Страх всегда притягивает именно то, чего ты боишься. Виктор Пелевин
Нацуми отложила перо в сторону и устало потёрла переносицу. Рука уже ныла от заполнения отчётов, хоть их бумажное количество заметно сократилось. В основном все они теперь были электронные, но важные моменты дублировались на свитках и заносились в архив. А описание зачистки враждебных существ в месте размытия границ между мирами, к сожалению капитана третьего отряда, было очень важно. Прошло уже шесть месяцев её пребывания здесь. Многие из отряда по уничтожению пустых и низших демонов вернулись в Сейрейтей, а на их место пришли другие синигами из Готея. Кира и Ичимару ещё на второй месяц были отосланы капитаном, чтобы в третьем отряде был хоть какой-то порядок без его высшего офицера. Как-то на две недели в расположение леди Кучики даже прибыл её сын. Он много рассказывал о том, что происходит в столице и в их поместье. В его разговорах не редко всплывало упоминания Цукасы и историй, связанных с ней. После почти прямого вопроса от родительницы, парень признался, что испытывает определённую симпатию к этой девушке. — Матушка? Приоткрыв занавес, отделяющий палатку капитана от внешнего мира, Падме заглянула внутрь. Нацуми подняла на дочь печальный и усталый взгляд. Дополнительной причиной для её беспокойства стало то, что Бьякуя всё же заставил супругу взять на задание их старшую из двух дочь. Юная леди Кучики вот уже полгода живёт в полевых условиях среди офицеров Готея-13, она уже почти забыла о том, что такое мягкая кровать, вкусная еда и всегда чистая и выглаженная одежда. Несмотря на то, что лицо Падме чуть осунулось, да и сама девушка выглядела уставшей, офицер шестого отряда ни разу не жаловалась на трудности затяжной миссии. — Проходи, милая, — выдохнула Нацуми, убирая отчёт в специальный футляр для свитков. — Чай хочешь? — Не откажусь. Падме села за стол напротив матери и сама принялась разливать из чайничка горячую жидкость по чашкам, которые достала капитан. Девушка видела, что у родительницы еле двигались руки — так сильно она устала. — Вы проделали огромную работу, матушка. И совсем скоро она закончится. Вы наконец-то вернётесь домой. И у нас всё будет хорошо. — Ты ведь тоже устала, детка, — Нацуми выдавливала из себя улыбку из последних сил ради своей дочери. — Если бы я могла, я бы запретила тебе идти со мной. Твой отец навязал тебя мне, не оставив право выбора. Падме поджала губы, пряча досаду за чашкой, когда отпивала её содержимое. Нацуми сняла с себя перчатки и хаори, аккуратно складывая их, и ослабила свой пояс, выдыхая. Офицер из шестого отряда в который раз проследила за шрамами матери, подмечая, что они всё те же — без изменений. — Вы что же, — Падме с еле слышным стуком поставила чашку на стол, — не рады мне? Она говорила медленно, с опаской, будто боясь услышать ответ. Нацуми покачала головой, потянувшей к своему чаду, и накрыла ладонью ладонь юной Кучики. На её лице снова мягко расцвела усталая, но всё равно добрая и нежная улыбка. — Ну как я могу быть не рада своей доченьке? Женщина слегка потрепала Падме по её милой щёчке. Но вдруг её лицо перестало быть наигранно счастливым (хоть и весьма плохо наигранным). Нацуми убрала руку и села обратно, скосив взгляд в сторону фонаря. — Но и как я могу быть рада, когда ей угрожает опасность? У Нацуми даже глаза заблестели. Она подняла голову, стараясь не дать слезам потечь по щекам. Когда ей это удалось, женщина готова была вновь смотреть на Падме. — Иногда я жалею, что ты не такая, как Кохэйри, — Нацуми видела, как после этих слов выражение лица дочери на миг изменилось, будто ей в спину вогнали нож. — Знаю, тебе кажется, что мы с отцом больше любим её, чем тебя, но это не так. Просто… — Она принцесса, а я воин, — вдруг позволила себе Падме перебить мать, злобно усмехаясь. — Да-да. Нацуми продолжила свою мысль, не позволяя своей старшей из дочерей ещё больше погрузиться в свою обиду. — Она самая настоящая девочка. Нежненькая, ранимая, воздушная. А ты не такая. Ты как я. Падме вдруг резко вскинула голову, вперившим взглядом в родительницу. Она никак не ожидала, что хоть немного похожа на мать, и даже сильно переживала по этому поводу. А теперь Нацуми прямым текстом ей говорит такое. Ещё и улыбается. Что может быть приятнее? — Ты мужественная, храбрая, волевая, решительная. И это неплохо. Но порой ты слишком мужественная, слишком храбрая. Это заставляет меня очень сильно волноваться, — улыбка Нацуми растаяла, освобождая место для выражения лица, отражающей тревогу. — Я хочу доверять твоей силе, стараюсь не обижать тебя своим беспокойством. А как мама просто ненавижу себя за то, что допускаю такие ситуации, когда тебе приходится проявлять все эти ну не девичьи качества. Именно поэтому я не хочу, чтобы ты убивала монстров, рискуя собой, носилась по мирам, исполняла чьи-то приказы, точно робот. А хочу, чтобы ты просто сидела дома, выбирала наряды на утро, день и вечер, ухаживала за бонсаем, делала икебаны, рисовала, пела, играла и просто делала то, что тебе нравится. — Но это мне нравится, матушка, — порывисто отвечала Падме. — Бегать, убивать, исполнять. Хотя убивать, конечно, никому не нравится. Обе Кучики почти весело усмехнулись. Офицер продолжила говорить: — Но помогать беззащитным. Следить за порядком. Защищать мир. Это делает меня счастливой. Самой собой. Просто я такая. Прости, если это тебя обижает и тревожит. — Да. Ты такая, — Нацуми кивнула, вновь вернув ту самую улыбку. — И тебе не надо извиняться за это. Я люблю тебя такой, какая ты есть. — И отец тоже? — словно недоверчиво спросила Падме. Нацуми снова кивнула. — И отец тоже. Папа очень любит вас — тебя, Томоэ и Кохэйри. — И тебя. — Угу, — согласилась леди Кучики, на самом деле желая верить в утверждение дочери. — И меня… Снаружи послышалась возня, которая вскоре переросла в чьи-то оживлённые крики. С каждой секунду количество вопящих от страха и столь же громко отдающих приказы увеличивалось. Когда Нацуми, нахмурившись, поднялась вместе с дочерью из-за стола, намериваясь проверить причину такого переполоха, в палатку капитана забежал её подчинённый. Её шихакушо было всё в крови, сам парень был бледный, словно увидел саму смерть. — Капитан… на нас… напали… Отчитавшись дрожащим голосом, офицер упал на землю без сил. Нацуми быстро схватила свой занпакто, лежавший у стола и рванула прочь из палатки, совершенно позабыв о своей усталости.***
С утра на Цукасу напало отвратительное чувство беспокойства и бессилия. Все эти шесть месяцев она каждую ночь уговаривала себя, что миссия её капитана проходит успешно и что с госпожой Кучики ничего не случилось. На фоне этой тревожности Тенрю стала всё больше и больше проводить время с Пятым. Девушка часто подходила к нему, чтобы узнать новости о матери офицера. А Томоэ не упускал шанса побыть в её приятной компании. Как-то даже юноша подарил ей миленький цветочек, которым девушка украсила волосы. Лишь вечером от Акаге она узнала, что это было редкое растение — неувядающая белая незабудка, которая стоит просто бешенных денег. Канаэ так же рассказала, что даже срезанный стебелёк можно поставить в воду, и он пустит корни. Цукаса так и сделала, чтобы потом посадить цветочек в горшок, как вечное напоминание этого милого знака внимания от Томоэ. Тенрю знала, что влюбляется. Ей было страшно, особенно после слов капитана Урахары о том, что её сын мог просто играться с новой милой девушкой. А ещё Бьякуя продолжал испепелять рядовую взглядом почти ненавистным — нетрудно догадаться, что мужчина будет сильно против даже призрачной перспективы романтических отношения единственного сына и подчинённой супруги. Но Цукаса никак не могла запретить себе нежное чувство, семена которого Томоэ поселил в её сердце с самой первой их встречи, и которое теперь разрослось так сильно, что заняло теперь уж даже мозг. Иначе как объяснить то, что девушка не переставала думать о пятом офицере третьего отряда? Канаэ видела эти страдания подруги. Чувствуя определённое бессилие в том, чтобы ей помочь, девушка злилась. Определённые неудобства также причиняло странное поведения капитана Хицугаи, который продолжал тайком подбрасывать девушке белые розочки в комнату, но словно избегал с ней встречи. А вот Мацумото даже очень сильно их искала, и даже пару раз смогла напоить Канаэ. А ведь у девушки очень высокая толерантность к алкоголю — она почти не пьянела. В основном в таких состояниях Акаге жаловалась лейтенантше на странное поведение её капитана и даже немного плакала от такой неопределённости. Канаэ чувствовала что-то необъяснимое к Тоширо, что-то сильное и словно позабытое. Кроме весьма привлекательной внешности и характера истинного мужчины и лидера. У Хицугаи была определённая холодная харизма. А то, как он смотрел на Акаге… С тоской в глазах и будто бы желанием излить душу, которая многие-многие годы кровоточит и болит. Что же за тайну он хранит? И почем не поделится ею с Канаэ? В общем, обе подруги находились в странном подвешенном состоянии. Обе искали встречи с беловласыми офицерами и обе не удовлетворялись результатам своих усилий. Цукасе всё казалось мало и неправильно, а Канаэ просто не могла и на минуты задержать Тоширо для хоть какого-нибудь разговора — юноша ограничивался простым «привет-пока». Девушки как раз шли по пустынным улицам Сейрейтея, вроде как патрулируя их, когда им навстречу из сюмпо вышли капитан Хицугая и его лейтенант. Тоширо задержал взгляд на Канаэ, которая обиженно отвернулась, а вот с Рангику радушно поздоровалась, отвечая на её широкую искрению улыбку своей, немного деланной. — Лейтенант Мацумото, Вы куда-то спешите? — поинтересовалась Акаге, не решаясь напрямую обращаться к Хицугае (юноше пришлось остановиться в нескольких шагах от девушек, так как его подчинённая тоже прекратила движение). А ведь Канаэ испытывала странное желание знать, где будет находиться Тоширо, пусть девушка к нему больше не подойдёт первой. — Ага, — беззаботно отвечала Рангику, не совсем показывая своим видом, что ей куда-то срочно надо идти. Она бросила в начальника хитрый взгляд, и Хицугая ответил ей кислой моськой. — Вчера должен был вернуться отряд вашего капитана, но она отчего-то задержалась. А час назад один из её подчинённых прибыл с отчётом по миссии. Сотайчо собирает всех капитанов и лейтенантов — наверное цветочек… точнее капитан Урахара нашла что-то важное, от этого и не пришла. — По крайней мере, мы просто надеемся, что нам объяснят, почему Нацуми задержалась, — вдруг подал голос Тоширо, на самом деле просто желая обратить на себя внимание Канаэ. Девушка действительно мельком взглянула на него, но тут же отвернулась. — Вы же потом расскажите нам о причине её задержки, если она станет известна? — взволнованно с надеждой спросила Цукаса, и Рангику ответила согласием. Попрощавшись с рядовыми, Мацумото ушла вслед за капитаном, который за миг до того, как рыжевласая лейтенантша примела сюмпо, растворился в своём мгновенном шаге. Свечерело. Цукаса и Канаэ вернулись на территорию отряда, чтобы отчитаться по результатам патруля. Хицугаю и Мацумото они больше не видели, отчего волнение Тенрю возросло и передалось её подруге. Так они шли по дорожке, пока не увидели Пятого, к которому, собственно, и направлялись. Цукаса шумно выдохнула, собираясь с силами. Томоэ, как назло, при виде девушек начал улыбаться своей этой очаровательной улыбкой, не сводя взгляда с Тенрю и словно не попеременно забывая о её подруге. Тем не менее, именно Акаге рассказала о весьма скучной проделанной работе, после чего офицер Кучики разрешил составить отчёт утром и передать его ему (а не Ичимару, как требовалось от всех патрулирующих). Только Томоэ хотел предложить проводить девушек (а скорее определённую из них) к баракам, а Цукаса — спросить о новостях о капитане, как кто-то из первого отряда по громкоговорителю передал сообщение. — Внимание! Внимание! Срочное сообщение для всех! Сегодня утром от отряда, посланного шесть месяцев назад к размыву границ между мирами, прибыл посыльный с новостями! Неделю назад на отряд напали меносы и демоны! Двенадцатый офицер третьего отряда Кучики Падме упала во время боя в размыв! Она объявлена пропавшей без вести! Остальной отряд разбит! Никому не удалось спастись!!! Повторяю! Внимание! Внимание!.. У Цукасы подкосились ноги. Девушку поймала Канаэ, которая видела, что Томоэ не может оказать помощь её подруге. Сам парень стоял ни живой, ни мёртвый, а его лицо почти сравнялось цветом с его волосами. Шокированный взгляд был направлен в пустоту. В голове у обоих билась громче набата одна мысль: Никому не удалось спастись!!!