Молот ведьм

Падающие звезды никогда не падают ради меня Мое сердце на Марсе, его как-то трудно разглядеть Но ты знаешь, ты знаешь, что я увижу тебя снова Ты знаешь, ты знаешь, что я увижу тебя снова…

30 октября 1977 — Ну ты как, Луни? — обеспокоенно спросил Джеймс, пробегаясь глазами по Визжащей Хижине. Конечно, подумал Поттер, им стоило бы прибраться здесь для общего блага и вида. В пустынных и немного разрушенных комнатах оседала пыль за то время, что Мародеры не появлялись здесь; повсюду валялись забытые ими черновые листы и бутылки из-под огневиски; в углу складировались фантики и обертки от конфет. В честь Хэллоуина они развесили повсюду небольшие светящиеся тыквы, но, кажется, Лунатику они только мешали, потому что друг скалился на их смешные лица. Джеймс посмотрел на знамя Гриффиндора, которое они повесили на стену. В большой степени из-за желания перекрыть дыру в деревянных пластинах, в меньшей — из-за патриотического желания алого цвета где-нибудь рядом. — Заебись, — прохрипел Ремус. Он сидел на полу в самой дальней комнате хижины, выглядел очень помятым. — Я всегда знал, что ты немного мазохист, — со знанием дела покачал головой Питер и взвизгнул, когда Сириус хлопнул его по плечу. — Не оскорбляй Лунатика, — проворчал он. — Ты же знаешь, чувак очень чувствителен сейчас. — Завалитесь, придурки! — рыкнул Ремус, но они даже не обратили на него внимания. Уже привыкли к тому, что во время полнолуния Люпин ведет себя, как ворчливая бабка. Перед трансформацией парень всегда снимал с себя рубашку, оставляя лишь растянутые штаны, которые удобно было разрывать на части, а потом возвращать в привычный вид после ночи, проведенной ими в лесу. Джеймс поморщился, когда из груди Лунатика вырвался стон. Луна уже практически полностью вступила в свои права, и последние несколько дней Ремус ходил достаточно раздраженным. Он снова застонал, его глаза вспыхнули золотыми искрами, в которых не было ни намека на теплоту человека. Люпин задушено прохрипел: — Обращайтесь! — рявкнул он. Джеймс стал золотистым оленем, и в ту же секунду спина Ремуса выгнулась от боли. По телу потекли капли пота, парень взвыл. Поттер отвернулся. Он не мог смотреть на то, как мучается его лучший друг. Никогда не мог. Когда Джеймс увидел, как Лунатик обращается в первый раз, он не мог нормально спать несколько недель. Конечно, он ни слова об этом не сказал самому Ремусу, но жуткая картина агонии самого ответственного из Мародеров навсегда осталась высечена в его памяти. Он не мог думать об этом, потому что становилось дурно от мысли, что такой человек как Рем должен был страдать. Кажется, что лучше него не было никого. Люпин был единственным таким в своем роде. Ответственный, но шебутной и веселый, умный, но иногда безбожно не понимающий намеков. Столько граней Джеймс не встречал ни у кого, и теперь этому великолепному в своем бытие волшебнику было больно даже думать о полной луне, не то, что смотреть в ее сторону. Оборотень выпрямился, задев головой потолок, и Бродяга издал странный звук, похожий на смех. Джеймс фыркнул по-оленьи. Потом шагнул к оборотню, позволяя себя обнюхать, и вышел по коридору хижины на улицу, пока волк заново знакомился с Хвостом и Бродягой. Джеймс расправил оленьи плечи и вдохнул запах леса. В анимагической форме все было для него иначе. Когда он был человеком, лес пах для него чем-то очень… обычным. Мокрой травой, деревьями и, почему-то, землей. Джеймс не знал, почему выделял землю. Но запах был специфический, особенно, если учесть, что Хагрид начал экспериментировать с новыми удобрениями, и они были не вот прям вкус цветущих роз или васильков. Но стоило ему стать оленем, как все вокруг играло другими запахами. Кора отдавала душистой влажностью и теплом, а трава — тем самым запахом из его детства, когда родители брали мальчика на пикники, и они оказывались на широком поле, которое, как казалось Джеймсу, не заканчивалось вообще. Он слышал хрустящие в отдалении ветки, слышал завывания ветра и тяжелое дыхание Лунатика за собственной спиной, пока они пробирались по Запретному лесу к небольшому озеру, около которого всегда предпочитали проводить время. Лунатик шел впереди, показывая свою костлявую задницу, к виду которой Джеймс, если честно, привык, но он вряд ли когда-нибудь в этом признается, поэтому олень просто смотрел себе под ноги, чтобы не запнуться об очередную корягу и не влететь рогами в землю. Бывали случаи, Бродяга тащил его зубами за хвост, и Поттер потом еще неделю не мог нормально сидеть. Сам пес, катая Хвоста на голове, шел рядом с ним, высунув язык наружу. Сохатый знал, что, как только они прибудут к озеру, Сириус отпустит Питера и начнет носиться рядом с водой, но пока что он сохранял рамки приличия, довольный тем, что мог просто гулять по лесу. По мнению Джеймса не было ничего странного в том, что Сириус обожал свою анимагическую форму, и он… Стоп. Сохатый нахмурился. Они шли не по тропе к озеру, подумал он и посмотрел на Бродягу. На морде собаки проявилась озадаченность, а потом и тревога, когда он понял, что Лунатик начал ускоряться, принюхиваясь. Конечно, подумал Джеймс, это, наверное, кролик. Самый обычный кролик, который… Бродяга заунывно фыркнул и, оттолкнувшись от земли, бросился вперед, повалив оборотня. Блять, пронеслось в оленьих мыслях. Псина явно почувствовала человека, и они находились слишком близко к границе Запретного леса, уходящей к Хогвартсу. Эта мысль пронзила Джеймса, когда он кинулся вперед, помогая Сириусу удерживать Лунатика. Но, давайте будем честными, они никогда не смогли на самом деле справиться с оборотнем. Ремус отбросил от себя Бродягу — собачье тело с тихим скулежом ударилось о дерево, и Джеймс отметил, как мельтешит около друга Питер, попискивая и пытаясь понять, как сильно Сириус ранен. Сохатый с надеждой смотрел в сторону анимага, но его лучший друг не двигался. Собачье брюхо часто вздымалось от болезненных вздохов, но он не поднимался. Они с Питером перебросились взглядами, и Поттер кивнул, побежав за оборотнем. Лунатик пробежал мимо огромного поваленного дерева, остановился и принюхался, дергая носом, словно гончая собака. Он протяжно завыл, саданул передней лапой по стволу, зарычал и побежал дальше, заставляя Джеймса до пота вдавливать копыта в землю, чтобы догнать быстрого волка. Они остановились у самого края леса. Лунатик, даже будучи оборотнем, на эту территорию никогда раньше не забегал. Наверное, дело было в открытой местности, близкой к Хогвартсу, которую хищник остерегался из-за опасности быть пойманным или подстреленным. И сейчас выражение «нет ни души» совершенно не подходило под описание территории, подумал Джеймс. Со стороны замка к Запретному лесу приближалась тонкая фигурка, вцепившаяся в свой желтый галстук. Поттер сощурился, но даже при его оленьих глазах он мало мог заметить в ночи. А оборотень видел. Он шумно втянул воздух носом и утробно зарычал, чуть отходя обратно в лес, чтобы не навредить. Нет, пронеслось в мыслях у Джеймса. Он ушел немного назад в лес, чтобы затаиться, пока студентка не зайдет достаточно глубоко, чтобы ее никто не услышал. Олень выскочил прямо к ней, громко зафырчав, и девушка вскрикнула, прижимая руки к груди. Джеймс знал ее. Миловидная шатенка на год младше них училась на Пуффендуе, всегда краснела около Ремуса и Сириуса и просила не сокращать ее имя до примитивного «Эми». Амелия Боунс. Сестра Эдгара. Блять. Блять. Блять. Сука. — Привет, — шмыгнула носом Амелия, едва касаясь головы оленя. Он возмущенно заржал — олени ржут? — и начал толкать ее рогами подальше от леса, чтобы Амелия была в безопасности. — Еще чего, — рассмеялась девушка. Она одернула мантию. — Я докажу этим кретинам, что я не трусиха, понятно? Ее ладони ласково прошлись по его шее, почесывая, и в любое другое время Джеймс был бы рад подобным проявлениям любви, но не в чертово полнолуние, Мерлин. Он снова толкнулся рогами, пытаясь не ранить девушку, но убрать ее подальше от Запретного Леса и самого настоящего оборотня, но Амелия не слушала. Она убрала короткие каштановые волосы за уши и достала из рукава палочку. — Не переживай за меня, мальчик, — пожурила пуффендуйка. В ее карих, покрасневших от слез глазах, светилось что-то забавное, как будто ей было интересно, откуда же в лесу взялся олень. — Я могу за себя постоять. И…о, постой, ты же мальчик? Джеймс не ответил, лишь продолжил толкать ее. Лицо Амелии вдруг исказилось, и Поттер сглотнул. Никогда еще он не видел настолько странного проявления эмоций. Ее лоб нахмурился от злости, но слезы потекли по лицу, и губы дрожали от обиды, когда она достала палочку и пальнула в него чем-то достаточно болючим, чтобы Сохатый убрался с дороги, пискнув от боли. Чертова ведьма. Амелия ринулась в лес, что-то бормоча себе под нос, и Джеймс не успел даже остановить ее, когда Лунатик вдруг завыл. Боунс замерла, прислушиваясь, вытянув перед собой палочку. Сохатый подбежал ближе и начал выталкивать ее из леса, но она помотала головой. — Нет, я приведу его в школу! — ахнула Амелия. Олень фыркнул: да он и так туда каждый день ходит. Она повернулась направо, и в ее глазах застыл ужас. Джеймс сглотнул и посмотрел в ту же сторону. Лунатик стоял, опираясь лапой на дерево, прислушиваясь к ее рваному дыханию. Сохатый стремительно толкнул Амелию рогом, а потом кинулся на оборотня, давая ей возможность сбежать, что Боунс — хвала Мерлину — и сделала. Началась погоня. Олень, конечно, не мог посоревноваться с быстротой разъяренного и желающего крови оборотня, но благодаря заклинаниям Амелии ей удалось немного оторваться, а сам Джеймс порядочно наставлял ему рога, чтобы Лунатик сбивался с курса. Поттер молился, чтобы Боунс добралась до ищущих их Бродяги, чтобы он отвел ее в безопасное место, чтобы с девчонкой ничего не случилось, но он запнулся, пропахал мордой и рогами землю, а, когда смог вернуться обратно на копыта, понял, что Амелия лежала на земле. Она тяжело дышала, он ощущал соль на ее щеках, а палочка… Он проматерился. Ее палочка была слишком далеко от девушки. Амелия вскочила на ноги, но оборотень зарычал так громко, что оглушил весь лес, и она вздрогнула, запнулась и упала, ударившись о корни руками. На ладонях, разодранных, проступила кровь, и это ошеломило Лунатика. Он выпрямился в полный рост, бросился на нее, но Джеймс успел раньше. Его сильный и тяжелые копыта впечатались в волчью грудину, и он повалил Лунатика на землю. Тот в отместку вцепился когтями в олений бок, Джеймс завизжал — олени визжат? — и перекатился, но упорно продолжил бодаться, чтобы Амелия смогла выбраться. Пожалуйста, пусть она выберется. Поттеру не было так страшно со времен пранка, который Сириус провернул на пятом курсе, чуть не убив Нюниуса. И не то, чтобы Поттеру с тех пор понравилось лицо Снейпа, но он не смог бы жить, зная, что не спас его, когда была возможность. Вдалеке послышались мягкие удары собачьих лап о землю, и Джеймс обрадовался, поняв, что Бродяга вернулся в строй после того, как Лунатик не очень мягко обошелся с ним. Вот только к ним, мелькая между кустов, выбежал не черный пес, которого Джеймс привык видеть, а белоснежный песец, в народе называемый полярной лисой. Песец оскалился, увидев расклад событий, а потом пришел Джеймсу на помощь. Оборотень бросился на песца, но тот быстро метнулся в сторону и цапнул Лунатика за ногу, заставляя того болезненно взвыть. Джеймс толкнул друга рогами, в сотый раз извиняясь за то, что он сегодня ночью нехило так колошматит его. За песцом на свет выскочила крыса, и песец, зарычав что-то, махнул головой в сторону Амелии. Хвост все понял, подбежал к девушке, подкатил к ней палочку и начал звонко пищать, приказывая Боунс идти за ним. Олень фыркнул на это и кивнул. Девушка всхлипнула и побежала, заваливаясь на правую ногу, на которой виднелась кровь. Дальше Джеймс не видел, Лунатик оттолкнул его и хотел было броситься за пуффендуйкой, но ловкая полярная лиса — какого черта тут делает песец, мать вашу? — кинулся наперерез, прыгая так высоко, что его зубы впились Лунатику в плечо. Поттер на секунду охерел, когда оборотень, попытавшись сдернуть с себя песца, потерпел неудачу, ведь тот крепко держал его зубами, почти как пиявка. А потом до Поттера вдруг дошло. Анимаг. У них в школе есть еще один анимаг, и этот анимаг, очевидно, знает об оборотне в Хогвартсе, он должен был видеть, что Амелия вышла из школы и направилась к Запретному лесу, потому что иначе Джеймс не знал, как кто-то мог узнать о случившемся. Лунатик яростно взревел и, наконец, сдернул с себя песца, разодрав ему бок когтями и отбросив в сторону. Белый мех тут же окрасился в алый, и животное, протяжно заскулив, ударилось о дерево, на мгновение замерев. Джеймс снова толкнулся рогами, оперевшись копытами в землю, и оборотень саданул по нему когтями, ранив бок, но Сохатый, вконец разозлившись, толкнул друга, и тот, спотыкнувшись о ветку, полетел вниз, в небольшую котловину, покрытую корнями деревьев. Лунатик стукнулся мордой о землю. Заскулил, протяжно и горько, прижимая лапы к побитой голове. На его грудине отчетливо проступали синюшные раны от копыт оленя, и Джеймсу вдруг стало очень стыдно, хотя он знал, что Ремус еще скажет ему спасибо за все, что Поттер сделал этой ночью. Пока оборотень приходил в себя, Сохатый дохромал до неизвестного анимага-песца, который все еще скулил, пытаясь подняться на лапы. Но те не слушались, из бока животного вытекала кровь. Джеймс посмотрел на небо. Вот, почему он смог скинуть Лунатика, потому что Луна уходила на спад. Оборотень начинал дергаться, превращаясь в человека, и из кустов, тяжело переваливаясь, выполз Бродяга. Олень радостно вздохнул. Он мотнул головой, показывая другу на песца, и Сириус кивнул. Он подошел ближе и опустился на лапы, показывая, чтобы анимаг забирался на спину собаки, что тот и сделал, капая кровью на землю. Сохатый же тем временем направился к оборотню, взваливая его себе на спину. Честно говоря, Джеймс уже не понимал, в какой части леса они находятся, но Бродяга уверенно вел их к Визжащей Хижине, и они смогли пробраться внутрь, хотя Джеймс не чувствовал своего тела. Он слишком устал, у него болело все, включая рога, хотя парень не был уверен, что рога в принципе могут болеть, но он заставлял себя идти, потому что знал, что Лунатику будет гораздо хуже, если они не избавятся от следов произошедшего. Когда они основались внутри, и Поттер смог сбросить Ремуса на диван, его ноги подколились, и он превратился в человека прямо в полете на пол, не обращая внимания ни на песца, ни на грязь, ни на застывшую Амелию Боунс, сидящую около стены. — Привет, — прохрипел он, а потом заставил себя поднять палочку. — Акцио, бадьян! Небольшой флакон вылетел из шкафчика около окна и стукнул Поттера по щеке. — Бля. — Ты… — Амелия ахнула и посмотрела на Джеймса и остальных животных, — вы анимаги! — Да ты что? Пять очков Пуффендую! — фыркнул парень. — Черт. Минус пять очков с Пуффендуя. Я же староста, блять. — Но… — Боунс вздохнула, прислоняя руки к груди. — Сохатый, — тихо хмыкнула она. — Бродяга и Хвост. А это кто? — указала девушка на песца. — Не поверишь, я не знаю, — Джеймс подошел к Бродяге и осторожно, стараясь не потревожить раны полярной лисы, снял анимага со спины друга, чтобы тот мог с тихим стоном боли обратиться в человека. Поттер опустился на пол, усаживая едва дышащего, но находящегося в сознании песца, себе на колени. — Привет, дружок, — песец фыркнул, но чуть повернулся на бок, позволяя Джеймсу обработать его царапины, — отлично потрудился, парень. Песец заскулил и легко укусил парня за палец. Не больно, но неприятно. — Девушка? — она — а это была она, судя по кивку — заскулила. — Спасибо, — хрипло сказала Амелия, — всем вам. Даже не знаю, чем я думала. — С чего ты вообще решила попереться в Запретный лес? — поинтересовался Питер, протягивая девушке шоколадную лягушку. У них тут было много запасов. — Слизеринцы, — тихо ответила Боунс. — Сказали, что я такая же трусиха, как мой брат. И я решила, что, если покажу, что не трусиха, то они… — Эдгар — трус? — возмутился Питер. — Я большего бреда в жизни не слышал! — Твой брат — один из самых крутых авроров, детка, — важно кивнул Сириус. — Да знаю, — отмахнулась Амелия. — Но Дамблдор покрывает его отсутствие, потому что отправляет неизвестно, куда. — Погодь, Эд подался в Орден Феникса? — понизив голос, спросил Джеймс. — Эй, у нас тут посторонние, — напомнил Педдигрю, покосившись на песца. Животное яростно зашипело на него, но Сохатый положил свою ладонь поверх шерсти, и оно успокоилось. — Никто не поверит в любом случае. — Да, — кивнула Амелия, настороженно смотря на песца. — В конце июня он отправил его в Бразилию, как и некоторых других членов Ордена. А еще пару авроров — в США и Грецию, — животное навострило уши, но не подало виду, что заинтересовалось. — Зачем? — нахмурился Сириус. — Понятия не имею, — развела руками шатенка и вздохнула. — Эдгар вернулся злым и каким-то… тихим слишком. К августу оклемался, но… я не знаю, что-то было не так. — Давайте пока на этом закончим, — сказал Сириус, и песец пискнул в знак согласия, и Джеймс ухмыльнулся, поглаживая алую от крови шерсть. Хотя бы теперь животное не было разодрано. — Ну, а ты не хочешь обратиться? Песец лениво приоткрыл почти светящиеся медовые глаза и фыркнул, заурчав и устроившись поудобнее на коленях Джеймса. Парень тихо засмеялся. — Кажется, я ей понравился. — М-м, — буркнул Питер, — Джеймс Поттер, фаворит всех дам. Анимаг зашипел, впившись Сохатому когтями в ногу, но тот не возражал, потому что это было мило, и это животное, несмотря ни на что, было очень милым. Хотя Поттер вряд ли мог здраво оценивать сейчас ситуацию. Спустя некоторое время песец поднялся с его колен. Его пышный хвост задел парня по носу, когда животное потянулось, переступая с одной лапы на другую, а потом он ловко подтянулся к лицу Сохатого и лизнул его в щеку. — Эй! — воскликнул Джеймс, зажимая лицо. — Это было мерзко! Песец фыркнул, пихнул парня лапой в коленку, потом едва кивнул Сириусу и Питеру, жалобно мяукнул в сторону Амелии и засеменил к выходу, вздернув хвост так, чтобы все могли полюбоваться на лисью задницу. — Чудесно, — проворчал Питер, откидывая голову назад. — Это считается за подглядывание за девчонками? Несмотря на ужас прошедшей ночи и на часто бьющееся в груди сердце Амелия вдруг захихикала, закрыв лицо руками. 31 октября 1977 У нее болело все. Начиная от пяток и заканчивая ушами, которые в принципе вряд ли могут болеть. А все вокруг весело кричали и разглядывали парящие под потолком тыквы, которые, почему-то, пели странные песни маггловских исполнителей. Судя по яростному взгляду Лили Эванс, это было дело рук Мародеров. И, как Кавьяр уже услышала, сегодня планируется масштабная вечеринка. Блейк поморщилась, потерев бок, который, несмотря на бадьян, все равно неприятно ныл. Она потянулась за тыквенным соком, стараясь не сильно пялиться на помятого Ремуса Люпина, на лице которого застыло выражение ужаса и вины, и, ну, она его понимала. Но она также понимала, что парень не виноват, и вся вина лежит на Амелии Боунс, которая сейчас нервно прикусывала губу и косилась на стол Гриффиндора. Кавьяр фыркнула. Насколько надо быть дурой, чтобы болтаться по Запретному лесу в ночь полнолуния? Даже при условии, что в этой школе мог и не водиться оборотень, она сильно рисковала. Но Блейк, если честно, уже поняла, что настоящей магии англичан не учат. — Выглядите помято, — высказалась Марлин, посматривая на четверку парней. — У нас была бурная ночка, — игриво подмигнул ей Поттер. — Выглядите так, как будто всю ночь болтались по лесу в поисках неприятностей, — непроизвольно вырвалось у Кавьяр, и она захотела стукнуть себя по лицу, когда они одновременно подавились, а на лице Люпина отразился настоящий шок. Блейк как могла старалась оттягивать от себя «дружбу» и «веселье». Проводила время за книгами, исследованиями и периодически проглядывала ментальные поля слизеринцев. За два месяца уже трои из них покинули школу после того, как она донесла Дамблдору об их причастности к деятельности Волан-де-Морта. Но противные человеческие эмоции требовали общения, хихиканья, тупых шуток и вечеринок. Она скучала по тем беззаботным годам, которые провела в Мисмахиас, и ей нужны были чертовы друзья. Почему-то прошлая ночь в хижине стала неким катализатором, и Блейк подумала, что, раз все они анимаги (плюс один нестабильный оборотень), то у них есть точки соприкосновения. Но, очевидно, это было не так. — Ты с дуба рухнула? — завопил вдруг Питер. — Я с ними в лес больше никогда не сунусь! — А что случилось? — включилась в разговор Лили. — О, — Педдигрю мелодраматично приложил руку ко лбу, — заходит значит в один день Сохатый в общежитие… — Эй! — И такой: братцы, — Питер умело скривил лицо и слегка понизил голос, чтобы походить на Поттера, — пришла мне в голову замечательная идея. Почему бы нам блять не устроить сраное барбекю в Запретном лесу?! — Питер, не выражайся, — лениво бросил ему Сириус. — Где твои манеры? — Остались в блядском лесу после жаренных сосисок Сохатого! — проорал на него гриффиндорец, и их стол взорвался хохотом. Блейк поджала губы, но не смогла сдержать улыбку. — Пожалуйста, — провыла Доркас, падая лицом практически в тарелку, — никогда не говори «сосиски» и «Сохатый» в одном предложении! Блейк фыркнула себе под нос, но добавила мысленно очки Педдигрю за успешное спасение друзей. И сняла еще больше баллов за искусное вранье, в котором он преуспел. Сириус поймал ее взгляд и дерзко вздернул бровь, будто спрашивая, довольна ли она тем, что получила. Кавьяр мило улыбнулась и вернулась к своему ужину. Она все еще прокручивала в голове то, что сказала Боунс Мародерам. Дамблдор отправил своих людей из Ордена в Бразилию, США и Грецию — в те места, где погибли семьи. Вероятнее всего, были еще люди и в самой Британии, а также в Союзе и, наверное, где-то в Африке, подумала она. Блейк попыталась составить в голове некую схему того, что происходило сейчас на арене. Если Волан-де-Морт реквизировал себе благородные дома, которые обязаны были ответить на его зов, иначе они будут уничтожены, то он наживал себе врагов среди тех, кто не желал разрушать режим. Дамблдор следил за этим. За месяц общения с Регулусом, Блейк поняла, что в Министерстве Магии директора Хогвартса любят не особо сильно, учитывая его могущество. Если Дамблдор знал о нападениях, отправив своих людей в те места в конце июня, значит, у него был осведомитель из числа Пожирателей смерти. Конечно, рассуждала Кавьяр, поднимаясь по лестнице в башню Гриффиндора, это вполне логично. Дамблдор скрывается за своим Орденом, отправляя на задания, где никто не помогает другим, своих агентов, пока Волан-де-Морт действует в открытую, а Министерство пытается с ним бороться. Она незаметно прошмыгнула мимо веселящихся гриффиндорцев, разливающих друг другу огневиски и сливочное пиво, поднялась в их комнату и направилась в душ, зная, что сейчас там никого не будет. В чем именно был смысл так рисковать? Почему бы не узнать эту информацию из новостей? Да и, если люди Дамблдора были на месте, то почему не помогли? Или хотя бы не известили Министерство о том, чьих это рук дело? Блейк была уверена, что, если бы директор захотел, он бы смог разбить жалкие алиби подозреваемых, чтобы их упекли в Азкабан, но он не делает этого, так почему же мать вашу? Спустя несколько часов, когда ее голова начала пухнуть от потока информации, а шум в гостиной так и не стих, блондинка набросила на пижаму мантию и, накрыв себя дезиллюминационными чарами, выскользнула в ночной коридор, чтобы проветриться. Ночной Хогвартс был красив в лунном свете. Картины на стенах практически не двигались, но с них раздавался храп, и, казалось Блейк, в этом было очарование школы — она была живой. Картины, лестницы, даже стены и доспехи — все это жило собственной жизнью, развивалось и внедрялось в жизнь учеников. Но ее зоркий глаз приметил и другое. Школа была наполнена шпионами Дамблдора. Каждая из этих картин источала тонкую метамагию, которая часто применялась в старых поместьях. И Кавьяр точно знала, что подобная магия использовалась в Колдовстворце. Портреты принадлежали школе, были привязаны к этим стенам, а, значит, не обладали достаточно распространенным мышлением, чтобы не докладывать директору обо всем, что происходит внутри Хогвартса. Дамблдор мог спросить каждую из картин о том, кто гуляет по школе ночью, и они вынуждены будут ответить, потому что он официальный директор Хогвартса. Это казалось смешным до абсурда, но и наталкивало на определенные мысли о том, что Дамблдор вел какую-то свою игру. Неожиданно она услышала шаги. Подалась вперед, чтобы выглянуть из-за поворота, и хмыкнула. Вот это совпадение, черт побери. Регулус Блэк громко и немного пьяно топал по коридору, пытаясь снять с себя галстук. Точно, вспомнила Блейк. Как староста, он должен был патрулировать. Девушка приблизилась к парню, когда он остановился около огромного окна, и быстро щелкнула его по уху, вынуждая отпрыгнуть с диким визгом. — Черт! — она расхохоталась и сбросила с себя чары. Регулус недовольно уставился на нее, но потом его взгляд скользнул чуть ниже, и он сглотнул. — Ну у тебя и лицо, — улыбнулась Блейк, запахивая мантию, чтобы не щеголять перед слизеринцем короткими шортами с изображением радуги. — Ты даже не староста, — сказал Блэк. — Что ты здесь делаешь? — У Гриффиндора какая-то идиотская вечеринка, — передернула она плечами, поджав губы. Настроение тут же упало. — Спать мешали. — Ты не пошла на вечеринку? — Регулус вздохнул уже более расслабленно и прислонился спиной к стене, распутывая душивший его галстук. — А зачем? — фыркнула блондинка. — Чего я на таких вечерах не видела? Алкоголиков и тупые игры, где либо кто-то раздевается, либо целуется, либо заунывно рассказывает о первом сексе? Слизеринец чуть сморщил нос, что она нашла очаровательным, а потом покачал головой. — Ни стыда, ни совести, не так ли? — Ты чертовски прав. Блейк немного помолчала, осматривая коридор, а потом снова обратила внимание на Регулуса. — Ты пьян. — Не только алые галстуки предпочитают праздники в гостиных, — туманно ответил он, прикрывая глаза. — Ты, видимо, не любишь Хэллоуин? — Сатурналии отличный праздник, — поморщилась Блейк. — Просто… шумный для меня. — Сатур… что, прости? — смущенно спросил Регулус. Его бледное лицо как-то незаметно стало ближе, и он чуть склонил голову. Блейк моргнула. — Сатурналии? Ты не знаешь, что это? — Нет, — ответил он и взъерошил волосы на манер Поттера. Кавьяр отметила, что это было еще одно отличие Регулуса от его брата. Сириус щеголял длинными прядями, а вот у младшего все было пострижено весьма аккуратно, и на секунду в ее голове мелькнула мысль о том, что он, наверное, как-то укладывает кудри утром, чтобы выглядеть презентабельно. Картина Регулуса Блэка с гелем для волос и расческой оказалась настолько забавной, что она испустила смешок. — Что? — Нет, ничего, — Блейк улыбнулась. — Сатурналии — это ночь Открытых Врат. Мир мертвых и мир живых сливаются. Мы с родителями всегда смотрели на звездопад в этот момент. Жаль, в Хогвартсе такое не увидишь. Регулус прикусил губу, позволив ей предаться воспоминаниям о небольшой обсерватории на крыше поместья в Ираклионе, где все они собирались на этот праздник и наблюдали за звездопадом, подсчитывая количество желаний, которые можно было загадать. Победитель получал право загадать это желание родителям и главе семьи, но отвечать нужно было честно. Блейк так однажды выпросила себе двуспальную кровать, потому что всегда мечтала спать, развалившись в позе морской звезды. — Идем, — подал вдруг голос слизеринец, протягивая ей ладонь. — Чего? — Идем, — нетерпеливо повторил он, и Блейк, скептично смотря в его чуть пьяные глаза, подала парню руку. — Ты не трезв, — напомнила девушка. — Я не уверена, что могу тебе доверять. — И все же, ты держишь меня за руку, — почти пропел Блэк и переплел их пальцы, вызывая удушливый румянец. Помилуйте, она же не была чертовой монашкой! В Мисмахиас не было разделения на мальчиков и девочек, как в бразильской школе, в этом Хогвартс был похож на греческую академию. И, конечно, Блейк влюблялась однажды. Это был милый парень, но теперь она лишь с горечью вспоминала, что его звали Тай. И, несомненно, нельзя было отрицать того, что Регулуса Блэка заслали к ней, как сама она заслала себя к нему, решив все же поддержать эту странную и похожую на дружбу привязанность. Они постепенно привыкали друг к другу, раскрываясь с новых сторон, и Блейк была почти уверена, что мало людей видели его улыбку, потому что обычно парень ходил по школе с таким видом, будто съел что-то тухлое. Но Регулус Блэк был очень симпатичным и обаятельным. Пусть его подкаты и походили на подкаты первокурсника, а в мыслях по отношению к Блейк было лишь натуральное отвращение, он все равно был привлекательным говнюком. У него был приятный голос, красивые глаза цвета текучей ртути, острая линия челюсти и соблазнительные руки, которые прямо сейчас вели ее куда-то к центральной части замка, а потом — наверх по длинной лестнице. К тому моменту, как они добрались до места назначения, Блейк практически задохнулась, но она должна была признаться, что это было потрясающе. Она не посещала Астрономию, заверив Дамблдора, что в ее школе этот предмет уже давно пройден. И это совершенно не из-за того, что по четвергам ночью она предпочитала спать, а не пялиться в телескоп. Регулус, все также держа ее за руку, подошел ближе к перилам, указывая на небо. — Вот твои звезды, — тихо сказал он. — Да, — шепнула Блейк, уставившись на миллиарды небесных тел, которые подмигивали ей со своей высоты. Ее предки, ее родственники… Все они — и все на небе. Вся история происхождения ее семьи, история ее магии и крови — вся она заключалась в небосводе, парила там и пыталась рассказать о себе. Блейк вздохнула и пообещала себе, что, когда она вернется в поместье, она соберет их тела — даже тех, кто не был с ними заодно — и она отправит их туда же. Такая магия существовала, она превращала тела в пыль, а душу — в звезды. И тогда они все смогут воссоединиться на небосводе. Кавьяр улыбнулась, чуть крепче сжимая руку Блэка. — Спасибо, — тихо сказала она ему и отвлеклась от небесных просторов. Глаза Регулуса потемнели, его большой палец гладил кожу ее руки, незаметно углубляя рукопожатие. — Я никогда не видел такого неба, — пробормотал слизеринец настолько тихо, что Блейк с трудом его услышала. Вряд ли это на самом деле предназначалось для ее ушей. Он был прав. В ночь Открытых Врат верхний мир был неумолимо ярок, блестели звезды, падающие вниз, разбивающиеся об атмосферу. Их было настолько много, что Блейк уже насчитала три падения, а небо окрасилось в темно-фиолетовый от их света. Воспользовавшись случаем и его опьянением, Кавьяр подвинулась чуть ближе, прижавшись к его плечу. Регулус вздрогнул, но не отстранился. Она ткнула пальцем в левую часть неба, где ярко светились звезды, образуя трапецию. — Это созвездие Льва, — пробормотала Блейк. — Зосма, Денебола, Альгиеба и Регул, — сказал на это парень. Он немного помолчал, а потом указал прямо перед собой. — А вот и Сириус. Самая яркая звезда ночного неба. — Слишком много чести, — фыркнула Кавьяр. — А вон там сверху, видишь? — Регулус сощурился. — Кастор и Поллукс. Братья. Ваши имена, может, и есть звезды, — сказала девушка, — но это не ваши истории. А небо запечатлело именно истории. — И какой миф о них? — Разве у тебя нет родственников, названных в их честь? — хмыкнула Блейк. — Есть, — кивнул Регулус. — Но я не знаю мифа. Расскажи. — Кастор и Поллукс были детьми Леды, дети спартанской царевны Леды. Они родились из яйца, когда бог Зевс спустился к Леде в образе лебедя, чтобы не навлечь на себя гнев своей жены Геры. — Что за странный миф? — Тише, — Кавьяр стукнула его по плечу, — это ты еще историю Минотавра не знаешь. В общем, они участвовали в походе аргонавтов за… — Золотым руном, — вспомнил Регулус. — Ты уже говорила. Она улыбнулась. Блэк уже знал о ее странной любви к мифологии и старым сказкам, поэтому, иногда, он позволял себе вопросы о том, что именно ее интересует. Иногда просил, вот как сейчас, рассказать ему историю. И Блейк всегда рассказывала, потому что его желание послушать ее было искренним. Единственная искренняя вещь в их отношениях — это его интерес к ее монологам. — Пять очков Слизерину, — хихикнула Блейк. — Когда один из братьев, Кастор, погиб, Поллукс взмолился Зевсу, умоляя его вернуть брата к жизни. Но Зевс не мог этого делать. И тогда он предложил Поллуксу выбор: либо стать бессмертным и заседать на Олимпе с ними, либо вечно разрываться меж двух миров и полгода проводить с богами, а полгода — с братом, в мрачном царстве Аида. — Что он выбрал? — как завороженный, спросил Регулус. — Быть с братом, — тепло улыбнулась Блейк. — Вместе Кастора и Поллукса называли Диоскурами, потому что за преданность братской любви, Зевс превратил их обоих в созвездия и поселил на ночном небе, как символы восходов и заходов. Сейчас они находятся в созвездии… — Близнецов, — кивнул Блэк. — Красивая история. — Мне нравится, когда мифы заканчиваются хорошо. — Один из них умер! — А второй согласился вечно разрывать душу, лишь бы быть с ним, — пожала плечами Блейк. — В этой жертве есть то, чем стоит восхищаться. По преданию, лишь один из братьев, Поллукс, был полубогом, а его брат — человеком. Мне всегда было интересно, согласился бы смертный брат на такое разделение души? Или он выбрал бы вечное празднование на Олимпе? Регулус молчал. Он думал о чем-то о своем, а потом его рука выскользнула из ее ладони, и он обнял немного дрожащую от холода девушку за плечи, привлек ее к себе и обнял, прижимаясь грудью к ее спине. Блейк замерла. Ну, это было близко. Она чувствовала, как двигается его тело, когда он дышит. Регулус опустил подбородок ей на макушку, ероша волосы теплым воздухом. — Согласился бы, — пробормотал Регулус, возвращая глаза к ночному небу. — Я уверен, что согласился бы.