Холодно.
Сыро. Отвратительно.
Кутаясь посильнее в теплый шарф, Алина судорожно пытается согреть руки о горячий стаканчик с кофе, но ледяные пальцы лишь капельку обжигает теплом, не больше.
Эта стажировка уже ей ненавистна больше всего на свете, а ведь не прошла еще даже первая неделя ее «запланированного» переезда; новые страна и город отказывались впускать незваную гостью в свое старинное и холодное сердце.
Так нужно тепло… нужно больше запаха корицы и теплых вещей. Нужны солнце и близкие рядом.
Особенно в бессонные ночи, от которых хочется собственноручно вскрыть горло, перерезая артерию.
Кошмары.
Они преследуют с того дня, как нога перешагнула трап самолета. Стоило уставшему телу завалиться на мягкий диван, застланный пушистым пледом, а перегруженному перелетом и сборами организму, погрузиться в сон, как пришёл
он. Ее личный дьявол, высасывающий всю ее без остатка.
Это было его первое пришествие, судя по всему, удивившее его ничуть не меньше. В движениях не было той лености и жестокости, которые присутствуют сейчас. В тот день он долго наблюдал, сливаясь с мраком. Только взгляд прожигал ее насквозь, оставляя в немом неведении с зияющей дырой в рёбрах.
Он вышел спустя продолжительное время, когда непонимание обернулось криком и сбитыми коленями, хотя казалось, что тьма окутает ее, не дав упасть.
Тень просто протянула к ней руку, обжигая касанием кожу, вынуждая отползти куда-то дальше во мрак, срывая голос в молитвах. Святые не помогли, не остановили темные ленты, опутывающее ее ноги. Короткое движение и она снова смотрит в
никуда, лёжа возле
нЕчто.
Это было его первое пришествие. Игра в кошки-мышки началась.
Meeeaaw
Сладкая, у меня скоро отмерзнут руки, но я все равно пишу тебе!
После этого не говори, что не люблю тебя:)
Позвони мне вечером, молю..
Быстро достав из кармана пальто старые, местами потрепанные, белые наушники и включив Red Hot Chili Peppers, чтобы хотя бы что-то грело душу, Алина убирает телефон обратно.
Звук пришедшего уведомления не вызывает никакой реакции. Она заранее знает, какой будет ответ, но никого ни в чем не винит. У всех свои заботы и дела. У нее они тоже есть, но вот посвящать им хотя бы пару минут совершенно не хочется да и сил нет.
Хочется укутаться в плед где-то далеко, где-то дома, где есть чай с бергамотом, вечно отстающие часы и ненавистные соседи.
Sgrechnous
Прости, солнышко, но у меня слишком много работы.
Этот Антон-гандон скоро всю мою душу себе заберет(
Давай завтра?..
Californication теперь звучит совершенно иначе.
Где-то в душе отдаются отголоски родного и безумно теплого города, где летом отовсюду слышится запах чабреца и совсем капельку полыни.
Там маленькая и вечно улыбающаяся девочка постоянно забирает у брата аукс, чтобы включить «нормальную музыку, которой радуется душа».
Там брат просто закатывает глаза, но послушно отдает провод и готовится к погружению в мир меломана, который сидит рядом и нервно, словно кролик из знаменитого диснеевского мультика, стучит ножкой в нетерпении. А дальше следует несколько часовой концерт, во время которого противный и вредный чертенок высовывается в окно, завывает песни, плачет и смеется.
Там она – маленькая и беззаботная девочка даже в свои двадцать один.
Здесь она – потерянное создание, та неприкаянная душа, о которой пишут в книгах.
Здесь она чувствует лишь холод и желание спрятаться.
Уже не хочется улыбаться, не хочется писать подругам: «Девочки, меня распределили на стажировку в Англию! В Лондон!» - ведь на стажировку она хотела в теплую и солнечную Тулузу.
Когда-нибудь она обязательно отправится во Францию, будет есть круассаны на одной из тихих улочек, будет слушать ZAZ и ходить на свидания с романтиками-французами.
«Когда-нибудь» отдается тупой болью, ведь этот ненавистный город к тому времени, когда
«когда-нибудь» настанет, высосет из нее все силы, оставляя только пустоту и крохотную фигуру на полу чужой пустой квартиры.
«Когда-нибудь» никогда не настанет.
Лондон.
Шесть букв, которые, складываясь в одну цифру, затягиваются петлей на шее, перекрывая всевозможный доступ к кислороду.
Вдох-выдох…
Алина продолжает свой путь по безлюдным переулкам, легкой походкой проплывая между старинными домами. Стаканчик из-под кофе летит в ближайший мусорный бак, а онемевшие от холода пальцы сильнее натягивают белый свитер, пряча в рукавах ладони.
Путь до съемной квартиры сокращается в несколько раз, а шаг становится все быстрее и быстрее, пока не переходит в бег. Хочется в тепло. Хочется спрятаться от людей, которых всеми силами старается избегать, петляя по пустынным улицам.
Проблема только в одном: в квартире так же холодно и пусто, как и в многолюдном городе. Озябшее тело не согреется даже в магме, что уж говорить про обычные горячую ванную или душ.
Пустая квартира похожа на гроб, в котором хочется заколотиться и спрятаться ото всех. Жаль, что от себя спрятаться нигде не выйдет.
От кошмаров, окутывающих ее своей тьмой, тоже.
Бабушка каждый раз шикает на нее, когда слышит в голосе недовольство и самую настоящую апатию. Ведь как можно не радоваться таким колоссальным событиям в юной жизни?
Мало того, что Университет оплатил все ее расходы: перелет и дальнейшее проживание в одном из лучших и новейших жилых комплексов столицы Великобритании, так еще организовал ей стажировку в какой-то крутой фирме, которая начнется после того, как она сдаст экзамен. На что же можно жаловаться?
Действительно.
Все складывается самым лучшим образом, но не для Алины.
Она прекрасно жила и радовалась той жизни, где она спокойно обучалась в своей стране, подрабатывая баристой в местной кофейне и проживая с подругой, с которой они каждый вечер вместе читали книги, проводили время на работе, а по выходным готовили торты под бокал красного полусладкого.
Ее устраивала та размеренная и уютная жизнь, в которой были тепло и запах корицы.
В этой же есть только холод ветров с Северного-Ледовитого океана и запах сырости.
А еще кошмары. Никакого уюта и бергамота.
Еще пару поворотов и она сможет скрыться от прожигающих взглядов, которым, на самом деле плевать на небольшой силуэт, затерявшийся в бурной жизни Лондона. Ближайшие два дня будет сидеть в своем гробу, наблюдая с высоты за мельтешением людишек, смахивающих больше на муравьев. Ближайшие два дня она будет вколачивать в свой гроб гвоздь за гвоздем, не останавливаясь не на секунду, пока на поверхности не останется и малейшего просвета чуть смуглой кожи.
Ближайшие два дня она будет уничтожать себя, а потом попытается взять ответственность за все дары, которые ей принесет новая жизнь. Но это уже будет после. Гвозди теперь придется выдирать, оставляя на коже кровоточащие раны, которые захочется залить вином. Но даже оно не поможет избавиться от шепота, проходящего холодным кленком между выпирающих лопаток. Он вскрывает ей кожу раз за разом, вырывая нити сосудов, наматывает их на свою руку, наслаждаясь ее беззвучным криком.
Мило улыбнувшись консьержу, Алина мягкой поступью направляется в лифт, судорожно нажимая кнопку двадцать седьмого этажа. Почти золотая середина многоэтажного дома. Даже здесь присутствует такое выворачивающее наизнанку
«почти».
Она
почти спит.
Почти радуется.
Почти живет новой жизнью.
Почти не плачет.
Почти не заливает в себя алкоголь.
Почти живет в середине шикарного многоэтажного комплекса. Одни сплошные
«почти», показывающее все оттенки этого отвратительного мира, отвратительного города, в котором хочется удавиться.
Неожиданно между закрывающимися дверьми втискивается носок дорогих туфель, а в проходе возникает высокий силуэт мужчины, всматривающийся в нее до ломки костей, до прожигания на ровном месте. Складывается чувство, что он ее... знает?.. Взгляд жадный, пожирающий каждую клетку кожи и волос на теле. Сканирует, высасывает.
Тяжело представить, сколько усилий требовалось Алине, чтобы сдержать нейтральную маску на лице, не испортив ее исказившейся в отвращении
и страхе миной. Встреча с людьми неизбежна, но так хотелось обойти ее стороной хотя бы сегодня.
Мужчина спокойно проходит в лифт, больше не обращая никакого внимания на маленькую фигуру сбоку. Словно не он только что вглядывался, как будто выискивая что-то в ней. Словно он искал в ней сходство. А она только этому и рада, но червячок сомнения все равно закрадывается, вгрызаясь в ее внутренности и паразитируя в них.
Что-то настораживает, что-то стягивает в груди похожее на чувство… страха?.. Алина судорожно мотает головой, впиваясь короткими ноготками в ладони до кровавых полукругов, отгоняет ненужные мысли, пытаясь сбросить с себя накатывающее чувство ужаса. Словно она только что оказалась в клетке с хищником, от которого не сможет выбраться, не сможет спастись. Он сожрет ее и будет купаться в ее же крови, облизываясь с довольным урчанием.
Чертовы британцы, не дающие продохнуть ни секунды. Такие же ледяные и черствые, как и их туманная страна.
Тихо фыркнув, Алина достает телефон и переключает песню, которая даже звучит иронично, а в подобной ситуации просто пробирает на смех. «Russian girl» теперь волнами прокатывается по телу, заставляя тихо усмехаться. Сообщение от сестры так и осталось непрочитанным, висящем в шторке уведомлений.
6.
7.
8.
Цифры сменяют одна другую.
17.
18.
19.
2... Стоп.
Ее слегка подбрасывает от резкой остановки. Лампочка опасно мигает, трещит, готовая взорваться в любой момент, осыпать осколками хрупкие плечи, стянутые пальто. А потом и вовсе гаснет.
Воцарившаяся тишина начинает медленно действовать на итак натянутые нервы. Рука со всей силы жмет на кнопку вызова, но ответом из диспетчерской ей служит только белый шум, от которого волоски на теле встают дыбом, а дыхание начинает учащаться.
Только что отошедший страх липкими лентами начинает снова затягивать ее в пучины ада. Она словно чувствует неожиданно разгоряченной кожей, как тьма мягко опутывает ее, вьется кольцами вокруг, стягиваясь сначала на бедрах, а потом противными щупальцами переползает на тонкую шею, выбивая из груди весь воздух.
Это ее личный кошмар, который оживает, окутывая ее с ног до головы. Это тот самый страх, от которого она никогда не сможет избавиться никакими таблетками. Остается дожидаться такого привычного в своем холоде появления
мрака и его пробирающего голоса.
— Блять!.. — тихо вырывается, словно скулеж. Одна фраза, которую она шипит побитой кошкой, пытаясь нащупать телефон в кармане, чтобы осветить хотя бы часть пространства. Тьма выбивает из нее все, даже последние частички кислорода, кружащиеся в своеобразном танце где-то в глубине легких.
Пальцы немеют, а руки трясутся.
Алина даже не замечает, что музыка уже как несколько минут не звучит из тихих
динамиков наушников, а телефон и вовсе отказывается реагировать на какие-либо
манипуляции.
Но даже сквозь весь ужас, всю тьму и тишину, которую заглушает кровь, пульсирующая в ушах, она чувствует, как на нее смотрят. Пытаются вглядеться в очертание лица, а потом слышит то, от чего начинает трясти как при лихорадке, поражающей весь юный организм.
— Вас трясет, — голос тихий и спокойный, но пробирает до самых костей своим холодом и отстраненностью. Тот. самый. голос, сопровождающий каждый ее сон. У нее же не мог настолько сильно помутиться рассудок? Мало того, что она мысленно воспроизвела шепот ночного кошмара, так еще и на родном языке. Ей срочно нужно поспать, иначе так и свихнуться можно, медленно прощаясь с нормальным ментальным здоровьем. — Боитесь темноты?
На это Алина может только несколько раз кивнуть головой, потому воздуха катастрофически не хватает, а если скажет хотя бы слово, то точно сползет по стенке вниз.
Она слышит только тихое, какое-то флегматичное, хмыканье, а потом наконец-то с огромным трудом снимает телефон с блокировки, пытаясь подсветить экраном хотя бы маленькую часть пространства. Только сейчас она видит недалеко от себя большое черное пятно. Словно все тени, вся тьма перешли туда, перешли к этому мужчине, который, как оказывается, одет во все черное.
Мрак.
Мозг начинает работать с поступлением кислорода, а шестеренки в голове тихо скрипеть, с титаническими усилиями проворачиваясь. Он же говорил по-русски? Или послышалось? Нет, так померещиться ей не могло. Или все же могло?..
Больной мозг продолжает проецировать кошмар наяву, подстраивая даже голос незнакомца под ее личного Всадника Апокалипсиса. Вот только какого из четверых? Чума, голод, смерть или все же война? Судя по всему, все-таки смерть.
Мысль начать посещать сеансы психиатра с первой же зарплаты бьет набатом по вискам и кажется самой правильной и верной в этот момент. Ненормальная психованная истеричка, которая стрессом довела саму себя.
— А Вы сами не боитесь темноты? — Алина находит в себе силы перевести свет от дисплея в его сторону и тихо охает, когда встречается со взглядом. Кварцевые, словно светящиеся в темноте глаза, отдающие окружающим мраком. В них не видно ничего. Вся тьма скапливается где-то там, в глубине, что даже дух захватывает.
— Нет, это бессмысленная трата нервных клеток. Всех чудовищ выдумывает мозг. В реальности же существуют только люди, — от холода она ведет плечом, ярко ощущая, как былое тепло, которое вырабатывалось от выброса адреналина, резко ее покидает, обдавая колющем морозом.
Алина кутается в шарф, пытаясь снова согреться, и неожиданно понимает: на улице было гораздо теплее, чем в одном помещении с этим мужчиной. И теперь она ясно осознает, что он говорит на русском. Без малейшего акцента. Кончики пальцев покалывает то ли от холода, то ли от интереса. Не задумываясь не на секунду, срывается следующий вопросы, из-за которого самой себе хочется прикусить язык:
— Вы из России? — тихо спрашивает, с опаской всматриваясь в эти омуты, которые сейчас больше похожи на кромешную тьму, поглощающую даже малейший лучик света, чем на грозовое небо.
— Некультурно задавать такой вопрос, тем более даме, — окидывает ее небрежным взглядом, а потом дополняет сам себя. — девушке.
Алина скептически приподнимает брови, не в силах оторваться даже на секунду от гипотонического взгляда, и неожиданно для самой себя шипит змеей:
— Не вижу в нем ничего некультурного, в отличие от вашего поведения, — вздергивает подбородок, чуть щуря аккуратный носик, словно выражая так свое возмущение.
— Хм, интересно было бы узнать, чем же оно вас задело или показалось вопиющим? – телефон гаснет, снова погружая их во мрак, но тут же появляется тусклый отблеск подсвеченного экрана в противоположной от нее стороне. Теперь мужчина освещает лифт, взирая на Алину с высоты своего роста.
Она аккуратно сглатывает, подавляя вырастающее в груди возмущение и желание расцарапать ему лицо, стирая маску безразличия долой.
— Вы сами задаете бестактные вопросы. Не отвечаете на мой, который достаточно обоснован фактом Вашего знания языка, — щурится, прекрасно осознавая, что в этой перепалке проиграла, приводя смехотворные аргументы в желании уколоть, оцарапать.
Мужчина смотрит на нее, чуть наклоняя голову в сторону, подмечая как девушка нервно закусывает губу. Злится и нервничает. Прекрасное сочетание.
— Вам не кажется, что это Вы задаете бестактные вопросы? Или страх темноты преграждает поступление кислорода в мозг для его нормальной работоспособности? — Алина вспыхивает в надежде, что в темноте не видно покрасневших лица и кончиков маленький ушек. В груди все поднимается, вытягивается в одну струну, готовую вот-вот с треском порваться. Кажется, или она пытается испепелить его взглядом?
— А вы не думаете, что... — загорается свет, а лифт сотрясается, заставляя покачнутся, и продолжает движение дальше. Кабина снова погружается в тишину, нарушаемую только шумным дыханием девушки.
27.
Двери открываются, и Алина, чуть отдернув рукава пальто, выпрямляется, приподнимая подбородок. Оглядывается на мужчину и делает шаг в сторону лестничной площадки, но неожиданно слышит за спиной:
— До скорой встречи, Алина Старкова.
Звучит пощечиной и скрученными легкими в груди. Звучит тем голосом:
«Я найду тебя, Алина Старкова».
Она оборачивается, вылупив глаза. К черту контроль и самообладание. Этот человек только что назвал ее по имени. Назвал. По имени.
Двери уже закрылись, но она отчетливо слышит усмешку. Может поклясться, что видит, как губы изгибаются в кривой ухмылке. Алина нервно мотает головой и бьет себя по щекам, чтобы прийти в чувство. Сердце громко стучит, а в ушах шумит кровь.
Она быстро добегает до квартиры и заваливается внутрь, сползая по стене. Крепкий чай. Нужен чай. Нет. Лучше вино. Сухое красное вино. Рука тянется в карман за телефоном, набирая выбитый на подкорке мозга номер.
— Ты издеваешься?! Я же написала тебе, что у меня сегодня много работы! — дикой кошкой шипит, пытаясь не кричать слишком громко. Видимо, где-то рядом ее босс.
— Сладкая, это тотальный пиздец. Мне плевать, что ты на работе. Если сейчас с кем-нибудь это не обсужу, то точно сойду с ума. Тут такое произошло…
