***
В этом месте я делаю драматическую паузу, чтобы вы могли проникнуться словами тюремная камера. Вы все поняли? Хорошо, спасибо.***
Грег вздохнул и пожалел, что он не в своем районе. Его никогда бы не арестовали в его районе. - Где-то неподалеку, Джон. Хорошо, что он удрал. Джон кивнул. Он обнаружил, что думает о том, как Шерлок удирал. И о реально восхитительном зрелище его роскошной обнаженной задницы, удаляющейся на скорости. Она подпрыгивала. Была сочной. Она… - Джон. Джон подумал, интересно, есть ли такой спорт, как бег трусцой нагишом. Если есть, они с Шерлоком могли бы им заниматься. Он бы чуть отставал от Шерлока. Всего немного. Между прочим… - Джон, ты бы не мог прекратить? Добрый доктор стряхнул с себя мечтания, посмотрел вниз, на свой стояк, образовавший симпатичный холмик из шотландки в его платье. Убрал с себя руки. - Извини, Грег. Я пьян. Грег подумал о собственном бездумном… потирании. Неужели это случилось всего лишь вчера вечером? - Все нормально. Просто, знаешь, может не надо этого сейчас делать? - Да. Именно от этого у нас и начались неприятности. Грег никак это не прокомментировал. Он там был, он знал, как начались неприятности. Возможно, он даже сказал: «Эй, ребята, вы не можете этого делать, у нас будут неприятности.» Но к тому моменту Шерлок частично оглох от похоти, а Джон, возможно, наполовину ослеп, и хотя это была середина второго акта «Кавалера розы», парни с Бейкер-стрит все равно не остановились и сделали то, что Грег им говорил не делать, и, поистине, неприятности они и поимели. Как и Джон Шерлока, но сейчас речь не об этом. Все было бы не так плохо, если бы они только не высовывались за пределы их ложи. Сперва парни подумали, что это несправедливо, они ввосьмером в одной ложе, а Джон и Шерлок в собственной, но притяжение бесплатного вина, коктейлей и закусок многое сделало, чтобы обеспечить мир, так что восемь мужчин в платьях расправили свои шелка, поправили оперные перчатки и вежливо уселись в ложе, в то время как чуть выше и правее еще двое членов компании нащупывали путь к тому, что вскоре станет их собственным небольшим раем. Все началось во время второго акта, когда тенор восстанавливал дыхание, а сопрано запела тише – отчетливый, безошибочно узнаваемый звук стона, изданного очень низким баритоном. Всем в опере потребовались лишь мгновения, чтобы осознать, что этот звук точно не донесся со сцены. Именно тогда все взгляды поднялись к небесам и чуть левее. И там он и был, бледный, темноволосый мужчина, его спина и плечи распростерты по бортику ложи, руки вытянуты, словно на распятии, голова запрокинута, а прелестный ротик широко раскрыт, выпуская на волю стаю откровенно впечатляющих стонов. Только потом, если моргнуть, можно было заметить в приглушенном свете, что был… был еще… ну, в глубине ложи стоял другой мужчина, держа ноги темноволосого широко раскрытыми и разведенными в стороны, и этот мужчина… он… Ох. Наверное, примерно тогда Лестрад сорвался с места, вопя друзьям что-то о неприятностях, хотя зачем он напрягался, он бы не смог сказать. Шерлок все равно – ему, кстати, стоило бы подумать о карьере на сцене, он явно умел доносить голос – ничего не слышал. А Джон, хотя и тише, заколачивал своему жениху с таким жаром, что Грег был уверен, даже если бы ему вдарили дубинкой, он бы ничего не заметил. Только не до момента, когда… - Оооо!- простонал Шерлок, закидывая голову еще дальше, так что все внизу явно могли увидеть уровень его блаженства. – Оооо, да! …случилось это. - О, боже, - сказал Джон, входя в него с великой сосредоточенностью, потом внезапно задохнулся, замерев, и выдохнул с таким облегчением всем телом, что, видит бог, почти все в опере ощутили себя как после соития. Все, кроме администратора. Потому что администратор был в гневе. Абсолютно разъярен. У Финнемора Гейтса и так был отвратный день, спасибо большое. Он имел дело с эгоцентричной миллионершей, ее двумя страдающими вулканическим недержанием собачками, и только что уволенным официантом, который уронил в фойе поднос с треской, запеченной в лимонах, и, черт побери, он был не в настроении терпеть театральную непристойность. Что объясняет, почему он, с полицией на буксире, появился в ложе любви всего спустя несколько мгновений после того, как туда добежал Лестрад. В ложе, в которой теперь оставались только удовлетворенный бывший армейский врач и, с той секунды, не тот детектив.***
- Мне правда очень жаль, знаешь. Грег знал. - Я не хотел, чтобы тебя арестовали. Грег знал и это. - И я не хотел, чтобы они подумали, что мы с тобой…были….ну ты знаешь… Грег знал. - Я пытался им сказать. Да, это Грег знал лучше всего. Он все еще мысленно слышал, как Джон фыркает: «Шутите? Это не мой жених!» И теперь, сидя в тюремной камере со своим не!женихом, Джон сокрушенно бормотал: - Я правда не хотел, чтобы оно так прозвучало. Грег знал, что ведет себя, как огромный, нетрезвый ребенок. Он также знал, что он должен просто взять себя в руки, отложить в сторону свое слегка задетое самолюбие и сделать так, чтобы Джон почувствовал себя получше. - Я знаю, ты был пьян. И удивлен. Добрый доктор кивнул. - Я все еще пьян. И я просто не думал о тебе в таком ключе. Грегу стало интересно, думал ли кто-нибудь о нем в таком ключе. - Просто… после двух лет с Мистером Психом, я даже представить себе не могу, что мог бы быть с кем-то другим. Грег ухмыльнулся: - Пожалуйста, только не говори, что ты его называешь… Джон хихикнул, облапал свою выпуклость: - Нет, я его называю… Детектив-инспектор заразился от Джона хихиканьем и бешено замахал обеими руками: - Не говори! Я не хочу этого знать! Было еще больше хихиканья, потом, наконец, оба погрузились в расслабленное дружелюбное молчание. В нем Грег размышлял о том, смог ли бы он хорошо выглядеть в приятном бледно-розовом. Розовый и серый (интересно, он был больше седым или серебристым?) были цветами, которые, как известно, друг друга дополняют, но детектив не был уверен, что он достаточно крут для этого. Джон думал о Шерлоке и женитьбе, и как сильно он хочет жениться. Он думал, как сильно он любит любовь всей своей жизни, и как неожиданно это произошло. Потом Джон коснулся фаты на тюремной скамье и, к его удивлению, ощущение при этом было, словно кто-то внезапно воткнул ему раскаленную кочергу в кишки. Как большинство из нас, добрый доктор большую часть жизни следовал традициям. Его отец служил в армии, и он пойдет служить. Уотсоны оставались в Англии, он путешествовал, но домом его была Англия. Он был мужчиной, он женится на женщине. На протяжении тридцати девяти лет он верил в эти вещи и принимал их. И хотя ни одна частичка его не согласилась бы изменить что-либо в его настоящем или будущем, какая-то небольшая, странная часть его оплакивала легкую уверенность его прошлого. С тех самых времен, когда люди начали жениться, они нервничали из-за вступления в брак. Это не говорит плохого о будущем супруге, это говорит о человеческой слабости: Большие обещания вызывают сильные эмоции. Так что, когда он держал фату в руках, какая-то нервная, человечная, крошечная часть мозга Джона Уотсона оплакивала «нормальную» (не гомосексуальную) жизнь, которой у него никогда не будет, так же как другие будущие женихи и невесты оплакивали «беззаботные» дни холостой жизни, от которой они готовились отказаться. - Дерьмово. Джон поднял глаза: - А? - Чел, ты дерьмово выглядишь. И так, будто вот-вот или блеванешь или разревешься, или и то, и другое. Джон шумно выдохнул. Так же неожиданно, как странное настроение накатило, оно ушло. Джон улыбнулся: - Шерлоку это бы пошло. - Шерлоку все идет. Джон ухмыльнулся, вытянул руки с фатой, словно собираясь надеть ее на голову высокому мужчине: - Ты его за это не ненавидишь? Лестрад моргнул и подумал об этом: - Нет, не особо. Я когда-то был очень красивым. Это не было настолько полезно, как можно представить. - Погоди, ты же… - Если ты хочешь знать, за что я его ненавижу, я могу дать тебе список, но в нем нет пункта «за то, что он остается красивым всегда и везде». Равно как и того, что он стройный и высокий с голосом, который следовало бы признать правонарушением, если не особо тяжким преступлением. - Эмм… - Нет, что я внес бы в свой список вещей, За Которые Я Ненавижу Шерлока Холмса, так это эти фокусы с удостоверениями. Ты знал, что они начали брать с меня деньги за замену? Я уважаемый детектив-инспектор, а они вычитают у меня из зарплаты за выдачу новых удостоверений каждый второй месяц. Я даже не знаю, почему он продолжает это делать. Должно быть, какой-то нервный тик или что-то вроде этого. - Я знаю, где… - А еще я поместил бы тебя в список причин, по которым я ненавижу Шерлока Холмса. Джон захлопнул открытый рот. Он решил, что хочет дослушать до конца. - В том случае, если тебе не очевидно, насколько для нас очевидно, насколько очевидно ты его любишь, позволь я первый тебе скажу: это очевидно. Ты мог бы идти по кладбищу, и мертвецу, по чьей могиле ты только что прошел, было бы очевидно, насколько ты от него без ума. Лестрад вздохнул и почесал шею. - Да, если я за что и собираюсь ненавидеть Шерлока Холмса, так это за то, что его кто-то любит настолько сильно, как ты. Это не часто случается, знаешь? Полагаю, большинство людей этого просто не заслуживает. Не думаю, что он думает, что он этого заслуживает. Эт’грустно. Двое мужчин посидели немного, думая об этом. Потом Джон протянул вперед руку: - Хочешь примерить мою фату? Лестрад сразу приободрился: - О, да, давай сюда. Несмотря на то, что вам говорит телевидение, мужчины думают о женитьбе. Некоторые мужчины, как и женщины, стремятся все организовать скромно. Что-то в офисе регистратора, пару свидетелей, потом обед. Другие обеими руками за пышное торжество, церковь, лимузин, платье и подвязки, все по полной программе. Джон сперва не осознавал, что он тоже из таких. Помпезность и обстоятельность заставляли его сердце биться быстрее. Он брюзжал насчет примерок и беготни, но запоздало осознал, что его раздражала спешка, а не нюансы вроде этот масляный крем или вон тот? Жемчужно-серый фрак или голубовато-серый? Орган и процессия или что-то короткое и по делу? Джон протянул фату: -Будь нежен. Лестрад нахмурился. Он был пьян, но не небрежен. - Разумеется, - сказал он, аккуратно принимая пышное изделие из рук Джона. И потом ведь была страсть. У них всегда была очень бурная сексуальная жизнь, но боже милосердный – Джон положил ногу на ногу, снял, снова скрестил ноги, куда сильнее – Джон был почти уверен, что ниже пояса у него все пылало. Он едва удерживался, чтобы не запустить себе руки в штаны. Он едва удерживался, чтобы не запустить руки в штаны к Шерлоку. - Фата куда мягче, чем я думал, - сказал Джон параллельно отрыжке. Грег кивнул: - Конечно. Тюль сам по себе не царапается, если только не купить дешевку. Было очевидно, что у Грега было куда больше опыта с материалом, поскольку он однажды уже женился. - Я однажды уже женился, - пробормотал он в качестве объяснения, его отрыжка – словно эхо Джона. - Грег, ты гей? Знаете, как, когда вы беременны, неожиданно все вокруг тоже беременны? Примерно спустя неделю после того, как он начал трахать Шерлока, Джон заподозрил, что примерно каждый второй из его знакомых – гей. Он начал задавать вопросы в лоб, но не добрался до Грега, так как детектив-инспектор был достаточно существенно женат, на женщине, в то время. - Да. Их взаимопонимание скрепила одновременная отрыжка. - Ты в курсе, что Майкрофт свободен, да? Грег залился румянцем по самую линию роста волос и погладил фату, вместо того, чтобы что-то сказать. - Неважно, примерь ее. Грег моргнул, глядя на фату, и подумал о британском правительстве, напрочь забыв, где он и что делает. Потом Джон протянул руку, чтобы отобрать украшение, и Лестрад быстро сконцентрировался. Сильно сощурившись от сосредоточенности, Грег задвинул гребешки в его отрастающую шапку серебристо-седых волос и разложил волны и кружева по плечам. Средства массовой информации редко говорят вам о том, что мужчины могут выглядеть в воздушных вещичках так же хорошо, как женщины. Но это хорошо. Все хорошо. В конце концов некоторые мужчины узнают об этом сами. - Вау. Выглядит действительно хорошо. Так и должно быть? Грег снова прищурился: - Понятия не имею. Ощущения приятные. - Ты женился бы снова, как думаешь? - Не раздумывая. Брови Джона станцевали удивленную самбу: - Почему? - Потому что я обожаю то заявление, которое ты этим делаешь. Сам факт, что ты кричишь-со-всех-крыш о любви. Потому что я думаю, что это заставляет людей стараться сильнее, мечтать о большем, это создает из них единое измеримое целое вместо отдельных переменных. Грег быстро моргнул, глядя на Джона. Джон моргнул в ответ. -В меня что, только что на время вселился дух Шерлока? Джон пожал плечами. - Твоя очередь. Джон нахмурился на фату. Внезапно он вроде как не хотел к ней прикасаться. Казалось, от нее вся камера стала грустнее. Он оглянулся по сторонам. Ну, казалось, что от нее только двое людей, которые находились в камере, стали грустнее. - Ладно, дай сюда. Грегори Лестрад так и сделал. Джон натянул фату на голову и мгновенно ощутил себя дураком. Грег встал, умудрился споткнуться на отрезке пути в два фута, выровнялся, опершись рукой на плечо Джона, а локтем заехав ему в ухо, сказал «извини» пять раз, а потом с глубоким, балансирующим вздохом он поправил фату на голове Джона, взбил пышнее волны, взглянул искоса на свою работу и быстро провел рукой под носом. - Не плачь. Лестрад заморгал блестящими темными глазами, глядя на Джона. - Я не плачу, Джон. Я… - Грег одурело покачнулся. – Я… - Он коснулся левого глаза. - …плачу. Это совсем другое. Джону не нравились глаза на мокром месте, которые начали у всех появляться. Он начал снимать фату. - Не смей! Он остановился. - Почему? Грег снова уселся на свою славную тюремную койку и начать крениться на правый борт. - Потому что ты выглядишь очень мило. Джон нахмурился. Он был не против всяких метросексуальных, стирающих гендерные линии штучек, но иногда он думал, а не возглавили ли они с Шерлоком целый парад в этом отношении. Но неважно. Все было хорошо. Кроме того, он был слишком пьян, чтобы снять фату, в любом случае. - Почему свадьба заставляет людей чувствовать грусть? - Не знаю. Думаю, это счастье. И это историческая веха. Они всегда грустные и хорошие и странные. Как конец года. Думаю, ты думаешь о всех вещах, о которых ты думал раньше, что сделаешь до того, как дойдешь до этой точки, и иногда ты их сделал, а иногда нет, и… и… - Грег бессмысленно жестикулировал, - …все, что было у меня на холостяцкой вечеринке, - это жирная еда и плохая музыка. Гомосексуальные холостяцкие вечеринки куда лучше, ты так не считаешь? Джон протрезвел достаточно, чтобы стянуть фату с головы, не порвав тюля. Он передал украшение обратно Грегу. - Как думаешь, где все? Грег прижал фату к груди: - Все еще в опере? Умерли от алкогольного отравления? - Я рад, что ты не умер, Грег. - Я тоже, - пробормотал Грег, случайно тыкнув себя в висок гребешком фаты. Джон был слишком занят, наблюдая за издевательствами Грега над фатой, чтобы сказать еще что-то хорошее: - Нет, поверни ее… - нет, она не… - она… - нет… Отчаявшись, Джон встал, вытянул фату из рук детектива, пробормотал: - Черт, сиди спокойно, идиот. – а потом снова закрепил приспособление на голове своего друга. После того, как оба немного посуетились с волнами, расположив тюль как надо на плечах детектива-инспектора и вокруг его лица с неухоженной бородкой, Джон наклонился и поцеловал Грега в губы. Тюль щекотался. Примерно десять секунд после этого оба были совершенно супер-спокойны насчет происходившего. Потом оба осознали, что обручены не друг с другом. -Эээ. - Эй. - А. - Ну. И больше они ничего об этом не сказали. В тот момент. А потом это случилось. Средняя температура комнаты, казалось, упала на десять градусов, положив конец неловкому молчанию между детективом и доктором. Они посмотрели друг на друга. Они встали. Они чуть приподняли подолы своих вечерних платьев, чтобы свободно передвигаться в сторону решетки их тюремной камеры. Потом хором они шепнули: - Майкрофт здесь.