Причина жить

Шэнь Юань плохо спал: либо он просыпался несколько раз, а потом не мог сомкнуть глаз, либо так чудовищно мерз, что это делало его сон прерывистым и неглубоким. Ругаясь, он кутался с головой в одеяло и, спотыкаясь, ковылял к шкафу, чтобы достать еще одно, потеплее. Его бил озноб: жар то неумолимо накатывал, то отступал. Тепло, которого так не хватало, не приносило покоя. Ночь превращалась в персональную пытку. Было ли это связано с недоеданием, отказом от горы успокоительных и антидепрессантов, прописанных ему психиатром, или бездельем, которым он неизменно страдал — неясно. Шэнь Юань не считал, что увлечься самолечением — хорошая идея, но он действительно считал, что пить назначенные лекарства не имеет смысла. По крайней мере сейчас. Не так давно он пытался покончить с собой! Очевидно, его основной задачей не было следить за своим здоровьем. Не то чтобы он считал, что с ним все нормально. Но прошло столько времени... Разве его организм не должен привыкнуть или что-то типа того? Хотя он не уверен, что проблема крылась непосредственно в этом. Все-таки задолго до начала всей этой эпопеи с больницами, таблетками, новыми ссорами и побегом на тот свет, он уже испытывал некоторые трудности с засыпанием. Шэнь Юань перепробовал все способы, которые только смог откопать на просторах интернета: расслабляющие медитации, йога, тихая музыка... Но все это было бесполезно! Даже когда он ввел себе запрет на кофе и крепкий чай, лучше ему не стало. Как в замкнутом круге все повторялось: дрожь на грани лихорадки, метания по всей кровати, раздражение и в результате недосып с чернеющими синяками под глазами. Как лимон, он чувствовал себя выжатым. С появлением Ло Бинхэ в его доме ситуация усугубилась. Теперь с покоем он мог распрощаться: не его вина, что демон-полукровка, пускай безоружный и настроенный относительно миролюбиво, не внушал доверия и заставлял невольно опасаться. Подписавшись на такое ненадежное дело, Шэнь Юаню оставалось полагаться на благоразумие озлобленного ребенка, который был словно замедленного действия часовая бомба. Можно ли быть наверняка уверенным, что он не навредит ему? Помимо сверхъестественных способностей неизвестного происхождения, в распоряжении Ло Бинхэ была уйма заклинательских штучек. Шэнь Юань не хотел знать, что они способны с ним сотворить, будь их обладатель особенно враждебен к нему. По правде, ему хватило одного обморока, чтобы убедиться в чужом превосходстве. Может быть, тяга к смерти еще не до конца покинула его, однако, кому хотелось бы умереть крайне мучительно от чужих рук? Отчаянный шаг, на который он пошел, был исключительно его решением. Другие попросту не должны принимать участие в его гибели. Он даже не просил Ло Бинхэ разделять с ним тот увлекательный дождливый вечер на крыше! В его голову лезли десятки непрошеных мыслей, что сеяли давно забытое чувство тревоги. Раньше Шэнь Юань изводил себя таким образом довольно часто, будучи не в состоянии совладать с беспокойством, охватывающим его каждый раз после семейной ссоры, но после того, как он выдохся... После того, как мир потерял все краски, а чувства заменили их жалкие отголоски, он засыпал опустошенным. Так ему не докучали переживания, а разум наполнялся звенящей, но блаженной тишиной. И теперь, когда он выбит из колеи, терзания, свойственные всем людям, не оторванных от жизни, возвращались. Шэнь Юань не был готов. Разлепив веки, он не удержался и широко зевнул. В лицо ударил приглушенный свет, разлитый по коридору. Кажется, он тянулся из кухни. «Что за ночные посиделки?»,— недоумевал Шэнь Юань, щурясь. Почему-то не спал Ло Бинхэ, а паршиво от этого было ему. Он не представлял, как сможет нормально уснуть, если сейчас встанет и пойдет выяснять, почему в столько поздний час этот паршивец ошивается на кухне. Шэнь Юань достает зажатую между складками толстого одеяла руку, с нажимом трет слезящиеся глаза и хмуро вглядывается в темноту, где виднеются бледные просветы. Он не был похож на няньку, а значит, не обязан контролировать, когда несмышленное чадо изволит пойти в постель. Плотно укутанный со всех сторон, Шэнь Юань неуклюже поворачивается на другой бок, лицом к стене. Хотя свет встречается с его затылком и больше не мешает ему погрузиться в мутную дремоту, он не тешит себя ложными надеждами: даже если очень постараться, ему не заснуть до рассвета.  Они с Ло Бинхэ не проговаривали, когда наступает час отбоя. Шэнь Юань смел надеяться, что взрослый мальчик самостоятельно определит границы режима, которого стоит придерживаться, чтобы не доставлять ему, как хозяину дома, лишних хлопот. Понятное дело, он не считал нужным посвящать его в детали своих проблем со сном. Разве то, что все нормальные люди спят по ночам не относится к базовым знаниям, которыми владеет каждый? Ло Бинхэ должен был вести себя так тихо, чтобы Шэнь Юаню трудно было вспомнить о его существовании. И, стоит признать, ему почти удавалось. Чуткий сон Шэнь Юаня не всегда реагировал на оставленный в комнатах свет, звук шагов или едва уловимый шепот за стеной. Однако делать вид, будто он не замечает, что Ло Бинхэ способен непрерывно бодрствовать больше суток, невозможно. Это выходило за пределы разумного! Нет, конечно, он был в курсе, что физиология совершенствующихся — и демонов — устроена иначе, и бессонные ночи далеко не всегда могут подпортить их общее самочувствие, но черт! Чем вообще можно заниматься в столь позднее время? Если Ло Бинхэ шарится на его кухне в поисках еды, то напрасно! Вообще Шэнь Юань был оскорблен. Негодяй совсем не ценил те условия, которыми он его обеспечил. В пределах его скромного обиталища это было признаком великодушия и жестом неслыханной доброты! Вот чем ему не угодил диван? Он был готов поклясться, что там мягко! А с подушкой и чистым постельным бельем — вообще сказка! Шэнь Юань надеялся, что демон воротит нос не из вредности, иначе планочку ему быстро придется опустить. Раз так жаждет его помощи, то пусть привыкает к жизни простого смертного. Пролежав без движения еще с десять минут, в конечном итоге Шэнь Юань со стоном сел, размял шею и, приобняв себя за плечи, прошлепал босыми ногами на кухню, где свет лампы едва не ослепил его. Сморщившись, он яростно принялся тереть глаза. Когда зрение прояснилось, дымка, навеянная густой темнотой, рассеялась, Шэнь Юань замер в дверном проеме, неподвижно глядя на Ло Бинхэ, чья рука без остановки писала на тонкой бумаге худого блокнота иероглифы. Сгорбившись, он склонил голову вниз так, что за черной завесой его волос нельзя было различить черты лица. Однако Шэнь Юаня возмутило далеко не то, что его приход нагло проигнорировали. Вокруг Ло Бинхэ лежало три-четыре треснутых гелевых ручки с подтекающими кончиками. Вся поверхность стола была заляпана черной пастой! «Зашибись!»— он понятия не имел, как избавляться от этого беспорядка. Зато теперь ему было понятно, чем Ло Бинхэ занимал себя ночью. Порчей его имущества и жестоким истреблением письменных принадлежностей! Нет, серьезно, это вообще можно отмыть? Не то чтобы в квартире Шэнь Юаня станет грязнее от чернильных пятен, но это выходило за всякие рамки! «Ладно... Я просто заставлю его оттирать это безобразие»,— успокаивал он себя. И ручки! Что нужно с ними такого сделать, чтобы они были в таком плачевном состоянии? Шэнь Юань не представлял. За проведенные с Ло Бинхэ под одной крышей дни он успел втолковать себе, что от него стоит ожидать странностей. Правда, некоторые выходки все еще оставались за пределами его понимания. Иногда его забавляло то, с каким неподдельным интересом Ло Бинхэ относится к обыденным в его мире вещам, пытаясь вдоль и поперёк изучить их. Он, откровенно говоря, чудил и вызывал этим у Шэнь Юаня редкие приступы сочувствия. Или неудержимого внутреннего хохота. Но в иные моменты... Его действия вынуждали ладонь Шэнь Юаня опускаться на собственный лоб от стыда. Он также либо закатывал глаза, пораженный чужой несообразительностью, либо пребывал стараниями этого ребенка в полнейшем ступоре. Например, объясняя ему, как пользоваться душем, он почти не мучился, что просто удивительно. Ло Бинхэ не был глупым и быстро смекнул, как настраивать воду, на каком расстоянии держать лейку, чтобы не залить пол, как все это дело включать и выключать. Помимо этого, он был таким сдержанным в своём изумлении, что по нему и не скажешь, как его шокировала сложность современной системы водоснабжения и простота ее применения. Шэнь Юань лишь мельком замечал, как приоткрываются его губы и чуть шире распахиваются глаза. Но предсказуемо и здесь без подвоха не обошлось. Шэнь Юаню казалось, что его объяснения касательно принадлежностей для умывания лица и тела были предельно ясны. Хотя подозрения, что Ло Бинхэ рискует перепутать гель для душа с, например, жидким мылом для рук, присутствовали, он надеялся, что все обойдется. И обошлось, память у этого парня отменная. Жаль, с методом применения он прогадал. Потому что увидев, как Ло Бинхэ, прикрываясь полотенцем, выбегает из ванной с голым торсом, весь в вязкой бледной-розовой жидкости, и держит в скользких пальцах бутылек с клубничным гелем для душа, Шэнь Юань потерял дар речи. Ну как можно было умудриться нанести его на сухое тело? А потом, мать вашу, не смыть?!1!!1 Шэнь Юаню хотелось рыдать, смотря на полупустой бутылек. Он не фанат всей этой сладко пахнущей бурды, но этого бы с головой хватило на долгое, долгое время. Он и представить не мог, насколько расточительным мог быть Ло Бинхэ. Одни убытки от него. Шэнь Юань бы определенно смеялся, надрывая живот, если бы ему не приходилось потом подробно объяснять, что, вообще-то, гель для душа наносят на мочалку, а ей, в свою очередь, до появления пены трут кожу. А главное — смывают в конце! Он...хорошо, он сделал скидку на то, что дурачок решил, будто это аналог их ароматических масел, которые они могли втирать в волосы и кожу. Он отнёсся к этой ситуации снисходительно, как и ко всем остальным недоразумениям. Пускай он привычно язвил и ворчал, по-настоящему разгневан не был. И вот, только он забыл об этом абсурде и с облегчением вздохнул, успев решить, что Ло Бинхэ обыкновенный парень со своими тараканами в голове, как... Как он застал его нюхающим мятный шампунь. Нет, конечно, аромат морозной свежести определенно хорош, но не настолько, чтобы с жадностью вдыхать его прямо из бутылька! Тогда Шэнь Юань поблагодарил Небеса за то, что умник не додумался попробовать его на вкус. Но его опасения, по всем законам подлости, сбылись. Однажды ближе к обеду, собрав всю волю в кулак, Шэнь Юань, по привычке преодолевая вселенскую грусть и невыносимую усталость, поплелся в ванну, чтобы умыться. Чтобы в итоге как вкопанному замереть в дверях с подергивающимся глазом. — Что ты делаешь?.. Сначала ему показалось, что Ло Бинхэ, как нормальный человек, чистит зубы, но нет. На щетку он выдавливал непозволительно огромное количество зубной пасты, чтобы, поднеся ее достаточно близко ко рту, слизать языком и проглотить! «Он ест зубную пасту,— пострясенно повторял про себя Шэнь Юань, — он ест гребаную зубную пасту!» — Дай сюда!— в два шага сократив расстояние между ними, он вырвал из его рук выжатый тюбик,— это выглядит съедобным или что? Ты не похож на маленького ребенка, который тащит в рот что попало! Как ты...как ты можешь это есть? — Она вкусная,— и пожал плечами. — Это не повод! — Но ты не запрещал. — Но и не разрешал!— беспомощно сказал Шэнь Юань,— разве это не очевидно? Некоторые вещи... Они могут казаться приятными, но они не предназначены для еды. Если ты голодный... «Я, конечно, не схожу ради тебя в магазин, но попробую поискать что-нибудь сытное» Ло Бинхэ вытер губы от белых разводов и отвел взгляд. — Я не голодный. Мне показалось, что...неважно,— и совершенно отвратительно, как если бы делал ему громадное одолжение, произнес,— Если ты так просишь, я постараюсь так не делать. Дерзкая улыбка на мгновение исказила его рот. Меж розовыми губами засверкала поистине белоснежная улыбка. Шэнь Юань ощущал нечто среднее между злостью и приступом тошноты. «Меня вообще будут уважать в собственном доме?— не переставал он задаваться вопросом,— и он что, только что сказал «постараюсь»?!» Шэнь Юань был глубоко возмущен. Он прошипел: — Этого недостаточно, прекращай,— он напомнил,— если хочешь оставаться здесь и дальше, то будь добр, принимай к сведению мои замечания. Ло Бинхэ смотрел куда угодно, но только не на него. Шэнь Юаня это мало волновало, главное, что его слышали. — Я вроде бы не прошу от тебя чего-то сверхъестественного. Не требую в ноги мне падать от благодарности. Только банального уважения и признания своих ошибок. Я даже не говорю о том, что я старше вообще-то! Сколько тебе там было недавно, а? Семнадцать? — Восемнадцать,— любезно поправил его Ло Бинхэ. — Ну, восемнадцать, не важно,— отмахнулся Шэнь Юань,— просто будь серьёзнее. Я понимаю, что эта обстановка чужая для тебя и всё такое. Я не осуждаю тебя, хм? Но если ты сожрал тюбик пасты, испортил какую-то вещь... Ты хоть согласись, что по незнанию ошибся. Потому что любой дурак может поплеваться ядом и тупо отшутиться. Смешок прозвучал сразу же, как он договорил. Шэнь Юань почувствовал, что все его потуги образумить этого высокомерного говнюка, который забывал, что вообще-то он здесь в бедственном положении, а не наоборот, напрасны. Его охватило странное ощущение, которому он даже название придумать не мог. Неприятно. — Да пошел ты,— давно уже пора оставить это безнадежное дело. Если будучи совершеннолетним Ло Бинхэ до сих пор не понял, когда стоит состроить виноватую мордашку и промолчать, а когда поязвить, то для него есть плохие новости. У Шэнь Юаня не было сил возиться с тем, кто глух к элементарным просьбам. Его поражало то, что даже после того, как они договорились относиться друг к другу максимально терпимо, поведение Ло Бинхэ все еще оставляло желать лучшего. Пускай он никак не задевал тему его неудавшейся попытки покончить с собой и всего прилагающегося, он делал другие вещи, которые выводили Шэнь Юаня из равновесия. Если карма существует, то за что на его голову свалилось такое несчастье? За что ему полагались такие чудовищные пытки? Угадать, каким образом решит повести себя Ло Бинхэ — задачка не из легких. Эту непостоянность Шэнь Юань ненавидел как ни что другое. Если честно, он подозревал, что тратил на перепалки с этим человеком всю энергию и силы. После споров, которые не приводили ровно ни к чему, он чувствовал себя истощенно. Будто из него высосали все жизненные соки. Причем, каждый диалог накладывал на него такой отпечаток, что он даже не гнушался делать что-нибудь гаденышу в отместку. Например, когда он, как побитый щенок, скулил о том, что чего-то не понимает, Шэнь Юань без зазрений совести советовал разобраться ему с проблемой самому. Он наслаждался скрежетом чужих зубов. Потом, правда, разгребал последствия своего неучастия в адаптации парня к этому миру, но ни с чем не сравнимое удовольствие грело ему сердце. Шэнь Юань также не мог не признать, что не приносящие плодов разговоры с Ло Бинхэ подкосили его. Сейчас, стоя и смотря, как он, не обращая внимания на его присутствие, что-то увлеченнно строчит в блокноте, он предвкушал, как его снова оставят наедине с чужими косяками. Заставить мальчишку отмыть стол дочиста уже не казалось такой замечательной идеей. — Ты видел время?— пожалуй, он начнет с простого,— почему ты не спишь? — Я тебе мешаю?— не поднимая головы, спросили у него. — Да! Да, ты вообще-то, чертовски мешаешь!— не выдержал он. Повышенный тон вынудил Ло Бинхэ оторваться от своего невероятно важного занятия и посмотреть на взъерошенного и помятого Шэнь Юаня, чье лицо внезапно переменилось. Моргнув несколько раз, тот пробормотал: — Наверное, мне это снится... Щеки и губы Ло Бинхэ были в пятнах от ручки. «Только не говорите мне, что он пытался съесть и это!» Выдержав недолгую паузу, Шэнь Юань спросил. — Что у тебя с лицом? — Кажется, я случайно сломал ручку? — Все четыре штуки?— с сомнением уточнил он,— ты вообще в курсе, что это, наверное, все, что у меня было? — Я уже сказал, что не специально! И раз уже на то пошло, то ты почему не спишь? — Потому что кое-кто под покровом ночи тусуется на моей кухне и...— его взгляд упал на кружку, стоящую поверх чернильного пятна. Как он ее сразу не заметил? Он нахмурился,— кстати, что это? Он шагнул вперед, вглубь помещения, и поднял ее со стола. Темная жидкость плескалась на самом дне. Принюхавшись, он узнал в ней резкий кофейный запах. Ведомый неутешительными догадками, Шэнь Юань, на свой страх и риск, поднес ее ко рту и сделал крошечный глоток. От крепости напитка его тут же перекосило. Между тем, Ло Бинхэ непоколебимо отвечал: — Это кофе,— и недовольное,— насколько я помню, его питье в число запретов не входит. — Ты с ума сошел? Да здесь ложек десять, не меньше!— преодолевая желание отплеваться от горького привкуса, осевшего на языке, Шэнь Юань со звоном опустил кружку на место. — Только шесть. — Я спрашиваю, почему он такой крепкий? Конечно, ты не сможешь уснуть теперь! — Я не мог уснуть еще до этого,— раздраженно объяснил Ло Бинхэ,— а этот напиток...тонизирует. Пускай он немного горчит... «Конечно горчит! Здесь долбаных шесть ложек! С горкой еще небось насыпал!» —...у него интересный эффект. — Ладно-ладно,— он смирился,— но разве ты не управляешь снами или что-то в этом роде? Что не дает тебе воспользоваться этим? — Это так не работает,— усмехнулся Ло Бинхэ,— или думаешь, я бы здесь сидел, если бы мог спокойно уснуть благодаря этой технике?  Шэнь Юань вздохнул. — Понятно... Но чем тогда ты занимался, позволь узнать?— с явным скепсисом он глянул на исписанные листы бумаги и кучу безжалостно уничтоженных ручек,— что-нибудь вспомнил? Они с Ло Бинхэ решили, что операцию по его возвращению на родину стоит начать, в первую очередь, с поисков причины, по которой он здесь оказался. Шэнь Юань рассудил, что для этого будет полезно вспомнить все подробности и детали падения в бездну. Существовала вероятность, что они наткнуться на что-то, что укажет им дорогу. Это могло прятаться в окружении, в людях, что присутствовали в тот момент... Возможно дело было даже в Шэнь Цинцю, ведь именно он был тем, кто столкнул Ло Бинхэ в пропасть. Точно ли он не знал, что его ученик окажется здесь? В идеале Ло Бинхэ стоило вспомнить его выражение лица, а потом проанализировать каждую морщинку на нем. Любая зацепка могла стать ключом к разгадке. Пока все, что демону удалось восстановить в своей памяти, не двигало их с мертвой точки. Все произошедшее с ним казалось последовательным и ничего — совсем ничего! — не выбивались из общей картины. Чтобы упорядочить все, что всплывало в голове Ло Бинхэ, Шэнь Юань даже откопал ему полупустой блокнот. Что уж там! Как от сердца он оторвал гелевые ручки. И, по правде, надеялся, что все траты окупятся. — Нет. Просто успокаивал мысли. — Я могу посмотреть?— Шэнь Юань спрашивал не столько из интереса, сколько из желания убедиться, что среди иероглифов не было ничего криминального. Ло Бинхэ протянул ему блокнот. — Там действительно нет ничего примечательного. — Конечно, я тебе верю. Увидев написанное вблизи, первой реакцией Шэнь Юаня было ошеломленное: «О, Небожители!» Его лицо вытянулось и он, задержав дыхание, выдавил: — У тебя...красивый почерк. И ведь это еще было мягко сказано! Его почерк был потрясающим! Шэнь Юань не соврет, если скажет, что в жизни ничего более аккуратного и эстетичного не видел. Традиционные иероглифы были сложными и оттого прекрасными. Каждая линия была выведена четко и твердо. —Нравится? Я польщен,— Шэнь Юань был под таким впечатлением, что пропустил это мимо ушей. Более вдумчиво он пробежался по строчкам:

Когда устранили великое дао, появились «человеколюбие» и «справедливость». Когда появилось мудрствование, возникло и великое лицемерие. Когда шесть родственников в раздоре...*

Кажется, эти строчки взяты из какого-то даосского учения? Шэнь Юань уверен, что в основу совершенствования у заклинателей ложатся древние трактаты о пути добродетели и законах бытия. Он перевернул лист и снова столкнулся с каким-то премудрым изречением. На этот раз о сущности дао, воде и кузнечном мехе...** Разочарование подступало. Неужели Ло Бинхэ и правда ничего скверного не замышлял? Такой вывод напрашивался сам собой после трех страниц, заполненных сверху донизу отрывками из неизвестных текстов о благонравии. С некоторой досадой он намеревался вернуть блокнот Ло Бинхэ, готовый вступить с ним в очередной, полный претензий, бессмысленный диалог, но в последний момент его взгляд зацепили выбивающиеся на общем фоне строки, сложенные в стихи:

Я сердце, что держал в руках,

Обрел решимость раздавить,

Зажившие вскрывая раны

В попытках нрав твой остудить.

Но смерть твоя едва утешит,

Ведь мне еще не заплатил,

За боли грез моих ушедших

Не искупил свои грехи.

И мне известно, ты — коварный

Под ликом божества упырь,

Но я под стать тебе, каратель,

Лишить готовый головы.

Где осень ясная*** теперь?

Ушла, коварная, бесследно:

Ее остатки дикий зверь

Сжует и выплюнет небрежно.

То зло, что ты взрастил в душе моей,

О, счастье, сил мне предало

Безжалостно в кругу цепей

Сломлю изящество**** твое.

«Ясная осень? Ты...ты что, сочиняешь стихи своему учителю? Тому самому, который столкнул тебя в бездну..?» Он помнил, как Ло Бинхэ вел себя при их первой встрече, когда ошибочно принял его за Шэнь Цинцю. Неужели все его обиды и слезы брали начало из боли предательства? — О,— вырвалось у него,— ты еще и стихи пишешь? — Не понимаю, что тебя так удивляет,— Ло Бинхэ встает, чтобы забрать у него блокнот и на мгновение теряется, когда Шэнь Юань отступает назад. Он не пытается приблизится снова,— Стихосложение входило в число практик, которые мы изучали. Это так странно? — Нет, что ты, совсем нет... «И много вас таких, преданных учеников, посвящающих свое творчество учителю, которого так ненавидят?» Он в самом деле считал отношение Ло Бинхэ к Шэнь Цинцю вполне однозначным. Но теперь ему довелось узреть связывающее их прошлое в ином свете. Как брошенная девица, юноша тосковал по своему возлюбленному! Конечно, многие строки были пугающими и резкими. Шэнь Юань бы даже сказал, озлобленными, но это все неразделенная любовь со своими прелестями. Интересно, по этой ли причине Ло Бинхэ так спешил вернуться в свой изначальный мир? Ну, чтобы напомнить о своем существовании и продолжить добиваться холодного, недостижимого учителя? Сколько угодно мерзостей можно писать о человеке, но не нужно забывать, что все это занимает твое время и нервы. Неужели кто-нибудь стал бы тратить нечто столь драгоценное на того, кто ему безразличен? На того, кого он презирает? И ах! Ло Бинхэ ранее упомянул, что успокаивал мысли. Неужели одержимость Шэнь Цинцю двигала его вперед? Это очень...по-яндеровски, он считал. — Мне просто интересно, кому ты посвятил свое, э, творение. — А ты не догадываешься?— приподнял брови Ло Бинхэ,— Шэнь Цинцю. — Оу, так это правда. — Что правда? — Ты писал стихи о Шэнь Цинцю. — Разве я не сказал то же самое? В чем смысл проговаривать это заново? Шэнь Юань прикрыл рот рукой, чтобы не засмеяться. Ло Бинхэ буравил его непонимающим взглядом какое-то время, а потом в ужасе отпрянул назад. — Ты...ты правда подумал, что у меня к Шэнь Цинцю?..— он побледнел,— Да этот проклятый ублюдок заслуживает самой мучительной смерти! Я его ненавижу! «От ненависти до любви один шаг, как говорится...» — Ага, писать о том, кого люто ненавидишь — обычное дело. Не спорю, тебе виднее. — Ты не понимаешь!— завел он старую шарманку. «Уже проходили»— вздохнул Шэнь Юань. — Как тебе в голову могло прийти это мерзкое... Шэнь Цинцю же мужчина! С чего ты решил, что я мог бы..? — Ну, знаешь, родственные души и все такое... И постой-ка, с каких это пор однополая любовь мерзкая? Не то чтобы он записался в защитники сексуальных меньшинств. Скорее, его веселила непросвященность Ло Бинхэ в этом вопросе. — Хорошо, она не мерзкая, но ты что, правда попытаешься ее оправдать? Этому крайне любопытно послушать, кто в здравом уме променяет пышные женские формы, нежную красоту и ласку на мужские гениталии? «Например, я» — хотелось сказать вслух и наблюдать за неповторимой реакцией. — Каждый имеет право спать с тем, с кем хочет. У всех разные вкусы и предпочтения. Тебя это не должно касаться. Все. Так, что там с Шэнь Цинцю? — Ничего! Я не обрезанный рукав! — Все обрезанные рукава так говорят,— философски рассудил он,— Но ты не волнуйся так сильно, это останется между нами, так и быть. И учителю дорогому твоему я ничего не расскажу. Вернешься и сам обо всем ему... — Да не нравится мне Шэнь Цинцю! — А-а-а,— простонал Шэнь Юань,— зачем ты так кричишь? Или думаешь, сможешь убедить себя лучше, если станешь невыносимо громким? Я спешу тебя расстроить. — Это ты себя убедил, что мне нравится Шэнь Цинцю. Все, что мне хотелось бы с ним сделать, так это заставить купаться в грязи. Унизить. — Ты бы хоть постеснялся делиться такими подробностями,— поддел его Шэнь Юань. Ло Бинхэ ему не ответил. Лишь протянул руки к блокноту, что он прижимал к груди и, не церемонясь, грубо его отобрал. — Эй, полегче. — Не заслужил,— бросил ему демон через плечо, когда выходил из кухни. Прежде чем окончательно скрыться в темноте узенького коридора, он сказал,— если собираешься разворошить улей с пчелами, будь готов к тому, что тебя покусают. Не думай, что я это так просто оставлю! Ты...ты еще ответишь за свои слова. — Это безобидные шутки, обиженка. И неужели ты не помнишь? Ты сам подставился, когда дал мне прочитать свою писанину! Ему не ответили, а значит, Ло Бинхэ уже на всех порах унесся в другую комнату. И вот этот благородный господин обвинял его в бегстве? «Ну что за ребенок...и после этого у меня должно поубавиться оснований считать, что ты неровно дышишь к своему подонку-учителю? Интересный подход, ничего не скажешь» Когда он отважился пойти сюда на разведку, то никак не ожидал, что их светская беседа, которую обычно разбавляли яд и пререкания, перерастет в нечто столь масштабное. Шэнь Юань уже жалел, что ввязался в это. У него заболела голова и сперло дыхание. Не привык он к таким оживленным дискуссиям! И романтические чувства — явно не его специфика! Честное слово, лучше бы Ло Бинхэ вздыхал по своему любимому молча. Вряд ли Шэнь Юань неверно истолковал его действия. Если он не хотел выносить свои чувства на всеобщее обозрение, то какого черта разрешил ему заглянуть в блокнот? Как-то не вяжется. Выключив свет в кухне, он оперся на стену и двинулся к спальне. Его глаза снова привыкали к кромешной тьме. Проходя мимо дивана, где расположился его гость, — очень надоедливый и раздражающий — он обнаружил, что почему-то тот еще не успел сделать вид, будто спит непробудым сном. Наоборот, очень даже бодро он восседал на дальнем краю дивана и, неслышно шурша, возился с чем-то. И Шэнь Юань клянется, лучше бы он неправдоподобно притворялся спящим. Подойдя ближе, он различил очертания подушки, которую длинные пальцы сжимали с невероятной силой. Ее край, исчезающий в чужом рту, казался неестественно темным по сравнению с остальной тканью. И зачем Ло Бинхэ понадобилось грызть его подушку..? Это он имел в виду, говоря, что его — то есть его вещь — покусают?