Бархатцы

      Морг — это, конечно, не операционная и даже не приёмное отделение какой-нибудь больницы, но чистота и здесь — залог успешной работы и показатель высокого профессионализма судебно-медицинского эксперта. Да и санитарные нормы, а вместе с ними и необходимость недопущения развития и распространения по всей конторе различного рода биологических следов да «бактериальных сюрпризов» никто, естественно, не отменял. И, к счастью, не отменит.       Артём как раз-таки заканчивает обработку всех своих «пыточных инструментов», как высказался как-то Субботин, когда они на пару с Даниловым решали провести допрос одного не очень хорошего и не очень разговорчивого человека в стиле «плохой и хороший, а может быть плохой и очень плохой мент» и во всю розыскивали реквизит в пару к резиновой дубинки, одолженной со склада, когда двери морга послушно распахиваются от не так чтобы сильного толчка, позволяя Власовой войти.       — Вы с Даниловым по графику, что ли, ходите? — подняв на гостью взгляд, спрашивает Тукаев. — Так вы и мне, что ли, его копию дайте: я если дверь не запру, так хоть готов буду. Если ты за отчётом, — а ты точно не о здоровье моём зашла справиться, — приподняв вверх палец, отмечает эксперт. — Так вон, он ещё не готов. Стёпа двадцать минут назад заходил — я ему сказал, что часа полтора мне ещё нужно.       — Пятьдесят, — коротко бросает Маргарита. Она уже подходит ближе к передвижному столику эксперта, в момент вскрытия перемещаемую едва ли не по всей площади морга, и, словно имея на чужие рабочие инструменты какие-то виды, не поднимая со столешницы, сжимает один из скальпелей между большим и указательным пальцами и, дав ускорение, вынуждает его крутиться вокруг собственной оси.       Артёму всего пары мгновений хватает на то, чтобы остановить вращения скальпеля, а после для верности ещё и откатить столик в противоположную от капитана сторону. А то, мало ли, прихватит ещё что с собой, а ему потом объясняйся, что это за травмы такие подозрительные у кого-нибудь из задержанных.       — Не надо мне тут порядок нарушать, — просит он с серьёзным видом. — Чего, ты говоришь, пятьдесят?       — Стёпа заходил к тебе минут пятьдесят назад, — поясняет Власова. — Он уже полчаса как с гражданкой Филькиной беседует: мало ли, успокоилась со вчерашнего да и припомнит что подозрительное в момент обнаружения тела. Но это вряд ли. Артём, вот скажи мне, зачем тебе копия графика наших приходов, — которого у нас, кстати говоря, и нет вовсе, — для верности отмечает Власова, — если ты хода времени не замечаешь? Я б сказала, что влюблённые часов не замечают, но тут влюбляться… — протягивает Рита, с разведёнными в стороны руками окидывая помещение.       Тукаев качает головой, едва слышно цокнув, но без какой-либо злости смотрит на сверкнувшую хитрюще-озорной улыбкой Маргариту.       — А вы чаще тут ходите, — рассекая воздух наглядной демонстрацией хождения, отзывается эксперт, — мешайте мне. Я не то что время замечать перестану, так и влюбляться разучусь. Когда мне, если я вечно в морге? Только захочешь побыстрее закончить и отлучиться — обязательно придёт кто-нибудь мешаться, отвлекать.       — К кому это ты посреди рабочего дня отлучиться задумал? — с любопытством интересуется капитан, словно и вовсе уже позабыв о цели своего визита.       — Да это я так, — взмахивает рукой Тукаев. — Чисто гипотетически. Мне отлучаться некогда, у меня Соколова реконструкцию внешности трупа ждёт.       — Ну, смотри, а то Рогозина узнает — так просто ты от неё не отделаешься. К слову про Рогозину, — в миг став куда серьёзнее, продолжает Власова. — Ты все вот эти свои отчёты, заумные термины медицинские ей оставь. Я даже и не думаю на это всё претендовать. Мне давай так: в словах, можно в двух, по-русски, и я пойду. Так что у нас по трупу?       — Если в двух словах, — с серьёзным лицом начинает Тукаев, но в глазах его тем не менее сверкают хитрые искорки с лёгким отблеском издевательства, — труп есть. Ну, или другими двумя словами: труп женский.       Рита уже успевает предположить, как будет докладывать Галине Николаевне о, так сказать, производственной травме, случившейся в морге, или несчастном случае, к поиску чего-нибудь подходящего для реализации этого самого случая среди подручных предметов приступает, и всё это время не самым добрым взглядом товарища судмедэксперта пронзает. И Тукаев замечает и понимает всё это безо всяких промедлений. Он примирительно улыбается, откладывает всё на тот же откаченный в сторону передвижной столик полотенце, коим протирал после обработки инструментов руки, и жестом приглашает коллегу подойти ближе к прикрытому белой тканью телу.       — Если серьёзно, девушке от девятнадцати до двадцати двух лет. В нашей базе не по отпечаткам, не по ДНК она не числится, искать её тоже никто не ищет. Во всяком случае официально, — докладывает Тукаев, сжимая в ладони край белой ткани. — Остальные способы установления личности — это уже не ко мне. Что ещё могу сказать, — продолжает эксперт, всё же откинув в сторону простыню. Рита переводит на погибшую взгляд и отмечает, что даже сейчас, когда девушка лежит на прозекторском столе без капли посторонних предметов и вещей, подсознание ненароком дорисовывает два кустика бархатцев, увиденных на месте обнаружения тела. — Погибла она от потери крови. Три удара в горло, повреждена сонная артерия. Порядка пятнадцати ударов в корпус. Все хаотичные, разной глубины. Убийца бил столько, сколько мог.       — Мужчина или женщина?       — Кто угодно. Есть глубокие ранения, — поясняет Артём, указывая на некоторые из повреждений, — потребовавшие приложить много сил, есть поверхностные, на которые у убийцы не хватало сил. В момент убийства у этого мужчины или этой женщины был сильный эмоциональный всплеск, в обычном своём состоянии он или она абсолютно вероятно не смогут повторить такие сильные удары. Я ещё поработаю, но пока не могу сказать, кто наносил удары.       — А чем эти удары нанесены? Нож? — предполагает Рита, разглядев ровные края ран, с одной из сторон, там где заточенная часть лезвия, наиболее рассечённые, но Тукаев в ответ на её версию уверенно качает головой, давая понять, что у экспертизы совершенно иное мнение на этот факт.       — Садовые ножницы.       — В смысле секатор?       — Нет, — вновь взмахивает головой эксперт. Он в пару шагов преодолевает расстояние до своего компьютерного стола, нажимает известную только ему комбинацию из нескольких клавиш, и на мониторе компьютера, а заодно и большом экране на стене появляется несколько картинок. — Смотри. Вот это секатор, у него лезвие по большому счёту только одно, короткое и широкое. А вот это, — Артём нажимает ещё пару кнопок, и изображения на экранах меняются, — садовые ножницы. Лезвия у них уже два, они длинные и совершенно не такие широкие, как у секатора. Судя по глубине самых внушительных раневых каналов на теле, длина лезвий садовых ножниц убийцы равна двадцати сантиметрам.       Артём решительно отодвигает в сторону клавиатуру, спешно оборачивается по сторонам, разыскивая что-то, пришедшее ему на ум, срывается с места, а уже через несколько мгновений оказывается вновь перед Ритой, на этот раз сжимая в руке ножницы.       — Представим, что это орудие преступления. Убийца развёл лезвия в стороны, — объясняет Артём, демонстрируя свои слова. — У садовых ножниц между ручками пружина, которая не даёт им так просто сойтись вместе, как происходит это с канцелярскими. Он раздвинул лезвия и вонзал их в тело жертвы. От того, если ты обратила внимание, симметричность ран и такое их количество. При этом, — Артём возвращается обратно к телу, — вот здесь только одно ранение, ему нет пары. Видимо, второе лезвие попросту прошло мимо. Но для девушки это, естественно, ничего не изменило.       — Её изнасиловали?       — Не думаю. Повреждения, конечно, имеются, но они наверняка были получены в ходе… как бы это сказать… вставления во влагалище чужеродного предмета.

      --

      Встретившись в глубинах ФЭСовских коридоров, далее следуют капитаны уже неспешным шагом, на ходу делясь новыми деталями текущего расследования. Но если уж на чистоту, по большому счёту полученной от Тукаева свежайшей информацией делится с напарником только Рита, Данилову остаётся разве что не без сожаления резюмировать, что ничего нового заметно подуспокоившаяся с ночи Марина сообщить не сумела: ничего подозрительно не видела-не слышала-не улавливала какими-нибудь внутренними рецепторами, никаких подробностей припомнить не смогла и по фотографии из морга погибшую всё так же не опознала.       — Да уж, не густо у нас с информацией, — покачав головой, отмечает Данилов, попутно распахивая одну из разделяющих пространство ФЭС на зоны дверей и одним лишь только жестом приглашая Маргариту вперёд себя. — Может, хоть умники наши чем порадуют?       — А мы можем рассчитывать на что-то большее? — вопросом на вопрос отзывается Власова, оборачиваясь в сторону супруга, переступившего порог следом за ней. Взгляды их в один миг пересекаются, и Степан без лишних разговоров лишь только пожимает в ответ плечами. — Документов нет, в базах её нет, жители ближайших домов девушку тоже не опознали. Я, конечно, распорядилась, чтобы ребята и дальше поспрашивали в округе, но чутьё подсказывает, что бесполезно это всё.       — Отсутствие результата… — начинает Данилов, но так и не заканчивает и без того понятную фразу, не то с самого начала собираясь прервать её на самой середине, не то от бросившегося в глаза оживления, случившегося за одной из стеклянных перегородок. — Ты посмотри на это озарённое лицо, — легонько толкнув напарницу в плечо, отмечает капитан, указав в сторону лаборатории, хорошо просматривающейся сквозь стены переговорной. — Андрюха явно что-то раскопал.       На преодоление заворота коридора у оперов уходит не более минуты. Стёпа уже снимает с придверной вешалки сразу пару халатов, один из которых, не дожидаясь привычной галантности супруга, уже спустя какой-то миг забирает себе Маргарита, спешно набрасывая на плечи, когда обративший на них внимание Холодов заявляет:       — Вы во время. Программа нашла первое совпадение по фото нашей девушки-клумбы.       — Андрей! — тут же шикает на товарища Амелина, отвлечась от исследования вещей погибшей и бросив на него почти что испепеляющий взгляд. — Можно как-то поуважительнее к девушке? Она всё-таки умерла.       — Её убили, — решает важным исправить подругу эксперт. — И я ничего такого и не сказал даже. Так, констатировал факт. Цветы где сажают? — спрашивает он, обращаясь непосредственно к развернувшейся к нему лицом Оксане и не обращая уже никакого внимания на замерших у него за спиной оперов. Данилов правда занятие себе находит, чтобы, так сказать, не заскучать, ожидая окончания лёгкой перебранки, и поправляет на халате супруги ворот, завернувшийся вовнутрь, но совершенно её не смущающий. — Правильно, на клумбах. А в девушке у нас что было? Цветы. Значит, получается, что девушка у нас как клумба. Есть женщина-кошка, а у нас девушка-клумба.       Эксперты перекидываются ещё парой фраз, собираясь продолжать свой наиважнейший и наисерьёзнейший разговор и дальше, но тут уже не выдерживает Рита. Она показательно прочищает горло, а когда Андрей с Оксаной замолкают, взметнув на неё взгляды, интересуется:       — Мы вам не мешаем, нет? Что вы накопали? — моментально возвращаясь к делу, задаёт следующий вопрос капитан. — У нас хотя бы есть личность убитой, её адрес?       — Сейчас, — кивает ей Холодов, занося пальцы над клавиатурой. — Программа нашла нашу девушку на сайте-е, — протягивает эксперт, открывая вкладку за вкладкой, — на сайте педагогического университета. Вот, смотрите. Три месяца назад она стала победительницей межвузовского конкурса по разработке сценария цикла уроков… Светлана Комисарова, второй курс института естествознания и спортивных технологий. Она училась на учителя биологии с правом преподавания химии. Так, что у нас ещё есть? — словно обращаясь к компьютеру, щёлкает клавишами Андрей. — Родом из Ужнекамска, временная регистрация в Добинске. В общежитии педагогического университета. Всё, адрес я вам скинул.       У оперативников буквально после слов Холодова оживают в карманах мобильные, сообщая о получении новых сообщений, и они, на ходу уже снимая с плеч серебристые халаты, уверенно направляются в сторону выхода, а там и до гаража почти что рукой подать. В лаборатории практически не умолкает щёлканье клавиш, и едва только Данилов успевает переступить порог, ступая следом за напарницей, в спину долетает оживлённый возглас Андрея:       — Стойте! Есть ещё одно совпадение, — объясняет он, выводя на экран найденные программой данные. — Сайт с каким-то странным названием «Час за часом». А, понятно, — едва успев удивиться, изумиться и испытать ещё какие-то подобные эмоции, сам себе кивает Холодов, — это портал поиска девушек нетяжёлого поведения. И вот наша победительница конкурса проектов из педагогического. Лана, двадцать лет, — зачитывает он из плашки с фотографией погибшей. — Классический секс, анальный… Короче, тут полный пакет предпочтений и фотографии соответствующие. Явно не резюме на должность школьного учителя.       — Как и предполагалось по одежде, — замечает Власова, успев вернуться к столу эксперта и пробегая сейчас взглядом по открытой странице красочного интимного сайта. — Это её номер? Проверьте созвоны, последнего клиента… — перечисляет необходимые операции Маргарита, но в один момент замолкает, краем глаза заметив, как напарник, не став её дожидаться и хоть как-то комментировать новую информацию, покидает стены лаборатории. Она провожает взглядом удаляющегося в сторону лифта супруга, а после всё же возвращается к Андрею, ладонью коснувшись его плеча. — В общем, сами всё знаете. Не скучайте тут, а мы погнали. Если кто-то без меня не уедет.       Данилова Рита нагоняет уже только в гараже. Оправляет форменный свитер с неизменными тремя буквами, красующимися на груди, преодолевает пару шагов, остающиеся до машины, и замирает чуть в стороне от присевшего на капот авто супруга. Тот словно и не замечает её появления, глядя себе под ноги и непременно прокручивая в голове своей какие-то не дающие покоя мысли.       — Всё в порядке?       — Куда катится этот мир? — подняв на супругу взгляд, спрашивает Степан, ответа не прося. — Красивая молодая девушка, победительница конкурса проектов, училась, наверняка, хорошо… Студентка педагогического университете занимается проституцией! — взрывается капитан, взвившись на ноги. — Это уму не постижимо!       — Так ведь она на учителя биологии училась, — словно не в чём не бывало, пожимает плечами Власова. — Можно сказать, на практике изучала раздел о половой системе и особенностях размножения.       — Ты серьёзно? — хмурится капитан. — Рит, какое изучение на практике?! Ей ведь с детьми работать! Чему бы она научила?! — Данилов буквально закипает, откуда-то изнутри себя всё больше и больше подливая масла в пылающий огонь, активно руками жестикулирует и на расстоянии пары десятков сантиметров от Риты держится, не желая зацепить её всем вскипающим негодованием. — Как торговать своим телом и не получить при этом венерических заболеваний?       Маргарита же расстояние это удерживать не собирается от слова вовсе. Она спешно и абсолютно уверенно разделяющие их сантиметры преодолевает, оказываясь неумолимо близко, и зовёт избранника, ладошкой касаясь его руки.       — Стёп.       — Рит, мне совершенно не хочется, чтобы у нашей с тобой дочери оказался такой учитель, — признаётся капитан, молниеносно взметнув на супруга взгляд. — Я даже не знаю, что хуже: узнать об этом или в неведении быть.       — Нашей с тобой дочери четыре года, — словно товарищ капитан Данилов мог забыть столь важное сведение, напоминает Рита. — Ей до уроков биологии, знаешь ли, дорасти ещё нужно. Тем более до таких тем.       — А ты думаешь, что студентки педвузов исключительно по своей специализации идут… на такого рода работу? Будущие учителя химии тогда наркотики должны производить, информатики — чужие карточки обчищать, а в порноиндустрию идти исключительно учителя биологии да немецкого языка!       Негодование внутри Данилова вскипает с новой силой. Он срывается с места, Ритину ладошку вынуждая соскользнуть и обмякнуть в воздухе, делает несколько шагов из стороны в сторону… собственно, в этот самый миг его и оглушает будто звоном раздавшийся между висков оклик супруги:       — Стёпа! — И одного только собственного имени хватает капитану, чтобы замереть на месте, руками упереться в подвернувшийся буквально напротив стеллаж и, склонив голову, прикрыть глаза. — Не кипятись — ты же не вода в чайнике, — не то просит, не то распоряжение отдаёт Маргарита. Она в пару шагов вновь оказывается возле своего капитана, ладошку опускает ему на плечо, и исходящая от неё теплота вперемешку с заботой словно дрессировщик усмиряет его пылающее и рвущееся наружу негодование. — То, что в проституции оказалась замешана студентка педагогического, совершенно не обозначает, что таких много. Так ведь? — спрашивает она и продолжает тут же, даже попыток ответить от Данилова не дожидаясь: — у нас бы иначе на едва ли не всех профессиях пятно было бы уже давно. Давай, выдыхай, — ласково поглаживая, просит Маргарита. — У тебя ведь у самого сестра — учитель в начальных классах. Ты ведь не хочешь сказать, что вокруг неё есть или было множество представительниц древнейшей профессии?       — Я вообще не хочу, чтобы рядом с ней были такие представительницы, — разворачивается к любимой напарнице Степан, тут же перехватывая её ладонь и с крепкой нежностью сжимая в своей. — Нигде и никогда. У них вон в школе учительнице увольнением пригрозили из-за того, что мамаша какая-то сумасшедшая увидела её в магазине в винном отделе и жалобу накатала. И теперь всему коллективу выносят мозг якобы аморальностью поступка. Она ведь не распивала на улице, детей не спаивала, как наша студентка телом не торговала… Я просто не хочу, чтобы в Светиной профессии была грязь, порочащая светлое звание учитель.       — В любом случае всё зависит от самого человека, которого не изменить под угодные шаблоны. И ты прекрасно это понимаешь, Стёп.