«Ещё один блестящий вопрос,
после которого можно бросить микрофон и уйти со сцены.
Спектакль окончен,
актёры проебались,
театр посрамлен.
Выкидывайте листовки, пора закрывать лавочку»
«Спаси, но не сохраняй»
***
Это всё тот же очередной урок, где парочка сидит вместе, рисуя друг другу милые рисуночки в тетрадях. Учительница давно перестала обращать на них своё внимание, просто потому что до Томаса с Уилбуром сложно дозваться. Этих парней не любил ни один учитель, и даже ученики часто поглядывали на них, считая странными. А ещё это их последняя пара. Парни сидят на самом дальнем месте, чтобы их не отвлекали и они могли разговаривать достаточно громко для друг друга. — А потом я говорю Таббо: «Вообще-то Уилбур...» Ты чего? — Томас затих: он застал на себе пронзительный взгляд кофейных глаз напротив, а эта улыбка Уильяма уже давно заполонила все мысли и разум мальчишки, заставляя щеки багроветь снова и снова. А касания... Ах, эти касания мужчины Томми бы на коже высечь, чтобы всегда были, потому что мало. Мало, мало, мало, хочется больше, ближе. Парень быстро целует юношу в лоб. — Люблю тебя очень, ладно? — его лёгкие смешки стали усладой для ушей Саймонса. Рука Сута сама тянется потрепать этого несносного мальчишку по излюбленным пшеничным волосам: Уил осторожно спутывает пальцы в светлые пряди, то и дело массируя голову подростка. Эти нежные прикосновения... Томас мог бы бесконечно сидеть вот так, только бы с любимым Уилом.***
— Пойдем ко мне? Можем чай попить, порисовать, — их уроки закончились. Юноша берёт руку Сута в свою, и они не спеша отдаляются от колледжа. — На чай? Ты знаешь, чем обычно заканчивается поход к тебе домой, — с улыбкой во все тридцать два отчеканивает Сут, на что получает злое «Эй!» от своего парня. — И я не прав? Мне кажется, что Филза не пустит меня к вам из-за того случая! — Он и не знает о нём! Да и его дома нет, он на работе, — спокойнее проговаривает Томми, уверенно ведя Уилбура в сторону своего дома. Подросток слышит лишь тихое хмыканье, мысленно радуясь одобрению этого сумбурного предложения. Он проведёт с Уилбуром больше времени, которого, почему-то, катастрофически мало, как Саймонс думает. Хотя они и так не разлей вода в последнее время, что уж там. Но это простая романтика. И ещё романтика заключается в некой интимности. Ах, нет, не той интимности, о которой можно подумать лишь в сексуальном плане — это про те действия, что олицетворяют ту самую пару, и для этих парней — это рисование. Томас даже подумывал предложить Уилу порисовать на телах, но он слишком скромный для этого. Однако романтики и той самой интимности хочется до безумия, до «звёзд перед глазами». Жаждет с каждой секундой всё больше. — Хе-ей, малыш, ты притих, — парень слегка тормошит подростка за руку, заставляя обратить на себя внимание. Глаза напротив задумчивы. — Уил... А ты нарисуешь меня? — они останавливаются. Сут несколько секунд смотрит на юношу, переводя взгляд в его глаза, буквально умоляющие выполнить просьбу, и Уил никак не может отказать. Отказать Томми было бы фатальной ошибкой. Самым большим грехом. — Конечно, Томс, — и подросток получает быстрый поцелуй в губы.***
— Аргх, Уилли, у меня затекла шея! — уже которые десять минут жалуется юноша Суту на то, что тот медленно рисует его. На самом деле, Уилбура это выводит из себя. Причём не в первый раз и не только это нытье со стороны юноши. Учитывая, в каком он состоянии в последнее время — его ещё больше начинает раздражать Томас. Уил часто ругает себя за такие мысли к возлюбленному, но почему-то не может думать иначе. Словно что-то меняет его мнение, мысли, и, кажется, даже искажает реальность. Уилбур решил бы, что давно тронулся умом, ибо переживать всё это действительно странно. И ещё, как на зло, Саймонс не собирается затыкаться. — Чёрт, Томми, потерпи ещё немного, пожалуйста! — не выдерживая, цедит Сут. Томас сразу затихает, не понимающе одолевая парня взглядом. В последний раз Уилбур был таким агрессивным тогда, когда впервые появился. Глаза напротив сразу темнеют, и не самый светлый оттенок глаз становится ещё мрачнее, даже страшнее. Томми пытается найти ответы во взгляде парня, но понимает, что если нырнёт глубже, уже вряд ли выберется. Свет, исходящий от Томаса, буквально меркнет. Он тускнеет и тускнеет, и это замечает Сут. — Прости... — Уил откладывает кисть, рассматривая профиль мальчишки, который, отвернувшись, опускает глаза в пол. — Томс, хей, посмотри на меня? — мужчина протягивает руку, дотягиваясь до подбородка юноши и поднимает его голову, заставляя посмотреть на себя: слёзы скопились в уголках глаз. Саймонс не выдерживает этого напора, опуская глаза в пол. Не может... Не может смотреть на него, ибо это похоже на какую-то больную пытку. Томми понимает, что где-то в глубине души зол и... Разочарован? Уилбур отпрянул. — Конечно после смерти дела уже нет, но надо ж как-то запомниться, выделиться напоследок… Завершить свою симфонию? — симфонией Уил называет картину с Томми, ведь она создаётся с душой. Он продолжает рисовать, как ни в чем не бывало. Кажется, что время застывает. Том делает шумный вдох, но не может выдохнуть. Ощущение давления где-то в горле перекрывает все шансы на тот самый спасательный кислород. Почему Уилбур так предаёт его? Почему... Уилбур так поступает с ним? Почему речь заходит про ебанную смерть, когда у них должен быть счастливый конец со словами: «и жили они долго и счастливо»? Слишком много вопросов, повисших в воздухе и остающихся без единого ответа. Подросток решает заговорить. — Что ты такое говоришь, Уилби? — слова эхом прокручиваются в голове. Томми смотрит на расслабленного Сута, желая выбить хоть слово из него, но тот продолжает сосредоточено рисовать подростка. Всё же оставив идею донимать мужчину, Томас жаждет посмотреть, на каком этапе тот рисует его, но мужчина огрызается на него. — Просто подожди, пока я дорисую это, — Уил не отводит взгляд от рисунка, но слегка улыбается. Эта улыбка выходит кривой, неяркой, и Томми, если честно, становится страшно. — Ам... Уил? — юноша попробовал обратить на себя внимание, и жуткий дисбаланс внутри из-за того, каким сейчас выглядит Сут после его странных слов, медленно сводит с ума. От него так и хлещет дурацким спокойствием и даже немного равнодушием. — Я хочу закончить на сегодня.***
Мысль, что что-то случилась, не даёт покоя с самого начала дня, когда Сут рано утром ушел в колледж на дополнительные пары. Томас старается не думать о плохом, но, давайте на чистоту: произошло действительно много странных событий, причём тех, которые то и дело заставляли переживать за мужчину. После второго телефонного звонка, на который Сут не ответил, в сердце закрадывается паника. Подросток, в спешке, собирается в колледж, в надежде на то, что найдёт Уилбура хотя бы живым. Впрочем, если не найдёт, то и смысла тогда никакого не станет. Том бежит искать Сута, и, кажется, что для него больше не существует никого и ничего. Он желает только найти парня, потому что без него подросток загнётся. Мальчишка потеряет все яркие краски в жизни, ибо его серую жизнь раскрасил Уил, даря столько новых эмоций и то, к чему Том стремится. Подарил мальчику то, ради чего тот живет. Томми ищет Уилбура в колледже, бегая по этажам и расспрашивая всех учащихся, которые так или иначе могли быть связаны с Сутом. Оказывается, что никто не знает где он. Сердце Томаса уходит в пятки. Тревога постепенно нарастает, заставляя чувствовать пожирающий страх, с каждой секундой поглощающий всё больше и сильнее. Страх, перекрывающий кислород, давящий на грудь, а мысли в голове сменяются пульсирующими висками и быстро бьющимся сердцем. Удар. Вдруг всё обрывается. Он ощущает жгучую боль где-то в районе груди. Удар. Томас понимает, к чему это. И так быстро до дома он ещё никогда не бегал. Он в панике прибегает домой. Ищет же тот самый рисунок всей его жизни, надеется не найти, думает, что Дрим не успел или не сделал ничего. Забегая по лестнице в свою комнату, первым же делом Томми смотрит на стол. Сердце пропускает удар. Кажется, внутри него что-то сломалось? Системы Томаса резко отказывают. Там лежит портрет Уилбура. Его Уилбура. Он склоняется над ним, и стадия не осознания и не принятия этого факта забивает все мысли. Этого же не может быть? Этого не должно было произойти... Томми, сквозь пелену слез, смотрит на портрет. Он замечает, как его собственные горькие слезы капают на рисунок. Томас плачет. Взгляд становится мутным, но он пытается сморгнуть влагу. Он отходит в центр комнаты, и неосознанная боль появляется во всем теле. Его сломали. У него отобрали единственный смысл жизни. Чувство безысходности слишком захватило этого парня. Ему хочется сломать всё, что вообще было в этой комнате, в этом доме. Сломатьсломатьсломать. Истошный крик, осевший в груди, всё-таки вырывается, и Томас хочет замолчать, но просто не может себя остановить. Он начинает рыдать сильнее, бормоча что-то для себя. Может, это для того, чтобы успокоиться, или, может, наоборот — винить себя? Или Дрима? Или вообще всех. Порыв агрессии берёт над юношей контроль. Ему чертовски нужно сломать что-нибудь. Разбить, порвать, да вообще всё равно! Он хватается за первое, что попадает под руку, ломает и рвёт это. Томми думает, что это просто какой-то один из его набросков чего-то или, может быть, даже какой-то портрет. Но пока он не знает, что это будет портрет его возлюбленного Уилбура, и сейчас он не думает о том, что сможет нарисовать его ещё раз. Просто психологически не справится с тем, что Уил теперь мёртв. Все мелкие кусочки портрета разлетаются по комнате, как ветер разносит пепел на улице. И последние мосты сжигаются. Причем быстро, резво, и Томми ничего не может с этим сделать. Цена, про которую однажды упоминал Дрим, была заплачена с полна. Богу всего лишь нужно было получить от мальчишки нужду прийти снова, возвращая Уилбура обратно на бумагу. Благодаря этому, Дрим питается именно сильными человеческими эмоциями. Но никто не знает, что он является связанным со своими «клиентами» духовно, и поэтому тот имеет какое-то место в их разуме. Вспоминая этого бога, тот словно слышит малейшее упоминание о себе и уже можно почувствовать его присутствие. Шорох в комнате — Дрим ощущается очень остро. Томас не выдерживает. — Да что тебе нужно?! Ты абсолютно ничего не сказал про плату! — паника выдаёт дрожащий голос Томми, но он уже не боится показывать себя слабым и беспомощным, причём в руках этого недобога. Однако, всё же, юноша никто, по сравнению с этим могущественным существом. Подросток поднимает свои заплаканные глаза на него, немного скалясь и пыхтя от разгоревшейся злости в нём. Задумчивое выражение лица Дрима заставило подростка немного успокоиться, но это оказалось всего лишь на каких-то пару секунд. Томми клянётся богом, что никогда не забудет эту улыбку Дрима: убийственную и такую яркую. Подросток понимает, что всё, абсолютно всё было зря. Все надежды рухнули вместе с ожиданиями. Кажется, что ноги сами подкосились, прежде чем он осознаёт, что или кто на самом деле нужен этому богу. — Забавно вышло, не находишь? — Дрим встаёт, подходя к мальчишке. Он осторожно берёт его за подбородок, покрутив голову в руке. — Это страдание на твоём лице, непонимание и отчаяние в твоих глазах… Как я обожаю это! Томми выпадает из реальности. Он не слышит ни слов бога, ни даже собственные мысли. Юноша думает лишь о Уилбуре и о возможном их будущем, которого никогда больше не будет. — Я живу за счёт страхов людей, а от тебя так и несёт ужасом, Томми! — этот смех сводит мальчишку с ума. В голове белый шум. Он давит на черепную коробку с мозгом, из-за чего Томас держится за голову, поджимая коленки к груди. Так больно ему ещё не было никогда. Он один. Он снова один. Саймонс думал, что сможет сбежать от этой гнусной реальности с кем-то вместе, и у него даже вышло на какое-то время, но... Но какой ценой? За всё в этой жизни нужно платить, и Томми заплатил самое дорогое и самое бесценное — собственную личность. Перед глазами мелькают страшные картинки: как Дрим, на глазах Томми, убивает Уилбура, медленно вонзая нож в сердце и с напором прокручивая его в грудной клетке. Кровь лужей пачкает паркет, и её становится больше: она уже на стенах, на каких-то предметах, и Томас кричит. Он молит бога прекратить всё это. Пожалуйста, остановись. Это так больно, Дрим. — Теперь ты понимаешь, какого это? Забрать самое дорогое, что у тебя есть... И ведь это даже не твоя семья — так, парнишка с какого-то рисунка, — Дрим говорит об этом в довольно странной интонации, которой Саймонс от него никогда не слышал: напоминает жалость в его голосе? — Томми, я не монстр, я всего лишь тот, кто может изменить жизни людей, но никогда ничего не бывает просто так, и ты тоже об этом знаешь, — Дрим подходит ближе к нему, хотя казалось бы, куда ещё. Томми так и сидит в углу комнаты, закрывая голову руками и прячась где-то в коленках. Может быть, Дрим его не найдет так? Может, юноша просто сам исчезнет? — Томас, ты зря настолько привязался к нему, — и, больше не проронив ни слова, бог уходит. Подросток продолжает так сидеть, пока домой не приходит Филза.***
Томми лениво поедает свой ужин, заботливо приготовленный отцом. Филза, узрев состояние своего сына, не отходит далеко от юноши, решая, что тот захочет поделиться с ним об этом. Чтобы заполнить эту нагнетающую тишину на кухне, мужчина включает телевизор. Ничего необычного: просто местные новости, которые Томми когда-то смотрел вместе с Филзой, но вскоре перестал в силу возраста и занятости. Томас мысленно благодарен отцу. Для него сейчас телевизор — альтернатива гнусным мыслям. Он жаждет отвлечься. Женщина вещает про очередных неосторожных людей, которых грабят, и Томми привык к этому. Это просто жизнь. Он отправляет очередную вилку с лазаньей в рот. — Случаи суицидов по всей стране увеличиваются с каждым днём, — Филза слегка насторожился, потому что это не то, про что стоит слышать Томми. Но они продолжают смотреть. — Сегодня, недалеко от легендарного пляжа Брайтон-бич, нашли тело 22-х летнего парня. По данным — это Уилбур Голд, известен... Томас роняет вилку на пол. Он рассматривает фотографию Сута в новостях, которую смогли найти на него, и не верит. Юноша ничему уже не верит. Тело Уилбура лежит рядом с высоким зданием. Оно было скрыто за мешком для трупов. Отец резко смотрит на подростка и не понимает, что происходит. Во взгляде Томми тот тоже не находит ничего, кроме боли. — Парень решил прыгнуть с крыши многоэтажного здания... — продолжает вещать женщина. Внутри всё застыло. Подросток не может сдвинуться с места, чтобы выключить телевизор, но это делает Филза. Молчание между ними становится всё громче и громче. — Томс... Почему... Почему ты не рассказ- — подросток выбегает из кухни в туалет, так как приступ тошноты резко накатывает из-за случившихся событий. И, быть может, всё когда-нибудь образуется? Возможен ли другой исход этой истории, которая подходит к концу? Томми чувствует себя в каком-то страшном сериале, напоминающий психологический ситком. Словно сейчас, когда он сидит после приступа на холодном кафельном полу, появляются титры с участием всех, кто возникал в этой истории. Впрочем, он так и продолжает сидеть, с ужасной головной болью и опустошением внутри на всю жизнь, пока к нему ломится Филза. — Томс... Томми, выходи! — он желает подняться, сделать хотя бы шаг, но эта попытка проваливается с треском. Юноша всё ещё сидит на кафеле в полу-бреду. Даже сейчас он слышит голос Дрима, а не своего отца.