***
На берегу реки, возле небольшого обрыва, сидела женщина в белом одеянии. Андрей положил голову ей на колени, и она ласково перебирала его черные шелковистые волосы, подушечками пальцев оглаживая лоб и виски. — Мама, он необыкновенный, — мечтательно протянул Андрей, умиротворенно прикрыв глаза длинными ресницами, — если бы ты его увидела. Он прекрасен. Я не могу лишить его разума. Я люблю его. Ради него я готов измениться. Я брошу летать, перестану изводить других юношей и девушек. Мне теперь о других и думать не хочется. А сапоги я спрячу так хорошо, что их никто не найдет. Я не хочу быть перелесником, хочу быть обычным юношей. У меня теперь бьется сердце, мама. Нет во мне больше мертвой крови. При упоминании о Косте губы Андрея разъехались в улыбке, а сердце забилось, как ошалелое. Теперь оно часто болело и сладко замирало. Юноша прижал ладонь к груди, чтобы никто не мог услышать сумасшествия, что происходило у него внутри. Но мать и так все поняла. Из ее глаз, голубых и красивых, как и у Андрея, полились слёзы: — Сынок, что же ты наделал? Он — твоя погибель. Тебя однажды загубили люди, когда ты был жив. И сейчас погубят. Бедный мой мальчик. Ни в Яви, ни в Нави нет тебе покоя. Не повезло тебе родиться хазаром. Проклятые русичи испокон веков уничтожали наш народ. Как ты мог полюбить этого парня? Неужели тебе не хочется отомстить, за все то, что они с тобой сделали? Неужели ты забыл? Неужели ты всё забыл, сколько зла они нам причинили? Как князь Святослав пришел к нам с войной. Сколько наших мужчин убили его люди… Сколько женщин изнасиловали, сколько детей растерзали… Разве тебе не хочется отомстить за наши прекрасные цветущие города, стертые с лица земли. За наш родной Итиль, за Белую Вежу… Женщина ласково обняла Андрея, продолжая гладить его по голове. Юноша ощущал на своих щеках горячие слёзы матери. Внутрь проникало что-то безликое и ласковое, дотягивалось до сердца и сдавливало его, пронзая болью. Болью за свое трагическое прошлое, которое Андрей и хотел позабыть, а не мог. Навь, как на зло, не стерла ему память, чтобы навеки он запомнил, что сотворили с ним славяне, и при первой возможности отомстил. Андрей мягко освободился из объятий и снова прилег. От земли веяло утренней прохладой, но на коленях у матери было удобно и уютно. — Я все помню, мамочка, и поэтому мне просто нестерпимо больно. Я каждый день оплакиваю свой народ, когда никто не видит. Но любовь сильнее, чем месть. Я не смогу обидеть Костю. Пусть лучше я сам умру. Женщина сокрушенно покачала головой, от чего ее длинные волосы защекотали щеку Андрея. Юноше стало жаль мать, внутреннее чутье подсказывало ему, что он видит ее последний раз, и что их трогательные встречи больше никогда не повторятся.***
Над рекой клубился белесый утренний туман. Сквозь мерцающее марево пробивались первые лучи солнца. Сладко пахло клевером и душицей, где-то недалеко был слышен стук дятла. Артур и Алина вышли на широкую тропу, ведущую в деревню. Ежась от утренней свежести, девушка обняла себя за покрытые мурашками предплечья, чтобы немного согреться. — Вот сейчас, Артур, я бы разрешила себя обнять. Но у тебя в руках травы, которые, конечно же, важнее меня. Артур времени зря не терял и собирал лекарственные травы, которые обладали наибольшей целительной силой именно утром, когда с них еще не спала роса. Вдруг он остановился, словно вспомнил о чем-то важном. Разложив на обочине дороги травы по разным стопкам, чтобы не перепутать, волхв снял с себя рубаху и набросил ее на плечи Алины: — Обнимать тебя — себе дороже. А я пожить хочу. Нам еще предстоит разобраться с одной кровавой нечистью. Алина возмущенно фыркнула и посмотрела на Артура полными отчаяния глазами: — Артурчик, как же так? Почему у тебя не получилось поймать видение? Ты вообще здоров? Обещал помочь, а только все испортил. Где нам теперь искать эти дурацкие сапоги? Алина сердито цокнула языком и обогнала волхва на несколько шагов, демонстрируя раздражение. Артур, с видом провинившегося щенка, улыбнулся сам себе исподлобья: — Значит, такова воля богов… — Слабак… — ответила Алина, вложив в одно-единственное слово всю ту злость, которая поднималась в душе. Девушка настолько расстроилась, что готова была сказать Артуру что-то по-настоящему резкое и колкое. Но Артур ее опередил. Причем никаких грубостей говорить не стал — задеть волхва за живое было не так-то просто. — Постой. Мне почему-то все утро лопухи мерещатся. — Может быть потому, что ты сам как лопух? — спросила Алина нарочито ровно, закатив глаза к небу. Спокойствие Артура ее бесило. Неужели он не понимает, насколько все серьезно? Алине хотелось придушить волхва. Она даже остановилась ненадолго, потому что дыхание перехватило, а перед глазами поплыли красные пятна гнева вместе с картинами того, что она хотела бы сделать с Артуром. — Ты не поняла, Алина, — резонно возразил волхв, догнав Алину, и его лицо просияло, — это и есть разгадка. Где на вашей усадьбе растут лопухи? Девушка скептически подняла брови. Что за чушь он несет? — Ну, допустим, за сожженным овином, — буркнула Алина, глядя себе под ноги. Артур преградил ей путь, вытянув вперед руку и призывая остановиться: — За овином в лопухах и спрятаны сапоги. Алина на миг задумалась, словно прикидывая в уме план дальнейших действий, а потом хитро усмехнулась уголками рта, слегка прищурив глаза. Ее осенило, что делать дальше и как себя вести по приходу домой. Привстав на носочки, Алина притянула Артура к себе за шею и невесомо коснулась губами губ волхва. Это продлилось чуть дольше, чем одно мгновение. — Ты прелесть. Мечтал о моем поцелуе — получай. Пойдем скорее домой. А по дороге я расскажу тебе наш план. Смущенный Артур неловко поблагодарил ее за похвалу и доверие, чувствуя, что густо краснеет.***
Артур с Алиной свернули на свою улицу. По утрам тут всегда было шумно и оживленно. Незадолго до рассвета начинали петь петухи, при первых лучах солнца поднимались в небо деревенские ласточки, распевая песни о лете. Запертая в темных и скучных хлевах скотина протяжным голосом просила у хозяев еды, чтобы скорее идти на пастбище. Навстречу Артуру и Алине выбежала девушка, шлепая босыми ногами по траве, покрытой утренней росой. Растрепанная и простоволосая, со съехавшим на шею платком, она бросилась к Алине и разрыдалась, крепко обхватив ее за плечи. — Яночка, ты в порядке? — осторожно спросила Алина, не зная, как реагировать на происходящее, — что случилось? Девушка не отвечала. Она плакала тихо и безнадежно, жалобно всхлипывая. — Если это шутка, то явно неудачная, — мрачное выражение лица Алины сменилось на озадаченное, — поэтому постарайся успокоиться и все объяснить. Яна затихла, и изредка шмыгая носом, обиженным и вздрагивающим голосом начала свой рассказ: — Беда, Алина, большая беда… Вчера вечером ко мне в дверь постучала старушка и попросилась на ночлег. Я пожалела ее, ужином накормила, спать на печи уложила. А старуха эта оказалась коровьей смертью. И теперь моя корова мертвая в хлеву лежит. Алина успокаивающе погладила подругу по растрепанным волосам, выражая свою молчаливую поддержку. Бойкая Алина и скромная робкая Яна дружили с детства. Не смотря на разницу характеров, девочки были очень привязаны друг к другу. Алина никому не позволяла не то что обижать подругу, а даже говорить дурное у нее за спиной. Она любила Яну как сестру. Алина не находила слов, чтобы выразить сочувствие человеку, которого настигло такое несчастье. Потерять корову, кормилицу семьи, даже врагу не пожелаешь. — Не печалься. Выход есть всегда, — произнесла Алина негромко, но твердо и уверенно, сжав в обеих руках ладонь Яны и посмотрев в ее большие и полные наивности светло-голубые глаза, — мы с Костей приведем к вам одну из наших коз. Твои дети не должны остаться без молока. А потом, когда я уеду в Киев, я вышлю тебе с гонцом денег на новую корову. Ну же, вытри слёзы. Яна грустно кивнула, вытерев заплаканное лицо ладонью. Побелевшие губы девушки, дрожа и дергаясь, шептали слова благодарности. — А где сейчас коровья смерть? — вмешался в разговор Артур, который доселе стоял в стороне и мечтательно смотрел вдаль, на край неба, туда, где утреннее солнце сливалось с бесконечностью. — В хлеву. Нашу корову доедает, — Яна снова заплакала, горько, навзрыд, как плачут маленькие дети. Артур дал ей несколько стеблей чертополоха, которые спокойно держал в руках, не боясь колючек: — Разложи у порога, и коровья смерть не сможет выйти наружу. А сама бери детей и уходи как можно дальше. Домой вернетесь после того, как я проведу обряд изгнания.***
Вернулся Андрей еще затемно. Чувствовал он себя отвратительно, а на душе было гадко. Колени подкашивались, и юноша едва управлялся с лопатой, закапывая свои сапоги за овином в зарослях лопуха. Андрея пробирал какой-то непонятный страх, а сердце болело в предчувствии чего-то неизбежного и плохого. Костя еще спал, дыша во сне спокойно и ровно. Его красивое лицо было умиротворенным и безмятежным. Андрей отвернулся, чтобы не смотреть на любимого, и смахнул со своей щеки слезу. Юноша понимал, что ему не жить. А ведь сколько всего не сделано, сколько не испытано счастья вместе с Костей. Андрей тяжело вздохнул. Даже если и были бы они с Костей счастливы, то недолго. Их отношения изначально обречены, как бы они не пытались обойти предначертанное. Аккуратно, чтобы не потревожить сон, Андрей поцеловал спящего юношу в полураскрытые губы. Голова закружилась, а укутанные предрассветной серостью, стены избы поплыли по кругу. Сердце нестерпимо жгло. «К черту месть, — с отчаянием подумал Андрей, — я не смогу без тебя жить, любовь моя. Без тебя мне не нужен этот мир».***
Утреннее солнце припекало, но еще не обжигало, а по ясному голубому небу плыли пышные белые облака. В воздухе витал сладкий, как родниковая вода, аромат мяты и душистого горошка. С верхушки старой груши доносилось воркование голубя. На лужайке перед избой паслись козы, с ленивым и глупым видом жуя траву. В погожие летние дни Костя любил завтракать на улице, поэтому поставил стол возле забора, разделяющего их с Артуром усадьбы. Завтракая гороховой кашей, Костя украдкой поглядывал на Андрея, любуясь его особой, не свойственной славянам, красотой. Костя был полон мечтой, поселившейся в его сердце. Они с Андреем будут вместе всегда, никто не сможет им помешать и разлучить. Они спрячут колдовские сапоги так хорошо, что ни Артур, ни Алина их не найдут. — Какой странный сон мне сегодня приснился, Андрюшенька. Будто я проснулся среди ночи, а тебя рядом нет, — Костя бросил кусочек вареной свеклы Ваське, который терся розовой спинкой о ножку стола, — и мне стало так плохо и страшно. Прошу тебя, не оставляй меня никогда. Андрей сел за стол, подперев кулаком щеку. Если Костя спокойно завтракал, то ему кусок в горло не лез. Андрей даже не решался поднять глаза на любимого, боясь, как бы в них не отразился весь трагизм его чувств. — Никогда, Костенька, — прошептал он, придвигаясь ближе и скользя теплой ладонью по подбородку Кости. «Соврал»… — с ужасом подумал Андрей. Его лицо вспыхнуло от стыда, а по всему телу прокатился жар. Как же мало у них с Костей времени… Пустым взглядом Андрей посматривал в сторону овина и жалел, что так плохо спрятал сапоги. Но уже поздно что-то исправлять. Конец близок. Андрей физически ощущал цепкую и костлявую руку Нави на своем горле. Жуткая, удушающая волна чего-то мутного сжала грудь. Снова захотелось плакать, но Андрей сдержался. При Косте нельзя, и от этого еще сильнее болело и давило внутри. Задыхаясь, юноша впился губами в губы Кости, проник в рот языком, лаская чужой язык жадно, горячо и бесстыдно. Будто прощаясь, будто хотел сполна насладиться моментом.