К. А. С. И. Т. А.

Я стою у входа в кафе и пытаюсь хоть как-то настроиться. Точнее, угомонить в себе две конфликтующие стороны долбанутого разума. Начать, пожалуй, стоит с того, что те чудесные сборы на прошлую встречу с Маго, преисполненные продуктивностью и приятным предвкушением, оказались, скорее, исключением из правил, чем самим правилом. Потому что сегодня всё пошло по пиз… ну, в общем, довольно плохо всё пошло. Во-первых, я заранее не сообразила согласовать с соседками по комнатам нашего блока — Ренатой и Софией — время пользования душем, и в результате им обеим приспичило после универа сполоснуться, чтобы быть во всеоружии перед поиском различных видов связей в местном клубешнике. А во-вторых, когда я уже порядком взвинченная дождалась своей очереди, мне вдруг позвонила мама и в срочном порядке решила доложить, какую они с отцом купили классную посуду и как у соседей трубу прорвало. Не буду лукавить, меня прям подмывало напрямую сказать матери, что в данный момент мне эта информация нафиг не нужна, но я прекрасно понимала, что все эти тарелки и трубы просто предлог для разговора и что она просто по мне соскучилась, а потому я почти сорок минут терпеливо выслушивала все последние сплетни и байки родного посёлка. И за время этих мучительных ожиданий я успела извести себе все нервы. Напряжённо вслушиваясь в звуки струящейся воды, доносившиеся из санузла, я вновь и вновь перечитывала текст интервью Изабеллы, при этом мыслями находясь совсем далеко от философии. Та блузка точно сочетается с джинсовыми шортами? А она не слишком прозрачная? А то как-то не совсем прилично… Зато она выгодно подчёркивает плечи, а с коротким топом без лямок вообще супер будет смотреться, достойно и в то же время привлекательно. Блин, а если макияж не успею нанести? Хотела ведь сегодня как раз стрелки попробовать, Иза говорит, у меня взгляд с ними становится очень выразительным, Бруно должен оценить… И вот на этом моменте в моей голове вдруг возник другой голос. Почему ты так переживаешь за внешний вид и то, как Бруно, то есть, мистер Маго, на него отреагирует? В таких вопросах его мнение тебя должно мало заботить, ты ведь всё решила, вы с Маго просто друзья, а такое щепетильное отношение к его персоне уже выходит за рамки дружбы. И осознание того, как долго я подбирала эти блузку и шорты, как спустила довольно приличную сумму на палетку теней, лишив себя обедов в столовке минимум на неделю, и всё ради того, чтобы повторить тот обалденный мэйк из пинтереста именно перед сегодняшней встречей, прокатилось внутри обжигающей волной стыда. Нельзя к одному тянуться целоваться, а на другого пытаться произвести впечатление своим обликом. И если я всё решила с Камило, то в отношении к Маго нужно уже сейчас выстраивать определенные границы. Но легче сказать, чем сделать. Надеть повседневную кофточку и нанести простенький макияж не дал тот изначальный голос, ответственный и за палетку, и за то, чтобы отыскать тот пресловутый топ, ни разу до этого не ношенный. У этого голоса были свои оправдания насчёт тщательной разработки образа. В глубине души я не очень-то верила, что именно эти оправдания играли главную роль, однако они меня вполне устроили. Во-первых, прийти на встречу с преподом, тем более в кафе, в заурядном виде неуважительно и даже неприлично. Во-вторых, я же должна где-то выгуливать красивые вещи и демонстрировать навыки визажа, полученные на мастер-классе Изы! В универ по утрам хотя бы что-то накинуть и пару раз тушью по ресницам пройтись уже достижение, не то, что как-то заморачиваться с подбором серёг и оттенка помады. Конечно, это можно делать и на свиданиях с Камило… но пока он меня на свидания не приглашал, так что тренироваться наряжаться можно и на обсуждениях проекта. В общем, всё время до встречи эти два голоса наперебой перекрикивали друг друга, мешая на чем-либо концентрироваться и портя всё удовольствие от сборов. Пока мучилась с повторением теней с картинки, меня метало от «зачем так корячиться у зеркала, если и так с ухажёром уже определилась» до «как я всё брошу, если ещё с прошлой встречи мечтала пойти с бело-голубыми смоки айс». В итоге я три раза накосячила, смывала и всё делала по новой, жутко злясь на себя и страдая от угрызений совести, из-за чего даже чуть не запульнула злосчастную палетку в стену. Дальше — больше: на шортах образовалась дырка, которую в срочном порядке потребовалось зашивать (хотя голос подмывал не париться и заменить шорты простецкими штанами), потом листы с интервью полчаса искала (оказалось, я их сама же положила до этого в сумку), из-за чего пропустила автобус (потом чуть на стенку на остановке не лезла). Как итог — на встречу опоздала на целых… нет, не опоздала, пришла раньше на десять минут. На десять минут, а не на час! Случись ещё что — точно бы опоздала! И вот теперь я стою перед дверью кафе и понимаю, что у меня пропало всякое желание встречаться с Маго. Меня попросту доконали эти сборы, я заколебалась анализировать, как надо, а как не надо думать о преподе, как относиться к нему, как вести себя с ним. Не хочу весь вечер сидеть и грызться подобными переживаниями, стараясь держать себя в узде, чтобы не корить потом себя же, вспоминая о мысленном начале отношений с Камило. И вообще, я уже так со всеми сегодняшними траблами испереживалась, что мне хочется просто развернуться, сесть где-нибудь на скамеечке и поплакать. Мне уже всё кажется до тошноты хреновым: блузка слишком вызывающей, найденный топик давно вышедшим из моды, дырка на шортах небрежно зашитой, а тени не имеющими ничего общего с красивой интернетовской картиной и больше напоминающими синяки над глазами. И почему надо идти куда-то такой страшной, злой и ноющей… Но всё же надо. Убегать от проблем не по-взрослому и уж точно эгоистично. С тяжёлым сердцем я толкаю дверь и захожу внутрь. Обстановка здесь довольно приятная: интерьер выполнен в тёплых цветах, на диванчиках и стульчиках у круглых столов мило щебечут друг с другом посетители, в воздухе витает аромат кофе и ещё чего-то вкусного. Но моему настроению это никак погоды не делает. А потом я нахожу глазами его. И только сейчас чувствую, как тугой узел внутри постепенно начинает развязываться, давая возможность расслабиться и дышать свободнее. Я не нахожу этому никакого объяснения, просто наблюдаю, как Бруно сидит у дальнего столика и с сосредоточенным видом, в своих маленьких позолоченных очках вчитывается в бумаги (омг, это же наш проект как раз!). Сегодня он одет менее официально — на нём темно-пурпурная водолазка и чёрные вельветовые штаны. И всё это ему невероятно идёт. Стоя так и смотря, как Бруно то слегка кивает тексту, то в свойственной ему манере наклоняет голову на бок, а то и вовсе улыбается уголками губ, я окончательно успокаиваюсь, и теперь мысли у входа кажутся мне не более, чем наваждением. Он ведь наверняка не сейчас начал править проект, неужели тоже проверяет его по нескольку раз?! «А тебе-то какая разница?» — тут же обрывает меня знакомый голос, заставляя тело вновь напрячься. Но снова потерять всякий настрой я не успеваю — цепкий взгляд зелёных глаз ненароком скользит по мне поверх стекол, и мужчина тут же аккуратно кладёт бумаги на стол и убирает очки в кармашек лежащей рядом сумки, поманив к себе рукой с улыбкой. Улыбается он уже не уголками губ, а широко и радостно. И я невольно подмечаю, как изменился Бруно с нашей первой встречи. В него будто добавили яркости, насыщенности, живости, словно в фотошопе несколько функций разом прокрутили. Если на бывшего препода так влияет отсутствие работы, есть повод задуматься о целесообразности его возвращения в универ… — Привет. — мягко произносит он, когда я подхожу ближе. Его зрачки с интересом оглядывают мою фигуру, задерживаясь на верхней части блузки. В изумрудных радужках промелькивает невнятный блеск. — Смотришься сказочно. Кофточка такая… воздушная. И ультрамарин прекрасно подчёркивает цвет глаз. Шах и мат. Ну вот откуда он знает, что я так надеюсь услышать и какие фразы смогут врезаться и в память, и в сердце? Упорно ратующий за разработку образа голос истошно ликовал, протестующий помалкивал, видимо, обласканное комплиментом самолюбие покорило и его. — Вы тоже шикарно выглядите! — не слишком оригинально, зато искренне, говорю я. — А у вас что, опять часы спешат? — Они и не прекращали, собственно. — усмехается мужчина. — Да и просто хотелось пораньше из дома выйти… — Тут его брови слегка хмурятся. — Подожди, мы ведь, кажется, оба перешли на «ты». — Да… — смущённо тяну я, виновато поглядывая на своего спутника, чье лицо сейчас смотрится немного обиженным. — Просто… мне это пока непривычно, понимаете? Вы ведь все-таки преподаватель и старше, это вроде как знак уважения. На словах «преподаватель» и «старше» Маго неприязненно кривится, так что я быстро добавляю: — Давайте я начну с замены «мистер Маго» на «Бруно», хорошо? На несколько мгновений во взгляде Бруно пробегает тень, но от тут же отгоняет её, примирительно улыбаясь: — Я не против. Главное, чтобы тебе было комфортно. Я отчётливо слышу, как одержавший победу в прошлом раунде голос (назову его импульсивным) отчаянно скулит, но в этот раз я всё же прислушиваюсь к осознанному голосу. Учитывая мою влюбчивую натуру, такой компромисс позволит хоть как-то держать дружескую дистанцию с преподом. Тем более Бруно — если судить по его словам — совсем не против. Только вот щекотливую тему хочется быстрее сменить. — А вы сказали, что из дома хотели пораньше выйти, у вас что, такой плохой номер в гостинице? В первые секунды мужчина непонимающе смотрит на меня, но в какой-то момент будто вспоминает о чём-то и расплывается в не слишком уверенной усмешке. — Нет, ты что, номер хороший. Правда. Просто кому хочется в хорошую погоду в гостинице сидеть, когда есть лишний повод прогуляться. Звучит вполне искренне, только вот небольшая заминка в начале меня всё же смущает. Но я свой шаг сделала, а если он не хочет чего-то рассказывать, то я пока докучать не буду. Просто сделаю мысленную пометку в голове. — А почему вы выбрали в кафе пойти? — задаю я новый вопрос. В этот раз я написала Бруно, чтобы он выбрал следующее место для встречи, все-таки с обширными знаниями о городе ему это сделать гораздо проще, нежели мне. И Бруно прислал адрес этого кафе. На предложение выбрать другое место написал, что тогда инициатива опять перейдёт в мои руки. Пришлось покорно согласиться. — Мне ведь совсем необязательно где-нибудь есть, я могу и в парке посидеть, или на крайний случай тех же фруктов купить. — Мира. — со смехом останавливает Бруно, легонько касаясь моей руки. — Мне ведь самому может надоесть питаться фруктами и магазинной лапшой, правильно? И тем более, я хочу хотя бы раз сводить спасающую мою карьеру девушку в приличное заведение. Здесь мне уже на автомате хочется возразить и напомнить про его материальное положение, но эта фраза звучит так трогательно, особенно вкупе с абсолютно обезоруживающей улыбкой Бруно, что я просто киваю, смущённо улыбаясь в ответ. — А с этим местом у вас тоже какая-то история связана? — Нет. — снова издаёт смешок Бруно, глядя в моё ждущее очередного рассказа про его молодость лицо. — Это просто хорошая кафешка с умеренными ценами и очень неплохой кухней. Кстати, советую вот это попробовать или вот это. Он кладёт передо мной раскрытое меню и указывает на желтоватый суп с намешанными в нём с десяток разных овощей, с затем на лепёшку, начинка которой тоже изобилует лохмотьями салата, добротным куском мяса и горстью кукурузинок. И несмотря на такие щедрые порции, стоили оба блюда очень даже приемлемо. — Ахиако рекомендую особенно. — продолжает гастрономический экскурс Бруно. — И бандеха тоже ничего. Но ты выбирай на своё усмотрение. Всё равно лучше Джул они точно не сумеют приготовить. Я поднимаю вопросительный взгляд, а мужчина спешит отвести свой, видимо, не ожидая от себя самого подобной случайно брошенной фразы. Интересно, и кто же такая эта Джул? В моей голове вопрос прозвучал так ревностно, что аж самой стыдно стало. Но вдруг в памяти всплывает разговор четы Куравор, подслушанный мной и Луизой. Джули… так, кажется, назвал супругу декан музыкального факультета. И разница в одну букву в прозвищах не оставляла сомнений, что оба препода имеют в виду одну и ту же женщину. Допускать мысль о том, что у Бруно есть ещё одна Джул, которая готовит ему еду, совсем не хотелось. И когда это он успел попробовать проректорскую стряпню? Даже Иза, которая постоянно мечется вокруг своей tia Джульетты, сказала, что никогда не видела декана философии рядом с наставницей. Но привести доводы к какому-либо заключению я не успеваю — рядом раздаётся любезный голос: — Готовы сделать заказ? Я немного потерянно смотрю на подошедшего официанта, затем вновь перевожу взгляд на меню. Парня мне гонять не хочется, вкусу своего спутника я доверяю полностью, поэтому без сомнений тыкаю пальцем в жёлтый суп, а в качестве напитка прошу стакан чёрного чая. Официант с услужливым видом записывает всё в блокнотик, после чего поворачивается к Бруно: — А ваш молодой человек что будет? От такой формулировки я чуть со стула не падаю. Покраснев до самых кончиков ушей, перебегаю зрачками от совершенно невозмутимого Бруно до обескураженного парня, почуявшего что-то неладное. — Он мне… мы не… я… — пытаюсь выдавить я что-либо членораздельное и как-то исправить ситуацию, но язык не слушается, словно сварившись от горящего внутри стыда. — Мне тогда бандеха. И тоже чашку чая, только зеленого. — абсолютно спокойно произносит Бруно, прерывая мою бессвязную речь. Официант сконфуженно строчит заказ, а затем спешно удаляется. А я сижу и не могу ни сказать ничего, ни сделать. Ни даже посмотреть в глаза, только исподлобья поглядываю на «молодого человека», оценивая обстановку. В отличие от меня, Бруно, кажется, эта путаница нисколько не смутила. Листает себе меню с весёлой ухмылкой, на меня тоже не смотрит, видимо, не хочет ещё больше вгонять в краску. — Ну что, мы так и будем молча ждать нашего заказа? — наконец прерывает он тишину, откладывая меню и бросая в мою сторону сияющий озорным лукавством взгляд. — Здесь готовят не так уж быстро. Его что, вообще эта ситуация никак не трогает? Нет, конечно, от этого легче, замяли и замяли, но это он из-за банальной солидарности ко мне не заостряет на ошибке внимание, дабы не вызывать ещё большего стеснения или же… его прозвище вполне устраивает? Осознанный голос гневно рычит, не желая допускать даже мысли об этом, а импульсивный робко пищит в сторонке — такое положение дел вызывает в нём ещё большую оторопь. — Давай тогда сначала к новому материалу перейдем, если ты не против. — продолжает Бруно, не подозревая о моих внутренних беседах. — У кого на этот раз интервью брала? — У Изабеллы. — Флер? — оживлённо переспрашивает мужчина, с интересом подаваясь вперёд. — Да, а что? — с хитрой усмешкой отвечаю вопросом я. — Да нет, ничего. — спешит он умерить пыл, однако в глазах отражаются неподдельное участие и… вина? — Просто я думал, ей будет некогда, она же всё время рядом с миссис Мадригаль. Да и считал, что не захочет она на философские вопросы отвечать… — Вы сомневаетесь, правильный ли совет дали тогда? На лице Бруно возникает изумлённое выражение. — Погоди, откуда ты… — Иза рассказала. — с улыбкой поясняю я. — Можете не переживать, она вспоминает вас с огромной благодарностью. — Я знаю. — звучит на это простая, но в то же время пронзительная, смешанная с грустью и теплотой, фраза. — Понимаешь, Изабелла, она… мне казалось, она поймёт, когда будет нужно остановиться. Да, я отговорил её забирать документы из университета, но я также предложил ей заниматься тем, что не нравится. Она могла уже в начале этого года постепенно разбавлять цветы излюбленным абстракционизмом, но не стала этого делать. И я действительно боялся и ждал, когда она в конце концов перегорит, а подойти и сказать напрямую всё никак не находилось возможности, она всегда где-то пропадала и вечно куда-то убегала. Да и не знал, послушает ли теперь… Хотя я ни в чем её не виню. Когда жизнь так круто меняется, возвращаться в прежнее русло совсем не хочется. А уж тем более под напором миссис Мадригаль. Здесь, скорее, моя вина. Я даже и не думал, что могу промахнуться в своих предположениях… — Потому что ваши предположения не имеют свойство ошибаться. — заканчиваю я и ощущаю на себе еще один недоуменный взгляд. — Мне эту фразу тоже Иза процитировала. Но ведь всё правда сложилось, как вы и предполагали! Иза теперь твёрдо намерена потихоньку возвращаться к истокам… — Серьёзно? — перебивает меня удивлённый, но в то же время радостный возглас. — Да, и она абсолютно счастлива этому. Все, что вы сказали, сбылось. Так как вы смогли предугадать то, что понравится Альме и спонсорам? И то, что именно Иза сможет выделиться и стать знаменитой на весь универ? Хотя она в самом начале звёзд с неба не хватала. Так откуда? Мой вопрос явно застал Бруно врасплох. Видно, как он вдруг начинает нервничать, опускает глаза, очевидно подбирая подходящие слова. И меня это как-то сбивает с толку и даже настораживает. Я не ожидала в ответ чего-то особенного, какой-то шокирующей информации. Думала услышать банальное «интуиция» или ещё что-то в этом духе. С чего он так напрягся? — Холодный расчёт и отчасти предчувствие. — наконец выдаёт ту самую банальщину Бруно. — А вообще, мне по профессии положено. Знаешь такое ответвление философии, как футурология? Учение о предсказании будущего. Вот, считай, иногда практикуюсь. Шутливая усмешка собеседника определённо настроена снять появившееся напряжение, и я этой уловке поддаюсь. Не стоит во всех его фразах искать потаённые смыслы и секреты. — Футурология — от слова «футуро»? — поддерживаю мысль я. — Нет. От латинского faturam — будущее. — поясняет Бруно, еле заметно поджав губы. Но тут же с хитрым взглядом решается на подкол. — Стыдно не знать, как ты тексты интервью вообще готовишь… — Я же ещё только учусь! — тоже в шутку возмущаюсь я, издав смущённый смешок. — Ваш чай. Мы с Бруно оборачиваемся в сторону подошедшего официанта. Тот смотрит на нас с ещё большей озадаченностью, чем в прошлый раз. Видимо, увидев, как мы тут хихикаем и переваливаемся через стол в пылу разговора, он вообще перестал понимать, в чем тогда была его ошибка. Я сразу тушуюсь и усаживаюсь поглубже на стул, робко наблюдая, как парень кладёт перед нами чашки. Мой взгляд случайно останавливается на Бруно и тот, заметив мою скованность, одним выражением лица выдаёт, мол, забей, это не стоит того, чтобы весь вечер сидеть глазками в пол. И в принципе, мысль очень даже верная. Не стоит на таких вещах акцентировать внимание, и такой вывод оба моих голоса дружно поддерживают. А потому, как только официант уходит, я решаю отвлечься уточнением зацепившей мой слух фразы: — Вы сказали про холодный расчёт. И какие же факторы на него повлияли? Бруно в задумчивости отхлебывает чай. — Ну, во-первых, я ведь не слепой. Когда твоя болтовня про системы знаний и принципы бытия никому не сдалась, а рядом сидит девушка и старательно пыхтит над картинами, сложно не обратить внимание. Я все-таки не так мало проработал в творческом вузе, и в понимании искусства и того, что может оценить публика, разбираюсь. А во-вторых, по опыту знаю, людей с какими запросами может привлечь к финансированию ректор и какие требования к студентам у самой Мадригаль. — Но Иза сказала, что у вас с миссис Мадригаль сложные отношения. — осторожно замечаю я. — Откуда вы знаете о её предпочтениях? Лицо бывшего преподавателя мгновенно темнеет. Чашка со звоном опускается на фарфоровое блюдце. Потускневшие зелёные глаза смотрят куда-то сквозь стол и кажется, в них можно прочесть промелькнувший за одно мгновение ворох воспоминаний. Судя по горькому сожалению во взгляде, не самых приятных. — Ну, они не всегда были сложными. — бесцветным голосом отвечает Бруно. — Когда-то я принимал активное участие во всех переговорах со спонсорами, сам пояснял Мадригаль, какие и с кем сделки выгодны и на кого из студентов лучше всего делать ставки. Но потом… Продолжения не следует. Уточнять подробности и просить показать скелеты в шкафу, о которых их обладателю так неприятно вспоминать, нет ни малейшего желания. Наоборот, сейчас мне самой хочется рассказать о том, как Иза уже под шафе от нескольких бокалов вина сделала набросок первой петиции, как инициативу с радостью приняла староста, упорно не хотевшая расставаться с возможностью делать на философии домашку по культурологии, и как мы смогли собрать за прошедшие двое суток подписи трети группы. Хотелось поддержать, успокоить, сказать, что скоро всё наладится. Но я сдерживаю себя. Раньше времени обнадеживать не стоит, лучше сообщу, когда буду на сто процентов уверена в безоговорочной победе. — Так что, Изабелла решила отказаться от цветов? — прерывает мой мысленный монолог Бруно, к обоюдной радости сменяя тему. — Ну нет, не совсем. Пока решила начать потихоньку комбинировать с абстракционизмом. — А фестиваль, конкурсы, сотрудничество с музеем как, в силе? — Эм, пока да. Думаю, она была бы и не против от этого отказаться, просто вы же сами знаете, сколько перспектив в её фигуре видит университет, миссис Мадригаль в частности. — Это понятно, да… То есть, с сеньором Гузманом на пару художественную выставку разрабатывать она не стремится? Я в недоумении гляжу на Бруно, который, в свою очередь, выжидательно смотрит на меня. Вопрос прозвучал с такой непритворной надеждой, что у самой возникают вопросы, для чего ему так важно это узнать. — По большому счету да, у Изы он вообще особых симпатий не вызывает. Она была бы только счастлива, если обузу в лице слияния с Гузманами перекинули на кого-нибудь другого. И это правда. Прикончив бутылку белого полусладкого, Иза уже вовсю распекала художественного руководителя музея, жалуясь на то, как ей приходилось строить глазки по наставлениям ректора, чтобы тот точно не отказал в сотрудничестве, и как за это, цитирую, «бесхребетное существо» во всём решала заботливая мамочка, желающая как можно дольше опекать единственного наследника семейного дела. Словом, Изабелла бы точно не плакалась в подушку, если бы её отстранили от сотрудничества. Но отчего-то от этой новости на лице Бруно возникает восторженное воодушевление. — Ты уверена? — на всякий случай уточняет он, начав взволнованно тарабанить пальцами по столу. — Ну да… — недоуменно тяну я. — А вам это… для чего? — Мне? — через пару секунд переспрашивает Бруно, уже успевший нырнуть в водоворот мыслей. — Да мне-то не для чего, собственно… И вновь замолкает, возвращаясь к своим размышлениям. Может, ему и не для чего, но сказанное мной, однако, для него точно небезразлично. Сидит с торжествующим видом, аж сияет весь, и усиленно о чём-то думает, глядя в дальний угол зала. Как-то много секретов на одного человека, нет? Неужели я не заслужила доверия узнать хотя бы малую часть из них? — Ладно, сейчас уже горячее должны принести, давай я пока интервью почитаю. — Бруно, кажется, уже успевший принять про себя какое-то решение, с возросшим энтузиазмом тянется забрать у меня текст. Заказ действительно очень скоро подают (в этот раз мы с официантом решаем просто не смотреть друг на друга), и я принимаюсь за суп, посматривая на читающего препода. Молча сидеть и наблюдать, как он делает пометки и чему-то хмыкает себе под нос, мне не очень нравится — сразу начинаю судорожно вспоминать свой же текст и гадать, правильно ли всё написала. Поэтому за десять минут расправляюсь с супом и предлагаю Бруно передать мне интервью с Луизой, чтобы параллельно с ним посмотреть поправки и спросить, если что непонятно. Тот передаёт листы, я беру их в руки и… моментально расстраиваюсь. Вроде ничего серьёзного, но только не для школьной отличницы с развитым перфекционизмом и желанием доказать, что её помощь приняли не зря. Поправок не так много, но, глядя на них, тут же грызешься мыслью, что просто недоработала, недоучила, недосмотрела. Здесь термин надо было другой подобрать, там чётче мысль выразить. Какие-то формулировки, написанные красивым размашистым почерком, я попросту не понимаю, не хватает знаний, и от этого огорчаюсь ещё больше. Кажется, чего переживать, для этого кураторы проектов и нужны, но… блин, мне просто стыдно перед Бруно. Да, мне не хочется быть в его глазах зелёной первокурсницей, сделавшей красивый жест помощи, но при этом не разбирающейся в предмете. Дебилизм, но успокаивать логичными доводами эмоциональную часть себя бесполезно. — Мирабель, ты чего? Я поднимаю глаза. Бруно тоже оторвался от бумаг, взгляд непонимающий, но встревоженный. Наблюдал за реакцией на редактуру? — Нет, ничего, просто… Неудобно перед вами. Вы не подумайте, я правда стараюсь, но пока не во всём разбираюсь, путаюсь в некоторых аспектах, неправильно могу понять пояснения в справочниках… — Мира, ну что ты! — восклицает Бруно с такой интонацией в голосе, словно ему самому уже совестно за корректировки. Он в одно мгновение ставит стул рядом и заботливо кладёт руки мне на плечи, чтобы хоть как-то успокоить. — Ты ведь сама сказала, что ещё учишься, и я полностью с тобой согласен. Воспринимай этот проект как шанс повысить уровень своих знаний. Давай я тебе объясню, что не ясно, хочешь? Больше всего мне сейчас хочется слышать его умиротворяющий бархатный голос, поэтому я киваю, и Бруно, не убирая ладоней с плеч, начинает говорить о формах познания, каких-то материях… Я очень стараюсь вслушаться, но не могу, горечь давит ещё больше. Мне вдруг приходит осознание, что ещё несколько встреч со сбором материала, пара репетиций — и на этом всё. Бруно вернётся на работу, и повод встречаться у нас будет только в универе. Мягкие прикосновения и звуки чуть хриплого голоса, адресованные одной лишь мне, останутся в воспоминаниях. А прижаться к ставшему уже родным человеку и прошептать, что не хочу лишиться этих мгновений в будущем, не могу — осаждает всё тот же осознанный голос. — Мира. — У самого уха слышится моё имя, вкрадчиво и ласково, возвращая в реальность. — Ты какая-то грустная сегодня. И мне это совсем не нравится… Послушай, давай кое-куда сейчас зайдем, развеешься немного, а? Потом с интервью продолжим, всё равно ты не особо слушаешь. — с доброй усмешкой заканчивает Бруно, начав складывать бумаги в знакомую потрёпанную сумку. — Подождите, вы ведь даже к своему заказу не притронулись… — слабо возражаю я, растерявшись от неожиданности такого предложения. — Ничего страшного, контейнер попрошу, не надо будет ничего выдумывать на поздний ужин. — решительно заявляет мужчина, жестом подзывая нашего официанта. Тот подходит с плохо скрываемой странной ухмылкой. Вот гад, наверняка подсматривал и теперь свято уверовал, что обращение к моему спутнику было абсолютно правильным! «Ну и пусть как хочет думает, ты ведь знаешь, что это не так!» — твёрдо заявляет осознанный голос, и я, в принципе, готова с ним согласиться. За то время, что аккуратно складывала отредактированное интервью в сумку, парень приносит упакованную лепёшку в контейнере и аппарат с чековой книжной. — Оплата картой или наличными? — Наличными. — опережает моё «картой» Бруно и кладёт сумму за нас двоих прежде, чем я успеваю хоть как-то возразить. — Зачем вы это сделали? — с досадой вопрошаю я, когда книжка с банкнотами исчезает со стола в руке официанта. — Я сама могу за себя заплатить, и не только за себя, у вас ведь сейчас вообще очень трудно с финансами… — Мира, перестань. — с улыбкой, однако непреклонным тоном просит Бруно. — У меня вполне хватает на всё средств. В том числе и на то, чтобы хоть раз угостить тебя. Сейчас выйдем и всё объясню. — Значит, оплату наличными оставляем, да? — переспрашивает парень, взирая на нас победоносным взглядом. Твою мать, он что, ещё не ушёл? Окей, раз так нравится играть на чувствах кроткой девочки, эта девочка ему сейчас голову испепелит гневным взором. И надо же, действует — официант поспешно ретируется к другим посетителям. Через минуту мы уже оказываемся на улице. Да, снова за руки, — Бруно, как и в прошлые разы, протянул ладонь первым — но на протесты осознанного голоса я отвечаю вполне искренним и достойным ответом: мне просто не хочется его обидеть и сделать больно. За прошедшие встречи я чётко осознала, насколько для него мучительна тема прикосновений и принятия прошлого, а потому отказ стал бы для него ощутимым ударом. Это просто забота. Дружеская. Оказавшись вне стен кафе и в недосягаемости нежелательных любопытных взглядов, я сразу решаю потребовать объяснений, но Бруно меня опережает, вставая напротив и заглядывая в глаза. — Послушай, Мира, — спокойно начинает он, — я совершенно не хочу, чтобы молодая девушка пыталась обеспечить взрослого и вполне способного за себя постоять мужчину… — Но для меня это совсем не в тягость! — невольно вспыхиваю я. — Тем более, у вас такая непростая жизненная ситуация… — Погоди, я ведь даже договорить не успел. Тебе вовсе не нужно беспокоиться за моё материальное положение, у меня есть временная подработка. — Что?! Первая реакция — шок. Как-то не вяжется образ преданного препода, готового терпеть нападки окружающих в горячо любимом вузе, с работой в любом другом месте. Но ошеломление быстро сменяет вторая реакция — страх вкупе… кажется, с ревностью. Где Бруно нашёл подработку, в другом институте? А как же верность Касите, в которой он по моим наверняка верным догадкам трещины в стенах штукатурил? И что, нравится ему на новой должности? Небось такого квалифицированного специалиста там холят и лелеят, уговаривают насовсем остаться. Вдруг бывшему декану уже и не хочется возвращаться к неблагодарному коллективу и равнодушным студентам? Встречается со мной из вежливости, а потом с виноватой улыбкой передаст кураторство Каброну, мол, ты знания от меня получила, теперь выступай на фестивале сама, без меня. Мне, кстати, в интернете, пока искала аспекты этики, объявление всплыло, частный женский интернат набирал преподавателей. Может, Маго уже там красивым ученицам про практическую философию вещает… Господи, какая же я дура. И эгоистка. Какая тебе разница, где он нашёл работу, главное, что на сухом пайке сидеть не будет и мотаться по обшарпанным комнатушкам мотелей. Бруно не просил тебя ему помогать, ты сама за его спиной всё решила и поставила перед фактом, он и отказаться-то не мог. Тебе что, нравилось, как его в Касите за человека не считали, как он в звуковой комнате прятался рядом со столовой, чтобы от одиночества не свихнуться? Тебе порадоваться за человека стоит! Даже если он решит остаться на новом месте, ведь там, возможно, ему будет лучше. Хотя бы и в женском интернате. — Это… здорово! — как можно воодушевлённее произношу я, стараясь скрыть волнение. — А… а где? Бруно в ответ смущённо улыбается, и у меня аж сердце в пятки уходит. Точно женский интернат. — В театре. Кукольном. Вторая волна шока не заставляет себя ждать. — Серьёзно?! — ошарашенно восклицаю я. — Подождите, а… кем? Вы что, умеете кукол шить? — Нет. — с усмешкой качает головой Бруно. — Кукол мастерить я не умею, но вот эскизы декораций у меня вполне неплохо получаются. — Офигеть… — не удерживаюсь я. Оно и понятно, такая информация у меня вообще никак не укладывается. — Простите, я просто… и не предполагала, что вы ещё и рисуете. — Ну, ты ведь сама в проекте освещаешь, что творчество от философии неотделимо. — насмешливо замечает мужчина. — Но на самом деле, до преподавания я частично рисованием и зарабатывал. — А как вы в театр попали? — всё ещё не отойдя от потрясения, возбужденно спрашиваю я. — В смысле… почему именно кукольный театр, почему не какое-нибудь другое место? «Например, женский интернат» — стебётся осознанный голос. Бруно в ответ нервозно мнётся. — Вообще, меня туда приняли по рекомендации Пепы. — Мисс Эмасьон?! — Я была уверена, что сегодня меня уже ни чем не удивить, но нет. — Подождите, но вы ведь с ней не… — Не общаемся, да. Она мне ничего в лицо и не сказала, записку с адресом и телефоном в документах я нашёл лишь через пару дней после увольнения. — Ничего не понимаю. — искренне недоумеваю я. — Эмасьон всех против вас настроила, называла чуть ли врагом номер один, заявление написала по увольнению… и сама же помогла на новую работу устроиться. Где здесь логика? Бруно лишь печально усмехается. — Тут логика и не нужна. Пепа всегда была такой — на словах колючей, а на деле готовой защищать и оберегать, даже если подставили подножку. — На выражение лица, явственно выражающего, что такие ребусы мне порядком надоели, уточняет. — Эмасьон максимум студентов своего факультета настраивала против меня, а насчёт остальных я прекрасно справился сам, я ведь говорил тебе об этом. Причины, по которым она написала заявление, тоже мне вполне понятны, и они далеко не корыстны. Тем более, не одна Пепа всё решает, тут учитывается мнение коллектива, и последнее слово всегда остаётся за миссис Мадригаль. А рекомендация театру — не более чем самоуспокоение, что я по её вине не откинусь от голода где-нибудь в подворотне. И это не примирительный жест. Сорванную свадьбу и… прочие проступки она мне не простит. Не спрашивай почему, я знаю Пепу и знаю, что и в каких масштабах натворил, твоя информированность ни к чему не приведёт, только тебя расстроит. Несколько мгновений я стою и перевариваю всё услышанное, и по серьёзному взгляду и твёрдому тону в конце концов делаю вывод, что эту тему поднимать мне больше не стоит. — А зайти вы хотели как раз в театр? — спрашиваю я, отводя разговор в безопасное русло. — Да. — тут же смягчается Бруно. — Отнести эскизы, получить за них положенную сумму и взять новые заказы. Думал, пока буду с этим разбираться, ты хотя бы немного взбодришься, интерьер посмотришь, а повезёт — и представление с галерки увидишь. Если ты хочешь, конечно. — Я только за. — с воодушевлением соглашаюсь я, слыша, как импульсивный голос внутри аж пищит от милоты. — Только можно мне посмотреть на эскизы, пока вы их не отдали? — А что, так интересно? — с приятным удивлением интересуется Бруно и, получив от меня утвердительный кивок, садится на ближайшую скамейку и распахивает сумку. Оттуда тут же вылезают три крыски, с радостным писком устраиваясь на плечах хозяина. К счастью, маленький скверик, в который мы завернули во время разговора, сейчас безлюден и визжать или падать в обморок от такого зрелища некому. — А где остальные зверьки? — любопытничаю я, видя, что в сумке остаются лишь наш проект, лежащий в отдельном отсеке и надёжно защищённый от грызунов папкой, несколько банок с краской, кисточки, контейнер с лепешкой, очки и сами эскизы. А ещё тот увесистый учебник, который я бегала относить Бруно в проход. Он что, реально всегда носит его с собой?! — Гуляют сами по себе. Я их обычно выпускаю, они не очень любят сидеть в сумке. Остаются лишь самые преданные. — Бруно с нежностью гладит одного из пушистиков. — Двоих из них ты уже знаешь — это Люсия и Карла. А это Иван. Все трое — верные фанаты моего творчества, вечно лезут под руки, пока я рисую. Вот, даже сейчас около набросков ошиваются. Крысы действительно, едва картинки оказались на моих коленях, тут же перебежали ко мне и стали тереться у ног. — Артисты. — с видом матери, смотрящей на шкодных детей, ухмыляется Бруно. Затем принимается пояснять свои работы. — Я особо в сюжеты спектаклей не вникал, знаю, что это для постановки про спорт, что-то там про команду юных футболистов, это на фон представления-викторины для дошколят, а это уже для детей постарше — про любовь, по типу «Ромео и Джульетты» с хэппи-эндом. Уф, ну куда лезут, сейчас всё мне запачкают, как не прогрызли ещё дырки своими мордашками! — Это он уже ругается на своих любимцев, не зло, конечно, по-доброму, но всё же от эскизов отгоняет настойчиво. — Они тоже выступать хотят. — шутливо отзываюсь я. — И не говори. — с усмешкой поддерживает Бруно. — Я им дома даже персональную сцену сделал — состряпал на картинке рисунок с фоном и людьми в костюмах, а вместо лиц дырки прорезал, чтобы крыски могли головы туда просовывать. Себя развлекают и меня заодно. Самодельный сериал для одного зрителя получается, который по совместительству является ещё и сценаристом, и режиссёром, и художником-постановщиком. — И о чем же сериал? — Про всё и сразу. — смеётся мужчина. — Ладно, на самом деле, про девушку, которая попала в прошлое из-за родного дяди и влюбилась там в него же, только семнадцатилетнего. Но она не смогла быть с ним вместе, поскольку действие магии было не бесконечным. Племянница вернулась в настоящее, а парень ждал её тридцать с лишним лет! Но закончилось всё вполне хорошо. Хотя не знаю, как дальше пойдёт, я ещё думаю над продолжением, где девушку отправляют на учёбу, а дядя едет за ней следом, устроившись в интернате библиотекарем… Кстати, дядю играет Ваня, Люсия — племянницу, у них там как раз какие-то мутки происходят, а Карла за всех второстепенных персонажей отдувается… Мира, не смотри на меня так жалобно, я начинаю чувствовать себя душевнобольным! Хотя у меня в номере даже телика нет, тут действительно недалеко и свихнуться… Последние фразы Бруно произносит не всерьёз, иронизирует, и я выдавливаю из себя улыбку, чтобы не обидеть, но в действительности на душе кошки скребут. Я ничего не имею против домашнего крысиного театра, люди в любом возрасте могут иметь самые разнообразные увлечения, просто… Как бы препод не отшучивался, в его голосе всё равно слышны тоскливые нотки. В номере ему банально одиноко. И то, что он приходит на встречи раньше, лишний раз доказывает не неисправность часов, а то, что ему хочется побыстрее встретиться с живым человеком, а не в сотый раз переговариваться с крысами. — Сюжет классный. — искренно хвалю я, стараясь скрыть сочувствие в голосе. — Вы могли бы и реальные сценарии для театра писать. — Боюсь, моя работа будет несколько выбиваться среди «Трёх поросят» и «Красной Шапочки». — саркастично замечает Бруно, складывая эскизы и загоняя зверушек обратно в сумку. — Для жизни мне вполне хватает зарплаты художника. Пошли, надо руководство на месте успеть застать. Когда доходим до театра и оказываемся у дверей художественного руководителя, выясняется, что его появления нужно ждать ещё как минимум час. Бруно предлагает прийти в другой раз, чтобы не томиться в коридоре, но я заявляю, что сейчас как раз выпадает прекрасная возможность разобраться с проектом, тем более, что последнее представление на сегодня закончилось пятнадцать минут назад. Я думала, работы здесь хватит минимум часа на три, но нет, мы управляемся аккурат к приходу начальника Бруно. С одной стороны меня радовало, что во втором интервью ошибок оказалось совсем немного, но с другой, ничто не мешало нам теперь разойтись по домам. Часы показывали шесть, и путём нехитрых вычислений я пришла к выводу, что Бруно окажется у себя в номере пол седьмого, на крайняк в семь — столько времени требовалась доехать до окраины Энканто, а дальше препод вряд ли мог поселиться. И по его лицу, когда он выходит из кабинета худрука, я понимаю, что думает Бруно о том же. Что до отбоя ему опять придётся сидеть несколько часов в четырёх стенах и в компании одних лишь крыс. И по тому, как горечь тщательно скрывается за спокойной улыбкой, я осознаю, что препод не скажет о том, что его гложет, не станет докучать и доставлять неудобств. Хотя уверена, он очень хочет оставаться со мной как можно дольше. И поэтому я принимаю, на мой взгляд, самое правильное решение. — Ну что, какие спектакли вам сейчас поручили рисовать? — весело вопрошаю я, идя с Бруно по коридору. — «Бедная старушка» и «Кот-разбойник» — не слишком бодро отвечает он. — Черт знает, про что они, надо будет все-таки материал прошерстить. — Может, вы тогда в том же сквере порисуете, а я рядом с вами посижу? Знаете, у меня в сумке как раз лоскут ткани остался, сошью для вашего сериала крысиный костюм или платье. Как артистам без наряда? Тем более, я вам про то, как мы с Изой подружились, не рассказала, и про нового препода по философии. Гад редкостный, вы в миллион раз лучше, точно вам говорю! Бруно с изумлением поворачивается ко мне. Он, кажется, совсем не ожидал такого поворота событий. А я, дабы закрепить успех, уверенно беру его за руку и радостно задаю вопрос, который уже предопределён на положительный ответ: — Так что, вы согласны? Конечно, Бруно согласился, у него такой восторг отразился на лице, это надо было видеть! Как и обещала, опираясь на описания режиссёра крысиного сериала, я села шить Люсии платье, с белым верхом и голубой юбочкой (как-то подозрительно схоже с моим повседневным комплектом… ладно, будем считать, все совпадения случайны, как и все герои вымышлены). Препод сидел рядом и делал наброски, а я развлекала нас рассказами о том, как мы сначала враждовали, а потом сумели подружиться с Изой, поведала о нескольких байках с репетиции эмасьонского спектакля, а на сладкое оставила любимую тему — разнос «славного» имени Эмбруховского посланника. Бруно кивал, осуждающе хмыкал, на моменте с ошибкой в его фамилии иронично усмехнулся, но в конце гневной тирады сказал, что даже рад такой дурной подмене, а то бы я разрывалась между тем, кому же из них помочь остаться на должности преподавателя. В шутку, конечно, однако я на полном серьёзе заверила, что при любом раскладе вернула бы бывшего декана на прежнее место. И по тёплой улыбке в ответ поняла, что мне поверили. Но самое главное — я видела, что Бруно счастлив. Что ему приятно сидеть рядом со мной на скамейке и внимать университетским хроникам. А мне было приятней втройне. Я смогла доставить радость близкому человеку, выговориться сама и… да просто мне нравилось составлять Бруно компанию. Нравилось, что он просто сидит и внимательно слушает из моих уст каситовские сплетни, делая неспешные мазки на бумаге, нравилось вдыхать знакомый аромат трав и ликёра, нравилось просто ощущать его присутствие. По-дружески, осознанный голос, по-дружески, только заткнись! — Ой, слушайте, через пятнадцать минут последний автобус до общежития должен приехать, я тогда побегу, хорошо? — восклицаю я, глянув на экран телефона. Прошло уже несколько часов, но пролетели они будто за один миг. — Может, с тобой поехать? — предлагает Бруно, тоже начав собираться. — До корпуса провожу на всякий. — Нет, не стоит. — с вежливой улыбкой отказываюсь я. Иначе внутренний голос точно натравит на меня муки совести. — Не волнуйтесь, я соседкам напишу, они меня встретят, да и от остановки идти всего ничего. — Смотри, если что, мне совсем не сложно. — уверяет мужчина с ответной улыбкой. Мы почти одновременно вскакиваем со скамьи и встаём друг напротив друга в ожидании, что кто-нибудь из нас первым скажет прощальную фразу и развернётся. И тогда я неожиданно решаюсь на вопрос: — А вы можете сказать, но только честно… вы не собираетесь остаться в театре насовсем? Вам ведь там и платят хорошо, и график свободный… «И запрета на ваше имя со всеобщим бойкотом тоже нет, » — вертится у меня на языке, однако продолжение фразы так и не звучит. Нет смысла говорить, когда это и так негласно ясно. Бруно, кажется, абсолютно поражён моими словами. — Ты правда думаешь, что я могу уйти? — изумлённо бормочет он. — Да, а что вас сдерживает? — без задней мысли отвечаю я. — Ты. Сердце так болезненно ёкает, что на мгновение я забываю, как дышать. — У нас ведь проект, ты так усердно готовилась, как я могу тебя бросить?! — Ладно вам, Луиза, вон, отказалась от участия в фестивале, хотя мистер Куравор уже ей и программу утвердил, и занятия назначил. Иза хочет перекроить концепт проекта, хотя её команда работала над совсем иным. Они готовились к тому, что их возьмут на фестиваль, с начала года, а я взяла только два интервью, и, считай, нахожусь в начале пути. У меня материала и наработок ещё меньше, чем у девчонок. Чем я отличаюсь от других таким, что вы не можете уйти? — Тем, что не поддержала всеобщий бойкот. — без раздумий отвечает Бруно, с нежностью и восхищением глядя мне в глаза. — Догнала меня на пороге университета и выдала такую речь, что я до сих пор помню каждое её слово. Договорилась с проректором, которую знала лишь второй день, чтобы та дала мне шанс вернуться на работу. Побежала в незнакомый и опасный проход в стенах, лишь бы отдать учебник. Выслушивала мои долгие воспоминания о юности. Не боишься, будем честными, неординарных питомцев, даже сшила Люсии платье для несуществующего представления. Не чураешься моих странностей, даёшь повод выходить из дома и вновь учишь радоваться жизни… Я чувствую, как на талию мягко ложатся ладони, придвигая меня ближе. — Ты особенная, Мира. В свете фонаря, освещающего окутанную сумраком улицу, я замечаю в ярко-зеленых глазах явственный блеск. Тот самый, что возник на первых минутах встречи в кафе. И теперь я чётко понимаю, что отражается в этом блеске. Желание. Отчаянное и пламенное. Внутренний голос безумным криком бьёт тревогу. Я понимаю, что мне нужно это прекратить, я должна его остановить, хотя бы сама отвернуться! И я в панике пытаюсь приказать телу отстраниться, в отчаянии твержу себе, что у меня уже всё решено с Камило, что это неправильно и безрассудно… Но не могу. Меня будто парализовало. Я не могу пошевелиться под гипнотическим взором изумрудных глаз, горящих жадным огнём и ненароком повелевающих остаться, не могу вырваться из ласковых объятий рук, держащих не так уж крепко, но кажущихся мне самыми прочными цепями, приковывающими и не оставляющими выбора. Всё моё нутро незримо бьётся, словно птичка, загнанная в клетку. И в какой-то момент я осознаю свою беспомощность и слабость перед этим незримым напором и просто прикрываю веки, не находя в себе сил бороться дальше и готовясь принять поражение… — Тогда до следующего раза, Мирабель. В один миг всё исчезает. Ладони соскальзывают в воздух, глаза тускнеют и придают радужкам серо-болотный цвет, а поцелуя так и не случается. Лицо Бруно выглядит отстранённым и кажется совсем чужим. — Спасибо за прекрасный вечер. Напоследок он улыбается, — слабо и без эмоций — а затем разворачивается и уходит, покидая скверик подсвеченным белоснежным фонарным светом призраком. И оставив меня наедине с витавшим в воздухе металлическим отзвуком его слов. «Мирабель»… Таким холодным, безразличным тоном. Почти что официальным. Я всё это напридумывала у себя в голове. И случившееся тому подтверждение. Всё это не больше, чем самообман. Произошедшее у реки было всего лишь минутной слабостью, а согласие провести со мной сегодняшний вечер — просто желание хоть с кем-то разделить одинокую жизнь, особенно с молодой девушкой. И это вовсе не любовь. Наверняка я её в голове и придумала. Он наверняка вовсе и не любит меня. И вроде как умом я должна радоваться, осознанный голос может ликовать. Значит, выстраивать дилемм не придётся, всё и так ясно. С Камило у нас всё складывается, а с Маго мы заканчиваем проект и расходимся друзьями. А может, через какое-то время станем друг для друга лишь добрыми знакомыми. Только студентка и только препод. Всё просто и понятно. Тогда откуда внутри такое гадкое чувство? Почему так ноет в душе и противно посасывает под ложечкой? И отчего на щеки и губы крупными каплями стекают горькие слезы?..