Сказ о воительницах, виночерпии, оружничем, царе-батюшке да Руси удалой

— И как мы оказались в этих ебенях? — озадаченно вертела головой Алёнка. — Аннушка уже разлила масло! Девицы удивлённо оглядывались по сторонам. Хороши ебеня, ох, как хороши! Деревья, аристократок XIX века стройнее, речка, горного хрусталя прозрачнее, птички окаянные щебечут, да юноша длинноволосый неспешно по дороге скачет. СТОП. ДЕРЕВЬЯ. РЕЧКА. ПТИЧКИ. ЮНОША? — Добрый молодец, не остновишь ли скакуна своего да не молвишь ли нам, в какой стороне мы находимся? Заблудились мы, да с дороги сбились, — вопросила Светла, собрав в кулак всю свою уравновешенность. Не услышал окрика юноша удалый, не остановил коня булатного. — Эй ты, баба ряженая, к тебе обращаются! Лошадь притормози! Ох и не умела Алёна беды сторонами обходить, зато целей всегда достигала. Ржание коня, свист выхваченной из ножен сабли, грозный взгляд ясных очей. — Как смеешь, ерохвостка, разве не видишь, кто перед тобой? — В цацках дорогих, в кафтане, золотом расшитым, знамо дело, пидор царский! — если уж нарываться, то всем и по-крупному, решила Светлана. — У МЕНЯ САБЛЯ! — молодец, не ожидавший от случайных девок такой наглости, вспыхнул до корней волос, утратил показное величие, а голос его прозвучал слишком уж высоко для важного государевого человека. — А У МЕНЯ ДУСЯ! — как именно Алёна прихватила сковородку с собой, не понимала даже она сама. Долго бы ещё бараны упертые молодец да девицы красные мерились хуями оружием ближнего поражения, только вот послышался топот конский, выехала из-за поворота ещё одна моська удалая. То был княжич нам знакомый, Афоней его кличут. Не стал кромешник в распросы вдаваться — мужика в летнике он уже видел, так от чего же и бабам в штанах не хаживать. Кто же этих немцев разберёт? Все они чудно рядятся. Девки продолжали верещать о чём-то, да не разобрать было, вроде и слова понятные есть, а вроде и басурманский язык какой-то. Остудил княжич друга своего парочкой словечек матных да тумаков знатных. Оседлали коней, растолкали по ним девок да повезли царю показывать. Странные ведь немчины-то, не видели опричники никогда таких. Видать, новая порода басурман вывелась — отвезут к Иоанну, а тот сам разберётся, что с ними делать.

***

Долго ли, коротко ли путь держали. Успели бабы прокричаться, Светла проявить нехилые способности дипломата, ибо то, что голова её подруженьки была на месте, а лица молодцев целы — заслуга историка. Узнала она обоих юношей, а потому на коня к кравчему влезла сама, без приглашения, и уже порядком задолбала его распросами. — А шо это мы без летника, Фёдор Алексеевич? — … — Ты уверен, что эти серёжки к кафтану подходят? — … — То всё правда, что про тебя говорят, или же по пьяни свои влажные фантазии распиздел? — ДА ЗАТКНИСЬ ТЫ УЖЕ, НЕУГОМОННАЯ! — Света, ну он же сейчас расплачется! Ты смотри, не обижай нашего кравчего, у него душа ранимая, — посмеивался Афанасий. Алёнка же всё дулась на молодого княжича. Вот посади он её позади себя, хотя бы в спину его тыкала. Ещё и сковородку отобрал, ирод несчастный! — Звать-то тебя как, русалка? — Смертью твоей кличут. Княжич весело рассмеялся. — Чудная ты девка, ой, чудная! Меня Афанасием звать. — Алёнкой её зовут, Афанасий Иванович. — СВЕТА, УКУШУ!

***

Красна слобода Александровская! Кремль белокаменный, молодцы красивые, воздух не то что московский, газами выхлопными проперженный. Привели девиц под белы рученьки к государю. Был Иоанн в духа расположении хорошем. «То ли с ноги той встал, то ли Федя хорошо ночью скакал», — пронеслось у девушек в головах. — Здравы будьте, девицы-красивицы, как величать вас, откуда родом будете? — Здрав будь, Иоанн Васильевич, меня Светланой зовут, а подругу мою — Алёной. Приехали мы к тебе из земель дальних, западных, английских. Живут на Москве родственники наши, к ним наведывались, назад собирались, да молодцы твои нас нашли, а что дальше было — сам знаешь. — А не хотите ли, девоньки, у двора моего остаться? Погостите месяц-другой, может и понравится вам у нас, будете при посольском приказе, ни гостеприимностью, ни приёмом не обижу. Федя и Афонька к вывертам царским были привычны. — Спасибо тебе, милостивый государь, за приём твой радушный! Рады мы погостить на дворе твоём, — подала голос Алёна. — А вы, бестолочи, что стоите? Афанасий, распорядись покои выделить!

***

Светла рухнула на постель. Алёнка подыскивала место для Дуси. — Нет, ну представляешь же, Басманов! Да, он ещё лучше, чем его описывали, — мечтательно смотрела в потолок Света. — Втрескалась? — Ой, а сама-то как княжича рассматривала! — Надо же мне знать, куда, если что, Дусей бить! И что дальше делать будем? — Как что, радоваться жизни слободской! — А если спалят нас на вранье? — Ну не зря же ты экзамен международный сдавала, а я в классе лингвистическом училась. — Ой, правда, да и гори оно всё! Наведём им шухера? — Ох, как наведём, Алёна, ох, как наведём!