К. А. С. И. Т. А.

Пять месяцев назад 1 сентября, 2022 год — И помни, дорогой, даже если первое время будет трудно обжиться — не расстраивайся! Главное — улыбайся! Ты ведь знаешь, что улыбка… — … лучший способ справиться со всеми трудностями. — заканчивает Камило. — Знаю, бабуль, знаю. Но здесь это вряд ли мне понадобится. Тут совершенно нечему расстраиваться. Тут можно просто так улыбаться. И парень не лукавит — улыбка не слезает с его лица с того момента, как он сошёл на перрон. И в этот раз она является результатом хорошего настроения, а не его причиной. Камило ещё с малых лет уяснил, что с помощью улыбки можно обманывать свой собственный организм, искусственным образом заставляя его продуцировать эндорфины, даже если на душе будто кошки нагадили. Но уже с первого дня подготовки к вступительным экзаменам он пообещал себе забыть о таких «обманках» раз и навсегда. И, едва парень увидел город вживую, его уверенность в скором расставании со старыми привычками лишь окрепла. Безусловно, Энканто пленит величием небоскрёбов, опрятностью и чистотой улочек, обилием всевозможных кафешек, бутиков и прочих развлечений на любой вкус и размер кошелька, духом современности и стремительных глобальных перемен. Но больше всего Камило впечатляет реальность происходящего. То, что он наконец-то здесь, а не в треклятой дыре, не в той болотной пучине, которая засасывает всех и каждого, кто имеет неосторожность шагнуть в неё и пропасть навсегда. Камило сумел выбраться оттуда, и его буквально пьянят свобода и открывшиеся перед ним возможности. Здесь его ждёт по-настоящему светлое будущее, и какое! Учеба в престижнейшем университете, наставничество лучших преподавателей, стажировки в авторитетных театрах, горящие глаза будущих коллег! Здесь все стремятся ввысь, у всех амбиции, и витающий в воздухе нескончаемый поток вдохновения обязательно подхватит его за собой к карьерным вершинам! В это Камило верит абсолютно и не сомневается в собственных представлениях ни на секунду. Ведь по-другому просто быть не может. Потому что другого пути хоть чего-то добиться в жизни у него нет. В городе Камило ориентируется довольно легко: быстро находит нужную остановку, так же быстро разбирается с терминалом выдачи карт для оплаты проезда, без проблем садится на свой автобус и за какой-то час благополучно добирается до места. По сравнению с сотней хаотично разбросанных по его родному поселению лачуг Энканто с кучей указателей, удобной транспортной системой и навигацией в телефоне, купленном накануне, кажется совершенно не тем местом, где можно потеряться. Остаётся лишь слегка пройтись вперёд, здесь завернуть за угол, подняться по лестнице и… Вообще, Камило уже видел фотографию университета в интернете и остался вполне себе доволен. Миленько, пестренько, чем-то напоминает домики в небольшом городке, где он родился, которые, несмотря на обшарпанность и ветхость, по указу власти были перекрашены в яркие цвета. Чтобы создавать иллюзию красивой жизни, эдакая красочная маска, скрывающая мрачность и нищету. Пусть сходство с отчизной не прибавляло очков универу, всё же его внешний вид смотрелся неплохо, но и особого восторга у парня не вызывал. Но оказывается, что пиксельная картинка просто не способна передать все волшебство, исходящее из этого места и от которого даже у Камило, человека не очень-то сентиментального и падкого на архитектурные изыски, захватывает дух. Стены, переливающиеся всеми оттенками радуги, не выглядят вычурными, неестественно броскими и чужеродными, как у землянок в бедных колумбийских районах, а очень удачно гармонируют с бурлящей вокруг и внутри них жизнью. А жизнь буквально кипит, бьет ключом, не останавливается ни на мгновение, увлекая в водоворот событий и людей, коих здесь тьма, и все такие яркие, самобытные, интересные! И сейчас Камило буквально разрывают на части два желания: хочется поскорее вклиниться в этот поток и попасть за широкие двери, за которыми наверняка творятся ещё большие чудеса, хочется побыстрее стать частью всей этой головокружительной феерии и одновременно хочется подольше постоять и прочувствовать так внезапно свалившуюся на него и окутавшую в своих тёплых объятиях сказку, вдыхать аромат всего грядущего и обязательно особенного, что ждало его впереди. И от наплыва этих разнополярных желаний парень так и остаётся стоять в ступоре, с изумлением и радостью глядя на величественное, но в то же время уютное, кажущееся таким родным учебное заведение… — Та ещё шарага, скажи? Камило от неожиданности вздрагивает, уставившись на появившуюся из неоткуда женщину. Выглядит она, мягко говоря, необычно. Хотя на первый взгляд, ничего выдающегося вроде бы нет: брючный костюм тёмно-серого цвета, такого же цвета туфли-лодочки на небольшом каблуке и платок, элегантно повязанный под косынку, а на глазах — тёмные очки, из-за своих размеров скрывающие пол лица. Но это лишь на первый взгляд. Стоит присмотреться — и начинаешь замечать, как проглядывают тут и там яркие пятна, требующие вырваться наружу, не желающие остаться в забвении. Позолоченные серьги в виде грозовых молний, цепочка с такими же позолоченными дождевыми каплями и огненно-рыжие волосы, непослушными прядями торчащие из-под платка. Женщина напоминает потухший вулкан, когда-то навевавший ужас на близлежащие земли непредсказуемыми извержениями кипящей алой лавы, а теперь ушедший на покой, оставивший на память потемневшие холодные куски магмы. Или пылавший огонь, по чьей-то воли погашенный, вместо которого теперь лежат чёрные тлеющие угли, покрытые серым пеплом. Или сизую тучу, сквозь густые клубья которой пытаются пробиться сверкающие лучи солнца. Да, тучу. Пожалуй, это самая точная ассоциация. И лицо у неё такое насмешливое, полное статуса и чувства собственного достоинства, но какое-то меланхоличное, уставшее и печальное. Не вяжущееся с царящей вокруг праздничной атмосферой. — Ну почему, по-моему, тут ничего так. — не слишком уверенно возражает Камило, недоуменно посматривая на незнакомку. Та ухмыляется ещё шире и останавливает на парне взгляд, которого, правда, не видно из-за толстых стёкол очков. — Ну-ну, побудешь здесь с моё — поймёшь. — ехидно бросает она напоследок, после чего скрывается в шумной разношерстной толпе. Парень на несколько секунд застывает, с обескураженным видом провожая странную особу. «Вот и первых фриков встретил, » — невольно проносится в его голове. И кто это была — студентка, решившая по стечению времени бросить нелюбимую работу и исполнить детскую мечту? Или экстравагантная преподша? Будет прикольно, если ещё и по актерке… А может, вообще в бухгалтерии работает, черт знает, какие тут порядки и нравы в мегаполисах. Впрочем, разве это сейчас важно? Пока «шарага» превосходит все ожидания Камило, а непонятные изречения минутной собеседницы лишь подстегивают его любопытство увидеть, что же происходит внутри. Юноша проворно огибает собравшихся на площади и вскоре оказывается у огромных дверей, чьи створки никак не успевают захлопнуться из-за нестройного людского потока. Удачно попав в русло входящих, парень кое-как выныривает из наплыва человеческих тел и попадает в совершенно другой мир. Хотя нет, в тот же самый, с теми же составляющими, но выкрученными до предела, до максимума. Ещё больше народа, цветов, звуков, движений, больше всего, ещё больше жизни! Никто не остаётся в стороне, все заняты каким-нибудь делом. Откуда-то выносят скамейку, рядом пролетают две девушки с плакатами и банками краски, кто-то кого-то окрикивает, повсюду куда-то торопятся, спешат, готовятся. И вроде бы занимаются разным, но сосуществуют как будто в определённом темпе, подчиняются одному ритму, словно в такт пульсу единого живого организма. И Камило не терпится к этому всему присоединиться, втянуться в работу, поскорее ощутить себя причастным к месту, где ему предстоит учиться. Он оглядывается вокруг в поисках, куда бы пристроиться или хотя бы можно найти ребят со своего факультета, как вдруг… — Ой, осторожнее! — столкнувшись спиной с Камило, рослая крепкая девушка с озабоченным видом поворачивается к нему лицом. — Не стой столбом, мешаешь же! — Блин, прости, может… тебе помочь? — чуть сконфуженно предлагает парень, глядя на четыре увесистых стула в каждой руке студентки. Та проскальзывает по его жилистой фигуре довольно ироничным взглядом. — Спасибо, сама справлюсь. — с доброй усмешкой отказывает она, после чего решает спросить. — А ты, кстати, перво… Но тут где-то сверху доносится громкое: «Луиза, нужно пианино перетащить!» — и девушка мгновенно исчезает, не успев вымолвить и слова на прощание. Камило такое внезапное знакомство немного сбивает с толку, однако совету он всё же следует, благоразумно отступая назад, подальше от всеобщей беготни. И, очутившись в тихом закутке, неожиданно слышит взволнованный голос: — Ну это ведь и ваш праздник тоже, почему вы должны опять со стороны всё смотреть?! Не будете вы никому мешать! И тем более не будете портить никому настроение! Я не хочу, чтобы вы опять сидели где-то там в одиночестве! Ну послушайте меня, пожалуйста, я же… Уф, блин, вот упрямый! — негромко рычит на телефон студентка, со злостью и отчаянием глядя в экран. Внезапно она на долю секунды замирает, прислушивается и резко вскидывает голову, уставившись прямо Камило в глаза. — А ты чего стоишь, уши греешь? — недружелюбно рявкает девушка, стягивая на шею наушники.- Иди, займись чем-нибудь, пока канделябр за шкирку не схватила! — Тут она опять чуть наклоняет голову, вслушиваясь в коридорный шум, и высовывается из их закутка, слегка встряхнув пышным пучком кудрявых волос. — О, ну точно, помянешь чёрта… Камило тоже выглядывает из-за угла и замечает, что царящая тут суета приобрела какую-то… организованность, что ли. Все как-то подсобрались, гул поутих, движения вокруг стали чётче и усерднее, а участники этой предцеремониальной вакханалии начали украдкой посматривать на появившуюся в коридоре женщину. Строгий костюм, властный всеобъемлющий взгляд, чуть вздёрнутый орлиный нос и наводящие вопросы вперемешку с ценными указаниями каждому, кто возникает на её пути, говорят сами за себя — ректор пришла осматривать свои владения. Рядом с ней семенит ещё одна женщина, с мягкими, добродушными чертами лица, внимающая каждому слову начальницы и попеременно записывающая что-то в блокнотик. Можно подумать, что это секретарша, однако в женщине напрочь отсутствуют торопливая неловкость и желание выслужиться — качества, довольно часто встречающиеся среди людей этой профессии. Тогда, наверное, проректор? Да, скорее всего… — Так, мне пора. — зачем-то оповещает Камило студентка и выходит из укрытия, направляясь прямиком к ректору. Та теперь стоит около черноволосой девушки, что обновляет краску на одной из стен. На девушке красивое сиреневое платье с подвязанным спереди фартучком, защищающим от разноцветных капель, которые могут стечь с кисти или с палитры. Студентка плавными, изящными движениями прокрашивает поблекшие от времени бутоны цветов и обрамляющие их листья, и, глядя на её работу, ректорша меняется в лице — взгляд становится мягче, а на губах появляется довольная улыбка. — Изабелла, ангелочек наш, и вновь ты меня радуешь своей безукоризненной исполнительностью. — с одобрением воркует женщина. — Ой, миссис Мадригаль, я и не заметила, как вы подошли. — в ответ щебечет девушка, вмиг приосаниваясь и обнажая ровный ряд белоснежных зубок. — Я поговорила с Гузманами насчёт открытия нового выставочного зала для твоих работ в музее. — продолжает ректор, попутно поправляя и без того прекрасное платье Изабеллы. — Долорес, у нас есть дата? — Сегодня после церемонии. — спокойно рапортует студентка с наушниками. — Он хочет пять… пять коллекций. — Ох, как чудесно! — восторженно восклицает женщина, оглядывая черноглазую красавицу покровительственным взором. — Такой серьёзный юноша и наша талантливая принцессочка Изабелла! На долю секунды можно заметить, как кривится лицо девушки, как улыбка теряет очарование, становясь вымученной… Но только на долю секунды. Незаметное для посторонних глаз усилие — и перед нами вновь само совершенство. — Вы будете идеальной парой. — убеждённо произносит Мадригаль. — Безупречной. — вторит ей Изабелла. — Ваш союз нужен Касите. — с лёгким напором, как бы для стимула, добавляет ректор. Затем поворачивается к другой студентке. — Долорес, а как у нас там со звуком… Но тут Мадригаль ненароком проскальзывает взглядом по противоположной стене и прерывает свою же тихую речь громогласным окриком: — Хосе, сколько можно мучиться с этой вывеской! — Но меня же не двое, миссис Мадригаль! — жалобно оправдывается молодой мужчина, безуспешно пытаясь дотянуться до другого края плаката. О том, нужно ли вмешиваться или не нужно, и что его никто и лезть-то не просил, Камило не задумывается. Просто внутри что-то подстегивает, настойчиво подсказывает — надо действовать, и парень следует этому порыву. Уже выбежав в коридор, он ловит себя на мысли, что решение, в общем-то, правильное, и вполне в его духе — выделиться перед другими студентами, а главное — промелькнуть в выгодном свете перед ректором. — О чем речь! — весело восклицает парень. Он одним движением придвигает стоящую рядом табуретку к дверному косяку и бойко вскакивает на неё, подняв конец плаката и прикрепив его куском бесцветной изоленты. От неожиданности Хосе аж роняет с головы шляпу, и Камило ловко подхватывает её на лету, расположив на своей макушке и приложив два пальца повыше губ, тем самым изобразив находящегося около него мужчину. — Теперь уже двое. — констатирует юноша, очень похоже сымитировав чужой тембр речи. — Нужен будет ещё один Хосе — зовите. Камило поворачивается в сторону, желая увидеть реакцию ректора. И она не заставляет себя ждать — Мадригаль смотрит на него в недоумении, вопросительно вскинув бровь. Похожее выражение застывает и на лице Изабеллы. И только Долорес глядит с усмешкой, саркастичной, но довольно дружелюбной. — Добрый день, миссис Мадригаль! — неожиданно выпаливает Камило, решив хоть чем-то разбавить их затянувшийся зрительный контакт. — Добрый… — в смятении бормочет ректорша, видимо, также не понимая, как поступать дальше. Положение спасает внезапно возникшая около неё проректор. — Миссис Мадригаль, зал уже готов к проведению церемонии, скоро можем начинать! Изабелла, ты как, заканчиваешь со стеной? — Да, мне осталось каких-то пара штрихов. — кивает девушка. — Замечательно! Пойдёмте, миссис Мадригаль, посмотрите, как всё украсили, если надо, правки какие-то внесёте… Проректор мягко берёт под руку начальницу и проводит дальше по коридору, по пути тихонько касаясь плеча студентки, будто в знак поддержки, отчего лицо Изабеллы заметно облегчается. — Так ты что, с актёрского, что ли? — доносится рядом с Камило. — Ну да, вот, только поступил. — Это видно. — улыбается Хосе, забирая шляпу. — Ладно, спасибо тебе, пацан… — Подождите, а вы не знаете, где мне своих можно найти? — Нет, этого не знаю. — пожимает плечами мужчина, слезая со стремянки. — Разбрелись, наверное, кто куда, пока церемония не началась. Хосе закидывает стремянку на плечо и уходит, а Камило так и остаётся стоять на табурете. Окей, перед ректором выпендрился, а дальше куда? Оглядываясь по сторонам, парень замечает маленькую одинокую фигурку, стоящую поодаль суетящихся вокруг людей. Фигурка переминается с ноги на ногу и вертит головой, с потерянным видом всматриваясь в пробегающих мимо. «Маршрут построен, » — ухмыляется про себя Камило и спрыгивает с табуретки. — Здарова, кабальеро! — с задором произносит парень, подойдя к малышу и наклонившись, чтобы поровняться с ним. — Чего такой грустный стоишь? Мальчик боязливо поднимает на него глаза, большие и испуганные, смотрит, но молчит. — Потерялся? — снова задаёт вопрос Камило, уже вкрадчивее и спокойнее. Мальчик не отвечает, жмётся. Видно, что очень стесняется. Но Камило его не торопит, терпеливо ждёт, когда тот решится. Страх остаться одному всё же должен пересилить страх признаться. И парень оказывается прав — малыш всё же набирается смелости и кивает, вновь потупив глаза. — Всё ясно с тобой. — дружелюбно улыбается Камило. — А у тебя кто здесь, мама или папа? Мальчик мотает головой. — Сестра? Брат? Опять не то. — Дядя или тётя? — не сдаётся парень. Мальчуган с еле заметным воодушевлением устремляет на него взгляд, несколько раз кивает, уже увереннее. — Так дядя или тётя? — с облегчением смеётся Камило. — Или оба? — Тётя. — доносится чуть слышное бормотание. — Ладно, это выяснили. А кем она работает, знаешь? Мальчик какое-то время мнётся, ковыряя носком сандали кафель, а затем с серьёзным видом заявляет: — Самым строгим и справедливым преподавателем на свете. — Охохо! — с удивлением присвистывает Камило. — Интересная характеристика! А зовут её как? — Пепа. — А фамилия у тёти есть? — Эмасьон. — Да ты молодчина прям! — искренне хвалит Камило. — В принципе, всё, что нужно, я узнал. Ну что, кабальеро, пойдём тётю искать? Он с прежним задором протягивает мальчику ладонь, однако тот не берёт её в ответ. Снова робко ежится, гипнотизируя парня растерянным взглядом. — Ну чего ты? — как можно ласковее спрашивает парень. — Или ты с незнакомцем никуда идти не хочешь? Так давай познакомимся! Меня Камило зовут, а тебя как? — Антонио. — Вот что, Антонио. — с заговорщицкой улыбкой произносит Камило. — Я знаю, как нам найти твою тётю. Организуем тебе пост на наблюдательном пункте, и ты будешь зорко смотреть по сторонам, чтобы ни в коем случае её не пропустить! Работа не из лёгких, понимаю, но и ты у нас вон какой смышлёный, уверен, что справишься! Ну как, готов? — Готов! — вдруг с энтузиазмом заявляет Антонио. Видимо, сложная и ответственная работа его и впрямь заинтересовала. — Ну вот и здорово! — Камило снимает рюкзак, перекладывая его в руку, поворачивается к мальчику спиной и садится на корточки. — Давай, усаживайся и держись крепко. Только, чур, за волосы не дёргать! — Понял! — радостно восклицает Антонио и залезает ногами на плечи, через секунду с ликующим воплем поднимаясь вверх. — Ну что, видишь её? — Не-а! — А теперь? — Камило чуть поворачивается влево. — Нее, не вижу… А, вот она, вот! Tia Пепа! — Где? Ой! — Парень резко оборачивается и вдруг сталкивается с очень знакомым силуэтом шеи, обрамленной цепью с позолоченными каплями. Поднимает голову — да, точно, это она. — Какая встреча. — с иронией замечает мисс (или миссис, Камило пока не понял) Эмасьон. — Так это вы, значит, самый строгий и справедливый преподаватель на свете. — в свою очередь усмехается Камило. — А что, по мне не видно? — с наигранным возмущением произносит женщина, после чего с довольной ухмылкой переводит взгляд на племянника. — Смотри-ка, запомнил. А ты почему, подкидыш, не рядом с tia Джульеттой, а? Я же тебе сказала никуда от неё не отходить! — Она просто… пошла за какой-то тётенькой… — сбиваясь, наивным голоском начинает пояснять Антонио. — И я… я не успел её догнать… — Ладно, малец, я поняла. — устало и как-то виновато останавливает его Эмасьон. — Не буду тебя больше ни с кем оставлять, со мной будешь ходить. Давай, слезай с чужой шеи и пересаживайся на шею кровную. — Нет. — вдруг слышит сверху Камило. — То есть как это — «нет»? — опешенно вопрошает Эмасьон. — Я хочу с Камило пойти. Можно мы его с собой возьмём, пожаааалуйста? — жалобно канючит Антонио. Препод опускает глаза на парня, оценивающе оглядывая его фигуру, отчего тот расплывается в идиотской улыбке. Однако на лице Эмасьон неожиданно появляется одобрительная усмешка. — Камило, значит… Окей, без проблем. — беспечно отвечает она. — Молодая активная нянька с умением таскать на своём горбу пятилетних сорванцов в хозяйстве всегда пригодится. Чего буксуешь на месте, детоноска, твой путь налево к лестнице и на второй этаж! — Эээ, а это зачем, куда? — от неожиданности теряется Камило. — Как куда, в актовый зал на церемонию, не тупи! Эмасьон разворачивается на каблуках и идёт в указанном направлении, куда вслед за ней спешит Камило, не забывая аккуратно огибать все косяки со своим важным пассажиром. Актовый зал постепенно наполняется народом. Какая-то часть студентов снует по сцене, что-то проверяя, подключая, перетаскивая, поправляя. Среди них Камило замечает и Долорес, сидящую за диджейской стойкой и настраивающей аппаратуру. Остальные студенты рассаживаются по свободным креслам, причём основная масса стремится сесть на задние ряды. — Вот же охламоны. — хмыкает Эмасьон. — Так и норовят подальше приземлиться, чтобы в гаджеты свои беспрепятственно тыкать. Ай, фиг с ними, даже ругаться не буду. Главное, чтобы цветы принесли. — Препод бегло оглядывает сидящих в зале. — Вроде все. Ладно, если что, запасные дам… Только сейчас Камило замечает в её сумке небольшой букет тёмно-красных роз, аккуратно перевязанных такой же тёмно-красной лентой. — А это зачем? — интересуется он. — Потом поймёшь. Ты ведь первак, да? Вам на входе Летта всё раздаст. Ну, в смысле, миссис Куравор. Так, где там сзади ещё места остались… Она отыскивает взглядом незанятое кресло с краю заполненного ряда и подходит к парню, сидящему с ним рядом. — Респект тебе, Франческо, — с бодрой улыбкой говорит Эмасьон, — пораньше пришёл, место мне нагрел, умница какая, давай двигайся. — Мисс Эмасьон, но это ведь я себе занял… — пытается возразить тот. — Так, Франческо, не видишь, что ли, у меня семья большая, племянник и гувернёр ему в придачу, слиняй по старой дружбе. — безапелляционно заявляет препод, кивая на Камило, уже спустившего с плеч Антонио. Франческо окидывает их недоуменным взором, но всё же встаёт и уходит на ряд ближе к сцене. — А чего вы сами вперёд не идёте? — язвит Камило, сажая Антонио на колени. Его за это время гувернёром и детоноской успели обозвать, ещё и в няни забесплатно определили, так что он имеет полное право хотя бы на подкол. — Другие преподаватели в первых рядах сидят. — Уф, а что я здесь не видела? — отмахивается Эмасьон. — Ладно, речь ректора можно послушать, но вникать в пустой треп всяких там партнёров, спонсоров, инвесторов я не намерена. Терпеть их не могу. Лишнее напоминание о том, как мы всем универом стелимся перед ними ради денег и высокого рейтинга среди других вузов. Вон, смотри, там и камера есть, по местному каналу будут показывать. Поэтому и номера от факультетов отборные, специально утвержденные по каким-то особым стандартам, правилам, чтобы не ударить в грязь лицом перед другими. Только в них главное не оригинальность и творчество, а холодный расчёт с модными веяними и согласно потребностям тех, кто может потенциально обеспечить нам финансирование. В общем, у нас теперь в почёте не таланты, а деньги и престиж. — ледяным тоном заканчивает препод. — А с вашего факультета… тоже какой-то номер есть? — тихо спрашивает Камило. — Не-а. Я в этом участвовать не собираюсь. — отрешенным голосом отвечает Эмасьон. — Да и не хочется. Ни сил, ни запала давным давно нет. Камило уже собирается спросить, на каком факультете профилирует препод, но не решается, настолько удрученным становится её лицо. Но про себя думает, что увидеть Эмасьон в числе наставников на актёрском ему совсем не хочется. Ну да, ограниченность в творческой мысли в силу обстоятельств не есть хорошо, но одно дело просто ворчать, ничего не предпринимая, а другое дело как-то с этим бороться, да хотя бы и так участвовать, хоть по установленной программе, хоть нет. Он приехал сюда театральный и кинематографический Олимп покорять, с полным багажом амбиций и энтузиазма, и просто так просиживать штаны под руководством заколебавшихся от жизни преподов он не намерен. Но, видя, что для преподавательницы это явно болезненная тема, Камило сменяет её другим вопросом: — А почему у вас тут все на мисс, миссис обращаются, почему не сеньора, сеньорита? Эмасьон поворачивается к парню, и её лицо оживает, озаряясь ехидной усмешкой. — Да был тут один… реформатор. Косил под американцев, хотел как можно больше людей со Штатов привлечь. Не спрашивай, сама до сих пор поражаюсь его убийственной логике, а ведь говорила ему, что… Но кому «ему» и о чем Эмасьон когда-то говорила Камило так и не успевает узнать — речь прерывает раздавшаяся из динамиков праздничная музыка, вслед за которой на сцену выходит высокий парень с микрофоном. — Добрый день, дорогие студенты, преподаватели и все те, кто так или иначе связаны с нашей дружной вузовской семьёй! — бойким голосом начинает он. — Мы рады видеть вас на церемонии открытия нового учебного года! Нас ожидает насыщенная программа с выступлениями одарённых обучающихся Каситы и пожеланиями от заведующих музеями и театрами Энканто, а в конце самая волнующая часть торжества — вручение студенческих билетов! Но прежде я хочу передать слово ректору нашего университета — Альме Мадригаль! Под гул аплодисментов на сцену выходит уже знакомая Камило женщина в лиловом костюме, со сдержанной улыбкой приветствуя собравшихся. В её руках он с удивлением замечает добротных размеров зажжённую свечу, расписанную причудливыми узорами. — Спасибо, Серхио. — говорит она в микрофон, закреплённый парнем на подставке. — Приветствую вас ещё раз на нашей церемонии, посвящённой открытию нового учебного года. И перед её началом, по традиции, я хочу поведать вам одну историю. Она послужит своеобразным напутствием как тем, кому только предстоит начать обучение, так и тем, кто учится в Касите уже не первый год. Итак, начнём. Мадригаль на несколько мгновений замолкает, прикрывая глаза и собираясь с мыслями, после чего, судорожно выдохнув, продолжает: — Двадцать лет назад, когда Энканто был всего лишь крохотным поселением, а Каситы не было и в помине, я работала проректором в другом университете соседнего с нашим города Эмбрухо, ректором которого являлся мой муж Педро Мадригаль. Он был замечательным человеком, с невероятно светлой душой и добрым сердцем, при том очень мудрым, здравомыслящим и исполнительным руководителем. Благодаря его стараниям университет процветал, каждый год выпуская талантливейших мастеров своего дела. Но вскоре произошла трагедия, лишившая меня работы, которой я так горела, и мужа, отдавшего жизнь ради моего спасения. Те страшные дни, когда осталась совсем одна, охваченная горем, я помню до сих пор. — Потемневшее лицо ректора внезапно озаряется тёплой улыбкой. — И в один из таких дней судьба послала мне встречу с тремя чудесными, необыкновенными людьми. Каждый из них переживал в тот момент нелёгкий период жизни, но каждый из них имел свой особый, уникальный дар, и этими дарами они хотели поделиться с миром. Благодаря их поддержке и желанию во что бы то ни стало претворить свои мечты в реальность я обрела надежду и силы на то, чтобы увековечить имя мужа и сделать всё, чтобы его жертва не была напрасной. Именно этим людям я обязана появлению Каситы, нашего милого университета. А эта свеча стала символом того, что даже в самые тёмные времена можно найти свет в бескорыстной помощи небезразличных и поддержке, дарующей настоящее волшебство. Те люди ничего не попросили за свой труд взамен, пожелав сохранить их имена в тайне. Они оставили упоминание о себе лишь в символах, коими украшен потолок этого зала, и напутствии, скрытом в названии нашего вуза. Напутствии в виде тех навыков, которые когда-то помогли им в их творческом и в целом жизненном пути, и которые, уверена, пригодятся и вам в обучении и дальнейшей жизни, если, конечно, вы приложите силы, чтобы их развить. Серхио дёргает один из трёх рычажков, установленных в глубине сцены, и зажигается небольшой фонарь, освещающий золотистым светом две кисти и буквы С и А на потолке зала. — Работая над своим талантом, относитесь к своим целям амбициозно, мечтайте о большем и относитесь к окружающим вас людям с чуткостью и пониманием, и они смогут стать для вас прекрасными напарниками и наставниками в любом вашем деле. Загорается второй фонарь, золотистым свечением озаряя две театральные маски с буквами А и Т по бокам. — Стремитесь к своим целям, невзирая на препятствия, и будьте смелее, позволяйте себе немного креативной дерзости и безрассудства. Следует пауза. Буквы S и I у знака вопроса так и остаются неосвещенными. Серхио всё же дергает за рычаг, без какой-либо особой надежды, но последний фонарь не включается. Видно, как мрачнеет ректор, как её хмурый взгляд проскальзывает по фигуре проректора, сидящей на первом ряду, и почему-то по фигуре Эмасьон, чье и без того напряжённое лицо заметно тускнеет. Однако после небольшой заминки Мадригаль прерывает тишину: — Проявляйте упорство, настаивайте на своём, даже если все идут против вас и будьте дальновидны, смотрите в будущее, прежде чем что-либо предпринимать в настоящем. От себя хочу добавить лишь одно — каким бы даром вы не обладали, на каком бы факультете не учились и какую бы профессию не получили в дальнейшем, знайте — вы чудесны уже сами по себе. И я уверена, что таланты, которые вы откроете в себе в процессе обучения, будут такими же особенными, как и вы. Трудитесь на благо ваших кафедр, укрепляйте честь и достоинство ваших преподавателей и вас самих, чтобы Касита гордилась вами! И помните, мы — одна семья. Что ж, от лица руководства университета объявляю церемонию в честь нового учебного года официально открытой! Вновь играет праздничная мелодия, ректор чинно покидает сцену, а Эмасьон, до этого с самым внимательнейшим видом слушавшая речь начальницы, откидывается на спинку кресла, со скучающим видом начав скролить ленту в инстаграме. — А что, никто даже лампочку сменить не додумался перед церемонией? — интересуется Камило. Речь Мадригаль показалась ему излишне причудливой для поучительной вузовской легенды, однако же всё равно оставила приятное впечатление, даже вдохновила в каком-то смысле. Больше всего ему понравилось, как ректор рассказывала свою историю. По ней сразу было видно, что она совсем неравнодушна к университету и что он действительно важен ей. Камило терпеть не может равнодушных людей, и такой настрой Мадригаль уже вселяет в него уверенность в плодотворном обучении. Препод поднимает на него взгляд, тяжесть которого чувствуется даже сквозь затемнённые стекла очков. — Раз не поменяли, значит, не так уж надо было. — отчужденным тоном отвечает Эмасьон. Лишь вновь уткнувшись в телефон, она чуть слышно добавляет. — Если бы и поменяли, всё равно бы не зажглась… Камило невольно вскидывает бровь, но тут же решает забить и не задумываться над странными фразами экстравагантной преподши. А дальше всё проходит так, как она и говорила: сначала выступают танцевальные, певческие и прочие отделения, на которые Антонио смотрит с интересом и на которых у Камило появляется возможность параллельно листать тикток, а потом идут речи всяких серьёзных дядек в костюмах, и Камило приходится вместе с мелким глазеть на видео про животных и изредка на мультики по хоррор-играм. Когда всех первокурсников сгоняют на сцену, и парень, наконец получив заветный билет, уже ждёт, что их направят по аудиториям слушать первые лекции по актерке, проректор и ещё несколько преподавателей подходят к выходу из зала с огромными букетами роз. — Первокурсники, подходим ко мне, берем по одному цветочку и спускаемся вниз! — декларирует Куравор, пытаясь перекричать галдящую толпу. — Так цветы для чего в итоге? — снова спрашивает Камило. — Для возложения к портрету Педро Мадригаль. — отвечает Эмасьон, осторожно вынимая из сумки свой букет. Затем так же осторожно отделяет от букета два бутона. — Вот, держи, не толпись у входа. И ты тоже возьми, Тонито. А потом фотографироваться на улицу пойдём. — А что, Педро Мадригаль погиб первого сентября? — недоуменно произносит парень, рассматривая в руках цветок. — Помянуть хорошего человека можно в любой день. — с неожиданной строгостью говорит преподаватель, беря племянника за руку. — Пойдёмте, уже почти все вышли. Такое серьёзное отношение к этому делу по большей части безучастной ко всему Эмасьон несколько обескураживает Камило. Очень уж маловероятно, что она была знакома вживую с мужем ректора. Хотя… если даже Эмасьон так щепетильно относится к обычаям вуза, это уже о чём-то говорит. Например, о том, что и для таких слегка подзадолбавшихся от работы преподов традиции универа — не пустой звук. В коридоре студенты стройной колонной прошагивают к лестнице на первый этаж. Что удивительно, никто не толкается, не шумит и не торопится, все идут в тишине и размеренным шагом. Когда Камило добирается до внушительных размеров портрета, устланного темно-алыми бутонами, он на несколько секунд задерживается, чтобы разглядеть его. Мадригаль здесь выглядит весьма красивым и ещё очень молодым мужчиной. Можно представить, как тяжело было супруге, такой же юной девушке, так рано потерять его. И то, что она осмелилась поделиться своим горем и не дала забыться имени мужа, оставив его в памяти тех, кто связан с университетом, своеобразным продолжением дела Педро Мадригаль — довольно сильный поступок. Ректор действительно доверила свою трагическую историю студентам и подчинённым, как своей семье. Последними возлагают цветы преподаватели. На их лицах нельзя увидеть равнодушия, они с непритворным соболезнованием оставляют цветки у подножия портрета, но самые искренние эмоции, по мнению Камило, можно прочесть в глазах Куравор и Эмасьон. Они замыкают очередь и подходят к мемориалу вместе, кладя целые букеты, а не одинокие стебли, как большинство их коллег. А после не спешат скорее отойти, задерживаясь у портрета и переглядываясь друг с другом в немом диалоге. Никаких показушных печали и горечи, но именно спокойствие и тихая скорбь в их выражениях кажутся лучшей данью памяти. Только Мадригаль отчего-то нигде не видно. После этого проректор зовёт всех наружу для общей фотографии. Тут народ уже оживляется, гурьбой вываливаясь на улицу. Все начинают суетиться, куда и как им лучше встать, девчонки, да и некоторые парни, включают фронталки и достают расчёски, приводя себя в боевую готовность. Преподы тоже прихорашиваются и пытаются расставить своих студентов в наилучших, на их взгляд, ракурсах и позах, из-за чего кое-где даже вспыхивают нешуточные споры. И когда все наконец-то располагаются в кадре, последние штрихи вносит ректор, которая, оказывается, всё это время стояла в стороне и наблюдала за процессом. — Ну всё, кажется, готовы. — с удовлетворением произносит Мадригаль, встав по центру. — Пабло, настроил таймер? Давай, беги сюда. А теперь все вместе — кто мы? Камило находится почти что в середине, стиснутый со всех сторон разгоряченными телами, еще и держит за руку Антонио, стоящего в первом ряду, дабы тот потом не потерялся в толпе, при этом стараясь, чтобы эта посекундно толкающаяся толпа ему прямо сейчас руку не сломала. Неудобно, потно, тесно и душно, однако парень с удивлением замечает, что счастлив. И именно сейчас, не когда он пересёк порог универа и не когда получил студенческий билет, очень осознанно ощущает, что стал первокурсником. И не просто первокурсником, а первокурсником Каситы. Решив тоже малость привести шевелюру в порядок и попросив расчёску, он успел познакомиться с несколькими студентами и обменяться соцсетями — навык быстро заводить как можно больше знакомств у него остался ещё с раннего детства. Потом причёску благополучно забраковала Эмасьон, переделав на свой лад, чем напомнила Камило его бабушку, а затем поколдовала над волосами Антонио и позвала фоткаться рядом Летту и Тина (с эмасьонского — Джульетту и Агустина Куравор). Им препод представила Камило как почётного сотрудника дошкольной группы, и он не обиделся, уже поняв и приняв такую своеобразную причуду деканши. А теперь, находясь с ними всеми вплотную и прокручивая в голове произошедшее за день, Камило понимает, что прикипел к этому месту. А ведь впереди ещё ждёт самая захватывающая и ожидаемая им часть — знакомство с его преподавателями, первая лекция по актёрскому мастерству! И сейчас, окрылённый неподдельным вдохновением, он с широченной улыбкой подхватывает дружный рёв: — La familia Casita!!! Щёлкает механический затвор, загорается вспышка — и вся вузовская орава разражается аплодисментами и радостными воплями. — Внимание, просьба всем студентам разойтись по аудиториям для прослушивания вступительных лекций от заведующих кафедр и деканов факультетов! — слышится сквозь гвалт голос проректора. — Номера аудиторий в соответствии с вашими кафедрами можете прочесть у входа на доске объявлений! — А вы случайно не знаете, где будет занятие у актёрского факультета? — спрашивает Камило, дождавшись, пока Эмасьон наболтается с четой Куравор. — Случайно знаю. — как-то хитро усмехается она, принимая из рук парня племянника. — В актовом зале, где церемония проходила. Дорогу, надеюсь, не успел забыть? — Да вроде нет. — поддерживает шутку Камило. — Ладно, на всякий случай пока, Антонио, до свидания, мисс Эмасьон, думаю, ещё увидимся. — Я тоже так думаю. — ещё шире усмехается препод. Антонио, с искренним недоумением слушавший их разговор, уже хочет что-то сказать, но тётя его останавливает, незаметно для Камило приложив палец к губам. Но Камило на странноватое поведение Эмасьон и не обращает внимание, быстрее направившись на занятие. Гурьба студентов успела схлынуть, и в коридоре остаётся каких-то пара человек, до сих пор не разобравшихся в расположении кабинетов. Парень буквально взлетает по ступеням, пересекает второй этаж и уже касается дверной ручки, как вдруг вспоминает, что оставил рюкзак около лестничного пролёта, причём у дальнего. Камило шипит себе под нос несколько крепких слов, но всё же идёт за поклажей. Он и так задержался, ожидая, когда сможет передать Антонио его тёте, а опаздывать на первую лекцию совсем не хочется, но в рюкзаке остались все важные документы, которые ни в коем случае нельзя потерять. Хоть бы он на месте остался, глупо было его вот так оставлять на проходе. Оказавшись внизу, Камило приоткрывает дверь, ведущую на лестничную площадку, хватает рюкзак, но вместо того, чтобы дёрнуться обратно наверх, застывает, завидев краем глаза одинокую фигуру, стоящую в коридоре. Этой фигурой оказывается Мадригаль. Она стоит около портрета мужа, в руках до сих пор горит свеча, и сейчас у Камило получается разглядеть, что именно на ней изображено. Бабочка. Камило вообще стоит относительно близко к ректору, и то, что она не услышала его шаги и скрип двери, довольно странно. А может, и услышала, но не обратила внимание. Кажется, она полностью поглощена какими-то своими мыслями, безотрывно глядя на изображение супруга и что-то шепчя. В груде алых роз Камило замечает белые лилии, которых до этого здесь точно не было. Значит, ему не показалось и он не проглядел, Мадригаль действительно не присутствовала при всеобщем возложении. Она хотела встретиться с мужем наедине, когда ей никто не будет мешать. И поговорить с ним без свидетелей. В этом мало удивительного, люди часто хотят поделиться чем-то важным с близкими, даже если их нет в живых. Но о чем ведёт разговор ректор с мужем, Камило решает не подслушивать. Тихонько берёт рюкзак и убегает наверх, иначе совсем опоздает. Преисполненный предвкушения, парень уверенным движением дёргает ручку, распахивает дверь и… застывает на месте. На сцене он видит сидящую на стуле Эмасьон. — … и без лишних предисловий предлагаю перейти к трём основным правилам. Ооо, Камило! — завидев парня, восклицает препод. — А я думала, ты прикалывался, когда спрашивал про актёрский! Ты что, мой студент, получается? — А вы — заведующая кафедрой? — ошеломленно произносит Камило. — Бери выше, мальчик. — не очень-то радостно усмехается Эмасьон. — Я — декан факультета актёрского мастерства. Так что не переживай, ты пришёл по адресу. Кстати, дети, наш кареглазый друг любезно проиллюстрировал нарушение первого правила — не опаздывать. Сразу говорю — я ненавижу опаздывающих, считаю это абсолютным неуважением по отношению к преподавателю, а ещё больше я ненавижу, когда меня не уважают. Так что прости, Камилка, но в следующий раз за такое поведение лекцию ты будешь слушать уже за дверью. Второе правило — не бесить меня, не переговариваться и не нарываться со мной на конфликт. Также говорю сразу — я очень вспыльчивая и раздражительная, кому не нравится — вон там выход, я никого не держу. Ну и последнее… Дверь вновь распахивается, и Камило, ещё не успевший оправиться от шока, испуганно отскакивает в сторону. — Фух, вроде не ошибся. — с облегчением улыбается мужчина, зайдя внутрь и оглядевшись по сторонам. — У вас тут столько кабинетов, потеряться легче лёгкого! Я ведь на церемонию не успел, только на фотографирование попал, а дальше как-то соориентироваться не сумел. Забрёл куда-то совсем не туда, благо человек хороший навстречу попался, подсказал. Как там его зовут-то… Вспомнил, Маго! Да точно, сеньор Маго, или как у вас тут принято, мистер Маго, правильно? Правда, он посоветовал не говорить сеньорите Эмасьон, что я его встретил, но почему бы не сказать приятное о человеке, верно?.. По залу прокатывается шёпот, изредко прерываемый сочувственными смешками. Лицо декана же буквально каменеет, а взгляд, пусть и скрытый за затемнёнными очками, готов просверлить голову незадачливому незнакомцу насквозь. — Видимо, говорить всё же не стоило. — бормочет мужчина, с недоумением и опаской смотря на Эмасьон. — Подскажите, как вас зовут? — мрачно спрашивает та. — Феликс. Феликс Энаморарзе. — Так вот дети, мистер Энаморарзе — живой пример нарушения сразу трёх правил — первого, впоследствии и второго, а самое главное третьего — не упоминать Бруно. То есть, мистера Маго, вашего преподавателя философии. Его недолюбливают здесь все за очень редким исключением, но я этим исключением не являюсь. Он сорвал мне свадьбу и вообще поступил как последний мудак. Как-нибудь расскажу вам эту душераздирающую историю в красках, но позже, настроение не то. Особо озабоченных итоговыми оценками в дипломе могу успокоить, моё отношение к Бруно вам никак успеваемость не испортит, может, даже привилегии кое-какие повлечёт. Но к этой теме мы ещё будем возвращаться, — к сожалению — а пока давайте быстренько обсудим ваше дальнейшее обучение. Камило, мистер Энаморарзе, что вы стоите на пороге, проходите уже! — Да-да, конечно! — поспешно произносит мужчина, устремившись к первым рядам, куда за ним плетётся и Камило. — Вы, я так подозреваю, наш новый техник? — не слишком дружелюбно интересуется Эмасьон. — Всё верно. — кивает тот с виноватой улыбкой. — Вы простите, что я так… ну… вы понимаете. Я не хотел вас чем-то обидеть, честное слово. И я очень рад знакомству с вами. Думаю, мы отлично сработаемся. — Не обольщайтесь. — осаждает его декан. — Со мной никто дольше пары месяцев не уживается. Говорят, характер дурацкий. Вряд ли вы будете обо мне другого мнения. — Не хочу вновь стать нарушителем второго правила, — всё так же улыбаясь, мягко произносит Энаморарзе, — но, на мой взгляд, вы не правы. Каким бы не был ваш характер, вы кажитесь мне чудесной девушкой. Эмасьон на миг теряется. Видимо, она ожидала услышать ответную колкость, но никак не комплимент. — Ваша неприкрытая лесть уж точно не улучшит отношения между нами. — с ещё большей желчью цедит преподша. — Как знать. — невозмутимо пожимает плечами техник. — Можете считать это лестью, ваше право, но я говорил абсолютно искренне. Та дверка сбоку — мой кабинет, так ведь? Прекрасно, пойду обживаться. Удачной вам лекции, молодые люди. И вам всего хорошего, мисс Эмасьон. Энаморарзе, несмотря на грузное телосложение, довольно легко запрыгивает на сцену и, весело посвистывая, скрывается в дверях небольшой каморки. А декан так и остаётся стоять в ступоре, из которого её выводит недвусмысленное хихиканье. — Так, ну-ка прекратили посторонние звуки! — срывающимся голосом рявкает она, отчего её щеки ещё больше розовеют. — Сидим тихо и слушаем, быстрее начну — быстрее домой пойду. Итак, ещё раз повторяю: меня зовут Пепа Эмасьон, я декан актёрского факультета и преподаватель актёрского мастерства. Распинаться о том, какое у вас расписание, кто у какой группы куратор и прочее я не буду, всё можете прочитать на сайте универа. Надеюсь, интернетом все умеют пользоваться. В моей компетенции лишь рассказать об учебных постановках, которые будут проходить у вас в качестве практики. Конечно, я бы с удовольствием обошлась небольшими этюдами и сценками на своих парах, но с нескончаемыми амбициями нашего многоуважаемого ректора это невозможно, увы. Поэтому каждая группа или объединение из нескольких групп готовит крупную постановку в течение примерно полугода. В распределении ролей у старшекурсников буду ориентироваться на их успеваемость прошлых лет, у первокурсников — на результаты вступительных экзаменов, особенно творческой части. Хочу сразу предупредить — постановки будут чисто тренировочные, не фестивальные и не конкурсные. Ещё раз повторюсь — наша энтузиастка со стажем миссис Мадригаль ради победы в подобных мероприятиях будет с меня три шкуры спускать, а мне этого совершенно не надо. Моё дело дать вам материал, принять экзамен и выпустить с цветастой корочкой, а кто хочет выступать в театрах и сниматься в кино, тот пусть идёт и своими силами этого добивается. А у меня уже ни здоровья, ни желания из вас тут голливудских звёзд делать нет. По-моему, всё сказала. Так, давайте быстренько распределим, кто кого играть будет, и наконец-то по домам потопаем. Начнём с первого курса. Здесь у нас три группы, ну, третью, значит, пополам как-то поделим. У одной половины будет постановка «Ромео и Джульетта», у второй — «Мнимый больной». Ну-с, глянем, кто из вас на что горазд… Эмасьон шуршит бумагами — документами на каждого студента, и, глядя на неё, Камило невольно напрягается. Хотя головой очень ясно понимает, что переживать ему совсем незачем. Он чуть ли не первым значился в списках на зачисление по баллам за экзамены, за творческую часть у него стоит максимум. И для записи видео с этой частью он брал реплики и образы исключительно лирических героев, где-то даже делал упор на трагедийность. Да, слишком самоуверенно полагать, что ему дадут главную роль, но, если честно, именно этого Камило сейчас и ждёт. Все прежние ожидания разбились о реальность, которую парень представлял совсем иной. Не будет стажировок в театрах и на съемочных площадках, о фестивалях и конкурсах, где высок шанс быть замеченным разных величин продюсерами или режиссёрами постановок, тоже можно забыть, а главной фигурой на их факультете, ключевым вдохновителем и наставником будущих актёров оказывается та, которой, похоже, давно осточертела её работа и студенты в частности. Хоть какие-то надежды Камило должны сегодня оправдаться, верно? — Эрнесто Ривал? — зовёт Эмасьон, не отрывая изучающего взгляда от бумаг. Сердце Камило ухает куда-то вниз. Ну, может, она со второстепенных ролей начала? — Я! — тут же откликается звучный баритон, и с места поднимается высокий, весьма привлекательный юноша с горделивым выражением лица. Эмасьон поднимает голову, бегло осматривая фигуру парня, затем вновь утыкается в бумаги и, кивнув своим мыслям, сообщает: — Отлично, будешь наследником рода Монтекки. Поздравляю. Новоиспечённый Ромео окидывает присутствующих ужасно довольным собой взглядом, от которого у Камило незамедлительно возникает желание придушить гада на месте, и только после этого садится обратно. — Как-то совсем мало девчонок в этом году, даже странно… — чуть слышно бубнит под нос деканша, после чего зычно оглашает следующее имя. — Анита Тьерно? — Да, я здесь. — нежным голоском пропевает девушка, встав с кресла. — Хех, ну вылитая Джульетта! — вскидывает брови Эмасьон, неоднозначно усмехаясь. — Составите с Эрнесто неплохую пару. Так, Томас Гуэрра? — Присутствует! — рапортует парень с сурового вида лицом. — Это хорошо, что присутствует… — задумчиво тянет препод, переводя взгляд с Томаса на бумаги и обратно. Камило начинает нервно тарабанить по креслу. Главных героев разобрали, остались второстепенные, но черт бы с ним, важно, какой герой второго плана ему достанется. Одного из них он бы точно заполучить не хотел. — Думаю, образ Тибальта подойдет тебе как нельзя лучше. Камило готов уже просто взвыть. «Окей, есть же ещё Бенволио, Парис, хотя бы даже Лоренцо…» — пытается успокоить внутренний голос. — Камило Хамел? Парень чуть ли не подпрыгивает, высоко задирая голову со второго ряда. — А, это ты как раз. — хмыкает Эмасьон, внимательно всматриваясь в листы и изредка поглядывая поверх очков на первокурсника. Камило казалось, что она назначает роли довольно быстро, но сейчас время её раздумий ощущается вечностью. Он пытается определить, к какому решению склоняется препод, по её лицу, но так и не может ничего на нём прочесть. Наконец, декан произносит. — Будешь играть Меркуцио. — Блин, да почему?! — неожиданно даже для себя самого вскидывается парень, вскочив с места. У Эмасьон аж лицо вытягивается от изумления. — Я извиняюсь, что «почему»? — ошеломленно вопрошает она. — Почему Меркуцио? — уже тише, но по-прежнему настырно продолжает Камило. — Это же комедийная роль, а у меня в творческом задании сплошь драма, и на максимум! — Да, я вижу. — на удивление вкрадчиво и спокойно подтверждает препод. — Но ведь можно и драму так сыграть, что человека хотя бы в сатиру затащить хочется, равно как и комедию, на которую без слез — отнюдь не радости — не взглянешь. У тебя определенно есть талант, но типаж не для соплей, понимаешь? — Да это вы меня в деле ещё не видели! — не сдаётся Камило. — Поручите мне роль Бенволио, да пусть даже Париса, и вы поймете, я не только шутов могу изображать! Просто дайте мне возможность показать, проявить себя, я ведь хочу… — Так, довольно! — с раздражением прерывает его пылкую речь Эмасьон. Однако в лице парня проскальзывает что-то такое, что она всё же смягчается. — У тебя впереди все четыре года обучения, чтобы проявить себя. Возможно, я поменяю мнение насчёт тебя, но пока ставить эксперименты и идти наперекор наработанному годами видению только потому, что перваку что-то там не понравилось, у меня нет никакого желания. К тому же, ты Шекспира хоть до конца дочитал? Значит, в курсе, какой драматичный финал ждёт твоего героя. Вот как раз и покажешь трагедию вечно весёлого человека. — Да я всю жизнь только и делаю, что её показываю. — в сердцах шипит Камило, плюхаясь в кресло и облокачивая голову на спинку переднего сидения. Распределение ролей длится ещё полтора часа, и все эти полтора часа Камило сидит и рассматривает носки своих ботинок. Смотреть в телефон и уж тем более вслушиваться в то, какие герои достаются другим студентам, не хочется от слова совсем. Дико хочется подымить. Так хоть размышлять над всем этим не совсем противно. Но кто его сейчас парить отпустит? Приходится ждать и гнать дурные мысли прочь. Но едва Эмасьон объявляет об окончании вводной лекции, как Камило покидает зал в числе первых, даже не попрощавшись с преподшей и её племянником (Антонио он и не видел поблизости — наверняка мальчик засел где-нибудь в гримёрке с тетиным телефоном). Но парень не спешит выйти на улицу, а наоборот, подходит к окну на лестничной площадке и наблюдает за тем, как копошатся студенты у главного входа. Ждёт, когда крыльцо опустеет. В общагу ехать неохота, сейчас там по любому однокашники кутеж устроят, а тусить никакого желания нет. Университет постепенно пустел, вот уже и ректор в дверях показалась, и проректор с мужем в обнимку ушли на парковку, в общем, главное начальство покинуло здание, поэтому Камило беспрепятственно курит прямо в помещении, изредка пряча аппарат, если вниз спускается очередной преподаватель. Когда на площади перед вузом никого не остаётся, парень убирает вейп в карман и идёт вниз. Он уже и не думает кого-либо встретить в коридоре, максимум уборщиц или завхоза. Но нет, стоит Камило приоткрыть дверь, как он вновь замечает перед портретом Педро Мадригаля чью-то фигуру. Мужчина. С чёрными растрепанными волосами почти до плеч, в оливковом поношенном кардигане, коричневом свитере и тёмных брюках. Камило готов поклясться, что не видел его ни на церемонии, ни на фотографировании. В руках у мужчины скромный букетик из красных гвоздик. И похоже, он не торопится класть его к другим цветам. И уходить тоже. Стоит и смотрит на изображение напротив. Его взгляд напоминает взгляд Мадригаль, когда Камило застал её здесь же после фотографирования. У обоих в глазах читается вина. И оба видят перед собой не просто картину, а человека. Смотрят на него как на живого. Возможно, потому, что единственные застали его при жизни?.. Только мужчина ничего не шепчет, глядит молча. Может, ему и сказать нечего или он говорит что-то, но про себя. Хотя нет, вот он аккуратно возлагает гвоздики у подножия портрета и что-то беззвучно произносит. Судя по движению губ, очень похоже на «прости». А потом мужчина замирает. Видимо, почувствовал присутствие случайного свидетеля. Пару секунд прислушивается и вдруг поворачивает голову. Но поблизости никого нет. Камило решил не искушать судьбу и не дожидаться, когда его заметят, поэтому направился к другой лестнице, ближе к выходу. Тот тип, конечно, довольно странный. Можно понять ректора, решившую помянуть мужа, так скажем, тет-а-тет, но этот-то с чего вдруг пришёл отдельно от всех? И с чего ему так важно возложить цветы к портрету? Наверное, мадригальский родственник какой-нибудь. А что, очень даже правдоподобная теория. Он не сотрудник универа и не студент, толпиться вместе со всеми ему незачем, а отдать дань памяти хочется, вот и подошёл, когда никто не мешает. Да и вообще, какая разница, кто, кому и когда букеты принёс, тут со своей бы жизнью разобраться. Камило, наконец, выбирается на воздух, опускается на ступеньку и с вожделением затягивается. Парит он редко, на замену испарителя все-таки тратиться надо, а спускать деньги, которых и так не много, на вред здоровью глупо. Но всё же, когда на душе паршиво, двадцатиминутный сеанс с электронкой в руках становится настоящим спасением. И отличным подспорьем для серьёзного разговора с собой. Да, не так он себе всё представлял. Думал, они будут по театрам мотаться, в массовке или даже в эпизодах настоящих фильмов сниматься, что у них будет умудрённый опытом преподаватель с горящими глазами и кучей связей в медиа-сфере, благодаря которым первокурсники хоть в детских утренниках смогли бы участвовать. И что его на серьёзную роль возьмут, даже бы и второстепенную, но ту, что не будут вспоминать только по шуткам. Надоело несерьёзное отношение окружающих. Надоела привычка всегда скрываться за шутками и беззаботными улыбками. Думал, назначат ему лирическую роль, с неё и начнётся жизнь с чистого листа, но нет. А ведь схема известная, сначала одна комедийная роль, потом другая, потом за тобой закрепляется комедийное амплуа и всё, никому даже в голову не придёт после этого давать тебе что-то драматическое. Это если вообще удастся куда-то пробиться. А то ведь им всё ясно сказали — никакой сторонней помощи, всё своими силами. Блин, вот то, что Эмасьон оказалась деканом и преподом актёрского мастерства, вообще полный пипец. Не, ну да, она прикольная, но по ней же ясно видно, что ей давно уже на всё пофиг. Там, откуда Камило приехал, все сплошь и рядом такие, он думал, хоть тут люди будут замотивированными, не уставшими и отчаявшимися в жизни, а здесь та же ситуация. В итоге у Камило опять роль шута, пусть и шекспировского, препод, которому лишь бы домой свалить пораньше и неопределённость с тем, получится ли вообще с будущей карьерой. Мда, как будто и не уезжал, честное слово. Вот тебе и la familia Casita. А может, ему в клуб рвануть? А что, алкоголь он уж как-нибудь достанет, с девушкой там познакомиться, в конце концов, у Камило есть собственная комната в общаге и бюджетное место в универе, теперь он отвечает сам за себя и имеет право на любые связи. Одна проблема — на какие деньги? В кармане только остатки на проезд и всё, он пуст. Тогда можно в общагу, паленая дешёвая муть и симпатичные однокурсницы скрасят все негативные впечатления… Камило горько усмехается. Он вырос в среде, где образ жизни строился лишь на поисках очередной дозы и легкодоступной девушки на ночь, где месту моральным принципам и стремлениям к каким-либо целям просто не было, и всегда осуждал это, а теперь сам рассуждает тем же макаром. И чего ты добьёшься этим? Ради этого стоило уезжать из Альтимо? Мысль о доме и об оставшейся там бабушке больно колет сердце. А если вернуться обратно? Ну попробовал, ну не вышло, лучше уж провести время рядом с ней, чем прожигать его здесь. Взять билеты, прийти к ней на порог и… «И погонит она меня обратно, » — с тёплой улыбкой заканчивает Камило. Скажет, что распустил нюни на пустом месте и упустил шанс, который может выпасть лишь раз в жизни. Да, второстепенная комедийная партия, да, роли в театре и кино на блюдечке не поднесут, да, декан-пофигистка, но, блин, он по-прежнему в крутейшем универе, ещё и на бесплатке, его при любом раскладе ждут широчайшие возможности! А в первый день под градусом клеить девчонок — прямая дорога пойти по стопам идиотов-родителей. Такого бы бабушка точно не одобрила. Да и нужны ли ему отношения на один день, начатые в кураже… — Ты че, тоже этой гадостью смолишь? Камило от испуга заходится в кашле, мотая головой в поисках источника голоса. — Во-во, эта приторная парилка даже в горло не лезет. — назидательно произносит Эмасьон, садясь рядом. — И воняет дерьмово, и на вкус так же. На, хоть нормальным никотином подышишь. Препод достаёт из пачки сигарету и заботливо протягивает её парню, но тот в ответ лишь бросает скептический взгляд. Какая ей разница, что он там курит, она ведь вообще домой побыстрее уехать хотела. — Не, спасибо. — сухо отвечает Камило. — Мне с привкусом дыни как-то больше нравится. — Ну, как знаешь. — пожимает плечами Эмасьон, поджигая сигарету и затягиваясь сама. Некоторое время они сидят молча, время от времени пуская клубья дыма в воздух. Камило косит взгляд в сторону, пытаясь понять, что декану вдруг от него понадобилось. Не только ведь пропагандировать «Wnston Blue», в конце концов! — Что, обиделся на меня? — неожиданно прерывает тишину Эмасьон. Такой вопрос без малого удивляет Камило, однако виду он не подаёт. — Нет. — следует такой же сухой ответ. — Ну как нет-то. — с усмешкой в голосе произносит декан. — Сидишь и дуешься на весь свет, что тебе главную роль с порога не дали и что препод от твоих возмущений не бросился всё переигрывать. — Да дело не в этом. — тут же отнекивается Камило. «Дело в том, что вы не увидели во мне драматического потенциала. И что вы даже испытать меня не хотите, потому что вам главное быстрее отвязаться от нас. Вот только сейчас какое вам дело, обижаюсь я или нет?» — В этом, в этом, я же вижу. — с уверенностью говорит Эмасьон, после чего придвигается ближе, примирительным тоном продолжая. — Ты не обижайся на меня. В жизни ведь не всегда всё получается так, как ты хочешь. И на первый план залезть всегда трудно, а уж удержаться на нём и того труднее. И чем раньше ты с этим столкнешься, чем раньше осознаешь, тем легче тебе будет в будущем. А насчёт комедийной роли вообще переживать не стоит. Будешь так стремиться к драме, она тебя и настигнет, только в жизни. — Как будто её и без того нет. — бурчит Камило. — А так в трагичной партии хоть негатив можно выплеснуть. Эмасьон вдруг поворачивается к парню, внимательно всматриваясь в его лицо. — С родителями что-то? — участливо интересуется она. — Ну типа. — мрачно отзывается Камило. — Умерли? — Бросили. Тут до Камило доходит странность такой проницательности Эмасьон, и он с недоумением спрашивает: — А что, по мне так видно? — Да нет, просто взгляд у тебя знакомый… Ты не подумай, я не про себя, у меня с этим порядок, мама-папа живы и слава богу. Отношения у нас, правда, хромают, но это дело второстепенное. — А то, что вы там про первый план говорили, про драму — это из личного опыта? — решается спросить Камило, поздно понимая, что это слишком личное и что Эмасьон в ответ наверняка вспылит. Но та лишь меланхолично усмехается. — Ну, в отличие от некоторых, я к драматичным ролям не стремилась. К главным — само собой, но мне нравилось жизнерадостных и весёлых героинь играть. — Вы в театре выступали? — Да. — улыбается препод, вдруг решив снять тёмные очки. А у нее очень даже красивые глаза, замечает Камило. Только какие-то грустные. — Премьером считалась, между прочим! Классно тогда, конечно, было. С пар на спектакли и обратно буквально летала, энергия и желание творить хлестали через край! Студентов часто с собой брала посмотреть на настоящие репетиции, маленькие роли старалась самым способным выбивать, даже на студии съемочные бегала им что-нибудь найти, в общем, суетилась и работала, как могла. Тогда, казалось, мечта сбылась, а впереди — сплошная сказка… А после моей злополучной свадьбы всё рухнуло. — с тоской заканчивает Эмасьон. — Ни карьеры, ни личной жизни, один вузовский геморрой остался. — А с театром у вас не сложилось… тоже из-за Маго? Препод тревожно поджимает губы. — Косвенно — да. — удрученно заключает она. — Многое с того дня разрушилось. И сумасшедшая погоня за деньгами и улучшением репутации тогда же началась… Вот бы вернуть всё так, как раньше. Только очень маловероятно, что это возможно. Молчание затягивается. Декан с подавленным видом гипнотизирует пустоту, и, чтобы развеять её невесёлые мысли, Камило не придумывает ничего лучше, как спросить: — А вы почему вдруг решили ко мне подсесть? Эмасьон переводит на него озабоченный взгляд. — Знаешь, когда я увидела тебя здесь, на ступенях, когда увидела эту боль, эту искреннюю печаль в твоих глазах… — пронзительным тоном произносит она. — Я поняла, как глубоко заблуждалась. Ты достоин главной партии. Я отдаю тебе роль Ромео… И Аргана. И Джульетту с Анжеликой никто не сыграет лучше тебя. — Блин, вы издеваетесь, что ли? — возмущенно восклицает Камило, поначалу было поверивший в правдивость её слов. — Ага. — с насмешливой и очень довольной улыбкой подтверждает Эмасьон. — У тебя такая серьёзная физиономия была сейчас, я еле сдержалась, чтобы не заржать. Ты в детстве дёшевых фэнтези с избранными случайно не насмотрелся? — А если без шуток? — слегка обиженно допытывается Камило. — А если без шуток — хотела предложить тебе работу няни. Брови парня стремительно ползут вверх от изумления. — А чего ты удивляешься? Вон как вы с Тонито хорошо поладили. А мне помощь бы с ним не помешала. — Антонио так-то на проблематичного ребёнка не тянет. — замечает Камило. — В смысле, я, конечно, не против, мне ваш племянник тоже очень нравится, но ему и няня не особо нужна, его посадишь с книжкой или телефоном в сторонке, он спокойно целый день и проведёт. — Вот именно, что не проблематичный. — вздыхает Эмасьон. — Я в его возрасте совсем другая была — взбалмошная, крикливая, непослушная, а Тонито такой тихий, молчаливый и стеснительный, что я даже теряться при нём начинаю. Не знаю, как с ним подружиться, как общаться, во что играть. — А как он у вас оказался? — любопытничает парень. — И родители его где? — Родители в моём родном городе остались. Тут такая история, понимаешь, я его вообще брать к себе не планировала. Просто у нас с сестрой отношения с детства… натянутые, так скажем. И она вдруг решила их со мной наладить. Пообещала приехать за день до начала учебного года с мужем и сыном, погостить недельки две, но в последний момент их отпуск на метеостанции накрылся, и они как Антонио привезли, так сразу и уехали. Я и так не горела желанием с ними дружбу водить, просто если пошлешь — отец обидеться, вот и подумала — пусть приезжают, в гостинице поселятся, а там уж найду предлог встреч избегать. А когда оставили мне только сына, решила похожим, как ты, образом — оставлю в углу с книжкой, кормить-поить буду, так и время пройдёт, и разойдёмся мы с этой семейкой, как в море корабли. До этого без них прекрасно обходилась, и дальше буду… А когда увидела это маленькое темноглазое солнышко, услышала, как он назвал меня tia Пепой… В общем, совсем растаяла. Как-то вдруг осознала, что одиночество — это, конечно, прекрасно, но не продолжительностью в десять лет. Только за десять лет я совсем разучилась как-то сближаться с людьми. А ведь хочется, чтобы Тонито понравилось со мной проводить время, чтобы он ещё раз попросился ко мне приехать. Желательно без своих родаков. — прыскает Эмасьон, а потом с напускной серьёзностью на лице поворачивается к Камило. — Так, кареглазый, ты теперь столько личного знаешь о своём работодателе, что тебе остаётся либо соглашаться на работу, либо мне придётся тебя убить. — На долю секунды декан корчит кровожадное выражение, после чего вновь улыбается. — Ну правда, Камило, соглашайся. На оплату не поскуплюсь, уж точно будет круче твоей хилой стипендии. И есть тоже можешь у меня. Ты парень активный, общительный, с тобой Тонито хоть повеселее стал, вы, смотрю, язык общий с ним нашли, сможешь меня проконсультировать, что он любит, о чем с ним разговаривать, всё в таком духе. А то я в детях мало что понимаю. Главное, что ты ещё неравнодушный, весь день около Антонио добровольно крутишься, помог ему найти меня. Я за годы уже и отвыкла о ком-либо заботиться. Ну ты как, согласен? Камило смотрит на Эмасьон и удивляется тому, как язвительная и невозмутимая преподша глядит на него с надеждой и огоньком в глазах. И признаться, ему нравится такая перемена в ней. Он бы даже бесплатно согласился понянчиться с племянником декана. А что? Антонио — очень прикольный мальчишка, Камило и без денег с удовольствием проводил бы с ним время, а преподавательнице он готов помочь и просто так. Она ведь и вправду очень хороший человек, а ее безынициативность в вопросах работы после их разговора более чем понятна. Эмасьон лишилась престижного места в театре, тогда же сорвалась ее свадьба, и все из-за какого-то придурка. После такого мало кто не впадет в депрессию. И раз Антонио смог её хоть как-то растормошить, кто знает, может, если поддержать препода в налаживании отношений с племянником, у неё и в других сферах жизни поднимется боевой дух. Только Камило позарез нужны деньги. Хотя бы небольшие, просто на жизнь. На первых порах будет брать условную сумму, а потом уж обязательно найдёт новый источник дохода. — Можно даже и за символическую плату. — с улыбкой кивает парень, пожимая протянутую ладонь. — Кареглазый, не скромничай, у меня зарплата деканская, не обеднею. — весело усмехается Эмасьон, чуть ли не сияя от радости. — Давай прямо сейчас это дело и обсудим, а? Что ты зря сидишь здесь, как неприкаянный. Вон, там уже и Тонито ждёт нас в машине. Декан достаёт ключи, нажимает кнопку и в ответ ей звонким гудком отзывается припаркованный на обочине красный автомобиль. Знакомый силуэт, сидящий в свете лампы салона, оживлённо машет им ручкой. — Подождите, вы что, хотите, чтобы я… домой к вам поехал? — растерянно бормочет парень. — Камило, если ты думаешь, что я тебя изнасилую и потом в лесу закопаю, то спешу успокоить, ты мне нужен живым и в полном здравии. — отпускает новую шутку препод. — Ничего криминального, честно, я просто покажу, где что лежит, если тебе вдруг придётся с Антонио у нас посидеть. Ну и чаю заодно попьешь, всё равно в общагу не идешь, дурака валяешь здесь. Давай, убирай свою парилку и пошли! Эмасьон тушит сигарету и направляется к машине, не оглядываясь, так что Камило ничего не остаётся, как последовать за ней. Автомобиль оказывается заваленным кучей самых разных тканей и костюмов, на которых валяется Антонио, как на перине, и уже начинает дремать. В салоне пахнет перегаром вперемешку со сладкими духами, на полу валяется пара пустых пачек того же «Winston», а около рычагов управления лежит бутылка спиртного и почему-то два стакана. — Не смотри так, понимаю, что бардак. — поджимает губы Эмасьон. — Никак не могу убрать отсюда это театральное барахло. Перепродать надо или выкинуть, только рука никак не поднимается. Подвинь просто или можешь прямо на костюмы сесть. Только Тонито рукой придерживай, а то ему спать с ремнём неудобно будет. — Препод оборачивается назад с переднего сиденья и с любовью оглядывает сопящего в кружевных платьях мальчика. — Устал за весь день, mi sol. Ну, трогаем. Квартира Эмасьон находится не так далеко от универа, и добираются они довольно быстро. Камило берёт на руки спящего Антонио, а препод несёт несколько цветастых пакетов. — Вот и моё скромное жилище. — шепчет она, отпирая дверь и как можно тише снимая туфли, до сих пор держа поклажу в ладонях. — Спальня с левой стороны. Уложи пока Тонито в кровать, я сейчас приду. Эмасьон мигом исчезает в дверях напротив, а Камило, не успев даже кивнуть в ответ, покорно сворачивает в указанном направлении. В небольшой комнате, подсвеченной слабым светом ночника, что забыли выключить перед уходом, царит беспорядок, похожий на тот, который Камило застал в салоне автомобиля. На стульях хаотично развешана одежда, так и не добравшаяся до рядом стоящего шкафа, на туалетном столике разбросаны салфетки, тюбики, ленты, резинки, а двуспальная кровать так и осталась с утра незаправленной. Но для Камило это даже к лучшему, не надо искать постельных принадлежностей. Парень бережно стягивает с крошечных ножек сандали и растегивает маленькую рубашку, оставляя мальчика в одной маечке. Так же бережно и очень осторожно, чтобы не разбудить, укладывает Антонио на подушку и накрывает одеялом. Садится на краешек кровати и смотрит на безмятежно похрапывающую во сне мордашку. — Правда он прелесть? — доносится до парня приглушённый голос. Эмасьон подсаживается рядом и ласково проводит по макушке племянника ладонью, с почти материнской нежностью оглядывая фигурку Антонио. Эта сцена вдруг напоминает Камило о том, как в детстве бабушка укладывала спать его самого, заменяя в своём лице обоих родителей. И от этих воспоминаний на душе становится как-то совсем одиноко и тоскливо. Впервые за весь день он чувствует, как сильно скучает по дому. Не по Альтимо, а именно по бабушке, по тёплой семейной атмосфере, связанной с ней. И теперь он уже и не знает, когда сможет ощутить её вновь. И сможет ли вообще, успеет ли до того, как бабушки не станет… Тут волосы Камило внезапно треплет чья-то прохладная рука, и парень ошеломлённо поворачивает голову. — У тебя физиономия такая грустная стала. — с озорной улыбкой произносит Эмасьон. — Я подумала, ты тоже хочешь, чтобы тебе причесон пригладили. Ладно, пошли на кухню, не будем Тонито будить. Препод упархивает из комнаты, а Камило с недоумением глядит ей вслед, неуверенно дотрагиваясь до макушки, где только что побывала ладонь Эмасьон. Какое-то странное ощущение, но приятное и до боли знакомое. Очень похожее на бабушкины прикосновения. — Тааак-с, ну-ка посмотрим, что на этот раз мне мои бездарности приготовили… — слышит щебетание декана Камило, оказываясь на пороге кухни. Кухня тоже не отличается особой чистотой: в раковине куча грязной посуды, стол забит обертками, кружками то ли с чаем, то ли с кофе разной степени наполненности и продуктами разной степени погрызенности. Но Эмасьон, похоже, это нисколько не смущает. Она самозабвенно роется в принесённых пакетах, выуживая оттуда всякого рода вещицы. — Черт, у кого-то опять хватило мозгов цветы мне подсунуть. — ворчит деканша, неприязненным взором оглядывая букетик хризантем, а потом и вовсе откидывая его в сторону, туда, где стоит урна. — Разве цветы — это плохо? — недоумевает Камило. — Цветы, парень, артистам на сцене дарят. А преподам что — выпил чашечку кофе по-венски и дальше пошёл студентов пинать. — с мрачным видом отвечает Эмасьон. — Да и вообще, цветы — это ведь обычный веник, который завянет через неделю и никто не вспомнит про его существование. А вот благородные напитки, они с каждым днём, с каждым годом всё краше. И дают возможность хоть один вечер провести без нервов. — с заметно повеселевшим видом препод вытаскивает из другого пакета коробку с какой-то бутылкой, вроде бы коньяка. — Или, например, конфеты. Тоже очень хороший подарок. Их можно месяц жрать, если правильно удовольствие растягивать, или вообще передарить кому-нибудь. — Вы, я смотрю, не романтик. — с усмешкой заключает Камило. — Я реалист и практик. Жизнь научила, знаешь ли. — А это у вас… типа взятки, что ли? — осторожно интересуется парень. Эмасьон окидывает его испепеляющим взглядом. — Как ты мог подумать про меня такое? — оскорбленным тоном выдаёт она. — Я вообще не запоминаю, кто какой пакет мне подарил. Эти не слишком дальновидные молодые люди надеются, что таким образом я им зачёт автоматом поставлю или на главную роль выдвину. Может, с кем-то из них так и происходило, только я это делала чисто из своих соображений, а не из-за их подарков. Но, как видишь, всё надеются, всё дарят. Ну а я им правду пока не раскрываю, все-таки приятно получать хоть какие-то бонусы в своей работе, верно? — подмигивает препод. Она опять ныряет в какой-то из пакетов и выныривает оттуда с очередной бутылкой и нахмуренным выражением лица. — А вот и ещё одно доказательство их ограниченного ума. Кому из них в голову пришло подсунуть мне ликёр?! — А ликёр вам чем не угодил? — с насмешливой улыбкой спрашивает Камило. — Бабский напиток. — с презрением фыркает декан. — Его либо всякие утончённые девицы пьют, либо недалекие мужики хлещут. — На последней фразе Эмасьон угрюмо поджимает губы, будто вспомнив о чём-то неприятном, резким движением запихивает бутылку обратно в пакет и решительно поднимается с места. — Так, я вроде как чай обещала тебе, верно? Только, как видишь, сесть тебе здесь негде. Как сейчас модно говорить, мой косяк, но когда живёшь одна, уборка стремительно смещается вниз в списке приоритетов. Вот что, давай ты сядешь у меня в кабинете, ладно? Там ещё одну дверь пройдёшь и увидишь его. Думаю, не потеряешься. За столом прямо размещайся, я пока чайник поставлю. Ты дверь в спальне Тонито закрыл? Вот и прекрасно. Эмасьон принимается мыть кружки, а Камило выходит из кухни в поисках кабинета. Как препод и сказала, миновав закрытую дверь, парень заходит в приоткрытую комнату, на удивление опрятную, только запыленную. Видимо, сюда декан заходит очень редко. Комнатка крошечная, но хорошо обставленная и выполненная в спокойных лазурно-кремовых оттенках: диванчик, широкий письменный стол, массивный стул с резьбой и подушкой на спинке, светло-жёлтые обои с голубыми каплями, светильник со свисающими камнями в виде тех же капель и плафоном, украшенным рисунком из облаков. В стене даже выдолблена небольшая арка со стоящими внутри вазой и — вот так сюрприз — горшком с цветами. Интересно, отчего же Эмасьон сделала для этого горшочка исключение? Около письменного стола стоит тумбочка синего цвета, покрытая узорчатой салфеткой, на которой располагаются странного вида приборы. В одном из них Камило угадывает флюгер, но второй, со множеством полых половинчатых шаров, закреплённых последовательно на медной стойке, парню ни о чем не говорит. Очень похоже на устройство с какой-нибудь метеорологической станции. Камило проводит по приборам пальцем, приводя шары и стрелочки в движение, осматривает бумаги, лежащие на столе, разглядывает резьбу на стуле, и понимает, что что-то внутри не даёт ему покоя, что-то дёргает его сознание… А почему у соседней комнаты закрыта дверь? Во всех других комнатах — Камило сразу это заметил — двери либо распахнуты настежь, либо хотя бы приоткрыты. А та плотно захлопнута. Что там такого может быть, интересно? Наверняка ничего особенного. Вряд ли человек, зовущий тебя в гости на первый день знакомства, хранит чудовищные секреты. Но все-таки ведь любопытно. Камило выходит из кабинета и направляется прямо к той двери. Дёргает за ручку. Закрыто. И это подстегивает любопытство парня ещё сильнее. Зато тут есть замочная скважина. Весьма старомодное решение, сейчас все устанавливают защёлки. Камило садится на корточки, зажмуривает один глаз, а вторым пытается рассмотреть комнату через скважину. Так, правда, мало что получается увидеть. Вроде бы там есть кровать. Односпальная. И сверху полки с книгами. Но на этом всё. Больше ничего разглядеть не удаётся. А почему, собственно, не спросить напрямую у Эмасьон? Не уголовников же или иммигрантов она здесь держала. — Мисс Эмасьон? — негромко зовёт Камило, снова появляясь на пороге кухни. — Сейчас, парень, видишь, ещё вода не вскипятилась, а я заварку никак не могу найти… — пыхтит препод, роясь в груде банок и пакетиков на полках. — Да нет, я не об этом. — поспешно заверяет Камило. — Я хотел спросить, а что это за комната, ну, рядом с вашим кабинетом? Декан замирает, уставившись вглубь полок растерянным взглядом. Затем медленно поворачивает голову в сторону парня. У неё снова поджаты губы, как она делает всегда, когда вспоминает о чём-то, о чем не хотела вспоминать. А по глазам видно — она очень старается придумать правильный ответ, но неожиданность такого вопроса не даёт ей трезво и быстро мыслить. — Может, это комната вашего бывшего жениха? — подсказывает Камило. Эмасьон будто выплывает из водоворота воспоминаний и размышлений, тяжело сглатывает и кивает: — Да… Да, бывшего жениха, точно… Слушай, давай ты просто посидишь у меня в кабинете и не будешь устраивать лишних расспросов, окей? А то я так никогда с чаем не разберусь. Препод с деловым видом опять принимается за поиски заварки, а Камило, пожав плечами, идёт обратно в кабинет. В принципе, декана упоминания о несостоявшемся муже тоже могут так триггерить, только для чего ему в комнате понадобилась кровать? Тем более, когда у них есть двухместная в спальне. Поэтому ручаться, что Эмасьон сказала правду, он не станет. Ну и ладно, Камило попытался, она ответила, насильно лезть ей в душу он точно не будет. Зайдя в кабинет, парень вновь пробегает взглядом по комнате. Ничего выдающегося пока на глаза не попадается. На столе лежат какие-то листы, но они оказываются скучными счетами, квитанциями и документами по работе. А вот в нижнем ящике тумбочки, кажется, что-то проблескивает. Да, точно, сейчас опять блеснуло, отразив свет настенной люстры. Камило опускается на колени и видит, как это «что-то» сияет за замочной скважиной. У Эмасьон что, какой-то фетиш на замки? И ящик, как и дверь, тоже закрыт. Спрашивать про его содержимое у хозяйки уж точно не стоит, поэтому Камило прибегает к проверенному методу. Продвинувшись ближе к отверстию, при этом стараясь не загородить освещение, парень понимает, что внутри лежат осколки, причём зелёного цвета. И на этих осколках можно увидеть части какого-то рисунка, но разобрать его крайне трудно. Ничего так, интригующе. Тем больше хочется увидеть, что же спрятано в верхнем ящике. На нём замочной скважины нет, и ящик оказывается незапертым. Но ничего экстравагантного там не лежит, просто стопка бумаг. Но стоит Камило вглядеться в написанное, как он молниеносно хватает в руки титульный лист, снова и снова перечитывая печатные строки.

«Видение, отражённое в софитах»

Пепа Эмасьон

Оригинальный сценарий театральной постановки

18 января, 2012 год

Статус: ждёт реализации

Эмасьон написала сценарий, серьёзно? Это ведь типа… да это ахренеть можно! Только, судя по статусу, ещё не успела поставить. Отчего, интересно?.. — Так, парень, осторожно, у меня кипяток! Сейчас ещё чашки принесу и будем… — Но препод договорить не успевает. Подняв глаза, она испуганно вздрагивает и роняет из рук белый фарфоровый чайник. Удар смягчает удачно лежащий под ногами ковёр, и чайник не разбивается, но его содержимое быстро растекается по тёмному ворсу. — Мисс Эмасьон, это просто офигенно! — восторженно восклицает Камило, кажется, совсем не замечая, с каким выражением лица смотрит на него декан. Сидя посреди разбросанных листов сценария, он поднимает на неё сияющий взгляд, полный энтузиазма и решимости. — Почему вы забросили эту постановку? Она ведь способна настоящий фуррор произвести! Простая и при этом оригинальная сказка, для университета, да что там, и для театра она подойдёт идеально! С ней будет любой конкурс, любой фестиваль по плечу!.. — Положи на место. — прерывает его ледяной тон Эмасьон. — Подождите, вы дослушайте! — снова пытается достучаться до неё Камило. — Поймите, это ведь гораздо круче, чем заезженные шекспировские и мольеровские пьесы! С таким репертуаром, своим собственным, ни на кого не похожим уникальным репертуаром, мы будем на несколько голов выше других вузов! Я слышал, можно даже ставить университетские постановки в театрах, если пройти пробы!.. — Положи на место. — вновь цедит деканша, которую, похоже, никак не трогают слова парня. — Ну послушайте же! — не сдаётся Камило. — Разве вы не хотите показать, что вас несправедливо уволили из театра? Не хотите доказать миссис Мадригаль, что тоже можете выдвинуть со своего факультета достойный номер? Если вы продемонстрируете сценарий ректору, проректору, то они наверняка… — Положи. На. Место! — звенящей сталью чеканит каждое слово Эмасьон, готовая вот-вот удариться в истеричный крик. Она уже хочет вырвать из рук Камило листы, но тот вскакивает и отходит в сторону, как можно дальше убирая от их препода. Та смотрит на него округлёнными глазами, никак не ожидав такой строптивости. — Нет, сначала вы меня выслушаете и наконец поймете! — громким непоколебимым тоном заявляет Камило. — Вы ведь сами говорили, что хотите вернуть всё, как было, как раньше! Хотите вновь окунуться в ту бурную творческую деятельность. И всё это можно осуществить, правда! Я верю, у вас получится, у вас всё ещё впереди! Нельзя ставить на себе крест, даже если в прошлом что-то не получилось. И я готов вам помочь! Возиться с костюмами, декорациями, все что угодно могу делать, только, пожалуйста, прошу вас, не отказывайтесь от вашего творения! Поверьте, я не отступлю, пока вы не согласитесь! Потому что у меня тоже есть мечта! Я хочу участвовать в оригинальной, достойной постановке, хочу выигрывать места в конкурсах, хочу, чтобы у меня появилась возможность попасть в театр! И клянусь вам, я добьюсь осуществления своей мечты во что бы то ни стало! Вы же помните про ваши университетские заветы, — амбициозность, стремление, смелость, упорство — я ведь видел, для вас это не пустой звук! И вуз вам тоже очень важен! Мы сможем исправить положение дел в универе, и с финансами, и с репутацией, только если попытаемся! Вам не безразлична Касита, я знаю. А я очень хочу стать хорошим, отличным актёром. Вы должны меня понять, у вас же тоже была мечта, наверняка есть и сейчас! Камило пытается отдышаться после своей пламенной речи, с надеждой смотря преподу прямо в глаза. И в их взгляде определённо что-то меняется. Несколько мгновений она стоит в ступоре, а потом берёт один из листов и тяжело усаживается на диван. Эмасьон всматривается в напечатанные ей же самой строчки, несколько раз прочитывает их сверху донизу, и по её щекам вдруг начинают течь слезы. Но она быстро их смахивает, выпрямляясь и с какой-то новой, боевой улыбкой устремляет преисполненный огня взор вперёд. — А что, если собрать наиболее способных охламонов, может, выйдет неплохо. Панадеро будет однозначно Анита, та, что с твоей группы. А Ахиля с Хугларом отлично сыграет та сладкая парочка с третьего курса. Над ролью Кустодии надо очень хорошо подумать, очень. Ну и над Тьемпо, разумеется. Как же не вовремя так мало первокурсниц в этом году! Ладно, подберем, подберем… На звук Лолу позовём, тут без вопросов, талант — слов нет, декорации Белль нам покрасит, с песнями Лулу поможет, Тереза рассказчиком будет, стихи напишет, не зря ведь лучшая поэтесса на курсе! А из моих старых платьев получатся отличные костюмы! Точно, я даже знаю ателье, где из этого старья сделают привлекательнейшую конфетку! А насчёт декораций есть у меня один знакомый мастер — золотые руки… Главное ведь в нашем деле что? Правильно, стремление к цели, смелость, дерзость и чуть безрассудства! Эмасьон уже вовсю продумывает дальнейший план действий, активно жестикулируя руками, повышая голос. И на глазах Камило вновь вспыхивает вулкан, вновь разгорается из тлеющих угольков огонь, вновь выглядывает из дождевых облаков яркое солнце… А потом препод неожиданно останавливается и с хитрым прищуром глядит на улыбающегося студента. — Ну а ты-то какую роль играть хочешь? Камило ненадолго задумывается, представляя в голове нужный образ, а затем выставляет руки в стороны, одну спереди, вторую сзади, и, плавным движением прокручивая кисти, с загадочной ухмылкой проскальзывает в сторону препода. — Футуро, конечно. — зловеще мурчит он в ответ. Эмасьон оглядывает парня с каким-то странным выражением лица, и, кажется, на её глазах вновь готовы проступить слезы. А затем она тихо бормочет с грустной усмешкой: — Мда, может, в чём-то ты на него и похож. Только над ролью будешь работать преимущественно сам, понятно? А то я могу… несколько предвзято к ней относиться. Да и вообще, мне больше по душе Тьемпо. Впрочем, успеем ещё все нюансы обговорить. Только чай новый заварю, предыдущей партией я благополучно ковёр загадила. — Вернув себе боевое расположение духа, препод берёт в руки чайник и уходит на кухню, по пути насмешливо добавляя. — Вот упрямец, все-таки захапал себе главную роль…

***

— … так и отыскал я забытый эмасьонский сценарий. Еле-еле уговорил за него взяться, зато теперь со дня на день должны принять заявку на конкурсный отбор постановки ученических спектаклей на сцене самого «Таленто»! Ну и я, естественно, не последнюю партию себе отжал. — весьма «скромно» добавляет Камило. Его группа сидит в кабинете философии в ожидании скандально известного препода всея Каситы. И, пока тот не явился, Камило решил похвастаться перед однокашниками своими вчерашними успехами. Кто-то глядит на него с интересом, в чьих-то лицах читается такое же горячее желание поскорее реализовать перспективную постановку, а кто-то смотрит с явной неприязнью, выдавая с головой отношение к особо удачливому и шустрому первокурснику. Но слушают все. Что-что, а держать внимание публики Камило умеет. — Предложила поздно вечером поехать домой, выпить чаю… Ты случайно не известным всем способом получил главную роль, а? — иронично зубоскалит какой-то парень. По аудитории разносится нестройный смех. Но Камило в ответ только шире улыбается. Он уже на такое давно не обижается, знает, как реагировать. — Но-но-но! — шутливым тоном возражает актёр. — Это всего лишь скромная плата за услуги воспитателя дошкольной группы. Завидуйте молча, подсуетились бы раньше — были бы на моём месте. — Да ладно, народ, расслабьтесь. — доносится ровный голос Томаса, того самого, что утвердили на роль Тибальта. — Фиг знает, что ещё из этого получится. Ему Эмасьон мозг прополоскает-прополоскает, а в результате перегорит и кинет горе-энтузиаста. Эту провокацию Камило тоже пропускает мимо ушей. У него нет ни малейших сомнений, что у них всё получится. И что Эмасьон действительно загорелась реализовать свой давно забытый сценарий. Они вчера до полуночи просидели, составили огроменный план, пытались продумать и учесть каждую мелочь, декан отбирала в команду лучших, по её мнению, учащихся, и Камило за вечер узнал о студентах так много, что уже чувствовал себя в привилегированном положении. Но полное ощущение своего вип-статуса он осознал, когда ему стало дозволено называть великую и ужасную главу деканата мисс Эмасьон просто tia Пепой. Произошло это случайно, Камило хотел с ней прощаться дежурным «до свидания, мисс Эмасьон», а та со снисходительной улыбкой сказала, мол, к чему такой официоз, уже все свои, зови меня просто tia. Нетрудно догадаться, как тогда парня распирало от гордости и собственной важности. — А что за роль тебе доверили? — простодушно любопытничает Анита. Камило она нравится — спокойная, милая и не высокомерная, как некоторые его одногруппники. И очень здорово, что Эмасьон хочет назначить её на роль Панадеро. Вот бы и девушка, которой достанется партия Тьемпо, оказалась такой же чудесной. — Ооо, преинтереснейший экземпляр! — с охотой начинает Камило. — В общем-то, это юный цирковой иллюзионист, довольно известный у жителей небольших поселений. Свою популярность он приобрёл благодаря устрашающему образу и умению давать безошибочные предсказания. Почти без исключений только лишь плохие. Каждый раз он выходил на сцену, оглядывал толпу собравшихся, зловещим голосом оглашал вступительную речь, оттягивая интригу, а потом выбирал одного добровольца, запугивал вопросами а-ля «а точно ли ты готов узнать свою судьбу?», и затем, услышав утверждительный ответ, доставал заготовленную нефритовую пластину и… Ой! Камило, до этого вовсю жестикулируя и перемещаясь по кабинету, пытаясь как можно лучше передать образ Футуро, резко поворачивается и вдруг сталкивается с черноволосой шевелюрой. Чуть опускает взгляд и видит перед собой неожиданно того самого мужчину, который стоял вчера у портрета Мадригаль. Тот же кардиган, тот же свитер, только глаза огромные от шока и белое, как полотно, лицо. Это чего… и есть знаменитый на весь универ мистер Маго? «Вот тебе и мадригальский родственничек,» — прыскает про себя Камило. — Здрасте. — насмешливо здоровается парень, делая нарочито неумелый книксен. — Это что? — сдавленно бормочет Маго. — Ну, во-первых, не что, а кто. — всё в той же шутливой манере отвечает актёр. — Я Камило Хамел, студент первого курса актёрского факультета… — Показывали вы сейчас что? — уточняет приглушённым голосом препод. — Роль. — преспокойно произносит Камило. — Какую роль? — с еле заметным нажимом пытается достучаться декан. — Драматическую, с уклоном на раскрытие социальных проблем нашего… — не перестаёт глумиться парень. — Какого персонажа, из какого спектакля? — теряя терпение, повышенным тоном перебивает его Маго. — Вообще-то, нам упоминать вас не положено. — с наивно-дебильным лицом выдаёт актёр, продолжая издеваться над преподом. — У вас запрет на упоминание моего имени, но не на разговоры со мной. — упорно гнёт свою линию декан. — Повторяю ещё раз — что это за герой и откуда он? — Героя зовут Футуро, он из планируемого к постановке актёрским факультетом спектакля по оригинальному сценарию декана Пепы Эмасьон. — наконец, сжаливается над преподом Камило. — Быть может, вы не знаете, хотя откуда вам знать, никто же ещё не видел этот спектакль, поэтому вкратце рассказажу. Это невероятно трогательная история дружбы начинающей актрисы Тьемпо, дочери пекаря и врача Панадеро и циркового иллюзиониста Футуро. Для вас, как особо интересующегося, уточняю — это предсказатель, снискавший славу благодаря очень точным, правда, в большинстве своём плохим прогнозам и образу дьявольского мага. Хотя сам по себе он вполне безобидный подросток, мечтающий стать учителем истории. Камило замолкает, с интересом и удивлением наблюдая за реакцией Маго. А у того с каждым словом брови стремительно ползли вверх, а глаза округлялись в полном потрясении, только что рот от изумления не распахивался. И сейчас он стоит и, словно в трансе, пытается переварить все услышанное. — Ну вы чего, мистер Маго, вы так на меня смотрите, будто я тут вас изображал. — недоуменно усмехается Камило. В ответ на это Маго поднимает на него отрешенный взгляд, в котором на долю секунды проблескивает что-то, напоминающее испуг вперемешку с шоком. — Оригинальный сценарий мисс Эмасьон, значит… — отсутствующим голосом шепчет он, как из другого мира. И спустя миг откашливается, возвращая себя в мир реальный. — Кхм-кхм, ладно, уже минута, как началась моя лекция. Присаживайтесь, мистер… — Мистер Хамел. — с ехидной улыбкой подсказывает Камило. — Я вам уже говорил, между прочим. — Вот и присаживайтесь. — не слишком дружелюбно цедит Маго, недобро косясь на студента. Камило невозмутимо хмыкает и поворачивается к скамьям, весело глядя на хихикающих студентов. — Добрый день, уважаемые первокурсники. — как ни в чем не бывало приветствует аудиторию препод, встав у трибуны. — Позвольте представиться, я ваш преподаватель философии Бруно Маго. — Препод бросает взгляд в сторону Камило и устало добавляет. — Но я более чем уверен, что эту информацию вы и так знаете. Да она вам и не пригодится, все равно вы эти два слова произносить не будете. Сразу хочу уточнить, здесь нет групп с других факультетов, все актёры?.. Ясно, значит, точно не подружимся. Лекция пролетает незаметно. По крайней мере, для Камило, который все это время развлекался в телефоне. Другие студенты также последовали его примеру. Поначалу, правда, слушали, некоторые даже конспектировали, но вскоре лень и успокоение в виде эмасьонского обещания «он вам в любом случае зачёты всем поставит» побороли желание перестраховаться и отложить в голове хоть какой-то материал. А Маго, видимо, к такому давно уже привык, вещал себе в пустоту, а потом, едва пара закончилась, скомкано попрощался и быстро вышел из кабинета. — Мда, не так страшен Маго, как его малюет мисс Эмасьон. — разочарованно тянет Эрнандо. — Мне тоже казалось, что он должен был быть каким-то… ну… более эксцентричным, что ли. — делится мыслями девушка рядом с ним. — А то бойкот всего универа, и даже как-то непонятно, за что. — А видели, как он ролью Камило заинтересовался? — вопрошает парень с заднего ряда. — Не, ну кстати, было бы прикольно, если бы Маго был хоть немного похож на этого Футуро. — Точно, так хотя бы был весомый повод пугать на следующий год перваков. — соглашается его сосед. — А что, это можно устроить. — вдруг выдаёт Камило, выйдя из-за парты. — Только зачем ждать следующего года? Слышал, в начале триместров есть шанс, что к нам присоединятся новенькие. Вот на них и отыграемся. Придумаем достойную характеристику нашему одиозному декану. Подчерпнем кое-что из образа Футуро, кое-что придумаем сами. Скажем, дадим ему в компаньоны крыс? Кажется, я слышал характерное попискивание за чердачной дверью. Или же добавим ему несколько футов к росту? Так ведь будет гораздо интереснее, согласны? Студенты одобрительно улюлюкают и свистят, на ура принимая эту идею. Они даже не подозревают, что их разговор прекрасно слышит у дверей сам Маго. И не видят, как он подмигивает промелькнувшему на его плече серобрюхому грызуну и с таинственной ухмылкой направляется в заброшенный склад звуковой аппаратуры, чтобы вместе с желаемой порцией из меню написать довольно необычную просьбу Долорес…