***
Чимин забросил ноги на диванные подлокотники. Лежал, сверлил без особой надобности своими бисеринками потолок. День близился к обеду, радуя диковинной погодой. Пиксель писал круги вокруг своего лотка. Первое время Пак, словно раненный, выл по ночам, свернувшись в клубок. А пес лишь засыпал под крючком, на котором висело пальто прошлого хозяина. Граница между днем и ночью оказалась безжалостно разрушена. Когда не было смысла делить сутки на составные, его части казались схожими и неживыми. Чимин долго отсутствовал. Он бродил где-то внутри собственного сознания, погружаясь в воспоминания. В те дни, когда реальность становилась невыносима, ностальгия оставалась единственным из доступных спасением. Ему не нужен был адерол и старая-добрая тридцать третья, ему хватало собственного горя, что стояло комом в горле, перекрывая кислород. Единственное, что было способно его поднять с постели — даже не собственная нужда, а данное им обещание — уход за собакой. Пиксель вырос в приличного пса с острыми клыками. Они друг друга так и не полюбили, но по воле судьбы стали самыми родными на этой планете душами. Иногда Чимин очень надеялся, что Пиксель умрет по воле несчастного случая, а он наконец освободится от бремени. За те два года, что Чимин не покидал квартиры, весь привычный современный мир утопал в кризисе. Подавляющая часть рабочего класса просто отключилась, закрыла навеки глаза, опустив холодные головы к земле. Андроидов массово переплавляли, в следствии расследования на «Соуль-интерпрайз» наложили санкции. Ли, впав в депрессию, съехал в свой пятиэтажный особняк на окраине Занда, а людям пришлось самим разрезать себе по утрам колбасу, убирать за домашними питомцами и переключать каналы. Весь город словно поставили на тихий режим, а его жители наконец обрели рабочие места. В социальных сетях этот период прозвали: «2222: Перезагрузка». В ладони как раз щелкнула кнопка пульта. Телевизор вторгся в безмолвную жизнь Чимина и Пикселя сводкой новостей. — Бывший премьер-министр Бан Шихек, заключённый в государственной тюрьме Ккум-тощи, подвергся нападению со стороны сокамерников, но остался жив, — сообщил новый репортер, чьи ораторские навыки не имели ничего общего с мастерством Оду-дзи. — Сейчас о его состоянии известно, что оно стабильное. О Чонгуке не известно же ничего. Никто не знал, как он там. Ему в этом городе не воздвигнут памятник, и ни одна душа не принесёт букет алых гвоздик к его подножью. Чимин бы принёс всего себя, да только, опять же, некуда. Он больше не прогнозирует иные исходы, не пишет сценариев к тому, как сложилась бы их жизнь, не уйди Чонгук в ту ночь. Его терзал лишь один вопрос: неужели ему нужен был повод, чтобы признаться в любви? Он боялся, что если признает, что есть в этом мире что-то его сердцу родное, как он этого тут же лишится. Как говорится, чего боишься, то и получаешь. Он смирился, наверное, лишь спустя полтора года. Его легкие устали лопаться под утробным плачем, а сознание улавливать в воздухе возможность чужого появления. Когда Чимин видел детей, которых не оставили когда-то у дверей приюта, он думал, что их всех спас именно Чонгук; когда он видел людей, что строили дома и изучали медицину, а не посещали дно дворца с массивными колонами с целью удовлетворить своих похотливых червей, он думал, что это все для них сделал Чонгук. Он, действительно, стал богом. Не только для тех, кто молился на Аспан, но и для всех, кто в него никогда не верил. Дети тогда оказались правы, даже если сам Чимин в свою правоту не верил. Он плохо помнил тот день, как и весь, впрочем, последующий год. Его тогда оттянули от Чонова тела и закрыли под арест на время расследования. Где-то в памяти раздавались голоса людей поважнее Шихека, которые все это время сидели в тени. Им тоже нужен был скандал, чтобы, раздосадовано качая головой, взять все в свои руки. Чимин помнил, как ему после обыска вернули квартиру, как обеспечивали первое время всем необходимым. Как все осознали значимость единства, оставив его совсем-совсем одного. Пак лежал на диване и смотрел на все те вещи Чонгука, что он намеренно не убирал: пальто, которое всё еще хранило в себе ощущение присутствия, зажигалку с гравировкой, кружку со следом его губ. Чимин прикасался к ней своими и долго не мог себя успокоить. Его парень стал героем. Безымянным. Вторым Странником. Новости о реконструкции здания суда и выход новых грузовых транспортов «Аркайв» с системой распознания живых объектов вдруг прерывала вибрация телефона. Чимин заряжал его только ради одного звонка. Ради того, чтобы в один день из трубки голосом Намджуна раздалось заветное: — Приезжай.***
Здание Аркайв прилично разрослось за последние пару лет. Особенно после того, как городу понадобились устройства для поиска и уничтожения неликвидного металлолома. У Ким Намджуна появился свой кабинет и еще несколько клавиатур к исполинскому монитору. На нем медленно плелся код, словно искал выход за пределы компьютера. В правой стороне от лабиринта чужой памяти столбики циферка за циферкой собирались в Чонгука. Сердце Чимина тоже по циферкам замедлялось. — Это он? — спросил он у Намджуна не веря. — Он, — подтвердил Ким с довольством на лице. Из кабинета открывался вид на отстраивающийся Ккум-тощи. На директоре была кашемировая водолазка с легкой жилеткой поверх. Чимин одевался наспех, натянув первую попавшуюся под руку футболку. В таком виде он ощущал себя отшельником среди солидной молодежи. Впрочем, ему недавно исполнилось тридцать и в список молодых проход ему впредь был наказан. Код по-прежнему куда-то полз. — Почему он ползет? — спросил он. — Думает. Чимин нагнулся ближе, всматриваясь в полосу пытливой жизни: — О чем? Намджун указал на клешню, водящую пальцем по шифру Брайля в углу своего кабинета, на которую Чимин поначалу даже не обратил внимания. На столе перед ней лежал учебник, а кривая рука двигалась из стороны в сторону, поглаживая страницы. — А можно понять, что именно? — Это все закодировано, разве что ты не научишься моментально визуализировать код. — А что если запросить? — предложил Чимин. — Как в гугл: ты описываешь, а оно выдает тебе изображение. — Точно, — Ким вдруг подтянулся к столу еще ближе. Затем Намджун недолгое время возился с всплывающими окнами, клавиатура трещала, а Чимин дышал быстро и часто, как, наверное, не дышал уже очень давно. — Например, — с энтузиазмом произнёс Намджун, — возьмем… вот это — от сентября 2222-го года. На мониторе всплыл… Чимин даже не сразу осознает, что именно. Дом на мысе Рас-Асейр. Немного кривой и безжалостно позабывший о перспективе, но… их дом. — Это дом нашей мечты, — Чимин коснулся рисунка, по оголенным пальцам пробежал шипучий ток. — Он видел дом, о котором я расскажу ему лишь после. Как такое возможно? Хотя, такого цвета крышу. — Голос дёрнулся, как лопнувшая струна, и глаза залила пелена тоски. — Такой цвет я не хочу. Чимин посмотрел на клешню, в которой был заточен его любимый человек, и ему хотелось припасть к ней, как к единственному оставшемуся источнику чистой воды, и благодарить за то, что она просто есть и просто что-то там вычитывает в книге для слабовидящих. — Его можно поместить в новое тело? — У нас модели… тебе не понравятся, — Намджун посмотрел на клешню и был готов рассмеяться. — Разве что тебе не претит спать с машинами для очистки улиц. — Я знаю, к кому надо обратиться, — Чимин вдруг подпрыгнул и направился к выходу из просторного кабинета. — Встретимся вечером, хорошо?***
В особняк бывшего директора «Соуль-интерпрайз» его пропустили без особых проблем. Недолго разглядывали ужасающее состояние тела, прицекнули и, связавшись с кем-то по рации, пропустили. До заднего двора его проводила пожилая женщина в форме, которую обычно носят именно те, кто провожает гостей до заднего двора. — Как поживаешь, Чимин? — спросил Ли, не шевелясь. Он лежит на своей тахте и сквозь солнцезащитные очки рассматривал, как такой же, как и его плавки, красный сироп смешивался с водкой и тающим льдом. На краешке стакана расположилась долька ананаса. Сам же он был оголен по пояс и копна закрученных волос на груди колыхалась легким ветерком. У небольшого бассейна напротив играли трое: двое детей и нескладная женщина, которая за теми не поспевала. Она смеялась как-то неестественно, но детей это, казалось, совсем не смущало. — Сойдет, — ответил Пак рассеяно, впервые замечая насколько сегодня солнечный день. — Мне кажется, я знаю зачем ты здесь, — Ли припустил очки и улыбнулся Чимину глазами. — Очевидно, не для того, чтобы выпить вместе со старым знакомым пару коктейльчиков. Чимин присел на соседнюю тахту: — Я заметил, что вы брали замеры с него, когда мы шли вдоль галлереи с картинами. — Мда-а, изумительная была коллекция, — перебил его Ли. — У вас ведь всегда был ваш персональный цех? Не только для Хвана, но и… — Он лишил меня работы, — снова не дождался окончания мужчина. — С чего бы мне тебе помогать? Мысли Чимина путались, он видел цель, но не знал, как до той дотянуться. — Это просто просьба… такая же человеческая просьба, — Пак осекся, понимая, что слова его не имели никакой значимости и направил взгляд к резвящимся у бассейна. — С того, что кому, как не вам, знать, что такое терять любимого человека. Чимин смотрел на женщину у бортика, являющуюся почти точной копией госпожи Ли. Она была лишь андроидом с любимым когда-то (если не навсегда) лицом. Он заметил это еще в тот день, когда они с Чонгуком были у Ли в кабинете «Соуль-интерпрайз». Андроид старого поколения усердно улыбался двум дошкольникам, им и этого было достаточно. Стоило предположить, что все сегодня здесь собравшиеся знают: нельзя понять всю прелесть безболезненности, не испытав до этого боли. Ли проследил за направлением чужих глаз и тихо ухмыльнулся в свой бокал, так и не сделав глотка. — Любовь — это любовь в любом случае, да, Чимин? — Я раньше не знал, что это такое, — заметил Пак. Ли тяжело взодхнул, как вздыхают обычно старые и усталые от жизни люди. Он отставил свой Апероль Шприц на стеклянный столик и с серьёзным видом произнес: — Я свяжусь с Аркайв, ты мне веришь? — Верю, — честно сказал Чимин. — И себя подлатай, — он снова расслабился и, уже не смотря на Пака, произнес. — Не позорься.***
Намджун ждал в Цапле. В годы кризиса подобные заведения мог осилить разве что директор крупнейшей кибернетической компании страны. В ресторане теперь было ожидаемо безлюдно, а официанты — молодые люди, только окончившие учебу, взволнованно бегали вокруг Кима, радуясь посетителю. Они излишне часто оглаживали Кима любезностями и трясущимися руками протягивали тому меню. Намджун держался гордо, но отнюдь не высокомерно. Чимин направлялся к столику, лишь наблюдая за тем, как билась в каждом уголке ресторана, даже полупустого, жизнь. При виде Чимина Ким заулыбался своей белоснежной улыбкой, продемонстрировав изобилие стола, которое так и просилось оказаться съеденным. Пак робко присел напротив и, не желая смотреть на еду, потянулся к выпивке. — Знаешь, — задумчиво начал Намджун, поглощая одну за другой устрицы в лимонном соке. — Я долго думал над тем, кто по итогу виноват. Чимин осушил несколько бокалов по очереди и спросил, волнуясь совсем по иному вопросу: — И к чему ты пришел? — Ли — всего лишь марионетка в бизнес структуре. Ему ничего больше не надо, как копать деньги. Он приобретал и сплавлял товар. Все ведь, в конце концов, пытаются жить для себя, — Намджун протер рот салфеткой. — Ничего катастрофически плохого он не сделал и корыстных целей не преследовал. Как у нас обычно говорят: «Бизнес и ничего личного?». Шихек… с ним все всегда было как-то мутно. Он пытался держаться на плаву, думал, что совершит подвиг, стянув всех к нам, в Ккум-тощи. — Будто нам своего мало было, — буркнул Чимин, показывая участливому официанту свой пустой бокал. — Да… — потянул Ким, — а Капитан Чон, как бы сказать правильно? Его просто ослепил страх. Рука Чимина дернулась в механическом спазме. Намджун с задором играл в «кто есть кто», а Чимину этот разговор казался бессмысленным. Столько ведь изучал людей, чтобы лишь одним ослепнуть и потерять голову. — Это его не оправдывает, — сухо и бесцветно произнёс он. — Нет, — согласился Намджун, — но он в любом случае заслуживает сострадания. Сострадание — слишком роскошная для Чимина вещь. Он поднял к собеседнику глаза, надеясь, что во взгляде читался явный на то намек. — Я получил от Ли все замеры и прочее, — спохватился Ким. — Что, прочее? — Их разработки, чертежи, планы, программы, — рука Намджуна смущенно пустилась в волосы. — Всё. Чимин проследил за довольством Намджуна и ухмыльнулся: — Вот с чего ты так его оправдываешь. — Ни в коем случае. — Ладно, — вздохнул он, подавляя бурю зарождающихся чувств у себя внутри, нельзя себя обнадёживать. — Что от меня требуется? — Время и деньги. — Этого у меня как раз чертовски много, — грустно улыбается Чимин, уже планируя отправиться за Чоновыми сбережениями. — Никогда еще не встречал любовь, противоречащую законам науки. Намджун потянулся к очередной тарелке с чем-то круглой формы на ней. Чимин откровенно не смог бы назвать и половины того, что заказал Ким. — Мне иногда кажется, — произнес Пак, — что самым главным злодеем мог бы оказаться именно ты, — он оглядел стол, новый ряд зубов и блестящие массивные украшения директора «Аркайв». — Ты единственный, кто не только ничего не потерял, но и получил с лихвой. Ким Намджун пожал плечами, в жесте читалось: «Кто знает?». — Я удалил тот отрезок, — сказал он с набитым ртом, — который мы вчера тестировали, не удержался, извини. Все-таки, — он мечтательно заулыбался. — Это уникальный код. Чимин вернул бокал на место с отчетливым звоном, несколько официантов даже озабоченно обернулись к ним. — Подожди, — он понизил голос. — Ты его почистил от… Он, получается, будет помнить все случившееся, но не в подробностях, — Чимин не знал за что ухватиться, мысли бегали в голове, словно мячики для пинг-понга. — Словно он был сторонним наблюдателем. — В теории, — Намджун снова пожал плечами, — да. — Он будет совсем-совсем уже другой человек? — Чонгук это Чонгук. Не хочу тебя огорчать, но тот Чон Чонгук, который родился, ходил в школу, играл с соседскими детьми, погиб еще мальчиком. Погиб еще в 2213-м, его уже не вернуть. Ты полюбил другого и этот «кто-то». — Пальцы показали излюбленные кавычки. — Был больше, чем человек. Чимин его уже, казалось, не слушал, в его голове бегущей строкой неслась новая почти дикая… нет, несомненно, дикая идея. — Так, значит… его можно вообще от всего дурного очистить? Намджун поднял свои глаза, которые под таким ракурсом чем-то напоминали драконьи. В них пробежала азартная искра света. — Я тебя правильно понял, — Намджун даже не жевал больше. — Ты хочешь его «переустановить»? — Этот будет тот же Чонгук, которого я знал, но без воспоминаний об убийстве, о Хване, о жизни в Кум-Тощи… — О тебе, — напомнил Ким. Чимин заметил себя в отражении принесенного к столу чайника: исхудавшего и слегка посеревшего. Тридцатник воистину господствовал на его лице. Неужто это лицо ничего не стоило забыть? — Допустим, — согласился он. — Это ведь возможно? — Ломать не строить, — Ким какое-то время думал. — Ты уверен, что ты этого хочешь? Чимина больше не мучала жажда, он наконец понял в чем его предназначение. Он почувствовал, что наконец способен был сделать хоть что-то в этой жизни правильно. — Он должен прожить настоящую полноценную жизнь, — произнёс Чимин. — Должен узнать, каково это… — Сердце отозвалось трепетом. — Когда ни о чем в жизни не жалеешь. Чонгук для него сделал слишком многое, даже если всего не уместить в слова. Благодаря Чон Чонгуку, Пак Чимину хотелось жить. Всё собой заполнит Чимин. Всё, что потребуется сделает, залечив наконец раны. Не только чужие, но и свои собственные.