В тени династии

      Нет ничего приятнее, чем занять позицию судьи, когда на скамье подсудимых твой злейший враг. Бывает и так, что приходится судить друзей, родных — не без боли в сердце. Но что будет, когда ты сам окажешься под молотом, привыкнув к должности вершителя правосудия?       Мустафа вступил в культ не с самой чистой репутацией и не при самых приятных обстоятельствах. Он был рожден на землях дома Химеры, там же получил образование и сделал первые шаги в качестве мага, однако по достижению совершеннолетия решил перейти в дом Вечности, так как эксперименты в области смерти казались более занимательными для молодого мага. Все экзамены выпускник сдал на отлично и по законам Семи Городов мог пойти своей дорогой: за ним не водилось никаких преступлений, даже оскорблений в сторону других домов замечено не было, а отговорок по типу «не хотим его брать и все» тогдашняя власть не слушала.       Тем не менее, род юноши давал о себе знать. Одного факта его рождения среди недомагов и демонопоклонников было достаточно, чтобы вызвать неприязнь среди новых собратьев. К тому же через месяц после вступления новенького в культ скончался Агирре, и здесь не столь важны причины его смерти как тот факт, что эти два события стояли рядом. Неожиданно для всех в тот день Светлана — любимая ученица окончательно умершего — вступилась за еще необращенного собрата, и того оставили.       С тех пор у них сложились довольно тесные дружеские отношения. Он хотел стать личем, но она досконально все разъяснила и отговорила от этой затеи. В результате разговоров со Светланой Мустафа стал неким гибридом — он мог в любой момент покинуть тело, обратившись духом, но при необходимости возвращался в него и жил как вампир.       За годы своего существования дом Вечности становился все более самобытным, и в его рядах происходили серьезные расколы. В основном по двум признакам: верности и человечности. Некоторые культисты предпочитали пользоваться полученными умениями как маги, то есть в своих целях не признавая богов над ними, другие наоборот — посвящали существование служению Матери Намтару и поддержанию цикла перерождений. Одни думали, что некроманту чужды любовь, страх, радость и горе — только холодная решимость и мудрость, другие не видели ничего зазорного в том, чтобы сохранить свои чувства, так как они стояли на грани.       Дочь Грифона была одной из немногих, кто считал за норму общаться с родными, состоявшими не то что в другом культе, а вообще стоявшими под покровительством Эльрата, а ведь в тех землях мертвецов не жаловали. Однако, не стоит забывать, что именно она отыскала Мать, и была верна ей, так что никто не смел предъявлять свои жалобы, даже иерофант Миранда воздерживалась от этого, ограничиваясь фразой «сейчас подобное поведение неуместно» в крайне редких случаях.       Мустафа так же разделял ее взгляды, хоть ему и приходилось получать регулярные выговоры от собратьев. Как бы там ни было, а работу свою он исполнял хорошо — был гонцом, и в следствии этого особо не мельтешил перед глазами недовольных. Иногда они могли посидеть вдвоем и обсудить новости в семье некромантки, даже с Синеклювом она не была так откровенна.        — Научила плавать, да ладно, прямо в рясе полезла в воду?        — Да нет же, — отмахнувшись отвечала женщина, — попросила швею сделать купальник, велико дело, управилась за день.        — И каково это, видеть, как твоя маленькая племянница плывет?        — О это… Странные чувства. Вообще, Вячеслав, хоть он и сын моего брата, стал близок, как собственное дитя. Я ведь растила его с малых лет, а внучатые племянники скорее как внуки, хоть мы и видимся редко.        — Так значит, ты у нас теперь бабушка, вот уж не скажешь, хорошо сохранилась.       Другой бы сказал, что с годами эти дети потребуют отвести войска некромантов от столицы Сокола, или там новых врагов культу нажить, защищая Грифонов, но в этом деле позиция бывшей регентши оставалась неизменной. Она передавала прошения родных Миранде, но никогда не исполняла их, не получив согласия. Если мертвые воины и выручали Вячеслава, то это были ее личные войска, не имевшие отношения к Аль-Бетилю.       За последние три года в бренном существовании Мустафы так же произошли некие изменения. Поскольку он был далеко не рядовым воином, знали об этом все культисты, и конечно же, относились к случившемуся неодобрительно. У бессмертного завязался роман с некой Сульфой — полуэльфийкой (ее отцом был морской эльф, коих еще называли шалданами) полунагиней (мать покинула культ Шалассы много лет назад). Девушка плавала с сородичами, занималась торговлей и не особо метила под покровительство каких-либо богов, она так же не была подвержена моде тех лет выбирать себе пару под партию, то есть сулящую должность или наследство. Мустафа познакомился с ней переплывая Нефритовое море, и с тех самых пор и недели не проходило, чтобы он не отправил весточки любимой.        — Ты уверен, что хочешь развивать отношения с этой женщиной? — Вполне серьезно спросила Светлана. — Поклонников среди культа тебе это не добавит.        — Пойми, я ведь тоже хочу быть с родными, кем-то, кто близок мне по духу. Родители, будь они живы, не захотели бы даже имени моего слышать, а эта девушка, она словно эхо моих молитв Асхе, самое большое благо на земле!        — Похоже, это и правда что-то большее, чем минутное увлечение. Ну что-же, раз тебе так угодно — люби, но, как и просила меня Миранда, я должна предупредить: чтобы твои романы работе не мешали.        — Разумеется, кому как не тебе знать.       В течении этих трех лет даже те, кто принимал чувства и поддерживал связи с родными, не упускал возможности пошутить над Мустафой, лишь Светлана и несколько вампиров проявляли понимание. В те редкие дни, когда он отдыхал от очередного послания а она от дел в культе, друзья беседовали, и не было разницы между кровными родными Грифона, и названной супругой мага из дома Химеры.       Все ссоры и примирения, невзгоды и радости делились на двоих. Спустя два года некромант заявил о своем намерении жениться, тогда именно ученица Агирре провела долгую беседу с иерофантом, чтобы та разрешила брак, к тому же с той, которая даже не думала вступать в их культ. Синеклюв согласился принести кольца а Светлана, хоть она на свадьбах бывала лишь дважды, взяла на себя роль священника и обвенчала по традициям магов — не привязывая церемонию ни к одному из богов.       Супруги продолжали жить врознь, так как ни он, ни она не желали покидать свои дома, к которым так привыкли, к тому же видеться пару раз в месяц для них стало привычкой, и некроманты как-то поутихли — им от этого брака ни холодно, ни жарко.       Однако в этом году дела резко изменили свой поворот. Все началось с эпидемии, которая раз в несколько лет возвращалась в Асхан. Как обычно первыми страдали порты и моряки, а потом уже все должно было разойтись на земли. Сульфа тяжело переносила болезнь, она угасала на глазах. Предвидя логичный исход такого дела Мустафа обратился за помощью к подруге.        — Я поговорила с Мирандой, та была непреклонна, как сама Вечность, и мне лишь чудом удалось ее уговорить. Если твоя жена примет покровительство Асхи, поклянется ей в верности и будет служить культу, обычай разрешает ее посвятить. Естественно, многие будут неодобрительно смотреть на это дело, как, впрочем, было и с твоим посвящением, но, думаю, это не будет в новинку.       Мустафа рассыпался в благодарностях и на радостях поспешил к шалданам, но там его ждало разочарование: Сульфа оставалась верна своим взглядам и ни в какую не желала перенимать веру в любого бога-дракона. Хоть он и говорил, что ежедневные молитвы вовсе не обязательны, и что многие некроманты вообще живут в свое удовольствие, чисто формально принадлежа к «избранным», супруга оставалась непреклонна, да так и скончалась.       Теперь же все сложилось, как сложилось. По приказу самой Матери Намтару Светлана была назначена судьей в деле Мустафы из дома Химеры, который…         — … обвиняется в обращении смертного, не имеющего к культу никакого отношения. Скажи, осужденный, известно ли тебе, кого и когда мы принимаем в свои ряды? — Не выдавая долгих лет дружбы, холодно и строго спросила дочь Грифона.        — Проходить обряд посвящения имеют право только члены культа, доказавшие свою верность и получившие разрешение Матери или кого-то из ее доверенных лиц. — Процитировал некромант закон, выученный им еще в первый день пребывания в доме Вечности.        — Насколько нам известно, обращенная тобой девушка не изъявляла желания вступить в наши ряды, о разрешении, уж тем более, речи идти не может.        Некоторые собратья в смерти смотрели на это действие с восторгом, другие — с опасением. Теперь даже те, кто сомневались, начинали понимать, почему несостоявшаяся герцогиня, водившаяся с Михаэлем и прихвостнями императора, занимала столь высокую должность среди них. Они благодарили Асху, ведь не им предстояло быть осужденными.        — Она была не уверенна… — Полушепотом ответил подсудимый, Синеклюв повторил его слова, карканье ворона эхом разнеслось по замку.        — Камар, ты был ответственен за ее допрос, скажи нам, что тебе удалось узнать.       В центр зала выступил один из тех, кто поддерживал живую часть души некромантов, более того, сам пережил потерю супруги. Мустафа посмотрел на него с надеждой, ожидая поддержки, маленькой невинной лжи, но в преданности Паучихе эти существа не знали границ.        — Подсудимая сказала, что не до, не после ритуала, не признавала власти Асхи над собой. Она, подобно большинству магов, считает себя безбожницей, и готова повторить это перед вами.        — В этом нет необходимости. Теперь важно лишь одно, и от этого будет зависеть приговор: она просила Мустафу спасти ее, или же он сам решил провести ритуал?        Все находящиеся там прекрасно понимали, о чем речь. Если она попросила, значит, хотела обмануть смерть, при этом не входя в культ, и тогда обоих следовало превратить в упырей, если же нет — душу девушки предстояло отпустить, а обращение ждало только горе-мага.        — Не просила. — Так, словно он был судьей и оглашал вердикт, ответил Камар. — Миледи, если вы позволите…        — Да, позволяю, как того требует закон, освободи несчастную от плена, а после обрати виновника в упыря.       Мустафа хотел поговорить с ней после заседания, но Светлана отказалась от встречи. А вот от разговора с Мирандой сбежать не получилось бы в любом случае, поэтому женщина покорно пошла в покои иерофанта, когда ее попросили.        — Я была на заседании, твои строгость и преданность нашему культу поражают! Мать была права, ты беспристрастна, как подобает истинному некроманту.        — Не подумайте, будто бы я ничего не чувствую, Миранда, дружба для меня не пустой звук. Но раз уж на чашу весов стал долг, я сделала то, что требовалось.        — Задевая тему долга, мне всегда хотелось знать, что произошло в день смерти твоего брата. Мы все знаем, что Павел был воскрешен как небесный воитель, но ведь тогда Агирре был жив, он бы простил тебе одно обращение. На крайний случай ты могла бы сделать тело непригодным для ритуалов, что не противоречит нашим традициям.        — Если у вас есть время, эта история будет долгой.        — Как раз, пока твоего дружка будут казнить.       Итак, они сели за стол, как это Светлана ни раз делала, общаясь с Мустафой. Миранда даже приказала принести чай, тот самый, который так любил распивать осужденный. Тут, стараясь не выдавать лишних эмоций, дочь Грифона рассказала то, о чем кроме ее друга и Синеклюва никто до сих пор не знал.       Став некромантом, даже пройдя обряд и обретя бессмертие, ученица Агирре не задумывалась о том, что будет, когда наступит час смерти ее близких. Она спокойно занималась своими делами, отдавая всю себя работе с наставником, и уже привыкла к тому, что связь с родом (включая право наследия) оборвана.       Смерть Павла стала для нее большой неожиданностью, и первой причиной упущения было то, что женщина банально не думала о воскрешении в тот миг. Вообще к ритуалу прибегали чаще всего в двух случаях: когда подымали солдат, что воспринималось как призыв духов, не более, и когда жизни неофита ничего не угрожало, просто культ решал, что пора бы ему повстречать конец.       Поэтому в голове новоиспеченной регентши не промелькнуло мысли использовать инструмент посвящения и наказания как способ спасения души брата. К тому времени, как сам учитель спросил ее об этом, ангелы уже провели все необходимые манипуляции а Михаэль пробудился в новом теле.       К тому же, резко дали о себе знать родственные связи. Вообще некромантов отстраняли от дел семейных, разве что те, что были в доме Вечности, сохраняли за собой титул и имущество. Об обращенных предпочитали не говорить, вычеркивали их из родословной, однако у малолетнего Вячеслава других родных не оставалось, а самого архангела не для воспитания детей подняли, так что ей пришлось занять должность регента.        Разбираясь с делами герцогства Светлана не раз возвращалась в те залы, где еще девушкой сопровождала брата. Ах, сколько недовольных взглядов, сколько перешептываний за спиной, сколько оскорблений ей пришлось вытерпеть, прежде чем все смирились с присутствием мертвой в своих рядах. Она не могла быть человеком, как раньше, но и в занятиях некромантией ограничилась, и словно застряла меж двух миров.       Кое как ей удалось оставить замок на барона и отбыть в экспедицию с учителем, после чего та потеряла Агирре, а вместе с ним  — последнюю связь с домом Вечности. Возобновить ее удалось лишь в тот день, когда Вячеслав получил меч отца и стал правителем, и то сколько сил ушло, чтобы вернуть место в культе!       Вся эта история заставила Светлану задуматься о будущей кончине Вячеслава. Хотелось верить, что он умрет в глубокой старости, и Асха дарует усопшему лучшее перерождение, но по правде говоря, многие Грифоны умирали молодыми. В любом случае, был бы он благодарен тете за подарок, в виде новой жизни? Вряд ли.       Вячеслав был рожден и вырос в империи, свою душу вручил Эльрату, он хотел жить и умереть как рыцарь, а послесмертие некроманта для него было столь же неприемлемо, как для самой Светланы служение ангелам в белой робе весталки.        — Именно тогда я поклялась себе, что не буду воскрешать племянника, сколько бы боли мне не принесла его смерть. Сегодняшний суд только укрепил мою веру: у супруги Мустафы не было ни малейшего желания воевать за нас при жизни, не появилось оно и после смерти. Так что зачем приносить боль живым и мертвым, если Асха сама продумала, как все должно быть?        — Звучит убедительно, быть может, расскажи ты эту историю Мустафе раньше, он бы не стал совершать подобной оплошности. Но, чего таить, в любом случае его здесь не любили, рано или поздно мы бы избавились от этого уродца из дома Химеры. К слову, он просил о последней встрече с тобой, и передал тебе несколько слов. «Ты поймешь меня, и тогда я буду рад побеседовать» — так и сказал. Клянусь богами-драконами, даже Вечность не одарила умом этого чудака.       Казнь состоялась в срок, дочь Грифона даже присутствовала на ней и сопровождала в последний путь, так сказать. Товарищи в смерти еще долго обсуждали ее поступок, ставя в пример новообращенным, а Миранда дала несколько месяцев отпуска. Видимо, опасалась, что потеря друга посеет бунтарские мысли в голове ученицы Агирре, а ведь ее кандидатуру в качестве иерофанта теперь могли многие поддержать.       Светлана решила провести это время с родными — как бы не были ей милы учения Белкета и традиции Аль-Бетиля, в сердце всегда оставалось место для названного сына и маленьких племянников.