Равноденствие

Нарцисса Малфой всегда считала, что умеет держать лицо в любых обстоятельствах. Будь то выпад или нелестное высказывание в адрес ее семьи от постороннего лица, порицание от ближайших кровных родственников или, к примеру, под завязку забитый пожирателями смерти родной дом. Она умеет держать лицо. Цисси способна с выдержанной стойкостью осадить неотесанного оборотня, чтобы он не пачкал кровью дорогие заморские ковры, а добивал свою жертву за пределами дома. В ее силах собрать за одним столом две дюжины пожирателей и при этом соблюдать порядок, потому что они все равно гости в ее доме. Лишь одно Нарцисса Малфой не может контролировать. Свой человеческий фактор. В темных коридорах под Мэнором что-то происходит. Она это давно знает, чувствует всеми фибрами души. Сестрица систематически спускается туда и порой не выходит добрую половину дня. Беллатриса строго запрещает Цисси заходить туда, буквально заклинает ее поклясться в этом. Нарцисса отвечает уклончиво и обещаний не дает. Она не слепая, она не глухая. Она видит и слышит все, что происходит в стенах этого дома. Миссис Малфой знает, что под фамильным поместьем вершатся страшные вещи. Не знает точно, какие именно, но все равно догадывается. Однажды ночью она встает с постели, чтобы принять еще одну таблетку, дабы забыться сном, потому что без них она уже попросту не может спать, и, замерев возле дверей кухни, замечает возню в главном коридоре первого этажа. Беллатриса руководит процессом, периодически поглядывая по сторонам, пока Долохов, Руквуд и другие пожиратели тащат на своих плечах и левитируют по воздуху чьи-то бессознательные тела. Нарцисса видит длинные волосы у большинства и приходит к выводу, что это девушки. Юношей она видит всего несколько раз. Они тащат эти тела вниз на два яруса по винтовой лестнице, скрываясь из виду. По той самой лестнице, доступ к которой для Нарциссы в собственном доме оказывается закрыт по приказу сестры. Цисси ни разу не видит, как потом хоть кто-нибудь из этих жертв оттуда выходит. Обычно она закрывает на все это глаза, потому что иного выхода просто не остается. Цисси следует за мужем, прикрывая собственным телом единственного сына, когда принимает метку и впускает на порог своего дома пожирателей смерти и их Предводителя. Исход этой войны очевиден, мальчишке поможет победить только чудо. В чудеса Нарцисса Малфой перестает верить еще ребенком. Однако события последних дней не дают ей покоя. Обычно все жертвы, исчезающие за дверью, ведущей к лестнице, Нарциссе незнакомы. Это безымянные магглорожденные, она их не знает. Она закрывает глаза на их уход. Это война. Вот только последняя жертва не дает Нарциссе спокойно спать. У нее есть имя. Ее зовут Гермиона Грейнджер. У нее карие глаза, непослушные каштановые волосы и звонкий голос. Нарциссе неоднократно он слышится в кошмарах или фантомом преследует ее в гостиной. Она из плоти и крови, эта жертва. И она находится в подземелье уже три дня. — Цисси, как скоро будет готов ужин? — появляется в гостиной Люциус, вынуждая женщину слегка вздрогнуть и вернуться в реальность. — Стоит поторопить домовиков. Нарцисса переводит на супруга безразличный взгляд. Люциус сильно теряет в весе, не заботится о внешнем виде, крайне плохо спит. Они не спят с ним в одной спальне уже больше десяти лет, но она слышит, как он ворочается без сна большую часть ночи. Она же сама такая же. Нарцисса не говорит об этом вслух и никогда не скажет, но она винит Люциуса в том, что происходит сейчас с ними. Он всю жизнь гонится за престижем, за самым лучшим. Гордо из года в год заявляет о том, что все это ради семьи. Его гордость их семью и губит. Нарцисса боится за Драко каждую минуту своей жизни. Она знает, что так делать не стоит, но ничего не может с собой поделать. Цисси уверена: если с ним что-нибудь случится, у нее просто не останется причины продолжать жить. — Поторопи, — поднимается женщина с места, — я буду в столовой. Нарцисса коротко вздыхает и с ровной осанкой плавно направляется в соседнюю комнату. В этом доме есть новые установившиеся правила, которые с ее подачи все исполняют. Если Повелителя нет в Мэноре, сначала ужинают хозяева дома и ближайшие родственники. Обычно в их число входит чета Малфоев, Драко, Беллатриса и Родольфус, но в последние недели он все чаще находится за пределами поместья, а сестрица предпочитает полночную трапезу. Второй этап ужина приходится на следующий час. Домовики накрывают стол без излишней роскоши минимум на пятнадцать персон. И за стол садятся ближайшие к Лорду Пожиратели. Стоит отметить, что изначально этого всего не планируется. Люциус предоставляет дом своей семьи в качестве штаб-квартиры для собраний, и сначала все так и происходит. В первый раз Долохову оказывается негде остановиться, и Нарцисса, как примерная хозяйка, выделяет ему одну из гостевых спален на ночь. Однако он остается и на вторую, и на третью, и на последующие. Затем в доме поселяются другие. Темный Лорд говорит, что так будет даже лучше. В доме еще много свободных комнат, в них недостатка нет, но… Чувства Нарциссы представить трудно. Она каждый день ходит по минному полю, а после полуночи запечатывает вход в спальню, потому что боится за собственную безопасность. И она правильно делает. Ручка ее спальни стабильно несколько раз каждую ночь дергается вниз. Едва Нарцисса садится за стол, как возле нее появляется домовик. — Ужин, — коротко кивает она. — Сначала горячее. Три порции. — Конечно, хозяйка, — затравленно кланяется эльф и тут же исчезает в воздухе. Женщина кладет себе на колени салфетку в тот момент, когда открывается дверь столовой. Она поднимает взгляд, и ее губы тут же трогает улыбка. — Драко, — мягко произносит она. Малфой садится на стул и кладет перед собой локти, начиная сосредоточенно смотреть в какую-то точку. Нарцисса обеспокоено смотрит на сына, улыбка сходит с ее лица. В доме и без того атмосфера витает безрадостная, на каждого она влияет по-своему. — Когда я могу покинуть дом? — коротко произносит он. Нарцисса ерзает на месте, сжимая губы. — Драко, ты же сам понимаешь, что… — Не время? — обрывает он мать, повернув к ней голову. — Когда оно настанет? Мне лучше вернуться в Хогвартс. Женщина бледнеет. Она не может допустить, чтобы в такой период Драко был вне дома. Здесь он под защитой. Как бы то ни было, поместье — крепость. Поместье — их возможность оставаться вместе и выжить. — Не говори глупостей, Драко, — сглатывает она. — Тебе следует быть сейчас здесь, ты же сам знаешь и… — Я по горло сыт, — глухо выдыхает он. — По самое горло, черт возьми. — Я понимаю, — шепчет Нарцисса, — но так нужно. Драко бросает быстрый взгляд на мать. Она бледная, осунувшаяся. Однако глаза ее горят уверенностью и даже, возможно, гордостью. Хренова гордость за хренового сына. Драко ненавидит, когда мать на него так смотрит. Так, словно нет больше ничего в целом мире, кроме него. Драко хочется сказать ей, чтобы она прекратила, но слова застревают в глотке, когда разговор прерывается, потому что в комнату входит отец. Драко откидывается на спинку стула, сжимая челюсти. Ему тошно находиться в этом доме. Тошно находиться среди родственников, часть из которых наглухо отбитые. Тошно видеть хреновы рожи бестолковых пожирателей, которые бродят по поместью так, словно это их дом. Тошно слышать глухие крики из подземелья, что находится на два яруса ниже. Тошно от самого себя. — Замолчали, — замечает Люциус, присаживаясь на противоположную сторону стола напротив супруги. — О чем болтали? — Имеет значение? — огрызается Драко. — Драко… — тут же шепчет Нарцисса. Лицо Люциуса приобретает сероватый оттенок. — Следи за языком, Драко, — холодно чеканит он. — Ни к чему портить семейный ужин. — Семейный… — шепчет под нос парень, едва подавляя в себе желание закатить глаза. Домовики появляются в столовой мгновением позже и без слов ставят на стол горячее для хозяев. Драко смотрит на свою дымящуюся порцию рагу, и у него к глотке подкатывает тошнота. Ему хочется проблеваться от всего, что происходит сейчас. Не только за столом, но и в его жизни в целом. — Твоя сестра не спустится к ужину, — замечает Люциус, когда берет в руки столовые приборы. Нарцисса сглатывает, делая вид, что все в порядке. — Я догадывалась, — отзывается она, — поэтому порции только три. Люциус кивает, разрезая большой кусок мяса в рагу. — У нее, — подбирает слова Люциус, — есть дела… Она пытает магглорожденных. Драко бросает приборы в тарелку. Звон стоит на всю столовую, и оба родителя оборачиваются к сыну. Он отодвигает стул, резко поднимаясь с места. — Драко, — вздрагивает Нарцисса. — Не голоден, — коротко бросает он. Люциус что-то гремит в ответ, но Драко не слушает. У него в ушах кровь шумит, а воздуха просто не хватает. Парень ослабляет узел галстука, когда почти мчит по коридору первого этажа, чтобы поскорее добраться наверх в свою комнату. Сначала вся эта затея с меткой кажется Драко потрясающей. Отец гордится им, когда Драко получает ее и особое задание от Повелителя, даже говорит ему об этом вслух. Однако та ночь на Астрономической башне… Смерть директора, пожиратели в Хогвартсе. Только в тот момент Драко понимает, во что он ввязывается. Только тогда, когда розовые очки разбиваются у него стеклами вовнутрь. Это больше не кажется чем-то забавным. Идет война, он выбирает сторону. И она далека от света. — Ты на тот свет торопишься? — врывается в его сознание голос, и Драко чувствует на своем предплечье чью-то хватку. Выбравшись из своих мыслей, он непроизвольно останавливается, глядя в сторону говорящего. — Пэнс? — хмурится он. — Ты-то нахрен тут что опять забыла? Паркинсон фыркает. — И я тебе рада, придурок, — язвит она. — За тобой гонятся? Куда бежишь? Драко вырывает руку. — Не твое дело, — выплевывает он. Пэнси расправляет плечи, скрещивая на груди руки. — Язвить своему папаше будешь, Малфой, — шипит она. — Выключи кретина хотя бы на пару секунд и ответь мне нормально. Драко замирает на мгновение и желчь встает поперек глотки. Паркинсон смотрит ему в самую душу, нахмурив темные брови. Проклятье, действительно. Это же не кто-то с улицы, а она. Порой Драко забывает, что он во всем этом дерьме не один сидит. Малфой трет пальцами переносицу. — Ладно, извини, — небрежно бросает он. Девушка закатывает глаза. — Проехали. Драко опускает вниз руку. Пэнси снова одета с иголочки. Она в Мэнор прибывает всегда при полном параде и остается на пару дней. Родители Паркинсон не особо заботятся о своем чаде, вечно находятся в разъездах, ищут новых пожирателей в клан. Мать Пэнси сбрасывает дочь на Нарциссу, а та не находит сил отказать. У Паркинсон здесь уже несколько месяцев есть своя постоянная комната. Когда она приезжает, Драко становится чуть проще обычного вывозить все это дерьмо. Он хотя бы не один. — Выглядишь нормально, — оценивающе смотрит на нее Драко. — Можно поднимать ценник. — Ой, заткнись, — беззлобно бросает она. — Я есть хочу. Со временем не ошиблась?.. К ужину успела? Драко кивает. — Успела. Иди, отец с матерью там, — он жмет плечами. — Мать будет удивлена, но рада. Она всегда тебе рада. Пэнси фыркает. — Пошел ты, — берет она его под руку, — я одна туда не пойду. Не смей бросать меня. — Я не голоден, — сухо произносит он, намереваясь вырвать руку. Паркинсон не дает ему этого сделать. — Просто посиди ради меня, — просит она. — Потом у меня покурим, когда все разойдутся спать. Предложение заманчивое. К тому же, Драко хочется элементарно знать, что за время его отсутствия в Хогвартсе происходит. У Пэнси развязаны руки, ей не докучают гиперопекой, она добровольно приходит сюда, и Драко, как ни старается, не понимает, чем она думает. Однако тему войны они не затрагивают. Им и без того приходится жить в ней. — Ладно, — сдается Драко, — только берешь весь огонь на себя. — Заметано, — соглашается Пэнси. Она мимоходом рассказывает последние новости, говорит о том, что Нарцисса права, и ему действительно пока не стоит возвращаться в Хогвартс, потому что там осиным роем на каждом углу обсуждают шепотом его метку. Пэнси и радостно, и печально одновременно, что таких сплетен не бродит о ней. Она все еще не получает эту возможность, но очень старается добиться расположения Темного Лорда, чтобы присоединиться к избранным пожирателям. Метки достаются не всем, это стоит признать. Ее еще заслужить надо. — Миссис Малфой, — раскидывает в стороны руки Пэнси, когда открывает две двери в столовую, и широко улыбается. — Вечер добрый! Девушка тут же кивает на противоположную часть стола. — Мистер Малфой, — здоровается она. — Пэнси, — встает с места Нарцисса, — мы не ждали тебя сегодня… Паркинсон рисует на лице улыбку. — Мать прислала сову, что нужно прибыть, — кивает она. — Вы мне не рады? — глядя в глаза женщине, интересуется Пэнси. Нарцисса сдержанно улыбается. Она умеет держать лицо. — Не говори глупостей, — мягко обхватывает она на мгновение ее оголенное предплечье. — Двери в этот дом для тебя всегда открыты. Когда парад лицемерия приветствия с миссис Малфой подходит к концу, Пэнси направляется на свободное место. Домовик тут же ставит перед ней тарелку с мясным рагу. Люциус принимает эстафету и улыбается. — Еще и сына за стол возвращаешь, — смотрит он на Драко, — каждый твой визит приносит радость, дорогая. Пэнси натянуто улыбается и берет в правую руку бокал, делая небольшой глоток. — Благодарю, мистер Малфой, — кивает она. — Всегда приятно такое слышать. Паркинсон выполняет свое обещание. Разговоры за столом с родителями Драко она берет на себя. Малфой младший в который раз поражается тому, как подвешен у нее язык. В ее силах и мертвого разговорить, кроме шуток. Пэнси мастерски перескакивает с темы на тему, заполняет тишину в столовой и спасает очередной «семейный» ужин. Она выпивает три бокала красного сухого вина, и щеки девушки начинают краснеть. Ей удается расшевелить родителей Драко и при этом не затрагивать в разговорах ни его, ни войну, ни плачевную ситуацию в их жизнях в целом. Драко вслух никогда ей об этом не скажет, но он даже немного завидует тому, что она так умеет. Как бы то ни было, Пэнси совсем не дурочка, обстановку хоть и расслабляет, все равно видит, что неладное что-то происходит. Она обо всем спросит вечером у Драко, потому что не заметить очевидного она не может. Нарцисса встревожена сильнее обычного. И ведет себя крайне странно. — Мистер Малфой, расскажите, удалось ли отыскать что-нибудь интересное в антикварном магазине в этом сезоне? Пэнси знает, что обычно это любимая тема его разговоров. Сейчас время не самое удачное, но он все равно с энтузиазмом рассказывает о редких вещицах, которыми усыпан его дом. К слову, с приходом пожирателей в его обитель, Люциус прячет львиную долю антиквариата на чердаке. — Ох, дорогая, — загораются наконец глаза Люциуса, — я… Пэнси правда старается слушать, но взгляд то и дело возвращается к Нарциссе. Ведет она себя крайне странно. Исподтишка наблюдая за ней, Паркинсон наконец замечает то, что женщина пытается тщательно скрыть. Когда домовики выносят на стол две тарелки с десертом, Нарцисса кладет на салфетки два куска и кладет их себе на колени под стол. Пэнси хмурится. Миссис Малфой не выглядит как человек, который станет воровать еду с собственного стола, чтобы полакомиться сладким после полуночи. Что-то тут нечисто. — Кажется, пора расходиться по комнатам, — урвав молчание между разговорами, спокойно произносит Нарцисса. — Столовую надо подготовить к ужину других… Обитателей дома, — мягко подбирает она слова. Драко с облегчением встает с места, намереваясь поскорее уйти. Он так толком ничего и не ест, просто копается вилкой в еде, чтобы мать не задавала вопросов. Поблагодарив за ужин и достойную беседу, члены семейства и Пэнси поднимаются со своих мест. Паркинсон замечает, что Нарцисса колеблется, ждет, видимо, пока уйдут остальные. Люциус уходит в свой частный кабинет первого этажа, Драко идет на второй и оборачивается, указывая на Пэнси. — Ты идешь? — хмурится он. — Да, — кивает она, — только сумку заберу. Ты поднимайся, я догоню. Драко безразлично жмет плечами, направляясь наверх. Пэнси провожает его взглядом и миновав несколько ступенек, на которые успевает подняться, прячется под лестницей, осторожно выглядывая из-за перил. Нарцисса покидает столовую последней. Едва хозяйка переступает порог, домовики тут же начинают уборку. Закрыв за собой дверь и глянув по сторонам, она быстрым шагом направляется в сторону неприметной двери в конце коридора. Пэнси хмурится, наблюдая за ее удаляющейся спиной. На два яруса ниже в темном помещении спертый воздух мешает сделать полноценный вдох. Гермиона едва может шевелить глазными яблоками от обезвоживания, ее всю потряхивает, в глотке першит. Грейнджер корит себя за совершенный поступок. Снейп оставляет ей чашу с водой, но она давится собственной гордостью и беспокоится за элементарную безопасность в первые секунды. Вдруг он хочет меня отравить! Не давая себе подумать, Гермиона толкает ногой чашу, и драгоценная вода плещет на влажный каменный пол. Осознание совершенной глупости приходит почти моментально. Она падает на колени и пытается хоть что-то собрать, слизывая с дрожащих кончиков пальцев воду, но она скользит в тонкие щели пола. В скором времени не остается ничего, и Гермиона беспомощно царапает короткими ногтями камень. Время снова словно застывает. Вниз никто не спускается, всюду стоит гнетущая, чудовищная тишина. Гермиона не может спать, ее все чаще на фоне голода посещают галлюцинации. Физиологические неудобства перестают сводить с ума, а начинают приниматься как данное. Ожоги на грудной клетке и правой руке обрастают пузырями и лопаются. Кожа ноет, физическая оболочка не поддается контролю. Гермионе все тяжелее цепляться за реальность. Она пытается искать выход из темницы, прощупывает стены, ищет лазейки. Это помогает убить время, но не приносит существенных плодов. Ее каменная клетка наглухо заколочена. Гермиона имеет вторую спасительную соломинку реальности, но и она кажется ей призрачной. Лайза Турпин продолжает лежать спиной к ней в неестественной позе, не реагирует на звуки, не отвечает на ее зов. В полутьме Гермиона даже не может разобрать, дышит девушка или нет. Собственное подсознание играет с ней злую шутку, когда ей снова начинает мерещиться запах разлагающейся плоти. Она старается себя успокоить, что это больная реакция ее воображения, и это лишь воспоминания о том, что она видит и слышит, когда натыкается на синеющее тело Питера Петтигрю. Гермиона старается найти хоть что-то в камере, чем она может себя защитить. Без палочки она чувствует себя крайне уязвимо. Она в сотый или тысячный раз начинает шарить стены. Кажется, она запоминает уже каждый выступ и впадину, но попыток не прекращает. Ее тело хочет сдаться, но разум все еще борется. Я не умру здесь. Я не умру вот так. Я выберусь отсюда. Им меня не сломить. Гермиона сжимает сухие потрескавшиеся губы и передвигается к стене с каркасом деревянной кровати. Ухватившись за нее, она внезапно замирает, касаясь пальцем какой-то холодной, гладкой шляпки. Надежда загорается почти моментально. Гермиона садится на колени и шарит обеими руками. Проклятье, это же гвоздь! В деревянном каркасе постели находится гвоздь! Не веря собственному счастью, Гермиона прилагает все силы, которыми владеет в эту самую секунду. Игнорируя дрожащие руки, она тянет гвоздь на себя, и рассохшееся дерево постепенно начинает поддаваться. Дернув в последний раз, Гермиона неловко падает назад, но все оказывается не напрасным. Она искренне, широко улыбается, когда держит в ладонях длинный, слегка погнутый гвоздь. Теперь у нее есть возможность постоять за себя. Не веря собственному счастью, она вертит его в руках, рассматривая со всех сторон. Грейнджер вздрагивает, когда слышится знакомый до боли скрип. Сжав гвоздь в ладони, Гермиона садится на постель и прячет оружие в рукаве, сосредоточенно глядя на решетку перед собой. Скоро она придет. Или он, не имеет значения. Кто-то придет, и живым Гермиона никого не отпустит. Они еще не знают, с кем связались. Они даже представить себе не могут, на что она способна. Гермиона сжимает челюсти, вслушиваясь в каждый шорох. Эти шаги не кажутся ей знакомыми. Они робкие, тихие и… Грейнджер сглатывает. Нарцисса осторожно смотрит в темноту следующей камеры, стараясь рассмотреть получше, есть ли кто-нибудь в глубине. Заметив движение, женщина делает еще один шаг к железным прутьям, продолжая дышать ртом. Все помещение пахнет кровью, немытыми телами, страхом и смертью. — Грейнджер? — негромко произносит Нарцисса, вглядываясь в темноту. Сначала ничего не происходит, и Цисси уже решает, что ее снова настигает неудача, но затем она видит движение, и из темноты медленно идет к ней какой-то силуэт. Нарцисса чувствует дрожь вдоль позвоночника, когда видит девушку. Под глазами Гермионы очень темные круги, уголки рта опущены, волосы спутались, кожа болезненно бледная, сухие губы дрожат. Все тело девушки пробивает дрожь, но она старается идти уверенно. Сердце Нарциссы болезненно сжимается. Человеческий фактор снова играет с ней злую шутку, заставляя проснуться сострадание. Это не то качество, которое следует себе позволять в условиях военной жизни, но Нарцисса не может с собой ничего поделать. Гермиона медленно подходит все ближе к решетке, глаза ее безжизненные, смотрит девушка исподлобья, сведя на переносице темные брови. Нарцисса решает, что она просто боится ее, поэтому сразу решает показать ей, что она не враг. По крайней мере, не здесь. Не сейчас. Цисси тянется рукой за спину, и Грейнджер вся сжимается в пружину, перехватив в пальцах длинный гвоздь. Всего один удар. Один. Правильно пойманное при падении тело, и она сможет забрать ее палочку. Затем вскроет замок и выберется отсюда. Один удар. Всего один. Она не причиняла мне зла. Всего один. Быстро и ловко рассечь острым концом ее лицо, задеть глаз, лишить равновесия, а затем вставить с правой стороны шеи в пульсирующую сонную артерию под углом в сорок пять градусов и не вынимать гвоздь из раны, чтобы артериальная кровь не хлынула фонтаном. Она просто защищает сына. Нарцисса вынимает руку из-за спины, и Грейнджер от неожиданности теряет весь настрой. Женщина держит в руке бутылку с водой и кусок какого-то пирога. Гермиона бросает взгляд на еду и хмурится, не понимая, что происходит. — Поешь, — негромко отзывается она, протягивая через решетку руку. Гермиона делает шаг назад, не сводя с женщины настороженного взгляда. Негодование захлестывает. Да она отравить меня хочет! Нарцисса продолжает держать руку, но понимает спустя пару секунд, что это бессмысленно. Женщина осознает, что у Гермионы нет причин доверять ей. Опустив завернутый в салфетку кусок пирога на пол, Нарцисса ставит недалеко бутылку с водой. Гермиона сжимает челюсти, со злостью глядя на женщину. Она ненавидит каждого, кто здесь есть. Каждого. Повинуясь порыву ярости, Грейнджер в несколько шагов подлетает к железным прутьям и со злостью пинает кусок пирога. Нарцисса дергается в сторону, глядя на упавший десерт. Спрятав страх глубоко внутри, Цисси держит лицо. Она поднимает взгляд на девчонку. — Я лучше сдохну от голода, — хрипит Грейнджер, сверкая ненавистью в глазах, — чем приму еду из рук такой, как вы. Нарцисса смотрит на пылающую злобой волшебницу и не подает виду, но поражается до глубины души. У нее есть стержень. Несмотря на все, что с ней делают, она борется. Кажется, Нарцисса начинает понимать, что имеет в виду Темный Лорд, когда упоминает, что девчонка может им пригодиться. Пребывая на стороне света, она обеспечивает Ордену победы. Ее вклад огромен, это стоит признать. Она умна, она сообразительна. Она опасна, когда борется за то, чем дорожит. Возможная цель Повелителя кажется все более понятной: он хочет сломить ее волю. Сломить, чтобы взрастить воина под себя. Поразительно. Нарцисса коротко кивает и проходит к соседней камере. Гермиона ни на что не рассчитывает, но слышит негромкий говор миссис Малфой, после чего по ту сторону стены слышится движение. — Лайза, — облегченно выдыхает Грейнджер, подлетая к дыре в стене. — Лайза, ты жива… Лайза, боже мой… Гермиона заплакала бы, если бы могла. Вместо этого она лишь чувствует дрожь в теле. Дрожь некоторого подобия на спокойствие. Лайза жива. Она в порядке. Насколько это возможно, разумеется. Они выберутся отсюда. Мерлин, слышишь? Выберутся. — Если хочешь выжить, — внезапно произносит Нарцисса, — следует временами душить свою гордость. Гермиона смотрит на женщину и почти не дышит. Нарцисса смотрит на нее в ответ с нажимом, ожидает, что девчонка отведет взгляд первая. Грейнджер этого не делает. Дернув в удивлении бровью, Цисси чуть кивает и направляется к выходу. Грейнджер так и стоит на месте, пока долгожданный зеленый свет в виде хлопка железной двери не дает ей возможность действовать. Дернувшись вперед, Гермиона хватает с пола бутылку и, едва справившись с крышкой, решает один раз прислушаться к совету Нарциссы. Она душит свою гордость и принимает помощь. Гермиона сначала хочет попытаться пить по чуть-чуть, но жажда оказывается слишком сильной. Она осушает бутылку почти сразу и блаженно закрывает глаза, облизывая губы. Кажется, будто в мозг наконец начинает поступать кислород. Сердце перестает биться с такой тяжестью и болью, в голове немного проясняется. Мыслительный процесс запускается. Черт возьми, никогда так сильно не начинаешь любить жизнь, как в тот момент, когда почти лицом к лицу сталкиваешься со смертью. Желудок просыпается, получая жидкость. Начинает сосать под ложечкой. Гермиона переводит взгляд на кусок пирога, который пинает в сторону. Если снять пальто и потянуться посильнее, у нее будет возможность дотянуться до салфетки и достать его. Гермиона облизывает губы. — Ладно, — шепчет она, расстегивая пуговицы пальто и сбрасывая его с себя. Опустившись на пол, Гермиона ползет вперед, просовывая руку между прутьями, и тянет пальцы, намереваясь дотянуться до кончика салфетки. У нее почти получается, но внезапно рядом с ее рукой появляется чья-то туфля. Гермиона замирает от ужаса, даже руку назад не отдергивает. Она смотрит только на носок черной лаковой туфли на каблуке и тонкую щиколотку с выступающей косточкой. Хозяйка дорогих туфель присаживается на корточки, Гермиона медленно поднимает взгляд. — Так вот оно что, — тянет Пэнси, растягивая губы в улыбке. — Теперь мне всё понятно. Гермиона дергается назад, бегло переступает ладонями по полу, помогая себе подняться, и встает на ноги, сжимая в кулаки пустые ладони. Она бросает взгляд на пальто на полу. В кармане она оставляет гвоздь. Проклятье. Пэнси склоняет голову вправо, наблюдая за Грейнджер. Поднявшись на ноги, она берет из ниши рассохшуюся табуретку, ставит ее перед входом в камеру, садится и кладет ногу на ногу. — Выглядишь ты, Грейнджер, — вынимает она из бюстгальтера темного платья пачку сигарет, — хреново. Гермиона по-прежнему стоит на месте, сжав кулаки, и не сводит с нее взгляда. — Новая прическа? — издевательски интересуется она, махнув рукой в воздухе, после чего зажимает между губами сигарету. — Тебе идет, — бубнит она. Щелкнув зажигалкой, Пэнси склоняется и поджигает кончик сигареты, делая глубокую затяжку. — Идет быть жалкой, — выдыхает она тонкую серую полосу дыма. Закрыв подаренную именную зажигалку с инициалами своего имени, Пэнси кладет ее обратно в бюстгальтер. Она ставит локти на колени и с наслаждением затягивается сигаретой снова. — Теперь понимаю, почему поместье на ушах стоит, — ухмыляется она. — Исход войны-то теперь предопределен, — закручиваются курчавые облака сигаретного дыма вокруг ее лица. — Избранный туповат, будем честны, а рыжий вам обоим в подметки не годится, — продолжает рассуждать Пэнси. — Как пятая нога фестралу, признайся, грязнокровка. — Замолчи, — выдыхает Грейнджер. Гермионе плевать, когда задевают ее, никто не имеет право что-то говорить о ее самых родных в целом мире людях. Паркинсон замечает перемену ее настроения и с интересом склоняет голову в сторону. Длинная сережка-капля касается кожи ее плеча. Пэнси наклоняется ниже, сбрасывая на пол пепел с сигареты. — Разве ты никогда не задумывалась о том, что умнее них? — невинно интересуется Паркинсон. Гермиона сжимает губы. — Брось, Грейнджер, — фыркает она. — Они без тебя и ложки на кухне найти не смогут, что уж говорить о крестражах, давай начистоту. Грейнджер сдержанно выдыхает. Откуда Пэнси известно о крестражах? Эта мысль надолго не задерживается у нее в сознании, беспокоят ее вещи более насущные. Паркинсон не может быть так щедра на комплименты без причины. Искренность — последнее, что ее характеризует. Пэнси делает затяжку и улыбается, выдыхая дым через нос. — Так что теперь все наконец правильно, — почти ласково произносит она, глядя ей в глаза. — Ты сгниешь здесь, Грейнджер. Вдоль позвоночника бегут ледяные мурашки. Гермиона сглатывает. — Сгниешь медленно и мучительно, — наслаждается каждым словом Пэнси. — Сначала будет страдать твоя плоть, — указывает она на ее ожоги на грудной клетке, — затем помутится разум. Паркинсон с недобрым блеском смотрит на Грейнджер. — Потому что так и должно быть, — кивает она. — Пора усвоить урок, что герои не всегда получают свое «долго и счастливо». Пэнси хочет сказать что-то еще, но вдруг в соседней камере слышится копошение. Паркинсон смотрит чуть в сторону и взмахивает палочкой, выпуская шар света. Гермиона пользуется возможностью и смотрит на дыру в стене. Лайза Турпин лежит на полу возле входа в камеру и обеими руками заталкивает в рот валяющийся на полу кусок пирога, который оставляет ей Нарцисса. Выглядит это почти по-зверски, и Гермиону пробивает дрожь. — Смотри, грязнокровка, — добивает ее Пэнси, — это твое будущее. Гермиона переводит взгляд на слизеринку. Паркинсон делает последнюю затяжку и, опустив руку вниз, тушит бычок в куске пирога, до которого Гермиона так отчаянно пытается дотянуться. Хмыкнув, Пэнси поднимается со стула и, цокая каблуками шикарных туфель, свободно направляется к выходу.