Полусонная кухня. Три фигуры. Запах волнения, вставший комом поперёк горла и не позволяющий сделать ровного вдоха; воздух совсем перестал проникать в лёгкие, здравый рассудок стал заметно притупляться, заставляя обрываться на полуслове и приглушать тон. Мозг отказывается строить внятные предложения, язык липнет к нёбу; он не в силах выдать хоть что-то, кроме несвязанных животных звуков. Он задыхается.
Его рука сжимает чужую руку, пытаясь невербально попросить о помощи. Бруно обнимает дрожащее тело, прижимая к своей груди и позволяя спокойно выдохнуть. Сладковатый запах мокрого песка и мятного чая приводит в чувства, громоздкая ладонь, бережно поглаживающая искривлённую спину, успокаивает. Дыхание постепенно восстанавливается, и Камило не замечает, как много времени понадобилось на это.
Джульетта нервно тарабанит пальцами по столешнице, наполняя пустующую кухню тихим звоном ногтей о керамическую плитку. Сохранять спокойствие. Это похоже на мантру, что прокручивает женщина в своей голове раз за разом в любой стрессовой ситуации. Однако дрожащий голос племянника, норовящий вот-вот перерасти в истерический плач, сбивал с толку и не позволял трезво оценить положение дел. Сохранять спокойствие трудно.
Когда Камило наконец смог сделать вдох и прийти в себя, он продолжил объяснять тёте всё происходящее с ним, начиная от сбитой с курса самоидентификации и заканчивая голосами в голове. Джульетта невольно вспоминает произошедшее буквально несколько дней назад: уже в тот злополучный день племянник сильно насторожил тройняшек, когда заявил, что не может перевоплотиться в свой первоначальный облик и совсем его не помнит. Вспоминая напуганную сестру, которую пришлось выводить из спальни сына под руки и часами успокаивать, пока она не уснула, Джульетта чувствует, как у нее начинает кружиться голова. В любом случае, перед тем, как Камило начал свой рассказ, он попросил об одном: не говорить родителям. Он поклялся, что расскажет сам, когда лекарства дадут первые плоды и позволят ему чувствовать себя хоть капельку увереннее.
Не то чтобы Джульетта или Бруно считали правильным скрывать от матери состояние её сына, но то, насколько нервозно и дёрганно ведёт себя Камило, стоило кому-то заикнуться о его проблеме, позволяло принять верное решение и оставаться на стороне мальчика.
Пепа слишком много взваливала на себя в последнее время. И слава небесам, что сейчас, в осеннее время года, когда дожди не являются редкостью в Энканто, Пепа лишь помогает освещать поля теплым солнцем; она заряжается самыми позитивными эмоциями и не ломает себя изнутри, как это обычно бывает, когда её просят освежить поля ливнем. В особенно засушливые летние дни Пепа подавлена донельзя. И Феликс, ужасно обеспокоенный состоянием супруги, вертится вокруг неё, как пчела вокруг улья. В такие моменты искренне улыбаться у Камило совсем не получалось. Он не хотел давить на маму ещё больше.
Закончив свой рассказ, мальчик поднимает на тётушку совсем по-детски наивный взгляд, наполненный какой-то слепой надеждой и верой в лучшее. Камило не хочет больше слышать голоса. Не хочет чувствовать себя никчёмным. Не хочет притворяться, что всё в порядке. По крайней мере, пока та до омерзения жалкая сторона, каждый раз доминирующая над здравым смыслом, не превосходит над впервые за долгое время возникшим желанием переменить свою жизнь, идущую под откос, Камило воспользуется своей внутренней мотивацией сполна. До того, как она снова не пропадёт, оставив Камило упиваться своим никчёмным положением.
Противоречивые мысли съедают его изнутри. Нет же, он принял решение, он не отступит. Или ты всё же наконец отцепишься от дяди и перестанешь вести себя, как дитя? Не думаю, что ты на это способен.
— Заткнись... — тихо шепчет Камило себе под нос, зажмурившись от вновь нарастающей тревоги. Нельзя сейчас поддаваться и давать слабину. Докажи ему, что ты сильный. Ради дяди Бруно, ради мамы и папы, ради семьи...
— Всё хорошо, — слышит он нежный голос человека, о котором думает. Иногда создавалось ощущение, что Бруно умеет читать мысли и всегда приходит вовремя. — Джули, дорогая, можно ли с этим что-то сделать? На тебя одна надежда.
Травница нервно облизывает губы и поднимает взгляд на самую верхнюю полку, где за запертой на ключ стеклянной дверцей прятались несколько книг; лазить туда строго-настрого запрещено, однако и сама хозяйка не вспомнит, когда в последний раз туда заглядывала. Самая большая книга, занимающая практически всё место на полке — книга медицинских рецептов. До того момента, как Джульетта целиком ушла в семейную жизнь после рождения второй дочери, она самолично собирала все эти записи. Прокручивая в голове все симптомы, описанные племянником, она чудом из глубины своей памяти достала информацию о том, на какой примерно странице записывала подобные показатели.
— Ох, — выдыхает она, копошась в кармане на своем фартуке и доставая оттуда связку из небольших ключиков от шкафчиков и погреба. — посмотрим.
Забравшись на табурет, женщина не без труда стаскивает тяжёлый сборник. Камило даже не подумает о том, чтобы предложить помощь; он вновь впал в ступор, одни только зрачки бегали по кухне и внимательно следили за действиями тёти. Он в надежде затаил дыхание.
Джульетта взваливает книгу на стол и спешит протереть кухонной тряпкой от пыли, скопившейся за столь долгие годы. На первой странице красуется детский рисунок; до того, как учебник оказался под защитой замка, он попал в руки пятилетней Мирабель. Девочка нарисовала здесь кривую Каситу, солнце, поляну и всю свою большую семью, за исключением ещё тогда не родившегося Антонио. Здесь же красовалась бережно выведенная детским подчерком надпись: «mi familia Madrigal». Камило припоминает, как стал свидетелем этого ужасного преступления кузины, тогда сидя рядом с набитым лепёшками ртом. Теплые воспоминания заставляют юношу слабо улыбнуться, но стоило странице перевернуться, как на лицо вернулась прежняя гримаса тревоги.
Тётя проводит пальцем вдоль строчек, перелистывает; видимо, не то. Шелест страниц перебивает зловещую тишину.
— Есть, — выдыхает она с лёгким облегчением. — что-то подобное уже было на моей памяти. К сожалению, моя стряпня не может мгновенно вылечить психическое расстройство, тебе придется пропить курс. Эффект временный, тебе будет нужно приложить свои усилия. Терапия в виде разговоров вполне может помочь.
Они синхронно поднимают на Бруно жалобные глаза, будто один он здесь вправду может помочь. Мужчина искренне не понимает, в чем причина такого внимания к своей персоне, но вскоре до него доходит, о чем безмолвно просят эти печальные выражения лиц.
— Конечно, конечно...
— Ты теперь тоже под моим надзором, будешь принимать травяной отвар по расписанию... — она слабо улыбается, пытаясь хоть немного развеять напряжённую атмосферу. Её расслабленное состояние быстро подхватывает виновник торжества, так же криво и неестественно улыбаясь.
— Спасибо, — только и произносит в ответ её брат, продолжавший всё это время гладить племянника по спине. Этот добрый жест слегка затянулся и не столько был похож на поддержку, сколько олицетворял желание Бруно лишний раз прикоснуться к Камило. Подобные мысли заставили мужчину резко отдернуть руку.
— Хорошо, тогда, пожалуйста, посидите здесь немного. Не будем медлить, выпьешь на ночь.
Камило кивает в ответ и чувствует, как гора падает с его плеч. Подобное приятное облегчение он уже испытывал в ночь своей истерики, и почему-то стало ужасно хорошо. Мальчик не замечает, как глаза наполняются влагой, и нить губ искривляется в измученной улыбке.
Неужели его страданиям придет конец.
***
Очнувшись, Камило находит себя у двери в башню и осматривается, потирая затылок.
Как он здесь оказался?
Коридоры Каситы уже давно не освещает слабое осеннее солнце, только капли лёгкого дождика перебивают сонную тишину и собираются небольшой лужицей в центре первого этажа, где крыша никак не могла защитить пол от влаги. Кажется, с разговора с тётей прошло не так много времени; Камило чуть ли не моментально отрубился из-за стресса, который истощил его организм донельзя, и, возможно, из-за действия лекарства. Джульетта уточнила, что отвар также помогает со сном, но лицедей не думал, что настолько...
Прожигая взглядом уже вдоль и поперек изученную дверь провидца, Мадригаль в который раз чувствует, как сжимается его сердце. Отчего — не совсем понятно, хамелеону оставалось только догадываться и убеждать себя в том, что всё, что он чувствует — прямое проявление привязанности, восхищения и родственной любви.
Теплые чувства перебивает возникший озноб. По ночам на улице особенно холодно, сколько он уже здесь стоит?
Уже собравшись уходить, Камило слышит, как жалобно скрипит дверь, и из-за небольшой щелки выглядывает заспанный Бруно с милым гнездом на голове. Наверное, птичкам Антонио там очень понравилось бы. Но заместо птенца из копны черных и седых прядей выглядывает крыса, чей сон беспардонно потревожили.
— Камило? — шепчет мужчина, явно напуганный таким жутким визитом. Он проснулся от шагов прямо у порога своей спальни и настороженно прислушивался к каждому шороху, не понимая, кто в такой поздний час решил неподвижно постоять у его двери. Только когда шум возобновился, провидец нашел в себе смелость выглянуть наружу. — Ты меня до чёртиков напугал, что случилось?
Камило, напуганный не меньше, лишь пожал плечами.
— Кажись, уже во сне ходить начал, — на его лице появилась слабая улыбка, но, если быть честным, весело ему не было.
— Ясно, ну... Промёрзнешь весь, беги скорее обратно в кровать, — Бруно так же криво улыбнулся, постукивая пальцами по дверному косяку, что выдавало его волнение сполна. — Или...
— Да.
Камило не понадобилось больше слов, чтобы понять дядю. Он забегает в его комнату и закрывает за собой дверь. Он ведь не должен чураться своего желания получить поддержку, верно? Ну, Бруно сам так говорил. Камило решил, что имеет право ещё разок поспать рядом с человеком, с которым ему так спокойно и хорошо. А ещё лучше, чтобы они засыпали в обнимку каждую ночь...
Осознание несбыточности этой мечты вырывается печальным вздохом, и Бруно решает поинтересоваться, что случилось.
— Всё в порядке? — мужчина, уже устроившийся рядом, поворачивается к племяннику набок и нежно проводит большим пальцем от щеки до уха, убирая свалившуюся на лицо прядь.
Камило тихо мурлычет, обхватывает запястье дяди, проводит к кисти руки, настойчиво прижимает к себе и трётся о теплую ладонь, как одна из тех крыс Бруно, что особенно любит внимание хозяина; поворачивает голову вбок, трётся пухлыми губами, норовясь оставить пару поцелуев на сухой коже, и вовсе не замечает ничего странного в своих действиях.
Мужчина с широко распахнутыми глазами наблюдает за этой картиной, не понимая собственных чувств в данный момент. Он откашливается, намекая племяннику на то, что это как-то слишком.
Камило нехотя отстраняется, даже отползает назад и более не касается своими коленями коленей Бруно.
— Простите, я правда нуждался в этом...
— Всё в порядке, дорогой, это нормально, но мне кажется, что тебе подобные чувства стоит направить в другое русло...
— Это Вы о чем?
— Ты ведь совсем не любишь эту тему, ну.
Когда до Камило доходит осознание, он тихо хохочет, отмахиваясь.
— Фу, и вправду, не начинайте!
Бруно тихо смеётся в ответ, но почему-то от собственных слов ему стало грустно.
— Давай спать ложись.
Юноша вновь посмеивается и готовится провалиться в сон, копошась в теплом одеяле, что насквозь пропитано запахом дяди.
— Люблю Вас, — шепчет мальчик, прежде чем Морфей забирает его в свое царство, оставив Бруно в непонимании совсем одного.
— Я тоже тебя люблю, mi sol.
Сквозь сон он ощущает на уголке губ нежный поцелуй, пробудивший в груди столь притяное тягучее чувство.
В любом случае, Камило ещё предстоит сомневаться в действительности произошедшего, ведь просыпается он в своей комнате совершенно один.
***
На прикроватной тумбе стоит маленькая чашечка из тётиного сервиза, наполненная голубоватой и слегка пресной жидкостью, рядом — тарелка с парой свежеиспечённых ареп. Порой трепетность и понимание Джульетты искренне восхищали.
Камило протирает сонные глаза и с досадой осознает, что это был сон. Задумавшись над своими чувствами, он таращит глаза в потолок, бьёт себя по щекам, пытаясь привести в чувства. Насколько же он болен, если позволяет себе думать о подобном? Нет-нет, должно быть, этому есть логическое объяснение. А может, это был не сон... А если и сон, то почему прикосновения отпечатались алым ожогом на его коже и сердце?
— Камило? Ты не спишь? — в комнату заглядывает обеспокоенная Долорес. На ней всё ещё надета пижама, украшенная узорами в виде звуковых волн, а волосы огромным пышным облаком обрамляют узкие девичьи плечи, приподнятые в волнении. По всей видимости, парень опять проснулся раньше, чем его организм смог нормально выспаться.
— Сколько времени?
— Без десяти шесть.
Камило подрывается, с удивлением смотря на сестру.
— Тётя Джульетта не спит?
— Мне кажется, она и не ложилась.
— А ты чего?
— Бессонница.
Мадригаль с опаской решает задать вопрос, ибо если не сейчас, то уже никогда.
— А ты сегодня ночью не слышала случайно... я не выходил из комнаты?
Долорес проходит к кровати, держа сцепленные пальцами руки у груди, и в непонимании хлопает ресницами.
— Не знаю, я только ближе к пяти тридцати вышла из комнаты. Кошмар приснился? — она садится на край кровати, протягивает руку к брату и нежно поглаживает по веснушчатой щеке. Как же ему хотелось, чтобы сейчас на месте сестры был...
— Наверное, — соврал мальчик, более не желая рассказывать ничего. Если он сейчас расскажет сестре о наболевшем, она отвернётся от него раз и навсегда. И будет права.
Камило одним махом проглатывает содержимое чашки, заедает арепой вязкий привкус, после заваливается обратно в постель. Лекарство действует моментально, и он вновь начинает засыпать.
— Ложись, ложись, — хлопает его по руке Долорес. — я на завтраке скажу, что ты сегодня плохо спал.
— Спасибо...
Девушка поднимается, отряхивая пижамные штаны, и собирается уходить.
— Хей, Дол.
— А?
— Люблю тебя.
— И я тебя, hermanito.
Камило слабо улыбнулся, не в состоянии совладть с мыслями, где ветал совсем чужой образ и голос, произносящий эти слова.
Камило, несомненно, до одури любит всю свою огромную семью и всех её членов по-отдельности, но почему-то именно рядом с Бруно он чувствовал, что готов свернуть горы, и что пока дядя рядом — ему нет смысла загонять себя в клетку разума. Отчего-то разливается в груди что-то приятно жгучее и сладкое.
Лекарство даёт чувство полного умиротворения, и мальчик погружается в сон, обнимая себя за плечи руками.
