˜΅˜
– Ты же в итоге всех завалил! Почему тогда выгоняют нас с Казуторой!!! – весело в средней школе, говорила мама. Но мама не говорила, где набраться терпения, когда всякие идиоты выводят из себя. Кейске терпел, Кейске долго терпел, потому что у Казуторы было терпения больше. Но в итоге оставить драку на него одного не решился. А там и Майки с Дракеном присоединились. – Ну, подумаешь, в разных школах будем, – а у Сано Манджиро и харизма, и лицо, хоть и пугает, девочки в его пользу свидетельствуют. Эма честно отстаивала честь двоих пострадавших, но у неё была только она сама, бесполезные крики Баджи и равнодушный к неминуемому исходу Ханемия. Ну, крики Кейске не бесполезные, просто взрослые… такие взрослые. Выбрали удобную позицию. – Да как будто это проблема, – Баджи успокоился немного. Уроки закончились. Матери уже позвонили. Когда она там документы забирать будет? А вздох-то какой! Видимо, проблема, но не хочется признавать. – В новой школе новые люди, – и глазки азартно блеснули, ища выгоду в положении. Мальчишки дружно переглянулись, Эма пожала плечами. – Вкусными обедами станет меньше, – заключил Дракен, пытаясь хоть как-то намекнуть Майки о том, что у него есть совесть. Без Баджи и Ханемии скучновато станет, а за ум то всё равно не возьмётся, не возьмутся. Но Майки его не слушал, речь зашла о какой-то пустышке и жевании чего-то. – Буду готовить больше, – Эма, шепнув, выжидающе улыбнулась. Майки обвинил Баджи в использовании грязных приёмов, посмотрев так, будто задели не только гордость, но и честь. – Это радует, – Дракен тоже постарался ответить шёпотом. А между двумя завязалась лёгкая драка, в ходе которой Казутора был комментатором. И закончилась она тем, что Майки завалился на спину Кейске на половине пути к дому и нагло уснул.˜΅˜
Когда им буквально подкинули маленькую девочку, Шиничиро ничего не понял, просто удивился. Он не был готов принять горькую правду, просто не мог представить, что они оставят малышку на улице или быстро избавятся от неё, только усугубляя шок и стресс: родная мать её оставила. Эма, как и была научена, сказала, что она дочь Сано Макото. Но мало чему могли научить? Шиничиро – ребёнок с чистым сердцем, с большим чистым сердцем. И у мамы оно такое же. Поэтому малышке она улыбнулась, спокойно пригласив в дом. Накормили, напоили, спать уложили, точнее, попросили уложить младших Шина. А дед увёл мать на кухню. Предъявить претензии было некому. Карен, как назвала имя матери Эма, объявилась вовремя – через год после смерти отца. Да и не собиралась мать… злиться? Шиничиро не успел зайти на кухню, как улыбка вернулась на лицо мамы. Но в глазах не было злости, лишь лёгкое удивление и немного обиды. Она спросила, уснули ли малыши, обняла его, взъерошила волосы и попросила не засиживаться. И ушла. К соседке! Серьёзно? Он её сын! Может утешить! Обнять и выслушать он тоже может! Он не глупый. – Оставь её, – голос деда отдаёт наставлением. – Не думай об этом, что сделано, то сделано, Сакурако справится, – Мансаку не станет журить невестку за неубранный стол. Сам приберётся, мысли в порядок приведёт. И Шиничиро присоединится. Пусть дед и молчит, а рядом с ним проще. Он, в конце концов, мудрее. Но Мансаку ошибался. Где-то посередине ночи весь дом был поднят на уши трелью домашнего телефона. Умё звонила уже из больницы: Сакурако стало плохо. Шиничиро очень хотел поехать, но Мансаку решительно оставил его за старшего. Он хотел, чтобы внук сходил за мелким Баджи. Тот и сходил, с Манджиро и Эмой, но в пустом доме, а он остался открытым, мелкого не было. В будущем Шиничиро поймёт свою глупость, но сейчас он злился на Баджи Умё, которая не смогла даже о его матери позаботиться, хотя та столько сделала для неё! Умё пришлось укутать сына в одеяло, чтобы так с ним и поехать. Врачи сначала пускать не хотели, но она настаивала. Поэтому Мансаку обнаружил их в палате двоих. Кейске, как и Сакурако, мирно спали. Он уже поговорил с доктором. Подошёл ближе к кровати и посмотрел на бледное лицо невестки, покачал головой. – Простите, – Умё встала и поклонилась. – Простите, я не знала, что ей нельзя пить. Она только чуть-чуть… – и прикрыла рот, вон и слёзы пошли. – Глупая, успокойся, ещё разбудишь, – Сано только махнул рукой. – Давай его сюда, пусть Шин за ним присмотрит. А я привезу, что надо, – и аккуратно взял Кейске на руки. – Вот даёшь! – и снова вздох. Умё глотает вину, давясь ей. А Эма умная девочка. Стоит ей пересечься с Баджи, она уточнит: «Из-за меня, да?» Но Баджи улыбнётся широко-широко, вспомнив все слова Сакурако о ней (и ни одного дурного не прозвучало). И как это может быть из-за неё? Конечно, Сакурако ни в чём не обвинит невинное дитя. Но эта улыбка… такая фальшивая? Эма видит, что эта взрослая не прочь сбросить груз вины, хотя бы его часть, на неё.˜΅˜
Мать перевела их в другую школу. Там судьба сделает ещё поворот, один точно! Но они остались без новой формы на этот год. Было жутко стыдно. Но только Кейске! Казутора выставил себя в выгодном свете, поэтому его толком не отчитывали. Эх, не знали бы эти трое друг друга хорошо, Кейске бы посчитал, что пригрел змею на груди. Ну, зато вовремя нашёлся с ответом на причитания матери: она ему сама многое позволяет и прощает. Было подло с его стороны! Но Умё только просвистела тихо – его правда. Так что пришлось от их района подальше свалить, чтобы кому-нибудь набить морду. Набили. Казутора обзавёлся трофеем: звенящий колокольчик-серёжка. – Будешь носить? – Кейске нахмурился. – Это называется самовыражение, – Казутора усмехнулся. – Эй! Не выставляй меня идиотом! Я набрал проходные на прошлых контрольных! – закипел Кейске и ударил ещё раз «ожившего» врага, хотевшего напасть из-за спины. Вот дурак. Неужели мазохист и мало болячек заработал? – Вот именно, проходные набрал, – Казутора же справлялся с учёбой лучше. Мотивация, которая не подходила Кейске, подошла ему. Умё не особо пилила их за провалы в учебной деятельности, просто вела себя так, будто сама от этого зависела, будто это показатель. Хотя от Изаны он как-то услышал противоречивую информацию: Умё надо было лишь отучиться в школе, средней и старшей. Тот наверняка услышал что-то от старшего из внуков Сано, пересилив себя. Но Кейске Казутора ничего не сказал. Может Умё до амнезии и Умё после амнезии были непозволительно разными, но… всем ведь˜΅˜
Свет на кухню казался ужасно тусклым, он давил на плечи и погружал в уныние ещё больше. Возможно, каким-то непонятным хером лампочка слегка открутилась, возможно, скоро погаснет вовсе, а пока вносит свой вклад в повседневную жизнь семьи Сано. Тишина. В доме только двое. Мелкие в садике, Шиничиро в школе. Занятия в додзё ещё не начались. Бытовой разговор толком не начался. От чая и кофе Баджи Умё отказалась, только стакан воды попросила. – Вот, – на стол лёг конверт, толстый. – Что это? – Мансаку понял, но… – Деньги, для Сакурако. Они вам сейчас нужнее, – Умё не опускала голову на этот раз. – Откуда? – а он не стал даже притрагиваться к нему. – Я продала дом, но не волнуйтесь, есть квартира, она мне по карману, Кейске, конечно… – Этот дом Чан купил для тебя и твоего сына… – всё-таки знакомы. Умё вдохнула глубоко, чтобы голос не дрогнул: – Если бы не мать ваших внуков, я бы по глупости сгубила своего сына. Сано-сан, побудьте немного эгоистом, возьмите деньги, – и свела брови, а дыхание аж замерло. Она очень старалась казаться взрослее, чем есть. – Мать моих внуков не захочет обирать глупую девчонку, – и отодвинул конверт. – Ей знать необязательно! Если вы их вернёте, я пойду по домам ваших учеников, там много хиляков, которые без ваших занятий так и не научились бы постоять за себя, – она не стала уточнять, что на улицах сейчас очень опасно. И не только из-за иммигрантов и якудза, но и янки. А ещё убийц детей развелось, маньяков всяких. – Пойду, чтобы всем им уши прожужжать. Хотя бы немного, но повысьте плату за свои услуги, – он и так собирался, но… – Вас ведь не принижает факт того, что они от меня? Я глупая девчонка, да? Хорошо! Но я здорова и могу работать на нескольких работах, а Сакурако? – Это не твоя вина, она всегда была здоровьем… – Да не виню я себя больше! Просто возьмите, никому не говорите. Считайте, вы с Железной головой квиты. Не нужно больше за мной присматривать, – Умё встала и снова поклонилась. – Мы переезжаем этим вечером. Все мы хорошие люди, но не во всём, не всегда и не со всеми.˜΅˜
Вторая половина дня. Многие жители Токио уже освободились. Бредут то по делам, то ради веселья куда-то. «S-S MOTER» Двери открылись – и заиграла музыка ветра. Всё же, Шиничиро немного суеверен. – Добро пожаловать!.. – но этому посетителю сложно обрадоваться. – Здравствуй, Шиничиро, – Шимидзу, нисколько не изменилась, всё так же великолепна, всё так же очаровательна. Но не актуальна. От неё – как бы тонко выразится? – веет ностальгией. Средняя, старшая школы. Бурные подростковые интриги, недороман. – Здравствуй, – кивнул. – Что тебя привело ко мне? – более официальный тон, как со случайным прохожим. – Не говори так равнодушно, нас связывало многое, – девушка улыбнулась. – Связывало, – напомнил Шиничиро. Выдалась свободная минутка – ради этого? Он уже вырос, не держал глупых обид. Он понимал, почему его бросили в своё время, а потом одна птичка нашептала больше, чем ему разрешили знать. Шимидзу стушевалась. – Та женщина, кажется, её звали Умё, – начала осторожно. Шиничиро предложил ей присесть на своё место, сам обошёл стойку и достал сигареты. Пусть думает, что нервничает, если ей так угодно. Ему лишь хотелось избавиться от неожиданного и неприятного жжения в груди. Шиничиро раздражён. – Много успела узнать? – вряд ли бывшая изменила своим привычкам. Из всех женщин, которых ему довелось знать, она хватается за контроль до посинения рук. Ух, как он был молод и неопытен. Нет! Это неплохо! Кому-то такое придётся по душе, но к первой любви Сано давно охладел. – Достаточно, чтобы удивиться изменению твоим вкусам, – девушка усмехнулась. – Поздравляю. Всё? – не успел проветрить, как по помещению разошёлся едкий запах дыма. Шимидзу наморщилась. Помнится, ради неё Шиничиро пытался бросить. Она ведь прекрасно видит: ей не рады! Но он всё ещё пытается быть вежливым и уважительным. – Ты её любишь? – когда человек, который добровольно ушёл из твоей жизни задаёт «каверзный» вопрос, сердце подскакивает, будто сковырнули. Только сейчас иначе, ему неприятно, что спустя столько времени Шимидзу решила что-то там разузнать и прийти раскритиковать. Да, она ещё не начала, но явно хочет. – Шимидзу, уходи, – удивительно, но он никогда не звал её по имени. А сейчас даже вспомнить не может! Вот был бы конфуз в тот вечер, если бы друзья не напомнили. Типа мужской солидарности? – Ты тень прошлого, ядом плюйся в другом месте, по-хорошему прошу, – сигарета выкурена. И когда он посмотрел ей в глаза, впервые за их разговор, она вздрогнула. Плеваться ядом в другом месте? Она стала самостоятельней, вырвалась из родительских оков. И пришла сказать ему об этом? Что ей мешало раньше? Солидные женихи, которых хотели видеть родители, оказались требовательнее неё самой? Нет, он так не думал о ней. Он не думал о ней вообще. Двигался дальше, в своём темпе. Совсем не обременён амбициями старших. Но интуиция подсказывает молчать. Она умница и красавица, но в жизни не повидает столько, сколько он. – А ведь знаешь, я была беременна, – от него, конечно же. Иначе какой смысл говорить? – Знаю, – и отвернулся. Её снова пробрало до дрожи. Она даже может догадаться, кто рассказал. Но он знает… – В чём смысл? Я тебе не чета, внук от меня твоим родителям был не нужен. Стой, они ведь так и не узнали. Воспитали, как надо, – после её ухода он обязательно намешает виски с колой. Стоит выпить за выдержку. Вдохнул, чтобы хватило поставить точку в их истории: – Знаешь, я даже благодарен, что ничего не знал, возможно, был несколько слеп. Сложись всё иначе, это была бы ошибка, ошибка, как у людей, которых я одно время ненавидел, – и в этих словах, к удивлению незваной гостьи, звучала благодарность. И явный намёк – уходи. – Шин… – интересно, что она хотела сказать? Звук уведомления достаточно громкий, чтобы не проигнорировать. И Шиничиро тут же читает сообщение. – Шимидзу, прости, мне, правда, нужно идти, – ох, какое дежавю. Он и раньше не убегал, то есть убегал, но не от неё, а к тому, кто становился важнее в один момент. Вот как сейчас. Что-то случилось. Что-то, что сам Сано не понимал, в чём предстояло разобраться. Ему явно не по душе. Но ответа так и не дождался, оставив её с грустной то ли ухмылкой, то ли улыбкой. – Подожди минут двадцать, сюда придёт Изана, – успел подняться и спуститься, с ключами в руке, взъерошив свои волосы. Ещё одно уведомление! Он всегда был нарасхват, даже больше, чем она, красавица и умница Шимидзу.˜΅˜
Запах лекарств в палате снова резко проникает в нос и лёгкие, так что Умё не может не поёжиться. Но улыбка на её лице не скривилась ни на секунду. Сидящая на кровати Сакурако смотрела в окно, но, услышав знакомое хихиканье, поспешила обернуться. С такой же обезоруживающей, как и всегда, улыбкой. – Ух ты, у кого-то щёчки румянее стали! – Баджи поспешила присесть на табуретку. – Гостинцев нет, Сано-сан сказал, что они всё принесли, так что я принесла только своё тепло и длинный болтливый язык, – Сакурако тихо засмеялась. Её отвлекли от тяжёлых дум. – Так намаялась, убирать этот чёртов музей, надеюсь, от меня не несёт. Ох, я, кажется, такого солидного мужчину под… заинтересовала, да! Сакурако принюхалась. – Одним дурным ароматом больше, одним меньше, – намекала на лекарства. – А вот ты бы больше времени с сыном проводила, – и во взгляде лёгкое неодобрение. – Он там никуда не денется! А вот мужчина, который мог бы обеспечить и его жизнь тоже… – девушка закатила глаза. – Тебе не понять, – и отмахнулась. – Может быть, – женщина скрестила ладони, опустив голову. – Э? Я не то хотела сказать! – Умё жутко покраснела. Вот дурная голова! – Умё, – на голову уже даже не в сотый раз опустилась не теплая нынче рука. – Это твоя жизнь, я понимаю, – и тишина! Такая? Гробовая. Баджи нервно улыбнулась. Уместная шутка, хорошо, вслух не сказала. – Как дела? – но руку убирать не стала. – Щёки румянее стали, – глаза Сакурако хитро заблестели. – Стало легче, но встать без чужой помощи до сих пор не могу, – и поджала губы. – Ну ничего! Кровь стала приливать к нужным местам, значит, дело к поправке идёт, – Сакурако убрала руку. Обе они понимали, что резкое улучшение грозит совсем иным исходом. – Ты фотоаппарат принесла? – напомнила миссис Сано. И Умё поспешила за ним в сумку. – Да, но фотограф из меня такой себе, – она не стала спрашивать в прошлый визит, зачем прибор понадобился, и сейчас покорно ждала указаний. Желания болеющего – закон. – Ничего. Это фото нужно только нам на память. – Нам? – эта затея пришлась Умё по душе. – Я бы предпочла фото на природе, желательно, во время какого-нибудь летнего фестиваля, в юкатах, – легонько ткнула кулаком в плечо, – только представь! – Что есть, – в уголках глаз Сакурако появились морщинки. – Садись давай, – и отодвинулась к краю кровати, хлопнув по освободившемуся месту. – У меня микробы! – Умё может и согнуться в три погибели. Нечего тут в более стерильных условиях… Сакурако цокнула! И потянулась к ней, чтобы схватить за руку и потянусь к себе, веля садиться ещё раз. И приобняла. Так что Умё пришлось быстренько жать на кнопку. Теперь надо доставать плёнку и на свет, чтобы хотя бы понять, попали ли они в кадр. – Какие мы тут… – голос дрогнул, – страшные, – но улыбка всё ещё при ней. – Дай посмотреть, – Сакурако забрала плёнку. – Неплохо, мне нравится, – а по щекам рядом сидящей подруги потекли слёзы. – Ты чего? – Умё не стала брезговать и поспешила испачкать рукава кофты. – Просто нервы совсем никакие. Ну, знаешь, окрылённая, все дела. У меня скоро свидание, кстати, пожелай мне удачи, – нос предательски потёк. – Вот дерьмо! Если я так расплачусь и при нём, это будет настоящий провал, – надула щёки. – Всё хорошо, – Сакурако отложила плёнку и заставила Умё повернуться к ней, похлопав по тем самым щекам своими прохладными ладонями. – Легче? И хватит плакать, опухнешь вся, так точно никто не посмотрит, – вздохнула. – Но глаза от слёз действительно красивыми становятся… – Ерунда какая-то, – Умё отвела взгляд. – Давай ещё пару фотографий сделаем, покорчим рожицы всякие, – чтобы потом говорить, какие они тут страшные и надо переделать. И переделают! На фестивале. В юкатах. Умё, конечно, давай расписывать свой будущий наряд заковыриста и ярко. И надулась очередной раз, стоило Сакурако придумать что попроще. Она действительно старалась держаться и бороться. Когда её навещали дети и свёкр, женщина обнаруживала, что оставалась совсем без сил. Сано-сан любил невестку не меньше, чем его внуки. И малышке Эме она не успела подарить всей любви, что могла. Но у неё была подруга, может, слишком юная, по мнению общества. Но стоило прийти Баджи, как она чувствовала прилив сил. Хотелось взять как можно больше. Это их последняя встреча. Чуть ранее Сакурако не была уверена. Но сейчас ей отчаянно хотелось попросить Умё не сдаваться, ведь она сильнее, и позаботиться обо всех вместо неё, но это не в натуре Баджи. Сильное желание так и не вырвалось наружу, но однажды оно исполнится. Пусть и не так, как хотела Сакурако. – Не скучай! – Умё на прощание помахала рукой и с улыбкой покинула палату. Дотерпела до первого этажа, а там уже ничто не могло остановить поток слёз и соплей. Медсёстры даже испугались. Поспешили дать успокоительного. Одна даже осталась, чтобы проследить за посетительницей. И по спине гладила. И просила дышать глубже. Лицо опухло. За регистратурой продолжали работать другие медсёстры. Одна была моложе напарницы. Она шёпотом уточнила: – Никто ведь не умер сегодня? Старшая кинула короткий взгляд на плачущую девушку, чтобы узнать. – Она к Сано приходит, – и продолжила переносить данные со своих бумаг в компьютер. – Сано? – медсестра задумалась. – Разве ей не стало лучше... – она слышала что-то такое. – Не всегда людям становится лучше перед выздоровлением, – старшая глянула на неё с укором. – И некоторые люди это могут чувствовать, как ни странно. А может, эта девушка просто долго всё держала в себе. Кто знает, что у неё творится?˜΅˜
Акане смотрела на свои руки, разрисованные грубыми шрамами от ожогов. Ей повезло в ту злосчастную ночь выйти на улицу. Взрыв. И сначала она даже не поняла, что её откинуло от крыльца почти к самому забору. Языки пламени ослепили. Сейшу! Он остался в доме! И она побежала за ним. Родители всё ещё чувствуют себя виноватыми. Они даже не хотели возвращаться в этот дом после ремонта, хотели переехать к родственникам, может быть, даже уехать подальше от Токио. Но дети их переубедили. Причина была в проводке? Недавно проверенной? В эти дела дети не вмешивались, поэтому, когда чета Инуи решила судиться с нерадивыми работниками, дочери и сыну оставалось лишь поддержать их. Девушка действительно привыкла к шрамам, но Сейшу и Хаджиме ей не верили. Ведь шрамы портят её внешнюю красоту, а девушке это важно. И было важно! Даже замазывала первое время, а потом стала об это забывать. Старшеклассница – выпускные экзамены – не до красоты дотошно, ведь в зеркале она себе продолжает нравиться, по утрам, спросонья. – Доброе утро, красотка, сегодня предстоит ещё один полный событий день, – каждый день стоит начинать с улыбки. А ещё стоит узнать, где Коконой-кун взял денег ей на операцию; руки с того дня дрожат сильно, но и к этому Акане привыкла. Родители (ей было стыдно за них) нахваливали мальчишку, они ведь и 25% от нужной собрать не успели. В конце концов, расходы на дом и быт никто не отменял. – Я не возьму эти деньги, – решительно заявила она в тот момент, когда родители почти взяли конверт вместо неё. Слава ками, брат оставался на её стороне. Ну, он сидел на подлокотнике кресла, рядом с ней. Может, он бы тоже не отказывался, но… если бы Акане была аккуратнее и расторопнее, у него бы не осталось шрама. И Хаджиме-кун… эти деньги для неё. Она не хочет быть обязанной, даже если это безвозмездно и от чистого сердца; даже если отдаст их для Сейшу, тот тоже откажется. – Почему?! – подскочил Коконой. – Тебе противно на них смотреть? Противно видеть, как они дрожат? А шрам Сейшу тебя не раздражает, не можешь оторвать взгляд, когда приходится смотреть? – в её голосе ни обиды, ни печали. – А вы, мама, папа? Вам противно? – Родная, что ты такое говоришь! Ты и Сейшу переживали… – Я больше не переживаю, – Акане улыбнулась. – Да, это закрывает мне многие дороги, но я всё ещё могу поступить в университет на востребованную профессию, могу позаботиться о себе. Может быть, мне самой они противны, но эти шрамы напоминают мне, что мы живы, – взяла брата за руку, чтобы тот наклонился и посмотрел ей в глаза. И тот, что задет шрамом… видит слабо. Но родители стараются и на эту операцию собрать деньги. Коконой молчал. Прежде чем начать все эти махинации, ввязываться в опасные для подростка… ему стоило спросить Акане, нужна ли ей такая помощь; он заставил волноваться своего друга и совсем не слушал того, уже поэтому Инупи не будет на его стороне. Так что сейчас мальчишка не испытал никаких негативных эмоций. Ему нечего сказать. Но сердце забилось быстрее! Акане удивительная!˜΅˜
Небольшая квартира, где есть кухня, ванна и две комнаты, его и матери. Точнее, она спит в гостиной. Очень мило с её стороны… а, собственно, зачем она ей, если её почти не бывает дома? Даже сейчас за ним присматривают Сано. Им и так тяжело после смерти Сакурако-сан! Почему они должны с ним возиться? Ей совсем не стыдно? И после такого старик Мансаку, то есть дедуля, то есть сенсей… да как он может её защищать? С чего он взял, что она вообще горюет?! Противная, противная, противная! Хоть бы как-то им помогла! А только его… Зря он попросил отвезти его домой. Нет, он бы и сам добрался, но ветер сильный. Так что проще было согласиться. Взял часы из гостиной и пошёл к себе в комнату, присел на кровати спиной к стене. Половина ночи позади, а мать всё ещё не вернулась! И вот замок щёлкнул, дверь открылась – женский смех, незнакомый мужской голос, тихий, в отличие от громкого смеха матери. Потом она в спешке извиняется. Благодарит за… Кейске зажал уши, чтобы ничего не слышать. Дверь закрылась, что отдало по стенам и дошло до спины. Тут же подскочил и выбежал в коридор! – Ты что здесь делаешь? – слегка удивилась, но не более. – Ты!.. Ты!.. Мама! – совсем не ёкает? У него вон как забилось от злости маленькое сердце. А ей ни капельки не стыдно? – Да, мама. Мама много работает, чтобы ты мог учиться, а ещё заниматься у Сано-сана! Но мама не робот, ей нужно отдыхать, а вот как… тебе ещё рано знать, – она выпила немного, поэтому речь понятная, зато вот ощущения притупились и стало на всё пофиг. – Раз явился, иди спать, время видел? Ещё поплачь, тебе же там лучше, чем здесь, дурак, – сняла обувь и умудрилась поставить ровно. – Мам… – Хватит строить из себя невесть что! Если мама удачно выйдет замуж, мы будем жить в большом богатом доме, – хлопнула в ладоши. – Будь благодарен. А не хочешь? Оставлю тебя у Сано, ну, в детдомах хуже, если что, – и даже не посмотрела на него. – Ты сейчас серьёзно? – слишком тихо. – Ты же несерьёзно?! – кинулся за ней и обнял за ногу, пока Умё не села. – За что ты так со мной? – ох уж этот раздражающий детский лепет. – Не ной, соседей разбудишь. Одет, обут – и радуйся жизни! Ты ж ребёнок! Не видишь?! Не люблю я тебя, сделай милость, не надоедай лишний раз, а! – и отцепила от себя! Спасибо, что не отшвырнула. Так и легла на диван. – Ксо-о-о! Даже отдохнуть нельзя нормально, – и перешла то ли на шёпот, то ли на бубнёж, – поскорей… вырос… бесит… не могу… мало ему…– ещё чуть-чуть, и он бы расплакался перед ней, но, прикусив губу, убежал в комнату.˜΅˜
– Я тоже так умею! – повторил Такемичи за персонажем Джеки Чана, чуть не оставив их без телевизора. «Ну нахуй!» – подумал Нанасе и улыбнулся: – Ай-да молодец! Нравится в додзё ходить? – Такемичи в ответ важно кивнул. Только Майки постоянно отвлекает. Не, Майки крутой, но иногда так раздражает. Хорошо, что они учатся в разных школах. По выражению лица Нанасе догадался, что там у него в голове. Но не стал лезть, младший сам расскажет, если посчитает нужным. Чипсы с газировкой лежат поверх собранного пазла на тысячу элементов. Изображение какого-то новенького мотоцикла. Такемичи что-то там рассказывал, а Нанасе честно старался запомнить, но не получилось. Но зато они справились с головоломкой за день. И младший брат даже не захотел смыться от него. Прогресс! Они говорили о всякой ерунде, и в кои-то веке Нанасе не нудил на тему учёбы и оценок. А в чём смысл? Ну, выучился на адвоката, и то – в Штатах. Ну, вернулся, устроился в ближайшую к дому контору, и то – на побегушках, так, обычный офисный работник. Ну, если не вспоминать про свою «супер» способность и потенциально опасное и трудное будущее Такемичи, которое не могло не волновать и не задеть самого Нанасе. А сейчас они смотрели «Пьяного мастера». И в один момент Нанасе закинул руку за спину Такемичи, обнимая. Может, ещё «Шанхайский полдень» глянут, а то он просто деньги просрал, получается. Такемичи косо глянул на него, головы не повернул, стараясь не палиться. Был несколько напряжён, а потом расслабился и прильнул. Спать уже захотел? Потому что вырубился очень быстро. Или… очень одинокий ребёнок. «Довелось стать братом главного героя, а оплошал», – хмыкнул так, с некой горечью. Права была Умё, наставляя жить его для себя. Так старался, что хуёво перестарался. Глаза от фильма несколько устали, посмотрел на стол: мозаика, опустошённая на половину чипсов, пустые банки, телефон. З-з-з-з-з! Такемичи тут же дернулся, выпрямляясь, и Нанасе с недовольным стоном взял раскладушку. На экране высветился контакт: «Шиничиро» – что не могло не удивить Нанасе, ведь они давно толком не общались. Неспешно раскрыл и приложил к уху: – Шин? Какими судьбами? – и посмотрел на Такемичи, который знаками поинтересовался, не уйти ли ему. Нанасе махнул: вряд ли что-то секретное. – Ну, ты ведь друг Умё, – только вот с голосом Сано что-то не так. Как будто через силу говорить. – Да? – в груди нечто неприятно стянуло. – Она… – какой-то нервный смешок, – умерла. – Как? – это должно было быть восклицание типа «Как умерла? Не может быть!», но это вопрос о том, как именно она умерла. Шиничиро не мог этого понять. – Нана… – Просто скажи как, пожалуйста, – Ханагаки старался не представлять, как выглядит человек по ту сторону. Он её и нашёл? – Ну, видимо, выпила, полезла за чем-то на шкафу… упала, ещё и… – снова нервный смешок, – это что надо сделать, чтобы на тебя шкаф упал? – Нанасе в ответ выругался английским матом. Выпила, одна. – Тебя на похороны звать? – для Шиничиро очередная невосполнимая потеря… Нанасе отключился и положил телефон на стол. – Брат? – Такемичи присел ближе, и Нанасе, воспользовавшись моментом обнял его. – Всё хорошо, Такемичи, всё хорошо, – на глаза опять попался пазл (и этому не повезло!); обнимая, взъерошил волосы. Дальше взаимоотношения с братом складывались бы прекрасно, но теперь ему надо отмотать время назад. Да, он знает, как повторить этот день, чтобы не было тревожного звонка, но будут потери в искренности, в ощущении тепла и заботы. Будет не так весело. Если бы Нанасе был чуточку злее и черствее, ведь, по сути, Умё… ай! Голова резко заболела. Этот день не будет прежним, проживи его хоть сто раз. Отмотает время, до утра, позвонит и попросит не пить одной, пусть кого-нибудь позовёт, кого-нибудь! Напишет Шиничиро! Чёрт, он не спросил время, хотя это было бы странно и вызвало ненужные вопросы. Умё уже нет. Если честно, он как-то не додумался проверить, оживают ли люди, стоит ему вернуться назад. Да, он не забыл о смертях в будущих, это просто слепая вера была, что обязательно получится. – Брат? – сердце бешено забилось. – Всё хорошо, – глубокий вдох, голова заболела сильнее, начала кружиться, в глазах помутнело, и Нанасе закрыл их. Темно. Так переносить легче. Но жарко, и будто забываешь, как дышать. Всё кругом тянется к нему против часовой стрелки, немного укачивая. Такое удручающее, но вместе с тем превозносящее чувство: ты сам – Вселенная, та самая точка, к которой всё притянется. А ему бы одного. Утро, это утро! Не позже, не раньше!! Всё кругом меняется, возвращается, но только в нём самом время пошло дальше. Типа равноценный обмен? И обязательно в голове представить голос одного горохового стручка. – Брат? – Нанасе обнаруживает себя на кухне, за столом, со своим утренним кофе. Такемичи снова подумал, что его не слушают. Трудно ждать, пока задумавшийся человек снова заговорит. Поэтому Такемичи на всякий случай уточнил: – Как ты себя чувствуешь? – А? Прости, задумался, мне нужно отойти, а потом вернёмся к нашим планам?˜΅˜
Мостов над обычными дорогами в Токио не так уж много, землетрясения иному не способствовали. Но по пути на работу был такой мост, и Умё нравилось подниматься и спускаться по этим лестницам, иногда не брезгуя опереться на перила. На работу она обычно спешила. А вот с работы можно было и помедлить. Как сейчас. Окинула мост ищущим что-то новое взглядом, ничего не найдя, стала подниматься. На телефон пришло сообщение: очередное свидание с господином Моримото… да, женат, зато его подарки стоят деньги. И ей и Кейске хватит. Умё замедлилась. Она и представить не могла, что это спасёт ей жизнь. «Кейске, да?» – она оглянулась, потом продолжила подниматься, посмотрев на противоположную сторону. Если попадётся какой-нибудь магазин с дисками и картриджами для приставки, купит что-нибудь. Или вредной еды? Может купить ему крутые кроссовки? Шаг, ещё шаг. Повезло – держалась за перила. Оглушительный звук, будто удар по голове. Центр моста взорвался, обваливаясь на проезжую часть. К счастью, в той части не было машин и не оказалось пешеходов. Но люди, стоявшие на мосту, рухнули с ним. Умё зажмурилась, спотыкаясь, кто-то налёг сверху – придавило! Крики, вопли, все они затихали, но лишь в её голове. Жалела ли она о чём-то в последний момент? Нет, Умё даже не поняла, что произошло. В своей голове она всё ещё неспешно поднималась по лестнице, решив, что стоит с сыном жить «нейтрально», а не как заклятые враги.˜΅˜
Шиничиро получил два сообщения. Первое было от Ханагаки Нанасе. Пусть они давно не общались, но тот явно бы не стал шутить, волнуя его потехи ради. Написал, что срочно нужно проведать Умё, потому что та не поднимает трубку и вроде бы решила напиться. Не мог же он написать, что она уже успела сдохнуть, но – слава Богу – Нанасе здесь за него, так что шанс ещё есть. Можно переиграть, но не стоит. … Напиться? Этот момент немного смутил Шиничиро. Она говорил, что не пьёт, только дедушке не отказывала и в компаниях. Но напиться одной? Это странно до раздражения в сердце, самого буквального. Правда, оставлять Шимидзу в магазине – чёрт с ней! И это поток мыслей за какое-то мгновение. Не успел переступить порог – сообщение от Умё, только не для него. «Знаю, ты севоня свободны. Дуй сюда, приспичило вы… выпить, Кей Зо, лезу за 2 бутылкой», – и от этого реально стрёмно. И от того, что, возможно, ты человека совсем не знаешь, и от того, что пьяный человек себя покалечить может на ровном месте. И тут уже не до правил дорожного движения и вероятного штрафа, если не ареста. Ветер и в голове, и на голове. И возгласы прохожих и из ругань позади. И сам – блять! – чуть не навернулся. Прямо рекорд побил по времени. Чуть не бросил байк, но взял себя в руки. Бросил калитку, бросил двери, благо они были открыты. Вот дурная! – Умё?! – и действительно! Стояла на стуле на носочках, пытаясь что-то достать со шкафа и умудрившись нагнуть тот к себе чуть-чуть. Шиничиро не думал, Шиничиро просто кинулся к шкафу – придвинуть к стене, чтобы не упал. Умё так в опоре потеряла, а потому крутанулась на несчастной табуретке. Но и тут он успел: кинулся и обнял за ноги, заставляя стать ровно и её, и табуретку. Незапланированное получение адреналина ему явно не по душе. Умё схватилась за голову. – Кей… не, не он, – прищурилась. – Шини-чиро? – наклонилась. – Ты бледен, и сердце бешеное, ногами чувствую… – Говоришь довольно внятно для человека, опустошившего бутылку, – которую он заметил у дивана. Так часто и тяжело дышит. – Я стою ровно! Пусти!! – и похлопала по плечу. – Я держу, вот и стоишь ровно, – она его не услышала, только губу прикусила. Ей не было неприятно, мысли где-то там. – И откуда у тебя коллекция спиртного? – опустил на пол и отпрянул. – Коллекция? – теперь можно спокойно посмотреть в эти пьяные глаза. – Их только две, с половиной, – святая и наивная душа! – А что ты здесь делаешь? Я тебе, что ли, написала? – и так нахмурилась. О, он и рад умилиться лишний раз, но она была буквально в шаге от того, чтобы придавить себя шкафом! Когда Шиничиро злился последний раз? О-о-очень давно. Но гневом тут не поможешь, только вздохнул глубже, когда Умё схватила его за щёки. – Ну чё ты такой кислый? Улыбнись, – и сама улыбнулась. Ладно, он не станет сейчас допытываться, почему Бенкей, почему Нанасе знают о её желании именно напиться, не станет уточнять, как часто она так делает, почему пьёт и почему он не знает. Интересно, было бы логичнее, если бы со злостью была и ревность или зависть? Почему он не знал? Некий крик отчаяния. – Ты могла себе навредить, Умё, – схватил за плечи. Он уже не станет разводить панику, что могла и… Опустила голову, опустила плечи, как маленький ребёнок. Минута тишины. Шиничиро кивнул себе, успокоился. Но покурить не мешает. Похлопал по карманам штанов: сигареты нашёл, зажигалку тоже. – Ты испугался? – так и хочется съязвить! – Идём, – и отвел на кухню под руку. Посадил на стул, сам отошёл к окну, открыл его и спокойно закурил. – И давно Бенкей твой собутыльник? – ксо! Всё-таки спросил, да ещё так едко. – Секрет, – но ответ раздражает ещё больше! – Ну, тогда я его позову, дождёмся, оставлю вас одних, – простая констатация… ага, да, конечно. – Не собутыльник. Просто, – тут же начала оправдываться женщина, – узнал, случайно, я не хотела кому-то говорить. Иногда такое бывает, – кажется, свежий воздух вперемешку с сигаретным дымом несколько отрезвили её. – Тогда откуда знает Нанасе? – блять, про пепельницу забыл, придётся воспользоваться раковиной. По лестнице едва слышный топот – прибежал кот. – Нанасе? – и Умё действительно удивилась. Когда он звонил утром, она не созналась нифига. Шиничиро наблюдал: в её янтарных глазах блеснул огонь некого осознания. Баджи поняла, что, возможно, ему пришлось отмотать время. Неужели она? Или не из-за этого? Но пришлось?! – Я ему не говорила, – правду сложно сделать искреннее, чем она есть. Шиничиро остаётся только облегчённо вздохнуть, что он успел. Кокосик потерся о ноги хозяйки, но, не получив внимания, подбежал активно навязываться гостю. – На сегодня с тебя хватит, скоро мелкие должны вернуться, о них хоть подумала бы, – потушил сигарету, оставив в раковине. Не забудет, вернётся выбросит, а забудет, так не самое страшное. Умё надулась, буквально щёки надула. Шиничиро пробрал мандраж, как будто на десяток лет откинуло. Он ещё раз посмотрел ей в глаза: стало стыдно. – Лучше бы не приезжал, – и спрятала лицо в руках. Шиничиро подошёл и присел на корточки. Кот за ним. – Я теперь не такая… крутая… – Ага, алкоголичка, детей у тебя забрать и под замок посадить, – вот теперь ему точно полегчало. – Не надо! – она схватила его за руки, прижав к сердцу. Шиничиро растерялся, глаза выпучив. Шутка! Просто шутка! – И не буду обещать, что не выпью снова. Вот такая я вот… стресс запиваю, – уголки губ опустились низко-низко. – Но не будешь пить одна, хорошо? – в ответ молчание. – Хорошо? – так что пришлось стать суровее. И только получив кивок и бормотание в ответ, Сано встал и предложил: – А теперь надо проспаться, давай, я отведу тебя, – но и шага не ступил. Умё упрямо сидела, не желая вставать. – Прости, пожалуйста, – ох уж этот взгляд исподлобья. – Не могу не простить, вставай, – даже руки поднял, но она их отпустила, не очень мягко приземлившись на стол. Это осознание ошибки надо было видеть. Бедный копчик. – Не верю, – продолжила упрямиться, хитро улыбаясь, как тот зелёный монстр из американского фильма. Как же он назывался? Ну, понятно, к чему дело идёт. Всучил кота в руки, тот покорно не шевельнулся. – И что мне сделать, чтобы ты поверила? – и стоит ему услышать довольное похлопывание, как не может не закатить глаза и не вздохнуть. – На ручки. Или силёнок не хватит? – при этом Шиничиро нужно отвернуться, чтобы она не видела его улыбки. Так что ответа ей не получить, просто резко взял на руки – и она обняла его за шею, охнув от резкости в глазах. И чем больше она бурчала, тем медленнее он шёл. – Отпускай, – опустил на кровать. – Даже не вспотел, – но не отпустила. – Вау? – он не мог смущаться, потому что пьяная Умё не могла не веселить. Почему раньше не замечал? – Вау, – повторила она и чмокнула в щёку. Быстро отпустила и завернулась с Кокосиком в покрывало. – Ключ оставь под… а забирай, у мальчишек свои есть, – ладно, в другой раз узнает, чего она тут напилась. Но душеньку Умё отвела. И честно засопела в ближайшие пять минут, он дождался. Только уходить не стал. То есть пошёл к своим, решив, что не имеет право найти причину сегодняшнего зла. Бутылка с половиной? Надо озадачить Кейске и Казутору. Абы сами не сдурели.˜΅˜
20хх? г.Как умру – не зарывайте
В землю душную меня,
Тело мёртвое отдайте
Власти чистого огня.
Чёрный дым пусть вьётся смело,
Исчезая в облаках,
Пусть бесчувственное тело
Обратится в лёгкий прах.
Птицы вольные да ветры
На крылах умчат его
И в полях посеют щедро
Песню сердца моего.
– Саломея Нерис? – это было важно покопаться в вещах, которые с виду не представляли никакой ценности. В конце концов, она долго ждала этого часа. Благо, всегда легко – ну, относительно легко – адаптировалась к внезапным обстоятельствам. И сейчас тоже. Слушать о себе, выстраивать связи заново, находясь в больнице, это совсем другое. Ощущения от рассматривания личных вещей, изучения телефона – вот где поток информации. С деньгами, правда, туго. Ну ничего, они ещё успеют повидаться.Почти в любой момент времени мы сами выбираем, страдать нам или быть счастливыми. Поэтому не нужно становится лучшим, просто будь замечательным каждый день.
– Вот оно что… – ироничная усмешка по отношению к самой себе. Или вот такая заметка:Люди одним своим существованием неосознанно причиняют кому-то боль. Будут они жить или умрут, это причиняет кому-то боль. Будешь иметь с кем-то дело – причинишь боль, а попытаешься дела не иметь – сможешь сделать ещё больнее. Но если человек тебе безразличен, ты даже не понимаешь, что сделал ему больно. Нужно лишь осознать это. Когда человек тебе дорог, ты понимаешь, что сделал ему больно. И дорожить кем-то, значит быть готовым причинить ему боль.
– Да ладно? Только что было оптимистичнее, – а ещё её показалось, что где-то она это слышала. Пришлось загуглить. – «Розовая пора…», чего? Одиннадцатый год? Новелла? Я не могла это слышать, но серьёзно? Хотя чего придираться, тетрадь слишком старая, но до сих пор хранится, – ох, ладно, возможно, так даже лучше, чем было с ней самой. Возможно, это элементарная зависть, у неё на такие глупости шансов не было.