***
Мне четырнадцать, я возвращаюсь домой со школы, абсолютно спокоен, ибо в дневнике все нормально, в школе ни с кем не срался, а отец уже пять дней трезвый, что уже занятно. Достаю ключ из кармана, вставляю его в скважину. Не успел я даже провернуть ключ, как услышал громкие шаги с другой стороны, после чего дверь открылась, разъяренный отец схватил меня за волосы и, выдернув из них клок, кинул на пол через порог, захлопнув за собой дверь. Я заорал от боли, схватившись за голову. Начал подниматься, но меня остановил удар по ребрам с ноги, и я отлетел в шкаф. Я мог лишь простонать: — За что… — я начал сильно кашлять. Отец, будучи высоким толстым мужиком, метра под два, с легкостью поднял меня, сложенного как палка, взял меня за шкирку, после чего, брызжа слюной, начал орать: — Позорище, как ты мог блять! Неблагодарная ты тварь, ты куришь, позоришь меня и свою семью, скотина! — он ударил меня в живот, после чего кинул на пол. Меня вырвало, во рту появился металлический привкус крови. Или это блевотина была такая, я понятия не имею. Отец отвернулся. Я кое-как поднялся на ноги, после чего ударил его под колено, отчего он упал. Я кинулся на него, попытался вырубить ударом в челюсть, но это не удалось, поэтому я ударил эту тварь затылком об пол, после чего он обмяк. Я пощупал пульс, удостоверился, что он жив, ушел в свою комнату. Выгреб из-под кровати свою копилку, вытащил из нее шестьсот рублей, сунул в карман. Взял из холодильника сушеную рыбу, ибо это была единственная еда в доме, взял нож, положил в карман. Вытряхнул всю хуйню из рюкзака в виде учебников и тетрадей, кинул в рюкзак рыбу. Взял зарядку для телефона и две пачки сигарет из заначки. Корона без капсулы, дрянь редкостная. Накатил пивка из холодильника, так сказать, для рывка. Взял сменную одежду и надел куртку потеплее, после чего вышел из дома, вызвав отцу скорую. Целый день я бродил по улице, пока не отхаркнул кучу крови и не потерял сознание. Очнулся я в больничке, провел там пару дней, мне сказали, что у меня перелом двух ребер. Дальше была волокита по полиции, комиссии по делам несовершеннолетних и так далее. Меня привели в участок для дознания. Опросили по поводу того, кто я, по поводу моей семьи, кто меня избил и так далее. Я остался один на один с каким-то маленьким полицейским в штатском, который представился как капитан Лапшин. — Твой отец, Виктор Васильевич Григорьев, может быть привлечен по статье сто двенадцать часть два уголовного кодекса Российской Федерации. Ему светит срок до трех лет. Тебе это надо? — спросил меня полицейский, пододвинув мне кружку чая, — будешь? Я взял кружку и отхлебнул. Чай был с лимоном, сладкий. Я ответил ему: — Мне плевать, что с ним будет. Я просто не хочу с ним жить, иначе он меня убьет. Вы можете сделать что-то? Капитан снял фуражку и почесал бритый затылок. — Ну смотри, у тебя из родственников только тетя, можем пристроить тебя к ней, если хочешь. — Что угодно, только не оставляйте меня с ним.***
Образы рассосались, голова начала раскалываться, в мыслях каша. Тем временем пред моим лицом предстала мерзкая ухмылка Кэрри, который успел снять шлем за время моего «отсутствия», если так можно сказать. Безумно хочется уебать этому хмырю, да не могу. — Есть что сказать теперь? — сказал он, потирая руки. — Я ничего не знаю, я даже понятия не имею, как я тут оказался. Кэрри вздохнул, посмотрев на меня с разочарованием. Он снова взял рацию и сказал в нее: — Включай на восемьдесят про… — он не успел договорить, ибо стена с зеркалом, находившаяся за ним, разлетелась на куски, после чего из образовавшейся дыры вылезли люди в похожей броне, но черного цвета, один из них выстрелил из пистолета в затылок Кэрри, пробив его насквозь. Куски мозга попали на мое одеяло, отчего я нехило так прихуел. Сам лейтенант упал рядом, ударившись лицом о борт кровати. Солдаты подбежали ко мне, отключили меня от аппарата, отстегнули от кровати и подняли. Один из них, судя по всему главный, ибо на его предплечье красной краской был изображен символ перечеркнутой луны, а броня была заметно получше, достал из кобуры Кэрри пистолет, похожий на Five-Seven***, только с другим затвором, с компенсатором на стволе и удлиненным магазином, после чего протянул его мне. — Ему он уже не пригодится, а тебе нужно постоять за себя. Добро пожаловать в «Серебряный след», — сказал он, — а теперь пора делать ноги. Я поднялся, снял магазин с пистолета, понял, что обойма полна, вставил его обратно и дослал пулю в патронник, предварительно сняв пистолет с предохранителя. Отряд, состоявший из семи человек, уходил по тому же пути. Оказалось, что за зеркалом находилась комната с оператором, чей труп лежал у стены с простреленным животом. Пробежав за отрядом по сотням разных коридоров, мы нарвались на вражескую группу, с которой разделались без моей помощи. Трое наших просто перестреляли их из винтовок, ибо враги не успели спрятаться за колонну. Довольно странное поведение для натренированных оперативников. Хотя хер их знает, может это были новобранцы. Как бы там ни было, одного солдата ранило, благо легко, в левую руку, поэтому он продолжил движение вместе со всеми. Наш отряд пересекся с другим дружественным отрядом. Среди одинаковых солдат в броне, я разглядел Шурика и Славю, судя по всему их вытащили, как и меня. Хоть одна хорошая новость за сегодня, блять... Вдруг сзади подоспела еще одна группа, состоявшая из пяти вражеских солдат. Получилось так, что я находился ближе к хвосту колонны, за мной было еще два человека. Одного из них сразу убили выстрелом в шею. Он упал на колени, зажал артерию, пытаясь остановить поток крови, идущий из нее. Я прицелился, сделал два выстрела в ноги какому-то оперативнику в белой броне с желтой повязкой на плече. Он упал, я вывел его из боя. Оперативник в поношенной броне прыгнул за колонну, после чего стрельбой по-сомалийски ранил в грудную клетку солдата, находящегося рядом со мной, который не успел спрятаться. Я прыгнул за ящик с припасами, находившийся в коридоре, после чего, когда враг начал перезаряжаться, высунулся и прицелился в место, откуда мог выглянуть противник. Как только он высунул винтовку, я выстрелил по ней, выбив ее из рук, и, судя по крикам, сломал кисть стрелку. Он упал, после чего командир отряда выстрелил ему в голову из винтовки, разнеся ее в кровавую кашу. Его тело еще секунду билось в конвульсиях, потом он обмяк. Под затылком растеклась лужа крови. Отвратительное зрелище, которое я запомню на всю жизнь. Командир отряда вытащил гранату из подсумка, выдернул чеку и отпустил рычаг. Он отсчитал шепотом три секунды и кинул ее между колонн, за которыми находились оставшиеся два дееспособных противника и раненый, которого туда оттащили. Послышался крик, после чего прогремел взрыв. Его последствий я уже не видел, так как не успел туда посмотреть, наш отряд сразу же начал движение. Мы продолжили бежать. Я заметил мокрое пятно на своей футболке. В ужасе прикоснулся к нему, осознав, что в меня попали. Адреналин, притуплявший боль во время перестрелки, спал, отчего мой левый бок как будто грызли собаки, я истекал кровью. Я упал на пол коридора. Последнее, что я запомнил, было старое, морщинистое лицо оперативника с синей повязкой на шлеме, который положил меня на носилки, после чего я впал в забытье.