Без таких вот звоночков, Я же зверь-одиночка. Промахнусь, свихнусь ночью, Не заметит никто...
— Я не буду брать платье. — Алина хмуро смотрит на мельтешащую вокруг ее чемодана Женю. Кто ее только за язык потянул, чтобы подруга помогла в сборах? — Какая же ты дурочка, Старкова. — глаза закатывает и кидает в нее ежедневником, в котором все предстоящие встречи прописывает. Блокнот попадает Жене в спину, отчего Алина довольно морщится, откидываясь на кровати. Они с Дарклингом целых два дня вместе проведут. Эти мысли уже всю ее иссушили, изнутри, словно каждую ночь вампир из нее кровь выкачивает литрами. Сна нет, а вместе с ним и кошмаров. Что-то внутри скребется, наружу пытается вырваться, чтобы предупредить об опасности, о чем-то, чего избежать не выйдет. У нее голова вот-вот взорвется от всего происходящего в жизни. Что-то грядет. Что-то, что окончательно ее жизнь разломит, уничтожит, в пыль сотрет. Алина чувствует это, но объяснить, а, главное, понять не может. — Брючный костюм — вечная классика, и я буду в нем, — Женя хмурится, потирая спину, и поворачивает в сторону подруги. Ее взгляд ничего хорошего не предвещает. Она с хмурым и серьезным видом деловито складывает белое платье в ее чемодан со словами: — Только попробуй его убрать. Я сделаю так, что тебя работой завалят до такой степени, что даже разогнуться не сможешь, — мило улыбается, руки потирая. — Пойми, что будешь крутиться в высших кругах, где просто необходимо выглядеть рядом с боссом максимально женственно и эффектно. Алина тяжело вздыхает и рукой на нее махает в жесте «делай, что хочешь, только меня не трожь». Со стороны слышится довольный смешок, а следом шуршание ткани. Женя вошла во вкус. Ничего страшного, потом она просто часть вещей уберет и сложит на место, не сказав подруге ни слова. Осталось буквально полдня до их вылета, а столько всего еще нужно успеть сделать, но она лишь ничком на кровати лежит, в потолок смотря. Из-за этой внеплановой командировки пришлось сеанс с доктором отменить, хотя эта женщина уж больно сильно ее напрягает. Таблетки Алина пьет исправно, вот только их действия пока что не видит. Из-за них от алкоголя пришлось отказаться, и теперь все запасы красного полусладкого убраны на самый верх, чтобы руки до них не дотянулись, а на стул вставать из-за банального страха высоты не хочется. Подушку себе на лицо кладет и надавливает на нее, запах вдыхая. Почему-то она пахнет морозом, коньяком и чем-то горьким на кончике языка отдает. Такой аромат у ее кошмара. Так пахнет ее босс. Так пахнет Дарклинг. Алина резко глаза открывает и подушку со всей силы в противоположную стену кидает, чуть Женю не задевая. Сердце бешено бьется, того и гляди ребра сломает, а в голове сплошной туман, что все сознание окутывает. Видимо, у дорогостоящих таблеток есть один огромный минус — галлюцинации. — Ты уснула и кошмар приснился? Какого черта подушкой в меня кидаешь?! — Женя вскрикивает, на ноги подскакивая, но тут же успокаивается, лицу серьезность возвращая. — Извини, почудилось просто... всякое, — морщится, на локтях приподнимаясь. — Я не хотела, правда. — Ладно, забыли, — отмахивается от нее, подушку в сторону отпихивая. — Закажи лучше чего-нибудь вкусненького перекусить, иначе я тебя съем. Алина заливисто смеется, на другой край кровати за телефоном перекатываясь. Одному из всей этой ситуации с переездом и работой она рада точно — знакомству с этой рыжей Афродитой, которая сейчас сидит и копошится в ее нижнем белье со словами: «А вдруг красивый парень попадется!»***
В наушниках тихо мурлычет альбом Artick Monkeys, а сама Алина зевает, рот ладошкой прикрывая. На часах шесть вечера и они только сейчас прошли весь досмотр и оказались в бизнес классе. Стюардессы слишком приторно лебезят перед Дарклингом, отчего глаза закатить хочется. Боги, ну как можно опускаться до такого уровня? Да, он красивый. До невозможности прекрасен, словно тем самым ледяным принцем из детской сказки является, вот только внешность обманчива. Алина это знает, чувствует, что за красивой маской скрыт самый настоящий монстр, чудовище, в темноте его души выжидающее момента, когда ему дадут проявиться, показать истинную сущность. С Дарклингом она не общается, поддерживая офисный нейтралитет. Им двоим хватило приветствия и обсуждения небольшой командировки. Этого было достаточно. Алина вздыхает, устраиваясь поудобнее. Главное вести себя нормально, никаких поводов для разочарования не давать. Глаза прикрывает в надежде вздремнуть все отведенное время, потому что без кофе таблетки усыпляют, не давая даже малейшего шанса на сопротивление. Голову уже даже никакие мысли о кошмарах не посещают. Сплошной вакуум, в котором где-то на затворке мелькает мысль, о том, что нужно найти Мала, связаться с ним любым способом. Легкие окутывает уже такой привычный морозный аромат, от которого кошкой хочется мурчать, слюни пуская. Он весь ее организм отравляет и возрождает одновременно. Сознание проваливается в умиротворяющий сон, сквозь который ощущаются теплые касания пальцев на щеке, мягко очерчивающих контур лица, переходя в волосы. Она знает, кто это, но предпочитает упускать эту сыпящуюся сквозь пальцы, словно песок, мысль.
***
Сладкая дымка окутывает все ее тело, горечью коньяка на кончике языка отдаваясь. В голове сплошной туман из клубящихся сгустков тьмы, а перед глазами картинки мельтешат, в пустоте исчезая. — Алина, ты не сможешь долго бегать от меня. — голос всю ее насквозь прошибает, гвоздями к стене прибивает в позе распятия. Все вокруг в пятнах пляшет, не давая взгляду на темном силуэте в другом конце какого-то роскошно обставленного помещения сосредоточиться. Здесь все в свете золота сверкает и переливается, но вот только в тенях тут же тонет, оставляя звенящую тишину. — А ты не гонись, — слышит своей же собственный голос, на шипение змеи похожий. — Я никогда не приму твою сторону, Дарклинг. Ты монстр! Монстрмонстрмонстрмонстр!!! Слова гулом в голове отдаются, эхом друг от друга отскакивая, и до бесконечности повторяются. Хочется уши закрыть, чтобы рокот не слышать, но они прямо из нее идут, всю комнату оглушая. — Обернись и посмотри на себя в зеркало, — шепчет возле виска, дыханием волосы колыхая и мурашки по телу вызывая. — Кем же тогда являешься ты, моя Святая? Шумный выдох срывается с губ, когда ее силком поворачивают. В свое же отражение вглядывается, все больше ужасаясь тому, что видит перед собой. Это не Алина. Это кто-то другой. Белоснежные волосы путаются, каскадом на спину спадают. Руки все в крови, и, кажется, никогда от нее не избавятся, потому что сколько бы не терла их о свою ночную рубашку, они все так же железом пахнут. Запах внутренности выворачивает, заставляя ладонь ко рту прижимать, чтобы содержимое желудка на пол на вырвать. Голова кругом идет, а глаза горят, слезами выжигаясь, кислотой на щеки спадая. Позади нее темный силуэт показывается, собой окутывая. Он ее со спины обнимает, нежно холодные ладони, кровью покрытые, сжимая: — Алина, ты видишь себя? — шепчет, носом по волосам проводит, вдыхая глубже. — Ты такая же, как и я. Мы с тобой — одно целое. Нас нельзя разделить, потому что ты мне предназначена. Ей взвыть хочется, послать все к чертовой матери, а потом себя же ножом заколоть. Она не хочет этого видеть. Не хочет слышать. Алина до безумия хочет прижаться к крепкой мужской груди. Хочет, чтобы их руки не расцеплялись никогда, потому что от его горячих ладоней кровь перестает быть такой ужасающей, перестает быть такой липкой и вызывающей отвращение. Ей до треска костей хочется вырываться, кричать, что он ошибается; хочется ему сейчас же глотку перегрызть или шею свернуть, чтобы не слышать, не видеть больше никогда. Ей до треска костей хочется сплестись с ним в единое целое, чтобы рядом всегда быть. Потому что без него ее самой нет. Ей хочется повернуться и поцеловать его, чтобы губы до рваных лоскутков искусать, разорвать. — Я... я не такая. — сипит тихо-тихо, саму себя не понимая. Но он все прекрасно слышит и к себе сильнее прижимает, оставшиеся крохи воздуха из ее легких выбивая. — Такая, Алиночка, такая, — за ушком целует, руки сильнее сжимая, чтобы чувствовала его рядом. — И такой тебя приму только я. Своему следопыту настоящая ты не нужна. Из тьмы глаза кварцем сверкают, в свой омут утягивая. И она тонет в них, на дно идет, прекрасно зная, что его даже рядом сейчас нет. Что он иллюзией к ней снова явился из-за их связи. Только она его может слышать и чувствовать. Только она может касаться и его ощущать. Ее личное проклятие. Алина вся в холодном поту, от собственного крика просыпается, по кровати метаясь. Из одеяла распутаться, выбраться пытается, потому что жарко, страшно и больно. По щекам слезы струятся, солью нежную кожу обжигая. Она с кровати падает, чтобы к зеркалу подползти. Чтобы весь этот ужас на себе увидеть. Во сне точно была она, но это не было похоже на стандартное пришествие Всадника. Это было похоже на утерянные воспоминания, словно она сама проживала этот момент когда-то давно. Трясущимися руками по волосам проводит, облегченно выдыхая. Они все такие же каштановые. Никакого белоснежного цвета и в помине нет. Но это была она. Она на себя в зеркало смотрела, она касания горячих рук ощущала. Дарклинг. Точно, прозвище босса. Алина помнит, как выплевывала его, желчью обливая. Перед глазами до сих пор кварцевый взгляд сияет, дрожь в коленях вызывая. Алина оглядывается, не понимая, где находится. Комната от света луны вся сияет, серебром переливаясь. В углу валяется неразобранный чемодан, а возле двери разбросаны сапоги и пальто. Алина себя по лбу шумно ударяет, чтобы в чувство привести. Итак, она не помнит, как очутилась в номере и как они вообще прилетели. Прекрасно. Таблетки хорошо на нее влияют. В тишине довольно громко слышится щелчок открывающейся двери. У нее дыхание все перехватывает, а сама старается в дальний угол забиться, чтобы маленькую фигурку даже видно не было. На пороге появляется мужской силуэт, в черный халат облаченный. У Алины пот рекой по спине струится, а сердце бьется в таком бешеном ритме, того и гляди разорвется, весь белоснежный номер кровью заливая. Она шумно сглатывает, пытаясь рукой что-то тяжелое нащупать, чтобы в незваного гостя запульнуть. — Мисс, Старкова, у Вас все нормально? — ее к полу прибивает, потому что легкие целиком наполнились ядом его запаха. — Д..дарклинг? Что вы здесь делаете? Ее всю трясет, пока он к ней плавно приближается, прикрывая за собой дверь. — У нас с Вами смежные номера. Услышал, как вы кричали. — к ней подходит, но продолжает на расстоянии держаться. — Все нормально, — голос безбожно предает ее, хрусталем сотрясаясь. — Просто... кошмар приснился. Губу зажевывает, его тапочки рассматривая. Тоже черные. Почему-то кажется, что его губы трогает улыбка, но голос звучит так же холодно, даже как-то отчужденно. — Вставайте, иначе простудитесь. — руку ей протягивает, чуть наклоняясь. Во рту неожиданно сухо становится, словно там сама Сахара разразилась, песчаной бурей всю ее укутывая, воду из тела вытягивая. Алина аккуратно ладонь подает. И тут ее прошибает сильный разряд тока. По всему телу проходится, в голове останавливаясь. У нее опять какие-то образы перед глазами кружатся, а горячая рука ее сильнее сжимает, на себя утягивая. Алина взгляд на их скрепленные ладони переводит и кровавое месиво видит. Они в крови переплетены, запахом железа все нервы парализуя. «— Ты уничтожишь меня! — свой же крик эхом отовсюду слышит, жмурясь сильнее. — Ты сама с собой это делаешь! Прими себя. Прими меня. Хватит упрямиться, Алина! — в ответ слышит такой знакомый голос. Голос Дарклинга. Чувствует, как ее лицо в ладонях сжимают, к себе притягивая. Губы горячее дыхание опаляет, а своими руками она плотную и жесткую ткань сжимает, всхлипывая. Все кости ломаются, тело скрючиться заставляя. Это он ее ломает, под себя подстраивая. Делает из нее себе подобную. — Мы погубим друг друга, — хрипит, в его руках утопая. — Нам нельзя быть вместе, потому что, сталкиваясь, противоположности могут уничтожить весь мир». — Мисс Старкова, Вы меня слышите? — у нее голова кружится от переизбытка эмоций. Псих. По ней желтый дом плачет, в свои сети заполучить желает, потому что она душевнобольная. На всю голову. Дарклинг ее за плечи держит, чуть сжимая. Дистанцию соблюдает, не нарушает. Хочется его оттолкнуть. Хочется носом в грудь уткнуться, чтобы в нем целиком раствориться и утонуть. Горячие руки ее в сторону кровати утягивают, по пути одеяло с подушкой подбирая. Он ее аккуратно на мягкую перину укладывает, в одеяло укутывая. Алина руку высвобождает, потому что жарко, пока он рядом. Он ее солнцем согревает, не смотря на постоянный холод в голосе, который ее с ног вьюгой сшибает. — Вам нужно поспать. — звучит тихо-тихо, но она его прекрасно слышит. Дарклинг в сторону отходит, все так же глаз с нее не сводя. — А Вы не могли бы со мной чуть-чуть посидеть? — сглатывает, жалея, что не поставила возле кровати стакан с водой. Взглядом с ним сталкивается и падает камнем вниз с крыши дома. Он смотрит на неё так, словно всю жизнь этих слов ждал. В груди что-то неукротимо падает, утягивая за собой все, что у неё было до. — Боитесь спать одна? — на губах усмешка, но он к кровати ближе подходит, усаживаясь рядом с ней. — Боюсь темноты, — отзывается с какой-то саркастической улыбкой и только через миг осознает. Она его только что ранила. Словами нож всадила и медленно прокрутила с нескрываемым удовольствием, словно делала это уже миллион раз до. Откуда в ней это? Где страх? Это точно она сказала? Видит, как в его взгляде боль пульсирует, тьмой радужку затапливая. На долю секунды на бесстрастном лице все маски разом слетают, и перед ней предстает не прекрасный холодный принц, а уставший от хода времени мужчина. У него в глазах древность плещется мертвыми озерами. Там нет даже малейшего просвета красочной молодости. Только мрак. — А темнота без Вас существовать не может. — в самую душу смотрит, рассудка лишая. Даймнерукудаймнерукудаймнерукудай. Холодных пальцев, сжимающих простынь, касается что-то горячее, током прошибая. Алина моргает часто-часто, глаза жмурит до черных пятен, пока чужая ладонь ее собственную теплом укутывает, касаниями кровь по телу разгоняет. Потому что он — неукротимое пламя. Сначала согреет ее, а потом до пепла сожжет, своими языками поглотит ее целиком. Вся мурашится, дыша с каждой секундой все громче и громче. Алина боится его больше всего на свете. Алина рядом с собой его хочет постоянно, не смотря на боль, кошмары и страхи. Он ей голову кружит, рассудок себе, как ценный приз, забирая. Ее в роли приза забирая. — Мерзлявая святая, — слышит, как он улыбается, ее костяшки нежно очерчивая. Да, Алина очень мерзлявая, и ей всегда нужно такое тепло рядом. Такое родное и далекое. В голове звоночек звенит, мигренью накатывая. Так ее в галлюцинациях называл тот мужчина. Так ее сейчас назвал Дарклинг. Шестеренки медленно замедляют свой ход, не давая мысли развиться, долгожданный отдых даруя. Какая разница, что ей мерещится время от времени? Какая разница, в том, что босс рядом сидит, руку ее сжимая? Какая разница, что он — ее ночной кошмар? Какая разница, если ей сейчас слишком хорошо, уютно и тепло? Алина тихо посапывает, мягко улыбаясь. Она котенком в клубок сворачивается и к горячей ладони тянется, чувствуя самое настоящее умиротворение. Этой ночью ее больше не преследуют кошмары, даруя покой.***
Сегодня вечером намечена встреча со швейцарскими партнерами. Один из благотворительных вечеров идеально подошел для нее. Алине сморщиться от всего этого хочется. Особенно, когда поворачивается в сторону шкафа, на котором белое платье висит. Женя его так бережно сложила, что оно даже не помялось. Фыркает тихо, волосы расчесывая и внимательно в свое отражение всматривается, расческу сжимая сильнее. Порой в зеркале она видит белую копну волос, но мираж так же быстро исчезает, как и появляется. Впервые за долгое время кожа энергией и силой сверкает, словно из нее солнце вырваться пытается, чтобы каждый темный уголок мира осветить. И для всего этого ей нужен был лишь долгий и спокойный сон. И Дарклинг. На дверь оборачивается, взглядом ее сверля. Проснулась Алина одна, и долгое время пыталась понять было ли все происходящее ночью реальностью или сном. Дарклинга рядом не было, а это могло означать только второй вариант. Вот только экран телефона новым сообщением светился:DarklingART
Доброе утро, мисс Старкова.
Надеюсь, вы смогли полноценно выспаться после этой ночи.
Сегодня будет встреча с нашими партнерами.
Оденьтесь подобающе. Вечером зайду за Вами.
Аромат, витающий в номере, доказывает, что босс был здесь. Все пропахло морозом, коньяком и чем-то горьким. И почему-то где-то в глубине души становится больно от осознания, что он утром ушел, ее оставив. Алина головой мотает, воспоминания прогоняя. Нужно собираться, а не на дверь пялиться. Она аккуратно снимает нежную, но плотную ткань с вешалки, кончиками пальцев, по ней проводит, улыбаясь. Объемные рукава очерчивает, губу закусывая. Это платье ей подруга подарила, когда они впервые выбрались во Францию несколько лет назад. В воздухе искрится их отдых в солнечной Тулузе, запах и привкус терпкого вина и дорогой аромат обходительных парней. Там они вечерами сидели в парке рядом со снимаемой квартирой, пили горячий кофе и смотрели на водную гладь. Там они сами готовили круассаны, в муке пачкаясь. Там каждую ночь смотрели старые французские комедии, потягивая вино. И там она впервые надела это платье на свидание с парнем из Тиндера, а потом куталась в плед, сидя на террасе старинного дома. Пушистый халат к ногам падает, а в зеркале кожа светом отдает, пока Алина вертится, свое полуобнаженное тело рассматривая. Волосы каскадом по спине локонами спадают, нежную кожу щекоча. Хочется начать танцевать и смеяться, потому что вид самой себя до безумия нравится. Она кончиками пальцев по ключицам проводит, ниже к подтянутому животу спускаясь, оставляя алеющие полоски от ногтей. На периферии кажется, что тени в углах клубиться сильнее начинают, вырваться лентами пытаются. Осторожно нижнее белье натягивает, сомневаясь в правильности прозрачного бюстгальтера. Белая ткань в сторону отлетает, пока Алина платье надевает, что по ее фигуре светом струится, каждый круглый изгиб очерчивая. Небольшое колье из жемчужин на ключицы опадает, нежности придавая. Волосы по спине волнами прокатываются, пока она губы блеском подкрашивает. В номере запах Франции витает, оседая терпкостью красного полусладкого на хрупкие плечи. Миниатюрные лодочки на небольшом каблуке легкости придают, и Алина на себя все насмотреться на может, на месте крутится, чуть пританцовывая. Даже не слышит, как сквозь льющуюся джазовую музыку, стук раздается. Не замечает, как дверь открывается, а в ее свете темный силуэт появляется. Дакрклинг всю ее с ног до голову рассматривает, пожирает каждую частичку открытого тела в неописуемой жадности голодного хищника. Он несколько шагов в ее сторону делает, расстояние между ними до полуметра сокращая. За спиной ее останавливается, через зеркало смотря в самую душу. Алина оборачивается, моргая часто-часто, и с аспидными глазами встречается. Там восхищение плещется, ее с ног до головы омывая. И вызвано оно ей самой. Дарклинг весь в черном стоит, лоснится роскошью и аристократизмом. На нем черный костюм и рубашка аметистом отливают, в беззвездную ночь погружая. Слишком прекрасен для этого скудного и серого мира. Он в нем темным пятном выделяется, все собой затмевая. Босс всегда ходит в черном, но сейчас выглядит до сбитого дыхания и ломающихся костей слишком невыносимо идеально. — Вы прекрасно выглядите, мисс Старкова. — голос звучит как-то по-особенному низко, волной по ее телу прокатывается, в груди отдаваясь. Алина хочет выдох шумный сделать, но в последний момент ловит его на кончике языка, не давая с губ сорваться. — Благодарю, Дарклинг, — улыбается по нему глазами бегая. — Вы тоже прекрасно выглядите. Дарклинг ей руку, облаченную в черную перчатку протягивает, чтобы за собой утянуть. — Вы готовы? Алина только легко кивает и вкладывает свою ладонь, чувствуя, как тепло его кожи даже через ткань ее ожигает, метки оставляя. Перед глазами не мельтешат никакие образы, нет никаких галлюцинаций от соприкосновения, что немного успокаивает и настораживает. Они неспеша направляются на верхний этаж, где будет проходить благотворительный вечер в защиту окружающей среды. Алине рассмеяться от всего этого хочется, потому что прекрасно знает, куда все пожертвованные деньги на самом деле пойдут — в кошельки местных толстосумов, которые каждую копейку загребают, считая себя самыми богатыми. Вот только парадокс заключается в том, что поистине богатые люди — те, кто готовы жертвовать свои деньги, отдавать их, а не пытаться любыми способами себе забрать. Двери VIP зоны распахиваются, открывая вид на дам в дорогих платьях и мужчин в смокингах. Слышится живая музыка: скрипка с фортепиано тихо свою грустную историю поют, сердце биться быстрее заставляя. По залу снуют официанты, раздавая шампанское и маленькие тарелочки с закусками. Глаза блестеть начинают только от одного вида на пирамиду из бокалов с игристым вином. Баночка таблеток прожигает сумку, пытаясь ее владелице напомнить о запрете на алкоголь, но Алина только отмахивается. Должна же она позволить себе расслабиться после тяжелых переговоров со швейцарскими партнерами? Конечно, должна. Дарклинг ее аккуратно в сторону одного из столиков направляет, к высокому мужчине средних лет подводя, и шепчет: — Веди себя собранно, можешь любезничать, но в меру. — Алина коротко кивает, рассматривая обстановку вокруг. Мужчина оборачивается, изумрудными глазами в ее сторону сверкая. Он всю ее осматривает так, словно анализ проводит. Небрежным движением русые волосы назад зачесывает и улыбается им: — Bonsoir, M. Darkling. Quelle belle compagne vous avez aujourd'hui. — французская речь ей слух ласкает, теплыми волнами окутывает, солнцем проходясь по ней. — Добрый Вечер, Мистер Дарклинг. Какая прекрасная у вас сегодня спутница. — переводит без запинки, на босса взгляд смещая. Весь такой серьезный и холодный. — Это Алина Старкова, мой переводчик. — C'est Alina Starkova, mon interprète. — Ravie de vous rencontrer, Mlle Starkova. Je m'appelle Pierre Bontier. Je suis l'associé de M. Darkling, — к ней ближе склоняется, и Алина на автомате руку протягивает, этикет вспоминая. — Il a trouvé un vrai diamant. Vous êtes très belle. Ее запястье в ладонь заключает и оставляет на нем легкий поцелуй. Сердце свой темп ускоряет, с толку сбивая. — Merci, Monsieur Bontier. — мило улыбается ему в ответ, рассматривая мужчину перед собой: красивый, высокий и одет с иголочки. — Мисс Старкова, вы не забыли о своих обязанностях переводчика? — она резко взгляд на Дарклинга переводит, потому что голос его сталью звучит, все кости ей дробя в крошку. — Discutons-nous des paramètres de notre nouveau traité? Пьер понимающе улыбается, смотря на нее, и кивает, соглашаясь.***
Они здесь уже больше двух часов. От постоянных переговоров голова гудит, свинцом наливаясь. Алина тихо и аккуратно лавирует между людьми, подбираясь к тому самому столу с пирамидой из бокалов. От Дарклинга ускользнуть было сложно, но ведь какие-то десять или пятнадцать минут никакой погоды не сделают, верно? Баночка с таблетками валяется забытая где-то на глубине сумки, пока горло обжигает напиток, а глаза прикрываются в удовольствии. Шампанского много не бывает, и плевать она хотела на последствия. Алина весь зал осматривает, скучающе по людям взглядом проходясь. Они все одинаковые и напыщенные. В таком обществе повеситься где-то хочется или же на стену лезть. У Алины возникает гениальный план, как можно из толпы пропасть, не обратив на себя должного внимания. Вот только босса злить не хочется, иначе плакала ее стажировка горькими слезами. Берет еще один бокал и осушает его залпом, прослеживая самую удобную траекторию до дальнего окна, где можно будет скрыться от прожигающих мужских взглядов. Они ее всю слюной заливают, лапают своими зенками. У нее дикое желание глаза им шпажкой из-под клубники в шоколаде выколоть, чтобы не пялились больше. Несчастная ягода оказывается по рту, освещая рецепторы легкой кислинкой и несомненной сладостью. Она довольно мычит, растягивая ощущения еще одним бокалом игристого вина, словно гурманом настоящим является. Шоколад губы пачкает, отчего она их судорожно облизывать начинает, отворачиваясь в сторону того самого окна, которое уже давно в качестве убежища приглядела. Щеки от алкоголя гореть начинают, а мысли вокруг Дарклинга в новый вихрь ее затягивают, не давая ногам даже на секунду земли коснуться. Обернуться хочет, чтобы взгляд его найти, в тенях утонуть, потому что внутри словно цепи вокруг шеи обвиваются и тянут-тянут ее к нему. Почти поворачивается, чувствуя между лопаток приближающийся клинок стали, но сбоку неожиданно раздается знакомый шепот, болью в затылке отдаваясь: — Алина, это ты? Оборачивается в сторону голоса, глаза в неподдельном изумлении вылупляя. Парень стоит с небольшой тарелочкой фруктов, ее всю осматривая. Весь такой милый, в рубашке молочной с закатанными рукавами и серых брюках. Глаза сапфирами сверкают, неподдельную радость от ее вида выражая. — Мал? Не думала, что мы с тобой снова встретимся в таком месте. — улыбается тепло, протягивая ему руку. — Что ты здесь делаешь? — в ответ улыбается, глазами сверкая. Нежно ладонь своими ледяными пальцами обхватывает, отчего у Алины по спине мурашки ползут. У Дарклинга касания намного приятнее, потому что жаром окутывают, всю ее согревая. Мал губами запястья касается, а у Алины перед глазами снова звезды плясать начинают, знакомыми голосами отдаваясь. «— В белом ты смотришься намного прекраснее. Алина, пообещай, что никогда больше ничего черного не наденешь. — ее щек лед чужих рук касается, пока она ткань платья в кулачках сжимает, мешающуюся прядь волос с глаз сдувая. — Обещаю. — кивает, губами чужих костяшек касаясь. Не наденет, потому что черный цвет ее кислотой прожигает до самых костей. Черный цвет ее дышать заставляет вечным морозом, полынью и коньяком». Головой трясет, наваждение прогоняя. Голоса исчезают также быстро, как и появляются. — Ты в этом платье на богиню похожа, — Мал не спешит выпрямляться, дыханием нежную кожу обжигая. — Тебе очень идет белый цвет. — Спасибо. — смущенно улыбается, в море его глаз заглядывая. Там все спокойно, штиль, нет никакого урагана и холода, как в других, кварцем сверкающих. — Ты так и не ответила на мой вопрос, — ровно становится, ближе придвигаясь, чтобы бокал шампанского подхватить. — Я со своим боссом на пару дней приехала, чтобы в переговорах участвовать, — чуть тушуется, но снова захватывает шпажку с клубникой. — А ты? — Прибыл по делам своей фирмы. — морщится, бокал в руках крутя. Мал на нее смотрит, как на восьмое чудо света. Любуется ей открыто, позволяя разум теплой волной захлебнуть. Алине хочется множество вопросов задать, но неожиданно парень ей локоть подает: — Не желаешь прогуляться где-нибудь подальше этих снобов? — от улыбки девочкой пищать хочется, быстро-быстро кивая, потому что Алина мечтает весь вечер отсюда сбежать. Потому что Алине хорошо от его присутствия, словно что-то родное в нем есть. — С удовольствием, но не очень далеко, а то мой босс меня прибьет, — обхватывает его за руку, чуть ближе прижимаясь. — Предлагаю отправиться в сторону смотровой площадки, — аккуратно ее за собой следом тянет, чуть глубже вдыхая. Кажется, он только что ее волосы понюхал, потому что у Алины короткие волоски дыбом становятся от колыхания воздуха. С ним ей относительно спокойно, вот только в душе что-то трепещет, наружу вырваться пытается. Она уверена, что делает все правильно, вот только нутро подсказывает, что пожалеет о своей незамысловатой прогулке. Они быстро преодолевают расстояние и с облегчением осознают, что в этой части этажа практически нет людей, что несомненно обоих радует. Мал галантно открывает перед ней дверь, выпуская на свежий и прохладный воздух. Глубоко вдыхая, Алина понимает, что он колоссально отличается от Лондонского — в Женеве хочется полной грудью дышать, наслаждаясь каждым мигом. А вот в проклятой сырости острова умереть от остановки сердца. Проще ядовитый дым в себя запустить, чтобы легкие изнутри разъедал мучительно больно, чем треклятый Лондонский воздух. Открытые участки холодом обдает, но Алина особого значения не придает, потому что горячему телу остудиться нужно. Потому что вид с такой высоты все внутри обрывает, каждую частичку себе забирая. Она ребенком к перилам подлетает, чтобы еще ближе все увидеть. Восторг всю ее охватывает, когда с губ срывает удивленный вскрик: — Мал, здесь слишком прекрасно! — к нему оборачивается, всем своим естеством радуясь и улыбаясь. Перед ними город сверкает, миллионом огней переливается, к себе зазывая. И даже клубящаяся вокруг них темнота площадки ее не пугает, потому что за всем этим она теней возле не замечает. — Я рад, что тебе здесь нравится, — Мал к ней ближе подходит, плечом к плечу вставая. — Я уже не раз бывал в этом отеле, поэтому знаю о таких местах. Алина лишь кивает на это, не в силах даже на секунду оторваться от проезжающих внизу машин. Откуда-то из зала слышится отдаленная песнь скрипки и фортепиано. Она в такт мелодии двигается, чуть покачиваясь из стороны в сторону, пока на себе взгляд сапфировых глаз ощущает. — Знаешь, возможно, мои слова покажутся тебе безумно странными и ты захочешь от меня убежать, как от какого-то маньяка, — Мал мнется, пытаясь интересующую его тему начать. — Но мне кажется, что нас с тобой что-то связывает. Я не могу объяснить, что конкретно, но меня неумолимо к тебе тянет. Он глазами по виду ночного города бегает, потом на нее их переводит, каждую черточку отсветами фонарей сканируя. Весь мир дня них в тишину погружается, пока Алина его слова обдумывает. Мучительные минуты проходят, когда она чуть в его сторону поворачивается, взглядом встречаясь: — Я тоже это чувствую. Еще с нашей первой встречи в баре. — губы облизывает, потому что всю влгу выкачали, обезвожили ее. Ей к нему прижаться хочется, но ошейник из цепей кто-то на другом конце на себя дергает, не позволяя ей ближе придвинуться. У Мала дыхание учащается, когда он сам расстояние между ними сокращается, на ее блестящие губы смотря. — Алина, умоляю тебя, давай пообщаемся ближе. Мне кажется, что ты мне, как воздух, необходима. — шепчет, кончик носа ей обжигая. Она готова сейчас же его поцеловать, по щеке кончиками пальцем проводя, к подбородку спускаясь, чтобы шрам ощутить. Шрам? Но у него его нет. Вот только Алина в обратном уверена, ведь чувствует, что у Мала он должен быть. И волосы должны быть в хаотичном беспорядке разбросаны, а не уложенными в модную укладку. На нем не должно быть такой такой чопорной рубашки, потому что ее Мал такое не носит. Ее от самой себя передергивает. Откуда такие мысли? Она словно его настоящего знает и всеми фибрами души к нему тянется, но снова давление с другой стороны ощущает. Оно ей шею в тисках сжимает, не давая даже пошевелиться. Холодные пальцы ее подбородка касаются, отчего Алина вся вздрагивает, отстраниться пытаясь. Потому что холодно. Потому что Мал ее согреть не может. Ей тепла хочется, а от него только мороз идет, кожу инеем покрывая. Мал от ее реакции сам вздрагивает, а потом понимающе кивает, губами по лбу проходясь, нежность свою выражая. Он отстраняется, весь такой взволнованный и почему-то трепещущий: — Я сейчас принесу тебе плед и еще шампанского, чтобы согреться, — улыбается и в сторону отходит, к двери направляясь. — Я быстро! Его силуэт в темноте исчезает, прежде чем Алина звук закрывшейся двери слышит и полоску света на бетонном полу видит. Мал ушел, и дышать легче стало — цепи свое давление ослабили, практически вниз упали, больше не вызывая дискомфорт. Она дышит глубже, пытаясь в памяти аромат парня восстановиться, но совершенно не может его вспомнить. Она вообще ничего вокруг не ощущает, перила сильнее сжимая. Кажется, что все звуки мира резко пропали, в звенящую тишину ее погрузили, на виски тоннами давя. Вокруг все плывет, рябящим туманом покрывается, все-все вокруг сдавливая. Она город через черную вуаль вдовы видит и моргает часто-часто, чтобы мошек перед глазами убрать. Они мельтешат, обзор перекрывая и взвыть хочется, потому что понимает, что все это из-за таблеток — из-за того, что с алкоголем их смешала. В легкие неожиданно единственный запах проникает, вздрогнуть заставляя. Мороз, терпкий коньяк и еле ощутимая горечь полыни на кончике языка. Алина обернуться хочет, чтобы в догадках убедиться, но не может. Остается все также стоять, всем телом от холода и чужого присутствия мелко колыхаясь. На плечи что-то тяжелое падает, все тепло окутывая, а в макушку шумный выдох прилетает перед тем, как она слышит до крошащих костей голос. — Почему Вы покинули свое рабочее место? — и Алина знает, всем своим существом уверена, что звучать это должно: «Почему Вы оставили меня одного?» Она вся вздрагивает, не осмеливаясь в сторону Дарклинга повернуться, потому что ее всю его запах поглотил, ничего от нее самой не оставляя. Спину даже сквозь одежду жар его тела прожигает, хотя между ними сантиметры расстояния. Которые ей до боли сократить хочется, в его грудь вжимаясь. Свои же мысли и желания пугают, но она от них, как от надоедливой мухи, отмахивается. — Я решила сделать небольшую передышку. — выдыхает шумно, сглатывая скопившуюся слюну, не смотря на всю жажду во рту. — Следопыт совершенно о тебе не заботится. — Алине кажется, что она точно с ума начинает сходить, ведь не понимает, произнес ли Дарклинг эти слова или это плод ее воображения. Не может различить реальность и затуманенный разум. — Заботится. Он за пледом ушел. — тихо-тихо выдыхает, саму себя не слыша. Чувствует опаляющее дыхание где-то у виска и горячие руки, всю ее согревающие. Он по ее плечам водит, ближе пододвигаясь. И почему-то Алина даже не задумывается над своими же словами. Она словно знает, что они о Мале говорят. — Он тебя заморозил и даже об этом не задумался. — тени по всех углах пляшут в желании прикоснуться, окутаться. Потому что с собой ее забрать хотят. Алина глаза прикрывает, голову назад откидывая, и в крепкую грудь утыкается. Ноги дрожат, а руки сильнее парапет сжимают, в страхе вниз рухнуть. Он ей все существо дурманит, все мысли собой заполняя. — Мне было не холодно. — маленькой девочкой перед ним оправдывается, под чужое дыхание подстраиваясь. Слышит сзади хмыканье и раствориться в моменте хочет, потому что все тело сладкой негой содрогается от присутствия босса, от его запаха. От шампанского, в конце концов. — Врешь, мерзлявая Святая. — ее всю током прошибает от его пальцев, что по обнаженным ключицам невесомо проходятся, метками ожоги за собой оставляя, едва жемчуга касаясь. Не хочется отстраняться, не хочется бежать от него. Хочется ближе прижиматься, пока тело какой-то пульсацией отдается, словно на зов в глубине откликаясь. Перед глазами тени чертятами пляшут, к себе в шабаш ее утягивая, и она поддается, с ними по адскому пепелищу прыгая. «— Если ты хочешь играть в прятки, то спешу разочаровать: я всегда тебя найду. — Алина даже на голос не поворачивается, потому что знала, что придет, найдет и заберет ее в тепло. — Когда-нибудь не найдешь. — шепчет и плечами ведет, потому что окоченела от холода на балконе. Ее здесь насквозь ветром пронзает, иголками всю прошибая. — Всегда найду, моя мерзлявая Святая. — сзади горячее тело прижимается, в тяжелую и жесткую ткань черного цвета всю хрупкую фигуру укутывая. Он ее со спины обнимает, подбородок на макушку укладывая. По ее губам лишь грустная улыбка расползается, трещинами лицо покрывая. Он ее больше не найдет». Алина закашливается, слишком сильно морозный воздух вдыхая. Сотрясается вся, рот ладонью прикрывая. Она только что их самих видела на каком-то балконе. Они там вместе с Дарклингом так же стояли, а она под его касания кошкой ластилась, но в груди пустота разрасталась. И Алина это чувствовала и продолжает чувствовать. Ее туда затягивает, пытаясь какой-то осколок разбившегося витража показать, чтобы пазл в единую картину собрался, но вся ее суть сопротивляется, не давая погрузиться в омут сознания. Не сегодня точно. Легкие от кашля горят, пока горячие руки к себе ее разворачивают, мешающиеся пряди с лица убирая. У нее глаза слезятся, а горло болит, надрываясь. Дарклинг ее по спине сквозь свой пиджак поглаживает, чуть в сторону отстраняясь, чтобы Алина вдохнуть спокойно смогла. — Т..ты. — она хрипит, на него расширившимися зрачками смотря. Мысль сквозь пальцы струится, не дается сомкнуться на себе, но Алина знает, что босс не просто так в галлюцинациях появляется. Дарклинг на нее с тенью беспокойства смотрит, хрупкие плечи сильнее сжимая. Словно боится, что она вот-вот с его поля зрения исчезнет. — Алина, я принес теплый плед! — отдаленно слышится хлопок двери, а вместе с ним и голос Мала. Он сквозь толщу воды звучит. — Алина, ты где? Она оборачивается в его сторону, крикнуть хочет, но понимает, что он ее не видит. Смотрит прямо на нее, но даже не замечает. Алина из цепких рук вырваться пытается, но все тщетно — он ее тисками сжимает, не давая шелохнуться. В ней ярость кипит, весь разум застилая. Кулаками по груди его бьет, птицей в клетке трепыхается. Об его холодную маску руки режет до кровавых ошметков. — Отпусти меня! Выпусти! — кричит, в лицо ему кислотой плюется. — Алина, успокойся. Тебе все просто кажется. — голос льдом отдается, отчего она себя Гердой ощущает, Кая во власти Снежной Королевы обнимая. Он ей всю душу вечным морозом покрывает, корки инея на коже оставляя. — Ты спишь, — шепчет, а вокруг даже маленькие светлячки — огни города — гаснут, во мрак все погружая. — Ты все выдумала, Алина. Это сон. Ее трясет все сильнее и сильнее, пока весь шум вокруг не утихает до децибел его голоса. Она чувствует, как носом утыкается в воротник рубашки, но ничего не видит. Все с темнотой сливается. И она тоже. Алина метаться перестает, вслушиваясь в чужое сердцебиение. Или это ее сердце бьется так, что сейчас разорвется в клочья? — Умница, — он ее по голове гладит, успокоить пытается. — Тебе нужно отдохнуть. Она чувствует, как ее в холодную кровать укладывают, в кокон одеяла заворачивают. Алина тихо-тихо хнычет, потому что страшно. Потому что она темноты и теней в ней боится до вскрытых вен на руках. Она в клубочек вся сворачивается, слезы в зачатке задушить пытается, чтобы не разрыдаться позорно. Кожей чувствует, что Дарклинг все еще рядом. Стоит возле кровати и на нее смотрит-смотрит-смотрит. Потом на лбу ощущает горячее дыхание и мягкое касание губ. Сознание в небытие проваливается, ее за собой камнем утягивая. Покой даруя.***
Быстрые шаги от стен отлетают, эхом по длинному коридору разносятся. Ее от всего величия вокруг воротит, но Алина продолжает упорно следовать вперед, оставляя за собой лавандой шлейф. Стража за ней по пятам идет, даже на пару минут не оставляя. После всего, что она выкинула, это приходится необходимой мерой принять, потому что чувствует дрожью внутри, что Дарклинг ей не доверяет. Не позволит своевольничать, пока она рядом с ним. А так должно продолжаться до бесконечности и конца этому не будет. Потому что вечность без него — самое страшное и душу выворачивающее, что может произойти. Кроме него у нее больше не может быть пристанища. Алина не стучит. Он знает, что она уже на пороге. Знает, что она в бешенстве. Алина уверена в этом. Черные двери с грохотом распахиваются и через секунду захлопываются. Ее всю трясет, пока она в комнату фурией влетает, Дарклинга высматривая во всех темных углах. Скулы от крепко сжатой челюсти сводит, а волосы по воздуху змеями мечутся, пока она к связи прислушивается, чтобы его почувствовать, чтобы найти. — Чертов монстр! — дверь в ванную от мощной волны энергии с петель слетает и пыль за собой поднимает. Алина дышит тяжело, вся силой и ненавистью сверкает, пытаясь его взглядом испепелить. Дарклинг лишь бровь в вопросе приподнимает. Весь такой расслабленный, прекрасный холодный принц. У него на щеках милый розовый румянец от горячей воды проступает. С виска капелька пота вниз скатывается, и на секунду в голове мысль мелькает, что хочется ее языком поймать, чтобы вкус кожи почувствовать. Алина вздрагивает, но продолжает дальше его взглядом исследовать. Мокрые черные волосы назад зачесаны, но передние пряди выбиваются, на глаза ему спадают, мешаясь, но он их не убирает, продолжает на Алину в легком удивлении смотреть. Паршивец. Ведь прекрасно знает, что она здесь делает. Почувствовал уже давно, но продолжает на ее эмоциях играть. — Что-то случилось, моя королева? — на локтях из воды приподнимается, чуть голову вбок склоняя. На губах усмешка расползается, а между ними кончик языка скользит, чтобы увлажнить. Чтобы Алине голову сорвало от его вида. На пару секунд она тушуется, что не скрывается от пронзительного кварца глаз, но тут же в руки себя берет. Клокочущую ярость из груди наружу достает, быстро закипая снова. В несколько шагов разделяющее их расстояние преодолевает, ножницы с полки подхватывая. — Ты решила меня в ванной этим прирезать? — в открытую смеется на ней, за каждым движением следя. — Я ненавижу тебя, чертов псих! — рычит, кафтан с себя сдирая. Черный кафтан, что уже второй кожей к ней прикипел. Дарклинг чуть напрягается, челюсть сжимая сильнее. Ему это не нравится, а Алина и стараться рада. Злобная ухмылка по губам змеится, пока она ядом в него плещет в надежде, что от такой дозы он тут же умрет и ее за собой заберет. — Как ты мог так поступить, как?! — ткань с тела слетает, оголенную кожу жаром кипятка обдавая. Алина ее в руках со всей ненавистью комкает и ножницами полосует, лоскутки от былого величия оставляя. Дарклинг в воде садится, и все усмешки с его лица срываются, настоящие эмоции показывая. А Алине и видеть их не нужно, потому что чувствует их так, словно они ей самой принадлежат. Эта связь их воедино сплела между собой, каждой ниточкой насквозь по телу и душе проходясь. У Алины все кости давно переломаны и срощены воедино снова, но только вместе с ним. Вместе с Дарклингом. Весь кафтан разрезает, черные ошметки на пол вместе с ножницами бросая. Она ненавидит этот цвет. Его самого ненавидит всей душой и показывает это с небывалым удовольствием, изнутри ее разъедающим. — Я сделала все, как ты сам хотел! Королевой твоей стала, близких людей предав, лишь бы ты их не трогал! Я одну кровать с тобой делю, лишь бы рядом всегда быть! Чертову вечность готова с тобой провести! — она кричит, голос срывая, и в считанных сантиметрах от него оказывается, дикой кошкой выпрыгивая. — И чем отплатил мне ты?! Нарушил наш договор, который сам предложил! Алину всю от переполняющих эмоций трясет. Сила ее с ног до головы переполняет, а она не знает как все могущество из себя выпустить. Олений ошейник сильнее шею сдавливает, воздуха лишая. Вокруг тени пляшут — Дарклинг начинает вскипать, но лицом этого не показывает, все так же холодную маску сохраняя. Алина руки в кулаки сжимает, кровавые раны на ладонях от ногтей оставляя. Нужно сдержаться, иначе она все крыло дворца от ярости разнесет к чертовой матери. Хочется теми же ножницами, что возле ванной лежат, ему грудь раскромсать, глотку вспороть, чтобы в своей же крови захлебывался, крохи воздуха пытаясь поймать. Она до дрожи в пальцах это сделать хочет, но не решится никогда. Не сможет. — Как ты мог их тронуть?! Как ты мог отправить своих шавок-гришей уничтожить их? Посмотри мне в глаза и скажи, как ты посмел нарушить проклятое соглашение между нами?! — Алина куски прежнего кафтана ногой пинает, чтобы ткань хлопьями в стороны разлетелась. — Я никогда, слышишь, никогда больше не надену это. Сожри и подавись этим, если решишь еще раз нацепить свой проклятый цвет на меня! К нему наклоняется, пытаясь своим же светом ослепить; сила из нее пылающими лучами выходит, глаза ему выжечь желая. Алина пальцами в его плечи впивается, ожоги оставляя, метки на нежной коже до крови выжигая. — Высказалась? — голос холодом по стенам ванной звучит, в мороз Фьерды душное помещение отправляя. Алина плечами ведет, лишь сильнее пальцы сжимает, а он от боли даже бровью не ведет. Лишь морщится еле-еле, на нее смотря. — Уговор наш нарушила ты, дорогая, когда стала письма своему следопыту отправлять, — кислотой в нее плюется, сильнее нее метки выжигая. — Когда решила, что меня вокруг пальца обвести сможешь, а я ничего не заподозрю. Моя маленькая и глупая Али-но-чка. Он ее имя тянет, на языке прокатывает и смакует, как дорогое вино. По влажной спине мурашки расползаются, весь поток мыслей прерывая. Узнал, паршивец. Дарклинг ухмыляется, резко ее ладони своими накрывая. Жарко. Становится жарко. — Не волнуйся, они еще живы. Только ранены немножко, — на себя ее тянет, а сам ближе приподнимается, пока их лица на одном уровне не оказываются. — Олег доложил, что твой следопыт без ноги остался. Какая жалость. А твои верные шавки на грани жизни и смерти. И только от тебя, мое солнце, зависит, что их ждет дальше. Он носом по щеке ведет, коктейлем ее чувств наслаждается, свободную руку в пепельные волосы запускает, мокрыми пальцами волосы перебирая. У Алины дыхание спирает. Хочется расплакаться и на горячую грудь упасть, в воде захлебываясь. Потому что их связь и его энергия ее всю накидывают, ненависть собой перекрывая. Она никогда не сможет его убить, потому что жизни без него для неё нет. Только от его даже малейших касаний хочется змеей извиваться. Только от него она всю мощь чувствует. Только с ним себя живой осознаёт. Тело от рвущейся наружу силы трясёт, и Алина, руку из хватки вырывает, выпуская в противоположную стену разрез. Все вокруг трещит, шумом все остальные звуки поглощая. В стене расщелина появляется, а Алина без сил в горячую воду падает, всхлипывая. — Я ненавижу тебя. — хрипит, пока сильные руки ее к себе прижимают. Дарклинг ее слезы с щек сцеловывает, губами мажет, успокоить пытаясь. У Алины в душе зияющая дыра. Там пустота распространяется, хаосом все живое в ней поглощая. Безвольной куклой в его руках лежит, теплом голого тела наслаждается и к нему котенком тянется, пытаясь губы его найти. — Я знаю, милая, знаю, — шепчет руками по дрожащей спине проходясь. — Вот только больше меня ты ненавидишь саму себя. Слова кинжалом в грудь вонзаются, сердце ей разрывая. Да, он прав. Она сама выбрала этот путь. Сама ему отдалась, судьбы их переплетая. И за это ненавидит себя больше всего на свете. Ведь без него ее света просто не будет.***
Алина в кровати ворочается, бесконечно шепчет проклятия и не оставлять ее просит, мечется, одеяло комкая. А Дарклинг рядом сидит и руку ее сжимает, улыбаясь довольно, победно. Наконец-то она начинает вспоминать.