1. Мы вас благословляем.
Два месяца и три дня после спасения
жизни лучшего капитана кавалерии
в истории Мондштадта.
– И так, о чём вы хотели поговорить? – Чжун Ли делает глоток чая из непривычной посуды. Дилюк и Кайа стоят в дверном проёме в кабинет магистра Джинн, которая внезапно вызвала их двоих, а сама теперь отсутствует. Зато вместо неё за кофейным столиком, который услужливо принесла сюда Лиза, сидит уже знакомый им двоим консультант ритуального бюро из Ли Юэ вместе с местной знаменитостью таверны «Доля ангелов». – Чжун Ли проделал такой путь, чтобы помочь вам с деликатной проблемой, а вы стоите, как вкопанные, – Венти тянется на диване, рукой заезжая своему другу прямо в ухо, на что тот шипит, и будто случайно проливает горячий напиток на ногу бродяжки. Сказать, что Дилюк шокирован – ничего не сказать. Джинн что-то говорила про важных гостей из Ли Юэ, которые прибыли сюда по его просьбе, и он надеялся на встречу с юристом, а не с Богом Контрактов! – А вы и юриспруденцией промышляете? – первым от внезапного окоченения отходит Кайа, хватая братца под руку и провожая к столу. – И где магистр Джинн? Раз уж здесь вы, господин Чжун Ли, я думаю, встрече подобает проходить в официальном формате. – Никаких приёмов, – наотрез отказывается Чжун Ли, поправляя серёжку, которую покривил Венти своими неконтролируемыми руками. – Магистр вошла в положение и оставила нас наедине, когда этот обормот явился. Моракс кидает взгляд на Венти, который лишь хихикает. Верно, Джинн ведь знает об истинной сущности барда, а воля её Архонта – то, что нельзя не выполнить, особенно когда он просит об уединении со своими друзьями. – Наш магистр решила отдохнуть сегодня, оставив работу на вас, капитан, – а вот и первый подводный камень их уединения, но это вынужденное зло. – И так, вы что-то говорили про бумажки вашего отца? – Венти мерно покачивается на диване из стороны в сторону, забавляясь тому, как собственная косичка ударяется об руку старого друга, а тот и бровью не ведёт. У Кайи, сказать честно, к Чжун Ли два чувства, одно из которых преобладает – благодарность. Моракс согласился помочь проклятому дитя избавиться от мучительной скорой смерти, заключил контракт, подписанный рукой Барбатоса с одной стороны, и рукой Кайи с другой.✧ ✧ ✧
В миг подписания контракта божественные силы Крио покинули его, глаз Бога сперва потускнел и треснул, потом вовсе разлетелся на кусочки. Моракс снял перчатку, скрывающую, пожалуй, единственное напоминание о том, что он не обычный человек – золотистую руку – и раскрошил остатки артефакта в своём кулаке, после чего эту пыль разнёс ветер Архонта Свободы, унося крошки, как показалось уставшему сознанием и телом Кайе, прямиком к Селестии. Бутончик интейвата, который Кайа всё это время прятал в кармане накидки у своей груди, будто воссиял голубым свечением. Лишь на мгновение, но это не ушло от взора никого из присутствующих. Венти обеспокоенно поглядывал на серьёзного Чжун Ли. Нет, боялся он вовсе не из-за того, что инородный для Тейвата цветок может всё испортить, а из-за того, что Моракс может сделать с растением после этого. Дотошный Бог Контрактов мог в любую секунду раскрошить интейват, ведь ничто не может нарушить контракт, который только что был заключён, но он отчего-то проигнорировал маленькое форс-мажорное происшествие, сделав вид, что ничего не видел. С того момента прошло два месяца. При пробуждении Кайа почувствовал удивительную лёгкость и спокойствие, но как только вспомнил, что именно случилось – помчался к Дилюку. Найти его на винокурне (Кайа не стал задаваться вопросами, как они добрались из Ли Юэ в Мондштадт так быстро, ведь это не проблема, когда вам покровительствует буквально Архонт ветра, способный призвать на помощь могучего дракона, сыграв пару нот на лире) не составляло труда, ведь в такое время его можно было найти только в виноградниках. – Дилюк! – Альберих, полный сил, энергии и страха, бежал к Рагнвиндру, который в забавной шляпе возился с виноградными лозами, весь измазанный грязью и удобрениями. Столило ему увидеть Кайю, как он тут же подорвался навстречу, а глазах плескались злость и радость. – Зачем ты встал, Кайа! Я и сам бы пришёл к тебе, – он обнимал брата, который почти повис на нём. Со стороны рыцаря не было слышно даже дыхания, что напугало Дилюка, но когда тот полной грудью начал набирать в легкие воздух, будто наслаждаясь запахом родного Мондштадта, Рагнвиндр успокоился. Единственное, что он хотел спросить это... Он хотел, но не мог. Боялся. Но Кайа прочёл вопрос в его молчании и ответил сам: – Я всё ещё люблю тебя, Дилюк. И тут он понял, что все страхи были напрасны. Дилюк вёл брата обратно на винокурню, шепча ему клятвы в вечной защите. Удивительно, но Кайа не чувствовал себя униженным, ведь трудно не признать, что отныне без элементальных сил он едва ли сможет защитить себя сам. Защитить малышку Кли, которая в очередной раз захочет поохотиться на пушистиков, но столкнётся с непосильным для нее врагом; защитить Альбедо, который в силу своей безрассудности один кинется на Риф Маска, чтобы убедиться в своей гипотезе, а потом останется без еды и воды на одиноком острове, и не вернется, пока его не вытащат оттуда за шкирку; защитить Беннета, который в очередной раз вляпается в неприятности, захватив с собой и Рейзора; защитить, а точнее – помочь, Итеру, который не только помогал им спасти город, но буквально стал ключом к спасению Кайи... Теперь их защита – общее на двоих бремя.✧ ✧ ✧
Второе чувство, которое испытывает Кайа к Мораксу – страх. Существо, способное лишить элементальных способностей, сидит прямо перед ним и спокойно попивает мондштадтский чай с пряниками, услужливо предоставленными Ордо Фавониус. Что может быть комичнее? – Дело в том, что... – Дилюк мнётся, поэтому решает начать издалека. – Мондштадт – город свободы. Барбатос учил нас, что нет ничего важнее, чем быть свободным в своем выборе. Венти кивает довольный тем, что даже тысячи лет спустя его заповеди помнят. – Мы хотели узаконить наши с Дилюком отношения, – Кайа отчётливо знает, что Рагнвиндра может унести не туда, особенно когда он нервничает, поэтому решает... подытожить. Чжун Ли, прикрывая кружкой чая свою улыбку, прищуривает глаза и глядит на Венти, который выглядит самым счастливым отцом на свете. – Вы – мои дети, и я благословлю вас во всём, – бард снимает с берета цветочек сесилии и вручает Кайе. – Сбросьте это с Пика буревестника в день свадьбы, и тогда, обещаю, ветры Мондштадта – города под луной – всегда будут хранить вас. – Я не думаю, что господин Дилюк и сэр Кайа просили встречи с юристом для того, чтобы получить благословение своего Архонта, – Чжун Ли, кажется, недоволен ветреностью и невнимательностью друга, однако его насмешливая интонация и улыбка, расплывающаяся на лице, говорят об обратном. Он оставляет чашку с чаем и садится ровно. – Так в чём суть проблемы, господа? Дилюк вываливает кипу бумаг. На некоторых стоит печать Рагнвиндров, на других пометка архива Ордо Фавониус. – Слова одного вездесущего мутного парня никак не выходят у меня из головы, – объясняет Рагнвиндр, пока Чжун Ли начинает изучать документы. – Отец говорил, что Кайа был усыновлён им официально, и если это правда, то заключить брак мы не сможем. Не то чтобы нас это печалило, ведь в таком случае наши законные отношения будут «братья» или «наследники винной индустрии», что так же делает нас родственниками, а на формальности нам обоим плевать. Но... Чжун Ли шебуршит листочками, вчитываясь в каждый с дотошной тщательностью, пока Венти с испуганным лицом не задерживается ни на одном из них дольше трёх секунд, судорожно хватая в руки другой. – Паршивец, который раннее назывался Хранителем ветви королевской семьи Каэнри'ах, и знает о Кайе больше положенного, – Дилюк сжимает кулаки, – сказал, что юридически мы с ним никакие не братья. Я принёс все документы, которые смог найти, чтобы проконсультироваться по этому поводу. Венти хватается за шапочку, почти слезящимися глазами умоляя своего старого друга найти лазейку. Процессы усыновления или бракосочетания – тоже своего рода контракты, а Мораксу в этом нет равных. Чжун Ли видит, как напуган гордый «отец», поэтому обещает сделать всё возможное, чтобы разобраться с этим вопросом поскорее, ведь Барбатос ни за что не простит, если он не поможет двум людям, которым по воле Архонта сопутствует ветер Мондштадта. – И помимо чудесно благоухающей анемонии дорогого Барбатоса, – консультант бросает взгляд на сесилию, – советую вам так же обратить внимание на пахнущий смертью цветок. Вдруг вы обнаружите нечто удивительное? Венти давится собственным возмущением.2. Это всё так странно.
Пять месяцев и двадцать семь дней после
второго дня рождения Кайи – его чудесного спасения.
Дайнслейф прибывает в Мондштадт впервые не по «чрезвычайно важному делу, от которого зависит судьба всего человечества», а по личному и очень деликатному. В этот день он выглядит крайне недовольно, даже ещё более недовольно, чем обычно: озирается по сторонам и постоянно проверяет, следует ли за ним человек, которого по долгу службы вынужден сопровождать. В прочем, даже если бы и не был вынужден – он всё равно явился бы в свободный и радостный город в этот день. Ради Кайи, конечно. Народ на улицах города не скупится на пьянки, танцы и крики. Людей столько, что и привыкшему к одиночеству Дайнслейфу, и любительнице шумных сборищ Эмбер, непривычно примерно в одинаковой мере. Кайа кое-как уговорил Дайнслейфа посетить праздник, ведь искренне считал его частью своей семьи. В письме он таки и написал: ...Я хочу, чтобы все дорогие мне люди были рядом в этот день. Приезжай, Дайнслейф. И Дайнслейф приехал, точнее совершил пространственный скачок посредством порталов. Прихватил он с собой и того, кого в Мондштадте не ждали ни Кайа, ни Барбатос, ни действующий магистр, ни даже Тарталья, завалившийся на праздник на правах друга. Об этом сюрпризе, безусловно, знает лишь Дилюк, ведь без его ведома такая крупная шишка из Фатуи в город никогда не проникла бы, даже с помощью телепортов. Сперва Рагнвиндр даже удивляется реакции Кайи на появление отца на пороге их городской резиденции: напускная болтливость брата никуда не пропадает, движения остаются расслабленными, а слова легко соскальзывают с уст. Дилюк даже не запоминает, о чём те двое беседуют, ведь всё это время лишь сидит рядом с Кайей, удивлённо рассматривая то Дайнслейфа, который тоже не может ничего объяснить, то Хэлтора, то Кайю. Первого Предвестника он помнит ещё со времён трёхлетнего путешествия по Тейвату. Тогда им удалось лишь пересечься взглядами, но Рагнвиндр навсегда запомнил чрезмерно знакомый огонь в глазах, переплетающийся со страхом. Точно как у Кайи, когда тот был крохотным и пугливым, но таким любознательным, что даже наследник винного бизнеса, славившийся своей неусидчивостью, не мог поспеть. Вечером того же дня Педролино изъявляет желание остаться на праздник до самой его кульминации и даже финала. Кайа не отлипает от отца ни на минуту, но вечером, укладываясь в нагретую Дилюком кровать, всё же решает заговорить: – Это всё так странно. Дилюк приподнимает край одеяла, чтобы Кайа лёг под ним поудобней, прижимаясь холодным носом к шее. – Странно, что твой отец решил посетить свадьбу своего сына? Кайа устало мычит, в отместку на провокацию сжимает руку на чужом боку, но не слышит болезненного возмущения и решает сдаться: – Я совершенно не чувствую к нему ненависти или обиды. Я думал, что если мне судьбою выпадет ещё раз увидеть отца, я либо убью его, либо разревусь и брошусь в объятия. Не произошло ни того, ни другого. Верно, всё было в точности да наоборот, если сравнивать с ожиданиями. Может это и хорошо.3. Традиционные украшения.
За день до свадьбы, или же пять месяцев
и тридцать дней после лишения Глаза Бога.
– Это традиция, сын. Дилюк вообще-то шёл по коридору городского особняка попить воды, но услышал голос своего уже почти свёкра прямо из кабинета Кайи, и остановился. Теперь он заглядывает в щель, которую будто специально оставили для подглядывания, и видит весьма забавную картину: младший Альберих пятится назад, упираясь в стену и мгновенно прячется за шторой. – Ты не тот человек, который должен говорить мне о традициях. Первый Предвестник сжимает нечто маленькое в руке, а лицо его, ну как минимум не скрытая за маской половина, кривится и хмурится. – Наш род ещё сотни лет назад ввёл этот обряд. Я не могу даже мысли допустить, что он прервётся на тебе. – Зато ты легко допустил мысль о том, чтобы оставить собственного сына у чужих людей? Дилюк слышит обиду в голосе, и сердце его непроизвольно сжимается. Они не обсуждали с Кайей его биологического отца, никогда даже не мыслили поднимать эту тему. Альберих всю жизнь считал, что родной отец его бросил, носил в себе эту обжигающую обиду, может даже злость. – Мы уже обсуждали это, и ты знаешь правду, – голос Хэлтора становится неожиданно поникшим. – Я чувствую свою вину перед тобой, и, поверь, я никогда её не искуплю, хотя и не оставлю попыток. Капитан Ордо Фавониус, который сейчас находится в заслуженном отпуске в честь своей грядущей свадьбы, выпутывается из шторы. Дилюк видит его порывы обнять и прижаться к отцовской груди, он буквально разглядывает в каждом движении Кайи борьбу между детской прихотью и взрослой обидой. – Не стой там, юноша, – Хэлтор возвращает своему голосу привычную твёрдость и громкость, разрезая тишину и непроизвольно отпугивая от сына желание обниматься. Кайа не сразу понимает, что обращаются не к нему, поэтому бросает взгляд на дверь – единственное место, где их могут подслушивать свидетели. Дилюк делает шаг назад в немом подобии испуга и стыда: благородному господину не пристало выведывать чужие тайны, однако он находится у себя дома, на своей территории и именно он здесь хозяин. Что ж, отрицать часть вины и неподобающего поведения нет никакого смысла, поэтому парень поправляет хвостик своих волос и входит внутрь, предварительно зачем-то постучавшись скорей из испуга, чем из правил вежливости. – Что это? – Дилюк теперь имеет возможность разглядеть блестящую штучку в руках Педролино, и распознаёт он в ней совершенно обычную серёжку. Собственный вопрос от этого кажется глупым, но отступать уже поздно. Кайа не подаёт вид, но Дилюк однозначно видит, как тот расслабился. Альберих в два ловких шага оказывается рядом со своим братом, хватает под руку и щурится, глядя на отца мол «И что ты теперь мне сделаешь?» – Это то, что я «должен», – Альберих младший пародирует отца на этом слове, – надеть на церемонию. Дилюк смотрит на протянутую руку Хэлтора и блеск серебра в ней. Серьга не представляет из себя чего-то заурядного, о чём Дилюк сперва и подумал, ведь Кайа терпеть не может именно такие вещи, а этой безделушке он упрямо сопротивляется. – В чём же проблема? Педролино едва ли сдерживает смешок, прикрывая его кашлем, а Кайа только и успевает, что поднять на Рагнвиндра оскорблённый взгляд. – Твоя брошь, – он тыкает указательным пальцем в грудь рядом стоящего, прямо в чёрный галстук, украшенный алым кварцем с Драконьего хребта, – и моя серьга, – Кайа переводит его с груди на своё ухо, туда, где болтается крупное золотое украшение с редким видом полуночного нефрита, – были подарены нам с тобой мастером Крепусом на шестнадцатилетия. Это памятная вещь, и её я точно не за что не сниму, особенно в столь важный день. Дилюк чувствует, как капелька пота скатывается по виску, гонимая силой притяжения. Откровенно говоря, папа дарил множество подарков своим сыновьям: игрушки, книги, мечи, одежду, украшения. Наследник винной империи всего Тейвата ценил каждый, но та дотошность и внимание, с которыми младший брат подходил к уходу за подарками и любованием ими, его удивляли. Кайа зачастую предпочитал спрятать новенькую книжку в шкаф, изысканный наряд из лучших шелков Ли Юэ в гардероб, а украшения вовсе хранил в шкатулке под тремя замками. Как-то он даже объяснил своё поведение простым: «Воспоминания бесценны, » – и если раньше Дилюк не совсем понимал, что имел в виду Кайа, то после смерти их отца в полной мере осознал. Да и вспоминая, как первый подаренный Кайе меч был утерян в той битве на границе с Ли Юэ, когда они были ещё совсем крохами, и как после этого плакал младший брат, буквально вымаливая прощение у отца, сердце Дилюка сжимается и по сей день. – Брошь, которую передал тебе Дайнслейф, символизировав этим твоё становление взрослым и самостоятельным мужчиной, так как отныне тебе не нужны телохранители, и эта серьга из одного комплекта. Наследный принц должен носить их на важные церемонии. У Кайи даже лицо кривится от этих слов. Ладно брошка в форме звезды – она отлично сочетается с другими безделушками на его привычных нарядах, да и Дайнслейф для него не последний человек, и носить что-то, что будет о нём напоминать кажется Кайе правильным. Но эта серьга... – Отвага, – король показывает на брошь, – Разум, – он указывает на украшение у себя в руке, которое его сын отказывается даже примерить, – и Милосердие, которое отчего-то твоя мать звала Любовью, – он будто по волшебству достаёт в дополнении к серьге кольцо, – символизируют три столпа королевской власти. Каждая из них хранится у короля, как напоминание. После рождения наследника эти три, с позволения сказать, артефакта берегут другие люди – близкое окружение принца, а отдают, когда тот достигает определённого этапа в своей жизни. Обычно это мать, телохранитель и верный оруженосец, но ты не дорос до последнего, когда наша цивилизация окончательно разрушилась, поэтому серьгу вынужденно хранил я. Дилюк чувствует, как Кайа пятится назад, оседая на диван. Одного взгляда на лицо хватает, чтобы понять: что-то тут не так. – Я понимаю твою реакцию, – король крутит меж пальцев кольцо, демонстративно подставляя его под свет свечей, озаряя комнату прекрасными отблесками драгоценного камня. – Серьга хранилась у меня, брошь у Дайнслейфа, а эта чудесная вещь... Милосердие, у твоей матери. Я никогда не прощу предательство Тенебрис, но Кайа, я клянусь тебе, я видел любовь в её глазах, когда она смотрела на тебя. Я понимаю, нашего королевства уже давно нет, но мы обязаны нести королевскую честь до самой смерти. Возьми. Кайа даже не смог протянуть трясущиеся руки к отцу. Дилюк забирает украшения вместо него. На следующий день на Кайе, стоящим под алтарём и взором Анемо Архонта, который буквально наблюдает за ним, красуются столпы королевской власти Каэнри'ах, которые значат для него теперь совсем иное...4. Женские слёзы (и немного мужских).
Ровно шесть месяцев после заключения
контракта Барбатоса и Кайи.
Свадьба короля винной индустрии и любимого капитана Мондштадта оказывается сюрпризом для всех, ведь по сути граждан ставят перед фактом. Магистр Джинн, когда ей предоставляют возможность произнести речь на Празднике ветряных цветов, как-будто средь дела говорит, что спонсирует празднество винокурня «Рассвет», ведь мастер Дилюк считает необходимым поздравить всех жителей города с собственной свадьбой. Тут же затыкаются многие аристократы, а в особенности Лоуренсы, которые некоторое время назад недовольно фыркали, жалуясь, что все эти веселья были устроены на их налоги, но более всего всех поражает новость о женитьбе. Она была проведена тихо и в кругу самых близких друзей, а горожан же лишь узнали всё постфактум. Для некоторых это становится поводом веселиться и пить в два раза больше, другие же, в особенности купцы, напротив, спешат покинуть город, чтобы разнести благую весть по всем уголкам Тейвата. После объявления о свадьбе весь город гуляет уже неделю, отмечая окончание холостяцкого пути одного самых завидных когда-то холостяков. У многих ещё остаются надежды на то, что они успешно выскочат замуж за второго завидного холостяка, но все мечты их разбиваются в крошку, когда выясняется, что супругом Дилюка стал Кайа. Веселье и празднование обывателей как столицы, так и близлежащих деревенек и городов, переплетаются с многочисленными плачами и скорбью девушек, которых пытаются успокоить такие же несчастные «отныне вечно одинокие», как они сами себя нарекают, молодые дамы. В этот день, кажется, фан-клуб Дилюка официально прекращает своё существование, как и чуть менее популярный, зато более многочисленный за счёт большего количества участников-мужчин, фан-клуб Кайи. На самом деле, Кайа считал своим долгом надеть на торжество белоснежный пышный фрак, смесь традиционного свадебного платья и костюма. Дилюк даже особо не противился, пока не увидел пожелание Альбериха, которые тот самостоятельно изобразил на бумаге в качестве образца для личного портного семьи Рагнвиндр. Помпезность, проявляющаяся в пышных кружевах и многочисленных золотых застёжках, а так же чрезмерная откровенность Дилюку не сказать, что не пришлась по душе, однако он с опаской поглядывал на эскизы будущего костюма. Кайа умел преподнести себя, вот и не поскупился на меха и аксессуары. Но Дилюк поддержал его и даже молча оплатил заказ, пока Кайа вертелся у зеркала примерочной. Волновало мастера лишь то, что ему придётся соответствовать своему жениху...5. Праздник ветрянных цветов спустя десятилетие.
Ровно десять лет после свадьбы Дилюка и Кайи.
– Он пришёл. Кайа поднимает голову, отрываясь от книги. Очки забавно сползают на нос, а сощуренный глаз источет сонливость, с которой минуту назад боролась искренняя заинтересованность историей. Дилюк подходит ближе, садится на подлокотник, по-свойски сминая плечи Кайи и массируя их. Его внезапный нежный порыв раскрывается не сразу, а лишь после того, как бывший капитан кавалерии сперва подставляется под приятные движения, а потом замечает чересчур пристальный взгляд на текст книги, которую держит в руках. – М-м-м, Дилюк, – бормочет он, – это просто сказка из Инадзумы. Дилюк вздыхает. Прошло столько лет, а он всё не может побороть в себе стремление контролировать. Конечно, лет восемь назад это было обусловлено: Кайа не спал ночами, пропадая то в библиотеке клана Рагнвиндр, то посреди ночи подрывался в столицу с целью порыскать по книжным полкам библиотеки Ордо Фавониус. В этом прослеживалось нечто нездоровое, но Дилюк понимал состояние брата, поэтому никогда не высказывал опасения прямо, лишь следовал за тем, чтобы поддержать в начинаниях или отговорить от чего-то опасного при необходимости. Например, от повторного проникновения в Запретный отдел, чтобы выяснить, как вернуть себе Глаз Бога. – Прости, не могу избавиться от этой привычки, – мастер усаживается поудобней, а после падает на колени Кайи спиной. – Ты тяжёлый, – бормочат в ответ, наблюдая за Дилюком, который решил внезапно вспомнить детство. Ноги его свисают с одной стороны кресла, а голова с другой, наблюдая вверх ногами за танцем огня в камине. – Дилюк? Кайа этот ребяческий порыв распознаёт – ревность. Клокочущая, не утихающая даже спустя много-много лет. Забавная, как и сам Дилюк. Он не хочет, чтобы Кайа встречался сейчас с Дайнслейфом, который сидит на первом этаже в ожидании хозяев винокурни, но понимает важность светловолосого парня в их жизнях. – Я думаю, мне следует извиниться перед ним. Кайю пробивает на смех. Он придерживает Дилюка за бедро, которое тот по-хозяйски расположил на нём, а сам хохочет, будто услышал самую смешную шутку во всём Тейвате. – Я верю, что он простит тебя, – бывший рыцарь утирает слезинку, наблюдая за недовольным Дилюком, который всё же поднимает голову и теперь сверлит его взглядом. Дилюк лишь закрывает глаза. Его не за что прощать, ведь Дайнслейф действительно иногда ведёт себя, как последний мудак, но в тот раз они переборщили оба. Хилли и Моко вьются вокруг гостя, то невзначай невесомо проводя пальцами по чужому предплечью, то слишком близко подходя со спины. С последнего визита прекрасного господина в Мондштадт прошло с десяток лет, они видели его лишь на свадьбе, и то мельком. Ну и как можно забыть этот невероятный стан благородного человека, его изящество и небесные глаза? Вот и девушки не смогли, лелея мечты на протяжении долгих лет. Дайнслейф буквально боготворит Аделинду, поспешившую ему на помощь. Она сообщает, что хозяева скоро спустятся, поэтому Дайн считает своим долгом привстать. Конечно, Кайа уже давно не принц и даже не капитан кавалерии, но выработанные веками привычки склоняться пред Альберихами никуда не деть. Первым на лестницу ступает Кайа. Дайн даже на долю секунды забывает, как дышать: малыш, которого он с детства защищал и любил, стал совсем взрослым. Глаза светловолосого каэнрийца блестят, руки невольно тянутся вверх, желая прикоснуться к прекрасному, но всё обрывает явившийся из тени следом грозный силуэт. В прочем, не такой грозный, как обычно, что весьма удивляет, но однако не менее опасный. В последний раз Дайнслейф имел честь лицезреть Дилюка и своего господина, хоть и бывшего, лет пять назад, когда случайно столкнулся с до сих пор не переросшими пубертатную любовь голубками в Сумеру. Тогда Дайнслейф искал встречи с Буэр, чтобы спустя столько лет наконец-то начать решать собственные проблемы (ну и совсем немножко проконсультироваться по поводу вопроса Кайи), а не проблемы всего человечества, а Кайа с Дилюком банально проводили отпуск вместе. Тогда-то Дилюк и вмазал в смазливое лицо бывшего Хранителя ветви чуть ли не с разворота. Всё произошло молниеносно, и Дайнслейф бы, честно, успел увернуться, если бы не глядящий на них двоих Кайа, внезапно вернувшийся из магазина. Что ж, тактика Дайна «скажи гадость, спровоцируй и начисти морду тому, кто чуть было не убил твоего любимого Кайю» мгновенно переросла в «скажи гадость, спровоцируй и подставь несносного Дилюка в глазах твоего любимого Кайи». Глядя на этого довольного аристократа, необъяснимая желчь вырвалась наружу, преобразуя всё недовольство Дилюком в слова и ругательства. Чеснто сказать, ему не нравился Дилюк. Нынешний Дилюк. В детстве-то он был милейшим человеком, защищавшим принца Кайю всегда и везде, и ещё тогда Дайнслейф, будучи полный уверенности в том, что король Хэлтор выбрал для принца правильную семью, смог прекратить слежку и со спокойной душой, если она у него была, приступить к поискам Люмин. Но потом случилось то, что случилось: дуэль братьев; скитания Дилюка, который своим отсутствием заставлял Кайю испытывать непомерную боль одиночества и вины; холодность и отстранённость после долгожданного возвращения в Мондштадт. Да что уж говорить, если со стороны Дайнслейфа все эти события выглядели как натуральное покушения на жизнь его драгоценного воспитанника. Сын его друга, сын девушки, непомерно влюблённой в этот мир и в Дайнслейфа – сын всего Каэнри'ах – чуть не был погублен этим несносным Дилюком. Безусловно, Дайнслейф признавал, что Рагнвиндр был молод и глуп, признавал он и то, что потомок древнего мондштадтского клана действительно любит Кайю, но всё равно не мог доверить ему своё сокровище окончательно, даже на свадьбе. Дайн долго негодовал из-за легкомыслия Хэлтора: как он мог спокойно отдавать своего сына в руки этого... этого! Но Пьеро лишь похлопывал своего друга по плечу, сидя за праздничным столом, и забавно улыбался всей этой ревности. – Ты как настоящий отец, Дайнслейф! – пьяно воскликнул Хэлтор на очередные жалобы со стороны парня. Что ж, справедливости ради стоит сказать, что сам Хранитель ветви, хоть и бывший, это давно уже признал. Он – отец. Блудный, не биологический и даже не приёмный, но отцовские чувства никогда не покидали его. И вот прошло пять лет с той перепалки в Сумеру. Дайн не сказать, что стыдится своего поступка, но как минимум желает загладить. Верно, ведь человеческий век очень короток, и даже пять лет для человека – большой срок, чего нельзя сказать о бессмертном гвардейце короля. – Отрадно видеть тебя здесь в этот замечательный день. Я рад, что Праздник ветреных цветов мы проведём семьёй, хоть и не в полном составе, – Кайа, чувствуя позади себя клубок неуверенности, который сидит в Дилюке, делает несколько шагов вниз по лестнице, ускользая от чужих рук, желающих притянуть его к себе. Его хвостик развивается за удаляющейся спиной, и это единственное, что видит Дилюк перед тем, как загребущие лапы Дайнслейфа обнимают Альбериха.«Коль хочешь извиниться перед ним, Люк, так подойди»
Это читает в жестах своего супруга винный магнат. И не может проигнорировать, ведь если он не прервёт все эти нежности сейчас – будет чувствовать себя брошенным ещё несколько дней, обижаясь на Кайю и проклиная Дайнслейфа, который, в отличие от него самого, любви Кайи не добивался, а купался в ней всегда. Дилюк завидует, Дилюк ревнует. Он негодует, но идёт вперёд.✧ ✧ ✧
– Приятного аппетита, – Аделинда, ещё час назад разогнавшая щебетавших горничных, решает самостоятельно обслужить хозяев и их дорогого гостя. Она всегда безмерно радуется, когда господин Хэлтор навещает винокурню, чтобы поздравить парней с праздниками или просто так – навестить сына. Фатуи давно перестали внушать тот ужас, ведь после войны Царицы со всем миром, оставшиеся в живых члены организации из Снежной смогли найти своим талантам применение. И глава их – Педролино – с особой тщательностью следит, чтобы Снежная, а особенно Фатуи, которые в войне были повинны в большей степени, искупили свои грехи. – Ты можешь быть свободна, Аделинда. Проведи этот праздник дома, – Кайа накрывает морщинистую руку своей, заглядывая в уставшие и чуть подслеповатые глаза. – Моя семья это вы и мастер Дилюк, – женщина улыбается, и от этой улыбки Кайа вздрагивает. Сын Аделинды погиб на службе ещё много лет назад, защищая Спригнвейл от монстров. Это было так давно, но всё равно ни Дилюк, ни Кайа до сих пор ни разу не увидели в глазах главной горничной ни намёка на покой с того дня. Вопреки своим словам, Аделинда покидает винокурню, понимая, что господам нужно уединение. За всё это время Дайн не говорит ни слова, сидя между хозяевами и пробуя на вкус любимые мондштадтские блюда. Тишина затягивается, но никого не напрягает. На улице слышны гулянья персонала винокурни, которые живут в её окрестностях, и у Дилюка по-настоящему теплеет на сердце, ведь мирное небо над головой – то, о чём мечтал его отец. – За годы странствий я многое понял, – Дайнслейф откладывает вилку, которой пару минут до этого ковырял десерт, – но на ещё большее мне не смогли открыть глаза даже Архонты, в том числе Архонт Мудрости. У вас не бывало чувства, что что-то в этом мире не на своём месте? – У меня бывает чувство, что ты любишь нести околесицу, – Дилюк говорит это беззлобно, но Альбрих всё равно одаривает его злобным взглядом. Не таким злобны, как могло быть, но до боли редким. – Дайнслейф, ты живёшь на свете пятьсот лет, для тебя нормально задумываться о таком. Ты в первую очередь человек, а уже во вторую бессмертный королевский страж. Человеку свойственно забывать что-то, особенно то, что было сотни лет назад. То, что ты называешь «не на своём месте» может оказаться банальными угасающими воспоминаниями, или, может, усталостью. Сами же Архонты называют это эрозией, – от слов Кайи не становится легче, ведь он по сути сравнивает мужчину в полном рассвете сил с дряхлым стариком. Для Дайнслейфа свыкнуться с бессмертием было не так сложно, но речь-то он действительно ведёт не об этом. – Ирмунсуль помнит всё, даже то, что стёрто. Ещё пять лет назад Буэр натолкнула меня на некоторые размышления, и всё это время я путешествовал по миру, чтобы пообщаться с теми, кто способен читать воспоминания Тейвата. Там есть все: Итер, который успел наследить в нашем мире на многие тысячелетия вперёд, Люмин, Архонты, и даже мы. – К чему ты это? – Кайа напрягается. Часто в детстве ему твердили о том, что Архонты отказались от Каэнри'ах и отныне она сама по себе, но если Ирмунсуль помнить всё и дажде Каэнри'ах с её кхемией, то у Кайи есть шанс принять себя. Есть шанс вернуть то, что он потерял в обмен на жизнь. – Там есть воспоминания о прошлом и будущем. Я не стал заглядывать наперёд, но в прошлом покопаться было необходимо. Дайн встаёт, расправляя излюбленную тёмную накидку. Он достаёт из неё книгу, довольно старую, но отчего-то знакомую обоим парням. – Ого, это же истории об Арундолине и Рустане! – глаз Кайи блестит, а руки сами тянутся к книге, которая мило обмотана лентой. – Это мой подарок вам двоим. На годовщину свадьбы. Я лишь пришёл сказать, что... я рад. На лице Дайнслейфа пляшут тени, но это не скрывает его искренности. Он бросает взгляд в сторону Дилюка, пока Кайа радуется подарку, и Рагнвиндр буквально читает на нём «живите счастливо». Мужчина исчезает в один миг, взмахнув плащом и растворяясь в его тени. Он не в силах попрощаться с любимым Кайей, ведь тот явно не захочет отпускать его ещё на пять, а то и десять лет. Кто знает, когда в следующий раз придёт Дайнслейф? Какие тайны он сейчас ринется изучать? Да и книга эта – не простой подарок, уж явно. Но последнее напутствие Дилюк навсегда запоминает, и обязательно когда-нибудь расскажет о нём Кайе, нехотя признав, что двум столь немногословным людям достаточно одного взгляда, чтобы попросить прощения и быть прощённым. И лишь записка, вывалившаяся из страниц подаренной книги, на которой Кайа углядит прямое напутствие и план действий, гласит: «Дендро Архонт поведала мне секрет интейвата. Кто бы мог подумать, что это милое растение – своеобразные ростки Ирмунсуля? Вы ведь помните, что Ирмунсуль помнит всё? Быть может, рвущийся к жизни цветочек, который вы прятали в нагрудном кармане, когда негодный Моракс лишил моего любимого принца элементальных сил, запомнил ваше невероятное Крио? Забавно, что Моракс и Барбатос проигнорировали это, ведь им известны свойства этого цветка, я уверен. Возможно, вы просто настолько невероятны, что все существа, которых вы встречаете на пути, проникаются к вам глубокой симпатией? P.S. Я так открыто пишу всё это, ведь знаю, что Дилюк даже не прикоснётся к этой книге, ведь её подарил я. Не говорите ему, но я давно принял его, как вашего избранника.» – Он что, действительно считает меня настолько чёрствым пряником? – в шутку возмущается Дилюк, сминая записку, пока Кайа, совершенно растерянный от последних новостей, смотрит на него искрящимися глазами.