"Don`t forget about me" CLOVES
Звонок в дверь был непривычно долгим. Непрерывным. Кто-то звонил и звонил – держал палец у кнопки. Скорее всего это была миссис Лоуренс из квартиры напротив. Гарри провёл небольшим полотенцем по мокрым волосам, после оставив его на ручке двери в ванную. Он взял кружку с кофе со стола. Уже остыл. В углу телевизора мигало: 22:28. Юноша прикрыл ладонью рот, чтобы скрыть зевок. Только непонятно от кого – от Дороти? Или мистера Тотошки? Гарри усмехнулся своим же мыслям. Он потянулся к двери. Щелчок раздался по квартире и прошиб тишину в подъезде. — Здравствуй, бусинка. Гарри замер, приоткрыв влажные от кофе губы. Он чувствовал, как капелька воды, упавшая с кончиков волос, стекает по его затылку. Луи стоял напротив него в белоснежной рубашке, чёрных брюках и пальто, наброшенном на плечи. Его волосы стали светлее, будто выгорели на солнце; в голубых глазах поблёскивало отчаянье. Он стоял там, на пороге квартиры Гарри, не двигаясь и не моргая. Луи, не отрываясь, смотрел в зелёные глаза, его ресницы трепетали, грудь медленно вздымалась, и всё равно было легче поверить в то, что «Галерея Академии Флоренции» привезла сюда статую Давида, и вот он — мраморный мужчина. Идеал, сотворённый из камня, — он здесь — прямо перед Гарри. Было легче поверить в то, что, сам того не осознавая, в один из осенних дней Гарри проснулся в теле Микеланджело. Огородил лестничную площадку деревянным забором, чтобы никто не подсматривал за его работой, над которой он кропотливо трудился день и ночь: ваял из камня каждую вену на тыльной стороне ладони и этот взгляд; каждое очертание мышц и каждый завиток прядей. Но нет, не было ничего подобного. Просто Луи вернулся. Луи вернулся. Гарри поджал губы, едва заметно улыбаясь. Его голова непроизвольно наклонилась в правую сторону, и капелька, до этого так точно следовавшая от волос к воротнику растянутой футболки, исчезла. Гарри посмотрел на кружку в своих руках, поднял её на уровень груди и... выплеснул кофе мужчине в лицо. Луи зажмурился, резко выдыхая. Теперь капельки стекали по его шее. И по его белоснежной рубашке. Губы мужчины растянулись в улыбке, пальцы отодвинули в сторону прилипшую ко лбу чёлку. Он открыл глаза, встречаясь взглядом с Гарри. Его Гарри. В разноцветных носках и кружкой с глупой надписью. С мокрыми волосами, которые уже начинали завиваться на затылке, как в каждое их утро, проведённое вместе. С заклеенными порезами на пальцах. С бледными губами и длинными ресницами. С едва заметными веснушками на носу. Его Гарри, которого он не видел так долго. — Могу я использовать ванную комнату? Мои волосы теперь липкие. Гарри кивнул, пропуская мужчину в квартиру. Он забрал пальто, нашёл для Луи фен, чтобы тот потом им воспользовался. На несколько секунд Луи замер посреди гостиной. Стоял, не зная, куда себя деть, но потом стал медленно стягивать прилипшую к телу рубашку. Гарри хорошо справлялся, старательно игнорируя кожу, покрытую шрамами и родинками. Он целовал их когда-то. — Ты купил Дороти друга? — спросил Луи, улыбнувшись, когда выходил из ванной комнаты. Луи всегда замечал вещи, которые были важны для Гарри. В квартире вообще много чего изменилось. Появились новые книги, столик у дивана был другой, стало больше фотографий на полочке, некоторые картины больше не висели там, где Луи запомнил. Жизнь Гарри не остановилась, она продолжалась всё это время. Он читал новые романы, находил новых людей, и даже шорты, висящие на тазобедренных косточках юноши, были куплены совсем недавно. — Его зовут мистер Тотошка, — впервые подал голос Гарри. Он был спокойным, просто смотрел на Луи, иногда проводя зубами по нижней губе. Мужчина кивнул, кусая внутреннюю сторону щеки. — Я сделаю чай, — снова сказал Гарри, уходя на кухню. Он остановился у столешницы, обхватывая её ладонями и набирая воздух в лёгкие. Его пальцы побелели, из груди чуть не вырвался крик, но стал всего лишь прерывистым вздохом. Гарри почувствовал невесомые прикосновения к спине. Он слышал, как грохочет сердце Луи. Или это было его собственное. Луи провёл пальцами по предплечьям Гарри, утыкаясь лбом ему между лопаток. Касания были непривычно родными, до ужаса нежными. Мурашки побежали по коже, заставляя коленки подгибаться. — Ты знал, что Сальвадор Дали какое-то время встречался с мужчиной? — едва слышно спросил Луи. — Гарсия Лорка, испанский поэт. Он писал Дали письма: «Вложи мое имя в картину, чтобы мое имя служило чему-то в мире!» Всё думал, может, мне следует отправить тебе письмо, а потом вспомнил – ты не рисуешь. — Ты ведь помнишь, где я учусь? — усмехнулся Гарри. — Факультет истории искусства, — тут же ответил Луи. — Мальчик, который не ищет лёгких путей. Знаешь, что я думал, когда только встретил тебя? Думал, я слишком скучен, чтобы быть частью твоего мира; мира человека, который знает всё о самых романтичных и трагичных жизнях и историях. — О, Луи, ты – самое вызывающее, невозмутимое и неподдающееся объяснению искусство, историю которого мне довелось узнать. «Изящество, доведённое до автоматизма...» — Прости меня, — прошептал Луи, прикрывая глаза, в которых стояли слёзы. Казалось, он сам не мог поверить в то, что находился здесь. — Расскажи мне всё, — попросил Гарри. — Расскажи всё с самого начала. Всегда, с самой первой встречи, Гарри отчаянно хотел понять Луи. На подсознательном уровне он, конечно, знал и видел: происходит что-то, что противными щупальцами забирает у него любимого человека. Но сейчас Гарри просто надоело. Он пробовал быть с кем-то другим и научился оставаться наедине с собой. Несмотря на всю боль, которую рождала необъяснимая любовь к этому мужчине, в объятиях Луи Гарри становился сильнее. Его больше не пугали царапины, а, главное, его больше не пугала перспектива обработать их самому ровно так же, как и перспектива попросить кого-то о помощи. Гарри наконец-то понял, что бороться за себя, за любовь и за жизнь – это нормально. Нормально чувствовать себя хорошо. — Это больно. — Я рядом. Луи улыбнулся, чувствуя, как капелька скатывается по его щеке. Он хотел бы сделать это по-другому. Он хотел бы усадить Гарри на диван и рассказать ему всё, смотря прямо в глаза, но было страшно. Было чертовски страшно, поэтому оставалось только прижаться ближе. — В шестнадцать лет, на школьной поездке в парк, я прострелил все банки в тире, чтобы произвести впечатление на одноклассников, – они всегда меня не любили, – а через месяц впервые подстрелил человека. Отец заставил меня, держал у виска пистолет. «Либо тебя, либо ты, сынок». Я плакал, умолял, просил, говорил, что уйду, хотя мне было некуда. Было плевать, если честно, лишь бы подальше от него, но меня оставили, как домашнего питомца мистера Остина. Ловили, когда я хотел убежать. Они прострелили Зейну плечо, чтобы наказать меня. Нам было тогда по восемнадцать. Отец всегда видел во мне лишь подопытного кролика, который должен рано или поздно занять его место. Ему было плевать на мои эмоции – и я мог с этим смириться, но мои чувства… мои чувства он ненавидел. Он ненавидел всё, что могло сделать меня слабым. Почти два года назад он бросил передо мной красную папку, в которой было имя отца близняшек. Не уверен, что он намного лучше моего, но он хотя бы любит своих детей, понимаешь? Да и где бы мама нашла хорошего человека? Она забеременела от Марка, родила Дейзи и Фиби, а потом её не стало. Я люблю маму. И никогда бы не смог винить её, если бы она просто ушла – он был готов отпустить её, но она хотела забрать меня с собой. Отец не дал ей этого сделать. Вдруг понял, что стареет, что пора показывать, что я тоже Остин. Как я могу лишить девочек, которые потеряли из-за меня мать, ещё и отца? Нужно было время, чтобы понять, как избежать всего этого, а для того, чтобы выкрасть время, приходится залечь на дно. Сделать вид, что я где-то ошибся. Один наш старый приятель разыграл целую сцену с угрозами в мой адрес. Отец купился, и я улетел. Я не мог сказать тебе. Мне нужно было, чтобы они думали, что мы больше не видимся, что ты не имеешь ко мне никакого отношения. Я не мог подпускать их к тебе. Теперь, когда я вернулся, потому что он уверен, что мне ничего не угрожает, я должен закончить начатое. Но я уже знаю, что делать. Он думает, что никто не сможет забрать меня, но однажды я сам себя у него заберу, — Луи вздохнул, переводя дух. Гарри попросил рассказать всё, поэтому он провёл кончиком носа по виднеющейся из-под футболки коже и продолжил: — Единственным человеком, которого я любил, была мама. Потом мамы не стало. Я жил в своём мире, виделся с девочками. Отец делал вид, что не знает. А потом нам дали дело. Некий Энтони Тойпар крупно задолжал, но был достаточно умён для того, чтобы подделать данные на высшем уровне. Мы знали, что он, а как потом оказалось, она занимает неплохое место среди всех этих сливок общества. Пришлось гоняться за ней по всем благотворительным вечерам. Сам не знаю как, но в свой день рождения я оказался у искусственного озера, где плавали лебеди, с парнем, который хотел проверить не сильно ли холодная вода и не верил в правдивость первого впечатления. Парнем, который однажды сказал мне, что я лучше, чем думаю, и даже не подозревал, как много для меня это значило. Парнем, которому я отдал своё сердце задолго до того, как понял это сам. — Лу… — прошептал Гарри. — Я никогда не хотел причинять тебе боль, — выдохнул Луи. — Никогда не хотел, чтобы ты проходил через всё это. Я чувствую себя таким слабым, малыш. Я не хочу, чтобы ты страдал из-за меня. Сам не знаю, зачем приехал. Точнее… я знаю. Приехал, потому что не могу не быть рядом с тобой, если знаю, что есть хотя бы крошечная возможность, но я всё время подвергаю тебя опасности, и если… если сейчас ты выставишь меня за дверь, если попросишь уйти – я сделаю это. Я знаю, что так правильно. Но мне важно, чтобы ты знал, что я уйду, потому что… я не сказал тебе в тот вечер… уйду, потому что люблю тебя. Потому что я- Луи не успел договорить. Гарри обернулся, обвивая шею мужчины руками и прижимая его к себе. — Я уже слышал все эти слова об опасности и риске. Ты говорил мне. Я знаю. Но сейчас ты снова здесь, — шептал он. — И я снова в твоих руках. Потому что тоже не могу по-другому. Знаешь, Лиам как-то сказал мне, что ему нравится одна цитата. «Любовь к тебе заставляет меня чувствовать себя безопасно в опасности». — Ты должен быть в настоящей безопасности, — тут же произнёс мужчина. — Но я бы просто не смог снова исчезнуть… я- — Я в безопасности только, когда ты рядом. — Нет, — ответил Луи, сжимая пальцы на талии Гарри. — Я буду рядом столько, сколько смогу. Нам не подходит вариант «столько, сколько ты мне позволишь», — решительно сказал юноша, соединяя их лбы. — Если бы я только мог, то не позволил бы совсем, — выдохнул Луи в самое губы того. И они наконец-то поцеловались. Мир вокруг померк, оставляя только свет от кухонной лампочки, холодную кожу и два бьющихся в унисон сердца. Прикосновения Луи вызывали дрожь. Его нежные руки снова были везде, Гарри чувствовал их каждой клеточкой. Он тяжело дышал, притягивая мужчину всё ближе, пока тот оставлял смазанные поцелуи на шее. Потому что это был их выбор – любить друг друга, пока мир рушится.***
"In the End" Tommee Profitt & Mellen Gi feat.Fleurie
Луи лежал на животе, наблюдая за белоснежной занавеской. Гарри положил голову на его поясницу. — Откуда они? — шёпотом спросил юноша, проводя кончиками пальцев по линиям, исполосовавшим бледную кожу на лопатках. Ему всегда было интересно. — Мне было шесть, когда он в первый раз затушил об меня сигарету, — тихо начал Луи. — Он никогда не делал это быстро. Он вёл сигаретой по запястью или предплечью, размазывая пепел. Я перестал плакать. Никогда не плачу перед ним. Только не перед человеком, который забрал у меня маму и шанс на нормальную жизнь. Мне было одиннадцать, когда я впервые захотел закончить всё это. Потом шестнадцать. Потом восемнадцать. В тот день, когда появились эти шрамы, он хотел наказать меня за это. Никогда не забуду отвратительно алые пятна. Они были везде. Он видел их. Не думаю, что он вообще задумывался о том, что уже сделал со мной и что ему ещё предстоит сделать. Он просто толкнул меня, а я напоролся на железки, торчащие в одном из подвалов. Они разодрали мне спину, переломали лопатки. Если бы не Доминик, то вряд ли я оказался бы в больнице. Врач сказал мне тогда: «Кости становятся крепче после переломов». Гарри почувствовал, как защипало в глазах и реснички намокли, он перевёл дыхание, задерживаясь губами на одном из шрамов. Одна слезинка упала на голую спину Луи. — Мама тоже так делала, — голос мужчины едва было слышно. — Тихо плакала, а потом целовала шрамы. Наверное, тогда, на озере, ты был моим подарком. Я всё думал, почему в тот день остался с тобой. Что в тебе заставило меня захотеть остаться? Мне казалось, что я даже не доживу до двадцати пяти. Всё было бессмысленным. Последний раз, когда я пытался умереть был незадолго до того, как мы впервые встретились – там, около станции метро. Дня за три до этого я наглотался таблеток и просто отрубился. Сначала только шум в ушах, потом тишина, а потом крики. И боль. Зейн снова остановил меня. А потом появился ты и спас. — Не говори так, — сквозь всхлипы произнёс Гарри. Что значит спасти человека? Привязать его к себе? Наложить шину на поломанную руку? Остановить кровь? Делать вдох, чтобы потом он сделал выдох? Что значит спасти человека? Подставить раскрытые ладони, чтобы его кулаки не врезались в стену? Напоить его водой в пустыне? Согреть пальцы в мороз? Сделать массаж сердца после аварии или принести нашатырный спирт потерявшему сознание? Обработать раны? Заслонить собой? Что же Гарри сделал, что могло спасти этого мужчину? Луи сел напротив юноши, взяв его лицо в ладони. Он гладил большими пальцами щёки Гарри, вытирая слёзы. — Когда они скажут, что я умер – не плачь, — прошептал Томмо. — Тело – всего лишь инструмент души. Гарри покачал головой, хватаясь руками за мужчину. Он прижимал его к себе, запуская пальцы в волосы, оставлял поцелуи по всему лицу. Тяжёлые капли ударяли по стеклу, создавая грустную музыку. Гарри думал о том, как сильно она похожа на игру на рояле. Было чувство, что они на дне песчаных часов, и время замерло, оставляя их лица в пыли. Луи ускользал сквозь пальцы, превращался в одну из песчинок, и у Гарри не было времени, чтобы придумать, как остановить это. — Пообещай мне, — юноша прислонился своим лбом ко лбу Луи. — Пообещай мне, что не умрёшь. — Обещаю, — мужчина закрыл глаза, вдыхая запах кудрей Гарри. И это было первое обещание, которое дал Луи за всю свою жизнь. Сказать бы ему, что теперь ему следует бояться бога, наказавшего не предавать обеты. Гарри лёг обратно, снова рассматривая любимого, запоминая каждую его чёрточку, каждую деталь. Запоминая, какая нежная у него кожа и какие красивые глаза. Как трепещут его ресницы и кончики зубов касаются трещинок на влажных губах. — Прости меня, Гарри, — грустно улыбнулся Луи, оставляя долгий поцелуй на его щеке.***
Их разбудил непрекращающийся рингтон на телефоне Луи. Мужчина потянулся за мобильником, в тот же момент почувствовав, как руки Гарри сжали его сильнее. — Да? — сонно ответил он, наблюдая за тем, как Стайлс ставит подбородок на его грудь, всё ещё держа глаза закрытыми, и вытягивает губы в трубочку, выпрашивая поцелуй. Луи наклонился, чмокая его. — Твою мать, — вздохнул он. — В котором часу мне нужно быть там? Я понял. — Что случилось? — нахмурился Гарри, он оставлял поцелуи в ямке между ключицами мужчины. — Всё как всегда, — ответил Луи, прикрывая глаза. — Я поеду с тобой- — Не говори глупости, Гарри. — Это мой выбор. Я говорил тебе. Просто позволь мне, — снова решительно сказал юноша. Луи заправил кудрявую прядь ему за ухо, осознавая, что теперь у него точно нет выбора.***
"him&I" G-Eazy & Halsey
— Гарри?! — недоумённо воскликнул Зейн, как только сел на заднее сидение всё той же стеклянной машины Луи. — Какого чёрта? — О, Гарри! Здравствуй! — пролепетал Лиам, наклоняясь вперёд, чтобы обнять Стайлса, сидящего на пассажирском сидении. — Но… подождите… — Я рад вас видеть… живыми, — неловко улыбнулся юноша. — Луи, что Гарри будет делать, пока мы будем… решать дела? — спросил Доминик, хмурясь. Зейн кивнул. — Претворяться плохим парнем. — Но это- — Я пойду с вами, — перебил Гарри Лиама. — Я… я обещаю, что не буду лезть туда, куда мне не следует. Просто я хочу быть рядом с Луи. Луи вдруг резко повернулся в сторону Стайлса. Его лицо приобрело то самое трепетно-нежное выражение, которое должно быть в словаре под словосочетанием «возьми меня прямо сейчас». — Ты уже влез в самое дерьмо, — вздохнул Зейн, упираясь лбом в спинку переднего сидения. Этот вечер ничем не отличался от всех предыдущих, на которых был Гарри. Дорогое шампанское, пресные лица и отвратительные парфюмы – ничего более. Юноша ходил за Лиамом, пытаясь выглядеть важно и может даже немного устрашающе. Пару раз, когда Зейн поворачивал голову в свойственной ему надменно-расслабленной манере, Гарри внимательно следил за ним взглядом, позже пытаясь повторить движение. К счастью, это замечал только Луи, периодически бросая взгляды на сосредоточившегося новоиспечённого криминального принца – иначе не скажешь. Ему даже пришлось быстро прикрыть рот ладонью, когда он увидел, как Гарри коротко кивал, стоя за спиной очень грозного Доминика, а потом случайно задел угол шведского стола и извинился перед неодушевлённым предметом. Луи увидел Марка, пристально смотрящего на него с другой стороны зала. Он кивнул мужчине, указывая взглядом на выход. Марк сразу направился туда, по пути оставляя бокал на подносе одного из официантов. Немного подождав, Томмо ушёл за ним, краем глаза замечая, что Лиам, Зейн, Доминик и Гарри осторожно передвигались в том же направлении. Сегодня он должен был просто предупредить Марка, рассказать о своём плане. Вдвоём они зашли в комнату, напоминающую служебное помещение. Марк не привёл с собой охранников, что немного пугало Томмо. — Ты ведь уже знаешь? — спросил он. — Да. Нам не надо торопиться. — Мы и не будем. — У тебя есть всё, что нужно? — Почти. Осталось только- Но Луи не успел договорить, дверь распахнулась, впуская внутрь мужчину в тёмно-синем костюме и с пистолетом в руках. — Добрый вечер, мистер Остин, — улыбнулся он. — Вам «привет» от папы, — оскалившись, продолжал он. Внутри Луи всё стянуло. Его волновал только один вопрос, с остальным он разберётся. Где Гарри? Где сейчас чёртов Гарри? Томмо смотрел пустым взглядом на дуло, направленное прямо в его грудь. — Что происходит? — спокойно спросил Луи. — От Вас никогда не просили много, мистер Остин. Всего лишь делать то, что Вам говорят. Как обычная шавка. Просто делать то, что от Вас требуется. Но Луи уже перестал слышать противный голос человека, вдруг почувствовавшего власть. Луи смотрел в зелёные глаза, на трясущиеся руки, держащие пистолет. Гарри стоял за спиной мужчины в синем костюме, сжимая оружие. В его взгляде застыли слёзы. Он боялся. Боялся того, что готов был сделать — с дрожью в конечностях и нерешительностью, но готов. Едва заметно Луи мотнул головой, прося не совершать ошибку. Он чувствовал, как в его теле застыла кровь. Смерть не вселяла страх — он не сможет вынести, если Гарри потеряет себя. Всё произошло словно в одну секунду. Доминик выхватил у Стайлса пистолет, выстреливая в голову человеку мистера Остина. Тот осел на пол, нажимая на курок. Пуля задела предплечье Томмо, но прошла насквозь. Руки Гарри безвольно опустились, из глаз хлынули слёзы. Луи тут же оказался рядом, подхватывая его. — У нас нет времени, Луи. Больше нет времени. Он убьёт тебя, — сказал Зейн, заходя внутрь. Он сжимал ладони в кулак, чтобы скрыть мандраж, окутывающий тело. — Мы едем в квартиру, — ответил Луи, держа Гарри в своих объятиях. — Когда они поймут, где я? — Не позже завтрашнего утра, — ответил Марк. Луи закрыл глаза, успокаиваясь. Всё будет в порядке. — Вы вывезли девочек из страны? — Конечно, Луи. — Я разберусь с этим. Я обещаю. Завтра утром. Завтра утром со всем будет покончено, — твёрдым голосом сказал Томмо. Ни один мускул на его лице не дрогнул. Лиам схватил за локоть Зейна, ринувшегося к Луи. Карие глаза умоляюще смотрели в голубые, но в ответ Малик получил лишь вымученную улыбку. Луи вышел из комнаты. В коридоре уже лежало несколько обезвреженных людей мистера Остина. В основном зале продолжалось веселье. Зейн и Доминик прикрывали его, прижимавшего к себе Гарри, пока Лиам плёлся сзади, раздавая указания по телефону. Марк смотрел им вслед. Сердце мужчины сжималось. Он впервые встретил этого мальчика ещё совсем юным. Джоанна всегда говорила, что Луи не такой, как они. Луи совсем другой. Ей казалось, что её маленький Лу никогда не станет частью этого мира – просто не сможет. Он и не смог, но следы жестокости и боли навсегда отпечатались в его взгляде. Луи так держался за этого кудрявого юношу, словно нет ничего важнее – это пугало Марка. Он знал, каково любить в мире, в котором они жили – по своей воли или нет. С появлением близняшек, мужчина практически полностью отошёл от дел, занялся честным бизнесом. Ну, насколько бизнес вообще может быть честным, но вдруг объявился Остин, решивший вспомнить старые обиды и требующий мести.***
Луи посадил Гарри в машину. Он на минуту остановился перед капотом, обнимая сначала Лиама, затем Доминика и потом очень долго Зейна. Сквозь лобовое стекло, затуманенное из-за слёз, стоявших в глазах, Гарри показалось, что в оранжевом свете фар плечи Малика содрогались. Всем было страшно. Наконец-то Луи вернулся. Он вздохнул, как всегда, сжимая ладонями руль так, что костяшки белели. Гарри понял – мужчина делал так, чтобы почувствовать контроль над ситуацией. Машина выехала на главную дорогу. Как будто на зло, им попадались только горящие красным светофоры. Как будто они специально тянули время. Луи протянул руку, сжимая ладонь Гарри в своей. — Я мог убить его, — тихо сказал юноша. — Ты не убил. — Я мог. — Но не стал. — Луи, я бы убил его. — Ты никого не убил. — Ты сказал, что я спас тебя, но это я тот, кого нужно спасать, — усмехнулся Гарри. Эта фраза звучала гулко. Эта правда звучала гулко – словно эхо их истории. В голове настойчиво верещала мысль о том, что эти слова применимы к каждому из них. Они оба знали это. Но истина в том, что не существует людей, которые бы не нуждались во спасении. Не существует людей, который бы не плакали тихо в подушку ночью, надеясь, что никто не услышит. Не существует людей, которые бы не замирали, глядя в одну точку, пока шумная компания весело болтает о простых вещах. Не существует людей, которые в новогоднюю ночь не загадывали бы желание. Не существует людей, которые не поддавались бы эгоистичному порыву хоть на секунду и не мечтали о том, что у них всё будет хорошо. Не существует людей, которые бы не испытывали то щемящее чувство, которое сдавливает и стягивает словно корсет. И истина в том, что существует тот самый момент, когда в голове мелькает мысль: «А тот ли это человек, ради которого я буду бороться? Тот ли это человек, за которого я буду бороться?» Истина в том, что это наш выбор. Это решение, которые принимаем мы сами, и никто кроме нас – делить ли своё спасение с кем-то другим? — Я рядом, — прошептал Луи, поднося их переплетённые руки к губам и целуя бледные пальцы Гарри. Они спасли друг друга тем, что не переставали бороться.***
Это была та же самая квартира, в которой Стайлс побывал вместе с Луи когда-то давно. Тот Гарри боялся быть один. Он цеплялся за мужчину, пытаясь найти в нём безопасность. Странное ощущение правильности, когда он лежал в объятиях Луи в ту ночь, осталось с ним до сих пор. — Давай примем ванную? — спросил Гарри. — Да. Юноша приоткрыл дверь, замирая. Всё было в красных пятнах, запах железа витал в воздухе, вызывая тошноту. — Луи! — сорванным голосом позвал он. — Какого чёрта вы не убрали это? Что если бы кто-то увидел? — Твою мать, — простонал Томмо, заглядывая в комнату через плечо Гарри. — Могу я пошутить о том, что мы бы сказали, что ты просто порезался бумагой? — Луи, ты идиот! — ахнул Гарри, разворачиваясь лицом к мужчине, но вдруг начал смеяться. Он нагнулся, упираясь лбом в плечо Луи, тот тоже рассмеялся, зарываясь пальцами в кудрявые пряди. Абсурд. Сюр. Почему они смеются в комнате с ванной, вдоль и поперёк испачканной кровью? Но что ещё им остаётся делать? Жизнь – та ещё горькая пилюля. Так что, нам всем остаётся только хохотать, надеясь, что не подавимся. — Ладно, иди. Я сам всё сделаю, — сказал Луи, нехотя выпуская Гарри из объятий. Мужчина нагнулся, доставая из шкафчика под раковинную розовую тряпку. Вряд ли она предназначалась для вымывания крови из ванной, но выбора особого не было. Луи закатил рукава по локоть, вздыхая. Ладно, он справится с этим. Мерзкий запах всё ещё наполнял комнату. Луи устроился на коленях перед ванной, включая воду. Он приоткрыл пластмассовую задвижку, доставая оттуда хлорку. Мужчина принялся стирать красные следы, остающиеся разводами на белой керамике. Разлохматившаяся чёлка падала на глаза, поэтому периодически приходилось запрокидывать голову, чтобы избежать контакта выпачканных в средство ладоней с лицом. Он остервенело тёр противные пятна, и вся эта ситуация напоминала его жизнь. Луи смотрел, как хлорка совсем немного разъедает кожу на пальцах возле ногтей и обратных сторонах ладоней. Но это не было больно – скорее отрезвляюще. Дверь тихонько приоткрылась, пропуская в комнату Гарри. Он устроился за спиной мужчины, обхватывая его плечи руками, и уткнулся носом в затылок Луи, оставляя невесомые поцелуи. — Уже всё, — прошептал юноша. — Лу, уже чисто. Томмо замер, приходя в себя. Он прикрыл глаза, откидываясь на грудь Гарри. Стайлс приподнялся, обхватывая пальцами запястья любимого и поднося их к воде, бежавшей из крана. Он смыл остатки средства с рук Луи, и отбросил тряпку. Гарри встал, притягивая мужчину к себе. Он расстегнул его рубашку, стаскивая её по предплечьям. И в этот момент раздевать Луи казалось в тысячи раз интимнее, чем во все предыдущие. Через несколько минут Гарри уже усаживался между ног Луи, прижимаясь к нему спиной, пока дешёвая пена для ванны из круглосуточного Теско за углом щекотала их кожу. Луи наклонился, вдыхая запах волос юноши, пока тот водил пальцами по его коленке, иногда поднимая голову, чтобы поцеловать. — Ты помнишь наш вечер, когда мы гуляли по Таймс Сквер? — шёпотом спросил Луи, проводя губами по шее любимого. Гарри кивнул. — Мы были в кино на каком-то глупом фильме, танцевали… — Катались на метро, — пробормотал Стайлс. — Катались на метро, — улыбнулся Луи. — Гарри, мы тогда впервые по-настоящему занимались любовью, сами того не подозревая, — вздохнул он. — Если бы у меня спросили, где я хотел бы оказаться за пять минут до смерти, я бы выбрал тот вечер. Гарри прижался ближе, зарываясь носом в шею мужчины. — Я люблю тебя, — сонно пролепетал Гарри. — Я тоже люблю тебя. Они выбрались из ванной, набрасывая на влажную кожу полотенца. Луи слил воду, отключил телефон и наконец пробрался в постель к Гарри. Вот так засыпать рядом было непривычно приятно. Юноша всё водил кончиками пальцев по телу Луи, повторяя, что он сделан из звёздной пыли. Такой же хрупкий и при этом способный удержать целый мир. Когда Гарри наконец уснул, а серая штора стала едва заметно колыхаться из-за ночного ветра, Луи оставил поцелуй на приоткрытых губах своей несбывшейся мечты, и через несколько минут дверь за ним захлопнулась.***
"Wonderful Life" Black
Луи припарковал машину рядом с высокими, казалось, уходящими в небо кованными воротами. Отомкнув калитку, он зашёл во двор. Внутри дома он отключил сигнализацию. Луи схватил наполовину пустую бутылку The Macallan с камина и стакан. Мельком мужчина взглянул в зеркало, висящее на стене. Его сгорбившая фигура, слега мятый костюм – он словно был призраком. Момент, когда он поднимался по лестнице, проводя пальцами по железным перилам в форме виноградных лоз, казался особенным. Он замер, оглядываясь. Бензин уже был разлит по полу и поверхностям – его друзья сделали это ночью. Его семья. Их загородный дом, «домашний офис», совсем опустел. Можно было подумать, что они здесь никогда и не жили. Только, может, пятнышко, которое осталось на кожаном диване после того, как Найл решил съесть там картошку фри с кетчупом, и никто не мог остановить его, напоминало о слезах и смехе – о доме. Найл, о котором всегда приходилось молчать, не договаривать, обходить стороной и делать вид, что они не были друзьями почти пятнадцать лет. Найл, который однажды прятался от Гарри в одном из шкафчиков на кухне, потому что тоже оказался дома в ту злосчастную пятницу днём. Найл, без которого не началась бы, наверное, вся эта история. В тот день они повздорили прямо перед тем, как оказались на благотворительном вечере, и этот обидчивый лепрекон решил пошутить, раскрывая случайным собеседникам правду. Кто же знал, что Гарри никогда не был банальной случайностью? По крайней мере, точно не в жизни Луи. Томмо усмехнулся, приседая. Он достал из кармана коробок со спичками, поджёг одну и бросил на пол. На последнем этаже посредине комнаты всё так же стоял чёрный рояль, первые солнечные лучи заставляли его переливаться так, словно он весь был усеян маленькими серебряными иголочками. Луи подошёл ближе, проводя ладонью по краю. Он поставил на лаковою поверхность виски и вынул из-за спины пистолет, положив его рядом. Наконец он сел, открывая крышку. Мужчина прошёлся кончиками пальцев по черно-белым клавишам, взял алкоголь, рассматривая, как плещется янтарный напиток. Луи выпил залпом, едва морщась. Он сжал между губ сигарету, отбрасывая красно-белую пачку на пол, и одной рукой поджёг кончик всё теми же спичками. Томмо повернулся вправо, выглядывая в панорамное окно, открывающее вид на лесистую местность, что окружала дом. Он заметил несколько чёрных джипов у подъездной дорожки, пара человек осматривала его машину. Луи подождал, пока люди его отца зайдут в дом, после чего бросил стакан, разбивая о стену. Осколки посыпались на пол, а после грохота на секунду стало совсем тихо. И Луи начал играть. Его пальцы порхали над клавишами, создавая мелодию. Ему всегда казалось, что в такой момент нужно играть классику, но почему-то в голову пришла та самая песня группы Black. Она длилась четыре минуты сорок семь секунд – Луи хотел доиграть до конца. Хотя вообще-то это тоже, наверное, классика. Он слышал, как что-то громко упало в коридоре. Наверное, любимая ваза Лиама. Огонь начал пробираться на последний этаж, сжигая на своём пути всё – заметая следы. Из глубины дома доносились шаги и тихие ругательства. Луи прикрыл глаза, улыбаясь. Ему всё казалось, что он чувствует, как нежные пальцы Гарри касаются его кожи, обветренные губы оставляют поцелуи на щеках. Так чётко и явственно он представил, как кудри его возлюбленного треплет ветер, пока ступней касается океан. Как Гарри бежит, оставляя на песке свои следы, как его смех разносится по всему берегу, и солнечный свет играет у него на лице. Луи продолжил играть лишь одной рукой, второй он тянулся к пистолету. Шум был всё ближе. Луи начал отсчитывать про себя секунды. Три. Два. Один. Разбивая хрупкую красоту рассвета, гулкий выстрел замер в тишине.