***
— Ешь, — приказным тоном говорит Риндо, грубо поставив тарелку с супом на стол. Никуда уходить он не спешил. Сразу можно догадаться по тому, как он медленно, не отводя от меня хмурого взгляда, садиться за стол, призывая к себе Рана. Еда пахнет отвратительно. Если бы были другие обстоятельства, то возможно деликатесы Рина я бы назвала искусством, но не сейчас, когда меня только от одного запаха порции еды не слабо воротит. — Не буду, — слабо отрезала я, не отрывая измученный взгляд от тарелки, не в силах взглянуть на Риндо, который сейчас находится не в лучшем расположении духа. Парень отпил глоток чая, громко хлюпая, что резало по ушам. — Напомни, сколько дней ты не ела? — намеренно издеваясь, спросил он. Ран подсел к нам с лучезарно-наигранной улыбкой на лице, что совсем не подходила к здешней «идилии» — Три дня, — отдаленно ответила, после долгой паузы. Ран, будто находясь совершенно не здесь, с шумом поедал хлопья с молоком, рассматривая что-то в своем телефоне. Риндо, после того самого дня икс, стал относиться ко мне мягче и ответственней. Печился, как отец с маленьким ребенком. «Ты поела?» «Не холодно?» «Я тут подумал об обследовании». «Дура, тебе нельзя ходить» «Звонила некая Эмма, перезвони ей наконец» — Отлично! — укоризненно вскрикнул он, но я даже бровью не повела. Ран отложил телефон в сторону и сложил руки, наблюдая за братом и его импульсивностью. — Скажи честно, ты сдохнуть решила?! — продолжал он, заставив меня постыдится и вправду задуматься. Ведь Ран и Риндо последние два месяца из кожи вон лезли, решая мои вопросы. Вопросы совершенно чужого им человека. Сестра… Ну и что, что сестра? Да хоть родная мать или возлюбленная! Они не должны обо мне беспокоиться. Им должно плевать на меня. Я себе эту яму вырыла, мне из нее и выбираться. Меня в эту яму забросили — мне из нее и выбираться. — Может тогда ещё недельки две поголодаешь? — раздался его голос, что уже был противен. Все вокруг было противным. Все было ненастоящим. - А! или ты худеешь?... Чего я хочу? На первый взгляд очень лёгкий вопрос, что далеко не так. Действительно, чего мне хочется? Что не так? Что мне нравится? Я ведь жива, хотя другие бы не смогли… Такими мыслями я пытаюсь поднять себе самооценку. Пытаюсь поровнять себя с другими. Поставить себя выше и развить синдром бога, что неправильно. На самом деле я такая же обычная и незаметная школьница, которая не будет выделяться среди других. Но, внутренний голос***
Пустующий кабинет, в который еле еле попадает солнечный свет, пропахнувший никотином. Мужчина морщит нос, подходя к учительскому столу. Подходит к молодой девушке и грубо вырывает с рук сигарету, кидает ее на пол и тушит ногой. Особа и бровью не повела. – Сколько можно курить, – недовольно бурчит себе под нос, снимая часть полицейской формы, откинув ее на стул. Стараясь разбавить тишину, шумно топает ногами, подходит к окну и открывает шторы. Девушка щурится от солнца, которое светит ей прямо в глаза. С его появлением можно заметить горы пыли, что ей, как по давней чистоплюйке, совсем не нравится – А, Дарья? – Ты можешь наконец оставить меня в покое?– хмуро спрашивает Дарья, откинувшись на спинку стула. Мужчина подходит и садиться рядом, только за парту, и складывает руки. – Я не понимаю в чём твоя проблема, – начинает он, Дарья закатывает глаза и тяжёло вздыхает. Она понимает, что такому человеку, как Араи не понять ее. – это всего лишь чужие дети. – Дети! Вот именно, что дети! И совсем не чужие! –вспылила русовлавая. Громкий стук ладоней об стол, новая гора пыли, которая поднялась в воздух, и ее измученно-злой вид. – Нет, Дарья, они чужие, – продолжает Араи стоять на своем, совсем не реагируя на импульсивность своей двадцатидвухлетней девушки. Она глухо и отчаянно смеётся, переместив ладонь на переносицу, потирая ее. Резко поборов свою лень, Дарья замахивается и ударяет по столу ногой, что падает с сильным грохотом прямо перед ногами Араи. Но у этого человека слишком много нервов. Он только сжимает руками снятый пиджак и пытается сохранить спокойное выражение лица, что сильнее взбешивает Дарью, заставляя ее кусать сухие губы в кровь, до крови сжимая кисти рук. – Чертов Ублюдок! – вспылила она, смахнув рукой старую вазу, стоящую на подоконнике. Она с треском разбивается, превращается в несколько осколков, как и психика Дарьи. Да как он смеет это говорить, когда она в таком состоянии?! Почему он такой спокойный, когда у него и у нее в жизни происходит полное дерьмо! – Не смей говорить так, – тихо, всхлипывая начинает говорить она, зная, что молодой человек и не подумает перебить ее. – это был первый класс, предоставленный мне. Да, он не был дружен, как остальные. Да, не имелось равноправия. Да, были и гопники, и Хулиганы, и те ещё задроты. Но каждый ребенок был по своему устроен и безумно интересен. У каждого были свои проблемы, и каждый решал их по своему. Мне было безумно приятно, когда они дружно, с улыбками на лицах дарили мне цветы на этот ебанный день учителя! Когда они на классном часу рассказывали мне и остальным всякие истории с жизни. Каждый был хорошим, но не у одного не было будущего, – не сдержавшись, Дарья расплакалась, и сомнула документы в руке, в апатии скинув их на пол, куда сама сползла следом. Дарья с самого детства была отшибленной социофобкой. Не ходила на прогулки, все одиннадцать лет просидела на домашнем обучении и не имела друзей, даже знакомых. Она была одинока, не считая полноценной и здоровой семьи. Потом она пошла на курсы, и за семь лет получила три образования. Исторички, психолога и человека, который следит за режимом в тюрьмах или исправительных школах. Разобравшись в себе, Дарья начала больше контактировать, и познакомилась с Араи. – Одна ещё жива, – Араи подошёл к девушке со спины и обнял ее, прошептав знающие ей слова. – У нее тоже нет будущего, – проплакала и шмыгнула носом. Араи любезно протянул ей салфетки. Тишину разбавлял только плач и тихие всхлипы, что скоро прекратились. Никто не знал о чем говорить. Араи хотелось побыстрее убрать неуравновешенную ученицу за решетку, или сразу в психбольницу, но он знает, что Дарье это не понравиться. – Ты ведь ведёшь ее следствие? – первой прервав тишину, спросила особа. Араи помог ей подняться с пола, собрав документы, раскиданные по полу. Он не собирался отвечать ещё долго, но не сдержался. – Чего ты хочешь? – Араи поднял на нее раздраженный взгляд. За всю жизнь он впервые сталкивается с этим. – Я хочу, что бы ты замял дело, и мы бы смогли вместе помочь ей, – Араи скрипнул зубами, сжав челюсти. Поднял стол и с усилиями вернул на прежнее место. – Зачем? Дарья молчала. И Араи нервно улыбнулся. – Эта девочка не заслуживает этого, – произнесла она высоким и тонким голосом, не сдержав новую порцию слез и нытья – Поставь себя на ее место. Ей всего двенадцать, она еще совсем ребенок.. Араи хотел ей помочь. Но он не мог и отнекивался до конца. – Она больна, Дарья, – Араи начал опасно подходить к ней, переместив руку на чужое плечо. Дарья сглотнула и обвела взглядом разгромленный кабинет. – В конце концов она Ямада. У нас полно доказательств того, что фамилия Ямада – кодовое предназначение Хайтани. Она убила свою подругу, и не остановиться на этом. Голод ещё впереди. – Конечно, не остановиться. Она будет до последнего пытаться убрать виновных трагедии, но я помогу ей справиться. В голод мы ее не пустим. Я ей помогу, – Дарья грустно улыбнулась, а Араи замялся – Я же психолог, забыл? – она вытерла слезы рукавом кардигана. – Что насчёт колонии?– спросил он, и Дарья подготовленная к этому, без лишних раздумий ответила. – Захочет – сдаться, Не захочет – забудет.