К. А. С. И. Т. А.

Никогда ещё моё желание убивать стараться на благо проекта не было таким сильным. Нет, я и до этого была готова в поте лица искать людей для интервью, зачитываться статьями и учебниками по философии, править до полуночи получившиеся тексты… Но теперь я не просто хочу вернуть Маго на должность — я добьюсь этого во что бы то ни стало. Любыми силами, любыми средствами, любой ценой. Иначе я просто сверну шею этому напыщенному придурку. Представить нового преподавателя философии взялась аж сама миссис Мадригаль. То ли эта персона требовала к себе особого внимания (спойлер: нихрена сия персона этого внимания не заслужила), то ли ректор давно мечтала избавиться от сотрудника-изгоя и теперь смаковала момент, то ли Куравор отказалась представлять замену Маго (и я её абсолютно понимаю). Может, всё сразу. Но в любом случае, благодаря такому раскладу я одним выстрелом убила сразу двух капибар: и Мадригаль наконец увидела вживую, и «типа куратора» тоже. Ректор мне даже в какой-то мере понравилась. В том смысле, что она кажется идеальным кандидатом на свою ответственною должность. Выглядела Мадригаль очень серьёзной, собранной, взгляд властный, всеобъемлющий, она, едва переступив порог аудитории, кажется, сумела за секунду охватить взором всех присутствующих и оценить обстановку, так сказать, осмотреть свои владения. Внешний вид ректора был строгим, но подобран со вкусом: брючный костюм, состоящий из чёрного жакета и сливовых блузки и брюк, дополненный довольно необычными аксессуарами — двумя карманными часами и ключом на цепочках, которые фиксировались на лацкане жакета. Деловитость образа разбавлял один интересный элемент — металлическая бабочка, служившая брелком комплекта часов. В этом проявлялась даже некая схожесть моих с Мадригаль предпочтений — я тоже обожаю добавлять в предметы гардероба этих ярких насекомых, вышивая их то на кофточках, то на юбках. Завершали образ изящные лаковые лоферы и забранные наподобие корзинки волосы — быстрый и удобный вариант причёски. Но внешний вид являлся лишь вспомогательным инструментом для отражения авторитета и влиятельности хозяйки. С каким достоинством она прошла в наш кабинет, как при этом держала голову, осанку, всё это не могло не восхищать и при этом не заставлять тебя в смирении застыть перед таким человеком. А с «уважаемые студенты» замолкли буквально все разом — такой силой обладал её голос, хотя говорила она очень спокойно и негромко. В общем-то, она не была стервой, как можно было подумать по слухам, витавшим по универу. Мадригаль просто была человеком с волевым характером и твёрдостью духа, что считывалось буквально сразу. Было видно, что ей далеко не всё равно на вуз. А это рождало определённые требования, и в плане учебных достижений, и в плане дисциплины. А вот мистера Каброна я возненавидела с первых же секунд. Какое у него было надменное, самовлюбленное выражение лица, это просто надо было видеть! Хотя, лучше бы не видела, вот честно. Как будто только с Нобелевской премии приехал, где ему сразу все награды к ногам положили. Причём ещё довольно молодой, лет так двадцать шесть-двадцать семь, вчерашний аспирант буквально, судя по словам Мадригаль, зато откуда, прямиком из Эмбрухо! Столичная зараза, в общем. С такой ухмылкой на нас смотрел, пока ректорша про него вещала, а сам перед ней чуть ковриком не стелился, жопализ хренов. И нет, я абсолютно к нему не предвзята, я даже сказала себе: «Мира, не ставь на людях сразу крест, даже если им по самодовольной роже хочется каблуком съездить, может, он гений преподавания, прямо-таки Герберт Спенсер нашего времени.» Нет, не фига. Сразу начал опрос по последней теме в программе. Задал какой-то дебильный вопрос, что-то про онтологический аргумент Ансельма, ещё каким-то таким тоном, насмехающимся, я бы даже сказала издевательским, как будто мы ниже его по сословию. Да, ты препод, мы студенты, но это не значит, что к нам надо относиться, как к тупорылым отбросам общества! Конечно, вся аудитория была в ступоре, я судорожно пыталась что-нибудь вспомнить. (как оказывается, это вообще из средневековой онтологии, мы даже и не затрагивали её толком, у нас всего-то по онтологии одно занятие было!) А эта сволочь ещё шире ухмыльнулась и начала: — Мда, так я и предполагал. Хотя меня предупреждали, что предыдущий преподаватель был весьма слабым, но чтобы настолько… Я чуть воздухом не поперхнулась от возмущения. Да предыдущий преподаватель относился к нам хотя бы уважительно, как к своим коллегам, а не скалился в издёвке! — Как там его звали? Мано, Маро… А вот это уже совсем ни в какие ворота не лезло. — Маго! — тут же выкрикнула я. Каброн поднял голову и в недоумении оглядел аудиторию. — Что-что? — переспросил он, так и не обнаружив источник звука. Я же не преминула встать и ещё раз, вкрадчиво и громко, повторить, чтобы до этого глухого индюка наконец дошло: — Его звали мистер Маго! В ответ аспирантская тварь расплылась в гадкой глумливой улыбочке: — Ну да, конечно, эээ… — Мисс Марикоса. Мирабель Марикоса. — Вы бы так бойко лучше на вопросы отвечали, Мирабель. И с этой секунды он стал официально моим заклятым врагом номер один. Как я просидела всю пару и со всего размаху не пульнула ему в голову ручкой или чем-то потяжелее и поострее — одному богу известно. А пара была просто ужасающая. Эта гадина включила нам презентацию на сто двадцать слайдов, приказала все законспектировать, ещё и пригрозила недопуском к экзамену, если не досчитается сданных работ. А на дом дала реферат и на сладкое пообещала на следующее занятие практику с проверкой знаний по средневековой мистике. Но даже в такой дерьмовой ситуации мой безудержный оптимизм нашёл свои плюсы — нового препода по философии возненавидели все. Маго тупо игнорили, не питая никаких особых к нему чувств, а здесь фигурировала уже реальная враждебность. Шутка ли — полгода (а старшекурсники и того больше) класть болт на предмет, а в один день получить по нему дохренилион заданий. Меня, конечно, не только это злило в новом… такое нечто даже преподом не назовешь, пусть будет сотрудником универа. Так вот, как можно было заменить Маго, крайне интеллигентного, образованного, вежливого человека на этого… сотрудника, прости Господи! Даже ни в какое сравнение не идёт! Зато теперь это наконец увидят все. И Камило в этом вопросе меня абсолютно поддержал. Прибежал после третьей пары (в этот раз на философии наши группы не совместили) в столовку и с порога тут же воскликнул: — Мира, как тебе новый философ? Скажи же, дерьмо полнейшее! Он вообще с башкой дружит или как? Недавно сам из универа выпустился, и вот уже мстит за всё хорошее! Практика на следующей паре — каково, а? Да я вообще в философии нифига не секу, как я буду зачет-то получать с его выкрутасами? А у самого улыбка до ушей, хотя ему реально без вмешательства Эмасьон допуск к экзаменам не светит. Но я сразу понимаю, отчего такая радость, и улыбка тут же расплывается и на моём лице. Камило тоже ведь прекрасно осознаёт, что с таким напором у нового сотрудника в универе быстро появится дурная слава, а это только прибавит шансов к возвращению Маго — у него вообще никто никогда ничего не делал, а это сразу в глазах студентов даёт ему очки. И Камило знает, как для меня это важно, а потому и за свой зачёт не сильно беспокоится (будем откровенными, Эмасьон за своего человека этому сопляку весь мозг вынесет и, если надо, ещё и рёбра пересчитает) И да, я смогла ему нормально ответить, то есть вдоволь нарычаться на треклятого самодура и даже выяснить, что реферат он дал только нашей группе (Камило с ухмылкой заметил, что, возможно, в этом виновато мое ярое желание поправить его с фамилией Маго. Ну и пусть этот Каброн подавится своим рефератом, зато хорошенько запомнит своего предшественника, который очень скоро вышвырнет его с должности), при этом не получив разрыв сердца и даже не повышая голос до истерично-визгливого. Когда Камило шутит свои шутейки и не ведёт задушевных бесед, пронзая проникновенным взглядом, меня даже не трясёт. Хотя, конечно, все симптомы на месте: сбивчивое дыхание, клокотание в груди и трепет ниже. Но теперь они не вызывают во мне ужас, непонимание и «обожечтомнеделать???», и я спокойно даю им возможность просто быть внутри меня. Потому что теперь я имею хоть какое-то представление, что мне делать дальше. Да, я все-таки взяла себя в руки и заставила поразмыслить над всей этой, так скажем, непростой ситуацией. Ради этого, добравшись вчера до общаги, сразу же отрубилась, предварительно поставив будильник на пять утра (благо, никаких практик до сегодняшнего дня нам не предстояло), чтобы на свежую голову трезво оценить обстановку. А то после последствий нашей с Маго… эээ, деловой встречи меня изрядно потряхивало, а мои излюбленные подружки-бабочки устраивали в животе дикий флекс. В таком состоянии здраво о чём-то мыслить, да и вообще мыслить, я бы точно не смогла. Утром проснулась на удивление быстро и даже в бодром расположении духа (возможно, всё дело было в адреналине; до мозга наконец дошло, что если он экстренно не разберётся со всей этой сердечно-чувственной вакханалией, его будет трясти и заливать краской при каждом взгляде на Камило и при каждой мысли о проекте). Вообще, это как из двух зол выбирать меньшую. Один — мой друг, причём очень хороший, с кем я действительно ценю эти отношения. Конечно, и в Пасадо у меня осталось много прекрасных друзей, но последний год я не так часто с ними общалась — мечта о переезде вылилась в постоянную подготовку к экзаменам, в которой времени на общение и какие-то тусняки, прогулки уже не оставалось. Да и все мы косвенно понимали, что разъедемся и просто не сможем как раньше сохранять крепкую связь. Плюс и у них, конечно, была учёба, у некоторых даже появилась работа, а потому все наши отношения постепенно утихали и сошли на нет. И, готовясь к переезду, я очень остро ощутила, как мне не хватает тех дружеских поддержки и тепла, а особенно будет не хватать их в незнакомом городе, где ты никого не знаешь. И в первый же день мне повезло встретить Камило. За эти пару дней знакомства он стал для меня по-настоящему родным человеком, словно мы были друзьями с рождения. С ним я чувствую себя как-то уверенней, зная, что в случае чего могу ему довериться и попросить о помощи, и он не откажет. Да даже просто осознавая, что он учится со мной рядом, живёт неподалёку в другом корпусе, я понимаю, что не одна, что не чужая здесь. И даже если иногда могу слегка подуться на его не всегда уместные анекдоты и несерьёзное отношение к каким-либо вещам, в глубине душе знаю, что с его шутками мне становится гораздо легче. И для меня он стал уже не просто другом — лучшим другом. А теперь я влюбилась в этого лучшего друга. И кажется — в чем же проблема? Мне нравится проводить с ним время, даже более того — те разы, когда мы были вместе, ярко отпечатались в моей памяти, и наверняка надолго. И как на скейте за моими вещами ездили, и как он полуспящую меня до общаги довёл вместе с кучей чемоданов, и как буквально позавчера провожал меня туда же, ждал два часа… И даже тот прыжок с крыши я вспоминаю со смехом и нежностью в душе, хотя в моменте жутко боялась и готова была откусить кучерявому беспредельщику голову за авантюризм. Потому что Камило до последнего поддерживал меня и помогал, и я точно знала — он обязательно меня поймает. И с ним всегда так. В каждом его действии чувствуются забота и внимание, и не знаю, делает ли он это специально или всё происходит неосознанно, но столько доброты и тепла от чужого человека я не получала никогда. Да даже вспоминая про купленный на пробу раф я сразу начинаю таять от умиления, про помощь с багажом и говорить нечего — без Камило я бы сначала пол ночи плутала, чертыхаясь на навигатор, а потом до утра тащила бы на своём горбу груду барахла, в полусне ещё и растеряв половину. С Камило я ощущаю себя совершенно легко и спокойно, поскольку в любой ситуации могу опереться на него и схватиться за протянутую руку помощи, ощущая при этом колоссальную долю невербальной поддержки. Даже если всё это будет сопровождаться подтрунивающей шуткой. И ко всему прочему, он очень интересный собеседник. Когда мы работаем над спектаклем, Камило любит рассуждать вслух над своей ролью, да и над персонажами других актёров и о постановке в целом. Причём преимущественно он доверяет свои размышления мне, а я только что рот не распахиваю. Он действительно высказывает здравые, но при этом оригинальные и креативные вещи, и в его доводах видно очень хорошее понимание психологии людей и устройства общества в целом. И не заслушаться здесь просто невозможно. При этом он уже охотнее может делиться переживаниями и сомнениями, которые всегда считал «заботой лишь одного артиста и не для ушей широкой публики». И я ему стараюсь показать, что это нормально и этим стоит делиться, поддерживаю, как могу, а сама кручу в голове счастливую мысль, что Камило готов мне довериться, и я могу ответить ему помощью, суметь хотя бы так расплатиться за столько хороших поступков, которые он совершал в мой адрес. Да и даже если брать наши разговоры вне темы проекта, с ним правда классно общаться. И на серьёзных щах амбициями поделиться, планами, и просто так поржать. И с ним реально кажется, что всё по плечу. Что столько всего впереди, столько возможностей, и мир такой яркий и прекрасный, но покорять его хочетчя именно за руку с Камило. Словом, у него уйма положительных качеств, и в моих представлениях он бы стал для меня прекрасным партнёром. Но это все мои представления, а на самом деле, подводные камни тут тоже есть. Во-первых, если я хочу что-то большее, то не факт, что Камило чувствует ко мне то же самое и захочет видеть в качестве девушки. И мое признание может запросто повлечь за собой фатальные для наших дальнейших отношений последствия. Камило может не принять тот факт, что я рассматриваю его в романтическом плане, и уже не сможет общаться со мной как раньше и даже станет стесняться каких-либо проявлений заботы и прочего, чтобы не вызвать у меня надежд. Не исключено, что и я не смогу адекватно принять отказ. Это сейчас я могу трезво рассуждать, приводить какие-то доводы, но эмоциональная сторона не всегда держится в узде рациональной, а потому и я могу просто не суметь банально смотреть в глаза Камило после своего факапа. Ни о какой прежней крепкой дружбе уже не будет идти и речи. Во-вторых, не исключено, что все всколыхи чувств внутри меня обязаны банальным гормонам. Инстинкты размножения и материнства, приправленные всплеском окситоцина и дофамина, плюс симпатичный парень рядом — вот и вся любовная котовасия. Просто потребность организма в поцелуйчиках и обхаживаниях. И вот я дам организму эту возможность, закручу роман — а через месяц он насытится, и окажется, что вся любовь на этом и закончилась. Играть ради этого на чувствах Камило и переживать после этого возможный болезненный разрыв — тоже вариант далеко не из приятных. Ну и в-третьих, когда я там впервые ощутила трепетные позывы в кишечнике? Правильно, пока любовалась на скачущего по сцене Футуро. А потом ещё и ещё, пока наконец не перевела стрелки на Камило, увидев у него тот самый футуровский взгляд. И вполне вероятно, что влюбилась я не в жизнерадостного и заботливого Камило, а в вымышленного Футуро, паренька с тяжелой судьбой и большими печальными глазами, который сам требует заботы и на ручки. Вдруг я подсознательно ожидаю увидеть в кучерявом его персонажа, хотя, как я уже не раз замечала, сходства в них мало. И если я решусь на такой роковой шаг и начну с другом романтические отношения, а в результате получу совсем не того мальчика, о котором грезила, разочаруюсь и поставлю крест и на любви, и на дружбе с Камило. Что же касается другой кучки золы, то тут всё ещё сложнее. Старше меня, ещё и препод — как угораздило-то вообще… Нельзя не отметить, что Маго чертовски красив. Нет, Камило тоже выглядит очень привлекательно, я обожаю его замшевую куртку, стройную фигуру в белой рубашке, веснушчатую моську и шикарнейшие кудряшки. Но тут есть ряд моментов. Во-первых, Маго абсолютно мой типаж. Многие мои знакомые барышни обычно восхищались подкаченными красавцами, с широкими улыбками и короткими, тщательно уложенными гелем стрижками. Меня, конечно, такие вообще не прельщали. От торчащих бицепсов меня воротило совершенно, в безукоризненно обстриженных причёсках я тоже не находила особо за что зацепиться. А Маго идеален для меня по всем параметрам. Вот честно, я просто балдею от его взлохмаченных чёрных волос, небрежной щетины и стройной точеной фигуры. Может, у него есть плюсом какое-то врождённое обаяние, но для меня его образ просто прямое попадание в сердце. Ну а ещё берём в расчёт его возраст и довольно потрёпанный вид в универе, который всё равно смог запасть мне в душу (просто я боялась себе в этом признаваться, будем честными), и при всех этих аспектах Маго всё равно смог меня привлечь чисто эстетически. И даже его небольшой рост и относительно габаритный нос меня абсолютно не смущают. Во-вторых, это невероятно мудрый и чуткий человек. Особенно на фоне новоиспечённого придурошного философа. С каким вниманием и уважением Маго относится к каждому своему собеседнику, и в особенности к своим студентам, меня просто поражает. Ну ладно, дело не только во всех студентах. Как я в первую нашу пару обалдела от счастья, что меня слушают, что со мной общается на равных уже взрослый, добившийся должности декана человек, ещё и с интересом готовый поддержать дискуссию на сложные темы, так и каждый раз после, видя неподдельное участие в глазах Маго во время обсуждения проекта или прочтения по нему материала, не могу нарадоваться. Как бы банально и по-дебильному не звучало, но в эти моменты я действительно чувствую себя особенной. И как он меня в тот вечер, когда его уволили, как смог успокоил, я каждое слово из его речи до сих пор помню… А ведь мог бы вообще этого не делать. Если не посмеяться, то молча уйти, дивясь сумасбродным выпадам нынешнего поколения. Я ведь наверняка как сумасшедшая тогда выглядела, истерила с растекшимся макияжем на мордахе у дверей универа, а потом вообще рыдать бросилась. А он… Или как я, косплея Индиану Джонс на минималках, полезла в проход за Маго из чистого любопытства и чуть не свернула себе шею в тамошних катакомбах. А если бы он не услышал? Ладно, там, конечно, высота была небольшая, но тут ещё смотря, как упасть, могла бы и ногу сломать себе, как тогда выбираться? Как Маго вообще успел до меня добежать… И ведь я его ослушалась, забралась в проход, никому ничего не сказав, ещё и чуть не раздавила его, когда упала, и всё равно он не злился. И как тогда испугался, до чёртиков, а это было видно. И не просто потому, что мог понести ответственность за безбашенную студентку, а из-за того, что я могла покалечиться или вообще убиться. Может, я сама себе всё напридумывала, но мне тогда показалось именно так. А в-третьих, мой любимый синдром спасателя. Не знаю, откуда это во мне, но каждый раз, когда я задумываюсь, сколько дерьма происходило и происходит в жизни Маго, мне хочется ему помогать, защищать, обнимать и никогда не отпускать. И каждый раз, когда мне удаётся сказать нужное слово, сделать ему что-то приятное и важное, и он становится хоть на йоту счастливее, мое собственное счастье незамедлительно подскакивает вверх. И ради этого я готова до бесконечности и не без удовольствия слушать байки о минувшем прошлом, кормить с рук преданных серобрюхих зверьков или просто молча сидеть и смотреть на закат в его объятиях. А после фразы «Может, если бы мы встретились раньше, всё сложилось бы по-другому» я вообще готова была пообещать ему всё это «другое» достичь, главное, чтобы вместе и обязательно держась за руки. Кажется, что сама мысль о том, что я могу узнать больше об этом удивительном человеке и сделать его счастливым, дарует мне любовь в его адрес. Вот только у этой любви очень много нюансов. Во-первых, Маго старше и я не могу закрыть на это глаза. И мой беспокойный разум всё чаще предостерегает меня, что с высоты его знаний и опыта ему вскоре может стать со мной банально неинтересно. А если уж забегать совсем вперёд, даже безумно любящие меня родители вряд ли одобрят ухажёра, который младше их самих на пять лет. Во-вторых, он препод. Как бы Долорес, имея статус главной сплетницы универа, не поддерживала слухи о Маго, они будут неизбежны. А с его и так никакущей репутацией это может иметь катастрофические последствия. И если такие отношения будут лишь в тягость для Маго, — а я прекрасно помню, как много для него значит Касита — то будет лучше для него и для меня и вовсе не начинать их. В-третьих, я не психолог и не знаю, пойдёт ли для закоренелого одиночки с десятилетним стажем вся эта романтика на пользу. Я просто боюсь сделать для него только хуже своей любовью в интимном плане. Может, ему нужны забота и помощь без чего-то большего. Ну и в-четвёртых, нужна ли ему лишняя ответственность за девушку? Как бы я не отнекивалась, не разубеждала и не отговаривала его, зная Маго, ему всё равно захочется заботится обо мне в ответ, оказывать знаки внимания, куда-то водить, дарить подарки, а с его нынешней материальной ситуацией это будет крайне сложно обеспечивать, и ощущать он будет себя от этого только хуже. Опять же ребром встанут вопросы о жилье, знакомстве с родителями, моей учёбе и его преподавании в вузе, о детях, раз уж на то пошло! Откуда я знаю, надо ли ему вообще всё это? И смогу ли я правильно уживаться и общаться с тем человеком, у которого за плечами нет ни семьи, ни друзей, который большую часть своей сознательной жизни провёл одиночкой? И дело даже не в том, разлюблю я его или расхочу о нём заботиться, нет, а в том, хватит ли у меня сил и мозгов на это? Да, расценивать его вчерашние фактически поцелуи можно по-разному, но ведь он мужчина и ему могло просто захотеться хоть какой-то близости после десяти лет затворничества, без каких-либо обязательств и продолжений? Да и даже без задней мысли о чём-то большем, чем поцелуи. И что касается рациональной части, всё же возможные проблемы, которые могут возникнуть в отношениях, с Камило будут проще и их меньше. А вот в эмоциональном плане здесь совсем всё запутанно. Говорят, любить двух людей нельзя, чувства к одному из них рано или поздно окажутся самообманом. Вот только различить, где истина, а где ложь, я не могу. И не уверена, есть ли среди них ложь вообще. Потому что для меня это совершенно две разные любви, два разных чувства. К Камило любовь лёгкая, воздушная, невесомая, как майское тёплое утро, наполненное ароматом душистых трав, выпечки и влажной свежести от капель росы. От этих чувств хочется гулять весь день, творить безумства и шкодить совсем по-детски, будто подросток, у которого впереди целое лето, наполненное одними лишь весёлыми приключениями. А с Бруно всё наоборот. Эта любовь глубокая, чувственная и тихая, как сумеречный июльский вечер, плавно переходящий в прохладную ночь. Будто под стрекотание сверчков наблюдаешь за заходящим солнцем, согреваясь в объятиях, и неосознанно начинаешь обдумывать прошлое и размышлять о грядущем. И выбрать между этими почти противоположными ощущениями практически невозможно. А значит, остаётся полагаться лишь на рассудок. И принять решение, каким бы сложным оно не было, ведь в попытках его избежать я сделаю только хуже. А решение такое — завтра у нас, у «прим», если говорить по-эмасьонски, будет грандиозная репетиция, и после неё Камило ещё наверняка захочет проводить меня до корпуса. В моём распоряжении будет целый день, чтобы понять готовность кучерявого перейти на другой уровень отношений. Без признаний и чего-либо ещё, просто какими-то ненавязчивыми намёками, чтобы проследить за его реакцией (какими это, конечно, уже дело второе, но вечером у меня будет время как следует над этим поразмыслить). А уже на основе результатов такого эксперимента понять, с кем и какие отношения мне продолжать или начинать. Но перед этим — проект. Как бы у нас не сложилось всё дальше с Маго, я закончу начатое и верну его на должность. После появления Каброна я готова вырвать её хоть зубами. Долорес сегодня вся в делах: гоняет звук на прогоне массовки, в перерывах готовится к завтрашней репетиции, ещё и к своему фестивалю. Но торжественно поклялась, что, как только освободится, напишет мне в первую очередь. У нас в группе направленность больше теоретического плана, нежели практического, так что оттуда люди не катят. А Изабелла… Нет, эту высокомерную тварь я ни о чем просить не буду, какими бы тёплыми не были их отношения с Маго (и были ли вообще, такая могла и наплести с три короба, лишь бы выпендриться). Поэтому сейчас я иду к другой студентке с кафедры живописи, Каролине, контакты которой мне дала Долорес. Сказала, что девушка очень милая и с радостью будет готова помочь, к тому же она прекрасно рисует. Не знаю, как со вторым, но, судя по нашей переписке, человек она и правда приветливый — сразу же откликнулась и согласилась встретиться после пар. Зайдя в кабинет живописи, сразу узнаю художницу с аватарки её профиля — пухленькую, с взъерошенными волосами, окрашенными в сплит технике, в перепачканном краской фартуке и куском холста в руках, на котором она старательно что-то вырисовывает. Каролина поднимает глаза со своего художества и тоже замечает меня, дружелюбно улыбается и машет рукой, подзывая к себе. — Привет! — здороваюсь я, присев рядом и мельком глянув на холст. Очень даже красиво, не хуже, чем у этой самовлюблённой бумагомарательницы, только вот опять цветочки. Кроме нас, в кабинете сидят ещё несколько человек, и на их работах тоже благоухает целый ботанический сад. Видимо, у местных живописцев особый фетиш на цветковые. — Спасибо, что согласилась помочь! — Да я с удовольствием, самой хочется немного отвлечься от этой рутины. — признается девушка, кивая на своё творение. Я понимающе киваю в ответ, а сама думаю — рутина? Они же вроде как раз и поступили сюда, чтобы рисовать круглыми сутками. — У тебя ведь проект по философии, я правильно запомнила? Ты что, будешь курироваться у нового препода? — Ну, а куда деваться? — вздыхаю я. — Мне просто… сама философия нравится, понимаешь? А уж кто там куратор, это не так важно. — Ох, если бы ты только знала, как это важно… — Да, не повезло тебе, конечно. — сочувственно произносит Каролина. — Такой зверь этот Каброн! Ладно, у кого это направление профильное, но на нас-то зачем бросаться? Нам бы работы успеть к нужному сроку сдать… Ты не подумай, ты меня нисколько не обременяешь! Просто, одно дело интервью дать, считай как для души, и работу небольшую творческую сделать, как практика, а совсем другое дебильные думы средневековых мудрецов учить. Так что давай, что у тебя за вопросы? — А, да. — я тут же готовлю в одной вкладке заметки с темами для интервью, а в другой открываю диктофон и начинаю запись. — Итак, первый вопрос… — Так, ну и что здесь у нас за самодеятельность? Меня аж передёргивает от внезапно раздавшегося знакомого приторно-ядовитого голоса. Я выключаю запись и поворачиваю голову: Изабелла стоит в дверях и смотрит на нас, словно воспиталка в детском саду, заставшая детей за пожиранием песка в песочнице. Она чинно прошагивает внутрь, не сводя с нас глаз и звонко цокая каблуками по полу, и кажется, будто весь кабинет вдруг затих под звуками угрожающе клацающего кафеля. Тоже мне, принцесска самопровозглашенная. Сейчас мы с твоей макушки быстро-то корону смахнем. — Каролина, боковая часть пано уже готова? — противным елейным тоном вопрошает Иза, мягко положив руки девушке на плечи и при этом злобно зыркая в мою сторону. — Н-нет… — стыдливо шепчет та, переводя на меня виноватый взгляд. — Тогда в чем же дело? Ты же понимаешь, мы так не успеем сделать всё к сроку. Или это очкастое недоразумение тебя отвлекает? — Теперь полный ненависти взор в открытую просверливает мне голову. Ну она, конечно, молодец, в двух фразах уместила и манипуляцию, и оскорбление, прям в её репертуаре. С какого чёрта она вообще здесь командует?! Но на этот вопрос ко мне быстро приходит ответ. Пано, все сидят и рисуют цветочки… это ведь фестивальная команда Изы. И Каролина как раз член этой команды. Вот же я попала… Ну и пусть, эту выскочку давно пора поставить на место. — Я не отвлекаю, а организовываю смену деятельности. — язвительно, но при этом совершенно спокойно отвечаю я, также глядя в упор противнице. — Знаешь, способствует креативному мышлению. — Что-то я не слышала, чтобы пустая болтовня чему-то там способствовала. — не отступает Иза и скрещивает на груди руки, готовясь к бою. Что ж, вызов принят. — А кто тебе сказал, что у нас пустая болтовня? — парируя я, ощущая от словесной перестрелки какое-то особое извращённое удовольствие. — Или только ты у нас пользу обществу можешь приносить? — И какую же пользу твое присутствие здесь приносит? — едко ухмыляется Иза, в чьих глазах вспыхивает азартный огонёк. — А это уже не твоё дело. — с наслаждением произношу я, смакуя каждое слово. Шах и мат, стерва. Однако Иза ухмыляется ещё шире. — Да ты что? — насмешливо воркует она и через секунду выхватывает у меня из рук телефон. — Ты что, совсем больная? — ору я, вконец охренев от такой наглости. Одним движением возвращаю пропажу обратно, однако по белоснежной желчной улыбке понимаю, что Иза увидела всё, что ей было нужно. — Да у нас тут проект! — чуть ли не со смехом объявляет Иза, театрально, но всё так же изящно всплескивая руками. — А ты не сдаешься, я смотрю, да? Только тебе уже прямым текстом отказали, разве не помнишь? — Миссис Куравор мне всё лично одобрила. — огрызаюсь я, готовясь перейти в наступление. — И представляешь, свою любимицу не оповестила, как же так?! А может, ты и не любимица вовсе, и проект твой больше всего нужен только твоему раздутому самомнению! В кабинете повисает тишина. Я чувствую, как все взгляды устремлены на нас, а у Каролины зрачки мечутся с меня на Изабеллу и обратно. Но я смотрю только на Изу и чувствую, как внутри постепенно нарастает ощущение триумфа. Мои фразы её ни на шутку взбесили. Самодовольство и азарт в намалеванных глазах мигом пропадают, сменившись откровенной ненавистью и совсем быстро, буквально на долю секунды промелькнувшими обидой и растерянностью. Однако Иза всё же берёт себя в руки и расслабляется в лице, хмыкнув каким-то своим мыслям. — А ну-ка пойдём… — негромко, но твёрдо произносит она, и прежде, чем я успеваю что-то сказать или хотя бы подумать, цепко вонзается своими длинными ноготочками в мою руку и резко дёргает, увлекая за собой в коридор. — Эй, ты куда меня тащишь?! — пытаюсь пробормотать я, наконец осознав всё происходящее. — Ты нормальная, нет, отпусти хоть руку, больно же!.. Но Изе, кажется, всё равно, что я там ей кричу. Она делает крутой поворот направо (как она ещё не звизданулась на таких каблучищах), буквально вышвыривает меня в пустой кабинет и тут же захлопывает дверь. — Послушай, я не знаю, откуда ты такая самоуверенная взялась и как тебе удалось уломать на свой дурацкий проект миссис Куравор, но хорошенько запомни: я не позволю тебе путаться под ногами, ясно?! Я курирую огромную команду, параллельно строя глазки потенциальному крупному инвестору, у Куравор и без тебя столько забот, что она только и успевает метаться от одной проблемы к другой, и всё это ради того, чтобы угодить миссис Мадригаль! А тут ты, такая вся из себя креативная и настырная, видите ли она хочет помочь университету! Хочешь помочь — просто стой в стороне и не мешай! Сейчас Изабелла совсем не похожа на ту спокойную и утонченную красотку, щебечущую кому язвительные, а кому ублажающие комментарии и летящей походкой рассекающую коридоры вуза. Сейчас она без стеснения рычит и совсем не грациозно гремит по полу каблуками в довесок к своим словам, что даже ненадолго приводит меня в ступор. Я её действительно разозлила, даже более того — она в ярости. Но я быстро привожу себя в чувство. Биться, так до конца. — А почему ты думаешь, что весь универ держится на твоей персоне? Кроме тебя есть ещё куча талантливых людей, которые тоже достойны своих проектов и тоже способны привлечь и гранты, и инвесторов! Но нет, тебе просто не хочется терять свой статус идеальной студентки, который ты заработала, вертя задом перед мужиками в жюри, при этом прикрываясь банальными цветочками! Тут много ума и стараний не надо, знаешь ли! Кажется, я пробудила спящий вулкан. Иза замирает, и я прям чувствую, как у неё дыхание спирает от возмущения и глаза готовы налиться кровью. А ещё у неё начинает дрожать нижняя губа. Если она при мне сейчас разревется, это будет тот ещё номер. — То есть ты считаешь, что это так просто, да?! Рисовать из раза в раз бутончики, от которых уже начинает тошнить, чуть ли не тыкаться грудью в рожи тем, кто раздаёт премии, наводить идеальный марафет с шести утра, топать на метровых шпильках, пока варикоз не настигнет, и улыбаться во всю ширь зубов перед Мадригаль и Ко?! Ты думаешь, мне это очень нравится?! Да ты даже не представляешь, каких усилий мне далась эта репутация, и она нарабатывалась годами не для того, чтобы какая-то там первокурсница, пробывшая неделю в универе, всех затмила своей якобы оригинальностью! Да если моя оригинальность никому даром не сдалась, так с какого хрена твоя должна всех покорить?! Изабелла, кажется, уже на грани истерики. Голос дрожащий и визгливый, а глаза начинают блестеть. Мне даже в какой-то миг становится её жалко, вся эта речь действительно звучит искренне, а не для того, чтобы меня выбесить. Вот только вдуматься в сказанное ей я не успеваю — неосознанно пятясь назад от заведенной девушки, я вдруг задеваю ногой что-то тяжёлое и звенящее. Оборачиваюсь и громко ахаю, в испуге закрыв рот ладонью. Это «что-то» оказывается банкой синей краски с неплотно закрытой крышкой. И сейчас она лежит на боку, а краска разлита по полу, но что самое страшное, от неё пострадал огромный холст, приставленный к стене. Теперь в углу картины с исполинской нежно-лиловой розой красуется нехилое пятно, брызги от которого сумели разлететься аж до верхушки полотна. А по схожести композиции с теми рисунками, какие были в руках у Каролины и других студентов, я с ужасом осознаю, что только что испортила проект Изы и всех её ребят. Всё. Это конец. Иза меня утопит в оставшейся краске или, ещё хуже, расскажет обо всём Куравор и потребует отстранить от проекта. Господи, что же я наделала… Я со страхом медленно оборачиваюсь к Изе. Может, ещё не поздно извиниться? Да, придётся унижаться, но здесь я сама виновата, да и есть ли у меня выбор? Хотя, не факт, что ещё простит. Если бы кто-то с моим проектом такое сделал, я бы тоже навстречу вряд ли пошла… Но, к моему огромному изумлению, Иза не пытается испепелить меня взглядом и не тянется проткнуть кистью. Она просто молча смотрит на картину. И от этого всё внутри холодеет ещё больше. У неё явный шок, и я даже боюсь представить, что может последовать за ним. — Такой контраст, да? Чего?! — Лавандовый и ультрамарин… Очень необычное, я бы даже сказала, странное сочетание, но… смотрится так завораживающе! Изабелла вдруг поворачивается ко мне, отчего я моментально вздрагиваю. Но нет, кажется, она не хочет меня убить. И это очень странно, так же странно, как и её реакция на произошедшее. На лице ни следа от надвигающейся истерики, а глаза смотрят… вдохновенно, что ли? — А если ещё сюда добавить лазурный?.. Хмм... А что с ним будет сочетаться лучше - нефритовый или апельсиновый?.. Иза вдруг хватает со стоящей рядом этажерки несколько баночек с красками синих и зеленых оттенков, вмиг разводит их на палитре и принимается толстой кистью обмазывать бутон хаотичными большими мазками. А у меня от вида всего этого аж кровь стынет в жилах. Всё, у неё помутнение рассудка на фоне нервного потрясения. Сейчас она вконец испоганит картину, а потом очнётся и, чего доброго, в петлю полезет. — Иза, с тобой… всё хорошо? — тихо спрашиваю я, пытаясь предотвратить ещё большую катастрофу. — Да. — слишком трезво и твёрдо для сумасшедшей отвечает Иза. — Наконец у меня всё хорошо. Всё великолепно. — Последние фразы она произносит с восторженным придыханием, с неподдельными обожанием и энтузиазмом глядя на размолеванный холст. — Но… ты ведь портишь картину… — ещё тише и осторожнее напоминаю я. Иза снова поворачивается ко мне. За каких-то несколько минут она очень изменилась в лице. Все эти ужимки, высокомерность и пафос, считывающиеся в выражении, с которым она появлялась на людях, исчезли, будто с человека маску сняли. И улыбается по-другому, не выверенной голливудской улыбкой, а совершенно обычной, не претендующей на идеальную, но в которой действительно отображаются эмоции, а не безразличная пустота. И нос не вздернут, и брови не изогнуты в оценивающей насмешке. Такой она меня даже не бесит. По крайней мере, так она похожа на простую смертную, а не на божественную сущность, ниспосланную покровителями флоры. — Мира. — Ого, это что-то новое. — Я на протяжении трёх лет рисовала одни цветы. Одни грёбаные цветы. И для меня это уже не картины и уж тем более ни разу не искусство, это акт мазохизма. Большую ненависть я питаю разве что к прозвищу «принцессочка» в свою сторону. А сейчас… Да ты посмотри, какая яркость, живость, полная свобода от рамок! Я, может, впервые за эти три года ощутила настоящий творческий запал! В конце концов, сама эту розовую муть намалевала, сама и буду решать, что с ней делать! Так, здесь явно напрашивается мастихин, а лучше шпатель! Где-то здесь он должен быть… Иза отбрасывает в сторону кисть и палитру и кидается к полкам у стены, наваленным кистями разных размеров, баночками, скляночками, кучами карандашей и фломастеров, холстами, бумагами и прочим художественным хламом. У меня же появляется возможность оглядеться вокруг и рассмотреть интерьер кабинета. Небольшая комнатка, больше походящая на склад, в одной половине которой валяется всякая творческая утварь, а с другой располагаются стул, мольберт, этажерка, несколько эскизов и уже знакомое полотно. — А это что… твоя мастерская? — интересуюсь я. — Ага. Tia Джульетта выделила как лучшей студентке кафедры. Хотя не такая уж большая привилегия, здесь довольно тесно и воняет просроченной краской страшно. — вещает Иза с табуретки, шевыряясь на верхних полках. Что удивительно, общаемся мы так, будто пять минут назад не хотели друг друга разорвать в клочья. Изу, видимо, совсем одолело вдохновение, да и я уже остыла. Гнев и обида на высокомерную злюку улетучились сами собой. Наверное, потому, что сейчас Иза не высокомерная и не злюка. Не говорит пафосными и едкими речами и не делает голос намеренно жеманным. И то, что она сказала про цветы и про «принцесску»… Раздаётся грохот, и я вмиг выныриваю из своих мыслей. На полу я вижу упавшую коробку и разлетевшиеся в стороны рисунки. — Я помогу! — неожиданно для себя самой произношу я и кидаюсь собирать разбросанное. — Подожди! — Иза останавливает меня рукой, а сама не сводит изумленного взгляда с разноцветных картинок. Она садится на пол, не боясь перепачкать в пыли красивую лиловую юбку, и принимается аккуратно перебирать рисунки в руках. — Что это? — спрашиваю я, присаживаясь рядом. — Мои старые работы. Я удивлённо вскидываю брови. Яркие пятна, составляющие замысловатую композицию явно в жанре абстракционизм, кажется, не имеют ничего общего с реалистичными бутонами нынешних творений Изы. Хотя с тем, во что бутон впоследствии превратился, сходства явно имеются. — Вот это, например, со вступительного экзамена. — Иза любовно проводит пальцем по красным вспышкам на ярко-жёлтом фоне. — Тогда работы проверяла tia Джульетта, может, поэтому их не забраковали. Я думала, их давно выкинули, а они, оказывается, здесь всё это время хранились. А вот эти с первого триместра. А эта — с показа работ ректору. — Лицо Изы заметно грустнеет. — С него-то всё и началось. Я ведь тогда чуть не отчислилась. — Что?! Иза переводит взгляд на мою ошеломленную физиономию и горько усмехается. — Да. А ты думала, меня с первого дня учёбы на руках носили и в ранг талантливых художниц записали? Да я вообще весь год училась, особо не выделяясь на общем фоне, получала себе четвёрки, иногда, если повезёт, пятёрки, и радовалась, верила в голубую мечту, что мой стиль признают, меня заметят. Ну и заметили на показе. Мадригаль тогда пришла на взводе, на горизонте маячил крупный закупщик работ молодых творцов и к нашему универу за помощью обратился. Она пришла, смотрела всё на наши работы и всё больше злилась, видимо, под определённые запросы покупателя мы не подходили. А я ещё и под раздачу попала. Мадригаль увидела мою картину и прямым текстом заявила, что такая непонятная мутотень сейчас никому не нужна и что вообще с такими художествами мне в профессии ничего не светит. Как я тогда расстроилась, можешь себе представить? Все уже ушли, а я сижу на крыльце универа и реву в три ручья, в руках стопка работ за год и заявление об отчислении, которое завтра планирую предъявить ректору. — И тут появляется Маго. — догадываюсь я. — Да. Я ведь, кажется, рассказывала тебе эту историю. — Ну да, просто… я не думала, что ситуация была такой серьёзной. — признаюсь я. — Если честно… я правда считала, что тебя сразу на руках носили и в талантливые художницы записали. — Ну, это уже произошло после разговора с Маго. Я главное сижу, реву, а он вдруг подсаживается и ни с того ни с сего спрашивает, мол, что случилось. Я, конечно, очень удивилась, мы ведь до этого за весь год буквально парой слов обменялись. Но все-таки кое-как сквозь слезы рассказываю. А он как выдаёт: «Почему бы тебе не показать ректору ту картину с виноградной лозой?» У меня только что челюсть не отвисает. Стыдно признаться, но я маговские лекции на первом курсе не особо слушала, рисовала на них работы для практик и зачётов, хотя сидела на первой парте. И ту виноградную лозу, которую готовила на экзамен по декоративной живописи, тоже на его паре делала. И ведь он, получается, не только видел, чем я на его лекциях занимаюсь, а ещё и умудрился запомнить сюжет работ! В общем, на тот его вопрос я ответила, что такой стиль живописи я практиковала только для экзамена и хочу в будущем картины в другом направлении рисовать. — А Маго что? — А Маго сказал, что, если я стремлюсь добиться народного признания, необходимо в начале пути удовлетворять запросы общества. Сначала заявить о себе, рисуя то, что востребовано, а потом, когда во мне увидят перспективного художника, постепенно переходить к тем работам, которые хочу писать я. Я, правда, после пламенного высказывания Мадригаль о своём творчестве уже разуверилась, что где-то на горизонте меня ждёт людское признание. Мои цветочно-фруктовые композиции всегда хвалили, даже в пример ставили, но я не считала их чем-то особо выдающимся, и тем более не верила, что они понравятся ректорше. Так я, в принципе, и ответила Маго. Мол, откуда вы вообще можете знать, что тем рисунком с виноградом я завоюю одобрение Мадригаль. А он как-то странно улыбнулся и сказал, что его предположения не имеют свойства ошибаться. А ещё, что он прекрасно видел, как улучшился мой навык рисования за прошедший год, и уверен, что сила моего дара будет расти с каждым днём, если я не отчислюсь, конечно. А он очень не хотел бы, чтобы мой талант канул в лету. И даже мог торжественно пообещать, что если я послушаюсь его совета, то получу жизнь, о которой мечтала. — Иза тепло улыбается каким-то своим мыслям, глядя куда-то сквозь картинку в руках, видимо, на воспоминания, мелькающие в голове. — Странный он, конечно, этот Маго. Я тогда даже и представить не могла, что всё сложится в точности так, как он предсказал. Я, собрав остатки былых достоинства и гордости, на следующий день потопала прямо к ректорше. Не знаю, чего я ожидала от этой встречи, наверное, просто хотела показать, что способна не только на разноцветные кляксы. Секретарь меня пускать не собиралась, у Мадригаль было совещание, и я уже хотела плюнуть на все и прийти попозже, только уже с заявлением, как вдруг дверь в кабинет распахнулась и на пороге появилась ректорша собственной персоной, с маской услужливой доброжелательности о чём-то втолковывающей рядом стоящей тётке. Ну а я поворачиваюсь в их сторону, в руках картина, и, как дурочка, смотрю на них во все глаза. Не знаю, узнала ли Мадригаль первокурсницу с никому ненужной мазней, но, завидев меня, тут же раздражённо сверкнула глазами. А та тётка наоборот, так приветливо улыбнулась, потом взглянула на картину и вдруг всплеснула руками, и давай ректорше щебетать: «Ой, какая чудесная работа, нам очень подходит, Мариано будет в восторге! " Я, конечно, тогда понятия не имела, кто такой Мариано, но слышать похвалу от незнакомой женщины было всё же приятно. И раздражение в глазах Мадригаль тут же утихло, сразу сменилось заинтересованностью. В общем, моргнуть не успела, а мне уже дали кучу ценных указаний, сколько ещё таких картин я должна написать, когда будет встреча, как на неё одеться и как себя вести. Первое время я балдела от счастья — мои картины в почёте, ректорша восхищённо рекламирует меня направо-налево, мне неплохо в деньгах с фестивалей и покупок работ перепадает. Но самым главным было не это. Я наконец-то смогла реализовать свои амбиции, почувствовать в полной мере, что то, что я делаю, кому-то нужно. Я ведь помогала универу в материальном плане. Потом, конечно, всё это уже начало набивать оскомину. Цветы мне были совершенно неинтересны и до этого, а теперь вообще вызывали отвращение. Да и все эти широкие улыбки, томные взгляды, осанка, походка и прочее уже порядком доставали. Но всё это я ещё могла терпеть, но, Господи, как же я устала от всех этих туфелек, юбочек да кофточек! Причём никаких тебе ярких и броских элементов и расцветок, это, видите ли, вульгарно и пошло, от такого у консервативных старых маразматиков — организаторов конкурсов да любителей навешивать стены в доме всякой дребеденью — в глазах рябит и голова болит! По крайней мере, мне об этом вечно твердила Мадригаль. А я не могу уже, я чувствую себя ряженой куклой, которой заплетают причёски и одевают одежки по вкусу хозяйки! Иза ненадолго замолкает, судорожно вздыхает, пытаясь передохнуть от пылкого монолога. С грустью бросает взгляд на цветастое полотно в своих руках. — В особо тяжкие моменты в моей голове всё же всплывал тот разговор с Маго. И я думала, может, время пришло? Во мне ведь признали перспективного художника? Или ещё нет? В любом случае, каждая внутренняя беседа с самой собой заканчивалась на одном и том же — я боюсь предстать перед людьми неидеальной. Со своими непонятными цветными кляксами, в которые я вкладываю душу и смысл, временами с нерасчесанной головой и ссутулившимися плечами, в ядовито-зеленом худи и огромными серёжками в виде неоновых кактусов, которые я так обожала носить раньше. Вот только такой я никому не была нужна, а вот идеальной принцессой с нарисованными розочками меня полюбили все. И кто даст гарантию, что от меня не отвернутся, когда образ рассеется? Да и вообще, такой отказ от цветочных натюрмортов можно будет расценить как измену универу. У Мадригаль на меня столько планов и надежд, особенно сейчас, когда вузу нужны средства на… определённые расходы, тем более мы с Гузманами почти что деловые партнёры, я просто не могу так взять и всех подвести внезапной сменой стиля и живописи! С другой… я уже просто не вывожу. Меня всё это так достало. Особенно сейчас, когда я на короткий миг почувствовала настоящий творческий запал, когда смогла наконец-то разбавить все эти розовые изящные сопли чем-то ярким и дерзким. А теперь всё по-новой делать… Хотя, что жаловаться, я ведь получила жизнь, о которой мечтала, почти что без всяких преград… Последние фразы Иза произносит совсем тихо, уткнувшись носом в коленки, которые обхватывает руками, и, кажется, чуть не плачет. И сейчас мне её по-настоящему, искренне жаль. Ещё одна пленница своего таланта и общественного мнения, но на этот раз всему виной искусственно созданный идеальный образ. Мне, конечно, довольно трудно принять, что человек, которого восхваляют со всех сторон, может быть несчастен. Меня никогда не возводили в ранг лучших, ни в школе, ни где-либо ещё, поэтому таким всеобщим любимчиками я по-тихому завидовала. Любовь народа всегда манит, пока не ощутишь её на себе вместе со всеми обязательствами. И в принципе, выполнять все требования Мадригаль я бы точно не смогла. Заниматься тем, отчего блевать хочется, ещё и лыбиться всем подряд. И ведь потерять славу тоже не хочется, в этом я её понимаю, я бы тоже не спешила прощаться с благосклонностью университетского начальства и спонсированием закупщиков. Но ведь говорят, чем выше взлетишь, тем больнее падать, так что представить, как тяжело Изе, даже со своей колокольни я не смогу. Поэтому мне остаётся только понять её и постараться помочь. Понять после такого проникновенного рассказа не сложно — я и сама бы на её месте шугала яколок-первокурсниц, а с тем, чтобы сказать правильные слова, ситуация чуть сложнее… — Знаешь, а мне кажется, сейчас самое время переходить к работам, которые нравятся тебе. — начинаю я после небольших раздумий, придвигаясь поближе. — Во-первых, раз Маго не ошибся со всем остальным, почему он мог ошибиться с этой частью своих предположений? А во-вторых, насколько я что-то понимаю в художественном бизнесе, там ведь главное заявить о себе, стать «модным» в определенных кругах, а потом любую твою работу расценят как шедевр и будут хвалиться знакомым, какую картину у какого живописца они приобрели. На мой взгляд, разнообразие в фестивальной программе пойдёт только на пользу результатам. И Мариано твой никуда не денется, это же современное искусство, он должен в этом разбираться, а то с какой стати он должность в музее просиживает? А насчёт стиля Мадригаль вообще глубоко заблуждается. По-моему, чем вызывающее одет художник и чем вычурнее его поведение, тем больше вокруг него возни и восхищенных вздохов в духе «он такой эксцентричный, ну прямо настоящий гений нашего времени!» Так что я уверена, смена имиджа и стиля пойдёт только во благо твоей репутации! Иза поднимает голову и переводит взгляд на меня. Смотрит так, будто только сейчас поняла, что я всё это время сидела здесь. Долго смотрит, видно, что над чем-то думает, только вот над чем: над сказанным мной или над тем, как бы мне научно-популярно объяснить, что в моих советах она не нуждается и вообще, если кому-нибудь расскажу, как она здесь изливала душу, повесит на капроновых колготках и будет использовать в качестве натуры. Но нет, Иза улыбается. Слабо, но по-доброму. — Я думала, ты сейчас злорадствовать начнёшь. — признается она. — Я?! А я-то что, ты первая на меня рычать начала! — Да я знаю. Просто у тебя на лице написано — приехала Олимп покорять. И глаза энтузиазмом сверкают. Я как тебя увидела, сразу себя вспомнила. Не знаю, может, завидно стало. Особенно когда ты на обсуждении фестиваля выступать стала. Не знаю, отчего, но меня это жутко разозлило. Наверное, стало обидно за себя. Испугалась, что сейчас твою идею мигом подхватят, вон как Куравор на тебя заинтересованно смотрела. Что тебя вот так вот после двух дней учёбы поддержат, а меня за весь первый год тогда поддержать особо никто не стремился. Ладно, tia Джульетта очень хорошо ко мне относилась. Просто ей самой порой сложно о чём-то договариваться с Мадригаль, она, может быть, сама боялась, что ректор к моим художествам плохо отнесётся. Главное, чтобы ей самой не влетело за мою импровизацию в фестивальной программе. — На этот счёт тебе вряд ли стоит беспокоиться, мы с Луизой уже этот момент проходили. — С Луизой? А, ну да, я помню, она говорила, что ты ей посоветовала отказаться от участия в фестивале. На самом деле, это ты молодец, я сегодня утром с ней созванивалась, у неё такой голос счастливый был, сказала, что ей Куравор официально освобождение от пар оформил на пару дней. Ты у нас как местный психолог, получается. — Да оно как-то само выходит.— смущённо улыбаюсь я. — А вообще знаешь… я ведь тоже тебе очень завидовала. Ну блин, тебя из каждого утюга хвалят, у тебя осанка вон какая ровная, у меня бы через пять минут спина отвалилась, и стрелки у тебя зашибенские! Я вот вообще стрелки рисовать не умею. — Да тут самая главное практика, а в моём случае ещё и правильная мотивация. — дружески усмехается Иза. — Я тебя научу. — Так что… мир получается? — неуверенно спрашиваю я. — А ты как хочешь? — Я?.. Мир, конечно. — искренне произношу я. — И я мир хочу. — облегченно смеётся Иза и вдруг притягивает меня к себя, мягко обхватывая руками. Ну и я тоже обнимаю её в ответ. Блин, у неё такая кожа нежная и гладкая! Так, всё, ладно, я не завидую, я не завидую, я не завидую… Интересно, она пользуется кремами для тела? — Знаешь, ты очень прикольная. И милая. И мне не терпится посмотреть, как тебе пойдут стрелки. — Иза отпускает меня и берёт за руки, с благодарностью глядя мне в глаза. — И вообще, спасибо тебе. Я наконец-то смогла остановиться и поразмыслить над всем этим. — И что ты собираешься делать дальше? — Рисовать слащавые бутоны я уже больше не смогу, иначе точно скоро с ума сойду. Завтра пойду к tia Джульетте, объясню ситуацию, попрошу ещё раз обдумать концепцию проекта. Ребят только жалко, они столько работали. Хотя, можно попробовать придумать что-то на основе ими сделанного. В яркий абстракционизм своего прошлого я кидаться не буду, все-таки надо ко всему переходить постепенно, да и всё равно цветковый реализм кое-какой отпечаток в сознании оставил. Буду комбинировать. А вот имидж менять надо точно. Господи, как я хочу завтра напялить кроссы в универ вместо каблуков! И толстовку оверсайз до колен! О, и хочу волосы покрасить! Прямо сегодня! В синий!!! О, и давай в Мак зайдем?! Так давно там не была! А зож пусть катится к чертям, немного подпортить фигуру не грешно, тем более раз завтра буду в толстовке! От таких громких планов я чуть не присвистываю. Но Иза сейчас такая радостная и счастливая, что у меня нет никакого желания от чего-либо её отговаривать. Даже от синих волос. — И ты хочешь всё это сделать… со мной? — на всякий случай уточняю я. — Мира, да конечно с тобой, ты уже у нас виновница сегодняшней торжественной вакханалии! — с горящими глазами заявляет Иза. — И тем более, я всё ещё горю желанием сделать тебе офигенские стрелки! Всё, побежали, я страшно голодная и очень хочу захомячить огромный бигмак! Изабелла выполняла заявленный план по полной программе. Сначала мы забежали в Мак и Иза, узнав о существовании такой штуки, как МакКомбо, потребовала её в двойном размере. Естественно, с непривычки всё не съела, упаковали остатки с собой. Но то, как она ела, надо было видеть! Чавкая, запачкав свою прекрасную кофту и напрочь забыв про ровную осанку, но с таким наслаждением, с такой эйфорией в глазах, что не порадоваться за неё было просто невозможно. Потом пошли в косметический магазин покупать краску. Пока выбирали подходящий оттенок синего и марку, Иза успела налюбоваться красными и жёлтыми цветами и загорелась идей тройного окрашивания. Но если мы ещё как-то представляли, как сделать однотонную окраску, то здесь мы всё же решили спросить совета у консультанта. И тут же получили обширную инструкцию по осветлению, разделениям на секции и подбору цвета для каждого участка головы. Я честно попыталась уговорить Изу пойти в салон, но она твёрдо решила справиться самостоятельно, заявив, что хочет сделать всё по-своему. В общем, купили мы пару пачек осветлителя, по пачке краски каждого цвета, ещё и всяких прибамбасов, вроде прищепок для волос, кисточек и фартука, и, полные решимости, направились гадить этим добром её квартиру. Да, у неё, как оказалось, есть квартира, правда съемная, но квартира! В таком минималистичном стиле, ничего вычурного, что меня немного удивило. — А ты что, ожидала увидеть здесь подвесную кровать, окружённую благоухающими букетами цветов? — со смехом спросила Иза, завидев мой слегка обескураженный взгляд. — Ладно тебе, мы же не в мультике, в конце концов. Да и тем более хозяйка не терпит каких-либо вмешательств в интерьер. Короче, пересмотрели мы кучу роликов на ютубе, тщательно перечитали инструкции к краскам, расчистили место и начали химичить, вернее, краситься. Сначала наносили осветлитель, пыхтели час — каждую прядку прокрашивали и пытались обернуть фольгой, перепачкали руки, ноги, уши, ванну и даже зеркало в краске, но кое-как справились. Полчаса отдраивали нанесённый ущерб, а потом уже пришло время смывать. И представляете, получилось! Не прям пепельный блонд, немножко грязновато, но в целом для первого раза очень достойно! А впереди оставалось самое сложное — тройное окрашивание. Иза руководила со стула творческим процессом, я же пыталась угнаться за её Музой и максимально точно разделить волосы на блоки. В четыре руки прокрашивали пряди, покрывали фольгой, урона вокруг и на теле избежать не удалось, но во второй раз получилось всё же аккуратнее. Поэтому после того, как наконец всё домазали, решили передохнуть и разогреть припасенное с Мака. — Ну вот, а ты боялась, что не получится. — победоносно улыбается Иза, сидя на полу и макая картошку в сырный соус. — Сейчас в парикмахерской мутотень бы навели, ни уму ни сердцу. А так и красиво, и оригинально. — Мы ещё конечного результата не видели. — предупреждаю я. — Не сглазь. — Да ладно, вон мы как старались, точно всё получится. Кстати, а мы ведь так и не разобрались с твоим проектом. Надо будет с Каролиной связаться, чтобы она от тебя не шарахалась после нашей перепалки. — Это, конечно, да, но… — Слушай, а можно я тоже поучаствую, а? Мне даже интересно, какую концепцию ты там придумала, что даже tia Джульетта дала добро. Да и должна же я, в конце концов, оказать тебе ответную помощь после сегодняшнего! — Да, я как раз и хотела тебе предложить вместо Каролины дать интервью. Нам много участников не надо, тем более из одного направления. — Нам? — Эээ, ну да, нам… с куратором. — быстро нахожусь я, мысленно прикусив себе язык. — А по какому у тебя предмету? — Философия. — Философия? — вновь переспрашивает Иза, озадаченно глядя на меня. — Подожди, и что, у тебя куратором будет Каброн? — Эм, ну да. Дядька, конечно, ммм… не самый приятный, но как руководитель сойдёт. — Стоп-стоп-стоп, а не ты ли сегодня распекала его в самых ярких эпитетах на пару с Камило в столовке? Чуть ли не трёхэтажным покрывала, даже я со своего места слышала. — Ну… и что? — пытаюсь вновь оправдаться я. Господи, вот мне и наказание за неуёмную болтовню и эмоциональность. — Да, первое впечатление о нём у меня было не самое лучшее, но я позже всё взвесила, обдумала и пришла к выводу, что… — Подожди, не тараторь. — с лукавой улыбкой останавливает меня Изабелла, облокачиваясь на подножие дивана и подливая себе в бокал белого полусладкого (она настояла забежать и купить бутылочку, распить за начало крепкой дружбы). — Давай ещё раз по порядку. У тебя проект по философии, куратора которого ты в открытую ненавидишь и на который тебе дала добро tia Джульетта с учётом того, что на тот момент на должности преподавателя философии никого не было — Маго уволили на второй день после твоего поступления сюда, а раньше о своём проекте ты заявить бы не смогла. Плюсом идут рассказ Долорес о том, как новая первокурсница выделилась на своей первой паре по философии и твоя способность помогать всем и каждому. Я так понимаю, моя догадка о том, кто истинный куратор твоего проекта, является верной? — Вот поэтому я и хотела, чтобы ты заняла место Каролины. — вздыхаю я, поражаясь проницательностью новоиспечённой подруги. — Маго, да и Куравор хотели, чтобы это оставалось тайной. — Понятно. — усмехается Иза, довольствуясь триумфом своей дедукции. — И, если я правильно рассуждаю, твоя первостепенная задача — вернуть Маго на работу, так? И каким образом в этом должен помочь проект? — Я договорилась с Куравор, что, если ей и ректору понравится наш проект на фестиваль, они берут Маго обратно. — Ясно. — задумчиво хмыкает Иза, глядя на переливающуюся в бокале жидкость. Она смотрит в неё так несколько минут, о чём-то усиленно думая, после чего всё же решает поделиться мыслями. — Вообще, идея хорошая, но, боюсь, не очень эффективная. Как ты понимаешь, я довольно часто вижусь с Мадригаль и могу сказать точно — она всегда устраивает ситуацию так, как ей захочется. И если она уволила Маго, значит, ей это было нужно. Вообще, у ректора с Маго очень… сложные отношения. И вряд ли ей захочется возвращать его обратно. В конце концов, каким бы хорошим не был ваш проект, она может просто взять, сказать «нет» и уйти. И вы уже ничего с этим не сделаете. — Но… и как тогда быть? — почти отчаянно вопрошаю я. Не то чтобы я не думала об этом — думала, конечно, только старалась гнать эту мысль прочь. Потому что понимала, проект — единственное, чем я могу помочь Маго в сложившейся ситуации. И даже боялась представить, что будет в случае поражения. — К счастью, решение этой проблемы сегодня прислали к нам на порог универа прямиком из Эмбрухо. — успокаивающе подмигивает Иза. — Не только ты ненавидишь Каброна, тут все лоботрясы — а это почти что целый вуз — такого же о нём мнения. Ну ты и знаешь это наверняка. А Маго всё-таки никого не трогал, заданий задавал мало, да их и не делал никто, от экзаменов поголовно освобождали преподаватели, свято чтившие запрет на его имя. И даже в свете былого всеобщего бойкота, все студенты сейчас будут мечтать о возвращении препода. А это значит, у нас есть прекрасная возможность заручиться поддержкой общественности. — И как? Митинг устроить, что ли? — не слишком весело ухмыляюсь я. — Ну почему же? Есть и другие, более мирные и действенные методы. Иза вдруг подходит к ящику стола, достает оттуда ручку с бумажкой и принимается на ней что-то строчить. — Вот. — с видом великого революционера она протягивает мне листок. — «Ректору университета творческих направлений «К.А.С.И.Т.А.» Альме Мадригаль от учащихся факультета изящных искусств. Петиция о возвращении на должности преподавателя философии и декана факультета философии Бруно Маго». Ого, Иза… и это правда поможет?! — Конечно. По крайней мере, это отличная подстраховка на случай форс-мажора с проектом. Ректорша не сможет идти против требований студентов, все-таки у неё и у универа есть определённая репутация и кодекс чести. — И ты… правда сможешь собрать подписи со всего факультета! ? — чуть ли не визжу от радости я. — Во-первых, я староста своей группы, руководитель огромной фестивальной команды и всем известный любимчик Куравор. Против меня мало кто попрёт. Во-вторых, как уже было говорено, у нас куча лодырей, не желающих терпеть гнёт зелёного истязателя, так что они сами за милую душу всё, что надо, подпишут. Ну а в-третьих, нам в помощь поддержка и подпись проректора. Tia Джульетта, на моей памяти, почти не общалась и даже не пересекалась с Маго воочию, но я точно знаю, что к нему она относится очень хорошо. Логики в этом мало, но я в этих таинственных бойкотах вообще не разбираюсь. Потом ещё подключим девочек, Луиза с Долорес тоже старосты своих групп, да и как знаменитости с доски почёта также имеют вес в своих кафедрах. В конце концов, у нас куча друзей с других факультетов, они тоже присоединятся, да и ты в своей группе суету по-тихому наведи, старосту вашу можешь попросить помочь. В общем, успех операции гарантирован. Вернём мы Маго на прежнее место. — Господи, Иза… Спасибо-спасибо-спасибо!!! — совсем забыв про краску на голове подруги, я кидаюсь к ней на шею, очумев от счастья. — Ну всё, тише, сейчас с меня вся фольга слетит. — в шутку ругается Изабелла, одной рукой обнимая меня, а другой придерживая хрупкую блестящую причёску. — Я бы даже и не додумалась так сделать, ты очень здорово мне помогла! — наконец отстранившись, с упоением верещу я. — Даже не знаю, как тебя отблагодарить! — Возвращение Маго будет для меня самой настоящей благодарностью. — серьёзно отвечает Иза. — Не знаю, чем он заслужил такое отношение к себе в универе, но то, как он помог мне своим «предсказанием», уже говорит о многом. Уж точно о том, что он очень внимательно относится к своим студентам и что ему далеко не всё равно на нашу Каситу. И что он имеет полное право там работать. И если тогда он вернул меня в эту вузовскую семью, то теперь ему нужен человек, который сделает тоже самое для него самого. Так что действуй, Мирабель. Остаток вечера мы провели просто превосходно. Краска, конечно, легла не совсем идеально, где-то получился не тот цвет, где-то вышли не очень красивые переходы, но Иза была в восторге и со всей ответственностью заявила, что это наикрутейшая причёска в её жизни. Мы благополучно допили всю бутылку вина (в основном, правда, это заслуга Изы, мне ещё надо было домой как-то добираться), а потом пошли краситься. Несмотря на повышенный градус в крови, Изабелла смогла нарисовать мне просто нереально крутые стрелки, прямо как на фотках где-нибудь в пинтересте. Я же стала тренироваться на её лице, получилось кривовато, но Иза меня похвалила и сказала, что у неё на первых порах получалось гораздо хуже. И даже проектом мы успели заняться, Изабелла дала классное содержательное интервью и пообещала на днях подумать над творческой частью. В общем, в общагу я возвращаюсь абсолютно счастливая. Кто бы мог подумать, что стервозная художница а-ля местная принцесса окажется прекрасной собеседницей и даже собутыльницей, да и вообще очень хорошим другом! А ведь раньше при виде её мне хотелось треснуть по намалеванной физиономии чем-нибудь тяжёлым, чтобы лицо проще сделала. Почему-то вся эта ситуация мне напоминает Маго и Эмасьон. Уж если мы с Изабеллой смогли найти общий язык, то кто знает, может, мне и их удастся помирить… Но главное — теперь у меня в кармане не только новый материал по проекту, но ещё и поддержка со стороны лучших студентов Каситы в виде коллективной петиции! А я ведь говорила, что добьюсь возвращения Маго во что бы то ни стало! Завтра же начну собирать подписи! И как раз завтра меня ждёт ещё одно важное мероприятие — грандиозная репетиция с Эмасьон и встреча с Камило…