Уничтожение будет твоим перерождением…
11 января 1980, в небе над Великобританией Сириус мрачно вглядывался в воздушное пространство, его мотоцикл ревел, и единственный человек, которого он хотел бы видеть рядом с собой, сейчас был чертовски далеко. Джеймс отправился в другой группе, потому что, по какой-то причине, их с Сириусом решили разделить. — Вы двое — слишком сильно хотите пожертвовать собой ради другого, — твердо сказал Феликс, когда они распределялись на отряды, — если вас разделить, то вы будете все также хорошо сражаться, но не будете испытывать желания умереть. Да, Сириус это понял. Именно поэтому все Мародеры оказались разделены по разным группам, именно поэтому он сейчас просто сходил с ума, пока летел в чертову деревню. Слишком далеко от Ремуса и Джеймса, слишком далеко от его младшего брата, от Марлин, от всех, кого он когда-либо хотел защитить. Конечно, Блейк тоже входила в этот список, но она могла о себе позаботиться, да так хорошо, что Сириус боялся ее и ее ярости, поэтому… с ней все будет нормально. Но Джеймс и Ремус. Он уже почти потерял одного брата, он почти потерял Регулуса, и он все еще не знал, как наладить между ними контакт, он не может потерять еще кого-то. — Ты слишком напряженно думаешь, — сказал в его голове голос Ярославы, и Сириус поморщился. — Я в порядке! — завопил он, чтобы перекричать рев мотора. Мотоцикл, как метлы, был способом, на который никто не обратил бы внимания. Артур что-то подергал, где-то поколдовал, и оказалось, что он умел накладывать такие магглоотталкивающие чары, которые перемешивались с чарами невидимости. Этот человек был гением, и, судя по взгляду Джеймса, они думали об одном и том же — Флимонту Уизли бы очень понравился. Но сейчас речь была не о Флимонте. Сейчас речь была о Волан-де-Морте, и Сириусу не хотелось слишком много об этом думать. До деревушки, в которой когда-то жили родственники Темного Лорда, лететь оставалось совсем ничего, а Сириус уже с ума сходил. — Ты же знаешь, что с ними все будет хорошо, — едва слышно произнесла Яра. — Как раз наоборот, куколка, — рявкнул Сириус, — я этого не знаю. Я не знаю, кто из них умрет! Я не знаю, кто останется, а Блейк, черт побери… — Она что? — голос Ярославы резко разрезал все его мысли, и Блэк вздохнул. — Она вряд ли горит желанием задержаться на этом свете. Все, о чем она думает, это месть, и я… — Ты правда так думаешь? — хмыкнула графиня. — Возможно, в какой-то степени, ты прав, но еще ты слеп. Во всем, что касается Блейк. — Удиви меня, — проревел Сириус, пытаясь рассмотреть хоть что-то среди темных облаков английского неба. — Почему, ты думаешь, Регулус пошел с ней? И никто не стал спорить? — Потому что она беременна, а мой брат — действительно пугающий? — Потому что ради друг друга они выживут, — мягко сказала Ярослава. Ее рука крепко сжала плечо парня, и девушка вздохнула. — К тому же, мы уже и так слишком много потеряли. Больше нельзя. Я, Феликс, Блейк… это будет кто-то из нас, мы все знаем. — Никто не должен умирать, Яра, — огрызнулся Сириус. — Мы не должны были выжить, — вздохнула Ярослава снова, — но мы здесь. Чувствуется, что судьба еще возьмет свое, знаешь? — Не знаю, — Сириус ударил по газу, и мотоцикл заревел, перекрикивая его беспокойные мысли. 11 января 1980, на землях Великобритании Ремус искренне считал, что греки были слишком странными существами, потому что он просто не мог представить себе ситуацию, в которой можно было бы веселиться так, как это делали Лира и Эйдан, пока Фабиан активно рулил машиной. Логичнее было добираться до поместья Гойлов именно так, и Ремус нервно покосился на часы — они показывали, что им стоит ускориться. — Прибавь газу, — сказал он Пруэтту, — мы уже опаздываем. Фабиан кивнул и кинул взгляд на заднее сидение, где тихо переговаривались Эйдан и Бенджи. Их было три машины, и, честно говоря, Ремуса тошнило. Часы, которые должны были уйти на дорогу, превратились в минуты до действия настолько устрашающего, что Люпин не мог успокоить дрожащие колени. Уже через полчаса машина должна доставить их к поместью Гойлов, за несколько сотен метров, в самый лес, откуда их группа пойдет пешком. Там Тед, Эдгар и Юлиана займутся снятием защитных заклинаний, а после Блейк передаст Лире и Пандоре сигнал, что можно заходить. Идея заключалась в единстве действий, чтобы Пожиратели не успели прийти на помощь друг другу. Проблема в том, что, несмотря на надежду, что Волан-де-Морт будет у Лестрейнджей, что с ним столкнуться более готовые к этому люди, те, кто уже работал с Темным Лордом, у них не было гарантии. Если он поймет, хотя бы на мгновение, зачем явился ковен, за чем они появились на пороге дома Беллатрисы, то он тут же отправит людей в другие места, или он перепрячет крестражи, или… В голове Ремуса крутились разные сценарии — один хуже другого. И он чертовски боялся — не за Джеймса и Сириуса — когда они были отдельно, то имели возможность выжить, не жертвуя собой друг ради друга. он боялся за Амелию, за то, в какую веру она обернулась, за Амелию, которая вступила в гребанный ковен, чтобы одолеть Волан-де-Морта. Это то, что Ремусу всегда нравилось в Амелии Боунс. Несмотря на то, что она была бойкой, она оставалась девочкой с задних рядов. Амелия редко поднимала руку, не имела постоянных партнеров по учебе и периодически прогуливала классы, когда слишком ленилась. Она была обычный, самой обычной волшебницей с двумя старшими братьями, добрый родителями и какой-то дальней родственницей, какая бывает всегда, но объявляется только на праздниках, посылая пирожки, деньги или старомодные сервизы в качестве подарка. У Амелии было это все. А потом она вышла на первую линию, встала плечом к плечу с Блейк Кавьяр. Восстала против Лорда в первых рядах, и Ремус ощущал, как в животе что-то сжимается, как в тот день, когда он узнал о ковене, о магии, которая возродилась в его круге, и о том, что Амелия — часть этого ковена. Конечно, сначала он был поражен. Ковены не были запрещены законом, но они давно перестали быть эффективными, стали опасными и неконтролируемыми, их не принимали в обществе. Ремус был удивлен, когда ощутил эту густую волну магии, которая окутывала девушек, словно пуховое покрывало. — Волнуешься? — между сидениями просунулась рыжая голова Эйдана, и он грязно ухмыльнулся, смотря на Ремуса. — А ты нет? — нахмурился Люпин, положив руку себе на колено, чтобы успокоить тряску. — Волнуюсь, — кивнул Эйдан, — но не из-за того, что мы собираемся сделать. А из-за того, кто столкнется с Блейк. — Почему? Эйдан сглотнул. — Я сильно сомневаюсь, что эта девушка собирается оставлять кого-то в живых. — Не уверен, что мы готовы идти по трупам. — Мы? Нет. Но я не сказал «мы», я сказал — Блейк. 11 января 1980, под землей Великобритании — Мы все здесь умрем, — как-то тоскливо завыл над ее ухом Барти, и Блейк толкнула его локтем в живот, заставляя подавиться воздухом. — Ты можешь заткнуться? — прошипела Кавьяр, выше поднимая палочку с зажжённым Люмосом. — Что, Регулусу можно болтать, а мне нельзя? — едко спросил Барти. Блондинка закатила глаза. Регулус действительно много болтал, пока они пробирались по темным катакомбам под поместьем Лестрейнджей, чувствуя себя землекопами, но его болтовня напоминала материнские недовольства. — Как ты себя чувствуешь, любовь моя? — Ты не хочешь присесть, любовь моя? — Может, воды, любовь моя? — Тебя не тошнит, любовь моя? Задолбал. Он спрашивал ее о самочувствии каждые пять минут, и Блейк серьезно была на грани того, чтобы задушить нерадивого муженька. И началось это буквально в ту же секунду, как только их группа аппарировала на опушку темного леса, в глубине которого расположился особняк Беллатрисы. Конечно, он принадлежал ее мужу, но фигурой тот был настолько неважной, что Блейк и не помнила его имени, предпочитая думать только о крестраже и о том, как ее заклятия будут биться о тело кузины ее мужа, когда… — Как думаете, долго нам еще? — спросила Амелия, прерывая злобные и немного жестокие мысли Блейк. — Надеюсь, что нет, но для этого вам надо пошевелить задницами, — рявкнул спереди голос Феликса. — Дружище, может немного травки? — поинтересовался Массала, заливаясь хохотом. — Я презираю буквально каждого, кто здесь находится. — Он реально всегда такой? — спросил тихо Джеймс, повернувшись к ним лицом. — Нет, — улыбнулась Эммелина. Она хихикнула, когда Блейк скорчила рожу. — Я не хочу знать подробностей. — А Эйдану бы интересно было послушать, — сказал Регулус и обвил руку вокруг плеча Блейк. — Нам осталось недолго, я чувствую пограничные руны в нескольких метрах от нас. Блейк вздохнула и прижала ладонь к животу — ее начало мутить. — Может, остановимся? Регулус, уже научившись считывать ее состояние, обеспокоенно нахмурился. — Я люблю тебя, но ты меня бесишь. — Я не могу не переживать за тебя, любовь моя. — Ты же понимаешь, куда мы идем? — приподняла Блейк брови. — Переживай, не переживай — я все равно в большом риске, я все равно вернусь домой раненая. Это как бы… не обсуждается. Регулус чуть побледнел, представив себе эту картину, и Барти, идущий неподалеку, фыркнул. — Зачем ты мне об этом сказала? — прошипел Блэк. Девушки хихикнули. Блейк вздохнула и снова уложила руку на живот. Регулус посмотрел на нее чуть позеленевшее, недовольное и немного злое лицо. — Не знаю, как, но, если хочешь, — сказал он, — это может быть моя вина. — Это и есть твоя вина, — улыбнулась Блейк. — Но да, мне бы хотелось, чтобы и моя тошнота была твоей виной. — Наблюй на Беллатрису, — предложил Барти. — Она взорвется. Регулус побледнел, как будто при мысли о том, что Блейк и Беллатриса окажутся рядом, ему становилось физически плохо. — Это не хорошая реакция, — прокомментировала Марлин и переложила палочку в другую руку. — Мерлин, Регулус, надо было оставить тебя дома. Блэк возмутился, и они вырвались немного вперед, но вот Амелия отказалась бежать дальше. — Хочу тебе кое-что сказать, — кивнула Боунс, и Блейк чуть замедлила шаг. Граница поместья приближалась, теперь и сама Кавьяр могла уловить вибрации рун. — Это не твоя вина. — О чем ты? — нахмурилась Блейк. — Неважно, что случится сегодня. Это не твоя вина, — тихо сказала Амелия. — Нам везло до этого. Подозрительно везло, не может быть так, что сегодня все мы вернемся домой. Но ты вернешься. А кто-то нет. — Амелия… — Ты не будешь в этом виновата, — твердо повторила Боунс, а потом, сжав напоследок ладонь Блейк, прошла вперед, оставляя девушку последней в череде волшебников.***
— Мы точно там, где нужно? — спросил Фрэнк. — Да, — кивнула Алиса. Она держалась позади, прикрывая живот рукой. Решив никому не говорить о своем положении, Алиса ошарашила всех, стоило им приземлиться, и Сириус яростно ткнул пальцем в середину группы и сказал, что либо она стоит там, либо она может ехать обратно. Миссис Лонгботтом, конечно, насупилась, но не смогла ничего возразить. Фрэнк выглядел пристыженным. Он пытался спорить, приводя аргументы, что и Блейк участвует, но Сириус многозначительно посмотрел на него и спросил: «Где вы, а где Блейк», и на этом вопрос был закрыт. — Я помню это место, — сказала Ярослава. — Когда мы посещали мир мертвых с Блейк, мы были именно тут. Некоторое время они шли молча, двигаясь между рядов одинаковых, деревенских домиков — покосившихся, давным-давно забытых своими хозяевами, пока Кингсли не повернулся на Яру. — Значит, — неловко протянул он, — жизнь после смерти есть? Графиня нежно рассмеялась. — Какая может быть жизнь после смерти, Кингсли? Когда твой путь на земле закончится, начнется твой путь в ином мире. Но у всех все разное, — поспешила добавить она. — Каждый загробный мир отличается. — То есть, если мы сегодня умрем, то мне не придется смотреть на русский ад? Ярослава сощурила глаза. — Может быть, нет. Может быть, да. Тяжело предугадать то, куда приведет нашу душу судьба. — Отвратительный ответ, — фыркнул Кингсли, и они остановились около дома, к которому привела их Ярослава. — Не задавай вопросов, которые тебя не самом деле не интересуют.***
— Я предпочитаю думать, что ты всего лишь тупой! — завопил Роб. — Мелофорс! — Серьезно? — рявкнул ему Ремус. — Ты вот прямо сейчас решил, что превратить голову в тыкву — это охуительная идея?! — Да пошел ты! Все, как и бывает всегда, пошло не по плану. Дом Гойлов встретил их тишиной настолько напряженной, что даже Эйдан перестал улыбаться, когда они, с трудом избавившись от охранных чар, вошли внутрь. Их никто не встретил. Сначала. Из-за двойного рунного кольца к тому моменту, как им удалось зайти в поместье, Сириус уже прислал Патронус, заверив их, что крестраж найден, что его отнесли в пещеру, и что они выдвигаются им на помощь, совершенно не придерживаясь плана. Ремус только достал палочку, чтобы строго приказать Бродяге уезжать в Грецию и следовать задуманному, как свет погас. Ремус не знал, в чем именно была проблема. Среди них физически не могло быть предателя, потому что Кавьяр, в отличие от Дамблдора, не верила людям и связала их всех клятвой, что была крепче уз стаи, которые Ремус, несмотря ни на что, тоже ощущал. Однако каким-то образом Пожиратели догадались. Возможно, все дело было в том, что Метки все еще были активными (хотя Ремус знал, что Блейк придумала это заклинание, что она имела возможность снять его), а, может, им следовало действительно уничтожать крестражи в один момент, но не было ведь гарантии, что они все успеют, что все получится. И все же их ждали. Ремус не видел лиц, да и не пытался рассмотреть. Из его палочки заклинания вылетали с такой скоростью, что он едва успевал думать о чарах. — Депримо! — Дуро! — Круцио! — прозвенел до боли знакомый голос. Он помнил Люциуса Малфоя, он помнил его лицо, но он никогда раньше не сталкивался с ним в настоящем сражении. Судя по легкому испугу, мелькающему в глазах Пандоры — она тоже. — Ну надо же, — прошипел Малфой, — кто тут у нас? — Лучшие друзья твой жены, ублюдок! — заревел Роб, и Ремус подавил желание потереть переносицу, как разочарованный родитель. Он просто хотел верить, что Барти был хотя бы немного лучше в другой группе, но часть его уже знала ответ на этот вопрос — оба слизеринца были такими же придурками, какими были Сириус и Джеймс. Малфой на мгновение нахмурился. — Ты ничего не знаешь о моей жене, грязный предатель! — крикнул он. Роб вскинул палочку. Они стояли в коридоре, освещенные факелами, и Ремус слышал, как кричит в отдалении Тед, как Артур и Эдгар пытаются пробиться дальше. Он мог ощущать копошение Юлианы и Гидеона около секретной стены, которую пару минут назад определила Пандора, направившая их туда. — Хватит, Малфой, — вздохнул Ремус, — вы проиграли. — Проиграли? — приподнял брови Люциус. Его светлые волосы упали на плечи, а несколько самых коротких прядей прилипли к вспотевшему лбу, к его подбородку, и, если честно, выглядел молодой мужчина смешно, но Ремус не хотел над ним смеяться. — Вы пришли в мой дом, напали на моих людей с целью… — На твоих людей? — воскликнула Пандора. Ее круглое личико было побагровевшим от ярости. — Сомневаюсь, что твой Лорд того же мнения. — А ты прикуси язык, полукровка. Ремус моргнул. — Вообще-то, она чистокровная, — сказал он, а потом, устав от демагогий, поднял палочку. — Редукто! Пол взорвался прямо под Люциусом, и это было отлично, потому что волшебник отлетел подальше к стене. Что было плохо — это сигнал, поданный другим Пожирателям этим взрывом. Ремус слышал, сколько людей бегут к ним. И он знал, что аппарировать у них тоже не получится — они в ловушке.***
— Я предупреждал, что мы тут все сдохнем, — все еще тоскливо выл Барти. — Я предупреждал, но меня никто никогда не слушает. — Ты можешь, блять, заткнуться? — прошипела Блейк, рассматривая причудливые руны, нанесенные Лестрейнджами вокруг чаши. Казалось, что они образуют фигуру четырехконечной звезды, но она никогда раньше не видела подобных начертаний. — Думаешь, сможешь разобраться? — спросила Эммелина, освещая палочкой дальнюю часть рунического рисунка. — Не уверена до конца, — вздохнула Блейк и вытерла лицо от пота. Их небольшая карта, созданная специально для поиска крестражей в узком пространстве, привела в катакомбы. И пока большая часть отряда стояла на страже и готовилась в любой момент дать сигнал и драться с Пожирателями, Блейк, Эммелина и Барти пролезли вниз, в самые дальние и пыльные коридоры, в которых Беллатриса (а это точно была она) спрятала чашу. — И что нам делать? — тускло спросил Барти. Блейк вздохнула. — Мы попробуем решить, — сказала девушка. — А если не получится? — Ни одно начертание не защитит от алого пламени. — Алого пламени? — не понял Барти. — Молибденовый огонь, — ужаснулась Эммелина, и Блейк кивнула. — Я читала о нем. Самое разрушительное пламя в природе, чары изобретены в Боливии. — Именно, — сказала Кавьяр. Она посмотрела на наручные часы, которые были точной копией часов, надетых на всех остальных. Специальные чары, которые предусмотрел Сириус — так они будут синхронизированы по времени и связаны по местоположению. — У нас мало времени. — И что делать? — спросил Крауч. — Блейк, ты просмотрела весь ключ Соломона, — вздохнула Вэнс, — и ты уже знаешь, что в твоем гримуаре этих рун нет. Выход один. Кавьяр кивнула, рассматривая пространство вокруг. — Молибденовый огонь сотрет руны, но только Адское пламя сможет уничтожить крестраж. Барти застонал, зарываясь пальцами в волосы. — Мы умрем блять. Мы просто умрем здесь! — Нет, — вскрикнула Эммелина. — Никто не умрет. Крауч, закрой свой рот! Кавьяр, колдуй! А я собираюсь предупредить остальных. — Есть, мэм, — сказал Барти, обреченно смотря на уже доставшую палочку Блейк. Когда она полоснула палочкой по ладони, продлевая уже существующий на запястье шрам, то услышала, как Барти пробормотал так, чтобы она не услышала: — Мы обречены.