Равноденствие

В глотке застревает крик, язык не слушается. Фенрир идет к ней уверенно, медленно и грузно. Исключительно в своем стиле. Он облизывает усыпанные какой-то заразой губы и скалит гнилые зубы. Плотоядный взгляд оборотня прибивает к месту. — Здравствуй, красавица, — запах немытого тела и крови бьет в нос, но у Гермионы даже сил поморщиться нет. — Одна гуляешь? Ответа, разумеется, не требуется, но от этого не легче. Страх сбросить не получается. Фенрир настолько прост в своих потребностях, что гадать не приходится. Ему просто хочется ее убить и насытиться драгоценной кровью самой оберегаемой магглорожденной этой войны, совершенно не думая о последствиях. — Твой запах сильный, — неловко выражает мысль Сивый. — Пальчики оближешь. Он гадко посмеивается и протягивает вперед руку, касаясь потрескавшимися кончиками пальцев кожи лица Гермионы. Девушка дергается от него в сторону, но даже крикнуть не получается. Руки сводит, осколок в складке платья, не дотянуться. У нее ни палочки, ни голоса. Он разделается с ней за пару секунд, она и пикнуть не успеет. — Я не Лестрейндж, — зачем-то продолжает он говорить, — больно будет, но не так сильно, как ты думаешь. Грейнджер не понимает, что в этом грязном, смердящем оборотне не так, но сильный страх он вызывает лишь внешне. Кажется, словно и в насилии, как таковом, он не заинтересован. Только в постоянной еде. Сивый не кажется привередливым. Таскает трупы за другими пожирателями, выполняет грязную работу, спит на улице, о ванной и душистом мыле только слышит сказки, но… Смерть от его руки действительно была бы очень быстрой. Один укус в области шеи, разорванная сонная артерия, пара секунд осознания и покой. Гермиона сама не контролирует это, но она зачем-то кивает. Кивает и поворачивает голову в сторону, открывая взору оборотня пульсирующую вену на шее. Сивый не до конца в свою удачу верит, бдительность теряет, опьяненный ее запахом. В это мгновение непослушной рукой Грейнджер тянется к платью, стараясь вытащить осколок зеркала. Фенрир протягивает к ней руку, облизывая губы, и открывает пасть. Гермиона зажмуривает глаза. — Сивый! Сердце пропускает удар. Оборотень дергается, клацая зубами, и поднимается на ноги, оборачиваясь назад. Свет от палочки заливает туманный коридор. Наконец появляется возможность видеть. Гермиона открывает глаза с мыслью о том, что она уже умерла, и это за ней пришел кто-то свыше, чтобы забрать душу, но все оказывается куда приземленнее. Северус мечет из глаз молнии, останавливаясь возле оборотня. Мантия мужчины замирает следом за ним. — Тебе был отдан приказ закончить с подземельем и патрулировать участок! — рявкает он. Оборотень скалит зубы. — Она… — Заткнись! — обрывает его мужчина. — И выполняй приказ! Живо! Сивый утробно рычит, сжимая руки в кулаки и, бросив на Грейнджер взгляд, резко разворачивается, направляясь к выходу. Он бурчит себе под нос проклятья и бьет кулаками по живой изгороди, но все равно уходит. Гермиона во все глаза смотрит на Северуса, который с нескрываемой злобой бросает на нее взгляд. — За мной, — цедит он. — Живо! Грейнджер вздрагивает и пытается подняться, но тело настолько оказывается разбито после выброса адреналина, что сил не хватает. Северус сжимает зубы и, наклонившись, протягивает вперед руку. Гермиона смотрит на подрагивающую ладонь всего мгновение и, не успев задуматься, тут же вкладывает в нее свою руку. Чужое тепло импульсом разносится по телу. Ладонь Северуса широкая и сухая. Мужчина тянет ее вверх, но, поднявшись на ноги, Гермиона не выпускает его руки, скорее наоборот. Зачем-то только сильнее сцепляет пальцы. Словно только это сейчас сможет держать ее в реальности. Над Мэнором уже стоит глубокая ночь, лунный свет озаряет владения Малфоев неприступной холодностью. Северус идет впереди и тянет Гермиону за собой. Она подстраивается под его шаг почти сразу и семенит рядом, опустив вниз голову. Его крепкая хватка помогает Гермионе прийти в себя. Она даже не сразу понимает, как он ведет ее и куда, просто в какой-то момент галька под ногами сменяется коврами в доме. — И откуда в вас эта способность магнитом притягивать к себе неприятности, — цедит Северус, заворачивая на втором этаже дома в крыло, где находится ее комната. — Ума не приложу. Грейнджер усмехается. Немного истерично и даже нервно. Смешок вырывается непроизвольно. Северус останавливается, непонимающе на нее глядя. — Это смешно, по-вашему? — хмуро интересуется он. — Магнитом притягиваю неприятности, — невесело повторяет она. — Может, поэтому мы так часто взаимодействуем с вами в последнее время, профессор?.. Ей бы следовало поблагодарить его, а не язвить. Причем, поблагодарить неоднократно, но Гермиона ничего не может с собой поделать. Не так много радости у нее сейчас в жизни, а видеть его праведное негодование ей даже отрадно. — Вы хоть, — Северус так оказывается обескуражен ее беспечностью, что слова не сразу получается собрать в предложения, — немного способны к пониманию того, как… — Как мне повезло, что вы были рядом? — не дает ему закончить Гермиона. — Да я счастливица, профессор. Кому расскажи о моем везении, заставят покупать лотерейный билет. Северус непонимающе смотрит на Гермиону. Она что, бессмертная? Мужчина нетерпеливо вздыхает, намереваясь взять себя в руки и разразиться праведным гневом и… — Зачем вы мне помогаете? … она ему в этом содействует. Злость вспыхивает под кожей. Он делает резкий шаг вперед, от чего Грейнджер дергается, но с места не сдвигается. Он снова оказывается в ее личном пространстве, и уже не совсем чужой жар тела мужчины окатывает ее с головы до ног. — Даже не смейте задавать мне таких вопросов, — склонившись над ней, цедит Северус. — Я сыт по горло вашей блаженной троицей. Вечно вы создаете проблемы, которые решать из года в год приходится мне. Гермиона смотрит в его темные глаза, дышит редко и поверхностно. Ладонь правой руки обжигает тепло Северуса. Кажется, в какой-то момент стычки они даже забывают о том, что стоят рука в руке. Осознав это, Грейнджер чувствует, как то самое чувство закручивается в грудной клетке. И она делает это снова. Не в силах контролировать порыв, она бросает взгляд на его губы. Проклятье! — И только поэтому вы делаете это? — снова подняв взгляд, интересуется Гермиона. Северус смотрит в карие глаза девчонки, обрамленные темными, едва трепещущими ресницами, и чувствует, как теряет контроль над собой. Едкие слова куда-то исчезают, вокруг только тепло Грейнджер, а в легких до отказа — ее запах. Гермиона теряется от столь долгого зрительного контакта и непроизвольно сжимает ладонь Северуса, чуть дернув пальцами. Мужчина словно по щелчку пальцев приходит в себя, расправляет плечи и выпускает руку Гермионы немного грубо и отрывисто. — Довольно трепаться, — резко произносит он, открывая дверь. — Оставайтесь в комнате и, Мерлина ради, будьте благоразумны! Обычно в комнату Гермиону заводят силком, подталкивают и, не дав опомниться, хлопают дверью. В этот раз Северус ничего подобного не делает. Он просто стоит и ждет, пока она сделает все сама. Грейнджер сглатывает, бросив на него мимолетный взгляд, и, сжав руки в замок за спиной, сама заходит в комнату. Она не оборачивается, по-прежнему стоит лицом к окну, ждет хлопка двери. Проходит несколько бесконечных секунд, за которые Гермиона успевает почувствовать на своих лопатках его взгляд. Дверь закрывается тихо, но Гермиону это почему-то оглушает. Она садится в кресло, опустив локти на разведенные в стороны колени, и трет лицо ладонями. Уставившись в одну точку, Гермиона опускает кончики пальцев на губы. Мысли беснуются. Почему мое отношению к нему меняется, если я поклялась его вечно презирать? Почему я смотрю на его губы, если дважды хотела его убить? Грейнджер чувствует дрожь в теле от собственных мыслей и, откинувшись на спинку кресла, снова трет лицо ладонями, бросая взгляд в окно. Десятки магглорожденных умирают в подземелье Мэнора, где-то в лабиринте находятся и другие. Гермиона не знает, как им помочь, потому что себе-то помочь не может. Война витает в воздухе, а она теряет возможность связаться с мальчиками по собственной неосторожности и глупости. И на фоне всего этого глупый орган, одна из задач которого конвульсивными толчками разносить кровь по телу, вынуждает ее тянуться к человеку, который считается ее официальным тюремщиком. Немыслимо! Нетерпеливо вздохнув, Гермиона идет в ванную, чтобы смыть с себя события сегодняшнего вечера. Она клянется себе прекратить своевольничать, не совершать необдуманных поступков, как сегодня, взвешивать все решения и ни при каких обстоятельствах не позволять своему сознанию еще хоть раз так отреагировать на Северуса Снейпа. На ходу вытирая волосы, Гермиона проходит в спальню, ступая босыми ногами по холодному полу. Она прикрывает глаза, утирая лицо, как вдруг замирает от странных звуков. Убрав полотенце от лица, девушка вслушивается. Всхлипы. Глухие всхлипы доносятся через стену от нее. Гермиона подходит к ней и прислоняется ухом. Действительно, чей-то плач. Слышится звук открывающейся соседней двери. Грейнджер бросает полотенце на постель и подбегает к выходу, слегка открывая щель. Из соседней комнаты выходит пожиратель смерти, на ходу поправляя ремень на брюках. Кровь стынет в жилах, когда Гермиона видит его лицо. Это Яксли. Корбан Яксли, действующий Министр Магии, от которого она с ребятами чудом сбегает из Министерства, когда они прихватывают с собой медальон с шеи Амбридж. Что он тут забыл в это время?! Гермиона дожидается, пока Корбан скроется за поворотом и, выждав минуту, выходит из своей комнаты, направляясь в соседнюю. Она едва колеблется, когда касается ручки. Глухие рыдания заставляют сердце сжиматься. Грейнджер медленно открывает от себя дверь, заглядывая внутрь. В комнате витает запах похоти, жестокости и страха. Воздух спертый, горячий и тяжелый. На большой мятой постели с красным постельным бельем лежит подрагивающее тело обнаженной девушки. Ее голова повернута в другую сторону, глухие рыдания терзают ее легкие. Еще одна магглорожденная, которой пользуются пожиратели. Гермиона делает шаг в комнату, и ладонь случайно соскальзывает с ручки. Девушка испуганно реагирует на звук и поворачивает голову. Сердце Гермионы пропускает удар. Это не очередная магглорожденная. На нее смотрят темные заплаканные глаза Пэнси Паркинсон. Слизеринка почти моментально сжимает губы и через силу принимает сидячее положение. Гермиона закрывает за собой дверь, в поисках опоры прислоняясь к ней спиной. Все тело Пэнси в каких-то царапинах и покраснениях. Они есть на шее, на маленькой груди, бедрах, ребрах, даже животе. На руках девушки наливаются синяки, как и на правой скуле. Верхняя губа Пэнси разбита, в уголке рта скапливается кровь. — Пэнси, — выдыхает Гермиона, делая слабый шаг вперед, — что… Что он делает с тобой?.. — Это не твое дело, — резко отвечает она, скомкав в пальцах простынь. Паркинсон своей наготы никогда не стесняется, постоять за себя может в большинстве случаев, но только не в этом. Пусть для нее и открыты двери в Мэнор, и она свободно может приезжать сюда и возвращаться в Хогвартс, делает она это не добровольно. Родители Паркинсон поэтому, пожалуй, ищут последователей далеко отсюда и совершенно не видят дочь. Мать девушки лишь поджимает губы и бросает взгляд на супруга, когда Темный Лорд спрашивает, чем они могут заплатить за места в клане приближенных пожирателей. Они закрывают глаза на происходящее, держатся от дочери подальше, чтобы не смотреть ей в глаза, потому что стыд и свой низший поступок оправдать никогда не смогут. И отмыться от него не получится. Пэнси продают одному из приближенных пожирателей Темного Лорда. Отдают в качестве бесценного дара, чтобы заручиться собственным положением в грядущей войне. О последствиях они не думают, а мать до последнего рассчитывает на силу духа единственной дочери в это непростое время. Темный Лорд дает Яксли понять, что он может делать с ней все, что захочет. Запрещает лишь убийство, поскольку проливать бесценную чистую кровь им не на руку. Корбан с благодарностью кивает, однако Пэнси не знает об этом. Пэнси он говорит о том, что она сможет получить метку, если будет молчать и хорошо себя вести. В противном случае ее конец предопределен. Вот Пэнси и следует его указаниям. Появляется в Мэноре, когда ему нужна, не маячит перед глазами, когда он в ней не заинтересован. Она всегда выглядит превосходно. Так, как он любит. Делает все, что он скажет. Иногда такие вещи, даже думать о которых стыдно. Все потому что Пэнси боится ослушаться, она хочет только одного: обеспечить себе безопасность, получив метку и покровительство Темного Лорда. — Пэнси… — Да заткнись ты уже, — цедит сквозь зубы Паркинсон, всеми фибрами души презирая жалостливый взгляд гриффиндорки. — У меня впереди великое будущее, ясно тебе? То, что происходит сейчас — это полная хрень, — звенит ее голос от злости. — Потом все это, — указывает она на свое истерзанное тело, — не будет иметь значения! Гермиона прерывисто вздыхает. Кажется, в ту ночь, когда она говорит с Лайзой, Гермиона оказывается не совсем права. Выбора здесь нет не только у нее. Паркинсон выбора тоже не дали. — Он же, — не может контролировать поток слов Гермиона, — принуждает тебя… — Ты нихрена не понимаешь, Грейнджер. Паркинсон хочет выплеснуть еще яда, но сил не хватает. Ей никто никогда до сегодняшнего дня не сочувствовал. Никто не говорил вслух о том, о чем она думает постоянно. Систематическое насилие в военное время присутствует не только над теми, чья кровь относится к низшей расе. Пэнси зажмуривает глаза и, не в силах больше в себе сдерживать это, начинает навзрыд рыдать, опустив вниз голову. Грейнджер поражает это до глубины души. Всегда жестокая, холодная и расчетливая Пэнси Паркинсон на деле оказывается… Человеком. Обычным человеком. Подростком, который старается держаться стойко в это военное время. Гермиону поражает эта мысль. Гермионе восемнадцать лет, а Пэнси достигнет совершеннолетия только через несколько месяцев. И она несет на своих плечах все это, ни разу не обмолвившись о том, как ей плохо. Да, она причиняет боль другим, но только так ей удается справиться со своей участью. Гермиона бросает взгляд на еще одну дверь комнаты и понимает, что планировка у них всех одинаковая. Сделав несколько быстрых широких шагов, Грейнджер входит в ванную в таких же кроваво-красных цветах и, включив воду, начинает наполнять ванну. Вернувшись в спальню, она останавливается возле постели Пэнси и протягивает ей руку. Паркинсон, все еще глухо всхлипывая, поднимает голову и непонимающе смотрит на Гермиону, а затем на ее протянутую руку. Пэнси и рада бы послать Грейнджер куда подальше, но сейчас на это не хватает злости. Только поэтому — разумеется, только поэтому, — она вкладывает свою руку в ладонь Грейнджер, и та помогает ей встать с мятой постели. Гермиона без слов ведет Пэнси за собой и помогает ей сесть в ванную. Проверив температуру воды, Гермиона удовлетворительно кивает и закрывает кран. Пэнси обхватывает руками свои колени и удрученно начинает смотреть перед собой. Девушка все еще иногда всхлипывает, но уже не так отчаянно. Гермиона садится рядом с ванной на колени, берет в руку губку и, смочив ее теплой водой, ведет по жилистой спине Пэнси от седьмого позвонка и вниз. Кожа Паркинсон покрывается мурашками, ее передергивает, но она не произносит ни слова. Гермиона смотрит на красные следы от пальцев на руках Пэнси, на царапины вдоль позвоночника и продолжает отмывать чужие болезненные прикосновения теплой водой. В тишине они сидят какое-то время, и впервые на памяти Гермионы ей не претит молчание с кем-то незнакомым. — Ты нахрена помогаешь мне? — хрипло произносит Пэнси, продолжая смотреть перед собой. Рука Гермионы на мгновение замирает, но затем она снова смачивает губку и проводит ею по спине Паркинсон. — А ты почему мне тогда помогла? — в ответ интересуется Гермиона. Пэнси обессиленно усмехается, чуть дернувшись на месте. По воде бегут круги. — Работа у нас такая, Грейнджер, — негромко отзывается Пэнси. — Спасать твою задницу. Гермиона озадаченно хмурится. — У нас? — быстрее, чем думает, произносит она. Паркинсон какое-то время молчит, а затем слегка поворачивается в ванной и оборачивается к Гермионе. Грейнджер замечает тени под измученными глазами Паркинсон. Короткие волосы девушки растрепаны, подводка течет, маленькими комочками собираясь в уголках глаз. Девушка невесело улыбается. — Грейнджер, ты похожа на этого глупого маленького олененка из детского мультика, — беззлобно произносит она. — У тебя такие же наивные глаза, да и твое хреново сердце слишком доброе. Гермиона хлопает глазами, и от этого зрелища Пэнси снова слабо улыбается. Действительно, глупый олененок. — Как там его звали? — старается вспомнить Пэнси и на мгновение хмурится. — Бэмби, — находит она ответ и снова смотрит на Грейнджер. — Я так тебя теперь и буду называть, Грейнджер. Ты же самый настоящий Бэмби. Гермиона сжимает в ладони мочалку и не находится с ответом. Пэнси снова отворачивается от нее, наполняет ладони водой и плещет себе на лицо. Закрыв глаза, Паркинсон проводит руками по холодной коже. Гермиона замечает новые наливающиеся синяки на худом теле слизеринки. — Пэнси, — негромко произносит Гермиона, — тебе следует сказать обо всем этом… — Кому? — резко обернувшись, интересуется Паркинсон, вскидывая брови. Вода в ванной слегка выливается за бортик от резкого движения. — Родителям? — со смехом спрашивает Пэнси. — Они ничего не станут делать. Это моя единственная дорога, Бэмби, — смотрит она Гермионе в глаза. — Я теперь часто здесь, потому что надо быть под рукой, когда я нужна ему. Паркинсон сглатывает. — Он — моя дорога в клан приближенных, — объясняет Пэнси. — Моя дорога к метке и к безопасности. Гермиона не верит в то, что слышит. Это же бред. Как «черная метка» и «безопасность» могут стоят в одном предложении? Пэнси не понимает, что никто не в безопасности, даже самые приближенные. Та же Нарцисса, которая спать спокойно не может. Люциус. Да что уж говорить, даже сама Беллатриса. Никто не может быть в безопасности в это время. И ничего не поменяется, даже если Пэнси получит метку. Яксли по-прежнему будет ее использовать в своих целях, будет измываться над ней, колотить. Насиловать тогда, когда ему вздумается. Она не заслуживает такой жизни. Никто не заслуживает. — Ты должна сопротивляться, — одними губами произносит Гермиона, покачав головой. Пэнси горько усмехается, накрыв на мгновение лицо ладонями. Когда она снова поднимает взгляд, Гермиона видит, как блестят глаза Паркинсон от скопившихся в них слез. — Ты нихрена не понимаешь, Бэмби, — шепчет она. — Он убьет меня, если я ослушаюсь.