Поход в кино впервые за долгое время
Ноябрь 5, 2021. Пятница
— Боже, они точно будут в порядке? — суетится омега, бегая по всей гостиной в поисках своей косметички, чтобы достать оттуда невидимки для волос (ему жалко денег, чтобы идти в парикмахерскую). — Господи, да где же она?! — Где что, Луи? — не понимает Найл, вообще-то уже давно привыкший к тому, что его друг так переживает перед каждым выходом в свет без детей. — А в руках у тебя что?.. — Ох… да. Прости, но я правда так сильно волнуюсь… Сьюзен скоро придёт, а здесь такой бардак… ещё и дети уснули, что, если ей будет скучно? Это так мерзко — сваливать своих детей на других людей и… чёрт, ты простишь меня, если я не пойду? — Нет, Луи, ты себя не простишь! Ты же обожаешь эти фильмы! Почему из-за детей ты должен отказывать себе в удовольствии буквально на один вечер? — Потому что я их папа, я родил их, я… — Чтобы продолжать быть хорошим папой, нужно хоть иногда отдыхать, ладно? Сьюзен приходит как раз к нужному времени, поэтому Томмо наспех напоминает ей, где находится всё необходимое, перепроверяет несколько раз, есть ли у неё его номер. Он хочет сказать что-нибудь ещё, но Найл не позволяет, хватая его за руку и выталкивая из дома. Грубо? Да. Но в такие моменты по-другому Луи не заставишь оставить детей на кого-то другого. Даже когда Томлинсон действительно очень хочет пойти куда-то, он всё равно сумеет найти причины остаться дома с детьми, поэтому Хоран, кажется, больше не хочет собственных. Луи ставит крест на себе, на возможных отношениях с альфами, совсем не уделяет времени своим хобби… Найл искренне волнуется за него и злится, что он не сказал тому альфе, что у них будут дети. Тогда всё могло бы быть куда проще. Луи как минимум не был бы папой-одиночкой. — Знаешь, может быть, прямо сейчас скажешь этому кретину, что у него двухлетние дети? — Нет! Найл, нет! — пугается Томмо, а затем вдруг спрашивает: — Постой… постой, ты в курсе, кто их отец?.. — Эмм, нет?.. Ты же не говоришь, откуда я могу знать?. . .
Луи в очередной раз за всё время отвлекается на телефон, чтобы посмотреть, не написала ли няня, что его дом сгорел из-за того, что кто-то из двойняшек напроказничал, но, не увидев никаких сообщений, он снова смотрит на большой экран. Ну, ничего до конца осталось всего-то… чёрт, ещё и сцены после титров. Ну, спасибо Marvel… — Да расслабься ты уже, — говорит Найл, когда наконец-то пускают первые титры. — Будешь колу? У меня ещё полстакана осталось. — Давай. Первая сцена. Из портала кто-то вываливается и объявляет кого-то. И следом за ним выходит… Луи давится колой настолько сильно, что Хоран буквально пугается, что он умрёт, но всё обходится. Слыша столь любимый голос, Томлинсон не может оторвать взгляда от отца своих детей. Какого чёрта. Какого чёрта, блять, он забыл в Marvel?Октябрь 15, 2023. Воскресенье. Сан-Хосе, штат Калифорния.
Сегодня достаточно тепло и солнечно, что не удивительно для Калифорнии, потому повсюду понапиханы кондиционеры, чему Луи иногда очень рад, хотя переодически его может неплохо продуть из-за сквозняка. Но он доволен тем, что не уехал в какой-нибудь другой штат четыре года назад, когда искал жильё почти перед самым рождением двойняшек. Джек, с которым они тогда довольно-таки часто списывались и даже созванивались, предлагал переехать к нему в Лондон и пожить в его квартире, пока он не найдёт себе более подходящее место. Но Луи, конечно же, отказался. Ему было неловко сваливаться ещё и ему на шею. В целом, большая часть беременности протекала просто идеально, если не считать крайне редкого токсикоза где-то в первом триместре и середине второго, отчасти поэтому Луи даже не понимал, что был беременен, когда учился в пансионе. Врачей это удивляло, учитывая, что это первая беременность, да ещё и двойней. «Наверное, вы с их отцом идеально подходите друг другу по генам», — однажды сказала врач, осматривая его, это вызвало у Луи грустную улыбку, потому что всё, что касалось Гарри в самом начале беременности, ранило его. Ему было грустно от того, что его страх рассказать Стайлсу обо всём настолько велик, что каждый раз, когда он просто думал об этом, у него случалась мини-истерика или настоящая паническая атака, если он строил у себя в голове целые диалоги с альфой. Но после нескольких походов к психологу всё стало немного лучше, хотя Луи и принял решение не говорить Гарри о беременности из-за его медийности. Эгоистично? Да, но он боится, что его особо поехавшие фанаты попытаются что-нибудь сделать с детьми. Боится, что прошлое настигнет его. Он не хочет видеть родителей, не хочет снова оказаться под влиянием своего отца-сутенёра. После второго триместра всё стало немного сложно и тревожно… Уже на седьмом месяце двойняшки перепинывались друг с другом и с самим папой едва ли не азбукой морзе. В начале восьмого месяца мальчик едва не родился раньше срока, но всё обошлось, хотя Луи пришлось полежать на сохранении пару недель. Его отпустили, потому что дети перестали «хулиганить». А на девятом месяце, в октябре 2019-го, Томлинсону снова пришлось вернуться в больницу и лечь на сохранение, потому что двойняшки стали пинаться ещё чаще, не давая ему спать и даже спокойно ходить. Он почти поселился в больничном туалете из-за того, что кто-то из маленьких проказников постоянно давил ему на мочевой пузырь. К счастью для Найла, Томмо очень быстро сумел найти небольшой домик в хорошем районе, потому что дети правда оказались невыносимыми. Особенно в первые полгода, потому что постоянно требовали что-нибудь: поесть, сменить подгузники… и самым сложным был тот факт, что их двое. Просыпается и начинает плакать один, а через минуту плачет вторая. Ползать они начали почти одновременно, поэтому Луи было достаточно сложно заниматься ими в одиночку, но знакомые мало чем могли помочь, а на няню денег было жалко, учитывая, что нужно было оплачивать счета и покупать продукты. К счастью, когда он устроился на работу в кинотеатр, ему разрешили брать детей с собой. Но после того, как дети перевернули большую попкорницу в полтора года, Томлинсона благополучно уволили. Но уже через пару недель он устроился в пиццерию, а детей через какое-то время всё-таки устроил в детский сад, хотя и с огромным трудом. Теперь его детям почти четыре года, и они невероятно активные, поэтому Луи удивлён, что у него всё ещё нет косоглазия, учитывая то, как двойняшки порой разбегаются в разные стороны. — Не бегайте по магазину, — шёпотом просит Луи, в очередной раз поймав детей за руки. — Это небезопасно, вы же можете пораниться! Он старается не замечать того, как проходящие мимо люди пялятся на них. Но вон та женщина, выбирающая газировку, кажется, наблюдает за носящимися детьми с презрением… Блять, да нормально они воспитаны, почему все так цепляются к ним? Нет, правда, Луи хорошо справляется с воспитанием своих детей. Лучше, чем многие родители-одиночки. — Но, папо’ка, мы аккуратно! — обещает Эдвард и смотрит на него большими зелёными глазами, выкатив и без того пухленькую губку. Малыш не знает, почему родитель всегда спускает им всё с рук, если он смотрит на него таким взглядом, но очень умело пользуется этим. А Луи вспоминает те прекрасные полторы недели, когда мог бесконечно любоваться глазами их отца в реальности, а не по фотографиям. Он до сих пор помнит, как чувствовались губы альфы на его теле. — Хорошо, но только аккуратно, — тихо соглашается Томлинсон и поправляет курточку на Грейс, прежде чем она убегает за старшим братом. Он хорошо справляется с воспитанием, но вот с наказаниями у него очень туго. Он никогда не ругал их и, кажется, никогда не сможет. Даже если однажды в шестнадцать лет Эдвард или Грейс разобьют его машину, сев за руль в пьяном виде… Пока шумно Луи чувствует себя более чем спокойно, потому что его дети всегда создают много суматохи. Но неожиданно становится как-то тихо. Что-то падает. Грейси громко кричит, начиная плакать отделах в пяти от папы, поэтому все инстинкты Томлинсона заставляют его быстро бросить консервированную кукурузу в тележку и побежать на звук, искренне надеясь, что с детьми всё хорошо. Когда он прибегает, пара женщин подбирают упавшую полочку для открыток и сами товары, а рядом с плачущей Грейс сидят Эдвард и какой-то парень, до которого Луи нет никакого дела, пока тот не тянется к девочке. — Убери от неё руки! — кричит Эдвард детским неокрепшим альфа-голосом, а затем замечает папу. — Что произошло?! — не понимает Томмо, подлетая к дочери и поднимая её на руки. — Детка, милая, что случилось? Как ты? — Он ударил её! — вопит мальчик, указывая на незнакомца. — Вовсе нет, я просто!.. — омега оборачивается на оправдывающегося, и они оба застывают на месте, пока мужчина не произносит до боли знакомым голосом: — Луи? Он изменился. Его волосы стали значительно короче, плечи — шире, губы — привлекательнее, скулы — острее, ноги — длиннее и сексуальнее. А его глаза… глаза остались прежними. Перед ним двадцатисемилетний Гарри Эдвард Стайлс, и Луи готов убить себя прямо здесь, когда опускает взгляд на враждебно настроенного сына-альфу, вставшего между ним и незнакомцем. Томлинсону нужно несколько долгих секунд, прежде чем он берёт Эдварда за руку и вновь смотрит на альфу, понимая, в каком положении оказался. Он никогда не представлял, что такая ситуация может случиться, потому что… он правда надеялся, что сам решит, когда они встретятся. — Прости, мне некогда, — в шоке произносит он, чувствуя, как внутри него всё разрушается от накативших воспоминаний. — Стой! — нежно ловя его за запястье, просит альфа и совсем не ожидает, что четырёхлетний мальчик со всей силой пнёт его в лодыжку. — Ай бл-ах… Луи, пожалуйста, давай поговорим. — Мне нужно идти. Эдвард, идём, пожалуйста, — он обнимает похныкивающую дочь и вновь старается поскорее уйти, потому что он отчётливо понимает, что вот-вот разрыдается. Гарри даёт ему фору ровно до тех пор, пока не удостоверяется, что мальчишку пристегнули к детскому креслу, а затем подбегает к омеге, усаживающему девочку во второе кресло. Луи всего трясёт, но он старается дышать: вдох-выдох, вдох-выдох, вдох-выдох… — Луи, — зовёт его Стайлс, когда подходит достаточно близко, и слёзы предательски застилают глаза младшего. — Нам не о чем говорить, — шмыгая носом, судорожно говорит Томлинсон и проверяет ремни безопасности, прежде чем закрыть дверь машины. — Что ты вообще здесь делаешь? — Что ты здесь делаешь, — возмущённо исправляет его Стайлс, и омега невольно возвращается в тот день, когда впервые надел его рубашку, это больно. — Ты буквально исчез почти пять лет назад, а теперь нам не о чем говорить? — А есть о чём? Я поступил как мудак, начал жизнь сначала после того, как меня отчислили! Вот и всё, здесь нечего обсуждать, — он и сам не понимает, почему так отчаянно старается «слиться», хотя столько месяцев умолял Бога о том, чтобы однажды у них появился второй шанс. — А дети?.. — Гарри прекрасно видит, как Томлинсон вздрагивает, вытирая слёзы. — Они не твои, — твёрдо произносит Луи и почти верит в это сам, почти. — Почему ты не сказал мне?! — не выдерживает альфа, указывая в сторону машины. — Ты, блять, мог сказать мне! — Я не мог! — восклицает парень, подойдя к нему ближе. — Я не мог, потому что не был уверен в нас, ладно? Я не мог, потому что не хотел садиться тебе на шею, не хотел мешать твоей карьере, понятно? Я рожал для себя, я не хотел, чтобы хоть кто-то знал, что мои дети от тебя, от чёртовой знаменитости. — Ты не смел так поступать, — шипит Стайлс, — ты не смел. — Почти пять лет прошло, — вздохнув, говорит Луи и откидывает назад чёлку, спавшую на лицо. — Прошлое больше не имеет значения. Прости, но мне ещё обед для детей готовить нужно… — А «мы» тоже больше ничего для тебя не значим? — спрашивает альфа, внимательно смотря на него. — Гарри, — сломленно произносит парень, и слёзы градом стекают по его щекам, когда он поднимает взгляд, — к чему всё это? — К тому, что я всё ещё люблю тебя. Я почти пять лет пытался найти тебя! Я почти пять лет с ума сходил! — отвечает Стайлс, стараясь не наброситься на него с объятиями и поцелуями, а затем замечает малышку, выглядывающую из окна машины. — Когда у них День Рождения? — спрашивает Гарри. — Они родились в октябре, да? Я хочу знать, когда. Злится ли он на Луи? Нет, он злился полтора года, но это прошло и осталась только странная непроходящая влюблённость. Думая о тех днях, что они проводили вместе, о том, каким Томлинсон был в постели, о том, как они переписывались, Гарри чувствует только тепло. Тепло и нежность. Ему даже на других омег смотреть не хочется, потому что все они — не те. — Тридцать первого… — он стыдливо опускает взгляд, прежде чем всё-таки признаться, плача: — Я хотел написать тебе, хотел сказать тебе, что ты теперь отец, но… я всё время думал только о том, как ты ненавидишь меня за то, как я поступил… А я… я люблю тебя, и я… пожалуйста, прости меня. — Нам нужно серьёзно обсудить всё это, Луи, — говорит альфа и вздыхает. — Дай мне ваш адрес, я приеду вечером. — Я не могу… — Ты не можешь? Луи, они мои дети, ты правда думаешь, что я могу игнорировать их существование? — недоумевает Гарри, в замешательстве глядя на него. — Я не могу не из-за того, что не хочу, чтобы ты общался с ними, а из-за того, что боюсь папарацци. Если кто-нибудь узнает о том, что это твои дети… я не хочу, чтобы они росли под прицелом камер, понимаешь? — Никто не узнает. Я обещаю.. . .
Дом Луи оказывается не очень большим, но с детской площадкой и маленьким садом. Нервничая, альфа поднимается по крыльцу и стучит в дверь, собираясь с мыслями. Ему открывает маленькая девочка, которую он не успел рассмотреть в магазине, но не успевает и сейчас, потому что в холл выходит Томлинсон, вытирая руки полотенцем и прося дочь пойти поиграть с братом, а затем смотрит на гостя с некоторым стеснением. — Проходи, — говорит Луи и облизывает губы. — Хочешь чай? Кофе? — Чай, если можно… — Гарри разувается и невольно прислушивается к разговору малышей, доносящемуся из зала, проходя за омегой в небольшую кухню. — Так ты… назвал сына Эдвардом? — Да, он очень похож на тебя… — смутившись, отвечает Томмо. — А дочь, Грейс, она больше на меня похожа… — А характером, кажется, оба в тебя, — отмечает Стайлс, качая головой и нежно улыбаясь. Ему несладко пришлось после их встречи в супермаркете. На него свалились все те воспоминания, которых он так долго избегал, всплыли сотни вопросов о том, почему всё получилось так, как получилось. Но теперь очень многое встаёт на свои места, очень-очень многое…НЕМНОЖЕЧКО ТЕОРИИ О СВЯЗИ АЛЬФЫ И ОМЕГИ В ПЕРИОД БЕРЕМЕННОСТИ В ДАННОМ ОМЕГАВЕРСЕ
У Гарри год не было гона с тех пор, как Луи уехал из Лос-Анджелеса, но он наивно «спихнул» всё на стресс из-за исчезновения омеги (потому что стресс был колоссальный). Гарри был очень нервным и вспыльчивым, грубил и язвил всем, с кем работал, всем, кто делал что-то минимально неправильное. Он придирался к сестре и к маме, которые приезжали к нему тем летом, поссорился с Джеммой из-за того, что она добавила в пирог не те грибы… Его гормоны полетели в тартарары, ему пришлось посещать врача, пришлось пропить полугодовой курс таблеток (не гормонов, а стабилизаторов (что-то по типу успокоительных, но они влияют на гормоны и феромоны). И к декабрю-январю всё это закончилось, хотя первый гон пришёл только в конце марта, а потом цикл был очень нестабилен — следующий был в июне, а третий — в январе следующего года. Врачи лишь пожимали плечами, но после четвёртого гона цикл наладился. И теперь всё это становится на свои места, потому что Луи был беременен от него. Беременность влияет не только на омегу, но и на его альфу, отца малыша. У них обоих меняется гормональный фон, останавливаются циклы течки и гона на время вынашивания омегой потомства, а после рождения всё приходит в норму. И это происходит достаточно быстро, если альфа и омега вместе.КОНЕЦ ТЕОРИИ
Но эти недостающие кусочки пазлов, это осознание вовсе не разозлило Гарри. Он уже пережил и проработал злость и обиду на Луи, поэтому сейчас ему так легко даётся смотреть на парня, восхищаясь его красотой, его домашней нежностью: то, как он немного встревоженно убирает всё лишнее со стола (фломастеры и карандаши), то, как он открывает ящики, доставая чайные ложки, то, как Томмо достаёт чайные пакетики из коробочки… Луи очень красивый, пускай и выглядит уставшим. Его волосы торчат в разные стороны, под глазами, всё такими же голубыми, всё такими же чистыми и притягательными, залегли синяки от недосыпа, щёки впали, ключицы теперь более заметны… Даже при большой белой футболке, заляпанной красками и фломастерами, Гарри видит, что омега похудел. А на его руках появились татуировки. Достаточно много татуировок. И некоторые из них заставляют Стайлса посмотреть на свои собственные. Луи вдохновлялся им, когда набивал их? Его ноги стали тоньше, чем раньше, но это не сделало их менее привлекательными. Гарри так сильно скучал по нему… Он так сильно скучал по его узенькой женственной талии, по его пальчикам, по его девственной шее, по его умопомрачительному карамельному аромату… после него Стайлс подсел на карамель настолько сильно, что начались проблемы с кожей. Гарри невероятно сильно скучал по голосу, смеху и дыханию этого омеги. Ему так сильно хочется ворваться в его личное пространство, зацеловать его до смерти, словно умалишённый. Но он помнит о том, что дети рядом. Их дети… — Что произошло в магазине? — наконец-то спрашивает Луи, ставя перед ним кружку с ароматным чаем и сахарницу, за это мгновение альфа едва не сходит с ума от навязчивого желания снова прикоснуться к его запястью. — Они… — ему приходится сильно постараться, чтобы выйти из состояния восхищения, — …выбежали из-за угла, а я шёл слишком быстро. Грейс врезалась в меня и упала, ударившись о полку с открытками… я сам ничего понять не успел. Я правда не хотел навредить ей, — с виной в голосе объясняет Гарри. — Она не ушиблась? — Синяк будет, но это пройдёт, — Томлинсон не может смотреть на него дольше двух секунд, Стайлс замечает это уже не первый раз за сегодня. — Лу, — тихо зовёт его альфа, и омега приподнимает брови, всё ещё рассматривая рисунки, примагниченные к холодильнику. — Луи, посмотри на меня, пожалуйста. — Я не могу, — он опускает взгляд и почти болезненно прикусывает щеку изнутри. — Луи, — Гарри вздыхает, всё ещё внимательно наблюдая за тем, как парень перед ним морально рассыпается на кусочки. Он сам чувствует себя точно также, но не из-за вины и стыда, а из-за любви. — Луи, пожалуйста, посмотри на меня. — Нет, я не могу, — его голос дрожит, и он упирается руками в столешницу, сжимая ладони в кулаки. — Я не могу. — Почему не можешь? — тихо, аккуратно, боясь причинить ещё больше боли, спрашивает Стайлс. — Мне стыдно! — шёпотом восклицает он и, наконец-то, поднимает взгляд чуть дольше, чем на три секунды, прежде чем вновь опустить его в пол. — Мне стыдно, что я так поступил, понятно? Я четыре года стыжусь того, что сделал, четыре года смотрю на Эдварда и Грейс и думаю о тебе. Чёрт, да даже Грейс, которая была моей копией ещё полгода назад, становится всё больше и больше похожей на тебя! Они оба пошли в тебя, и я чувствую себя сволочью из-за того, что они не знают этого! Чувствую себя сволочью из-за того, что ты здесь, весь такой из себя идеальный, а я даже посмотреть на тебя не могу из-за того, какую боль тебе причинил только из-за того, что не был уверен в твоих чувствах, из-за какого-то идиотского страха. Луи разрушается. Луи буквально плачет от того, какая вина сваливается на него, и Гарри наконец-то встаёт, чтобы подойти к нему. Только он оказывается рядом с ним, как кто-то влетает в кухню с боевым кличем, а в следующее мгновение Стайлс чувствует сильную боль в паху, заставившую его согнуться пополам. — Не трогай папу! — детским альфа-голосом кричит Эдвард и снова пинает взрослого альфу, но уже в другую лодыжку, вновь заставляя его болезненно зашипеть. — Эдвард! — восклицает Луи, подхватывая его на руки за секунду до того, как чертёнок пытается поцарапать Гарри. — Нельзя бить людей, сколько раз можно повторять?! — Он обидел Грейси! И он обидел тебя! — спорит мальчик, злобно смотря на Стайлса, который отступает назад, опирясь на кухонную тумбу и всё ещё тяжело дыша. Очевидно, ему знатно прилетело по яйцам… — Он не хотел никого обидеть, милый, — вступается Луи за альфу. — Немедленно извинись перед ним. — Не буду! — и он смотрит на папу таким суровым взглядом, что Томлинсон затыкается от возмущения. — Он ударил Грейси! И тебя бы тоже ударил! Он плохой! Он плохой! — Эдвард вновь поворачивается на Гарри и рычит: — Уходи! Про’ь! Уходи! — Ну и защитник он у тебя, — тихо смеясь, говорит Стайлс, когда боль становится куда менее сильной. — Ещё и жуткий собственник. И в кого это ты такой агрессивный, малыш? Гарри делает шаг к Луи, и тот прижимает ребёнка к себе, боясь, что мальчик снова попытается причинить ему боль, неуверенно произнося: — Эйч, я не думаю, что тебе стоит… — Уходи, — продолжает настаивать Эдвард, сурово смотря взрослому альфе прямо в глаза. — Будь умницей, — серьёзным тоном отвечает ему Гарри, а затем вкрадчиво, стараясь звучать очень убедительно и в то же время нежно, говорит: — оставь нас с папочкой наедине, пожалуйста. Малыш недовольно рычит, и Стайлс рычит в ответ, но скорее в шутку, а не в качестве подавления, но это сбивает мальчика с толку, поэтому он замолкает, в замешательстве хмурясь и смотря на него. Припёрся, значит, какой-то альфа доводит папочку до слёз, ставит Эдварда на место… не порядок. — Милый, всё совсем не так, как ты подумал, я просто был очень рад увидеть своего друга. Иди к сестрёнке, пожалуйста, мы скоро придём, и вы познакомитесь, хорошо? — дождавшись кивка, Луи ставит сына на пол и задвигает за ним дверь. — И часто он подавляет тебя? — спрашивает Гарри, когда омега опирается спиной на дверь. — Он научился этому пару недель назад. Психологи говорят, что он чувствует себя сильнее Грейс, а она, скорее всего, омега, поэтому Эдвард считает, что я тоже слабее него. Он ставит себя в роль главы семейства… Если бы я сказал тебе, то всего этого бы не было… — виновато отвечает Томлинсон, но мгновением позже неуверенно спрашивает: — А если бы я сказал тебе… что было бы? — Я бы уж точно не бросил тебя, — сказав это, альфа садится на место и пробует чай. — Иди ко мне. — Гарри… — Иди ко мне, Лу. — Неловко приблизившись к нему, Луи тихо ахает, потому что мужчина ловит его за руку и тянет, прижимая к себе и утыкаясь носом в его шею, вдыхая. — Ты не выпускаешь феромоны? — Редко… — смущённо отзывается Томмо и хочет отстраниться, но Стайлс встаёт со стула, прижимая его поясницей к столешнице, и приподнимает его голову за подбородок, внимательно рассматривая шею. — Что ты делаешь? — Ты не в отношениях, — констатирует Гарри, вынуждая парня оскорблённо посмотреть на него. — Настолько погружен в мысли обо мне, что не можешь подпустить к себе другого альфу? — А с чего ты взял, что не могу? — язвит Луи. — Может быть, мой альфа не метит меня запахом, точно так же, как и ты когда-то? — Моей главной ошибкой был тот факт, что я не поставил тебе метку в наш последний раз, — он говорит это, не подумав, поэтому они оба удивлённо смотрят друг на друга, но альфа отпускает это раньше, поэтому продолжает: — Я правда влюбился в тебя. И ты правда был дорог мне. До сих пор дорог. Единственное, что я хотел бы изменить, вернись я в прошлое, так это отсутствие метки на твоей шее. И я бы ни за что на свете не позволил тебе снова сбежать от меня. Тем более, если бы знал о беременности, Луи. — Но мы были знакомы всего полтора месяца, а я уже залетел! — защищается Томлинсон. — Да какая разница? Я бы не заставлял тебя делать аборт, если бы ты не хотел. Я люблю детей, и я бы заботился о них, я бы помогал тебе всем, чем мог. Чёрт, да я бы купил вам всё, что только мог, я бы купил для вас целый остров, если ты правда так сильно боишься папарацци. — Гарри… — он вздыхает, но не решается продолжить, потому что дверь отъезжает в сторону и на кухню заходит Грейси, потирая животик. — Папо’ка, когда мы будем кушать?. . .
Гарри остаётся на ужин. Они с Луи договорились на ночь, вообще-то, но Эдварду об этом знать нежелательно, потому что он до сих пор дуется из-за того, как Стайлс поставил его на место. По телевизору идёт какой-то мультфильм, но альфа не особенно вникает в сюжет — его немного отвлекает тот факт, что у него есть дети, о которых он узнал меньше суток назад. Внимательно наблюдая за двойняшками, Гарри периодически поглядывает на Луи, то и дело невольно пялясь в область его живота. Парням-омегам делают кесарево, потому что они не могут родить естественным путём (точнее могут, но это бывает невероятно редко, парни-омеги не идут на это из-за высокой смертности в таком случае). Стайлс знает это, и это не даёт ему покоя. Он хочет увидеть шрам. Он не знает, почему, но ему очень хочется. Заметив, что Гарри уже несколько минут не ест, Луи вопросительно смотрит на него — так плохо? И альфа качает головой, стеснительно поджимая губы и опуская взгляд на свою лазанью. Очень вкусно. Это действительно очень вкусно. Даже остывшая она прекрасна на вкус, сочная и питательная… Пока Стайлс старается думать об этом, Томлинсон осторожно, почти незаметно, пододвигается к нему, прижимаясь под боком и устраивая голову на его плече, вызывая бурю положительных эмоций у кудрявого и предательскую улыбку. Он так давно хотел оказаться рядом с этим омегой… — Выпустишь феромоны? — тихо, чтобы дети не услышали, просит Гарри, и омега качает головой, указывая на сына. — А если совсем немного? Луи неуверенно смотрит на него и выпускает карамельный аромат, настолько мало, чтобы его мог почувствовать только альфа. К счастью, ни Эдвард, ни Грейс не замечают того, как Гарри ведёт носом по шее их папы, наслаждаясь запахом и погружаясь в приятные вопроминания, когда аромат буквально не выветривался из спальни его номера. — Я влюблён в тебя, Лу, — в самое ушко шепчет ему альфа, и парень смотрит на него широко распахнутыми глазами, приоткрывая рот от удивления. Если бы детей здесь не было, они переспали бы. Если бы прямо сейчас они были в прошлом, они бы точно переспали после такого, но они не там. Поэтому всё, что они могут, — смотреть друг другу в глаза и не иметь возможности поцеловаться не смотря на огромное желание. Но Гарри собирается однажды исправить это. Он собирается стать отцом их детей, собирается стать авторитетом для них. Он собирается стать альфой Луи, и он сообщает об этом одними лишь губами: — Ты… будешь… моим…