☆˙·٠•●๑۩ lana ۩๑●•٠·˙☆
Тиррин.
В данную минуту дайте мне таблетку от души, чтобы полчаса и отболело. Когда мысли, как карандаши, болью разрисовывают тело. Не хочу я к лекарю идти. Приходилось быть у него многократно. Дайте мне таблетку от души, чтобы все пройти и не сломаться. — Думал я после того, как ушел от Итана и Ремарка. Расскажи-ка мне сказку Итан… Как рушится мир Юллиана со слезами на губах… Как разбил сердце его на куски. Как порвал его на клочки. И как Ремарк и ты пали в наших глазах… Как пятился Ремарка страх, со следами на сердце в попытке стереть меня в прах. И как ты снова ушел от судьбы в несознанку… Думаешь, Лион простит? Думаешь, я оставлю так? Нет, и ещё много раз нет. Для тебя время это - кара, и гильотина покажется лучшим средством от избавления проблем, которые не я создал… Народ не простит, народ припомнит, народ научит тебя тому, чему не мог научить тебя Дейтар. Милый мой Лион. Всё понимаю, но сейчас бессилен. М-да, суметь такое пережить, когда кажется, что всё потеряно. Сложно. Когда под ногами горит земля. Найти в себе силы и то самое основание, причину поступков Итана. Не скатиться до уровня Ремарка. Верно или неверно поступил в ответ, рассудит время, и это будет не сейчас… Странно считать, что выжил в такой ситуации, но это случилось. Реальность такова, что если какая-то новость выводит тебя из себя или заставляет печалиться — стоит остановиться на секунду и задуматься: такая реакция всего лишь результат моего выбора. Недаром одно и то же событие два человека могут воспринимать абсолютно по-разному. Там, где один свою неудачу примет спокойно, расценивая ее, как драгоценный опыт, второй в расстроенных чувствах бросит все и опустит руки. Все возможно изменить, главное сейчас остыть и не наделать больших глупостей. И правильные мысли приходят не сразу. Ведь, когда в душе бушует гнев, то нами движет лишь обида, а внутренний голос твердит: «Ты оставишь это так? Нужно отомстить! И мозг начинает анализировать, продумывать коварные замыслы. А сейчас мы итак наворотили дел… И по-хорошему, если ищу чего-нибудь мудрого, то подумать стоит об этом ночью. Дождался ее. Но не сразу кинулся в этот омут. Так как умная мысль в голову не приходит одна! Она приводит с собой кучу таких же, как она, мыслей, и они умничают там себе до самого утра! И вот попробуй, засни, как хочешь, когда они появляются валом!!! Память тянет меня на дно… Заблуждение или истина, гадаю в четырёх стенах о правильности своего выбора. Обо всех последствиях и дальнейших делах. Пусть была боль, пусть было страдание. И я справился. Не впервые. Нелегко прошёл через эту тёмную ночь, и с трудом достиг прекрасного восхода солнца. И именно в объятиях Даккара мои чувства и мысли пришли к согласию с самим собой и через прошедшее время к мирным переговорам. Я благодарен Дакку, что поддержал меня. Знаю, нужен, но сейчас я так же понял, что и он нужен мне. В его объятиях тепло. Я чувствовал родное, тёплое и уютное. Время, оно расставит по местам, сотрёт ненужные эмоции, приглушит боль и даст силы найти верный путь. Пора смириться. Отпустить, то, что уже случилось. А мой эделир рядом и по непонятным причинам пытается примирить меня с действительностью. — Тирррин, перестань жить прошлым, потому что то, что было важным тогда, уже не важно сейчас. Важен твой выбор сегодня, завтра. Да, сердце болит до сих пор и прошлое причиняет боль, но ты сам знаешь, что стоит принять это, как жизненный урок и отпустить боль. — И когда ты стал у меня таким мудрым? — шепчу ему. — После того как потерял надежду вернуть твоё доверие и тебя. А Итан, — он тяжело вздохнул, — он не такой плохой, каким хочет казаться. — Шептал мне Даккар, ненадолго оторвавшись от моих губ. — Не расстраивайся сильно. Дай ему время. Он поймёт, как и я, что теряет. Я уверен, Итан однажды не сможет устоять. И этот дурак будет ползти на брюхе в надежде увидеть в твоих глазах любовь, твою любовь к нему, понимаешь… Смотрю в его глаза удивлённо. Ты это серьёзно? Ты веришь в это? Ещё один поцелуй, и муж немного отстранился от меня, явно желая немного прийти в себя. Да, его заводит одно лишь моё присутствие. Дакк до сих пор никак не поверит в своё счастье. — Спасибо. — Шепчу ему прямо в губы и мне становится легче от его прикосновений, внимания, тепла, той любви, что светится в его глазах. Он больше не прячет чувства. Даккар впитывает каждое мгновение со мной. И я всё больше понимаю, что как бы ни сложилась наша жизнь, но эти мгновения не забудутся никогда. — Я сейчас счастлив. И мне уже почти-почти не больно, ты рядом и она отступает. Мой эделир… — Пробубнил я, не отрывая своей щеки от его мощной груди. А сам ещё крепче прижимаясь к нему. — Тебе нужно отдохнуть. Я чувствую, как ты устал. Придёт время и всё наладится. Не теряй веры. А я чувствовал, как сильно билось его сердце. Он нашёптывал нежности, и я улыбался. Таким он ещё открытым передо мной не был никогда. Рассвет приносил удовлетворение и маленькое счастье. Такие мгновения стоит ловить и помнить. Теперь я знаю это. Веки сами собой потяжелели, и я провалился в сон. И так крепко и сладко я ещё никогда не спал. Без снов, без тревог. Умиротворённый и максимально расслабленный. А рядом был Даккар, что было в разы приятнее. Проснулся один, полежал немного, приходя в себя и понял, что гложет совесть, но не меня, а Итана. Позвонил и был удивлён. Вот это другой разговор. Все же гильотина избавила его от высокомерия, самодурства и веры в Ремарка… А я правильно сделал, что не натворил ещё больших дел. Что ж… посмотрим, на что ты готов пойти Итан? А припёрло тебя так не хило. Улыбнулся. Теперь ползёшь на пузе, как сказал Даккар. Что скажешь? Чего теперь предпримешь?Даккар.
Мы будем с тобой, любимый, каждый день, как будто в последний раз. Я люблю. За то, что ты просто ЕСТЬ! За твой голос и смех! За то, что с тобой надёжно и спокойно или наоборот — как на вулкане! За то, что ты такой весёлый и неунывающий! Искренний и смелый! Добрый и верный! И в твоих глазах мир становится ярче. Это всё, это больше, чем просто всё… Для меня события, что произошли с такой огромной скоростью, похожи на сказочный сон. Я не позволял себе мечтать о браке с Тиррином. И поэтому для меня до сих пор это сказка наяву. Чтобы поверить, мне пришлось у себя в кабинете в тёмном уголке установить большую рамку с документом, как напоминание, что брак с Тиррином не выдумка и не бред. Он, когда увидел, подтрунивал надо мной. Смеялся и целовал так, что все мысли навылет… Мой… — шепчет сердце и горит. — Итан идиот. — И моё эго радуется жизни. Нет, я не обольщаюсь и осознаю, кто из нас больше нуждается друг в друге. Кто из нас любит, а кто принимает. Да, сейчас тяжёлые наступили времена и мне приходится много часов проводить в допросной. Казни проходят чуть ли не каждый день. Народ напуган и понимает, что с властью лучше не шутить и не играть в подпольные игры. Но зато теперь ни один эделир не скажет, что их император однажды сойдёт с ума. То, что моя пара теперь со мной, знает каждый. Я понимаю, насколько мне будет тяжело в таком браке, но обнимая любимого ночью, все страхи улетучиваются. Я справлюсь. Он делает небольшие шаги ко мне, и я их вижу и не тороплю. Мне страшно потерять его, увидеть, как он разворачивается и уходит навсегда. Я знаю, он не переступит черту, когда заканчивается уважение и начинается власть над душой и телом. Тиррин не опустится до неуважительного отношения, когда нет доверия, надежды, а есть лишь боль. Он знает эту самую власть надо мной, но не пользуется, ценит то, чем обладает. Дни для меня кажутся разными, но ночь имеет уникальное имя. Я бы дал ей имя любимого… и я мечтал, чтобы моя луна подарила свой свет. Все эти дни и ночи он сдерживал себя и не подпускал. А я верил, что если он решился на брак со мной, то однажды придёт, чтобы стать мне супругом окончательно. Эх мечты… Опять где-то ветер его носит и я опять готовлюсь ко сну в полном одиночестве. Я только успел надеть пижамные штаны, когда Тиррин вошёл и застыл, буквально поедая меня глазами и не решаясь пройти дальше. Сердце пропустило удар и рвануло часто — часто… — Рин, — Прошептал его имя, сделал неуверенно несколько шагов в его сторону и замер. Робко протянул к нему руки, он улыбнулся и стал медленно подходить, лаская меня взглядом. По мере приближения взгляд его становился все более диким и голодным. И когда он едва прикоснулся ко мне, все его самообладание исчезло без следа. Тиррин приник к губам в страстном поцелуе, властно обнимая и прижимая к себе, будто боясь, что я куда-нибудь исчезну. А я сошёл с орбиты спокойствия и понесло в пучину хаоса. Неужели ты пришёл ко мне? Стон слетает с моих губ, а тело мгновенно реагирует на него. В крови его тепло, радость предвкушения. Ещё… Поцелуй меня ещё, моя луна. Его руки блуждали по моему телу, склонив голову, Тиррин целует шею, прикусывая мочку уха, а я рвано дышу, прикрыв глаза, безвольный и беззащитный перед силой его желания. Мой желанный… Ещё… Муж подхватил меня, донес и опрокинул на кровать. Навис, как скала, и взгляд на вылет. Что ты творишь со мной, Тиррин? Я твой… И тоже хочу ласкать тебя, целовать, обладать. Мои руки жадно заскользили по его телу, но наткнулись на одежду, которую попытался сорвать. Услышал довольный смешок, и на несколько мгновений Тиррин отстранился от меня, чтобы избавиться от рубашки и брюк. Я жадно наблюдал за каждым его движением и ждал его возвращения. Иди ко мне, моё сокровище любимое… Вздох блаженства вырвался из моей груди, когда я прикоснулся к его обнажённому торсу руками, а потом со стоном прижался к нему всем телом. Он поймал мой стон своими ненасытными губами. Когда его рука скользнула вниз, лаская меня, я посмотрел в его глаза и увидел напряжённый взгляд, отражающий едва сдерживаемое желание. Застонав от наслаждения, я выгнулся под ним, и тогда он плавно вошёл в меня. Больше он не сдерживался, брал меня исступлённо, с какой-то необузданной страстью, неумолимо подводил меня к той точке, в которой полностью исчезает разум, а появляется невероятно мощное всепоглощающее ощущение восторга, и тело разлетается на маленькие кусочки наслаждения. Это маленькая смерть в его руках, взрыв, и разлетается энергия любви к нему одному. Мой… Ты знаешь, как подарить мне всю вселенную, раскрыть мир, в котором есть только ТЫ… Медленно приходил в себя, Тиррин крепко прижимал меня к своей груди. Я пошевелился, и он немного ослабил объятия. Заглянув в его глаза, увидел там наслаждение, граничащее с блаженством. Я зависим от него, он — мой приговор. Моя личная гильотина. Но в одно мгновение все блаженство и эйфория слетает, поймал ту самую нить, что что-то случилось у моего любимого. И этого прекрасного секса сейчас возможно и не было… Я прижался к нему и начал шептать слова любви и нежности, получив отклик, нашёптывал, как он мне нужен и попал в самую болезненную точку. Вот оно… У Тиррин, что-то случилось, а он всё таит в себе и молчит, но нуждается во мне и моих нежных признаниях. Где-то почти час, не требуя от него никаких объяснений, просто был рядом, душой и телом даря тепло своей любви, нежности рук… Наша жизнь — это миг, и пусть этот миг горит пламенем наших сплетённых душ. Я усвоил свой жизненный урок. Никому не отдавать своих любимых. Хранить их надёжно прямо в сердце. Не отказываться друг от друга из-за дурацкой гордости. Оберегать тех, кого однажды довелось приручить. Прощать друг друга бесконечно. Прижимать, как я делаю это сейчас, своего возлюбленного к себе крепко-накрепко, обнимать его нежно. А если нелегко приходится, терпеть — настоящее счастье, оно выстраданное. Ближе к рассвету мой любимый заговорил. Его словно прорвало и боль была такая, что мне хотелось пойти порталом и набить морду этому деосу и Ремарку. Но я продолжаю крепко обнимать любимого, и принимал решения, обдумывая месть за него. Порву… И Юллиана мне стало жалко и больно. Это надо быть таким извергом, чтобы такой отдать приказ своей Тени. Эрго не могут долго быть без своего спутника. Пусть Тиррин порвал с ним связь, но его чувства не дали полностью закрыть её. Она видоизменилась, стала такой же, как у меня и он однажды просто свихнётся без своего супруга… Нет, не обижу парня и приму его. Он выстрадает эту любовь с полна, и знаю, каково это - быть вдали от любимого. Тиррин уснул, а я нет. В душе кипело пламя за любимого. Я так не оставлю это. Переоделся, накрыл Тиррин одеялом, позвонил этому идиоту и отправился вершить справедливость. Я знаю слабые места империи Аркхем и через три часа Итан получил импичмент и санкции. Дипломаты империи Аркхем собирали вещи и покидали мою страну. Итан бесился, а я ухмылялся. Я тебе не Тиррин, и голову оторву за него. Время гильотины настало, она пришла в твой дом, Итан. Время шло и оно меняло многие вещи на политическом поле. Тиррин не вмешивался и, лишь читая документы, улыбался. Порой ловил его гордый взгляд в мою сторону. Ни разу не сказал, не остановил мой беспредел. Понимал, что я так выражаю свою любовь к нему и заботу. Санкциями защищаю моё сокровище. Спасибо, любимый. Он не вмешивался и не защищал Итана. А ведь мог остановить меня, но не хотел. Итан много чего понял и признался, что готов пойти на уступки. Я же предупредил, обидит мне Тиррин, найду, как отомстить за него. Для меня главное, чтобы он был счастлив и в безопасности, как и наши дети. В разговоре с ним признался: — Пойми, Итан, для Тиррина нет разницы между детьми. — Почему? — Да потому что он их отец. Мой сын, ребёнок Тиррин. — Ээээм… Что? Я не знал… — Мне всё равно, что ты там не знал или не желал знать. Но это наши дети и они кровные братья по отцу. И глупо делить их. Мы семья. Большая семья и тебе стоит подумать об этом… И насколько бы не правила миром политика, но когда в нее вмешиваются чувства, то это начинается катастрофа мирового масштаба. Запомни. Я за него порву тебя, ясно? Это я с Тиррин нежный, ласковый зверь, но не с тобой. — Яснее некуда. — прорычал он. — Да, — он как-то слишком быстро сник. Неужели ты к нему ревнуешь меня? Ну-ну…ещё не вечер, посмотрим, как ты запоёшь, а вернее взвоешь без него. Вот и поговорили… А в глубине души понимал, сколько верёвочке не вейся, а она приведёт к финалу. Итан и Юллиан будут в жизни Тиррин, и мне стоит уже сейчас начать постепенно привыкать к этой мысли.Канцлер герцог Лангар Раймон Азгард
Раннее утро, Дейтар сидел в моём кабинете и потягивал вино из бокала. Я с улыбкой смотрел на друга и терпеливо ждал. Наконец, Дейтар взглянул на меня и проговорил: — Раньше я никогда бы не стал говорить об этом даже с тобой, но с недавних пор я — твой должник. — Если надеешься, что начну отрицать это, то напрасно, — и засмеялся, — я достаточно настрадался благодаря тебе, так что имею право хотя бы на толику радости. — А если серьёзно? — Что ты хочешь, Дей? — вопросом на вопрос ответил я. — Не я затеял этот хаос, а Ремарк, который решил, что руками Итана может подмять Тиррин и всю империю разом. Он желал в глазах общественности растоптать старшего супруга и за счёт него постепенно выглядеть в лучшем свете. А ещё у него в башке засела мысль побывать в постели Юллиана, сделав эрго игрушкой. Тиррин оказался ему не по зубам. Общественность встала на защиту отца, который воспитывает наследников. Понимаешь? Итан сейчас выглядит жалко и прожёвано. Его рейтинг упал как императора. А тут ещё санкции и разрыв торговых отношений. Холодная война…Посмотри сам. Это утром я положу Итану на стол. Империя Макондо начала переговоры о торговле с другими империями о поставке товара, и нам прислали о прекращении торговых отношений. Я разговаривал и это не Тиррин, а Даккар встал на его защиту. Он примет моего сына с его сыновьями, понимаешь? Мы теряем наследников, так как воспитывать их будет Даккар. Ни ты, ни я, больше не увидим внуков. Нам хода в империю, нет. — Неужели ничего нельзя сделать? Он ещё на что-то надеется, ха. Это же Тиррин. Он в курсе произвола Даккара, но не вмешивается и позволяет ему мстить за него. А эделир, когда влюблён, то это магическая махина смерти. Порвёт за своё сокровище. Вывод не утешительный. Не буду жалеть, мой друг. Кто ещё тебе скажет правду в глаза. Вздохнул и начал: — Дей, я знаю тебя, как облупленного. Ты любишь Итана и любишь империю, поэтому сейчас ищешь выход из создавшейся ситуации. Но пойми, ты не можешь прожить жизнь за Итана. Это его позиция по отношению к Тиррин. Я буду сегодня жесток и скажу ту правду, которая будет резать твоё отцовское сердце ножом. Но посмотри правде в глаза. Итан ничего и никого не умеет ценить. Не ценит хорошего отношения — только пользуется, а за доброту просто вытирает ноги, считая её проявлением слабости. Не ценит хороших друзей, воспринимая их верность, как норму, а заботу как навязчивость. Пренебрегает любимыми, отвергая их нежность, платит равнодушием и грубостью. Не ценит своих детей…. А время утекает, как песок, сквозь пальцы, безжалостно отнимая всех тех, кого мы забываем благодарить за их присутствие в нашей жизни. Вот и Тиррин, он уходит, уходит предначертанный твоему сыну. — Я не растил его жестоким, — в сердцах выкрикнул Дейтар. Сжал кулаки и сверкнул очами. Знаю. Но его сделали таким другие. Ты не хочешь признавать, что даже с Лионом он поступил жестоко… — Ты ищешь ему оправдания. А их просто нет. Открой глаза. Для того чтобы придраться к кому-то, достаточно его не любить. Идиотские мотивы можно всегда найти: не так смотрит, разговаривает, не то делает или не делает. Ревность, в конце концов. И никакие хорошие и даже самые лучшие качества или умения не помогут. Будь ты хоть трижды распрекраснен, добр, умён и талантлив, в тебе всегда найдётся пару-тройку изъянов, которые будут бесить того, кто не видит в тебе центр Вселенной. Или не хочет сдавать позиции из страха отдать себя в руки тому, у которого будет эта самая власть над ним самим. И если он не мил твоему сердцу, то это не он так плох. Это Итан взял на себя право не принять и не осознать своего счастья, что был дан ему по рождению дар богов. Как сказал Тиррин, он слушал ночную птичку, ему нравится, как она стонет под ним и поёт в свою пользу, не думая о последствиях. Так пусть отвечает за свои поступки. Не лезь. Он должен сам сделать выводы и принять решение. Он не ребёнок. И ему стоит преодолеть свой страх, своё непринятие беззащитности перед Тиррин. Он боится отдать ему своё сердце и душу. Понимаешь? — Да. — С обречённостью в голосе произнёс Дейтар. И уже не ищет оправданий сыну. И то хорошо. Мы ещё долго потом сидели, разговаривали, но главное, что Дейтар принял решение не вмешиваться. И сколько мне это стоило нервов, не передать словами.Тир Итан Авриль Стиос
Ночной тон… Похоже у меня нашёлся девиз по жизни: …В непонятной ситуации веди себя ещё непонятнее, чтобы все окружающие вообще обалдели от тебя. Девиз оправдался полностью. Только мне от этого не легче. И надо признать своё полное фиаско по всем фронтам. Но меня сейчас и, правда, никто не понимает. Они задаются вопросами, ждут от меня ответов и серьёзных, решающих поступков. А я задаюсь вопросами, ища те самые ответы… Про поступки и вовсе промолчу. Мне страшно сделать шаг вперёд. Нужно время, и ночь, в которой мне придётся подумать обо всем… Эта ночь мне запомнится навечно. Порой просто нужно взять паузу. И остаться наедине со своими мыслями — хотя, весьма опасное занятие… но очень полезное! Остался на свою голову, они сорвались с поводка, и пошли гулять на свободе. Мысли. Они не дают мне покоя. Их так много, что урезонить хаос в голове плохо получается. И как мало я знаю о ночи, но она, кажется, знает обо мне всё, и даже больше, ночь помогает, как будто хочет меня, и покрывает мою совесть своими звёздами. Ночь заставила меня гореть и сгорать дотла, изнемогая от собственных воспоминаний о нём. Теперь я понял, что такое моя ночь: я прохожу в мыслях все расстояния, через ад, отделяющий от чувств, поступков. Понятное дело, что за это ночное время суток нельзя изменить жизнь… Но можно изменить мысли, которые навсегда изменят жизнь и моё к ней отношение. А началось это время со скандала с Рекмарком. Я поссорился с ним до такой степени, что один его вид приводил меня в бешенство. Растворяясь в созданном, придуманном образе второго супруга, я жестоко разочаровался в нём, ушёл, хлопнув дверьми. Но он остался мне мужем. А за стеной плачет Юллиан, Эвалар со мной отказывается разговаривать и успокаивает эрго. Вся неприглядная картина открыла мне глаза. Я собственными руками всё сломал… Один в своей спальне, стоя перед закрытой дверью Ремарка, пришёл мой горький час внезапного прозрения, когда не мозгом, а сердцем вдруг понял: …Расскажи мне, милый, в чем я провинился? Что у нас не так, — ума не приложу? Или наше счастье только лишь нам снилось и растаяло, подобно миражу? — мне вспомнились слова одного писателя. И главное, в самую точку написано. Муть лезет в голову, вместо того, чтобы предпринять хоть что-то… Усмехнулся горько. Ну, прямо-таки про нас сказано. Тяжело вздыхаю и прислушиваюсь к тому, что творится за этой самой дверью. Рем бесится и крушит всё, что попалось под его горячую руку. А мне впервые плевать на его выходку. Не вышло по твоему. Ах, какая досада! Во мне сейчас полно сарказма и яда по отношению к тебе. Брак состоит в полигамии. Все стороны — одинаково важны, одинаково необходимы друг для друга, и потому равны в своих обязанностях; они образуют единое целое, как члены в организме; и имея каждый свое назначение, в совокупности составляют неделимость нравственную. Таков основный закон о супружестве и он предписывает мужу любить старшего супруга более всех прочих супругов. А я…нарушал этот закон брака. Что сделал я? Ведь вместо того, чтобы прекратить конфликт между Ремарком и Тиррин встал на сторону второго супруга. Позволил ему манипулировать событиями, чувствами и форсировать их так, как удобно ему. А почему? Да потому что мне с Ремарком удобно, а с Тиррин страшно. Потому что Рем не угроза моему сердцу и нет зависимости, а вот от Тиррин как раз всё в точности наоборот. И эта ночь откроет неприглядную картину моей души. А сейчас стоял и бесился вместе с Ремарком. Думал: …Ну, и кто тебя просил доводить до такой степени всё? Не я… Ярость клокочет и мне сейчас не до него. Отворачиваюсь к двери спиной. Дышу и не хочу слышать твою ругань за дверью, и отчаяние, ярость, что кипит в твоей душе. Ты добивался этого, но не продумал, что вместе с Тиррином полетит империя. Что он здесь имеет власть. …Дурак! Идиота кусок! Гибрид с валенком! Ты думал, что народ примет тебя и ты станешь его кумиром. Хахаха… Придурок! За красивые глаза не становятся кумиром. А вот Тиррин им стал. Народ идет за ним. Он уважает его, ценит. Эрго сплотились разом и всё… Мне уже к вечеру устроили в ультимативной форме бунт. А сколько от гильдий пришло писем. О содержании которых волосы встают, дыбом. Как же мне хочется убить Ремарка. Стоп. Выдох… Разжимаю кулаки, а в мыслях я уже бью ему физиономию. Побесись там. Может, это образумит тебя? Может, мозги прочистятся и ты научишься понимать, что мир крутится не вокруг твоей красивой персоны. Что есть намного сильнее тебя и могут так дать морально по башке, что проклянёшь тот день, когда это затеял. Я уже жалею о каждом сказанном Тиррин слове, о каждом поступке в его сторону. А ведь было много чего хорошего между нами. Не ценил то, что имел. А с твоей подачи еще и раздувал огонь ненависти. Болван неотесанный, хорош… Защищал Ремарка постоянно, хотя видел, что он творит. Всё осознавал, но даже пальцем не шелохнул, смотрел на это с ухмылкой. Весело было? Да. Вот теперь веселюсь от души… А ответ так прост, как наступление рассвета после ночных сумерек. Я хотел слепить из Ремарка что-то невероятное и не желал признавать ошибки. Потом… Да, я слепил из того, что было и не желал разрушить созданное мной… Чудовище. Любовался своим произведением искусства. Боги! Ну какой художник или скульптор уничтожит своё произведение? Вот и я… Не хотел, не желал. Прошёлся с такими мыслями по своей спальне. Скинул обувь, на кресло отправил всю верхнюю одежду, оставшись в рубашке, брюках и босиком. Прикрываю глаза и выдыхаю. Мне хочется вернуться к Ремарку и врезать по его лицу. Я создал красивый образ Ремарка и за его фасадом не желал больше ничего видеть и слышать. Я прятался за ним, как за ширмой. Факт… Вдох — выдох. Вновь прошёлся по периметру спальни. Нужно успокоиться. Остановился у окна и замер, продолжая ожидать, когда в другой спальне он прекратит бессмысленно крушить и кричать. Да иди ты…!!! Мат в голове, в мыслях и душе… Вдох- выдох. Отрешился в своём ожидании тишины и покоя. Долго стоял и ждал. Прислушался. Что, выдохся, придурок? Кривая усмешка скользит по моим губам. Ты-то успокоился, только то, что творится в империи, не вернет баланс и уверенности в завтрашнем дне. За одни сутки произошёл экономический кризис. Часы в моей спальне издают тихий ход. В замке уже все спят — поздняя ночь. Тишина. В общем, самое время для размышлений. М-да… От себя такого не ожидал. Как такое мог сказать Тиррину? Фактически выгнать на улицу собственных детей и мужа. И это в красках написала пресса. Ну, и народ пошел за своего второго императора и наследников в защиту… Мне словно вложили эти мысли, что так правильно. Что он приползёт ко мне и будет делать все, что я захочу. Что я глава семьи. Почему я хотел это слышать и хотел это сделать? Да потому что… Что? Мля!!! Прошёл и сел в кресло. Насчёт Юллиана понятное дело. Но остальное? Что это было? А было сейчас откровение, прозрение, просветление, пробуждение, — как хочешь, называй, но именно это открыло неизбежные пути дальнейших моих поступков. С одной стороны, обещанный парашют личного просветления, а с другой стороны, суровая реальность личного забвения. Хм мм… и звучит всё это, как созревание и осознание себя и окружающего мира. Мысли прискакали целым табуном и решили, что пора мне подумать обо всём. И добить окончательно… Тиррин — моё личное откровение, луч в тёмном царстве тьмы… Лучик… И усмехаюсь, вспоминая бога Эрешта. Где-то далеко в моей памяти запрятаны взгляды Тиррин, его слова, череда случайных касаний… совместный сон, улыбки, смех, гнев на меня и все это прекрасно. Я помню тепло и нежность его рук, вспомнил, как ощущал себя защищённым рядом с ним.Ни с кем другим такого чувства нет. И холодок ползет по телу. Пальцы становятся прохладными и я ёжусь, словно мёрзну без него. Итан, остановись. Нас нет. Нас не было раньше. Был Он и Я… А надо, чтобы были мы. А теперь? Закрываю глаза. Вдыхаю воздух и на душу ложится тяжёлый камень. Всё изменилось в одно мгновение и даже понять не могу, когда это случилось. Рин меняет во мне мои мысли и представление о мире и жизни в целом. Ценности, что были важны для меня раньше, стираются и все это уже не важно. Грань или бастион рухнула. Он река, что топит мои берега. Я уже не представляю себя без него. Вместо пустыни цветёт оазис… Тиррин моя луна-а и он светит, даёт жизнь вокруг. А правда еще круче. Находясь между сном и явью, рукой ищу именно его. Не Ремарка, нет. Он мне там не нужен… Может, просто я дурак, и его не стою? Есть те, которым мы прощаем всё… Есть те, которым мы позволяем то, что никогда не позволили бы никому другому. К этой категории для меня относится Тиррин. Хоть и ревную к Даккару, но теперь понимаю его некоторые поступки. Позволить набить себе физиономию, потому что именно он тот самый нужный тебе Архонт. Когда все мысли о том, кто важен для тебя, всегда и постоянно. Если рассматривать интимные отношения. Я позволю ему то, что никогда не позволю Ремарку. Именно Тиррин меня учит, мучает и закаляет. Я боюсь его власти надо мной… Ни с кем мне не бывает так больно, как с ним. Он безжалостный хозяин моего сердца, лишь он знает, как укротить мои чувства и разум. И я все это время боялся признаться самому себе в этом. А сейчас получил по заслугам. И никто другой не способен подарить мне такого сумасшедшего счастья! С ним часто невыносимо. Чего ещё боюсь… Да, мне страшно, что он никогда не выберет меня. Я не идеал. Во мне много отвратительных черт характера. Он смотрит в сторону Даккара, всегда и постоянно. Даже с Лионом не совсем уверен. Его чувства к нему. Хотя. Если сравнивать, то у моего Эрго больше шансов заполучить его, чем у меня. Ревность - двигатель моего безрассудства. Я был слеп, глух и нем… Время безжалостно и скоротечно. Оно расставило всё на свои места. Мне казалось, да и до сих пор кажется, что до Тиррина, я и не любил вовсе. Не умел любить. А ведь это тоже открытие для меня самого. Любовь. Нет, не может быть? Но сердце и душа твердит, что может. И ревность не приходит из ниоткуда. На всё есть причина и следствие… Выдох. Спокойно, Итан. Это откровение только для тебя, не для него. А Ремарк? Как же он? Ты всё время защищал его при Тиррине, что сейчас происходит с нами? Рем… Он моё прозрение. Моя ошибка, и с ним я болею… Долго, мучительно, страшно. Миллион чувств, только не любовь. Я это знал, обсуждал с Юллианом, но рушить свой шедевр не желал. Упрямо шёл к цели и прикрывался им, как ширмой… Чтобы не показать истинных чувств Тиррину. Каждый день мы друг другу приносили вред. Грязный секс… да… Я, словно художник — портретист, тщательно дорисовывал его образ, работал над оттенками, деталями и влюбился в созданный мной персонаж, а теперь обижаюсь на него за то, что он этому идеалу совсем не подобен. Рем моё сердце превратил в хлам, а душа покрылась уродливыми рубцами. Он ломал, терзал, поставил на колени перед тем, кому боюсь признаться в своей слабости. Рем не статичный портрет, который я создал в своей голове, и ждал определённых поступков, действий и поведения, а наткнувшись на его несоответствие, разочаровался и злюсь на него же за свои разочарования. Да, определённо, это не любовь, а влюблённость. И все же… Хоть не люблю, но целую его и, да, имею с ним интимные отношения. Даже собрался иметь с ним детей. Зачем? Однозначного ответа у меня нет. Придурь… Однозначно. Но не хочу оправдывать себя. Виновен. Да и не только перед Тиррином, но и перед Ремарком. Не стоило морочить голову и создавать прекрасный образ чудовища… Рем понятен, а вот Тиррин… Смогу ли я понять его? Познать его многогранную личность? Он вошёл в мою жизнь почти незаметно, осторожно пробираясь к каждому закоулку моей души, зажигая там свет. Когда я обнимаю Рема, я всё равно вспоминаю Тиррин. Что я натворил! Как я мог до такого дойти? Душа разбита, сердце вдребезги — это та боль, от которой ещё не придумали лекарств. Я боюсь отдать ему власть над собой. Вот ответ всей эпопеи. Мне страшно и, в тоже время, продолжаю кусаться, огрызаться и сопротивляться тому, что неизбежно происходит в моём сердце. Это навсегда. День сменяет ночь и уходит суета, но приходят они…злые мысли. А ночь неизбежна как и день и я вновь не сплю. Ярость, обида, ненависть — вот те чувства, что преобладают в последнее время и сопровождают меня. Нет, ошибаюсь, не все, ещё отчаяние и боль, тоска и чувство безысходности. Мысли. Их так много в последнее время. А не которые из них не по одному кругу уже пошли. Особенно ночью, когда наступает время тишины. Ну сколько можно метаться? Нужен ли я ему вот такой? Что он испытывает ко мне? Нравлюсь ли я ему? У меня нет ответа. Хватит метаться по комнате… Я сел вновь в своё широкое кресло, поставил локти на колени и ухватился за голову. Тишина и эти мысли, чувства и признания самому себе — давило на душу, ложась тяжёлым росчерком пера. Хоть садись и пиши ночные мемуары Итана. Мне нужно понять, как такое произошло? И озарение пришло… Бывает такое состояние, когда что-то сделаешь, а потом только осознаёшь последствия своих поступков. И пытаешься понять, как меня угораздило? Нет, это не оправдание самому себе или попытка избежать ответственности. Но это факт. Я что-то говорил, писал и желал, но словно это делал как туманной дымке и только сейчас очнулся, осознавая последствия. Не скажу что это магическое воздействие, нет, но и объяснить себе не могу это. А Ремарк меня подставил, однозначно. Тиррин же молодец… он как река, меняющаяся, бурная и подчас непредсказуемая. И пока пытался понять, всё больше недоумевал, каким местом я думал, когда соглашался на это с Ремарком? А ведь Тиррин всё предвидел, просчитал и был в некотором роде готов к моему закидону… Словно вместо меня был другой Итан. Реакция старшего супруга мне понятна. Даже самые сильные бывают слабыми, самые сдержанные впадают в истерику. И Тиррин не сдержался, да и кто после такого промолчал бы? Я точно, молчать не стал. И если мне с самим собой порой бывает невыносимо, что уж говорить о нём? Тиррин — ни дом, ни туфли, ни рубашка и уж тем более не коврик об который хочется вытирать ноги. Он стихия, непредсказуемая, и тем и прекрасная. Воспоминания о нашей единственной ночи нахлынули бурным потоком, и я застонал, захлебнулся и пропал. Как же всё это вовремя приплыло, проснулось, открылось… От этого по телу прошёл ток. А после почувствовал, как горит моя рука, плечо и грудь, обжигая ту сторону, где находится брачная вязь. Что с ней не так, смотреть не стал, так как продолжал пребывать в тех самых эмоциях. Ночь казалась мне невыносимо долгой. Бросало то в жар, то в холод, а после тело ломало в изнуряющей агонии собственного безумия. За эту бессонную ночь узнал больше, чем за год сна. Ночь заканчивалась рассветом. Я позволил каждой ошибке научить меня великому уроку: каждый закат — это начало очень-очень яркого и большого рассвета. Восход прекрасен сам по себе. Правильные выводы сделаны. Я разобрался в своих чувствах к Тиррину и Ремарку. Мне не избежать разговора и извинений… и да, поползу к старшему супругу, чтобы изменить ход событий. Не сейчас. Гордость всё же есть и мне необходимо набраться смелости, чтобы предстать перед ним не совсем жалким… Осталось сделать правильные шаги… Четыре тридцать, утро, птички… Рассвет устроил перекличку птиц на крыше. Уже светает, а я ещё не лёг. Снова солнце распускает лучи, а ветер разгоняет тучи. Бессонная ночь… не прошла даром. Но я больше не хочу назад, где мы врозь с Тиррином, и так хочу к нему. Простит ли дурака? Даст ли мне возможность исправить? Что делать с Даккаром? И ревность поднимает опять голову. Ему можно то, что нельзя мне. Повторяешься, Итан. Именно из-за ревности Лион страдает в полном одиночестве и тихо ненавидит тебя… А ещё неправильно, что из-за нас и наших разногласий страдает народ. Мысли не покидали меня даже тогда, когда шёл этим ранним утром в свой кабинет. Когда неутешительные сведения мне приносили секретари, министры и канцлер… Почта не радовала, а утренние газеты довели до желания убивать… Причём одного конкретного индивида. Я вновь в ярости. Даккар устроил беспредел на политическом поле. Мстит за Тиррина. А что бы сделал я? Понимаю, что был бы ничем не лучше него. Уважаю. Его чувства в поступках, и я вижу их след. Сводки добили остатки моей гордости. А под утро добавил Даккар. Он звонил мне прямо из спальни, где провёл ночь с Тиррином. Меня не обманешь. Один его счастливый вид чего стоит. А Тиррин сладко спал за его спиной, раскинув руки и разметав по подушке волосы. Ревность текла по венам. Взорвала мозг и бьёт в виски… Фантазия была буйной и в ярких красках дорисовала образов в игру моего воображения… Я почти не слушаю Даккара, а продолжаю смотреть на Тиррина. Да что ж это такое-то, а? Моя реакция на него неоднозначна. Между нами сотни километров. Между нами теперь боль, море хаоса и ошибок… Любовь — как оказалось, это больно! А ревность разъедает душу. В глаза теперь Тиррин смотрит ему, не мне. И он его ласкает… не меня. А я? Кто теперь я для тебя? Ни друг, ни враг… Кто? Как именно ты относишься ко мне? Вопросы несутся со скоростью кометы. И их так много для меня одного. Где искать ответы? Я вернулся из своих мыслей и задыхаюсь от слов, что сейчас говорит Даккар: — Он мой, и спасибо тебе, Итан, что отдал мне его. — Есть такие слова, что способны осветить нашу жизнь, словно тысячу маленьких солнышек. А есть слова, которые раздавят, как могильная плита. И тогда на сердце становится так тяжело, что не хочется ни радоваться, ни улыбаться, ни даже жить. И он их произнёс сейчас прямо мне в лицо. — А ещё, Тиррин перевезёт твоих сыновей ко мне в дом, и я стану их миром и вселенной. Подарю всю свою любовь им, ты только и можешь, что разрушать. Даже у собственного сына отнял земли и титул. Поздравляю. — Его сарказм так и сочился ядом по моему сердцу. Он отключился, а я сидел и запускал пятерню в волосы, понимая, что натворил. Но это не всё. Это продолжение. Сыновья. Тиррин оставил подарок, что ж, посмотрим, что там? Включил кристалл записи и провалился. Моё сердце кровоточило. Мои сыновья. Я не замечал как по щеке течет упрямо слеза. Это будто сорвало предохранитель, сдерживающий мои эмоции. Иногда так хочется немного вернуть время назад и исправить те ошибки, которые были допущены раньше… Время безжалостно. Его не вернуть. Ошибки, которые ты сделал, уже не исправить. Общественность всё решила… Прошло несколько дней, а мир империи изменился не в лучшую сторону. Он оказался жесток, и обрушился десятибалльным штормом. Меня растерзали и обвинили во всех смертных грехах. Моё имя стало отрицательным во всех сферах. Эрго возненавидели из-за Юллиана, торговцы из-за наложенных санкций и разрыв отношений. Самое страшное, когда просто перестаёшь верить себе и начинаешь думать, что все остальные правы. Но эту веру я пока не потерял. И самый страшный гнев, это гнев бессилия. И глуп будет тот, кто никогда не поменяет своего мнения в такой ситуации. Не вынесет урока и не предпримет никаких действий… Я встал в позицию наблюдателя за своим вторым супругом. Ремарк ходит за мной и пытается наладить отношения. Он снова пытается мутить воду. Не выйдет. Рем зашёл за черту, а я позволил это ему. За что и расплачиваюсь собственной репутацией. — Итан, я люблю тебя. Я не хотел, а вернее, не предполагал, что так всё осложнится. Зато мне нет дела, влюблён ты в меня или нет, мне нет дела до того, чего хочешь ты. Можешь разорвать меня на части, но я теперь знаю, что такое любовь. И мне уже почти-почти не больно. Тебе нет дела до страданий других. Тебя волнует лишь твоя собственная личность и комфорт, который ты хочешь иметь… И пусть не думает, что нет личностей умнее его. — Ага… Если бы ты меня любил, то не подставлял бы. Всё решают поступки, Рем. — Прости. Просто не предполагал такого исхода. — Знаешь, как мне сейчас тяжело. — Это Тиррин не любит тебя. Это он создал проблемы. Это и его империя, но почему-то он позволяет экономике страны рухнуть в бездну? А ты у меня сильный, умный и ты справишься… Он много чего еще болтал, но я смогу противостоять этому заносчивому идиоту и покажу, кто тут главный! Погоди… Доберусь до тебя прямо сейчас. Вот и посмотрим на что ты годен. Что ж, игра началась! — Раз ты меня любишь и втянул в эту заварушку, проходи. Будем вместе решать проблемы. Заходит, сопит, пыхтит и кривит губы. Думает, не вижу… Мой кабинет. Несколько минут спустя. Бесплодные попытки Ремарка оказать мне якобы помощь… Сбоку от меня высился деревянный шкаф со стеклянными дверцами, за которыми угадывались книги в раритетном переплёте. Чуть дальше в углу винтажное кресло, рядом с ним низкий столик на резной ножке — треноге. А напротив меня высоченное окно. Чуть сбоку от него кресло с массивными подлокотниками в виде голов демонов и чёрный дубовый стол, на коем красовался череп. Посмотрел на Ремарка. — Итан, я в этом совсем не разбираюсь. Я никогда не имел дела и не знаю, как выходить из кризиса. Они, что, все с ума по сходили?… — Ремарк смотрит в мои глаза, а я не верю ему… Он делал вид, что помогает. Вчитался в несколько документов и скривился. Отложил их. Я наблюдал и закипал. На данный момент я стоял с совершенно разъярённым лицом, на котором пылали огненные глаза деоса. В таком состоянии души я раньше никогда не прибывал… — Ты же этого добивался, Рем? — Нет, любимый что ты! Нет. Я хотел лишь упорядочить взаимоотношения в нашей семье. Я хотел, чтобы Тиррин уважал тебя и меня. — Упорядочил? — Ответа на этот вопрос у него не было. Угрюмо молчал, старательно смотря в пол. Вновь сердце на куски и всё горит огнём. — Чего молчишь? Ты хотел разрушить до основания отношения с Тиррином. Хотел унизить его и размазать по стеночке за мой счет. Добился, развалив империю. Ну, и что дальше?.. — Я сорвался на рык, смешанный с ненавистью. — И всё это благодаря, тебе. — Я потряс отчётами и сводками. — Что же ты не радуешься? Или тебе теперь хочется посмотреть, как я униженно с протянутой рукой поползу к Тиррину, вымаливая прощение. Для тебя это развлечение, так? Сделал гадость и умыл руки. Хочешь показать, какой ты чистенький и ни при чём… — Нет… не этого хотел… — А чего? Залезть в постель и отыметь Лиона? И он выдал себя с головой… Тлен в душе прорастал как плесень; я на него орал, гнев выплёскивался ядом и было сложно услышать нормальные слова в этот момент. Все больше нецензурные. Сквернословие не свойственно принцу, меня этому не обучали, но сейчас, похоже, весь замок уже слышал это безобразие. — Пи-иииии......!!!!! .....!!! … . Пригрел змею на своей груди, понимаешь? Я и сам не заметил, как перешёл во вторую ипостась. Дверь непрошено открылась и я обматерил вошедшего, и лишь потом сообразил, что это Эвалар. — Таким я ещё тебя ни разу не видел и не слышал от тебя. Да вся ближайшая округа замка не слышала от тебя такого. — И рад, что этого не было. — Прошипел я, грозно сверкая глазами. Контроль эмоций слетел, и я не сдерживал себя. В ярости я дышал, как загнанный зверь. — Поздравляю Ремарк, с полной «победой». В таком дерьме империя ещё ни разу за время сосуществования этого мира не была. Нравится? Удовлетворён? — произнёс Эвалар, а я кипел, как лава, но отвернулся в попытке не дать себе совершить убийство. — Я не этого добивался, — прохрипел Ремарк. — Я люблю Итана. — Любишь, — прошептал Эвалар. — Да. — На что ты готов ради него? — он напирал, а Рем не сдавался. — На всё? — Да?.. Уверен в этом? — Да! — Тогда… УМРИ — и я буду счастлив не видеть твою физиономию! — Ты что…!!! Сдурел! — Нет, это ты что… Ремарк, ты буквально после свадьбы с Итаном съехал с катушек. А вернее сказать, с того момента, как Тиррин отказал тебе. — Что? Он подкатывал к Тиррину! Но я промолчал, зато Эвалар не стеснялся в выражениях — а потом ты стал женихом Итана ты пошёл на все возможные и невозможные ухищрения, чтобы насолить Тиррину. Ревность стала твоим спутником. Ты хамил, провоцировал на скандал… — Ремарк молчал и хватал ртом воздух. — Но тебе показалось этого мало. А в результате. О-о! Ты понимаешь, какой удар это нанесло нашему сообществу, а главное, какой удар это нанесло императорской семье? — Ремарк вновь замкнулся в себе и опустил голову. — Молчишь. А я скажу… — А я добавлю… — прорычал, глядя в испуганные глаза второго супруга. Так как моя магия кружила. Я повернулся и встал спиной к открытому окну, кипя праведным гневом, хотел пойти в наступление, но меня отвлёк звонок переговорника. И я ухватился за эту соломинку. Подключился и весь мой боевой пыл спал. Стоило лишь увидеть его лицо, заспанные глаза, и я разом потерял весь воздух, словно его выбило из лёгких. Вдох-выдох… Сглотнул. — Бесишься, — сонный, с лёгкой хрипотцой, голос перекрыл мне кислород в лёгких. Похоже, я замер и забыл, как дышать. Губы мужа сложились в полуулыбку, напоминая о том, как они могут целовать. Надо бы убрать пока такие провоцирующие мысли. Не до этого сейчас. — Рин, прости… — сорвалось с моих губ. — Я идиота кусок… — Он издал смешок в ответ. В его взгляде не было злости или ненависти. Выдох от такого открытия. — Я не понимаю, что на меня нашло, а вернее, догадываюсь… Все будто в тумане, не представляю, почему так повёл себя. Прошу прощения и надеюсь, что ты захочешь встретиться и выслушать меня. — Заткнулся. Ответ на поверхности, но я его не могу озвучить. — Прости. Хотя это слово не может изменить того, что уже сказано. Я не совершенен, и ты это знаешь. И был неправ… Каждый заслуживает второй шанс. Не лишай меня его. Понимаю, что причинил тебе боль. Иногда я не контролирую свои слова. Понимаю, что это не оправдание, но все же… Если ты дашь мне ещё один шанс, я не упущу его. И не собираюсь отнимать у тебя титул и земли. Мы же можем решить наши отношения, не впутывая сюда политику. Прошу… Из-за наших разногласий жители империй не должны страдать. Я приму наказание смиренно от тебя, только давай встретимся и обсудим это мирным путём. — Взрослеешь, Итан, — выдыхаю. — Готовь документы, а после их ознакомления вынесу тебе приговор. У тебя сутки, Итан. И ещё, советую хотя бы пару часов посвятить сну. — Его забота — как бальзам по сердцу. — Послезавтра встречаемся с тобой в красном зале Совета. Надеюсь, мне можно прийти в замок? — Он словно полоснул плёткой по израненной душе. — Я отменяю сказанное насчёт княжества и столицы. — А Юллиан? — Нет, — рык срывается с моих губ раньше, чем сообразил, что сказал. — На это у меня есть свои основания, и я их знаю… — Он сверлит меня прожигающим взглядом, но я так просто не дамся тебе, Тиррин. — Прости за то, что не слышу тебя, что делаю странные вещи, грублю и кричу. Но… — и я замолкаю. Ох, уж это пресловутое НО… — Хорошо. Мы обсудим всё при встрече. Он отключился, а я просто рухнул в своё кресло, так как мои ноги меня не держали. Закрыл руками лицо и сидел несколько минут в полной тишине. Я даже не заметил, как вновь произошла смена ипостаси. — Ну, вот. Хоть что-то положительное произошло за это время. Я бы на твоём месте ограничил Ремарка и урезал его права, — произнёс Эвалар. — И придумай ему наказание, раз не умеет разруливать, а лишь творить беспредел. — Всё верно. Ремарк, я сообщу о своем решении позже. Положил руки на стол и все обдумал, принял решение. Поднялся со своего места и вызвал к себе весь Совет. Ещё через некоторое время после распоряжения о подготовке документов о торговых соглашениях, о княжестве и снятии с Норттаун пошлины, об ограничении прав Ремарка, отправился действительно спать. Мне просто необходимо привести в норму свой организм и пару часов отдыха не помешают… Ремарк шёл за мной. Он чувствовал, как горит земля под его ногами. — Итан, прости. Все, что сказал, было на эмоциях. Я остановился, и мне было плевать на все сплетни. Он размазал меня, как масло по хлебу, и теперь за моей спиной все, кому не лень, промывают мои кости. Репутация императорской семьи должна быть безупречна. Она пример и символ страны. А сейчас на ней огромное пятно, которое приходится драить, стирать, чтобы выбелить такой позор. Вот о чем я думал? — Ты это серьёзно? — прорычал я. — И это после того, как обвалял меня в дерьме? — Я верю, что любовь терпелива, и ты сможешь найти в себе силы, чтобы выслушать меня и понять. Мне очень стыдно за свои действия, прошу простить меня. Я верю в нас и нашу любовь. Не губи ее, дай шанс реабилитироваться в твоих глазах. Понимаю, что задел твои чувства, заставил сомневаться в себе. Я приму твоё решение и своё наказание. Ты прав, я перешёл границы дозволенного. И не подумал о вот таких последствиях. — Ты просто понял, что Тиррин тебе не по зубам, — прорычал я. — А я, как дурак, развесил уши и поступил, как последняя тварь. Словно послушный ребёнок, действовал по твоей указке и не думал о последствиях. А стоило. Это меня тоже бесит и не отменяет моей вины. — Пусть слышат сплетники. Мне уже не обелить своё имя. — Я признаю свои ошибки. — Я тоже. Я буду очень стараться, чтобы тебе больше не пришлось во мне сомневаться и разочаровываться. Прости, что хамил Тиррину, и каждый раз старался подняться в твоих глазах за счёт него. Я ревновал и до сих пор ревную тебя к нему. Мне очень больно из-за того, что обидел тебя. Ты самое светлое, что есть в моей жизни. Не уходи… Я и сам понимаю, какой поганый поступок совершил. — Ремарк, я не готов сейчас разговаривать с тобой нормально. Дай мне время остыть. Он отступил и склонил голову. — Как вам будет угодно, тир. …Он, словно одолжение делает, зараза. Прошипел ругательства и отправился к себе. Сон мне пошёл на пользу. Я вновь вернулся в строй. Сообщил о том, что возможен созыв внеочередного совещания министров. И назначил дату и время. Этот остаток суток провёл, как на иголках. Утром девятого собрал совещание, на которое были приглашены замминистра, министры… Пресса. Вот-вот начнётся совещание — и накануне выглядел озабоченным, долго листал бумаги, что само по себе уже признак особой важности: в твёрдых копиях хранятся лишь очень секретные документы, не имеющие цифрового аналога. Просматривал их с особой дотошностью. Допустить промах сейчас означало утопить империю. Мой отец не влезал и я этому был благодарен. Решающий день. Я нервничал, как никогда в своей жизни. Стража, стоявшая на карауле, отдала честь, а я, не обратив на них внимания, словно летел по воздуху, поднялся по лестнице и вошёл в зал, где проходили совещания министров. Красный зал сегодня был особенно презентабелен, или мне это казалось. Секретари уже пригласили всех войти в него. Собрались все точно к назначенному часу. Ажиотаж вокруг конференции огромный, и журналистов понаехало со всего света множество. А сам красный зал приветствовал тёплыми последними днями, и свет летнего дня освещал окна. Низкое оранжевое солнце проникало своими горячими лучами сквозь разноцветные витражные стекла и отражало на стенах и колоннах высокого зала пёструю историю о древней империи и её императорах. Это огромная честь для каждого правителя, который восходит на трон империи Аркхем, оказаться изображённым в этом зале. На высоких сводах потолка висели хрустальные гигантские люстры. Стража заняла своё место, как и пресса. Остальное пространство за большим полуовальным столом занялись министры. За своими отдельными столами императорские секретари и юристы. Жестом показал на стол для совещаний, и поздоровался. — Присаживайтесь. В красном кабинете установилась короткая тишина. И я начал совещание… — Сегодня мы собрались здесь, чтобы изменить произошедшие совсем недавно события, которые принесли недопонимание и последствия, повлёкшие экономические санкции. Я признаю свою ошибку и надеюсь, что мы сегодня сможем изменить политическую ситуацию в стране и в мире. Мой взгляд скользнул на церемониймейстера, что сейчас мне подавал знак. Кивнул и двери открылись. Зычный его голос огласил приход того, о ком в последнее время все мои мысли. Моё сердечко забилось, беда… Его глаза, его тело приводит меня в сильное эмоциональное состояние… А внешне он был словно несокрушимая скала. — Его императорское величество… Я не слушал глашатого. В голове лишь вертелось имя. Тиррин. Меня влекло к нему с безумной силой. Как и к Ремарку, который, пусть и не был моим истинным, но все равно вызывал во мне вполне понятные чувства. Перевёл взгляд на Ремарка, который опустил голову, тяжело вздохнул, признавая свой проигрыш. Лион смотрел на Тиррина влюблёнными глазами и не скрывал этого. Лёгкая ревность по венам. Теперь знаю и могу определить это чувство. Меня влекло к Тиррину с безумной силой. Я, похоже, взрослею, и чем дольше живу, тем лучше понимаю свои чувства и желания. И главное, принимаю их. Моя магия и я приняли вас. Теперь чувствую ярче и понимаю смысл нашей связи. Я никогда не смогу отказаться от тебя, Тиррин, или Ремарка, или от Юлиана с Эваларом. Для меня это очень важно. Хочу, чтобы у меня была крепкая и любящая семья. Принять твоего супруга Даккара сложное решение, но такое необходимое. И свыкнуться с этой мыслью, похоже, придётся не только мне, но и самому Даккару. А сейчас… Тяжело вздыхаю. Нет, Юль. Ты его не получишь… А раз мне не светят его поцелуи, нежность, ласка, секс — то и ты останешься ни с чем, прости. Он входил, и я старался держать свои эмоции в узде. Рельефные мышцы Тиррина заметны даже сквозь свободную рубашку, крупное телосложение и высокий рост делали его серьёзным противником. Опасный! — невольно подумал я, заканчивая осмотр. Вечная тема ревности и любви. Но развить ее у себя в мыслях не смог. Так как в этот момент наши взгляды встретились. И переполненный Красный зал, шумный город за стенами замка — все исчезло. Остался только ОН. Я и ты… Мы, вместе… Сердце стучало где-то в горле. Решалась судьба не только будущего империи и княжества, но и наших отношений. Официальное приветствие, как и положено по протоколу. Его убийственно — холодный взгляд в мою сторону и уничтожающий на Ремарка. Он точно знает, что я сейчас пойду на уступки во многих вопросах. Лишь бы исправить положение, созданное Ремарком. Приглашаю его присесть за наш столик переговоров. Протягиваю руку для примирения. Он игнорирует мой жест и приходится импровизировать. Глядя в его глаза, полыхавшие решительностью и… не злостью, нет, но какой-то жестокостью, я отчётливо понимал, что Тиррин не пытается меня наказать, не делает это в порыве ярости и уж точно не пожалеет потом. Он всё обдумал. Принял решение. Щёлк, щёлк, щёлк, — раздалось со всех сторон. Мы присаживаемся. Пресса светится от счастья, и как стервятники набрасываются за любую мелочь, освящая нашу встречу. Что они напишут? Много сейчас зависит от нас и нашего примирения. — Рин, я признаю себя подонком, — шепчу только ему, подаваясь чуть вперёд. Он поджимает губы. Тиррин внешне был, словно несокрушимая скала. Ни одной эмоции на лице, но вот глаза. Столько всего в них. Растерянность, злость, недоверие, тем не менее, интерес ко мне. Даже больше. Желание. Не похоть, нет. Самый настоящий огонь. И он боролся со своими чувствами. Пытался заглушить их. — И ты готов пойти мне навстречу и официально извиниться? — Да. — Его взгляд сканирует мой настрой. — Мне начать прямо сейчас? Спокойно, Итан. Только спокойствие даст тебе то, что так необходимо империи. Ничего не хотелось анализировать или бояться. Просто поддаться чувствам и истинной связи… — Тогда я жду. — Произносит громко Тиррин. В его глазах играют блики или чёртики… Но они завораживают меня и хочется, да много чего хочется сейчас. И тут поднимается Ремарк. — Тир, вы позволите мне, обратиться к вашему старшему супругу? Тиррин переводит взгляд с меня на него и там в его глазах светятся все кары небес. — Да, — произношу громко и чётко. — Тир, я приношу официальное извинение за свои слова и поступки в отношении вас. И виновен намного больше, чем тир Итан. Мной двигала ревность и желание не потерять всё внимание супруга по отношению ко мне. — Мы вас услышали, Ремарк. Холод прошёл ознобом по всему телу от его ледяного голоса. Он таки поднял глаза и я чуть не задохнулся от эмоций тёмного. Рин, нам придётся поговорить о будущем нашей семьи. Какой ты ее видишь? Тебе придётся принять Ремарка… — промелькнула мысль в моей голове. Тиррин перевёл взгляд на меня. — Я приношу свои глубочайшие извинения за своё поведение и сказанные на эмоциях слова, которые привели к таким плачевным последствиям для империи. Мой взгляд много чего ему сейчас сказал, да и помню, что он читает мои эмоции, как книгу. Раскаяние на лице. Пауза и небольшая задержка, пока Тиррин молчит. — Я принимаю ваши извинения и вы правы, что наши отношения не должны выходить за рамки. Должен тоже признать, что на эмоциях был резок, что недопустимо для правителя. Я приношу свои извинения жителям империи Аркхем и Макондо. Так же надеюсь, что наши разногласия по поводу земель Норттаун сегодня будут разрешены согласно срочно созданному Совету. — Совершенно верно. Земли княжества Норттаун не должны стать камнем преткновения в наших с супругом отношениях. Мой сын на законных основаниях является наследником этих земель. Щёлк, щёлк, щёлк, — раздалось со всех сторон. Одни тыкали прямоугольными пластинами, инкрустированными камнями. Это местные аналоги диктофонов. Другие не переставали щелкать массивными агрегатами — фотоаппаратов, раз за разом ослепляя вспышками. Маг камеры фиксируют каждый наш жест, чтобы потом показывать запись по местному каналу новостей визоров. Кристаллы записывают наши слова, чтобы потом донести это до жителей империи. Я протягиваю ему вновь руку, и наши пальцы касаются рукопожатием. Дыхание на вылет. На некоторое время я забылся, ощущая только близость и аромат МОЕГО мужчины. Да, именно так! Моего мужчины. Внутри просыпалось что-то нежное к нему и одновременно дикое, желанное. Кожа горела под нашими ладонями. Жар его ладони льётся через кожу и посылает импульсы. Я его муж. И не стоит строить из себя жертву. Сделал первый шаг к нему, и теперь от меня зависит, какой будет наша семейная жизнь. Остальное пошло как по маслу. Вручение документа по княжеству и его наследовании. Торговые отношения, пошлина на ввоз и вывоз товаров. Мирные отношения между империями и княжеством. О независимости княжества от империи Аркхем. Торговые экономические взаимоотношения. Не обращая внимания на вспышки камер, мы работали слаженно. День тянулся, но вопросы решались и продвигались в положительном ключе. И лишь к ужину мы подписали договора. С экономической точки зрения теперь ничто не мешало существовать двум империям и княжеству, развивать экономические взаимовыгодные отношения. Документы о сотрудничестве подписаны. Но это не всё. Прессу продолжает волновать личная жизнь императоров. Как сложатся наши с ним отношения дальше. Увы, прессу на такое я допустить не мог. За ужином, конечно, никто не собирался выяснять отношения, но после трапезы я увёл Тиррина , Эвалара, Юллиана и Ремарка в свой кабинет. Мы шли по коридорам замка, а пресса проскальзывала между пальцев охраны, и порой мы попадались в ее фокус. И они фотографировать не переставали. Моё распоряжение по поводу прессы было чётким. Но даже сейчас понимал, что жёлтая пресса будет делать попытки прорваться и заполучить информацию из первых рук, так сказать… Открыл дверь кабинета и пропустил всех шедших за мной парней. Стража встала возле дверей. — Тиррин, располагайся, где тебе будет удобно. Нам необходимо поговорить. Есть нерешённые вопросы которые я хочу задать тебе. — У меня тоже есть. — Тогда начнём с тебя. — Отлично. Он воспользовался моментом и призвал на стол семейный кодекс империи Аркхем. От его действий поёжился, предчувствуя, что сейчас произойдут большие проблемы. Он назвал номер страницы, и кодекс раскрылся. Тиррин провёл пальцем по законодательству и просто показал мне. Ничего не оставалось, как прочитать то, что он хотел потребовать от меня. Я читал и под самый конец этого закона был белым, как мел. У-у-у! Это серьёзно! Ты хочешь по этому закону наказать так Ремарка. Но ведь ты его ненавидишь. Он тебе не нужен. Зачем ты так? И я… Мои мысли, мои чувства. Ты хочешь уничтожить меня и его, верно? — Тиррин, — прохрипел, так как голос выдал меня с головой. Его взгляд потемнел, становясь грозовым, если так можно выразиться о взгляде. Ремарк заглянул в этот закон и тоже побелел как мел. Дыхание сбилось, и он хватал ртом воздух. Вслед за ним ознакомился Эвалар, и аж присвистнул после прочтения. — Что? Опять будешь защищать его? Только не выйдет по-твоему. Этот закон не отменял никто. Того и гляди над нами грянет гром, и в стол ударит молния. Однако, начав говорить, я уже не мог остановиться. Лучше выплеснуть все, что думаю и чувствую, какими бы ни были последствия, чем продолжать ещё неизвестно сколько держать это в себе. И, не впечатлившись исходящей от его мрачностью, набрал в лёгкие побольше воздуха и язвительно продолжил: — Зачем тебе это надо? — В назидание и наказание Ремарка. А ты думал, что я буду таким покладистым и пушистым? Хм-м-м. Ошибаешься, Итан. Он желал заполучить Лиона. Он… Ну, кто тебе, Итан, сказал, что с Тиррином будет легко? Нет, не будет. Он жаждал заполучить Лиона и унизить Ремарка. — Я тебя понял, — как на духу, на одном дыхании выпалил эту фразу. — Ты получишь то, что хочешь. Ремарк согласно этому закону понесёт наказание. Слово императора. Что насчёт сыновей…? Я имею право быть рядом с ними. Я хочу общаться, участвовать в их жизни, а не быть просто тем, кто участвовал в их зачатии. — А это будет зависеть от тебя и твоего поведения, Итан. — Коварный…— неслось в моей голове.— Сюда я не принесу сыновей и не подставлю их жизни риску. Я держал лицо и контролировал эмоции. — С этим согласен полностью, но я хочу видеть их и общаться. Здесь нельзя ослабить хватку, иначе останусь на бобах… — Я не озвучивал твоё личное наказание, Итан. — В голосе стальные нотки и непримиримый взгляд. Ну, вот и добрался он до меня. Что ты придумал в этот раз? — думал я, ловя его мимику. — Какое? Вновь листы кодекса зашуршали и вскоре открылись на другом законе. Тиррин повёл пальцем, а я вновь читаю. Сердце бьётся сильно, сильно, сильно, а душа разрывается на глазах. Тиррин, собери, пожалуйста, мою душу. Я просто не понимаю, что ты хочешь от меня? Не понимаю, что именно хочешь этим сказать? У меня было такое чувство — душа, словно протягивает руки к Тиррину с огромным желанием обнять. А если бы нежность можно было запечатывать в конверты и передавать по почте, я бы завалил работой курьеров, чтобы они бегали весь день, передавая мои письма ему. У меня было явное ощущение поцелуя на губах и лёгкого касания его ладони на своём лице. А в ответ мне хотелось целовать его, касаясь только сердцем… Я желал ему счастья, зная, что не будет с этого никакого проку, а просто оттого, что Тиррин слишком дорог и хочу, чтобы даже и во сне он улыбался. Вы любили кого-то искренне, всем сердцем, радуясь лишь тому, что в огромном этом мире он просто есть? И я отвечал, что да. И он сейчас стоит передо мной. Настоящая любовь не требует взаимности. Вижу его глаза, когда закрываю свои. Они так прекрасны… Я испугался своих чувств к нему. И произнести их, хоть и признаться себе, не хватает смелости. И что этим законом ты хочешь мне сказать? — Я, похоже, не понимаю или не догоняю твоих желаний. Как это относится к детям? — Вот следующим летом и узнаешь. Это твоё наказание. Или ты сейчас хочешь пойти в несознанку? И отказаться идти на примирение? — Он напирал, а я не хотел, чтобы он считал себя моим врагом. Примирение всегда сложно. — Я готов составить документ или дать клятву, что эти законы будут исполнены. — Что мы решим с твоим приказом? Юллиан … — Тиррин, мой ответ нет. — Почему? — рык срывается с его губ, а в глазах ловлю недовольство. Увидев его глаза, понял, что он был искренен. Юллиан вновь поник и это отзывалось моей двойной болью. Я полностью успел просканировать второго супруга своим чутьём. Ремарк вскочил со своего места и зашипел: — Он хочет заполучить его. Так отдай Юллиана ему, тем самым отменив моё наказание. — Как интересно ты извернулся, Рем.— Подумал я, пока он говорил с нами. — И кстати, когда именно ты хочешь меня? Он посмотрел на Тиррина, и там был целый коктейль эмоций. Я видел этот взгляд, полный обожания. А он говорит о многом. Например, о том, что Ремарк очень его ЖЕЛАЛ и не против этого закона. Но и я не намерен был отступать. Я делаю вид, что мне всё безразлично. Знаю, надо спасаться, ведь это замкнутый круг. Любовь — это оружие, причём, опаснейшее из всех. Ревновать можно по-разному. Если к Даккару, то это желание отнять Тиррина у него. К Юлиану лёгкая ревность и небольшая обида за то, что стоит мне только дать слабину, и он получит все, о чем мечтаю я. А вот Ремарк… Это особенные чувства. Я смог наконец-то прочитать его желание быть с Тиррином. Он завуалированно его прятал, а я не замечал этого. Меня взбесила мысль об этом. А Тиррин? Нет. Его не интересует Ремарк. Выдох. Но зачем тогда он хочет исполнения этого закона? Я заметил, что стал лучше читать эмоции супруга, хотя раньше не замечал способностей эмпата за собой. Но, как оказалось, внутри меня что-то изменилось и проснулось одновременно. — Оставьте нас одних, — произнёс так, что остальным стало понятно, не стоит сопротивляться. И на этот раз Тиррин спорить не стал. Им действительно стоило поговорить откровенно. Пусть не до конца, но — хотя бы на этот раз. Я решил убедиться, что они действительно ушли из кабинета и вышел в коридор. Так и есть. Ремарк не ушел. — Рем, я нормальным языком озвучил, чтобы нас оставили одних. Что непонятно? Тиррин вышел в коридор и окатил Ремарка тяжёлым взглядом. — И не смотри так на меня! — с вызовом произнёс Рем, обращаясь к Тиррину. — Я не верю тебе, Тиррин. Не верю, что тебе нужен Итан или Юллиан. И твоё требование по тому закону многое мне сказало о тебе. Ты, похоже, даже Даккара не любишь. Кто вообще тебе нужен? Ты хочешь сделать меня игрушкой? Чем ты лучше меня? — А ты считаешь, что такой у нас неотразимый красавчик, что все мечтают тебя затащить в постель? Признайся, Ремарк, именно ты со дня нашего знакомства мечтаешь заполучить меня и Юллиана. Или ты сейчас будешь отрицать этот факт? — Я видел, в нем шла борьба с самим собой. Пытался держаться ровно, словно ему все равно на все, что происходит. Но… Его разум, подчиняясь половому инстинкту, сразу же рисовал картину их бурного соития. Я видел это по его глазам, читал по нашей брачной связи. Его влекло к нему с безумной силой. — Чего молчишь? Хочешь соврать? — Нет. Лгать не стану. Да, я хочу попасть в твою постель, чтобы понять, что ты из себя стоишь… — Ремарк… — зарычал я, сжимая кулаки. — В чем дело? — Непонимающе спросил, внимательно вглядываясь в глаза мужа, не желая что-либо пропустить из его эмоций. — Ты его хочешь, но строишь из себя ледяную статую. Я это чувствую… знаю… Он для тебя, словно магнит. Будешь отрицать, любимый? Почему не расслабишься и не попытаешься устроить свою жизнь? Семью. У нас ведь все может получиться. — Ты это сейчас о чем? — с недоумением спросил я Ремарка. — Я… ты…он — задумчиво ответил он, а затем, словно придя в себя, нахмурился и, оставив нас, быстро направился по коридору. — Тиррин. — И ты не ревнуешь Ремарка? — Он немного повернулся ко мне, чтобы видеть мои глаза. Не знаю, что бы он чувствовал на его месте по отношению к Юллиану или Даккару. — Ревную. Но держу свои чувства в руках. И ревность сама по себе — ещё не признак любви. И все же, хочу, чтобы у меня была крепкая и любящая семья. Для меня это очень важно. — Я достал свой кортик и лезвием рванул рукав рубашки. Материя опала, оголяя мою руку и нашу с ним брачную вязь. Я смотрю, как меняют цвет его глаза хамелеоны и пропадаю в них, как будто под гипнозом. Он скользит по моей руке взглядом. Да. Она изменилась и стала огромной за ту бессонную ночь. Я рассматривал ее в зеркале, когда отправился в ванную ополоснуться в душе. И этот жест не просто так сделан. Мне нужна его реакция. А ещё стоит посмотреть на его губы, и меня заносит в сторону поцелуев. Он уловил моё желание… Да и говорить не пришлось, как тут же загребли в крепкие объятия и накрыли губы страстным поцелуем. Меня словно током прошибло от неожиданности и резко нахлынувшего возбуждения. Запах, исходивший от мужа, чего-то свежего, вкусного — меда и корицы, запах настоящего самца, убойной силы. Он заставил обессилено повиснуть на его шее. Все внутри задрожало от такого резкого контраста, сначала его холодности, и теперь вот такой вот страсти. Просто поддаться чувствам и истинной связи, что подталкивала нас друг к другу. Это откровение стало бальзамом на мою душу. Своим напором и поцелуем напрочь выключая мозг и оголяя все нервы. И против притяжения никуда не деться. Таков уж наш мир и его правила. — Коварный соблазнитель… — дико почти прорычал я, подключая к ласкам язык и свои ладони. — Отдаюсь тебе! Делай, что хочешь. Отныне я весь твой. Он меня завёл и бросил, ухмыляясь. Отстранился, а я рычал, пыхтел и недовольно сверкал глазами. Так и не понял главного, его отношения ко мне… А он ещё и стебается, но не злобно. Шутник… — Оказывается, я ошибался. Тебя надо было брать именно лаской, а я. Хм. — Он вздохнул и мотнул головой, словно прогоняя непрошеные мысли и останавливая себя. — Итан, я раскусил тебя и твою уловку. Так понимаю, что все дело в тебе. Если между нами нет секса, значит, Юллиан не получит тоже ничего. Вот как он это понял? Как? Я хватал ртом воздух. То, что мы оба возбуждены, не сомневался. И он держится, а я уже на грани, чтобы наброситься на него. Скрывать свои эмоции ещё не научился. Да и стоит ли это делать? Пусть читает и разбирается в них. А я помолчу, коварный мой… — Тиррин, — это все, на что я был способен сейчас сказать. А он… Накинулся на мои губы так, словно вечность ждал этого. Истязал губами и языком, вырывая, наконец, стоны из моего горла. И похоже, кому-то тоже было плевать на стражу, на слуг и папарацци, что пролез в этот коридор и заснимал всю эту сцену. На некоторое время я забылся. Но он ушел, не дав мне получить главное, его самого… Да и мы так и не пришли ни к какому решению. И возникают определенные вопросы: Что это было? Эти поцелуи, что это? К чему они? Это такая изощренная пытка? Месть?