюк решает зайти в «Долю ангелов» раз уж он в городе, ведь здесь он не бывал уже давненько. Он легко находит Венти в дальнем углу и лишь немного удивляется. Нет, не присутствию барда, а тому, что бродяжка избрал не барную стойку в качестве места, где проведёт этот вечер. Дилюк кивает внезапно помрачневшему по непонятной причине Паттону, а после перекидывается с Чарльзом парой слов. Он не слышит ничего нового и особо важного, на что ему стоит обратить своё внимание, поэтому скоро покидает бармена. И даже удивительно малое количество посетителей его не заботит. – Мастер Дилюк, как отрадно вас здесь увидеть, – Венти вопреки ожиданиям совсем не пьян, а в бокале у него безалкогольный сидр. У Дилюка нет к барду аномального отвращения, которое он начал испытывать к каждому второму человеку, с которым знаком. И это не потому, что бродяжка является Архонтом этих земель, ведь Архонтов он проклял и разочаровался в них, а потому что Венти – один из немногих, кто не пытался заговорить с Дилюком о том дне и хоть как-то помогал. Да и он ведь сам подошёл, смысла строить недотрогу нет никакого. – Я не обанкрочусь, если ты перестанешь покупать алкоголь в таверне, однако я озадачен твоим выбором. Венти тихо хихикает, отодвигая напиток подальше. – Я пришёл не выпить, а поговорить с вами. Могу я рассчитывать на вашу компанию в ближайшее время? – Я обещал Кайе вернуться пораньше, – даже не колеблется винодел, отвечая будто заученный до дыр текст.  Венти смеряет Рагнвиндра взглядом. Осматривает с ног до головы так внимательно и быстро, что Дилюк не заметил бы пристального внимания вообще, если бы был... обычным человеком, а не Дилюком. Венти не хмурится, но и не улыбается, по его лицу вообще едва ли можно что-то прочитать, ведь что-то общее между ним и Кайей всё же есть. Что ж, каков Архонт, таково и дитя его. Дилюк быстро прогоняет глупую мысль из головы: по такой логике между ним и Венти тоже есть что-то общее, а это совершенно не так. Но Архонт ведь сущность божественная, живущая на белом свете тысячи лет, и его вполне можно назвать многоликим. Владелец таверны присаживается напротив, давая согласие на разговор: уж лучше перекинуться парой бесполезных, как ему кажется, реплик с бардом, чем засорять и без того уставшую голову мыслями о божественном и вечном. Венти однако ж, церемониться не собирается, резко осушает бокал до дна и на одном дыхании озвучивает неприятную правду. – Вы выглядите ужасно. Дилюк не из обидчивых, и прекрасно понимает смысл этого «ужасно». Не в плане уродливо, а нечто, подразумевающее под собой «не так, как обычно» или точнее сказать «устало». – Днём я стерегу окрестности винокурни, ночью скитаюсь между городом и «Рассветом», пытаясь отсрочить неизбежное. – Неизбежным вы называете вторжение Ордена Бездны в Тейват? С Венти Дилюк не видит толка играть в неведение. С уставшей и порядком поникшей Джинн этот трюк, может, и прошёл, но не с проницательным бродяжкой. – Твари Бездны идут сюда. Идут за Кайей, и ты это прекрасно знаешь. Венти молчит. Совсем притихает, смотрит на короткие волосы мастера, которые тот судя по всему отрезал ужасно тупыми ножницами (но зная его, это, скорее всего, был меч), смотрит на исхудавший пальцы, немощность которых не скрывают даже перчатки. Ему становится понятна причина, по которой мастер формулирует свои опасения и страхи именно так. Он говорит: «Они идут за Кайей». Но вернее было бы: «Они уже используют то, что забрали у Кайи». Однако что для Дилюка правда – решает лишь он сам. – Как же вы сражаетесь? Дилюк вновь понимает Венти без конкретики: «Как же вы сражаетесь в таком состоянии?» – спрашивает божество, но мастер не спешит отвечать. Он смотрит в одну точку мимо собеседника, слово душою путешествуя где-то в другом месте, раздумывая о своём. Частично так и есть. В глазах всё плывёт, а после и вовсе погружается в тьму. Последним объектом, мелькнувшем в потухающем сознании, оказываются бирюзовые косы Архонта, кричащего что-то. Рагнвиндр не замечает миг, когда слышит стук в кромешной тьме, а после и взволнованного Венти, чей голос будто с большим опозданием доходит до ушей. Бард тормошит мастера, и тот постепенно приходит в сознание. Распахнув некогда горящие глаза, он видит перед собой деревянную поверхность, поэтому быстро понимает, что неприятно приложился лбом о стол. К счастью, боль, как и голос барда, уставший организм ещё не успел осмыслить. – Мастер Дилюк, это уже не шутки! – Конечно, ведь никто не смеётся, – Дилюк приходит в себя окончательно, с безразличием поняв, что произошедшее заметили если не все, то многие посетители. Благо им хватает ума не обсуждать это вслух. – Вы вообще принимаете пищу? Вопрос отчего-то невероятно злит Дилюка. Ну что за глупости? – Как и любой нормальный человек. Венти не верит ему. – Что насчёт сна? – Я ведь сказал, что днём и ночью я... – Мастер Дилюк, – Венти становится непривычно серьёзным. Дилюка слегка обдувает случайный ветерок, а кончики кос парнишки напротив начинают бледно-бледно светиться. Кажется, бродяжка решил проявить свою божественную сущность и надавить ею на глупого Рагнвиндра. – Я слышал, вы уволили всю прислугу на винокурне. Дилюк даже не успевает возмутиться этой осведомлённостью его личной жизнью, как Венти встаёт со стула и направляется к выходу из таверны. Он манит за собой её хозяина, а тот отчего-то повинуется. Они идут вверх по улицам, прямиком к Соборной площади. Барбатос большую часть пути молчит и лишь изредка поглядывает на винодела, пытаясь разглядеть на его лице хоть какую-то эмоцию, кроме безразличия. Венти страшно (если, конечно, Бог может испытывать страх) лицезреть Дилюка таким спокойным. Учитывая то, что произошло пару месяцев назад, Рагнвиндр должен быть именно тем, кто рвать и метать будет громче всех, но тот покорный и даже чуточку счастливый. Все вокруг несчастны, и лишь мастер Дилюк не знает забот! – Дурин пробудился, а у Двалина уже не хватит сил, чтобы одолеть его, – бард аккуратно прощупывает почву абстрактными формулировками. – Пробудился вместе со всем Орденом Бездны, который получил мощное оружие в своё распоряжение. Что ж, Дилюк помнит и ясно осознаёт хотя бы эти два факта. Уже хорошо. – Но Дурин был не только оружием Бездны, но и средством защиты Каэнри'ах от Архонтов. Если уж говорить начистоту, именно придворные алхимики Каэнри'ах создали его. Будет ли правильно отнимать у народа его последний оплот защиты? При упоминании павшей страны Дилюк даже бровью не ведёт. Раньше он бы даже не скрывая недовольство постарался как можно скорее прекратить разговоры, но не сейчас –ему банально всё равно. – А что насчёт Свободы? – Свободы? – у Дилюка челюсть готова скрипеть от этого слова: настолько оно проело его душу. – Помните? Двое не могут быть в равно степени свободны, – Венти сжимает кулачки и оттопыривает только указательные пальцы, после чего прислоняет их друг к другу и резко отдаляет. Мастеру эта жестикуляция кажется до безобразия пошлой: никакой фантазии. – Вы нашли ответ? – Зависит от того, как каждый из этих двух трактует понятие. Дилюк намеренно отвечает расплывчато то, что первое приходит в голову. Он знаком с пристрастиями бессмертных существ пофилософствовать, поэтому даже не напрягается, чтобы придумать что-нибудь оригинальное и хоть сколько-нибудь умное. – Ого, мои поздравления! – бард хлопает в ладоши, привлекая внимание нескольких бездомных котов. – Но я ведь не... – Дилюк искренне не понимает, что движет этим неугомонным парнишкой и какой вообще ветер гуляет в его голове. – А это и есть ответ! Дилюку на полном серьёзе хочется потребовать от Барбатоса пояснений, но остатки его аристократической, пусть и напускной, незаинтересованности мирскими делами останавливает его. Венти понимает, что продолжать бессмысленно, может даже чуточку опасно: есть шанс спугнуть Дилюка, поэтому неосознанно (ну или почти неосознанно) начинает мычать до боли знакомую для его сопровождающего мелодию. – Кайе понравилась твоя баллада, – вновь несвойственно для себя Дилюк выставляет напоказ свою искреннюю гордость и радость. Да что уж там, он только что не просто поддержал разговор ни о чём, он начал его. – М? – Венти не останавливается, но на Дилюка, идущего позади, оборачивается. – Новая баллада. Я не знал, что вы писали её вместе. Венти взмахом руки материализует лиру, присматривается к струнам, чуть шевеля тонкими пальцами, пытаясь вспомнить мотивчик, а потом начинает играть. Тихая мелодия разносится по округе. Нега охватывает Рагнвиндра, который слышит её не первый и даже не во второй раз, однако если раньше она вызывала тоску, то сейчас даже внушает толику надежды.

«Напоминает о невысказанных чувствах и утерянных возможностях»

Дилюк не соглашается с братом. «Ты неправ. Скорее… предвещает нечто прекрасное»

«Нечто горькое»

Кайа усмехается, оставив последнее слово за собой, а Дилюк приходит в себя, поняв, что бродяжка уже с минуту не играет и смотрит на Рагнвиндра с небольшой опаской, но всё же больше в его взгляде читается заинтересованность. Он делает вид, что не видел необъяснимо искреннюю улыбку на лице мастера Дилюка. – Кайа предложил мне мелодию для новой баллады, а слова сами собой пришли мне на ум. – И как так вышло, что ты написал о нас с ним? – Дилюк не злится на барда, уже ведь нет смысла, когда хит разлетелся даже за пределы Мондштадта, пусть и слегка изменённый, но ему искренне интересно, как так получилось, что героями новой песни стал он с братом. – Сюжет о несчастных отношениях, будь то сын и отец, возлюбленные или самые близки друзья, наиболее популярен. Ваш же случай с Кайей несколько неповторим, поэтому уже давненько будоражил моё творческое начало, требуя к себе внимание. Конечно, я многое поменял, чтобы нагнать драмы, а публика услышала лишь сильно изменённую версию без конкретных имён, но даже так результат весьма неплох! – бард приподнимает берет, и отдаёт мастеру свёрнутый в трубочку пергамент. – Это оригинал. Хотел вручить его Кайе в качестве подарка, ведь он с таким интересом узнавал у меня, как идёт работа над балладой. Сейчас, думаю, будет правильнее, если она будет у вас. – Я обязательно передам ему. Барбатос замечает тень улыбки на уставшем лице Дилюка, и не сдерживает любопытство, полностью игнорируя то, что произнёс Рагнвиндр, сосредоточившись на том, как он это сказал. – Вам… понравилось? – он даже боится предположить такое развитие событий. – Я ведь уже прикинул двенадцать путей отступления, чтобы в случае вашего… кхм, гнева обезопасить себя. – В путешествии на Драконий хребет, когда Кайа будто случайно намекнул мне, что твоя новая баллада про нас с ним, я готов был придушить тебя, как только увижу, но после некоторой рефлексии я принял правду. «Страсть животная» нам свойственна, и это касается не только физической близости, – Дилюк прячет балладу в карман. – Да и Кайе она понравилась. Венти прикрывает рот рукой, как смущающаяся дама, не способная сдержать неуместной улыбки. И кто бы мог подумать, что юный Рагнвиндр когда-то будет говорить о личной жизни открыто. Не при всех, конечно, а лишь перед собственным божеством, но это уже что-то. – Ах, мастер Дилюк, я каждый раз удивляюсь тому, как по-разному искусство воспринимается людьми, – Бард отбрасывает инструмент в сторону и тот растворяется до того, как встречается с брусчаткой. – Вашего брата заинтересовали строки о прощении. Собственно, он на правах соавтора долго и упорно настаивал на том, чтобы на этом ключевом моменте ваших отношений был сделан акцент. Они минуют статую Барбатоса, тянущего руки к оберегаемому им городу. Рагнвиндру становится кристально ясно, что направляются они прямиком к собору, ведь больше некуда сворачивать. Ветер доносит голос любимого брата:

«Зачем нам прощать?»

– Для слабых... прощенье… Дилюк мысленно заканчивает за Кайей строку из баллады Венти. Он трясёт головой, прогоняя дурные мысли и наваждения.

«Это именно то, что мы сделали, Дилюк. Извинились миллиарды раз друг перед другом, но ни разу не простили...»

В пяти метрах от входа в собор они резко поворачивают направо. Дилюк не замечает того, как притихает Венти, ведь ждёт, когда Кайа закончит мысль, от этого полностью сосредоточен на голосе своего брата, но чем дальше они продолжают огибать собор, тем тише становятся слова Альбериха.

«…Просто начали заново, сделав вид, что ничего не было, но это невозможно...»

Поворот налево.

«...Между нами была целая жизнь...»

Длинный проход вдоль соборной стены.

«...Моя жизнь, Дилюк»

Они на месте. – Я оставлю вас наедине на какое-то время. Венти отходит от камня, рукой как бы приглашая Дилюка подойти. Парень повинуется Архонту, с невероятным усилием делая каждый шаг, будто ноги наполнены свинцом. Он безмолвно пытается дозваться брата, но тот не отвечает. Голос Кайи пропал, и Дилюку страшно. «Кайа, где ты? Почему молчишь?» Шаг. «Кайа!» Шаг. «Кайа Альберих!» Остановка. – Кайа... Глаза бегают по невысокому камню, на котором выгравировано имя любимого и единственного... брата. Земля устелена свежими цветами, кто-то явно заботится о могиле капитана ежедневно. Среди цветов он замечает букет, который Рейзор и Беннет покупали сегодня у Флоры. – Это по-твоему смешно? – рычит Рагнвиндр, поворачивая голову туда, где мгновение назад стоял бард, но Венти обращается ветерком до того, как винодел понимает, что Архонта рядом нет. – Зачем ты привёл меня сюда... – он обращается в пустоту, зная, что Барбатос слышит его. Слышит, но ни за что не ответит. Дилюк не хочет разворачиваться, но холод, исходящий от могильного камня, съедает его спину. В секунду он оказывается перед захранением, безумным взглядом рассматривая надпись. Кайа Альберих. Дилюк обнимает себя за плечи, сдерживая смех. Он уже думает о том, как вернётся домой, где любимый Кайа встретит его с распростёртыми объятиями и вкусным ужином в своём фирменном исполнении, украшенным на удивление неплохо сочетающимися с мясом фруктами, а потом с улыбкой, а может где-то и с хмурыми бровками, будет слушать историю о том, как Венти решил глупо пошутить над Дилюком, показав ему эту могилу. – Кайа, это так глупо, не находишь? – молодой мастер уже сидит на холодной земле, оперевшись головой на светлый камень. – Аделинда и даже Эльзер упорно повторяли мне, что ты мёртв, до тех пор, конечно, пока я не уволил их всех из нашего дома. А теперь и Венти издевается над нами. Эй, как думаешь, – он отрывается от могильной плиты, смеряет её взглядом, но смотрит будто сквозь, – Джинн с ними заодно, да? Тишина становится ответом. Парень вслушивается в каждый свист ветерка, в каждый шорох травы, но не слышит желаемого. – Кайа? Кайа не отвечает. Молчит, как и всегда. Как и всегда? Но ведь он самый болтливый человек на свете, если не считать, конечно, Паймон, которую человеком можно назвать с натяжкой. И эта мысль заставляет Дилюка встрепенуться. Он моментально поднимает голову, поняв, что свернулся калачиком прямо у надгробия. Где-то вдалеке птицы уже щебечут утренние песни, а пламенная полоса рассвета заставляет уставшие глаза разболеться ещё сильнее. Он пролежал здесь всю ночь, которая пронеслась словно мгновение, будто он закрыл глаза лишь на секунду, но на деле же – уснул. Рагнвиндр отводит взгляд от неба, возвращая их на надпись на камне. Кайа Альберих. Дилюка будто жалят. Он окончательно подрывается с места, понимая, что разговор и прогулка с Венти не были сном. Сердце сжимается от новой волны осознания: могила настоящая. Эта ночь стала первой за два месяца, когда Дилюк смог поспать более трех часов, но, Архонты, лучше бы он вообще не спал. Лучше бы продолжал блуждать между реальностью и полуреальным миром, который выдумал, в котором все странности и неприятные слова можно было списать на собственную усталость. В котором нет этой могилы. Дилюк уже давно бы разрушил этот проклятый камень с выгравированным именем Кайи, если бы не паника. – Нет-нет, с тобой ведь ничто не могло случиться! Дилюк мчится через весь город прямиком к главным воротам. Он не обращает внимание на спящих прямо на посту стражников, которые сонно потирают глаза от его топота. Среди граждан он видит Беннета в сопровождении Рейзора и Томы, которые выводят людей за пределы города. Останавливается Дилюк даже не из любопытства, а потому что вспомнил, что пообещал когда-то своему брату защитить Беннета, который сейчас уходит в неизвестном направлении. Мальчик, однако, замечает винодела, что-то быстро шепчет Томе и убегает к Рагнвиндру, кажется, чтобы что-то сказать. Дилюк решает послушать. – Мастер Дилюк, я должен извиниться, – мальчик протягивает собеседнику траву светяшку. – Кайа не хотел бы, чтобы люди ругались и плакали из-за него. Мы уходим, как видите. Вам стоит отправиться с нами. С ними? Но куда? Дилюк припоминает нечто, о чём упоминала в письме Джинн пару недель назад, но тогда он совершенно не придал этому значения. – Вы идёте в сопровождении этого Фатуи? – Дилюк метает молнии своим взглядом, направленным прямиком на Тарталью. Тот игнорирует нападки, но подталкивает Рейзора в спину, безмолвно прося присмотреть за искателем приключений. – Вы ведёте себя так, будто самая большая проблема Мондштадта – это Фатуи, - Беннет смотрит на Дилюка так свирепо, так знакомо... – Но это не Тарталья убил Кайю, а Бездна! И сейчас нам угрожает именно она, а не Фатуи! Почему же вы бездействуете?! – Беннет, не надо, – глаза волчонка округляются, стоит ему заметить реакцию Дилюка на слова об убийстве. Он тянет парнишку назад, но тот не двигается ни на миллиметр, полный готовности принять любую реакцию Дилюка, о которой предупреждали Джинн и бард из «Доли ангелов». – А сейчас весь Мондштадт постепенно эвакуируют, потому что по счастливому стечению обстоятельств именно здесь расположенного и сердце воскресшего дракона и даже первый и единственный проход вход в преисподнюю! Кайа сражался до последнего вздоха, чтобы не допустить того, что сейчас происходит, а вы вместо того, чтобы нести его последнюю волю и защищать то, что защищал он, возомнили себя невесть кем! Беннет почти швыряет свой полный провианта походный рюкзачок в руки Рейзору, который уже прекратил попытки остановить друга. – Вместо защиты вы, – паренёк всхлипывает, но глаз не отрывает. Наблюдает за безэмоциональным мастером, который своим равнодушием не просто раздражает – он пугает. – Забрали тело нашего героя, не дали церкви даже отпеть его! Вы обвиняли Предвестников в безжалостности и жестокости, но Тарталья дал приют беженцам из Мондштадта, пока вы просто ведёте себя, будто ничего не происходит! – Не кричи, – Рейзор всё же улавливает момент, когда обвинения превращаются в поток слёз, и старается успокоить друга. – Люди услышат. Начнётся паника. Не кричи. А Дилюк тем временем не спешит отвечать. Он почти в самом начале истерики Беннета будто отключился, сфокусировался на паре слов, а остальной словесный поток слушал частично. Точно, Беннет будет в порядке, ведь его окружают надёжные люди. С этим обещанием Дилюк разобрался, но его всё ещё грызёт совесть. «Я никогда не отпущу тебя» Он произнёс эти слова брату, и теперь должен исполнить клятву. Дилюк глазом моргнуть не успевает, как оказывается верхом и пришпоривает жеребца – подарок для Кайи. Помнится ему, он хотел вручить породистого коня в качестве извинительного подарка после ссоры в таверне, но потом всё завертелось, нависли новые угрозы... Но Кайа ведь был так рад, когда получил его. И даже не так важно, что между ссорой и вручением прошло несколько месяцев. А получил ли он вообще подарок? Дилюк уверен, что как только они вернулись с Драконьего хребта, он в тот же день вручил коня любимому брату и лучшему капитану кавалерии. С хребта? А зачем они там были? Ах, конечно. Глаз. Он помнит тот диалог, будто это было вчера: «Эта порода была выведена в Натлане и приспособлена к любым невзгодам погоды. Прими жеребца в качестве извинений, Кайа». Дилюк помнит, как Кайа радостно рассмеялся, а после обнял брата, чтобы скрыть слёзы счастья. Но почему же он не помнит, что Кайа ответил? В любом случае, это уже неважно.