Октябрь 27, 2023. Пятница. Лос-Анджелес, штат Калифорния. Гарри.
Джефф злится. Его можно понять. В конце концов менеджмент так отчаянно старался создать идеальный образ для Гарри. И в этот образ не входила роль отца, который скрывал своего омегу и двух детей от всего мира. А, конечно, важно уточнить, что Стайлс обрюхатил пансионовского омегу, которого затем исключили, а сам альфа сумел избежать какого-либо наказания за это. Великолепно просто. Пока Азофф продолжает негодовать (что длится с того дня, как Гарри вернулся из Сан-Хосе, но сейчас всё не так плохо), Гарри невинно смотрит на него и делает вид, словно он и его член тут ни при чём и вообще всё подстроено. Наконец-то Джеффри вздыхает, кажется, мирясь с ситуацией. — …двойня, говоришь? — посмотрев на певца, уточняет мужчина, и Стайлс кивает с улыбкой. — Показывай. Доставая телефон, Гарри поднимается с дивана и подходит к менеджеру с открытой фотографией детей, которую Луи сделал во время сегодняшнего завтрака. Грейс сидит на диване с миской хлопьев, смотря телевизор, а Эдвард корчит рожицу, потому что заметил камеру. — Вроде, похожи, — Джефф вздыхает. — Вот я только одного понять не могу всё это время. Ты презервативами пользоваться не умеешь что ли? Или тебя в школе не учили, что омеги имеют свойство беременеть? — …я не успел закончить школу, — замечает Стайлс, и Азофф укоризненно смотрит на него. — Да я не знаю, как так вышло! Просто… я… Он был первым, к кому меня так влекло, ладно? Я просто ничего не мог с собой поделать, ты же знаешь, я бы не стал спать с первым встречным. Но он правда особенный, Джефф. Это был не просто секс, ты же видел, какие песни пошли после него! — Настолько депрессивные, что под них хоть похороны проводи? Видел. — Я имел в виду их искренность… — почти обидевшись, проговаривает Гарри. — Я уверен, что он мой истинный… — И что теперь? Уйдёшь из шоу-бизнеса и заведёшь ещё пару-тройку щенков с ним? Тебе придётся оплатить штраф пансиону за то, что ты сделал! И ты правда думаешь, что твои поклонники простят тебя за лицемерие? Мы продвигаем идею о свободе и равных правах для омег, а ты… этот Луис может всё испортить! — Его зовут Луи, — альфа присаживается на стол. — Если бы он хотел всё испортить, то давно сделал бы это. Если бы ему нужны были деньги, то он давно доказал бы моё отцовство и… — Вот скажи, ты правда веришь, что это твои дети? Ты видел этого омегу всего пару раз в жизни! — Я верю, что это мои дети. Я бы понял, что они не мои. — А если нет? — Я готов сделать чёртов ДНК-тест, но он мне не нужен, потому что я лично видел их, они буквально мои копии! Всё, чего я хочу, так это знать — возможно ли мне объявить об отношениях с Луи. Вот и всё. Не обязательно делать это сейчас. Я просто хочу сделать это однажды, когда он будет готов к этому. И я хочу знать, поддержишь ли ты меня в этом. — Ты знаешь, что поддержу. Но если этот омега принесёт тебе проблемы, я скажу: «Я же говорил». Итак, зачем ты сюда пришёл? Не мои возмущения же послушать. — У малышей День Рождения тридцать первого, — расплываясь в своей фирменной лягушачьей улыбке, отвечает Гарри и складывает руки на груди. — Я обязан приехать к ним, я просто обязан, понимаешь? — Ну отлично, — он вздыхает. — А ты не боишься, что из-за твоей неосторожности папарацци заснимут, как ты катаешься туда-сюда? Сан-Хосе не такая уж деревня, знаешь ли. — Луи везёт детей за город, там будут только близкие друзья, которых Луи точно сумеет уговорить ничего не постить про меня. А если что-то и вылезет, то скажем, что Лу просто мой близкий друг. Пожалуйста, Джефф, я обязан поехать. Клянусь, я вернусь в среду. — Во вторник. — В среду, рано утром, — умоляет его Стайлс. Немного подумав, Азофф вздыхает. Ну, он же не монстр какой… — Ладно, в четверг утром чтобы был в студии. — Спасибо! С меня хороший коньяк, — Гарри спрыгивает со стола и покидает кабинет.. . .
Октябрь 29, 2023. Воскресенье. Сан-Хосе, штат Калифорния.
— Луи, блять, ты сейчас пиздячек просто получишь и успокоишься на этом! — восклицает Найл, отталкивая руки друга от своей пиццы, поэтому Томлинсон пинает его в ногу, недовольно смотря на него, а затем на детей. — Ой… — Бля-… — Грейси, нет! — перебивает её Луи и убедительно смотрит на неё. — Не смей повторять за Найлом, он говорит плохие вещи! — Пиздя-я-я’ки! — громко ругается Эдвард, совершает отрыжку и заливисто смеётся вместе с сестрой, наблюдая, как щёки папы краснеют ни то от стыда, ни то от злости. — Рот на замок и не сметь говорить такого в садике, — вновь пиная друга, просит Луи, всё-таки беря один кусок пиццы. — Будешь учить их плохому — пришибу. — Ой, да ладно, они бы и без меня узнали такие слова. А тот факт, что ты им их запрещаешь, только подогревает интерес, — Хоран закатывает глаза, продолжая: — Это как с сексом… — Найл! — не выдержав, кричит Томмо и старается не задушить его, когда видит вопросительные взгляды детей. Ирландца спасает лишь тот факт, что кто-то нажимает на звонок, и Луи недовольно вопрошает что-то по типу: «Кого там принесло в такой час?», уходя в холл. Подмигнув близнецам, Найл доедает свой кусок пиццы. Открыв дверь, Луи собирается уже послать позднего гостя куда подальше, но, увидев перед собой Гарри, давится и зачем-то снова закрывает её, убегая на кухню, чтобы быстро помыть руки. Когда он снова открывает дверь, Стайлс стоит, опираясь спиной на стену, и в замешательстве смотрит на него. Вытирая руки о свою помятую и запачканную футболку, омега ёжится от прохлады, потому что на нём лишь короткие шорты да ранее упомянутая часть гардероба. — Так не рад меня видеть? — вслух удивляется альфа, ставя сумку на пол. — Рад! Очень рад! Я просто не думал, что… я не знал… Почему ты не сказал, что приедешь? Я бы приготовил что-нибудь и… Чёрт, я просто так нервничаю, — он старается взять себя в руки. — Чёрт, не знаю, почему, я просто… Вау, ты здесь… — Да, — смущённо улыбнувшись, Гарри берёт его за руку и притягивает к себе, чтобы затем погладить его щёчки и слегка прикоснуться своими губами — к его. — Мм, от тебя пахнет пиццей. Поэтому ты не хочешь пускать меня в дом, маленькая жадина? — Что? Нет! То есть… да, заходи, просто… — он не успевает договорить, потому что дверь открывается и в проходе появляется Найл. — Оу, это… — Вау, — Хоран правда надеялся, что не замрёт как идиот, когда встретится нос к носу с Гарри, но не судьба. К счастью, он быстро приходит в себя. — Найл Джеймс Хоран. Лучший друг этого кретина. — Гарри Эдвард Стайлс. Но ты, кажется, и так в курсе, — они пожимают друг другу руки, пока Луи всё ещё стоит как вкопанный. — Извините, что без предупреждения. — О, да всё нормально! Уже привык, что здесь ошивается отец этих детей, — неловко шутит Найл. — Оу, чёрт… простите. — Что же, — опомнившись, произносит Томлинсон, — может, зайдём в дом? Как-то прохладно… Они заходят в холл, и Гарри разувается, слыша, как дети о чём-то громко спорят в зале. Едва он появляется в комнате, как Грейс подскакивает на ноги и бежит к нему с громким «Папа!», а Эдвард… Эдвард остаётся холодным, чтобы не рушить свою репутацию «маленького тирана», но на самом деле он очень рад видеть его. Пока девочка в красках рассказывает, как сильно успела соскучиться, Найл удивлённо наблюдает за этим, а Луи… Луи снуёт туда-сюда стараясь навести какой-никакой порядок. — А потом мы смотрели много мультиков и играли! — Правда? — Стайлс с улыбкой вытирает её щёчки, испачканные кетчупом и садится в кресло, усаживая её к себе на колени. — А ты успела подрасти, не так ли? — Да! — она выпрямляет спину, стараясь казаться более взрослой. — Я всё равно выше, 'ем Грейс, — напоминая о себе, говорит Эдвард, как бы невзначай. — Потому что я альфа. И я старше. Гарри смотрит на Луи, чтобы увидеть, как он кивает. Но, учитывая, что у него было кесарево, а дети — близнецы, наверное, разница в возрасте не играет такой существенной роли. В любом случае Стайлс гордо глядит на сына. — Извини за вопрос, — произносит Найл, и альфа обращает на него внимание. — А ты надолго приехал? — До вторника, улетаю в среду. Томлинсон запинается обо что-то, тихо чертыхаясь, и Грейс смеётся, проговаривая отчётливое «Блять». Оба омеги хотят провалиться сквозь землю, когда Гарри хмурится. И Луи, и Найлу кажется, что альфа вот-вот прибьёт их, устроит нотацию, а то и вовсе накажет. Чёрт, да он буквально темнее тучи прямо сейчас! — Кто-то полу’ит пиздя’ек, — в тишину говорит Эдвард и преспокойно откусывает пиццу. — Луи, — ставя Грейси на ноги, строго произносит Стайлс и поднимает взгляд на бледнеющего омегу, из него словно стремительно выкачивают всю кровь. — Не поможешь мне с сумкой? До спальни они идут в тишине, но, даже глядя на широкую спину альфы, Томлинсон уже придумывает, как всё объяснить и как сделать так, чтобы Гарри прислушался хотя бы к этим мольбам, мольбам о прощении. Ну почему же он решил приехать именно сегодня? И почему дети вообще нарушили запрет на эти тупые слова?.. Едва дверь спальни закрывается за ними, Гарри начинает говорить: — Знаешь, Луи, я всё понимаю. Я понимаю, почему дети не едят за столом, почему они не прибирают после себя игрушки и почему не знают о том, как появляются дети. Я понимаю, почему Эдвард дерётся и почему подавляет тебя, правда понимаю. Но я не понимаю, почему ты не можешь не выражаться хотя бы при детях. — Я не… я не ругаюсь при них, — боясь сказать что-то не так, оправдывается он. — Найл только один раз выругался сегодня, но я сказал, что так нельзя! Я сказал им, правда, но это же дети и… Пожалуйста, Хаз, прости меня… я… я стараюсь воспитывать их, но… да, я не справляюсь, но я стараюсь. — Что?.. Я не говорил, что ты не справляешься, — он устраивает свои ладони на его плечах, глядя ему в глаза. — Я не говорил этого. Ты справляешься. Но тебе необходимо научиться не идти у них на поводу, понимаешь? Ты многое спускаешь им с рук. — Потому что они от тебя! — о, ну, неужели он признался. — Каждый раз, когда я думаю: «Вот теперь я точно накажу их», я вижу в них тебя и… я просто таю, ладно? Я просто не могу злиться на них, потому что они от тебя. Я хочу быть ласковым и ними, и с тобой. — Хорошо. Прости, что довёл тебя до слёз, детка, — он собирает влагу с его ресниц. — Но, если ты не можешь быть строгим, то мне придётся быть таким. — Ты не злишься на меня? — альфа качает головой. — Хочешь, чтобы я разогрел пиццу? Мы много заказали. Ещё есть хот-доги с сыром. — Я смотрю, ты решил прислушаться ко мне, да? Это из-за того, что я пообещал тебе «горошинку»? — Ты хочешь ночевать на крыльце? — шутит Луи, закатывая глаза. — Я пойду разогрею, а ты переодевайся.. . .
Луи правда боялся, что детям влетит, когда они без грамма смущения начали драться подушками и носиться по залу с громким «Блять-блять-блять!». Найлу было смешно ровно до тех пор, пока в комнату не заявился кудрявый альфа в до неприличия облегающей футболке и шортах по колено. — Ну-ка, тихо! — поймав близнецов, говорит Гарри, стараясь не перейти на альфа-голос. — Кажется, я велел вам слушаться своего папочку. — Но мы слушаемся! — защищается мальчик. — Нельзя говорить такие слова. Если вы не перестанете, то в течение часа будете стоять в углу. Грейс пристыженно опускает взгляд, робко извиняясь за своё поведение и обещая, что больше такого не повторится. А Эдвард с вызовом смотрит на отца и внаглую отчётливо рычит: — Блять. Луи бледнеет, Гарри краснеет, Найл зеленеет (от страха его начинает тошнить), а Грейс испуганно дёргает брата за майку, чтобы сподвигнуть его извиниться. Но он не станет. Конечно, он во многом очень послушный, он любит помогать папочке с готовкой и уборкой на кухне, может даже помочь собрать грязное бельё, когда приходит день стирки. Он во многом очень похож на Луи, например, в упрямстве, наглости и гордости. В нём также есть черты и от отца, например, в умении прощать и в том, как он вступается за своих близких. — Ещё разочек, — настаивает Стайлс, — если ты думаешь, что я шучу, то я не… — Блять. — Я не шучу, — договаривает альфа. — Ты пойдёшь в угол прямо сейчас. — Блять, — не унимается сын. — Эдвард, так нельзя говорить! — стараясь вклиниться, говорит Томлинсон. — Но это просто слово! Хо’у и буду говорить его! — Значит так, — вздыхая, произносит Гарри, немного пугая Луи своим спокойствием, граничащим с тем самым раздражением, из-за которого родители физически наказывают детей, поэтому омега уже на низком старте, чтобы защитить ребёнка. — Послушай меня внимательно. Ты прав, это просто слово, но это слово, которое можно произносить только в тюрьме, ясно? — Но Найл не в тюрьме! — Найл просто дурачок, — говорит Луи, расслабляясь, потому что замечает, что всё происходящее — актёрская игра альфы. — А я-то что?! Ты хотел взять мою пиццу! — Давай договоримся, что ты не будешь произносить слова, которые мы с твоим папочкой называем запретными, хорошо? А взамен… я отвезу вас с папочкой на красивый пляж и научу вас с сестрой плавать. Гарри специально приплетает Грейс, потому что понимает, как сильно Эдвард любит её. Он готов пожертвовать парой-тройкой словечек ради её радости. И Стайлс видит, что это весомая цена, потому что мальчик перестаёт хмуриться и выглядит более растерянным. Конечно, он соглашается. Но, если честно, он и сам хочет на пляж.. . .
— Ты такой напряжённый, — замечает альфа, когда моет посуду, пока Найл укладывает детей спать. — Прости, — он вздыхает, убирая уже чистые и сухие тарелки на место. — Просто я так волновался из-за того, что… я боялся, что ты ударишь Эдварда. — Почему? — удивляется Гарри. — Ты правда считаешь, что я способен на такое? — Нет! Нет, просто… мы же почти не знакомы. Я не знаю, чего от тебя ждать и… — омега вновь вздыхает, боясь говорить правду, но искренне стараясь взять себя в руки. — На самом деле… я однажды… я однажды привёл альфу, когда близнецы были ещё крошками… Им было полтора года, они были очень активными и постоянно требовали внимания, а этот альфа… я только потом понял, что ему хотелось только секса и… его раздражало, что дети постоянно рядом, что вечно нуждаются во мне. В один из вечеров, когда он остался и рассчитывал на секс, он ударил меня, потому что я снова взял Грейси на руки. Она упала, к счастью, на диван. Но я так испугался и… я больше не общался с ним. Гарри молчит, выключает воду и берёт полотенце у него из рук, самостоятельно вытирая последнюю тарелку. Поставив её на место, альфа упирается руками в тумбу по обе стороны от возлюбленного и внимательно смотрит ему в глаза, даже не зная, как отреагировать на историю правильно. Его злит, что какой-то подонок причинил боль его омеге и ребёнку, но также он понимает, что Луи снова начнёт винить себя, если он покажет свою ярость. — Ты… ты злишься, что я… привёл его? — Нет. Я злюсь на него, а не на тебя, — признаётся Стайлс. — Я о том, что я привёл его. Я понимал, к чему всё идёт. — Злюсь ли я, что ты хотел секса? — удивлённо переспрашивает Гарри, и парень кивает. — Нет. Не злюсь. Я тоже пытался отвлечься от тебя, но не вышло. Я бы не стал злиться, если бы ты всё-таки… — Но я бы не смог, — перебивает его Луи. — Я привёл его, чтобы отвлечься, но я не думаю, что смог бы. У нас были моменты, когда всё могло получиться, но я срывал их, потому что… я просто боялся, что возненавижу себя ещё больше. — Посмотри на меня, пожалуйста, — омега поднимает взгляд. — Тебе не за что ненавидеть себя, слышишь? Отпусти прошлое, детка. Неважно, что было, важно лишь то, что теперь мы вместе.. . .
В спальне горит лишь один светильник, поэтому здесь по-приятному сумеречно. И пахнет карамелью и орехами, слишком сильно. Луи медленно двигает бёдрами, тихо постанывая от того, как альфа гладит, целует, кусает и сжимает его грудь, свободной рукой помогая не сбиться с темпа. Руки омеги связаны за спиной красной верёвкой, поэтому у него не получается ни обнять мужчину, ни оттолкнуть его от чувствительных сосков. Хотя бы во рту ничего нет (он едва уговорил Гарри обойтись без кляпа, который он привёз с собой). — Гарри, — тихонько стонет Томлинсон, пытаясь увернуться от его губ, но в это же мгновение кудрявый впивается пальцами в его талию. — Это н-не смешно… у меня может вернуться м-молоко… Гарри, пожалуйст-та… — Вернётся и вернётся, — с улыбкой отвечает Стайлс и нажимает пальцами на сосочки, влажные из-за его же слюны. — Будет ещё интереснее. — Ты противный, — хнычет Луи, невольно двигаясь активнее. Он хочет поскорее получить разрядку, но его член сковывает кольцо, так что такая возможность улыбнётся ему, когда Гарри позволит. — Я не осуждаю тебя за твои кинки, папочка, — альфа щёлкает пальцами по головке его чувствительного члена, и омега тихо скулит. — Будь хорошим мальчиком и получишь сперму прямо в свою ненасытную матку. — Б-боже м-мой, п-почему т-ты та-такой? — пряча краснеющее лицо в его шею, жалуется Томлинсон. — Т-ты жест-токий… — Жестокий? О, детка, это я ещё не все кинки на тебе пробую. Посмотрим, как ты запоёшь, когда у меня начнётся гон и я захочу доминировать над тобой ещё больше. — Запуская пальцы в его влажные волосы, Гарри сжимает их у корней, чтобы потянуть назад и посмотреть парню в глаза. — Но тебе же нравится, когда я делаю это, верно? — Д-да, а-альфа… Луи нравится, когда Гарри доминирует: контролирует всё, что происходит между ними в постели, связывает его, любяще тянет за волосы… ему нравится, когда это делает только Гарри. Если бы это был кто-то другой, Томлинсон не смог бы так сильно довериться. Стайлс не причиняет ему боль, всегда вовремя останавливается, если слышит какой-то шум, который может означать, что дети проснулись, или если слышит слова «Мне больно», слетающие с уст Луи, какими бы тихими они ни были. Гарри очень внимательный доминант, поэтому Томлинсону нравится его контроль. Стайлс не позволяет ему кончить до тех пор, пока не спадает узел. И, чёрт, Луи кажется, что Гарри по-настоящему совращает его. Потому что под конец он уже самостоятельно ласкает свою грудь.