Молот ведьм

Я ли переживу тебя, чтобы сложить тебе эпитафию, Ты ли останешься жить, когда я буду гнить в земле…

18 декабря 1977 Когда Джеймс в день ее свадьбы спросил, помнит ли она, когда началась их дружба, Блейк ответила ему, что это было Рождество семьдесят седьмого. Первое, но не единственное, которое Кавьяр провела в доме Поттеров. Но сам парень на это лишь закатил глаза и толкнул ей речь о том, что он понял, что они подружатся именно после восемнадцатого декабря. На это Блейк пнула его каблуком легких кремовых туфель и попросила на вспоминать подобные моменты на ее гребанной свадьбе. Джеймс потом заткнулся. Восемнадцатого числа Блейк проснулась с четким осознанием, что это была первая ночь, когда она забыла использовать заглушающие чары на своей постели, поэтому утром она столкнулась с нездоровыми взглядами своих соседок. — Извините, — мотнула она головой и затянула буйные кудри, которые неудачно высохли, в высокий хвост. — Забыла про чары. — Ты их с первого дня ставишь? — спросила Эммелина, складывая доклад по Зельям в сумку. Блейк кивнула. — Зачем? — У меня кошмары, — закатила глаза Кавьяр и быстро ушла в душ, чтобы к ней не приставали. Во сне она была в Ираклионе. Во сне она сначала была счастлива, а потом потеряла абсолютно все в один день. Блейк принялась тереть руки мочалкой, отмывая несуществующую кровь кузины Маккены. Она все еще чувствовала ее на своих пальцах, вспоминая, как ей пришлось кинуть Убивающее заклятие в Сессилию, когда та, встав на сторону Оши, разожгла в их поместье огонь. Блейк помнила, как кричали ее родственники, мысленно повторяя имена каждого из них, даже те, кто не был на стороне ее отца. Она помнила все это. Помнила, как забивались в носовые пазухи запахи горящих заживо тел, как ее тошнило при виде выколотых глаз Фрейи Лаво, как… Кавьяр вздохнула, хрипло застонав, и переключила душ на ледяную воду, чтобы контраст стер это из ее памяти. Стер и жар, и запах, и кровь на руках, и скользящее в этой крови древко волшебной палочки, и вид тел, лежащих на мраморном полу их поместья в Ираклионе. Просто забыть и выбросить из мыслей, хотя Блейк понимала, что никогда не сможет на самом деле избавиться от этих воспоминаний. Кто-то постучал в дверь. — Ты идешь? — послышался голос Эммелины, и Блейк крикнула ей в ответ, что догонит попозже. Завтракать не хотелось от слова совсем. Она набрала немного веса после того, как провела несколько недель, бегая по лесу, но так и не вернулась в свою привычную форму. Руки все еще жалко болели после ношения сумки, больше похожие на две переваренные макаронины, чем на нормальные кости, обтянутые мышцами и кожей. То, что когда-то почти дотягивало до двоечки, сейчас лишь едва преувеличивало первый размер, и Блейк с грустью смотрела на бюстгальтеры, которые приходилось уменьшать при помощи магии. Все же, хождение по мукам (а, точнее, по веткам, шишкам и мягкой земле Гиблого леса) не сказалось на ней хорошо. — Вот же блядство, — воскликнул Питер, когда Блейк опустилась на скамью. Лили поперхнулась. — Что уже случилось? — рыжеволосая смущенно посмотрела на Поттера и вернулась к своему завтраку. Гриффиндорец был похож на начищенный золотой кубок, сияющий своим гордым пузом в каждом коридоре. Джеймс вообще не переставал улыбаться после того, как Лили при всех загадала ему сводить ее на свидание. Сама Эванс, забегая в общую гостиную, жаловалась, что это была ошибка, потому что теперь ей слишком душно с ним в общих комнатах из-за непомерного эго, которое раздулось еще сильнее. Но, насколько знала Блейк, на свидание они пойдут только после Рождества, потому что Лили попросила дать ей время закончить проекты и задания в этом году. Джеймс, ждущий от девушки благосклонности несколько лет, согласился и теперь просто лучился счастьем, находясь рядом и не получая по тыкве. — Что у нас первым? — спросила Блейк, стягивая с общей тарелки тост, пока эту самую тарелку не отлевитировали куда-то на край стола. — ЗоТИ, — кивнула Эммелина, быстро заплетая на голове свободную косу. Кавьяр улыбнулась и, махнув палочкой, просто помогла ей. Вэнс вздохнула. — Спасибо. Ты должна научить меня этому заклинанию. — Как-нибудь, — ответила Блейк, отправляя тост в рот. — А что мы сегодня проходим? — Боггартов. Кавьяр замерла, сжимая пальцы на коленях. — Что? — спросила Эммелина, и в ее глазах проступило понимание. — О, вам понравится, — кинул Сириус, — урок ахуенный. Вы знали, что бывает… — Классификация боггартов, — еле ворочая языком во рту, продолжила Блейк. — Постоянные, меняющиеся, боггарты-воспоминания, боггарты-кошмары и многочисленные боггарты. — Так ты уже знаешь? — возмутился Блэк. — Откуда? — У вас, англичан, отвратительная программа, — пропищала на это Марлин, закинув руку за голову. — Вы, англичане, ничего не знаете. Так? — Да, — хмыкнула Блейк, стиснув собственное колено, чтобы оно не тряслось. — Именно так. Увидимся в классе, — бросила она Эммелине и поспешила выйти из Большого зала. В коридорах она как-то растерянно натыкалась на плечи всех тех, кто шел на свои занятия, торопливо извинялась и пыталась включить окклюменцию, но вся ее собранность рассыпалась при мысли о том, что она понятия не имеет, чем именно будет ее боггарт. На третьем курсе Мисмахиас ее самым большим страхом было падение с обрыва. Из-за того, что однажды ночью они с Лиамом пробрались к вершине Кофинас в горной ряде Астерусия. Забравшись на самый пик, они забыли о том, как поднялись наверх, почти застряли там, и Блейк, недовольная происходящим, чуть не сорвалась вниз, громко крича от боли в подвернутой ноге. Их нашли родители, и школьный боггарт обратился ей самой, падающей с вершины. Что было ее боггартом сейчас — страшно даже представить. И самое жуткое, думала Блейк, поднимаясь по лестнице, это тот факт, что она не до конца знала, чем будет подпитываться ее страх: кошмарами или реальностью? Или же это будут самые смелые мечты, сгорающие в пламени Сессилии — старшей кузины, уничтожившей все, что она когда-либо любила. Около кабинета Защиты от Темных Искусств ее встретил Регулус, кивнувший вместо приветствия. — Боггарты, да? — невесело хмыкнул он. Блейк понятливо сощурилась. — Видимо, в этой школе есть два типа людей. Такие, как мы с тобой, — Кавьяр обернулась в сторону Крауча, сейчас о чем-то весело рассказывающего Алексии Норфолк. — И такие, как они. — Это какие? — Необремененные, — сорвалось с ее губ. Блейк вздохнула. — Заходим? — Да, — кивнул Регулус. Внутри кабинета еще не было профессора Дрейка, чему Кавьяр, если честно, порадовалась, потому что что-то в нем напрягало девушку. То ли это был пристальный взгляд, которым мужчина встретил ее в первый день; то ли его непонятные татуировки, среди которых Блейк заметила и знак семьи Кавьяр. Да, наверное, не стоило тогда врать Лили, когда она запечатывала их магический спор. Луна, окруженная двумя полумесяцами, была знаком ее семьи. Символ могущества Гекаты, Триединой богини магии и темного колдовства. Откуда этот знак на руке Дрейка? Кавьяр могла бы поверить в то, что он просто любил подобную тематику, но все другие символы — были запечатанными рунами, огамами древних друидов и печатями африканской магии. Это была выверенная система чар и связей, которые зачем-то понадобилось набивать на собственной коже, но почему? Этого Блейк так и не поняла. Эммелина опустилась на сидение рядом с ней, едва тронув ее за плечо. — Ты можешь отказаться, — сказала Вэнс. — Никто тебя за это не осудит. — Я сильно сомневаюсь, — буркнула Блейк, скрещивая руки на груди. Эммелина прижалась щекой к ее плечу и вздохнула. — Значит, закрой глаза и бей сразу же, — посоветовала девушка. — Так, чтобы у него не было времени на полноценную позицию. — Ты промышляешь военным делом? — хихикнула Блейк, отстраняясь от прикосновения. — Я просто умная. — А, понятно. — Отвали. — Всем доброго утра! Профессор Дрейк, как всегда, не утруждая себя какими-либо ограничениями по громкости, влетел в кабинет, громогласно хлопнув дверью. — Зачем вы сидите? — спросил он. — Поднимайтесь! Класс с недовольным ворчанием вернулся в вертикальное положение, и профессор Дрейк, взмахнув палочкой, бесшумно отправил парты в дальнюю часть кабинета. Некоторые студенты, стоящие ближе всего к дверям, опустились на столы, практически засыпая от раннего подъема. Хотя Блейк знала, что уже скоро они будут стоять в первых рядах, желая увидеть чужие страхи. Так было всегда. Чужое привлекает сильнее, чем свое собственное, особенно, если речь идет о чем-то интимном. — Итак, боггарты, — мужчина сложил руки на груди, — кто напомнит мне их классификацию? Которую мы изучили на прошлом занятии? Блейк прикрыла глаза, слушая, как кто-то со Слизерина отвечает на этот вопрос, потом послышался смех, но ей смешно не было от слова совсем. Сердце в груди билось как сумасшедшее, ладони потели, как только она начинала думать о том, что ей предстоит показать чужим людям собственный страх. Кавьяр понимала, что вряд ли кто-то сможет ее напугать или воспользоваться этим, но показывать трупы собственных родственников в первые месяца знакомства — это моветон. Она вернулась в реальность только в тот момент, когда Дрейк объявил о том, что собирается выпустить боггарта. Кавьяр пристроилась за спиной Эммелины — десятой в очереди — и стала наблюдать, потому что, как она считала, наблюдать было гораздо приятнее, чем участвовать. — Мистер Крауч, пожалуйста! В Мисмахиас на третьем курсе преподаватель ставил им веселую музыку, вспомнила Блейк. И они наблюдали, как змеи становились надувными шариками; как клоуны немели; как огонь с шипением превращался в пар; как лающая собака оборачивалась визгливой чихуахуа. Но здесь, в Хогвартсе, не было музыки, чтобы заглушить Барти Крауча-старшего, вопящего на своего сына по поводу того, какой он бездарный. После его боггарта в кабинете повисла неловкая тишина, но Барти, и это оказалось удивительным, просто взмахнул палочкой, превратил костюм отца в балетную пачку и, взъерошив волосы на манер Поттера, фыркнул: — Пусть отсосет, — слизеринцы засвистели, и Блейк с удивлением заметила, что они действительно стоят на его стороне. Боггарты других ребят уже больше походили на самые обычные страхи. Кто-то переживал по поводу крыс (Кавьяр подумала о Педдигрю), некоторые испуганно пищали из-за клоунов или высоты. Почему-то одна девочка боялась лошади — потом до гречанки дошло, что это вообще-то фестрал, а одна девочка с визгом убежала от летающего за ней свадебного платья. Это было странно. Эммелина, тяжело дыша, пыталась отделаться от вида горы лягушек и жаб, которые квакали и пытались накинуться на нее. — Ты в порядке? — тихо осведомилась у нее Блейк, поддерживая подругу — и она уже не боялась этого слова — за плечо. — Д-да, — кивнула Эммелина, последний раз взглянув на поле клубники, которым стали ее жабы. — Давай. — Мисс Шервуд, — поддерживающе кивнул ей профессор Дрейк, и она тяжело вздохнула, сжав напоследок плечо Вэнс. Лишь бы не раскрыться. Дрейк взмахнул палочкой, и дверца шкафа, в которой сидел боггарт, приоткрылась. Блейк приготовилась, но вместо проклятий из нее просто повалил дым. — Ты боишься огня? — едко хмыкнула Алексия, и остальные шикнули на нее. — Блейк, это воспоминание? — поджал губы профессор. — Да. — Тогда… — Момент высшей силы, — огрызнулась Кавьяр. — Я неактивная академически, а не умственно, профессор! Дым не был едким, каким Блейк его помнила. Он заливал все пространство вокруг шкафа, задевал стоящих рядом студентов, но не жег глаза и не забивался в пазухи. Послышался стук, будто чьи-то каблуки начали стучать по мрамору, а потом дверь распахнулась, и из нее выпала, задыхаясь, высокая женщина. Блейк шумно вздохнула, увидев, как ее мать, зажимая разорванное горло руками, с криком упала на пол. Она не обратила внимания на то, как нервно сглотнул профессор. И после этого боггарт сошел с ума. Вслед за Викторией, скулящей от огня, облизывающего ее ноги, из шкафа вышел и отец, и сестра, и все остальные. Тетя Амалия, дядя Джонатан, Сессилия, Коллет. Они бежали от огня, который просачивается через дверцу шкафа, и они кричали, и они падали друг на друга. Блейк опустила глаза и поняла, что ее ноги заливает кровь, и этой крови слишком много. Она лилась от груды тел, которая все росла и росла, и девушка сглотнула, ощущая, как начинает тонуть в крови собственной семьи, часть которой она пролила своими руками. И они кричат-кричат-кричат-кричат-кричат. Слишком много крика. Слишком много людей. Ее дыхание сбилось, окклюменция трещала по швам, и сердце билось так часто и болезненно, что почти разбило ей ребра в осколки, но как только рот хрипящей на полу Коллет открылся, чтобы издать ужасающий визг, который Блейк и так каждую ночь слышит в своем кошмаре, она вскинула палочку и четко сказала: — Ридикулус! Кровь превратилась в золотистую пыль, которую кузина Кейли рассыпала в доме, тела стали светящимися голубыми, словно Патронус, бабочками, а дым, который заполнял комнату, клубился еще пару секунду и просто исчез с тихим хлопком. — Блейк, — осторожно протянула Эммелина, но блондинка мановением палочки притянула к себе сумку и вылетела из кабинета. В туалете слышались странные шорохи, но Блейк было все равно. Она ввалилась внутрь, захлебываясь в собственном дыхании, и сразу же подбежала к раковинам, включая ледяную воду, чтобы засунуть туда лицо и остудить его. Щеки горели. Грудина тоже. Она задыхалась. Блейк прижала руки к холодному кафелю, пытаясь обуздать собственное дыхание, но не получалось… почему у нее не получалось? Огонь лизнул ее за пятку, когда они с Коллет бежали к дальнему флигелю. Ее глаза были застланы слезами. Мама выступила перед ними, после ее смерти отец крикнул, чтобы они бежали, но Блейк была уверена, что папа уже мертв. — Мамочка, — прохныкала Коллет, ее колени были стерты в кровь от падения в стеклянную крошку, оставшуюся от того, что когда-то было сервизом прабабушки. — Мамы нет больше, — кинула Блейк, снося мановением руки обломки перед ними. — Давай, Коллет, нам нужно… — Диффиндо! — дядя Клиффорд возник прямо перед ними. Кровь стекала по его щеке из разбитого виска. — И куда вы собрались? — проревел он, вскидывая палочку. — Протего! — Ав… — Черт! — Кавьяр закричала, сжимая пальцами раковину, и стекло прямо перед ней треснуло, как будто кто-то ударил по нему кулаком. Она всхлипнула. Картина младшей сестры, плачущей от боли в разрезанном животе, оживала в ее памяти снова и снова, и в каждом из этих воспоминаний на ее руках была кровь, которую она сейчас пыталась стереть в ледяной воде, прекрасно понимая, что на самом деле ее руки чистые. Блейк опустила разодранные собственными ногтями руки обратно на раковину и посмотрела в разбитое зеркало, пытаясь вздохнуть. Не получилось, из груди вырвался жалобный скулеж, поэтому она попробовала снова. Пока ты будешь идти вперед, прошлое тебя не догонит, так говорила бабушка Астерия, причесывая ее волосы в гостиной. Афина, Клиффорд, Нестор, Сессилия и Эрида, Нисса, Маккена, Поллукс, Бут. Тети и дяди, братья и сестры. Вот, на кого ей пришлось поднять палочку, чтобы сохранить жизнь Коллет. И она все равно не справилась. Блейк всхлипнула, прижимая ледяные от воды ладони ко рту, и снова уставилась на зеркало. Она выдохнула. Вдохнула. Окклюменция отказывалась подчиняться ей сейчас, устраивая жуткие головные боли, и Кавьяр могла это понять. Предпочитала просто не обращать внимание, пока ее дыхание не стабилизировалось. Девушка всхлипнула в последний раз и стерла слезы, качая головой, но потом она посмотрела на свои руки, и из ее груди снова вырвались рыдания. Она застонала. Великая Мать, Геката, она скучала по своей семье! Она хотела, чтобы все вернулось, и она ненавидела Волан-де-Морта за то, что он сделал это с ними. Скрипнула дверь, и Блейк вскинула голову, рассматривая вошедшего через разбитое зеркало. — Последний раз, когда я проверяла, профессор, — процедила она, — это был женский туалет! Блейк развернулась, приготовившись к обороне. — Когда мне было двадцать, — неожиданно робко сказал Дрейк, зарывшись пальцами в волосы, — меня отправили на практику в Форт-Уильям. Я должен был познакомиться с одной очень старой стаей оборотней. В Блейк что-то сорвалось, и она пошатнулась, чувствуя, как впивается ей в поясницу раковина умывальника. Профессор на нее не смотрел. Он сверлил взглядом собственные ноги. — Я встретил там женщину, которую любил много лет, — Натаниэль вздохнул и потер шею. — Она была сильным оборотнем, красивой. Умной, самой великодушной, кого я когда-либо встречал. Она любила говорить, что стая была для нее всем, но она ушла бы оттуда, если бы нашелся мужчина, готовый дать ей семью. Блейк попыталась сделать вдох, но в горле что-то запершило, и она подавилась кислородом, сдавленно всхлипнув. Дрейк вскинул голову. — Мы провели вместе полтора года, а потом я уехал. И спустя некоторое время узнал, что она вышла замуж за мужчину по имени Рес Кавьяр, из тех самых Кавьяров. Она покачала головой, отворачиваясь к раковине. Шея уже болела от движений, хотелось зажать уши ладонями. — Я узнал тебя в ту же секунду, как увидел, Блейк, ты так похожа на свою мать. Виктория… — ХВАТИТ! — Блейк прижала трясущуюся руку к груди, зажимая зубы так, что они скрипели друг о друга. — Прекратите! Дрейк замолчал. — Как это возможно? — шепотом спросил он через некоторое время, и его слова разбились о тишину. — Я думал, все Кавьяры умерли в Ираклионе, когда Пожиратели… — Там не было Пожирателей! — завопила Блейк, потому что ее бесила эта ложь, которую всем пихало правительство. — Блять, — она схватилась за раковину, качая головой, а потом развернулась, стирая слезы с щек. Дрейк выглядел ну очень растерянным. — Что значит, там не было Пожирателей? Я… — Моя семья решила, что мы должны поддержать Волан-де-Морта, — проговорила Блейк, опустив глаза на свои ладони. Сжала кулаки. — Одна часть с Ошей согласилась, хотя бабушка даже не была главой семьи. Мой отец и те, кто был с ним согласен, отказались. — Погоди… — Как вы могли понять, ответ «нет» их не устроил, — сказала Блейк, фыркнув. Она подняла глаза, пробежалась по ужасу, расплывающемуся чернильным пятном в глазах мужчины, стоящего перед ней. — Неужели вы думали, что Сириус Блэк единственный с ебанутыми родственниками в этой школе? — Но остальные! — воскликнул Дрейк. — Другие семьи! — Это были Пожиратели, — кивнула блондинка, зацепляясь пальцами за собственные плечи, чтобы закрыться от профессора. — Лаво, Гёльди, Скорсаре, Бажовы, Сойеры — их убили Пожиратели. Но Кавьяры… — из ее груди вырвался какой-то нездоровый смех, и Блейк покачала головой. — Мы уничтожили себя сами. Дрейк молчал. — Я не могу этого понять, — прошептала девушка, переводя глаза на туалетные кабинки, будто проверяла, когда с них осыплется краска. — Оша не была главой семьи, а Волан-де-Морта там даже не было. Мы веками держались подальше от политики и друг за друга. Мы были семьей, — Блейк вздохнула, — а он уничтожил нас. Как это возможно, что какой-то ублюдок, мечтающий о геноциде, смог так забраться в наши головы, что мы пошли войной друг на друга в собственном доме? Я не могу дышать, — призналась она, всхлипнув, — я не могу дышать, когда вспоминаю о том, как моя семья горела и убивала, как мы стали дикими животными, а Волан-де-Морт сидел у себя и ждал покорности. Как он смог это сделать? Как смог настроить нас друг против друга, когда мы его даже в глаза не видели? — Волан-де-Морт собирает сторонников, — кивнул на это Дрейк. — И он неплохой оратор, как я слышал. — Вы не имеете права сообщать обо мне Дамблдору, — взвилась вдруг Блейк. — Ему нельзя знать. Он захочет использовать это. То, что осталось от моей семьи. Натаниэль молчал несколько мгновений, а потом пожал плечами. — Ты — дочь Виктории. Я бы не подверг тебя опасности. Но я не понял, зачем ты здесь, — сказал он, указав на девушку пальцами. — И как ты вообще здесь оказалась? — Я провела несколько недель в лесах, — рассказала Блейк. — Я голодала, потому что не могла пользоваться магией, директор нашел меня, предложил сделку. Завербовал в Орден. — Ты не закончила школу! — возмутился Дрейк. — И что? — развела руками Блейк. — Мой отец, — профессор поморщился, — хотел, чтобы я забрала сестру и брата и бежала, он хотел, чтобы мы скрывались. Но их убили на моих глазах, — рявкнула она, — я не справилась, понятно? И я не собираюсь просто отсиживаться где-то далеко. — Ты не можешь на полном серьезе говорить о том, что пойдешь воевать, — покачал головой Дрейк, сделав шаг вперед. — Я не собираюсь погибать за идеологию других, — огрызнулась Кавьяр. — Я собираюсь дождаться совершеннолетия, а потом сделать все, чтобы Волан-де-Морт и причастные к гибели всех наших семей захлебнулись в собственной крови, и мне плевать, скольких мне придется убить и что будет со мной. — Твоя семья… — МОЕЙ СЕМЬИ БОЛЬШЕ НЕТ! — проорала Блейк, и позади нее треснули остальные стекла, чувствуя бурлящую ярость в ее магии. — Их нет! Они убили сами себя, но это из-за него, — она приложила палец к виску и покрутила, — потому что Волан-де-Морт забрался вот сюда, — постучала, а потом опустила руку. — Это не твоя война, — покачала Дрейк головой. — Тебе нужно скрыться. Я знаю, какой магией пользовались Кавьяры… — Вы и понятия не имеете, — презрительно фыркнула девушка. — Блейк, послушай меня, пожалуйста, — почти взмолился профессор. — Ты молода, у тебя есть возможность начать все заново. — Неужели вы не понимаете? — спросила Кавьяр, отступая от него на шаг. — Пока Волан-де-Морт жив, у меня никогда не будет этого шанса, потому что я каждую ночь просыпаюсь от того, что мои родственники сгорают заживо, спотыкаясь о трупы. Он сглотнул. — Я не могу так, я не хочу так жить, — всхлипнула она, — я не могу так жить, когда я слышу это имя, и это не из-за страха, — что-то внутри требовало нездорового смеха, и Блейк поддалась на это безумие. Засмеялась, видя, как побледнел профессор Дрейк, — из-за гнева. Я ненавижу Волан-де-Морта, и я собираюсь сделать все возможное, чтобы у меня был шанс станцевать на его гребанной могиле. Блейк пожевала губу. — Я не буду раскрывать, кто я такая, — сказала девушка, — но это и не нужно. Главы рода нет, нет ни древа, ни гримуара, ни поместья, ни трупов. Ничего, — она цокнула, — совсем скоро Кавьяры станут лишь историей, до которой никому не будет никакого дела. Нас больше нет. Блейк опустилась на пол, прижимаясь затылком к все еще холодной раковине, чувствуя, как угасает головная боль. — В моей семье верят в то, что после гибели кого-то из нас на поле боя, на этом месте вырастает дерево оливы, как символ, — она хмыкнула, — я не была в Ираклионе с того дня, но я сильно сомневаюсь, что увижу там хотя бы одну оливу, сэр. Я одна осталась, — Блейк подняла на него глаза, — и терять мне больше нечего. Натаниэль вздохнул, опустил ладони в карманы и кивнул. — Ты придешь ко мне, если нужна будет помощь? — Ваши нежные чувства к моей матери не значат, что я могу вам доверять, — многозначительно сказала Кавьяр. — Но я буду иметь вас ввиду. Идет? — У тебя есть способ выбраться из Хогвартса? — спросил Дрейк. — Да. — Обещай, что скажешь, если соберешься уходить. Мне не нужно место, просто факт. — Договорились. Мужчина немного помолчал, наблюдая за тем, как вздымается ее грудь. — Где ты училась? — Блейк непонимающе моргнула, пытаясь понять, в чем его вопрос, но Дрейк казался ей заинтересованным, и она позволила мягкой улыбке расплыться на своих губах. — В Мисмахиас. — Это что? — Греческий Хогвартс, — фыркнула Кавьяр, запуская пальцы в растрепавшиеся от ее истерии волосы. — Гораздо лучше, чем эта ваша британская херня. — А мне нравится. — Так вы же британец. Профессор фыркнул. — Это нормально, скучать по ним, ты же знаешь? — он указал пальцем на треснувшие от ее злости зеркала. — Ты должна с кем-то поговорить об этом, Блейк. — Да ну? — девушка закатила глаза. — И что было с теми, кто остался в кабинете после того, как я ушла? Дрейк поджал губы. — Они захотели предоставить мне психологическую помощь? Или им важно было узнать, сколько человек погибло в тот день? — Ваша семья была большой, — пожал плечами мужчина, — я не уверен, что есть точное число… — Сорок два человека, — перебила его Блейк, заставив профессора подавиться своими словами. — Я сорок вторая, точнее. Остальные мертвы. О том, что Дамблдор подарил ей шанс на то, что кто-то из ублюдков, начавших междоусобную войну в Ираклион, выжил, она решила не сообщать. Натаниэль зажмурился, а потом вздохнул. — Я сожалею, — он развернулся было, чтобы выйти, но Блейк позвала его, заставив замереть, но не обернуться. Почему-то ей показалось, что ему нужно знать. — Она умерла быстро, — сказала Кавьяр, и его плечи дрогнули. — Моя мать, — уточнила девушка. — Она восстала за своих детей, но ей не было больно. Это была милосердная смерть. Дрейк кивнул, а потом вдруг обернулся. — У меня есть один последний вопрос. — Да? — Блейк мягко склонила голову к плечу. — Виктория была оборотнем, я помню, — он пожевал губу, — как она говорила о том, что Рес был анимагом. Ты… Кавьяр вдруг весело ухмыльнулась и за секунду обернулась в белоснежного песца, мигнула глазами, махнула хвостом, а потом снова стала собой, но уже на ногах, прислоняясь поясницей к раковине. — Полярная лиса, — фыркнул Дрейк. — В символике, это богатство природы и… — Знак непрерывного движения вперед, — кивнула блондинка. — Я знаю, что это значит, профессор. Как я уже говорила: я неактивная академически, а не умственно. Он кивнул. — Десять очков Гриффиндору за образцовое избавление от боггарта, мисс Шервуд, — и Дрейк поспешил покинуть помещение. Кавьяр выдохнула, стирая с губ улыбку. Она очертила рукой маленький круг и сжала кулак, позволяя зеркалам вернуться в свой первозданный вид, и удовлетворенно кивнула. Девушка поправила рубашку и сползший галстук, понимая, что на уроки она сегодня больше не пойдет, а потом поспешила покинуть туалет, чтобы не столкнуться с другими студентами и через толпу добраться до своей спальни. Как только за Блейк захлопнула дверь, Джеймс Поттер стянул с головы мантию-невидимку и уставился в пустующее пространство, пытаясь осознать, что только что произошло.