Людей сближает школьная скамья и другие несчастья

      Начавшиеся новогодние праздники точно отбросили его в прошлое, во время, когда Тошинори еще не учился с ними. Они снова были с Хизаши только вдвоем. Сбегали из своих домов: слишком шумного и наполненного толпой родственников — у Ямады и опустевшего после все-таки состоявшегося отъезда отца — своего собственного. Было сложно. Каждый раз, выходя на улицу, он чувствовал спиной пронизывающий взгляд матери, режущий его без ножа — и даже слов не надо было — но теперь он так легко ему не поддавался. Слова Тошинори что-то затронули в нем, пробили маленькую трещину в давно сколоченном панцире, и теперь капля по капле через нее проникало его собственное я: неограниченное, никому не подвластное, со своими собственными желаниями и поступками. Однажды, он был уверен, оно проломит эту преграду, и тогда его ничем не будет остановить. Но сейчас он просто говорил:       — Я ухожу. Но я обязательно вернусь вечером, — и скрывался за дверью раньше, чем мама успевала что-то возразить.       Они гуляли по городу, забегали на новогоднюю ярмарку, чтобы полюбоваться огромной украшенной елкой и многочисленными лотками с угощениями и сладостями — пока количество заполонявшего ее народа не начинало пугать и оттеснять к более пустым улицам. Отогревались в каком-нибудь не ушедшем на праздники кафе, где брали пару мочи или даже митараши-данго, пили чай и кофе из бумажных стаканчиков и ждали, когда включится вечерняя иллюминация. А потом шли на каток, где зарождалось новогоднее волшебство и тысячи огней отражались в испещренной следами чужих коньков ледяной поверхности. Звучала музыка, рядом раздавался заливистый смех Хизаши, щеки щипал легкий мороз, а пальцы согревались о бока стаканчика с горячим напитком. И все было хорошо, если бы не…       Ему его не хватало.       Словно и не было новенького в его жизни. Не было тех первых неловких встреч, не было взаимного непонимания, ошибок, а после — совместных обедов в столовой, прогулок после школы, подготовки к английскому с тайяки и песнями, бережных объятий и чужого шепота в своих волосах. Словно не было этого последнего месяца.       Он был весь в спорте. Даже на новогодний вечер в школе не остался, ушел отрабатывать удары с кем-то из команды. Да и сам Айзава тогда не задержался. Мик эмсил за диджейской стойкой, он был в своей среде, ставил музыку, зажигал толпу счастливых школьников и не менее радостных учителей, которые, кажется, уже были не прочь сменить лимонад и сок на что-то, более соответствующее окончанию нового семестра и нескольким долгожданным дням вдали от детей и уроков. Шоте там просто нечего было делать. Без Ямады. И без Тошинори. Слишком людно, слишком шумно, слишком ярко. Всё — слишком. Поэтому он немного потоптался для приличия, пропустив пару бодрых треков и пару стаканчиков чего-то чересчур приторного, а затем встретился взглядом со своим другом (ну или как минимум с его очками, те так сверкали в свете разноцветных софитов, что было непонятно, куда он смотрит), кивнул ему и направился в сторону выхода. Ямада бы его понял, в любом случае. Всегда понимал. Иногда даже слишком хорошо.       Он хихикал, уставившись в телефон, и, так как это длилось уже порядка пяти минут, даже Шота, в чьих привычках не было любопытствовать, не удержался от вопроса.       — Да с кем ты трепешься?       — С Яги, — не глядя, ответил тот, продолжая набирать сообщение, и не заметил, как изменился в лице его друг. У Хизаши был номер телефона новенького. И они переписывались. Ну, конечно. Так же всегда поступают друзья. Почему ему только не пришла в голову эта мысль раньше? Может, потому что подсознательно он воспринимал Яги не-как-друга и взять у него номер было равносильно признанию? — Он рассказывает, как они потеряли Тацуми во время уборки зала, и оказалось, что он пошёл в подсобку и просто вырубился там на матах. Ребята не придумали ничего лучше, как закрыть его, а на выходе передать охране, что забыли погасить в зале свет, с просьбой проверить его во время обхода. И когда тот дошёл, неизвестно кто больше испугался: Тацуми, очнувшийся запертым среди инвентаря, или охранник, который услышал душераздирающие крики и шорохи из старого спортзала, — он хохотал, отматывая сообщение ниже. — На следующий день оказалось, что мелкий Тацуми бьет несоразмерно своему росту не только по мячу, хах. Это было ожидаемо! А что? — наконец, вскинул он свою привычно уложенную шевелюру, и в его глазах промелькнуло донельзя опасное понимание. — Только не говори, что у тебя нет его номера.       Айзава отвел взгляд и поднес к губам стаканчик с недопитым чаем, демонстрируя свою максимальную заинтересованность только в остывшем напитке. А не в том, что там у кого-то в переписке.       — Да как-то повода не было.       — Ммм, — тот многозначительно сощурился, а затем скомандовал, — давай свой телефон.       — Зачем?       — Шота, не будь занудой. Поверь, порой хорошие вещи в жизни случаются без многоступенчатого объяснения «почему». Поэтому просто дай, — он требовательно потряс ладонью, и Айзава смирился, нехотя вкладывая в его руки мобильный.       Тот что-то вбивал несколько секунд, а затем протянул телефон обратно. В открытом диалоге с именем Тошинори сверху было одно лишь отправленное сообщение:       «Привет, это Айзава. Подумал, что тебе пригодится мой номер».       Айзава побледнел.       — Это что?       — Это, мой дорогой друг, то, что люди называют беседой. Ну, а как бы он иначе узнал, что это ты ему пишешь? — он потянулся вперед и оценил еще раз написанное в чужом телефоне. — По-моему, очень в твоем стиле. Не прикопаешься, — довольный, он вернулся на свое место, не обращая никакого внимания на сконфуженного друга.       — Да. То есть нет. С чего ты вообще решил, что я хочу ему написать?       — А что, не хочешь? — с интересом посмотрел он на него поверх очков, и Айзаве снова нечем было крыть. Неужели это было так очевидно? — Друзья часто переписываются, — как бы невзначай подкинул Хизаши спасительную для него фразу, и тот кивнул, бормоча себе под нос и наблюдая, как статус сообщения меняется на «прочитанное».       — И правда.       Он все время забывал, что они просто друзья. Пришедшее позже уведомление об ответе обожгло ему карман, но он усилием воли не потянулся его читать. Не сейчас.       «Привет! Отличная идея. Я и сам задумывался об этом, но был уверен, что в случае чего смогу найти тебя через Ямаду».       Уже дома Айзава задумчиво пялился в телефон, думая, отвечать или нет. С одной стороны, диалог был вроде как закончен. С другой, так и подмывало уточнить, зачем он будет его искать.       «Нет», — Шота решительно положил телефон на прикроватную тумбочку. Он не будет так низко опускаться.       «И все же», — взял снова телефон в руки и начал гипнотизировать открытый диалог.       «Нет», — щелкнул кнопкой блокировки.       «Хотя…». «А был повод искать?», — набрал он и тут же стёр, стыдливо убирая телефон под подушку.       Чего он только добивался? Хотел пофлиртовать с Яги? Зачем? Чтобы убедиться, что он ему все же больше не интересен? Чтобы выставить себя тем, кто сам не знает, чего хочет? Сперва он его отталкивает, затем сам пытается сблизиться, — он спрятался вслед за телефоном под подушку, накрываясь ею словно в защите от противоречивых мыслей. — А если он поймёт, что тот ему все-таки нравится, а сам он уже остыл, и это испортит даже те хорошие отношения, что у них есть? Они не смогут больше общаться как ни в чем не бывало. Не смогут говорить по душам. Он не сможет его больше так обнимать, — воздуха стало не хватать, и он вытащил взлохмаченную голову на свет божий. — Но ведь оставался маленький шанс, что все будет удачно. Что он подхватит его настроение, все поймёт, ответит взаимностью. И тогда... — в дверь коротко постучали, и тут же в открывшемся проеме показалась голова матери: «Ужин на столе, не заставляй себя ждать».       Шота вздохнул, снова смотря на телефон.       ... тогда все стало бы ещё сложнее. И ему пришлось бы решать намного больше чем одну проблему. И он не был уверен, что смог бы справиться с этим. Получалось, что при любом варианте лучше не писать ему ничего. Так будет безопаснее.       Он все-таки отложил телефон в сторону и закрыл глаза. Как же все было сложно. Он так не любил, когда все сложно.       Телефон коротко зажужжал, сдвигаясь по одеялу. Заинтересованный, кто бы это мог быть, он смахнул уведомление и сперва не понял, что происходит. С экрана на него смотрел чёрный котёнок, обёрнутый чертовски знакомой синей спортивной формой их школы. «Что за…»       Он уставился на имя отправителя. Вопросов было больше чем ответов.       «Что это?»       Ответить на сообщение — это ведь просто вежливость, правда?       «Айзава, тебе надо чаще выходить на улицу и интересоваться окружающим миром. Это котёнок. Он же ребёнок кошки».       Шота ехидно скривился.       «Не знал, что чувство юмора Хизаши передаётся воздушно-капельным путём. Откуда он? У вас новый талисман в команде?»       Ответа не было дольше, чем он того ожидал, и его начало раздирать любопытство, что же там происходит.       «Шота, ты — гений! — даже через символы ощущался восторженный тон Тошинори, так что неудивительно, что он не заметил, как обратился к нему по имени. — Тренер пообещал уточнить этот вопрос у директора. А пока Тацуми возьмёт котёнка себе. Мы нашли его приблудившимся к спортивному залу и совершенно не знали, что с ним делать».       «И поэтому ты послал его мне?»       В душе Айзавы возникло странное подозрение на грани раздражения: неужели Ямада проболтался про его отношения с бездомными котами? Что он ещё выболтал?       «Нет, что ты, просто он напомнил мне тебя. Такой же чёрный, взлохмаченный и недовольный происходящим. Прямо как ты, когда на тебя в парке снег упал, хаха. А что, ты не любишь котов?»       И как такое могло ему прийти в голову…       «Нет. Люблю».       Секундное раздражение прошло, сменившись азартом от общения и желанием продолжить беседу, поэтому он отправил следом ещё сообщение:       «На самом деле, даже слишком люблю. Всегда хотел завести своего, но родители против. Поэтому подкармливаю всех соседских».       Он не столько хотел рассказать что-то о себе, сколько пояснить своё раздражение в прошлых строках, хотя не факт, что Яги его вообще уловил. С него станется.       «Черт, если бы я знал, то точно написал бы тебе еще раньше».       и следом ещё одно:       «А если бы заводил, то какого?»       «Самого несчастного. Чтобы хотя бы у одного кота жизнь стала чуточку лучше».       Ответ снова заставил себя ждать. То ли Тошинори не мог отвечать, то ли обдумывал сказанное.       «Знаешь, я думаю, это был бы самый счастливый кот на свете. Ведь его бы любил ты».       У Айзавы телефон из рук чуть не выпал, а к щекам прилила кровь. Это было то, что он видел, или то, что он хотел видеть? Они все ещё говорили о котах? И пока он пытался справиться с накатившим волнением, телефон уведомил о новом сообщении:       «А ты 1 января свободен? Я бы хотел с вами погулять. Пока у меня хотя бы один день не будет тренировок».       С вами… а ведь когда-то он звал на прогулку его одного. Нет, они все-таки говорили просто о котах.       «Вполне. Хизаши точно будет «за». Ему только дай повод убежать от родни».       «Я очень рад! Тогда до встречи».       Шота, наконец, выпустил нагревшийся телефон из рук и закрыл глаза вспотевшими ладонями. С разочарованием справиться было сложно, но он уже начинал привыкать. Когда-нибудь он убьёт Хизаши за то, что тому взбрела в голову идея подружиться с новеньким. За то, что он подружил Яги с ним.       Телефон снова зажужжал.       «Кстати, Ямада предложил назвать котёнка «хмурый сыч». Сказал, что ты оценишь. Тацуми не против».       Нет, он определенно убьёт Хизаши раньше. А лучше сразу обоих. Но для этого надо будет сперва встретиться. И от предвкушения этой встречи его сердце снова начинало барахлить, а он ничего не мог с этим поделать.       * * *       Он соврал. Он не был свободен 1 января. Традиционно который год в этот день они отправлялись всей семьей в роскошный дом родителей по отцовской линии и отмечали праздник еще раз, уже с многочисленными родственниками.       Айзава ненавидел этот день. За прилизанные волосы, за строгий костюм, с которого мама сдувала все пылинки, за целый список того, что ему было можно и нельзя говорить — боже, да он с удовольствием бы молчал весь день, отсиживаясь в дальнем углу в ожидании, когда можно будет, наконец, вернуться домой. Но ему не давали. Молчать тоже было запрещено. Он должен был участвовать в происходящем, интересоваться, как поживают его дражайшие кузины и кузены, и отвечать на все вопросы.       «Как учишься, Шота-кун?», «Тебе кто-нибудь нравится, Шота-кун?», «Планируешь поступать на финансовый, как твой отец?»       Это было хождение по тонкому льду. Хотя нет, это скорее была балансировка вслепую на канате, подвешенном над двумя пылающими озерами лавы. Где с одной стороны находилась бабушка, надеющаяся увидеть в своем внуке достойного наследника семьи, а с другой — мама, которая мечтает не отпускать его от себя ни на шаг как можно дольше. И никто не хотел поинтересоваться, чего хочет он сам.       Он действительно ненавидел этот день.       И никогда еще не чувствовал себя лучше, чем когда сбегал с утра пораньше, чтобы увидеться со своими друзьями. Подготовленный костюм с удавкой-галстуком так и остался висеть на двери комнаты, когда он выскользнул в коридор, пользуясь тем, что мама готовила завтрак.       «Шота, ты уже проснулся? Собирайся, машина от бабушки приедет за нами через час».       Наверное, ему должно было быть стыдно за то, что он бросает маму одну на растерзание всей своре родственников. Сегодня, когда отец семейства находится «на работе», и ей придется оправдываться не только за него, но и за отсутствующего сына. И бабушка, наверняка, будет разочарованно качать головой — невестка опять не справилась. Опять не дотянула до того уровня, который от неё ожидали с самого их дня помолвки.       Но ему не было.       И, отправив маме сообщение: «Я не могу сегодня ехать туда. Я больше никогда не смогу поехать туда, где нам не рады. Извини, мне очень жаль. И не переживай — я обязательно вернусь вечером», он поставил телефон на беззвучный. Она звонила. Он это чувствовал по вибрации, отдававшейся во всем его теле и проникавшей в самое сердце. Но он ничего не мог с этим поделать. Он ничего не хотел с этим поделать. Он хотел иного.       Что-то в его лице все-таки его выдало, когда он добрался до их места встречи, в небольшом сквере возле спящей еще после ночных гуляний площади. Не неудержимое предчувствие радости от долгожданного рандеву, а не до конца успокоившееся чувство тревоги и сомнения, терзавшие его всю дорогу. Потому что ребята неожиданно понимающе переглянулись, Тошинори что-то шепнул Хизаши, и тот унесся в неизвестном направлении, в то время как сам он схватил брюнета за руку и, ободряюще улыбнувшись, потащил в сторону ближайшего супермаркета. И Шота не протестовал, только как зачарованный смотрел на сжимавшую его ладонь руку. Это точно стоило всех неотвеченных звонков и разочарованного взгляда бабушки.       * * *       Пожалуй, это вообще стоило всего.       Если бы кто-то сказал ему, что этот день может стать еще лучше, он бы не поверил. Но он стал. По прошествии пары часов Ямаде кто-то написал. Он встал как вкопанный посреди дороги и настолько ошарашенно уставился в экран телефона, что Шота реально заволновался за своего друга. Мало что могло того настолько сильно выбить из колеи, поэтому он сделал шаг в его сторону, предполагая, что единственно правильным сейчас будет ознакомиться с содержимым сообщения, чтобы или разделить удивление парня, или привести его в чувство. Но Хизаши сработал на опережение.       — Это Не… — он спохватился и поправился. Не то чтобы он не доверял Яги. В конце концов, их связывал такой секрет, на фоне которого остальные просто меркли. Но так казалось сейчас корректнее, — ...еевероятно классная подруга. Спрашивает, не занят ли я сегодня. Кажется, ей нужна помощь, — закончил он неуверенно.       Айзава мог поклясться, что он покраснел. Одно дело, когда их завуч искала парня в школе, в течение или на исходе учебного дня. И другое — в разгар праздников, когда каждый проводил время с близкими.       И Ямада тоже это понимал. Он поднял растерянный взгляд, и Шота снова заметил в нем эту невозможность выбрать между чувством долга и совестью — словно он решал сложное уравнение. Многое встало на свои места. Хотя это было ожидаемо. Насколько бы невинными ни были их отношения, неудивительно, что Немури, будучи женщиной безусловно эффектной — и это понимал даже Айзава — смогла, не прикладывая никаких усилий, очаровать своего юного рыцаря. И что бы там ни случилось, он уже готов был нестись к ней на всех парах. Если бы не…       — Вали уже, — хмыкнул брюнет и, развернувшись, схватил Яги за рукав куртки и потащил за собой по улице. Тот не упирался, уже в свою очередь позволяя вести себя. Хотя и не до конца понимал происходящее.       — Чем быстрее мы уйдем, тем скорее он разрешит свою дилемму и сделает то, что хочет, а не то, что должен, — последнее было произнесено уже шепотом для самого Тошинори. Они не прошли еще и пары шагов, как их настиг чужой оклик «Я вам наберу! Не скучайте пока!», и брюнет понимающе усмехнулся. Он сомневался, что они его сегодня еще увидят.       — Это же была… — Яги не закончил мысль, и метнувший в его сторону взгляд Айзава понял, что тот имеет представление, о ком говорит.       — Скорее всего.       Они остановились, и только сейчас Шота осознал, что все это время цеплялся за его куртку. Он стремительно отпустил её, спрятал внезапно разгоряченные руки в карманы пальто, а нос — в намотанный на шею шарф, так чтобы волосы могли скрыть невольный румянец. Другое осознание настигло его секундой позже…       Они. Остались. Вдвоем.       Не в первый учебный день новенького, а месяцем позже. Не после учебного дня на районе, а в центре наслаждающегося новогодними праздниками города. Не случайными знакомыми, столкнувшимися возле учительского стола, а, как минимум, друзьями, прошедшими внушительный путь до этого момента. Может, у судьбы были свои виды, и они оказались там, где должны были, именно сегодня не просто так?       Сердце стучало так гулко, что он едва сдерживался, чтобы не прижать к нему ладонь, пытаясь успокоить. Нужно было держать себя в руках. Нужно было вести себя как ни в чем не бывало.       «Нужно было продолжать играть роль друзей», — до Тошинори неожиданно дошло, в какой ситуации они оказались. Не сказать, что Ямада был связующим звеном в их трио, но он определенно выступал в нем медиатором, сглаживая возможную неловкость и направляя их в нужное русло: Айзаву — ненавязчиво «к блондину» (расслабься, он тебя не укусит), а самого блондина — к знаку «попридержи коней», чтобы не усердствовал сверх меры. Но и без него они могли сосуществовать — в конце концов, тогда ночью они спокойно общались и без его участия. Значит, смогут и сейчас. Разве что хотелось бы на этот раз обойтись без случайных слез и задетых ненароком моральных травм.       — Ты голоден? — вдруг поинтересовался Тошинори, и Айзава, наконец, поднял на него глаза. Тот смотрел с мягкой улыбкой, и хотя она не была похожа на те, что он дарил всем в школе, он никак не мог понять, что же за ней прячется. Потому что так легко было ошибиться.       — Немного, — сознался он. — Я сегодня не завтракал. Так получилось.       Блондин чуть нахмурился, но расспрашивать ничего не стал, хотя у него теперь и была определенная почва для размышлений по этому поводу. Заместо этого он неожиданно просветлел, и улыбка стала настолько вдохновенной, что Шота едва удержался, чтобы не сделать шаг ему навстречу, притягиваемый ею как магнитом.       — Тогда я знаю, куда мы сейчас пойдем. Обещаю, тебе понравится!       Откровенно говоря, сейчас Айзава пошел бы за ним куда угодно.       * * *       — Это… что?       Глядя в его глаза, полные смеси восторга и удивления, Тошинори понимал суть вопроса, но от подколки все равно не удержался.       — Это котокафе. Кафе… с котиками. Серьезно, Айзава, тебе надо чаще выбираться из дома, — он тихо хохотнул, и Шота бросил было на него уничтожающий взгляд, однако, градус презрения немного не дотянул — он никак не мог сосредоточиться, пока вокруг него кто-то урчал, мяукал, ластился или складывался клубочком — и немая угроза расправы так и не добралась до адресата.       Выйдя из теплого тамбура, организованного двойным рядом дверей — чтобы животные случайно не выбрались на улицу — раздевшись и обработав руки антисептиком, они оказались в небольшом кафе с расположенными на некотором отдалении друг от друга столиками. И его почти ничего не отличало бы от других подобных, если бы не одно но — везде были коты. Не брошенные, потрепанные жизнью, настороженно принюхивающиеся к протянутой им руке и с отчаянием бросающиеся под ласку, когда понимают, что угрозы для них нет. А холеные, довольные жизнью, разморенно смотрящие на посетителей и почти не возмущающиеся, когда их трогают. Было видно, что не ко всем судьба была благосклонна: у кого-то был откушен некогда роскошный пушистый хвост, кто-то норовисто скакал на трех лапах, убегая через кафе от собрата-преследователя, кто-то вертел в сторону звуков только одним ухом. Но они все были без сомнения любимы и довольны жизнью. Хотя, возможно, и не до конца.       Пока Айзава располагался за одним из столов и приходил в себя, разрываемый на части желанием погладить всех и сразу и в то же время не желающий уподобляться другим посетителям и бегать за животными, если они того не хотят, Тошинори принес ему два меню. Одно было, ожидаемо, с напитками и небольшими закусками: сэндвичами и десертами, а другое…       — Коты? Меню котов? — у парня был такой взгляд, что блондин не удержался и от души рассмеялся. Подкравшийся было к его ногам любопытный белый котяра встрепенулся и убежал, распушив хвост. — Серьезно?       — Не смотри так на меня, точно я тебе их съесть предлагаю!       — Тогда что? — он еще раз раскрыл принесенную брошюру и только сейчас заметил, что ко всем фотографиям животных прилагалось краткое описание. Не только порода, примерный возраст и пол, но и перенесенные жизненные невзгоды.       «Альфред, сиамец, 3 года, был найден в подвале дома в состоянии сильной гипотермии. Полностью здоров, но очень зависим от тепла».       — Это… — у него появилась догадка, от которой стало резко больно. Он же не мог взять никого к себе домой. Яги это знал. Зачем тогда такое издевательство?       — Я знаю, что ты не можешь приютить кота у себя, — он словно читал его мысли, и голос, которым он говорил, был настолько ласковый и теплый, что Шота ненароком потонул в нем. — Но ты можешь взять шефство над любым из имеющихся здесь животных. Ты будешь заботиться о нем. Сможешь приходить к нему столько, сколько захочешь. Он будет «твой», хотя и не будет жить у тебя. Ты сможешь сделать кого-то настолько счастливым, насколько можешь, — чужие пальцы слегка коснулись его руки, и его сердце вновь пропустило удар. Они опять говорили только о котах?       — Но его сможет забрать кто-то другой?       Тошинори тихо вздохнул.       — Да, увы, это печальная сторона медали. Но это случится, только если в новом доме он будет действительно счастлив. А ты тогда сможешь стать опекуном для другого. Тут многие… жаждут твоей любви.       По его спине пробежали мурашки. Раздираемый противоречиями, ищущий недосказанность в чужих словах, скрытый смысл, он поднял глаза, надеясь встретить чужой взгляд, понять все по нему, но Яги с улыбкой чесал за ухом запрыгнувшую на стол серую кошку в прелестном кожаном ошейнике — и ему пришлось взять себя в руки и сосредоточиться на том, что было однозначным и не таило в себе подтекстов. Он мог теперь быть не только безызвестным благодетелем для соседских котов, этаким подпольным героем, действующим из тени, но и взять шефство над одним конкретным котом, стать для него если не хозяином, то другом. Пусть даже и временно. Приходить только к нему, заботиться только о нем, оплачивать ему питание и лечение в случае необходимости. Интересно, он будет его узнавать при встрече? А будет ли скучать и ждать, когда колокольчик над дверью звякнет и чуткий слух уловит знакомые шаги?       — На это нужны деньги… — это был не вопрос, утверждение. Он прикидывал, в каких карманных расходах придется ужаться, чтобы взять на себя такую ответственность. Нет, он не искал причину отказаться, просто оценивал все риски.       — Не переживай об этом.       — О чем ты… — он хотел продолжить, но не мог, только сидел и улыбался от развернувшейся картины. На Яги восседали порядка четырех кошек, старательно потираясь об него и требуя ласки, причем самая наглая так и лезла в его стакан с водой, отчего ему приходилось держать его на вытянутых руках над головой, маневрируя от пушистых нападений. — Кажется, ты им нравишься.       — Да я заметил! — он рассмеялся. — Тебе не нужно думать о деньгах. Я уже внес определенную сумму, так что все, что тебе остается, это выбрать, на кого она пойдет.       — Ты… что? — он не мог поверить своим ушам.       — Знаешь, я тоже люблю котов, — Тошинори, наконец, утихомирил пушистую тираншу, и та улеглась на его коленях, чувствуя себя их полноценной хозяйкой. Он отпил воды и положил ладонь на мягкую макушку, почесывая. — И я буду рад, если именно ты распорядишься этими деньгами на благо одного… ну, или нескольких животных. Но, — он со всей серьезностью поднял вверх указательный палец, — сперва надо решить другой вопрос!       — Какой?       — Что ты будешь есть?       Когда Яги смог выбраться из мурчаще-урчащего плена и отправился добывать еду, Айзава не мог перестать смотреть в его спину. Он правда мог ему это позволить? Он правда мог себе это позволить?       «Не заморачивайся так сильно, — добавил тот успокаивающе, перед тем как отойти, видя, какие внутренние демоны терзают парня. И протянул руку, чтобы мягко потрепать его по волосам, стараясь, чтобы это было максимально невинно, по-дружески, не зарываясь пальцами в его темные пряди, не желая потянуть к себе навстречу, чтобы… — Считай, что это подарок на Новый год. Тебе. Мне, — он махнул головой в сторону кошачьего царства, — кому-то из них».       «Хорошие вещи иногда просто случаются», — вспомнилась фраза Хизаши, и в кои-то веки он был готов прислушаться к его советам. Стоявший у кассы Тошинори обернулся и подмигнул ему.       Значит, он мог?       * * *       Когда они, наконец, вышли на улицу, уже стемнело. Ямада, ожидаемо, так и не показался, только скинул короткое смс: «Это чума! Потом все расскажу!», и прочитавшие это сообщение парни переглянулись и тут же зарделись, подумав явно об одном и том же. Надо было дождаться подробностей.       Обернувшись в сторону уже закрытых дверей, они напоследок еще раз помахали обитателям кафе: Айзава — непосредственно котикам, а Яги — персоналу, который они вдвоем успели очаровать. Сам блондин, как водится, своей улыбкой. А Айзава — неподдельным интересом к судьбе каждого из питомцев.       Выбирал он себе подопечного так, словно проводил собеседование на личного помощника. Разве что вопросы не задавал. Хотя общался с животными за милую душу. Он искал того самого, как и обещал — кого сможет сделать максимально счастливым. Не замечая при этом, как сам преисполняется радостью, сбрасывая с себя привычную маску усталости и отрешенности от жизни. Тошинори от него глаз не отводил, параллельно воюя с кошкой за очередной бутерброд за их столиком, и только улыбался. Все-таки привести его сюда было отличной идеей. Не зря столько времени гуглил про волонтерство и котокафе и искал именно то, что сегодня будет открыто. Правда, он даже не ожидал, что в итоге они останутся только в обществе друг друга. Это было волнительно, но в то же время очень приятно.       Так что, когда он говорил про новогодний подарок себе, он слукавил: свой он, пожалуй, уже получил, когда впервые увидел, как брюнет настолько открыто чему-то улыбается. И как он улыбается ему.       Еще не осознающий своего счастья обладатель внимания Айзавы Шоты на ближайшие месяцы был в итоге найден — некогда роскошный дымчато-черный мейн-кун с ярко-желтыми глазами. Физически он был, в принципе, здоров, не считая надорванного в драке уха и еще не везде заросших в шерсти проплешин после проведенной операции. Но морально… Он лежал в отдалении, почти не играл с другими котами и проявлял активность ровно в тех моментах, которые были необходимы: добирался до мисок с едой и туалета, совершал оздоровительный променад по периметру кафе, стараясь минимально контактировать с посетителями, профилактически шипел на кого-то из своих собратьев, если те подбирались слишком близко, а затем возвращался на облюбованную им лежанку и показательно отворачивался ото всех, пряча морду за пушистым хвостом. Только по этому хвосту можно было судить, каким он станет красавцем. Он уже был им.       Когда Айзава подошел к нему, кот только глаз лениво приоткрыл, оценивающе окидывая человека усталым взглядом: «Чего тебе?»       И Шота не стал его гладить, даже протягивать ладонь, чтобы дать познакомиться с собой. Только улыбнулся и сказал: «Понимаю тебя, Куро. Я тоже с людьми не очень лажу. Но… мы обязательно справимся, не переживай» и направился в сторону персонала. Выбор был сделан.       Пошел снег. Он ложился мягкими хлопьями и исчезал под быстрыми шагами прохожих, которых к вечеру на улице прибавилось. По мостовой спешили под руку улыбающиеся влюбленные парочки, со смехом повисали на руках своих родителей дети. Праздничное настроение заполняло улицы и проулки: за открытыми уже дверьми баров раздавался звон бокалов и радостные поздравления, откуда-то доносилась музыка и треск хлопушек, разноцветные конфетти смешивались со снежинками и укладывались на мостовую новогодним узором. Зажглась иллюминация. Они стояли на островке колышущегося теплого света, отбрасываемого окнами кафе, пока мимо них проплывала река отражающихся в промокшей брусчатке огней-светлячков. Время как будто существовало отдельно от них. Но стрелки часов на главной башне спешили в этом разубедить.       — Мне пора, — с тяжелым сердцем произнес Шота. Он не хотел, чтобы этот день заканчивался. — Я обещал маме к вечеру быть дома, — и, заметив, как другой явно нахмурился, поспешно добавил, — все нормально, правда. Сейчас… лучше чем было. Как минимум, он надеялся на это. Ведь еще было неизвестно, что ждет его после сегодняшней выходки.       — Тогда… — Яги покачивался на месте, переваливаясь с носка на пятку, точно в нерешительности. Почему все это так чертовски было похоже на свидание, где ты в конце не можешь решить: можно ли поцеловать девушку или пока не стоит, чтобы не получить пощёчину. Вот только это была не девушка. Вот только это был Шота. — Я тоже поеду. Завтра на тренировку к 7 утра, последние дни перед соревнованиями обещают быть самыми напряженными.       — Сурово, — только и выдохнул Айзава, поднимая голову к небу и пряча под шарф озябшие пальцы. Облако теплого дыхания сорвалось с его губ, растворяясь в морозном воздухе. И глядя на него, Тошинори понял: он бы поцеловал. Даже если бы это грозило пощечиной.       — Придешь поболеть на матч? То есть с Ямадой вместе, конечно, — он смущенно потер нос. — Я буду рад вашей поддержке.       «Я бы хотел, чтобы ты пришел».       — Конечно, придем. Надо же школу поддержать, — отозвался он как ни в чем не бывало.       И было неважно, что за все время учебы он никогда не посещал ни одного спортивного мероприятия. Просто раньше там не было ничего, что его действительно интересовало бы.       «Я обязательно буду».       Их взгляды встретились, и на мгновение повисло молчание, в котором сквозила какая-то недоговорённость, не высказанная, но рвавшаяся наружу истина. Казалось, что даже звуки улицы стали глуше. Но никто так и не смог сделать первый шаг, чтобы преодолеть эту черту. Слишком многое было на кону.       — Тогда увидимся в школе, — Яги повернулся к нему уже всем корпусом и привычно открыто улыбнулся, кивая напоследок. И почти бегом пустился вниз по улице, пока его сознание не нашло причины остаться еще ненадолго. Но спустя несколько метров вдруг остановился и, обернувшись, крикнул, взмахнув рукой: «С Новым годом, Айзава!»       — Шота… — тихо поправил его все еще стоящий под падающим снегом парень, но Яги его, конечно, уже не слышал. — С Новым годом… Тошинори.