Людей сближает школьная скамья и другие несчастья

      Утром следующего дня они встретились с Ямадой возле школы. Специально арендованный автобус должен был отвезти их к месту проведения соревнований наряду с другими учащимися, в том числе и группой поддержкой. Видок у Айзавы явно был не первой свежести после проведенной в душевных терзаниях ночи, так и не давшей ни на минуту сомкнуть глаз, так что Хизаши многозначительно вздернул брови, но от вопросов все-таки воздержался. Впрочем, как и от возвращения к поднятой накануне теме. И дело было даже не в том, что на ближайшие пару часов дороги они не оставались одни — до сидевших в дальнем конце автобуса ребят мало кому было дело, все рьяно обсуждали предстоящие матчи и вероятных противников. Скорее, им просто нечего было добавить к уже сказанному. И они оба это понимали. Поэтому Айзава решил использовать предоставленное время в единственно правильных целях: он прислонился лбом к прохладному стеклу и закрыл глаза.       Мерно покачивающийся по утренней горной дороге автобус неспешно вез их вперед. Но у Шоты было ощущение, что он продолжает стоять на месте.       * * *       — Эй, поосторожнее!       — Простите, — шарахнувшийся в сторону Айзава растерянно потер лицо. Пара часов поверхностного сна в автобусе сказались на нем не лучшим образом: он еще не до конца пришел в себя и наблюдал некоторые проблемы с координацией. Что только усугублялось местом, куда они приехали. Оказавшись в спортивном центре, где проходили межшкольные соревнования по волейболу, он сразу же вспомнил, почему до сих пор избегал подобных мероприятий. Всего три слова: слишком много людей. Перемещающиеся группами спортсмены различных школ, а их здесь должно было быть не меньше пятнадцати, следующие за ними по пятам фанатки и прочие подпевалы, фонтанирующие восторгом даже на расстоянии, обычные ученики, приехавшие поддержать свою команду или просто посмотреть на соревнование — все это смешалось в какофонию из громких голосов, репетируемых кричалок и форм различных цветов: как ученических, так и спортивных. При этом конкретно их собственную, синюю с белым, он сейчас нигде не видел. Не сказать, что это его сильно расстраивало — в глубине души он боялся встречи с Яги.       — Шо, ты в норме? — поинтересовался Хизаши, прихватывая его за плечи и уводя в сторону, пока Айзава не врезался еще в кого-нибудь. Навстречу как раз шла толпа школьников, вооруженная до зубов музыкальными инструментами, среди которых виднелась даже туба. Кто-то к вопросу поддержки подходил с максимальным размахом. Айзава мог только надеяться, что эти ребята не будут с ними в одном зале.       Насколько он понял из объяснений сопровождающего учителя, смутных для его колебавшегося на грани сна и реальности сознания, в соревнованиях участвует 16 школ, состязаясь попарно по принципу «на выбывание». После первых матчей, проходящих в первой половине дня в четырех разных залах комплекса, остается ровно половина участников, которые снова встречаются между собой уже после обеда. Четыре команды победителей переносятся в следующий отборочный тур и сходятся в поединке уже на следующий день. И так пока не останется одна.       Судя по разговорам его одноклассников, победы от их школы никто не ждал, но хотя бы выйти в четверть финала для команды, которая впервые оказалась на чемпионате, было бы уже достижением.       — Терпимо. Но я буду молиться на автомат с кофе, если он тут есть, — парень подавил зевок, прячась за раскрытой ладонью. — Если наши выиграют первый матч, чую, он мне еще не раз понадобится.       — С этим могут быть проблемы, — Ямада как раз дотащил их до стенда с расписанием матчей и теперь изучал его, отслеживая порядок встреч. Айзава не утруждал себя подобным, его взгляд был устремлен в толпу. Не мелькнет ли там синяя куртка. Не проплывет ли возвышающийся над остальными головами светлый вихор волос. Не скользнет ли в его сторону взгляд взволнованных глаз цвета неба, ищущих его… их с Ямадой, чтобы убедиться, что они пришли. Что они рядом.       — Почему? — пальцы в кармане теребили телефон, снова и снова пробегая по кнопкам в нетерпении. Может, стоило написать ему сообщение? Хотя нет. Он, наверняка, готовился. Незачем было его отвлекать. Да и вряд ли бы он услышал. Куда там обычно спортсмены девают свои телефоны, чтобы они не мешали? Оставляют в шкафчиках в раздевалке? Или сразу отдают тренеру?       Шота всячески гнал от себя мысль, что единственное, чего он, на самом деле, сейчас опасался, это не оказаться неуместным, а что после этого смс Яги выйдет к ним, хотя бы даже на минутку. Черт, он был такой трус.       — Первый матч у них с командой Шикецу, — Ямада постучал пальцами по схеме.       — И это…       — И это плохо, — констатировал тот. — Они — сильный соперник. В прошлом году добрались до финала.       Пальцы Айзавы замерли на кнопках. Или, быть может, все-таки стоило?       — Пошли, — кивнул в сторону коридора Хизаши. Теперь он знал, какой зал им нужен. — Надо бы занять хорошие места, пока нас не опередили.       — Сперва — кофе, — ненавязчиво поправил его Айзава, и Ямада, глядя на него, смилостивился:       — Точно. Сперва кофе.       Автомат они нашли на том же этаже. И пока он с подозрительным дребезжанием выплевывал в одноразовый стаканчик горячую молочно-кофейную субстанцию, обошедшуюся им в терпимые 150 йен, Шота все-таки достал из кармана телефон. До начала оставалось 15 минут. Они сейчас направлялись в зал. Шанс встретиться был минимальным.       «Удачи с Шикецу! Хизаши говорит: они вам в подметки не годятся», — его губы тронула легкая улыбка. Он был уверен: если Яги все-таки это прочтет, он тоже будет улыбаться. А еще обязательно поймет, что они здесь.       Если…       Ответ пришел вопреки всем его ожиданиям почти сразу же. Он только успел убрать телефон в карман, чтобы забрать свой напиток. И от робкого предположения «неужели, он ждал?» по его спине пробежали мурашки.       «Спасибо! Будет неплохо в этом убедиться».       И следом еще одно, от которого стаканчик в руках предательски дрогнул и он чуть не разлил на себя это подобие кофе:       «А ведь это первый раз, когда ты мне написал первый. Надеюсь, что не в последний!»       И правда. Он об этом даже не подумал.       * * *       Слава богу, обошлось без тубы. Айзава не знал, какой команде оказывают такую громогласную поддержку, но одно было точно — в их зале её не было. Как минимум, пока.       Вместе с Ямадой они быстро нашли выделенную для Юэй зону трибун, где постепенно собирались их одноклассники, и юрко скользнули на крайнюю скамью перед ограждением. Пусть даже и на боковых местах, но отсюда открывался хороший обзор как на поле, так и на тренерскую зону, где на скамейке уже восседал учитель Сакамата — сегодня он был еще более хмур и напряжен, чем обычно. Ребята уже тоже вышли: совершали разминочную пробежку вокруг сетки и поочередно отбивали подаваемые им мячи. Шота слегка потянулся вперед, высматривая среди участников того единственного, ради которого он… они сегодня сюда пришли. Это было несложно.       Тошинори как раз подбежал к сетке, подпрыгнул — его челка была зачесана назад и спрятана под тонкий ободок, так что единственное, что вторило инерции прыжка — это футболка, на мгновение чуть задравшаяся, обнажая тонкую полоску кожи на подтянутом животе. Удар. Мяч легко отскочил от его ладони, приземляясь точно в центр поля.       Он улыбался. Шота, если вы не поняли. Он не мог сдержать улыбки, впервые видя своими глазами, ради чего столько времени трудился их друг. Ради чего сбивал ладони до кровавых мозолей, покрывал предплечья россыпью синяков, утомлял себя настолько, что едва был в состоянии добраться до дома.       Тошинори был хорош. И не только потому, что синего цвета форма идеально сочеталась с его цветом глаз, а короткие шорты обнажали красивые мускулистые ноги, по которым можно было лекции по анатомии давать — настолько детально были очерчены под золотистой кожей напрягающиеся мышцы. Но и потому, что там, внизу, он был определенно на своем месте. И судя по перешептываниям вокруг, заметил это не только Айзава.       Остановившись поодаль, Яги довольно упер руки в бока и только сейчас впервые обернулся в сторону зрителей. Ему даже глазами бегать не пришлось — их взгляды встретились тут же. И когда Тошинори взмахнул в их сторону рукой, источая своей улыбкой такой свет, что можно было запросто гасить все лампы в зале, Шота тихо сполз вниз по скамье. Он надеялся только на одно — что никто не заметил, кому предназначалось это приветствие. И, возможно, улыбка.       И как он сам не замечал этого столько времени.       * * *       Когда с официальной частью и представлением команд было завершено, зал, точно по сигналу, благоговейно замер — так затихает природа пред лицом наступающей грозы.       Прозвучал свисток, игра началась. Мяч взметнулся вверх, следуя точному направлению рук подающего — капитана команды Юэй, легко перемахнул сетку и устремился к свободному пространству поля между игроками. Медленно. Либеро противника выдвинулся вперёд, принимая подачу и перебрасывая мяч партнёру по команде. Казалось, что две школы ещё примериваются друг к другу, играют осторожно, словно пробуя чужую территорию, нащупывая на ней границы, слабые стороны, анализируя противника.       Нападающий решил расставить точки над i. Он бил без надрыва, словно нехотя, но с такой силой удара, что стоявший возле сетки Яги растерялся. Прыжок. Мяч скользнул по его пальцам, не давая себя остановить, и устремился к дальней части поля, прямо на Тацуми. Казалось, позиция была максимально выигрышной, но он не сумел погасить импульс удара, и мяч отскочил в сторону, вылетая за пределы площадки. Вздернутые вверх флажки, свисток — это был определенно аут.       Ноль на табло сменился на единицу — счёт был открыт. Со стороны трибун послышалось взволнованное гудение толпы: школа противника подбадривала своих спортсменов, воодушевлённая их первым и таким успешным ударом. Их группа поддержки тоже не безмолвствовала, поднимая боевой дух товарищей. Но, судя по всему, ребятам он пока был ни к чему: игра только началась. Одно очко ничего не значило, его можно было легко отыграть.       Разрыв составлял семь очков. Команда школы Юэй ещё не теряла самообладания, но их энтузиазм уже дал трещину. Счёт вызывал волнение — 12:19. Ещё одно очко в пользу Шикецу, и сменившиеся десятки окажут уже более сильное моральное давление на ребят, намекая, что до матч-поинта и взятой первой партии рукой подать.       Сакамата запросил тайм-аут и, когда прозвучал длинный свисток судьи, созвал ребят к себе. Шота вытянул шею, чтобы постараться не услышать — догадаться хотя бы, о чем шла речь, почувствовать настроение. Он не готов был признаться, но он переживал. Все его терзания относительно чувств, отношений, взаимности внезапно отошли на второй план — сейчас была важна игра. И сам Яги. Он старательно излучал улыбку невозмутимости и веры в уготованное им всем светлое будущее, но Шоту теперь было не провести: видя, как тот закидывает руку за голову, попутно протирая концы встопорщенных волос полотенцем, как излишне напряжены уголки его губ, когда он подносит бутылку с водой ко рту, и как до хруста сжимает оплетенные тейпом пальцы, он понимал — он волнуется не меньше чем остальные. Если даже не больше. Ведь на нем лежала огромная ответственность, «на него возлагали надежды». И Шота лучше чем кто-либо понимал, какого это — не принадлежать себе всецело, быть заложником чужих ожиданий. Это давило и ограничивало. Яги было бы намного проще, если бы он не оглядывался после каждого своего шага и не думал о том, что расстояние до цели становится все больше. Если бы он просто играл. Делал то, что умеет, так, как умеет только он — выкладываясь на все… не сто, двести процентов. Он мог только надеяться, что Сакамата скажет ему что-то в этом духе, потому что он сам сейчас — не мог.       Айзава напряженно сжал пальцами металл ограждения — действие, не ускользнувшее от сидевшего рядом блондина, но оставшееся без комментария. Что бы про него ни говорили, он хорошо знал, когда лучше оставлять свои высказывания при себе, и это был тот самый случай. Он видел волнение Шоты, и он отчетливо понимал его причину. Как и то, почему всем корпусом брюнет сейчас так и тянулся туда, к замершим на короткую передышку ребятам, слушающим наставления тренера. На своей шкуре он знал, каким внимательным и заботливым может быть его друг с близкими людьми (к которым до недавнего времени только он и принадлежал), даже если эта забота и была завуалирована неохотой и напускным раздражением. Так что неудивительно, что сейчас ему было жизненно необходимо поддержать человека, к которому он испытывал самые искренние и самые противоречивые в своей жизни чувства.       — Просто верь в него, — Ямада сложил руки на ограждении и умостил на них свой подбородок. — Сейчас ты не можешь сделать ничего больше, поэтому просто верь.       Шота промолчал, но по тяжелому вздоху смирения, что порывисто покинул его легкие, можно было сделать вывод, что он прислушался к этому напутствию. Тайм-аут заканчивался, и с мотивирующим воскликом ребята вновь ринулись на площадку. Трибуны зашумели. Игра продолжилась.       Первый тайм они все-таки упустили.       Счет 18:25 неприятно давил на нервы и не только по вполне определённой причине. У Шоты была своя заинтересованность в победе их команды — ведь в случае проигрыша соревнования на сегодня были бы для их школы окончены, и они наверняка бы встретились с Яги. Проигнорировать того после матча, тем более после поражения, было бы некрасиво с их стороны, как друзей. А они все еще были друзьями. Как минимум, до тех пор, пока Шота не примет решение все изменить. В его руках сейчас была невероятная власть — он буквально управлял судьбами людей. И это было очень непривычное ощущение для человека, от мнения которого почти никогда ничего не зависело.       Но только не сейчас. Он был всесилен. Всемогущ.       Решит он продолжить быть друзьями и дальше, навсегда обезопасить себя от последствий возможных отношений — все так и будет. Он был уверен, Яги не решится пойти против его желания, пусть даже и не озвученного. Побоится испортить то, что у них есть. Точно так же как все это время боялся Шота. Пьянящее ощущение. Хотя и с мерзеньким послевкусием. В конце концов, он не хотел играть чувствами другого, как ни крути, близкого для него человека, поэтому не стал бы усердствовать, чтобы тот навсегда застрял в своих безответных сердечных порывах. И, пожалуй, даже был бы рад, переключи Яги внимание в итоге на кого-то другого. Но вот искренне ли? Навряд ли. От одной мысли, что кто-то ещё будет рядом с ним, ощущать его прикосновения, тепло его улыбки, бережное давление объятий — будет владеть тем, что предназначалось Айзаве, но от чего он собственноручно отказался, на душе становилось премерзопакостно.       Скажи честно, Шота: ты бы хотел, чтобы Яги всегда любил только тебя? Потому что это… приятно, льстит, делает тебя особенным, да?       Скажи, Шота: ты же заметил, что впервые в отношении него сказал слово «любил»?       Скажи: ты же понимаешь, что то, что ты сейчас чувствуешь, думая об этом слове, взаимно? И все, что тебя отделяет от этой взаимности… от этих крепких объятий, способных удержать, когда земля уходит из-под твоих ног (причем из-за них же); заботливых пальцев в волосах, проникающих намного глубже — в самую душу; широких ладоней, прожигающих кожу даже через одежду; золотистых прядей, щекочущих висок, когда он склоняется ниже… от этих удивительных голубых глаз напротив, так близко к тебе, что видно светлые крапинки на его радужке, которые размываются, выпадая из фокуса, когда становятся еще ближе… от его мягкого шепота, который не слышишь, ощущаешь дыханием на своей коже — от всего этого тебя отделяет лишь один шаг? Понимаешь, Шота?       Да, он понимал. И все-таки ему надо было хотя бы еще немного времени. Не каждый день ты меняешь судьбу человека. Особенно если этот человек — ты сам.       * * *       Все изменилось с началом второго тайма. Казалось, после перерыва и смены сторон на площадку вышли совсем другие игроки. Случившийся проигрыш не только не сломил их, а напротив — зажег в них огонь стремления к победе, который ощущался даже на трибунах. Больше не было неопытной растерянности и легких улыбок на губах, только сталь и рвение во взгляде и движениях. Они буквально рассчитывали стать примером выражения: «Проиграли бой, но выиграли сражение». Даже противник не ожидал такого напора.       Они были как тигры, выгрызали свою победу из каждого хоть мало мальски удачного сценария. Удавались не все маневры, но их это совершенно не расстраивало. Быстрая атака, точный диагональный, на который не успели среагировать, несколько эйсов подряд — снова от руки капитана, тройной блок, выраставший перед противником внезапной стеной. Только сейчас Шота действительно понял, почему за Тошинори ухватились и затянули в волейбольную команду. Не только из-за его роста и физических данных. Это подходило для почти любого вида спорта. Но у него было что-то вроде… врождённых инстинктов. То, что он тогда заметил на уроке физкультуры, теперь приумножилось и отточилось, словно огранили выброшенный из жерла вулкана алмаз. Сила и точность удара, высота прыжка, а еще скорость реакции на перемену замысла противника.       Никто не ожидал, что это будет сброс у сетки — тот высокий нападающий уже готов был принять пас, чтобы с силой отправить его на чужую половину поля. Но вдруг рука связующего остановила свое движение и лишь слегка коснулась мяча, направляя его строго вниз. Зал ахнул. Время замедлилось и стало течь, словно патока, до соприкосновения с площадкой оставались считанные мгновения. Но его не произошло. Пока блокирующие взмывали в воздух, Яги в секунду оказался под сеткой, ловя мяч почти у самого пола и оставляя его в игре.       Второй тайм закончился со счетом 25:22 в пользу Юэй.       На третьем соотношение сил снова сменилось. Ребята слишком выложились в предыдущей партии, чтобы не отдать игру без боя, так что сейчас некоторый спад сил был понятен и ожидаем.       Они запыхались, крупные капли пота стекали по лицу и блестели над воротниками футболок, мышцы реагировали уже с задержкой на посылаемые мозгом команды. Еще и противник приноровился к их сильным местам, в том числе и высокой защите со стороны центрального блокирующего, так что его начали обходить: если не ростом, то хитростью. И это тоже приносило свои неудобства.       И все-таки Шикецу нельзя было назвать спокойными. То, что они ожидали легкой победой — матч с молодой командой, еще толком не сыгравшейся, впервые появившейся на соревнованиях, при том что они почти выбились в лидеры в прошлом году, неожиданно таковым не было. Юэй, возможно, и не хватало опыта, но они брали упорством и слаженностью действий. Даром что ли практически сутками торчали в спортзале даже в праздники?       Они шли практически вровень, отыгрывая друг за другом то по одному, то по три очка. Больше всего проседали в моментах нападения — когда подавать приходилось Яги. Было видно, что вот здесь ему практики еще не хватало. Касание сетки, аут, даже удачные броски легко перехватывались противником — у Айзавы каждый раз сердце кровью обливалось в эти секунды. Он снова и снова вспоминал того разбитого, считающего себя ни на что не способным парня в коридоре у спортивного зала. Но и команда, и тренер реагировали на это спокойно, подбадривая «Следующая удастся!», и Шота в итоге успокоился — они понимали. Они были к этому готовы. Они поддерживали его, помогая стать лучше, а не давили, указывая на недостатки. Было удивительно видеть, что так тоже бывает.       К концу партии воздух в зале буквально звенел от напряжения. Даже самые ярые предрекатели победы более опытной команды уже молчали в растерянности — шансы были равнозначны. Первым до матч-пойнта добрался противник, но Юэй не отдала очко так просто, превращая каждый следующий розыгрыш в изматывающую смену маневров и атак. Когда счет был 28:29 в пользу их команды, все, кажется, даже перестали дышать. Мяч то взмывал в воздух, почти под самый потолок зала, то вылетал за пределы поля, где только нечеловеческими усилиями его вытаскивали спортсмены, возвращая в игру. Атмосфера накалилась, вот-вот должно было что-то грянуть. Все тайм-ауты были давно использованы, силы были на пределе. У них был только один вариант — выйти за эти пределы.       Шикецу безусловно не собирались отдавать им этот мяч, и все же Тацуми принял удар. Пас связующему, еще один. Айзава был уверен, что бить будет тот парень с короткой стрижкой, взявший хороший разбег, но… он промахнулся? Нет, погодите — это была не ошибка, это был обманный манёвр. Заставив команду противника выстроить блок против вероятного удара, они получили свободные секунды для того, чтобы действительно забить очко в незащищенное теперь поле — стоило прыгнувшему парню начать оседать на пол, как за ним тут же возникла знакомая светловолосая макушка. Яги словно парил — на мгновение показалось, что он завис в воздухе, пересилив силу притяжения. Касание мяча, удар, свисток. Это была красивая атака.       28:30. Команда высшей школы Юэй победила, можете поклониться противнику.       Это была заслуженная победа.       Весь зал накрыло волной восторга: даже Айзава почувствовал, как она прошла по его телу разрядом тока, увлекая в общую пучину ликования. Он был восхищен. Он был горд. Он был… польщен. Ведь этот невероятный, по-настоящему искренне улыбающийся сейчас парень внизу, принимавший похвалу от своих товарищей, выбрал его. Не за что-то, а, как говорят, вопреки. Поскольку сам Айзава, как ни старался, никак не мог понять, что кого-то может в нем привлечь: невзрачный, молчаливый, угрюмый, с семейными неурядицами, вечной бессонницей, дворовыми котами и… Хизаши. Так себе приданое.       А он — нашел что-то. И не захотел отступить даже тогда, когда его грубо остановили. Продолжил нести в себе это теплое чувство по отношению к другому человеку, не омраченное обстоятельствами. И, наверное, Айзава всегда знал, что оно есть. Всегда ощущал его, просто боялся поверить в то, что оно настоящее.       — Ты в порядке? — услышал он совсем рядом голос своего друга и осознал, что от волнения его дыхание участилось, а к лицу прилила кровь. Боже, если так пойдет дальше, ему даже не придется объясняться с Яги — его вид все скажет за него сам.       — Да. Просто, — он отпустил стиснутый пальцами поручень и чуть откинулся на спинку сидения, — это выглядело круто. Не думал, что волейбол может увлекать. «Не думал, что другой человек может так увлекать».       — Ага, — Ямада согласно отозвался, потягиваясь до хруста в костях — матч длился дольше, чем все ожидали, и теперь тело требовало хоть какого-то движения. Хорошо, что впереди был небольшой перерыв на обед и подготовку к следующему состязанию. — Круто все-таки Яги играет. Особенно для новичка, — он восхищался без толики стеснения, и Айзава невольно позавидовал этому умению искренне и легко выражать все свои мысли и чувства. Ему бы однозначно пригодилось. — Неудивительно, что школа так вцепилась в его кандидатуру. И ведь после соревнований внимание к нему только усилится: причем неважно, победят они сегодня или нет. Он себя и так уже показал.       Айзава кивнул с некоторым промедлением. Ямада говорил все верно.       Тошинори всегда был слишком ярок, чтобы быть незаметным. А спортивные успехи, наверняка, заставят его сиять ещё больше, привлекая окружающих, как светлячков на свет. Это было то, что пугало юношу во всех отношениях, но с совершенно разных точек зрения.       Если он откажется от него, тот определенно не долго будет один. А если все-таки признается, то ему придется мириться с тем, что Яги, а следовательно, и он будут у всех на виду. Пугающая до чертиков перспектива. Оставалось только понять, чего же он боится больше. И если для кого-то это был вопрос вполне однозначный, то с Шотой все было не так просто.       Ямада не позволил ему до конца погрязнуть в этой мысли, выдергивая на поверхность вопросом более прозаичным — им надо было найти где перекусить и посмотреть по плану, куда направиться далее — но у него еще была возможность вернуться к этой дилемме в течение дня. И не раз.       Сперва — когда он увидел в другом конце коридора, как к Тошинори липла, видимо, уже его личная фанатка. Что ж, её прыти, пожалуй, позавидовала бы даже злосчастная Акеми, которая, к слову, тоже должна была ошиваться где-то поблизости. Айзава почувствовал некоторый укол ревности, но проглотил его точно горькую пилюлю — у него не было никакого права.       Затем — когда они случайно нашли друг друга взглядом в толпе после кафетерия, и Яги буквально рванул к нему навстречу, готовый при необходимости идти даже по головам. Та радость, которую Шота испытал, почувствовав чужое желание увидеться с ним, перечеркивала все. Но молодого спортсмена резко перехватил и увёл за собой тренер. Парень только головой крутил, стараясь до последнего не выпускать брюнета из поля зрения. А он так и остался стоять с полупустым стаканчиком чего-то, смутно напоминающего кофе — в руке и чего-то, отчаянно похожего на разочарование — в душе.       Снова — когда оказалось, что Сакамата утащил его для небольшого интервью местному телеканалу, обосновавшемуся прямо в холле спортцентра. Надо сказать, Яги держался превосходно. И Шота мысленно скривился, чувствуя, как перевешивает одна из его внутренних чаш весов. Все, что касалось публичности, вызывало у него болезненные воспоминания — брак его родителей какое-то время был достоянием общественности из-за высокого положения родни по отцовской линии. И независимо от того, как обстояли дела дома, со стороны все должно было выглядеть всегда одинаково — идеально. Поэтому он всеми фибрами души отторгал эту игру на публику, не имеющую подчас ничего общего с реальным положением вещей. Да и в целом, что приятного в том, когда за каждым твоим шагом пристально наблюдают? Он в этом состоянии жил, спасибо, больше не надо.       Весы качнулись обратно, когда Яги снова вышел на площадку. Он сиял, словно и не было выматывающего матча до этого, и Шоте эгоистично хотелось, чтобы это сияние было только для него. Хотя бы его часть, так и быть, он не жадный. Но не так, как сегодня, когда блондин приветственно улыбался всем присутствующим, благодаря их за поддержку и внимание к игре, а чтобы адресованная лично ему улыбка что-то да значила.       Или она уже значила?       * * *       Язык не поворачивался сказать, что они проиграли. Но все же это было так.       Вплоть до последнего тайма они шли нос к носу с академией Кицебуцу, поочередно разыгрывая матч-пойнты и никак не давая другой команде закрыть партию. До победы их отделяло совсем немного, но под конец удача все-таки им изменила. А может, дело было не в ней, а в усталости, накопленной за день, в непривычке вести подряд столько сложных матчей с действительно серьёзными противниками. И, наверное, мысль о том, что завтра они могут продолжить этот путь, даже кого-то пугала. Но, несмотря на это, никто бы не смог укорить их в отсутствии рвения к победе — на первый раз они действительно сделали все, что могли, выложились на полную. Так что когда прозвучал финальный свисток и судья объявил победителя, одинаково восхищенные аплодисменты обрушились как на одержавших победу игроков, так и тех, кто сражался достойно, но все-таки проиграл. Они не покидали площадку, стыдливо опустив глаза — они уходили с гордо поднятыми головами, запоминаясь всем в своем дебюте, обещая вернуться снова, уже более опытными и подготовленными. И пускай где-то в глубине души молодых спортсменов и гнездилось тоскливое чувство досады, упущенной возможности, ощущения такой близкой победы, мазнувшей по пальцам, но ускользнувшей из них, глядя на улыбку, с которой покидал поле Яги, Айзава все-таки верил ей. И понимал, что поддержка их другу сейчас ни к чему — он был в порядке. Но вот компания…       Юноша внутренне содрогнулся, когда осознал, что все доступные кредиты за вчерашний и сегодняшний день исчерпаны. У него больше не было возможности ускользать от неминуемого разговора, пользуясь предоставленными жизнью возможностями. Начни он это делать теперь, это будет уже довольно странно, непонятно, даже обидно. А он этого не хотел. Поэтому оставалось взять себя в руки и сделать то, что он решил. Думал, что решил. Надеялся… Нужно было лишь найти подходящий момент.       — Ха! — Ямада захлопнул телефон, пока они пробирались по коридорам комплекса к выходу, где должен был стоять их автобус. Они уезжали отдельно от команды, те еще заканчивали какие-то внутренние вопросы. — Надеюсь, тебя сегодня рано не ждут? — он стиснул его так за плечи, словно после следующей фразы Шота должен был развернуться и уйти прочь. Это настораживало.       — Ты хочешь сказать что-то, что меня не шибко обрадует?       — Ммм… и да, и нет, — загадочно улыбнулся тот.       — Удиви меня, — обреченно вздохнул Шота.       — Я уверен, это именно то, что тебе нужно, — произнес он, вытаскивая их обоих из людского потока на улицу.       Айзава с наслаждением вздохнул полной грудью: свежий воздух, прочищающий голову — вот, что ему действительно было нужно. А не всякие таинственные интриги его друга. И именно открытое пространство, студеный воздух и наконец-то сократившееся количество людей вокруг позволили ему не отшатнуться в ужасе от следующей услышанной фразы, а увидеть в ней то, в чем он и правда нуждался — возможность.       — Будет вечеринка!