5 Times Someone Walked Into Takemichi's House Uninvited, and One Time People Were Invited

      Такемичи не был человеком, которого можно было назвать привлекательным. Не в Томане. Не в мире преступников. И даже не в повседневной жизни. Ямагиши знал это, потому что дружил с ним, причем уже несколько лет. Он не был Такуей, который знал парня еще до того, как каждый из них начал связывать между собой слова, и не был Макото, который примкнул к ним лишь год назад. Он был совсем не похож на Атсуши, который, казалось, лучился решительностью и заставлял людей тянуться к нему. Ямагиши был единственным, кто получал пятерки и четверки в их классах, и занимался с Такемичи потихоньку дольше, чем они проучились в средней школе. Он провел немало ночей, вырубаясь в вечно пустом доме мальчика после целого дня занятий. Они были друзьями - крепкими и надежными. У них были общие секреты, общие воспоминания и доверие. Значит, они понимали друг друга. Ну, нет, это было предположение. У них было понимание. Два совершенно разных человека, но с достаточным количеством схожих черт, позволяющих им смотреть друг другу глаза в глаза. Они не были связаны по рукам и ногам, но знали друг друга. Такемичи был рядом, когда его сестра попала в аварию, а он не мог больше держать себя в руках. Он солгал всем и сказал, что они вместе отбывают наказание, и что остальным не нужно их ждать. Ямагиши подыграл ему, потому что просто слишком устал, чтобы поступить иначе, и был слишком занят мыслями о разбитом стекле, хрупких костях и бип-бип-бип. Когда он наконец пришел в себя, был в спальне Такемичи, рыдая в ладони. Блондин гладил его по спине, подавал салфетки и слушал белиберду, которая лилась с его губ. Все будет хорошо, Гиши. сказал он с полными слез глазами и дрожащей улыбкой. Она просто в больнице, так ведь? Больницы не такие уж и страшные. Тогда ему хотелось кричать, потому что больницы были ужасными. От них пахло кровью, в приемных лились слезы, и все были слишком усталыми, чтобы обратить на тебя внимание. Они были одиноки, слишком много всего сразу, и Ямагиши кипел от шока и ненависти к себе, потому что не мог заставить себя пойти и навестить ее. Родители уже несколько дней умоляли его хотя бы заехать к ней. Ему не нужно было оставаться, просто передать ей все, что он хотел, но Ямагиши просто... не мог. Чем дольше он думал об этом, чем больше его предательский мозг спрашивал его, почему Такемичи, как никто другой, знал, что такое больницы, тем больше он думал, что ему будет плохо. Такемичи гладил, гладил, пауза, похлопывал, разминал его спину, не переставая. Мы должны навестить ее в выходные, решил Такемичи. Я пойду с тобой. И они пошли. Они правда, правда пошли. Такемичи посадил его на свой потрепанный серебристый велосипед с маленьким грустным букетом цветов в передней корзине и практически потащил Ямагиши туда в состоянии фугу. Он держал его за руку, хотя его ладони были потными, и вложил всю душу в то, чтобы дотащить Ямагиши туда, куда ему было нужно. Он плакал, когда Ямагиши плакал, и стоял за ним в дверях, чтобы тот не сорвался и не убежал. Такемичи вежливо сидел снаружи, пока он плакал, и так же вежливо вошел, когда Ямагиши позвал его внутрь. Шууя выглядела не очень красиво, черно-синяя, с наполовину обритой головой. А еще она была в коме - что, видимо, ничем не помогло, - но да. Ничего хорошего. Такемичи представился, несмотря на то, что они встречались уже полдюжины раз, и положил цветы (в которых осталось больше стеблей, чем лепестков) на ее кровать. Он не придвинул стул поближе к Ямагиши, но улыбнулся сквозь слезы и постарался вести себя как Такемичи, которого он знал и любил. Итак. У них была история. И он тоже был рядом с Такемичи. Может быть, не в такие впечатляющие моменты, как этот, но зато в таких важных мелочах - всегда. Контрольные работы с 82% были приклеены на холодильник для него, а не для мамы Такемичи, потому что именно для него они имели значение. Он слушал, как тот перебирал аккорды на гитаре, которую Ямагиши с угрозами заставил его купить на прошлой неделе. Он читал убогие школьные романы, пока скрипучие ноты превращались в нежные переливы, веселые мелодии, исполняемые на гитаре, которая теперь звучала совсем по-другому. Такемичи отмалчивался по поводу таких вещей. Он улыбался достаточно ярко, чтобы отвлечь всех от важного, как успел понять Ямагиши. Такуя уже давно знал это - выбивал его дверь, когда он не отвечал, и вытаскивал на улицу в пижаме. В отличие от всех остальных, кто общался с Такемичи на расстоянии вытянутой руки или с пассивной агрессией, Такуя дергал его за уши, и кусал, и кричал, и бил. А потом все снова было хорошо. Но он знал, что возиться с Такемичи - дело нелегкое. Он просветил Ямагиши после первых двух или трех поединков, свидетелем которых ему довелось стать. "Такемичи зациклился на своих принципах и застрял в мыслях", - проворчал он однажды. "Ты должен доказать, что тебя действительно волнует то, о чем ты говоришь. Иначе он не будет слушать". И знаете что? Это звучало почти правильно. Такемичи бросался всем существом в каждое свое дело, и если сила, противостоящая ему, не была сильнее, если не равной, ничто не могло его удержать. Его нужно было подтолкнуть, сдвинуть - изменить курс - чтобы достучаться до него. Короче говоря, Ямагиши и Такемичи кое-что друг о друге знали. И Ямагиши, он был умнее среднего хулигана. Он заметил, когда Такемичи начал пялиться на Атсуши, когда думал, что никто не смотрит. Словно он думал, что их друг исчезнет в любую секунду. ( Как и сейчас Такемичи). Он замечал, когда волосы Такемичи утром выглядели не очень хорошо (поэтому делился с ним гелем), когда мешки под его глазами становились темнее (поэтому откладывал для него конспекты, пока тот дремал на уроке), когда синяки на его челюсти не заживали (тогда он задавался вопросом, откуда они брались). Ямагиши не отличался особой силой, а его очки были фальшивыми, но он прекрасно понимал, когда дело шло на юг. А в сложившейся ситуации, Такемичи, не просто двигался на юг, он с дикой скоростью несся к сраному юго-западу на восьмой скорости. Не нужно было быть идиотом, чтобы увидеть это, но все их друзья были идиотами, так что это никому не помогло. Такуя несколько раз встречался взглядом с Ямагиши, поднимал бровь - даже перекинулся парой слов - все-таки они были на одной волне: Такемичи плохо держался. Остальные ребята не согласились, но договорились быть с ним помягче, так что они вдвоем решили, что у них все в порядке. Время для вмешательства еще не пришло - пока не пришло. С такими темпами, какими он шел, оно должно было наступить скорее раньше, чем позже, но пока еще не все было так плохо. (Пока, говорили они себе. Пока.) Когда он перестал приходить на обед почти каждый день, преследуя старшеклассников, переведенных из исправительной школы, они забеспокоились чуть больше. А когда он начал приходить в школу с косматыми локонами, даже не расчесанными, не говоря уже об укладке, они всполошились еще сильнее. В тот день, когда Дракен отвел его в сторону и спросил, что за хрень с Такемичи и его шрамами, Ямагиши неловко улыбнулся и откланялся. Не беспокойся об этом, - запнулся Ямагиши. Дракену не понравилось, что он не ответил. Ты знаешь о них? Чтобы не показаться самым плохим другом на свете, а также потому, что он собирался поджечь дом Такемичи, чтобы тем самым ознаменовать их вмешательство, он кивнул. Мы следили за ним - без обид - гораздо дольше, чем вы. И с полувопросительным вздохом, Дракен его отпустил. Ямагиши никогда в жизни не бегал так быстро, хвала Господу. К тому времени, как ему удалось дозвониться до Такуи, мальчик на другом конце провода собирал Такемичи воедино, что, черт возьми, значило немедленном проведении операции по вмешательству. Ямагиши сделал то, что должен был сделать как друг Такемичи номер два, вызвонив его друга номер один, но это не означало, что его работа была закончена. Несмотря на то, что ему казалось, что воздух застрял в горле, а пот заставлял носки кроссовок скользить, он продолжал идти в довольно быстром темпе к дому Такемичи. Где-то через два квартала мимо него, как летучая мышь из ада, пронесся Такуя, и Ямагиши прибавил темп. Ямагиши не мог избавиться от ямы, которую Дракен вырезал в его груди, и с каждым шагом пропасть становилась все шире. Задыхаясь от ветра, Ямагиши добрался до дома Такемичи и увидел, что доска Такуи осталась валяться в траве, а входная дверь была распахнута настежь. Он вошел внутрь, не обращая внимания на беспорядочно разбросанные кеды Такуи, и снял свои собственные. В доме было тихо, что было тревожным знаком, поэтому он начал осматриваться. Поскольку первый этаж, как правило, пустовал, Такемичи должен был быть наверху. Когда он поднимался по ступенькам, его сердце едва не остановилось, но все его чрезмерные ожидания сдулись от открывшегося перед ним вида. Такемичи, лежащий спиной к двери, свернулся калачиком и тихонько дрожал, а Такуя, с чертовски серьезным лицом, сидел на полу рядом с кроватью Такемичи. "Привет", - поприветствовал его длинноволосый мальчик. Ямагиши, вместо того, чтобы сказать что-нибудь дельное, ответил ему. "Привет". Такемичи не отреагировал, но Ямагиши этого и не ждал. Такуя тоже не выглядел так, будто рассчитывал на это. За те десять минут, что потребовались Ямагиши, они, похоже, переругались, но впервые это ничего не решило. Значит, настала его очередь. Черт. Ладно. Он был плох в этом. "Дракен сказал, что у тебя есть шрамы", - пробурчал Ямагиши. "Что это значит?" Если бы кто-нибудь из них был в лучшем настроении, он был уверен, что они бы рассмеялись, потому что идиоты, делающие глупые вещи, объективно смешны. Но никто из них не смеялся. Вместо этого они вспомнили, что все они дети, и что у Такемичи есть все ответы, но он слишком сломлен, чтобы поделиться ими. Такуя вздохнул из-за отсутствия реакции блондина и приподнялся, чтобы сесть на край матраса. Он положил руку на спину Такемичи, пытаясь облокотиться о его тело и заглянуть тому в лицо. Блондин уткнулся лицом в простыню, но больше ничего не сделал. Игра в недотрогу. Ямагиши вскользь узнал в движениях Такуи поглаживание, поглаживание, паузу, похлопывание, как это делал для него Такемичи миллион лет назад, и вскользь задался вопросом, кто кого научил. Это было глупо, причудливо, иронично, но от этого в груди Ямагиши забурлил смех. Он был горьким, а на вкус напоминал стебли цветов на больничной стойке. (Перевод: не так уж одиноко. Не так уж кисло.) "Ты безнадежен", - пробормотал Ямагиши. "Все, что ты делаешь, это помогаешь людям, но не можешь принять, когда мы пытаемся сделать то же самое". Такуя встретился с ним взглядом, и поразился, увидев, что глаза первого остекленели. Он замолчал, а мягкий звук прикосновений кожи к ткани не прекращался. Такемичи вздрогнул, вдыхая воздух, обливаясь слезами больше, чем Ямагиши думал, что он на это способен, но тем не менее. Он всегда делал впечатляющие вещи. Ямагиши примостился рядом с Такуей на матрасе. Если Такемичи мог делать все те вещи, которые не делал раньше, которые не делали другие люди, то Ямагиши тоже мог. Поэтому он положил горячую, потную ладонь на ногу блондина со всей уверенностью всемирно известного психолога. " Ну, давай, чувак", - пробурчал Такуя. "Что происходит?" Такемичи продолжал сдерживать рыдания, и Ямагиши забеспокоился, как бы он не задохнулся. И сосредоточился на этом и только на этом, потому что не хотел видеть, как Такуя плачет - не хотел даже признавать, что это возможно. Они по очереди присматривали за ним, пока один занимался другими делами. Такуя остался с Такемичи, пока Ямагиши принимал душ и украл кое-что из одежды блондина. Ямагиши болтал, пока Такуя заказывал им еду. Было совершенно очевидно, что ни один из мальчиков не собирался отступать, и что непреклонная воля Такемичи натолкнулась на их собственную непоколебимую волю. Ямагиши был не так уж силен, а Такуя был самым слабым из всех, но были некоторые вещи - очень редкие и далекие от реальности - которые требовали выложиться до конца, без обиняков. Это была одна из таких вещей. (Такемичи был одним из таких). Потребовалось четыре часа и двадцать минут благоухания теплой собы в контейнере на вынос, чтобы Такемичи сдался. Пусть и чуть-чуть. Он вяло повернул голову, так, чтобы они увидели его лицо. Он знал, что те все еще были там - должны были быть. Такемичи выглядел как дерьмо. Просто и незатейливо. Его глаза опухли, глаза покраснели и воспалились, а кожа покрылась пятнами. Выражение его губ было жалким, и он выглядел как побитый котенок. Слов не было, но его губы дрожали, словно он хотел что-то сказать. Такуя вложил ему в руки чашку с лапшой, а затем палочки для еды. "Ешь", - сказал он. "Потом поговорим". Даже когда Такемичи взял в руки чашку и устроился поудобнее, по его щекам снова начали катиться слезы. Безмолвная просьба. Я не могу, - кричало его выражение лица. Пожалуйста, не заставляйте меня. Но он съел свою лапшу (только часть, отметил Ямагиши). И ел ее еще долго после того, как она остыла, а его гости закончили. Они сидели в ожидающем молчании, провожая взглядом сгорбленную фигуру Такемичи, который избегал зрительного контакта, как олимпийский спортсмен. Губы разомкнулись, но тут же сжались. Молчание. (Он выглядел таким усталым.) "Вы подумаете, что я сошел с ума", - прошептал он. Без колебаний оба мальчика ответили: "Никогда". Это вызвало новую волну слез, которые Такемичи не потрудился вытереть. "Я просто... сейчас со многим справляюсь". Ямагиши захотелось постучать головой о стену, потому что, что же, черт возьми, могло довести его до такого состояния? Насколько тупыми он их считал? Неужели его мозг окончательно разжижился от слишком частых ударов по голове? "Ни хрена себе", - пробурчал Такуя, не без злобы. "Но чем мы можем помочь? Ты долгое время от нас что-то скрывал, не думай, что мы не заметили". "И ты не заботишься о себе, чувак". Ямагиши наклонился вперед, и из его ментальной картотеки вывалилось штук двадцать различных файлов со случаями, когда Такемичи был болваном по отношению к самому себе. Такемичи свесил голову и принялся теребить чашку. Ковырялся пальцами. Оглядел комнату, словно убеждаясь, что они одни - как будто с ними мог быть кто-то еще. Его нога нервно подергивалась, пока он принимал решение. Судя по тусклому огоньку в его глазах, Ямагиши не сомневался, что он продолжит сдерживаться. Это был тот маленький, самодостаточный взгляд решимости, который появлялся у Такемичи, когда он пытался что-то сделать. Даже если от него оставались одни угли, желание сделать что-то, которое горело так ярко, все еще было живо. (Их Такемичи был все еще жив - страдающий и, возможно, потерянный - но не все исчезло. Еще не все. Никогда. Он был просто подавлен. Прижат. Ему нужна была помощь - не удушье, а свобода и возможность дышать.) "Вы, ребята... правда отличные друзья", - промямлил Такемичи, его голос надломился на полуслове. "Пожалуйста, никогда не меняйтесь". И все разочарование от того, что он не получил ответа, растаяло от искренности этих слов. (Странное ударение на "никогда" и то, что это прозвучало так, будто это уже было. ) Сидя плечом к плечу в спальне Такемичи в поздний час, вся тяжесть ситуации, наконец, улеглась. Даже если бы его бросила Хина, все не было бы так плохо. И это не было просто дерьмовой случайностью в школе или семейной жизни. Все, с чем сталкивался его друг, изводило его, уничтожая все нежные улыбки и звонкий смех, которые делали Такемичи тем, кем он был. Это было настоящее дерьмо. Дерьмо - с большой буквы. И Ямагиши никак не мог понять, как с этим справиться. "Мы не будем", - поднажал Такуя. Потому что, о, точно, Такемичи их о чем-то спросил. "Давай, чувак, просто скажи нам, что не так!" Блондин смотрел куда угодно, только не на них двоих, сминая руками пластиковую чашку. Прижав подбородок к груди, он прошептал: " Вы не сможете помочь". Осмелев, (или разозлившись, Ямагиши недостаточно хорошо изучил Такую, чтобы определить), тот повернулся и схватил Такемичи за плечи. "Конечно, мы не сможем тебе помочь, придурок! Ты даже не сказал нам, в чем проблема!" То ли из-за его резкого крика, разбившего последнее безмолвие Такемичи, то ли из-за того, что Такуя не смог сдержать собственных слез, блондин наклонился и обнял его. Это было отчаянно и неловко, руки вцепились в футболку того и тянули, но Такемичи наконец испустил вопль, который так долго сдерживал, а Такуя задрожал. Ямагиши даже не понял, что заплакал, пока Такуя, который глянул на него через плечо Такемичи, не схватил его за футболку и не притянул к себе в групповое объятие. "Не реви на меня так", - прохрипел он. "Блядь, иди сюда". Они держались друг за друга, словно думали, что вот-вот исчезнут. Такемичи рыдал, потому что его изнутри разъедали секреты и стресс, которыми он не мог - даже не хотел - делиться с другими, в то время как двое его друзей выплескивали свою тревогу и трагическое осознание того, что их друг был не в порядке. В любом смысле этого слова. А они сидели и смотрели, как это происходило, словно за охваченным огнем автомобилем, они поставили свои стулья на лужайке и смотрели, как тот вял и рассыпался. Боже, они были бесполезны, не так ли? Могли пройти часы, а могли и минуты, но спину Ямагиши начали сводить судороги, и никто больше не плакал, так что их групповое объятие почти распалось. Именно тогда Такемичи заговорил. "Я знал, что Дракен должен был умереть", - прошептал он. Слезы текли не переставая. "И Баджи. Казутора зарежет Баджи на Хэллоуин. И Казутора умрет, если это случится. Я должен остановить все это... но я не могу. А когда я не смогу, Эмма умрет. И Изана. И Кисаки тоже. Я просто не хочу, чтобы кто-то еще умер, но я не могу это остановить! Я не могу. И я не могу спать. Я слишком занят, но так ничего и не успеваю. И если я расскажу тебе об этом, ты ввяжешься, а это значит, что тебе будет больно. А Баджи сказал мне защищать тех, кого я люблю, а вы, ребята, обещали, что не изменитесь. " Когда голос Такемичи наконец затих, он прислонился к Такуе, прищурив глаза и медленно моргая. Хорошо, что он казался отрешенным (или отчужденным? Он записал эту мысль в раздел "дерьмо, которое надо погуглить позже"), Такуя и Ямагиси вели целый диалог, используя исключительно выражения лиц. Самым ярким из них было "какого хрена", но к нему примешивалось еще несколько. Ямагиши просто держал руку на ноге Такемичи, и в конце концов глаза блондина закрылись от, как он мог предположить, полного изнеможения. Процесс освобождения каждой из их конечностей друг от друга был нелегким, особенно с учетом того, чтобы не разбудить Такемичи, но им удалось это сделать. Они оставили его на кровати, дремавшего, кажется, впервые за долгое время, и вышли из комнаты. Оставив дверь приоткрытой, чтобы проверить, не попытается ли он сбежать или что-то типа того - потому что с тем, как он вел себя в последнее время, это мог быть вполне реальный поворот событий - и в то же время пытаясь приглушить разговор. Стоя в гостиной, они смотрели друг на друга. Поправка: Такуя стоял в гостиной, а Ямагиши нервно расхаживал из одного конца комнаты в другой. Когда это стало казаться слишком утомительным, он решил наматывать круги вокруг дивана. Что они знали, так? Это был следующий шаг. Как Такемичи наткнулся на эту информацию - хотя и не подтвердилось, что она была как-то связана с полученными им шрамами, - было неизвестно, но он знал многое. Он знал, что на жизнь Дракена будет совершено покушение, и фактически предотвратил его. Учитывая это, а также все остальное, что Ямагиши перепроверил, это объяснение имело большой смысл. Страшно много смысла. Потому что Такемичи уже искал Дракена. Потому что его видели подкрадывающимся к Дракену и Майки за несколько дней до того события. И Баджи - за которого Такемичи уже взялся, чтобы попытаться вернуть в Томан - был следующим. Убит Казуторой - хотя способ убийства не упоминался. "Подождите... Казутора? Где я это уже слышал?" прошептал Ямагиши, остановившись. В прекрасный момент чистого игнорирования того, что только что произошло, наряду со всеми его чувствами, Ямагиши встретился взглядом с Такуей, в глазах которого горел огонь, подаренный ему Такемичи. ( Он разжег его в нем. Столкнул его трепещущий факел со своим, чтобы вновь пробудить страсть и решимость сделать что-то с тем, кому он доверял). "Какое отношение это имеет к тому, что он только что сказал?" Ямагиши пронесся через гостиную, сжав руки Такуи. "Это связано с тем, что он только что сказал", - прошипел Ямагиши. "Так что подумай хорошенько, ага? Он сказал, что Казутора собирается убить Баджи. Он уже пытался добраться до Баджи, чтобы остановить его раньше времени, так почему бы ему не взяться и за Казутору?". Нетерпеливо, но выслушав его обрывистую тираду, Такуя молча уставился на него. "Разве в старшем классе не было парня с таким именем? Который попал в колонию для несовершеннолетних?" Глаза Такуи слегка расширились, уловив обрывающийся край нити, которую разматывал Ямагиши. "Да... но он вернулся... только-только вышел из колонии", - понял тот, что повыше. "Я знаю это, потому что помогал Такемичи искать этого типа. О боже... Я тогда так и не узнал его имени, это он?" Казалось, что весь порыв, царивший вокруг них, сдулся, но в этот миг они не думали о том, откуда, черт возьми, Такемичи это знал? Как теперь ему доверять? Вместо этого они думали о том, как, черт возьми, нам всех спасти? Они ходили туда-сюда, перебирая в уме все, до чего только могли додуматься их мозги, а когда все стало слишком смешиваться, они захватили принтер Такемичи и принялись записывать всякую хрень. Имена, факты, места, даты: все, что попадалось им под руку. К тому времени, когда у Ямагиши начала болеть голова и ему пришлось снять очки и распустить хвостик, накопилось уже тридцать исписанных листов бумаги. Такуя подхватил их, завязав волосы в пучок на макушке. Они выстроили неполную временную линию - больше ретроспективную, чем перспективную, - но у них было несколько значимых событий, от которых можно было отталкиваться. А Хэллоуин стремительно приближался. Две недели. Черт. И они все еще не решили, что делать с Такемичи, который заразил их своим упорством. Когда они наконец уселись за стол и разработали план, пусть ущербный и неумелый, что делать с блондином, было уже около трех часов ночи. Вышеупомянутый ребенок даже не шелохнулся там, где они его оставили, что они расценили как безусловное везение. Они решили, что суровая любовь - это все еще выход, и они должны сделать все возможное, чтобы облегчить все остальное. Как именно они собирались это сделать, было не важно - это была проблема Завтрашнего Дня. И вот с трудом передвигая ноги, и открывая веки, они поднялись в комнату Такемичи, забрав все части дивана, кроме каркаса, и соорудили на полу жалкое подобие кровати. С одеялом и парой подушек, это была не самая худшая ночевка, на которой он был. ( Ямагиши пришлось постелить коврик в качестве одеяла. Перечитайте и задумайтесь об этом еще раз.) Они проснулись от того, что на телефоне Такуи вопил будильник. Такемичи, разумеется, тоже проснулся, но продолжал строить из себя труп с предыдущей ночи - без слез, конечно (хотя Ямагиши очень этого хотелось, учитывая, как мало он спал). Такуя, положив руки на бедра, жестом указал на притворно спящего Такемичи. Ты думаешь о том же, о чем и я? Ямагиши зловеще улыбнулся, прекрасно понимая, на что тот намекал. За кого ты меня принимаешь? И, как дети, они схватили одеяло, под которым лежал Такемичи, и одним рывком стащили его - и Такемичи - с кровати. Получившийся в результате визг и куча извивающихся конечностей стоили потраченных усилий, потому что весь дом разразился приступами смеха (и криками, но и они вскоре перешли в смех). За следующие несколько дней и недель Ямагиши очень глубоко понял Такемичи. Это не сделало их дружбу до той ночи менее ценной, но показало ему, как много скрывалось под поверхностью. Он больше не обижался на Такемичи, когда тот переодевался в кабинке туалета, а не в раздевалке вместе со всеми, и даже присматривал за его спиной. "Одеваешься в кабинке, как девчонка, Ханагаки?" - усмехнулся один из подражателей гангстеров. И прежде чем его уродливые друзья успели даже задуматься о том, чтобы посмеяться, Ямагиши ехидно спросил. "Какое тебе до этого дело? Пытаешься подсмотреть? Может, ты, ну, знаешь, поглядываешь в его сторону? Пытаешься сделать первый шаг?" Одним махом Ямагиши перевел разговор в другое русло и поставил того в неловкое положение, прежде чем он успел добраться до Такемичи. К концу их разговора никто не задавался вопросом, почему Такемичи вдруг стал стесняться своей внешности - только почему Юкихико (так звали того парня, судя по всему) это волнует. Под хитрым предлогом - который, кстати, совершенно никого не обманывал - помощи Такемити в учебе, Ямагиши проводил большую часть своего свободного времени в его доме. Когда он не гулял с Хиной, Такуя или Ямагиши были рядом с ним. Даже когда он был на официальных встречах Томана, по крайней мере, один из них брался подслушивать. Они проводились в общественном святилище, черт возьми, это же не было запрещено. Когда утром Такемичи не мог встать с постели, Ямагиши приходил его расталкивать и готовить завтрак. Такуя почти силой усаживал его на сиденье ржавого серого велосипеда Такемити и подвозил до школы. Они почти не давали ему возможности заниматься детективной работой без их участия. Они нашли местонахождение главной базы "Валгаллы", получили фотографии ее членов и высших руководителей, познакомились с Чифую - со-лидером первого отряда Томана. Черт, они даже шпионили за Баджи. За несколько недель до хэллоуинской драки Такемичи стал выглядеть лучше. Он стал спать немного регулярнее ( хотя то, что он делал, нельзя было назвать сном - скорее, он засыпал на несколько часов, чтобы снова проснуться), и стал есть намного больше. Хуже было то, что они стали свидетелями трех приступов паники, и около половины дня Такемичи не мог вспомнить абсолютно ничего из того, что было месяц назад. Это было ужасно - страшнее, чем то, когда он захлебывался воздухом. Эта пустота будет преследовать Ямагиси дольше, чем ему хотелось бы признать. За несколько часов до битвы, к началу которой Такемичи готовился, Ямагиши задал вопрос, который давно хотел спросить. "Часто ли такое случается?" Такемичи выглядел немного растерянным, пока не побледнел. "Н-не совсем. Всего несколько раз. Но обычно это длится чуть дольше". Ямагиши и Такуя тоже готовились к бою, но как не члены Томана, они не имели права участвовать. Однако после того, как Такемичи несколько дней подряд буравил голову этой мыслью, то в конце концов решил включить их в свои планы. Они оделись в черные джинсовые куртки и безразмерные треники, с несколькими разными защитными повязками. У Такуи была та, что обхватывала грудь и живот - в надежде укрепить его против ударов, которые он неизбежно получит, - а Ямагиши снял очки и надел налокотники, бессовестно стыренные из несостоявшейся карьеры скейтбордиста Макото. Пока все экипировались в мрачной, но волнующей тишине, Такемичи переоделся в гакуран. Раньше это не было бы чем-то особенным или достойным внимания. Но теперь, без рубашки и с фирменной улыбкой Такемичи Эй, посмотрите сюда!, Ямагиши удалось рассмотреть неуловимые шрамы, о которых говорил Дракен. На спине Такемичи красовались маленькие дырочки, будто от печенья, а на груди, насколько он смог разглядеть, когда блондин слегка повернулся к нему лицом, красовались блестящие и морщинистые участки плоти. Переглянулись они быстро, и за все это время между ними не прозвучало ни слова. Недели. Прошли недели, прежде чем он смог поделиться ими с самыми близкими друзьями. Глубины Такемичи воистину не знали конца. "Они болят?" спросил Такуя, ковыряя пальцами рукав пиджака. Блондин только рассмеялся и похлопал его по плечу. "Ни капельки". Ямагиши не был особо похож на бандита. Он не состоял ни в одной реальной банде, выглядел не лучшим образом, а драться умел едва ли лучше, чем среднестатистическая шпана. Но он был другом Такемичи, а все, кто с ним общался, были людьми иного сорта. Ямагиши не внушал другим страх - и это его устраивало. А значит, никто не обратил на него внимания, когда он в тот вечер проскользнул на завод по переработке отходов. На фоне всех посторонних и заинтересованных третьих лиц Ямагиши ничем не выделялся. Он слушал, что получалось у него лучше всего, и наблюдал. Он узнал о бандах за пределами района, где действовал Томан, но с которыми ему предстояло столкнуться, и о нравах некоторых крупных шишек в Валгалле. Он осматривал землю, стоя почти вплотную к груде разбитых машин - именно там, куда указал ему Такемичи. Такуя находился по другую сторону кучи, делая почти то же самое. Хотя их лица были скрыты масками, в их глазах читалась решимость, а в глазах Такемичи - обожание. Как можно незаметнее Ямагиши обхватил руками монтировку и невозмутимо держал рядом с собой. Он воспользуется ей- скорее всего - рано или поздно. Нужно было только дождаться подходящего момента. Атсуши был в другом месте, но получил указание позвонить всем троим через час. Если он не получит никакого ответа, то должен будет позвонить в полицию и прислать скорую помощь (или три). Их план был абсолютно идеальным. В теории. Потому что глубины Такемичи не знали конца, и ни одна душа в этом Богом забытом промпарке не знала, что он собирался делать - меньше всего Ямагиши. Возможно, то понимание друг друга, о котором он всегда думал, было несколько более поверхностным, чем то, о котором говорил Такемичи. Это расстраивало - нет, нет - это чертовски бесило. Но такова жизнь, и таков был Такемичи. Ямагиши слишком долго ехал на этом сумасшедшем поезде, чтобы сейчас бросить его, и достаточным будет сказать, что он действительно заботился о парне. Поэтому с кровью во рту и задрав голову вверх, уже не в первый раз, он обратился к здоровяку в небе. Боже, помоги нам всем, но самое главное - Такемичи. Так что не облажайся.