…какая-то часть тебя уходит с тем, кого ты потерял, ведь дружба — это как любовь. Лучше ни к кому не привязываться, слишком это рискованно. Марк Леви «Похититель Теней»
Два раза в день заключённых кормили. Утром — безвкусная похлёбка, состав которой Падме знать не хотела, а вечером — полусухой хлеб и стакан воды. Не смог поесть (спал или просто отключился) значит не поел. На следующий день после знакомства с Исбэль арранкаршу забрали. Больше Падме не видела её. Отныне синигами не с кем было говорить — остальные заключённые в этом секторе не особо шли на контакт. Кучики погрузилась в многодневное молчание, которое медленно сводило с ума. Когда Диего Серрано вместе со своим помощником пришёл в следующий раз, девушка готова была его умолять выпустить её на арену. Может, тогда-то она получила бы хоть какие-нибудь сведения об этом месте и смогла бы понять, как отсюда выбраться. Впрочем, Серрано и так пришёл именно за этим. Он объявил, что через два дня синигами отправиться на свой первый бой, и ушёл. Утром за Падме пришли две арранкарши. Обе красивые, ладненькие, но в слишком откровенных одеждах. Служанки. Они ничего не говорили, только забрали офицершу и повели куда-то по длинным коридорам, освещаемым факелами. Вскоре Кучики оказалась в шикарно обставленной комнате с большой, просто огромной кроватью, красивым интерьером и позолотой почти везде. Служанки потянули пленницу в ванну, где раздели, помыли разными пахучими маслами, кремами и шампунями, а затем принялись сушить несколькими полотенцами сразу. Падме нарядили в полупрозрачный красивый халат с узорной вышивкой. После этого арранкарши оставили девушку. Кучики быстро поняла, что это что-то вроде последнего желания бойцов. В шкафах много богатой и красивой одежды. Постель так мягка, что Падме едва не провалилась в сон, только присев на неё. А какой тут был запах! Просто кружилась голова от счастья, что здесь не та смрадная вонь, словно в сточной канаве, которая стояла в камере. Дверь снова открылась. Внутрь вошёл Бруно. Он отчего-то поздоровался с девушкой и даже спросил о её самочувствие. Кучики гордо выпрямила спину, ровно сев на кровати, где минуту назад перекатывалась с одного бока на бок, проверяя мягкость. — Что тебе нужно? — решила не отвечать на вопрос Падме, задавая свой. Бруно никак не отреагировал на грубость. — Я пришёл рассказать Вам о Вашей дальнейшей судьбе. Сегодня вечером за Вами придут служанки, чтобы отвести на ужин бойцов. Там вы сможете познакомиться с теми, кто завтра будет сражаться на арене за право жить. Победите — вернётесь в эту комнату. Нет — умрёте. Всё просто. — А как же Исбэль? — недоверчиво спрашивала Кучики. — Она победила дважды, но всё так же сидела в камере. — Исбэль была груба с господином Серрано и её благодетелем, который изволил купить эту рабыню. Господин Серрано отправил её в камеру, чтобы она одумалась и поняла, как ей повезло. Когда Исбэль всё осознала, покупатель забрал её к себе. Поверьте, сейчас у неё лучшая жизнь. Падме недовольно поджала губы. Она бы поспорила насчёт лучшей жизни, но теперь точно не знала, можно ли грубить этому Бруно? Или же он тоже способен отправить её в то ужасное место за решёткой. Варгас это заметил и усмехнулся. — Не волнуйтесь. Многие, кто был на Вашем месте, вели себя ещё строптивее. Так что злитесь себе на здоровье. Можете даже что-нибудь разбить. Я не стану рассказывать о Вашем дурном характере. Но советую вам приберечь энергию для боя. Она Вам понадобится. — Что за монстр станет наблюдать за тем, как люди убивают друг друга? Что это за развлечение для чудовищ? — Мне нечего Вам сказать по этому поводу, — спокойно отзывался Варгас. — Хорошего дня. Проведите его с умом. Возможно сегодня последняя ночь в Вашей жизни. С этими словами Варгас вышел. Падме, скрипя зубами от злости, пнула тумбу, что стояла рядом с кроватью, и тут же зашипела от боли и досады. Из лавандовых глаз полились злые слёзы.***
Двери, конечно же, были заперты. Большие такие толстые двери с надёжным замком. Кучики не могла не проверить и не толкнуть их, даже пнула несколько раз. Окон не было, комната освящалась лампами. На стене висела какая-то живая картина, на которой были показаны места Уэко-Мундо: дворец Галлеи, города Пустоши, какие-то богатые помещения и арена Логова. Изучив её, девушка поняла, что она выглядит едва ли не точь-в-точь, как Колизей. Вечером те служанки вернулись. Они переодели Падме в чёрное платье, которое едва прикрывало интимные места, нанесли на лицо тонну косметики, уложили волосы и велели идти за ними. Синигами старательно запоминала коридоры и пути, которыми она успела по ним пройти. Кучики привели в большую роскошную залу. Здесь было много столов, ломившихся от еды, и людей. Кто-то танцевал, кто-то разговаривал, кто-то смеялся. Падме объявили как «Бойца №5. Кармен». Никому здесь не было интересно её настоящее имя. Послышались аплодисменты, после чего девушке надели на руку браслет с номером пять и велели веселиться и радоваться. Падме видела в толпе других, с номерами. В основном арранкары, но были и те, у кого не было видно маски пустого. Демоны и ёкаи, населявшие Земли Народов Ада. Так как Кучики здесь была впервые, с ней мало кто знакомился — лишь присматривался. Она провела вечер почти в полном одиночестве, но в итоге девушке удалось узнать то, что она не будет сражаться с кем-то из других бойцов. Новичков выставляют против пустых или низших демонов. Ночью Падме следовало бы предаться чёрным мыслям, но кровать была слишком шикарна, чтобы не провалиться на ней в глубокий сон. А проснувшись, Кучики чувствовала себя просто прекрасно. Вечером она и поела, и попила вдоволь, а ночью отоспалась. Чего ещё можно желать? Синигами вдруг задумалась о смене приоритетов, связанных со сменой условий жизни, когда двери отворились. Всё те же служанки пришли, чтобы переодеть её в откровенный кожаный костюм. Они отвели Падме в помещение, из которого можно было попасть прямо на арену через врата, закрытые решёткой. Всё это время все жители Логова, которых видела девушка, находились под землёй. Вот почему тут не было окон. Только в тюремных камерах под самым потолком были зарешёченные прямоугольные дыры. Кучики завели в клетку и велели ждать в ней своего выхода. Падме, было, снова погрузилась в свои мысли, но тут её позвали. — Офицер Кучики? Она дёрнулась, резко оборачиваясь. В соседней клетке сидела девушка: без маски, без рогов, без ушей и хвоста. Простая девушка. Присмотревшись к ней, Кучики вдруг поняла — это была синигами. — Да… — подозрительно откликнулась Падме. — Это я. — Как я рада, — девушка улыбнулась. — Я двадцатый офицер четвёртого отряда. Момо Шинохара. — Я помню тебя! — голос Падме звучал оживлённо и суетливо. Она была счастлива увидеть землячку. — Ты была в отряде моей матери. Что ты тут делаешь? Тоже попала в размыв? Момо кивнула и рассказала, как она, из-за взорвавшегося рядом с ней серо, упала в этот разрыв между мирами. Офицерша оказалась в пустыне близ того городка, где нашли позже Падме. Синигами попыталась куда-то пойти, но только не в город — боялась встретиться с арранкарами (а они не жаловали братию Готея). Но Шинохару схватили сразу же, едва та отошла на полкилометра от закрывшегося размыва. Шинохара была первой. Первой должна была выйти на арену. Новичком решили разогреть толпу. Когда пришло время, её вывели из клетки, вручили обычную катану и велели пройти через раскрывшиеся для неё врата. Падме впервые искренно молилась небожителям во спасение жизни Момо. Она знала, что просьбы ничему не помогут, лишь собственному успокоению. Кучики не могла ничего делать для Шинохары, которую не уберегла ни в первый раз во время бойни, ни сейчас, когда девушку повели сражаться на потеху публике. Толпа снаружи ревела, улюлюкала, ликовала, ахала. Вскоре раздались особенно оживлённые крики. Кучики не поняла, выиграла ли синигами — её не привели обратно. Но и тела девушки Падме не видела, а значит, что Момо вполне могла победить. Рвано выдохнув сквозь сжатые зубы, офицерша стала ждать своей очереди.***
Моя очередную тарелку после общего обеда, Канаэ подозрительно смотрела на подругу. Цукаса, находясь в прострации, вытирала вымытую напарницей посуду полотенцем. Её взгляд был направлен куда-то в пустоту. — Эй, — позвала Акаге, когда скопленные рядом с ней тары уже мешали ополаскивать другие. — Ты трёшь её уже минут пятнадцать! До Тенрю не сразу дошло не только то, что имеет в виду подруга, но и вообще то, что она что-то сказала. Зеленовласка посмотрела на Канаэ, моргнула, затем ещё раз, и, наконец, опустила тарелку, о которой и говорила напарница. Цукаса суматошно взяла следующие, начав работать куда быстрее. Но Акаге просто так пропустить этот эпизод не смогла. Она ещё вчера вечером заметила, что подруга вернулась в палатку какая-то взбудораженная, покрасневшая и чересчур, даже для самой себя, суетливая. — Что случилось? — Пятый меня вчера поцеловал, — вдруг выпалила Цукаса, зажмурившись. Ей даже страшно было смотреть на подругу. — Ого, — только и прозвучало практически безэмоционально. Тенрю вопросительно посмотрела на Акаге и её непростительно незаинтересованное выражение лица. Рыжевласка отвернулась, продолжив мыть посуду. — И что? — Не знаю. Я сбежала. А сегодня мы ещё не виделись. — Ну ты хоть врезала ему? — За что? — удивилась Цукаса. За что Канаэ желала ей смерти? Ударить Пятого — лишиться как минимум пальца. Тем более, сейчас члены клана Кучики пропадают слишком часто, и за ними смотрят и присматривают все, кто не умер и не глуп. — За то, что без спросу со своими губёшками к тебе полез. Акаге сымитировала своими губами момент, когда они вытягиваются для поцелуя. Цукаса всё ещё пребывала в небольшом шоке, поэтому не закатила глаза — она принимала слова Канаэ слишком буквально. — Нет, что ты! Знаешь, я была не против. Но сейчас возникло такое странное чувство неправильности. Он ведь наследник благородного клана, а я сирота из Рукона. — И что? — вновь повторила свой излюбленный вопрос Канаэ, взглядом заставляя подругу приступить к своим прямым обязанностям, которым никак не помешает их разговор. Цукаса ведь снова забросила обтирание вымытой посуды. — Факт того, что у тебя нет родителей и родовитости, делают тебя плохим человеком? — Боюсь, мало быть хорошим человеком, чтобы быть достойным Кучики… Цукаса глубоко вздохнула. Её никогда не волновал собственный статус в социальной иерархии. Она была практически довольна своей жизни. Вот бы ещё родителей найти и понять, почему её бросили? Тенрю точно знала, что «пришла» не из Мира Живых. Как и её подруга Канаэ. Но вот Акаге не интересовали кровные родственники. Цукасе иногда казалось, что эту девушку вообще ничто не интересует. У неё не было цели в жизни. Акаге всегда и везде шла за Тенрю. А если сама Тенрю не хотела, чтобы за ней кто-нибудь шёл, то рыжевласка оставалась на месте, словно персонаж-статист в игре, который замер, когда от него отошёл главный герой. Но сейчас Канаэ словно ожила. Ненамного, но перемены были видны. Иногда она поздно возвращалась в их общую комнату. Иногда куда-то уходила во время обеда. И выходные перестала проводить в бараках в компании работающей подруги. Даже напивалась несколько раз с Мацумото. Тенрю подозревала, что причина кроется в капитане Хицугае. Она и сейчас видела, как Тоширо то и дело смотрит в сторону Канаэ. Сам юноша стоял в нескольких десятках метрах от них и разговаривал со своими офицерами. Акаге делала вид, что не замечает его взглядов, а сама уже яростнее стала тереть губкой бедные кружки. — Знаешь, — снова заговорила Цукаса, — я тут подумала, почему у всех детей клана нет романтической пары? Они все красавцы, словно на подбор: Томоэ, Падме, Кохэйри. Ичика уже давно под ручку с Казуи ходит, но они-то оба, как ты сказала, «родовитые». А капитан… она ведь тоже из благородной семьи. Её мама — дочь клана Касумиоджи. Канаэ задумалась, машинально посмотрев на Тоширо. Она не отдавала себе отчёт в том, что не отворачивается, даже когда капитан тоже бросил на неё взгляд и, поймав ответный, зафиксировал зрительный контакт. Сперва девушка думала о том, а достойна ли простая рядовая родом из приюта в Руконгае капитана-вундеркинда, а затем осознала, что нечего и гадать. Если у Хицугаи и был ранее какой-то интерес к ней, то сейчас он полностью пропал. Иначе почему он отвернулся первым, а теперь и вовсе уходит? — А ты знала, что первая жена капитана шестого отряда была сироткой из Рукона? — произнесла Канаэ, принимаясь вытирать руки — свою часть работы она уже сделала. — Такой же, как мы. Цукаса даже замерла от удивления на несколько секунд. — Н-нет, не знала. У него была жена до госпожи Нацуми? — Ага. Родная сестра капитана Абараи. — Откуда ты знаешь? — Лейтенант Мацумото рассказала, — Канаэ произнесла это так просто, словно в том, что рядовой со стажем службы меньше полгода что-то настолько важное и удивительное рассказал лейтенант, не было ничего удивительного. — Весь клан был против этого брака, но капитан Кучики никого не послушал. Они были женаты до того момента, пока та госпожа Кучики не умерла. — Какой ужас… Цукаса вдруг задумалась. Бьякуя не разводился со своей первой женой. Она почила, но не любовь мужчины к ней. Может поэтому в отношениях со второй супругой у него был такой сильный разлад? Был… Но потом Тенрю вспомнила о другом. О том, как сейчас выглядит капитан Кучики. Безмолвный, жёсткий, холоднее себя прежнего, отстранённый от мира сего. Он определённо любил Нацуми, хотя, возможно, и не понимал, как сильно, пока не потерял. Или просто за годы совместной жизни забыл это, а чувства сокрылись под пеленой быта и перестали сиять ярко.