Переплетая жизненные пути

Мы будем вечно прославлять Ту женщину, чье имя — Мать. Муса Джалиль

      Канаэ не расспрашивала подругу о миссии, когда Цукаса вернулась в комнату. На лице девушки отражалась вселенская усталость и печаль, которая сменила беспокойстве о товарище по отряду — она доставила Кимуру к лекарям, где синигами заявили, что с офицером будет всё хорошо. Тенрю упала на кровать, как только дошла до неё, из-за чего Акаге пришлось насильно поднимать зеленовласку и помогать ей сперва дойти до бань, потом помыться и, наконец, вернуться обратно в объятия постельки.       Всё это время они молчали. Цукаса смертельно изморилась, чтобы о чём-то думать. Мысли же Канаэ были заняты беловласым капитаном десятого отряда. Его странное поведение и умалчивание о причинах своих поступках напрягали рыжевласку. Из-за своей утомлённостью после нескольких дней службы, она даже начала злиться на молчаливость Хицугаи. Ей так хотелось пойти и вытрясти всю информацию из лейтенанта Мацумото, но что-то подсказывало Акаге, что женщина ничего ей не скажет. Канаэ искусала свой палец — юная синигами всегда так делает, когда нервничает, — но прийти хоть в какое-то равновесие души не смогла, поэтому засыпала с мрачными мыслями и предположениями.       На следующий день подругам почти не попадались на глаза офицеры. Девушек назначили в помощницы поварам в столовой, поэтому они всё время мыли посуду, овощи и выполняли роли подай-приниси. Потом кто-то обмолвился, что Нацуми несколько часов подряд пропадает на собрании капитанов, где они обсуждают вчерашнюю миссию в Мире живых под предводительством офицера Кучики.       История повторялась ещё пару дней — Канаэ и Цукаса не вылезали с кухни и уставали невероятно сильно. Акаге даже говорить не могла под конец рабочего дня. Энергии у Тенрю всегда было больше, но она уважительно относилась к состоянию подруги и не пыталась выжать из неё последние силы на скудный диалог. Они обе шли к баракам, когда повстречали Томоэ.       Девушки вяло отдали честь. Кучики поприветствовал их кратким кивком, улыбаясь Тенрю.       — Давно не видел тебя, Цукаса. Как ты после миссии?       — Всё хорошо, Пятый, — девушка улыбнулась в ответ, поглядывая в сторону подругу — у Канаэ, кажется, начали подкашиваться ноги. — Спасибо за беспокойство.       — Рядовая Акаге, Вы можете идти. Я ещё хотел поговорить немного с Вашей подругой.       Рыжевласка буркнула какие-то слова скупой благодарности и, ничуть не стыдясь, бросила Цукасу одну. Тенрю проследила глазами за ней до ворот, а потом обратилась лицом обратно к Томоэ. Её улыбка была искренней — помимо того, что Пятый очень импонировал девушке, ей нравилась его вежливость ко всем, несмотря на статус собеседника.       — Что-то случилось? — участливо спросила она. Парень качнул головой в отрицании.       — Мне просто нравится разговаривать с девушками, которые мне нравятся.       От его слов и обезоруживающей улыбки чистой красоты Цукаса зарделась. На миг у неё возник вопрос — насколько же красив его отец, когда улыбается он?       Томоэ щурил глаза, наблюдая за мимикой утомлённого лица девушки. Даже сквозь усталость её живость, так понравившаяся ему во вторую встречу, брала верх. Она напомнила ему возлюбленную мать — воздушную, весёлую, не приземлённую. Пусть красота Нацуми была не превзойдённой, у Цукасы были свои изюминки миловидной внешности.       — Пойдём выпьем чаю, — вдруг предложил Пятый. — Если ты, конечно, не очень устала.       — Ч-чаю? — вдруг опешила Цукаса. — С… Вами? А это не будет нарушением субординации? Вдруг слухи какие пойдут — Вам это точно не нужно.       — О членах клана Кучики ходят множество слухов, — он склонился ближе, заговорщески прошептав:       — Ещё до моего рождения, кто-то пустил слух о том, что отец продал Царице Ада свои эмоции за красоту.       У Цукасы взлетели брови в изумлении. Большего бреда она не слышала.       — Ну он и вправду красивый… — сама того не замечая, выдала Тенрю. Томоэ усмехнулся, приобняв её за плечи и потянув к главному зданию третьего отряда.       — Так и знал, что ты хочешь его приворожить! Но знай — он будет сражаться до конца и, скорее всего, прибьёт тебя ещё до того, как ты вольёшь в него любовное зелье.       Цукаса закатила глаза. С её стороны прозвучало саркастичное: «Ха. Ха.».       В кабинете капитана горел свет. Когда Кучики завёл девушку в здание штаба, она поняла, что именно к Урахаре они и направляются. Цукаса задумалась о том, с кем это Томоэ хотел её познакомить, когда парень без стука распахнул дверь, заявляя:       — Я знал, что вы прячетесь здесь от Ичимару!       Тенрю застыла, ошарашенная увиденным. Нацуми была так удивлена громкому появлению сына, что буквально отпрыгнула от супруга, склонившегося над нею, и ударилась о свой стол. Его небесно-голубые глаза сейчас стали такими большими, что грозились выпасть из черепа. Потерев ушибленный бок, она нахмурилась, повторяя выражение холодной неприязни Бьякую, который в свою очередь прожигал взглядом незваных гостей.       — Ты никогда не научишься манерам, Томоэ, — изрёк Кучики-старший, недовольно посмотрев на своё чадо. — Я сделаю выговор твоей матери за то, что она так тебя разбаловала.       Только Томоэ и эта самая мать хотели возмутиться словам Бьякуи, как Цукаса бесстрашно обошла Пятого, взирая глазами, полными праведного гнева, то на своего капитана, то на главу клана Кучики. Последний приподнял бровь, ожидая хоть какого-то объяснения той дрожи от злости и тяжёлого дыхания рядовой, которую он на днях застал в компании своей младшей дочери.       — Вы… Вы!.. — вырывалось у Тенрю между яростными выдохами.       — Как содержательно, но можно конкретики? — озвучил мысли и свои, и жены Бьякуя, поворачивая к рядовой и складывая руки на груди. Нацуми лишь удивлённо смотрела на странную реакцию подчинённой и иногда вопросительно поглядывала на сына.       — Как Вы можете?! Как?!       — Я могу всё, если потребуется. Но всё ещё не понятно, что из моих возможностей так возмутило целую рядовую Тенрю из третьего отряда.       Теперь Нацуми искоса глянула на мужа. Он был слишком многословен. К тому же от мужчины исходили ярые волны неприязни к Цукасе, хотя он даже не знал, кто она и что она. Обычно к незнакомцам Бьякуя просто равнодушен, а тут чуть ли не ненависть на кровном уровне. Холодная, но яростная. Это даже пугало.       Последний раз он так смотрел на Гриммджоу.       — Как Вы можете изменять своей жене?! — вдруг выпалила Тенрю, повергая в шок капитанов.       Томоэ чуть не хлопнул себе по лбу — а ведь он хотел закрыть рот девушке. Пятый вообще привёл сейчас сюда Цукасу, чтобы, наконец, представить свою мать как леди клана Кучики, которой, парень знал, зеленовласка восхищается чуть ли не как Королевой душ.       Пока никто не находил от крайней степени удивления силы остановить поток слов, льющийся из Тенрю, та тараторила:       — Она же святая женщина! Добрая, милосердная, умная! Да вы знаете, сколько мужчин влюблены только в одни её деяния — не говоря о красоте, подобной небожительницам! Вам так повезло, что она выбрала именно Вас, а Вы… Вы!!!       Цукаса, потеряв страх, посмотрела на чуть усмехающуюся блондинку.       — А Вы! Как Вы можете?! Ваш молодой человек так любит Вас, а Вы предпочитаете ему женатого мужчину! Пусть офицер не идеален, но помимо очевидной красоты, он — пример настоящего мужества и героизма, и готов защищать своих подчинённых ценою собственного здоровья, хотя важнее их намного больше!       Томоэ не знал, что повлияло на него сильнее — признание Цукасы о том, что она считает его красивым, или же его слова о «неидеальности» парня.       Тенрю выговорилась и тут же вспомнила, перед кем она выплёскивала свои эмоции. Даже усталость не оправдывала — только справка об умалишённости спасла бы её. Но девушка не жалела, что хотя бы попыталась пристыдить двух капитанов за оскорбления людей, которыми Цукаса восхищалась. С недавних пор Томоэ входил в этот список, а если точнее, зеленовласка «вписала» его туда после миссии в Мире живых.       Бьякуя забыл о том, что его обвинили в неверности супруги. Он повернулся к молчавшей капитанше, пронзив её взглядом, полным подозрения оскорблённого мужчины.       — Твой кто? — переспросил Кучики у жены, хотя утверждение это исходило от Цукасы. Какое-никакое весёлое настроение от сложившейся ситуации у Нацуми улетучилось, когда она услышала тон Бьякуи и уровень недоверия в нём. — Что за молодой человек? Какой ещё офицер?       Нацуми хмуро посмотрела на супруга. Она не собиралась оправдываться в том, в чём была не виновата, поэтому просто прищурилась.       Вместо женщины ответила Цукаса с меньшим запалом:       — Как какой? Наш Пятый коне… мхмхмм… ммм!       Томоэ, наконец, закрыл рот девушке, не желая больше слушать последствия своей идиотской шутки.       — Отец, мама. Простите рядовую, это моя вина.       — В чём твоя вина? — с нажимом переспросил Бьякуя, тоном голоса требуя больших подробностей. Томоэ не стушевался перед родителям, радуясь, что Цукаса в его руках замолчала и перестала дёргаться, любопытно-удивлённо слушая своего Пятого после того, как тот назвал капитанов родителями.       — Я косвенно уверил рядовую в том, что капитан Урахара и леди Кучики это два разных человека.       Бьякуя от утомления, почти сменившего его раздражение, потёр лоб. Ему даже не хотелось спрашивать, зачем сын сделал то, что сделал. И почему он вообще общается с этой рядовой, чья реацу ему опротивела ещё в первую встречу. Тогда Кучики резко захотелось оградить свою Кохэйри от этой неприятной особы, а оказалось, что беспокоиться надо было о наследнике клана.       Капитан уже было повернулся к жене, но наткнулся на холодную ярость в её глазах. Эта ярость была адресована именно ему — Бьякуе. Мужчина уже хотел коснуться супруги в каком-нибудь примирительном жесте, но та резко отошла к дальнему окну кабинета.       — Вышли. Все, — приказала женщина едва ли не шёпотом. От необычной реакции этой практически всегда весёлой женщины Цукаса вздрогнула.       Бьякуя окликнул жену.       — Нацу.       — Вон! — она повысила голос. Это нельзя было назвать криком, но так громко Нацуми не говорила с семьёй уже очень давно.       Томоэ знал, что ничего хорошего такое поведение матери не сулит. Он взял рядовую за локоть и едва ли не выволок вслед за собой из рабочего помещения родительницы. Бьякуя остался с женой. Они о чём-то недолго разговаривали, после чего мужчина тоже вышел, окинул леденящим взглядом сына и девушку рядом с ним, а потом направился прочь из штаба третьего отряда.       — Она сегодня ночует не дома, — только и бросил капитан сыну. Томоэ кивнул сам себе.       Осознание того, что Нацуми являлась леди клана Кучики, пришло к Цукасе уже тогда, когда полностью опустошённа она зашла в свою комнату в бараках. Канаэ уже спала, на её прикроватной тумбе лежала маленькая белоснежная роза, которую рыжевласка даже не заметила из-за усталости. Тенрю пошаркала к своей кровати, пытаясь максимально тихо улечься на постели. Мысли о Нацуми заполнили её голову, и тогда Цукаса по-другому взглянула на свою капитаншу.       Кому-кому, а ей зеленовласка эгоистично доверяла роль своей кумирши, будто бы это зависело от рядовой. Капитан Урахара, служащая под своей девичьей фамилией, сильная духом женщина. Она благородная, в меру жёсткая, истинно добрая и действительно очень и очень красивая. Цукаса раньше не задумалась о женской прелестности, но вдруг поняла, что Нацуми была милее всех, кого она встречала. Это могло объясняться слухами о том, что в жилах леди Кучики текла кровь от небожителей. Поразмыслив ещё, она заметила некоторое сходство между этой женщиной и её детьми — Томоэ, Падме и, судя по всему, Кохэйри.       Кохэйри! Вот почему она так похожа с Нацуми! Если подумать, дочь была полной копией своей родительницы. Оденься бы капитан Урахара как её чадо, заплетясь и намажься косметикой, женщина если не затмит, то станет равной красоте Кохэйри. Словно две небожительницы. Да и с Падме была бы та же история. Да что там с Падме — с Томоэ! Если, конечно, он согласится нарядиться в одежды противоположного пола и одобрит «оштукатуривание» лица различными средствами по улучшению красоты.       Цукаса едва ли не завыла из-за своей слепоты. И этот Пятый водил её вокруг пальца, как новорожденного ребёнка, только открывшего глаза! И, спрашивается, зачем? Чтобы посмеяться над глупой девочкой!       Тенрю заскрежетала зубами.       А она его ещё красивым называла…