Я стану твоим ангелом

      Боль — это первое из того, что я начинаю ощущать. Она везде. Она растекается по венам вместе с кровью. От этого хочется умереть, не приходя в сознание.       В след за болью пришло тепло. Оно разливается от запястья. Обжигая.       Заставляю себя открыть глаза. С первого раза не особо получается. Яркий свет слепит, заставляя поморщиться и зажмуриться. Но, вскоре, дискомфорт проходит и я начинаю видеть. Вижу то, что никак не укладывается в моем сознании. Моя рука была крепко сжата чужой, нежной. И на всем этом покоилась голова с черными растрепанными волосами. Осознание того, что я знаю этого человека ударило в мозг взрывной волной, сметающей все на своем пути.       — Ла… Господин… — прохрипел я. Язык онемел и буквально прилип к небу, потому слова давались с трудом, ровно как и движения.       Лабель дернулся от неожиданности. Поднял голову. В тот момент я понял, что просто готов умереть. Понимал, что выжил лишь благодаря великому случаю, но в этот момент и за эти глаза не задумываясь отдал бы даже жизнь.       Усталость и недосып отразились на его лице. Темные круги залегли под глазами. А сами глаза… красные, опухшие… Плакал? Почему?       — Лабель. — мелодичный, бархатный голос окутал меня, лаская слух. Я растворился в этом, так что даже не сразу понял, что он сказал.       — Простите, что? — мой мозг, по всей видимости, еще не пришел в сознание, потому я не мог воспринимать информацию. И тем более, совершенно не понимал, что происходит и почему он тут.       — Лабель. Я говорю, что меня зовут Лабель! — он, конечно, старался выражаться как можно яснее, но не особо помогло. Я чувствовал себя как ребенок лет трех с ЗПР, с которым разговаривает доцент кафедры филологии. То есть нихрена не понимал.       — Я знаю как Ваше имя! — ох, Лабель, не надо со мной так, а то я могу такие иголочки продемонстрировать, ежик обзавидуется и тогда уж точно, помяните мое слово, папенька Ваш, взбесится и Вы лишитесь одного из гладиаторов, в моем лице. — Я имел ввиду, что хозяин тут делает? — любопытство, как говориться, не порок.       Лабель молчал. Во взгляде я не мог проследить ничего. Миллиард эмоций и они сменяли одна другую с нереальной скоростью.       Шли секунды, от молчания, кажется, даже воздух стал напряженным.       Потом Лабель встал и несколько раз измерив палату шагами, подошел к столу, взял стакан с водой и поднес к моим губам.       — Попей. Знаю, что хочешь. — черт, ты мысли что ли читаешь. Я, конечно, отвлекся, но при этом, менее любопытно мне не стало. — Я не хочу, чтобы ты так ко мне обращался. — взгляд из-под опущенных ресниц, губа закусана. Блядь… как же это сексуально. Знает, засранец, как себя преподнести.        — А как господин хочет, чтобы к нему обращался его презренный раб? — ну что, поиграем? Не этого ли ты, Лабель, хотел? Не за этим ли сюда пришел?       — Рикс, кажется, я уже представился! — серые глаза смотрят пристально, изучающее. — Я тебе не хозяин. И никогда, запомни, никогда им не буду.       — Лабель. Лабель… — я пробую его имя на вкус. Оно сладкое, но не приторное, с легкими нотками мяты. Свежее и легкое. — Так что же Вы… ты, Лабель, тут делаешь? — в моем голосе надежда. Хочу услышать, что это не обязательство, а просто искреннее желание.       — Я просто так захотел. — да уж, коротко и ясно. Ясно? Да, конечно ясно! Куда уж яснее. Просто захотел. Просто сын Флавия захотел провести время с рабом-гладиатором в больничной палате, куда этот раб попал из-за нападения на того самого сына.       — Вот спасибо, что рассказал! — даже на больничной кровати, я та еще язва, та еще заноза в заднице. — Спасибо, что объяснил, все сразу прояснилось! — отвожу взгляд. Да капризы! Да, я так хочу! Да, черт побери, не могу по другому.       — Рикс! Ну не надо злиться! — легкое касание к руке. А от запястья уже мурашки. Длинные пальцы не покидают руки. Гладят, порхают, обжигают. — Я не могу сейчас сказать. Не место и не время. Но, поверь, как только оно придет, ты узнаешь об этом первым. — господи, да что ж за тайны то военные такие. Ну да ладно! Хочет мальчик игры — получит. Только вот вопрос в том, кто с кем сейчас играть будет.       Я в ответ молчу. Лишь одобрительно киваю головой в знак того, что я в этой игре даю ему фору, потому как не до игр. Голова стала тяжелой. Я повернулся на бок и, перед тем как провалиться в сон, почувствовал легкое прикосновение на своем плече и услышал нежный шепот.       Лабель говорил очень тихо, но достаточно для того, чтобы я мог расслышать. Говорит о том, что ему жаль, о том, что он очень виноват, что он не мог сидеть в своей комнате, о том, что я ему нравлюсь с самого первого момента, как увидел… а может и не говорил он мне этого всего. Возможно это просто мое воображение и просто сон.       Сколько я проспал, совершенно неизвестно. Но проснулся отдохнувшим и, впервые за то время, пока я здесь, выспавшимся. Медленно поворачиваю голову и встречаюсь взглядом с Лабелем. Нет, не так. Встречаю уставший взгляд серых глаз.       — Ты что тут делаешь? — черт. Грубо и резко. А мальчик к такому обращению не привык. Разнервничался. Глаза уже на мокром месте. Нет. Нет! Только не плачь. — Прости! Прости, пожалуйста! Я резок. Не проснулся еще. Давай с самого начала? — огонек веселья в глазах, что только секунду назад были влажными. И вот, я уже сам вздыхаю с облегчением. К чему бы? — Доброе… эм… утро! Почему ты еще тут, со мной?       Лабель нервно сжимает переносицу своими длинными пальцами. Такой обычный жест, а возбуждает не по детски.       Мысленно бью себя по лбу. Мальчик нервничает, а я, придурок, о сексе. Нужно остановить эти душевные метания. Закрываю глаза, мысленно считаю до трех. Вдыхаю воздух полной грудью и открываю глаза. За эти несколько секунд принимаю для себя, определенно, важное решение. Приподнимаюсь на локте и второй рукой беру в плен руку Лабеля. От неожиданность Лабель вздрагивает. Бедный мальчик.       — Лабель, остановись! Не нервничай, умоляю! — говорю как можно тише, не хватает еще спугнуть его. — Ты прости меня, если я как-то резок, просто немного неожиданно видеть тебя тут. И ты молчишь, не говоришь мне ничего. Дураком себя чувствую. — замолкаю. И впрямь, дурак. Какие откровения. Да, срать он на тебя хотел. Да, господину похер, что тут бубнит его раб.       — Рикс, пойми, я не могу. Не могу… — проводит нервно рукой по лицу, вторую руку не убирает, она так и покоится в моей крепкой ладони. — Так просто и не скажешь. Слова подобрать сложно. — о Господи! Лабель, какой же ты все-таки ребенок.       И, единственное, что мне сейчас хочется … Нет. Нет? А, почему нет? Умирать, так счастливым…       Со всей дури тяну его за руку на себя. Мальчик не успевает среагировать, падает, упираясь свободной рукой в мою грудь. Смотрит с таким … желанием? Забыл, красавчик, что у меня есть вторая свободная рука. Обхватываю его за шею и притягиваю ближе к себе, двигаюсь навстречу. Губы мягкие и нежные. Мальчик хочет ласки. Не отстраняется. Лишь прижимается ближе, приоткрывая рот, пропуская меня внутрь.       Так вот чего ты хочешь на самом деле!       А по телу тепло!       А по рукам дрожь!       Почему не реагирует чип? Об этом я подумаю потом, точно не сейчас. Сейчас меня ласкают губы Лабеля и думать не хочется, от слова «совсем».       А мальчик не отстраняется, даже наоборот, все ближе ластится, как маленький напуганный котенок.       Я запускаю руку в его волосы, пропускаю их сквозь пальцы и, слегка, сжимаю. Лабель стонет в мои губы.       Неохотно разрываю поцелуй. Дышать то мальчишке надо. Глаза напротив светятся. Нежно убираю выбившуюся прядь черных волос с лица.       — Мальчик мой! — шепчу еле слышно. — Какой же ты мальчишка!       — Между прочим, я всего лишь на год тебя младше! — Лабель тоже шепчет, но сквозь надутые губы. Обиженного строит. Ну ничего, и не таких ломали.       — Мальчик мой! — повторяю я. — Ты себя видел? Ты нежный, хрупкий, о тебе заботится надо, любить. — прохожусь пальцами по его открытым рукам, от запястья до острых плеч, едва касаясь тонкой, почти прозрачной, кожи, вызывая у него дрожь. Легкий румянец касается его щек и я радуюсь, как ребенок. Ведь не каждый день вызываю подобного рода эмоции у сына самого хозяина. От последней мысли противно стало и, кажется, я даже пожалел о том, что тут было, что я сам вычудил.       — Рикс! Прости… Я расстроил тебя чем то? — мальчик чувствительный, перемену моего настроения улавливает на ходу. А сам дрожит. Неужели боится?       — Чшш! — обхватываю его лицо ладонями, притягиваю его к себе и целую хаотично, мажу губами наугад. — Родной! Прошу, не надо. Ты не в чем не виноват. Знаешь, ты вообще не вини себя ни в чем и никогда. — пытаюсь его успокоить. понимаю, что выходит слабо и слов не подобрать. — Виноваты люди. А ты ангел. Мой ангел! — на глазах Лабеля слезы. А я прижимаю его голову к своей груди и целую в макушку, зарываюсь носом в его волосы и вдыхаю такой волшебный аромат. Как за такой короткий промежуток времени этот мальчик стал роднее всех? Как мы могли понять друг друга без слов? Как? А самое главное, что дальше? Один раз и разбежались или есть надежда на счастливое будущее? Я, даже, сам не смог бы ответить себе на свой вопрос. Но сейчас я знаю только одно — мне хорошо. Вот сейчас, сию минуту хорошо. так хорошо, что аж страшно.       Рассчитывать на большее, в моей ситуации, я не могу. Да, и не буду. Кто я, собственно говоря, такой, чтобы требовать от Лабеля от самого сына Флавия, чего-то большего? Раб? Да, я просто раб! Я гладиатор, у которого и будущего то нет. Мое будущее — смерть на арене, за Кассия! Сейчас это совершенно не важно. Сейчас важно то, что Лабель лежит на моей груди и я чувствую влагу. Его слезы обжигают мою кожу.       — Мне страшно. — шепчет Лабель, а я искренне не понимаю, почему. — Я не знаю, что будет дальше. — он отрывает голову от моей груди и смотрит на меня своими бездонными.       Неужели Лабель, сам наследник, боится того же, что и я?       — Ангел. — говорю я ему на выдохе и стираю большими пальцами слезинки с его лица. — Дальше будем мы! Только мы! Ты мне веришь? Кажется, он немного успокаивается, а в это время у меня внутри царит такой хаос. Но ему об это знать не обязательно, незачем.       — Мне пора идти! Наверняка отец меня ищет. — он виновато опускает взгляд. — Я дома сутки почти не был.       — Беги! Не расстраивай отца! — говорю я, мысленно борясь с желанием задержать его, пусть еще на мгновение, но чтобы рядом, чтобы со мной. Понимаю, что как только он уйдет, я останусь совершенно один.       Лабель встает с кровати и проводит пальцами по моим губам. Я оставляю совершенно легкий, невесомый поцелуй на его пальцах. А он уже направляется к двери.       — Ангел! — говорю я в спину и он останавливается и разворачивается — не грусти! Мы скоро встретимся! — он дарит мне мимолетную улыбку и выходит.       Дверь за ним закрывается.       Тишина.       Одиночество.