Солипсизм белой лилии

Иллюзия спокойствия легко смогла поглотить притворно уравновешенную Люмин. Чувство отсутствия безопасности в купе с поломанным самоощущением и восприятием реальности не могло пойти на пользу. Но Люмин была все так же спокойна. Слухи шли, слухи менялись, становились ночными монстрами, что пожирают маленьких детей сквозь пелену мрака, сидя в небольшом шкафу или под кроватью. Люмин держалась как могла: слушала в перерывах между парами музыку, выходила на улицу, читала учебники вновь и вновь. Так сказать, делала всё, чтобы просто не ощущать на себе цепкие взгляды. Интерес в глазах людей, словно щупальца, скользит по позвоночнику, намертво присасываясь, сковывая и мешая нормально дышать. Паймон один раз заикнулась про эти слухи, но, заметив наполненный испугом и злостью взгляд Люмин, сразу же закрыла тему, хотя явно хотела узнать побольше и еле сдерживалась. Блондинка понимала, что соседка вряд ли осудит подругу или поверит в слухи, что ей можно довериться, но она каждый раз вспоминала холодные, словно айсберги, глаза людей и ощущала себя маленькой лодкой, которой приходится лавировать между убийственными снежными скалами. На улице не было никаких признаков теплой весны. Март заваливал жителей города снегом пуще любого из зимних месяцев, а днём весь накопившийся снег подтаивал, из-за чего асфальт покрывался слякотью, грязью и тонким льдом. Не было понятно, насколько сильно земле уютно под подобным одеялком, но трава не стремилась вырваться наружу, а везде прорастающие одуванчики все ещё прятались в своей зимней берлоге. Грозные тучи не покидали небо над городом, окрашивая воздух в грязно-серые оттенки и надавливая на головы людей внизу. Из-за столь некомфортной погоды, которую тяжело было назвать весенней или зимней, жители города ходили совсем как в воду опущенные, кое-как шаркая в сторону работы или учебы. Чудом было, когда какой-нибудь дедушка не упал бы перед Люмин на лёд. Девушка всегда подбегала к бедному старичку, придерживая того за локти и помогая встать. Конечно, она и сама ни раз падала. Почему-то происходило это почти всегда перед задумчиво напевающим себе что-то под нос Аяксом, который, после такого представления, ещё минут пять хрюкал со смеху, но все равно помогал блондинке встать. Один раз было так, что Люми полетела всей тушей на землю, а когда всеми любимый физрук помогал ей встать, то снова шлёпнулась, только получила к удару от падения ещё и около восьмидесятикилограммовую тушу в придачу, что начала громко хохотать, привлекая внимание прохожих, и извиняться за столь нелепую попытку «подкатить». Со своей шутки Аякс тоже смеялся ещё минут десять. На самом деле, Люмин знала о своем учителе крайне мало. Он был из богатой семьи, родом из другой страны, но прожил большую часть жизни здесь, в родном городке Люми. Сначала учился на политического деятеля или как это называется, но — причину блондинка не знает, — быстро бросил это дело и пошел на обычного физрука. А ещё, он любит акул и старый рок, ему нравятся шапки с помпонами и капучино с двумя пакетиками сахара. Да, девушка не могла похвастаться знаниями о человеке, с которым общалась уже не первый месяц, но та информация, которой она располагала, ее уже устраивала. Грело душу, что ли. Подобные вечерние прогулки отвлекали Люмин от плохих мыслей. В один момент она даже думала бросить листать картинки с диетами, но, вновь взглянув в зеркало, передумала. Она стояла и трогала себя везде. Это колено кажется полнее второго. Вот этот палец на ноге донельзя пухлый, а низ живота выпирает так, будто Люмин беременна. Постепенно, будто в фильме, зеркало начало медленно уходить из поля зрения девушки, пока та лицезрела лишь свое отражение вдали. Разум мутнел и блонди прямо-таки ощущала, как вся реальность — застоявшийся пыльный воздух, серый мартовский вечер, люди за окном — всё вокруг напряглось, остановилось и погибло, сосредотачиваясь на зеркале. В этот день Паймон нашла соседку в три часа ночи на полу, скрючившуюся и рыдающую тихо, так тихо, что сначала Паймон подумала, будто соседка просто сильно устала и упала в обморок или уснула прямо на полу. Но нет. Люми рвано дышала, захлёбываясь соплями вперемешку с слезами и слизывая это месиво с сухих губ, царапала кожу предплечий в попытке обнять себя. Паймон ничего не говорила. Легла рядом и обняла старшую, легко поглаживая ее по спине. Единственное, что она выронила за следующие два часа тихих всхлипов подруги: «Ты не заслужила этих тварей». И все. На следующее утро пришлось просить соседку накрасить опухшее лицо, потому что Люмин походила скорее на мощную тыкву, чем на миловидную отличницу, девочку-припевочку и так далее. Стиль Паймон выделялся немалым количеством ярких блёсток и обилием максимально несочетающихся цветов, которые под ловкой кистью девчушки сразу как-то начинали дружить. Блондинка долго выискивала какой-то подтекст в таком способе выделить лицо. Единственный вывод, к которому она пришла — вся индивидуальность, жизненная энергия и внутренняя свобода просто не могут поместиться в одном крохотном теле. Хотя, если не пытаться найти в этом какой-то тайный смысл и что-то хоть чутка глубокое, Паймон может ведь просто любить такой стиль, нет же? Это привлекает внимание, выделяет, да и выглядит красиво, а главное, что? Правильно, чтобы человек, который наносит макияж, был доволен своей работой и собой в целом. А Паймон, вроде как, была довольна собой выше нужного. Частенько ныла о том, какие они с Люмин девочки-красоточки, все вокруг уроды и вот как так жить в мире, где ты самая красивая. Попытавшись проанализировать соседку, Люмин не выдержала, переключаясь на образ преподавателя физкультуры. Знаешь, я даю тебе поверхностную информацию об Аяксе, но во мне бушует уверенность, что образ, который получился в твоей голове — неверный. Хотя… Для нас самих наш образ тоже неверен. Наш мир придуман нами, наша личность — этим миром. Мы можем думать о себе как о плохом и злом человеке, а люди вокруг будут воспринимать нас запуганным и стеснительным зайчишкой. Вот и с Аяксом так же. Люди любят видеть в нем хорошего собеседника, смешного и милого парня, непослушного и застрявшего в молодости, резко смеющегося добряка с самыми различными идеями: от самых типичных и простых до чего-то из серии: «Давай попытаемся просунуть макаронину изо рта в нос и высунуть её наружу? А при этом ещё в шторм полетим на вертолете? И одновременно будем читать «Война и Мир»? А ещё у нас пилота не будет и придется лететь на парашюте и выполнять это все одновременно?» — надеюсь, что теперь видна абсурдность большинства идей юноши. Не сказал бы, что он не такой, но в реальности его личность в разы тяжелее. Она скрыта за глупой девственно белой маской, она настолько отвратна самому мужчине, что он из раза раз сжимает кулаки в попытке не разбить зеркало, в котором чётко выводится линия ключиц, скулы, каждый чёртов волос и мутные глаза. Не злые или жестокие, они жадные. К самому зрачку голубой цвет становится почти что иссиня-черным и в этой пучине тонут все желания и мечты, исполнения которых Аяксу всё мало. Он надел на себя маску, и она приросла к лицу, диктуя свои правила. О своей юности и школьных годах он рассказывает много, но из его описаний тяжко понять, каким он сам был в то время. Я попытаюсь рассказать. Рос Аякс в богатой семье: отец — чиновник высокого статуса, мать — юная пианистка, шокирующая всех своим талантом. Ещё братья и сестра. Семья приличная, богатая, но во многих семьях так — снаружи одно, а внутри другое. А у Аякса не было подобного. Мама была самой любящей и заботливой, уезжая на гастроли, всегда зацеловывала детей, а по приезде проводила с ними кучу времени. Отец был самым заядлым шутником, часто проводил время с детьми и старался всегда придерживаться их стороны. Вот только решение Аякса стать обычным физруком очень долго мешало отцу не ходить как в воду опущенному. Конечно, личный выбор человека важнее, но как может отец ребенка не волноваться за благополучие чада? Будет ли для того хорошим выбором стать обычным маленьким человеком? У Аякса были все шансы стать успешным и богатым, но он попросту не хотел. Все его детство проходило в счастье и любви, все его детство было наполнено такими благами, о которых многие дети могли только мечтать. Из-за этого юный Аякс захотел жить как обычный человек. Песчинка в пустыне, снежинка в снеговике, звезда на небе. Он захотел стать маленькой частью общества, без которой оно никак не пострадает, но эта самая часть тоже как-то влияет на мир. И, продолжая стараться сделаться очередным человеком, юный Аякс уже поступил на работу физрука. В его жизни до сих пор не было женщины, лучше мамы; не было дома, уютнее отцовского; не было объятий, теплее братских, и улыбки, милее сестринской. Он не был идеалом. Он сидел на наркотиках в десятом классе, у него была привычка курить в стрессовых ситуациях и все девушки, с которыми он встречался, никогда не были им любимы. Он говорил множество лживых, но красивых слов, манящих своими видами всех вокруг; он творил жуткие вещи, не попадая в полицию лишь из-за всё ещё любящего его отца. Аякс был гнусным человеком, который очень любил свою семью. Аякс был маленьким учителем физры, который, словно мальчишка, влюбился в маленькую студентку Люмин. Блондинка стояла на старых весах в кабинете медсестры. Она начала частенько посещать это место, а ещё села на диету. Калорийка, где приходилось часами смотреть на обратную сторону продуктов и высчитывать на пальцах калории. Хотя, честно говоря, блондинка даже была рада, когда чувствовала голод. Она специально игнорировала его, наслаждаясь собственной пустотой и упиваясь ей. Понимала, что ест в разы меньше обычного, видела, что на весах уже изменились граммы, что не могло не радовать. В одно утро, сидя на кровати и перебирая учебники, Люмин даже решилась спросить у Паймон: «Как у тебя получается быть такой худой?» Соседка долго думала. Наверное, она соврала, сказав, что у нее просто хороший обмен веществ, потому что её глаза неразборчиво маячили, прежде чем она дала ответ. Люмин не знала о своем обмене веществ, но решила начать заниматься спортом, подумав, что это тоже повлияет на процесс похудения. Под конец недели она изнывала от боли по всему телу, но эта боль пропала сразу, как только девушка увидела на весах цифру на килограмм меньше.

***

Уже середина марта. Хребты серых зданий скрывают хмурое небо, скамейки впитывают слезы туч, а жухлая трава тихо хрустит под ногами. Люмин идёт по парку, игнорируя дорожку и приминая полумертвую листву, прятавшуюся всё это время в сугробах. Аякс, идущий рядом, сегодня кажется совсем тихим, но крайне уместным. Он молчит, изредка поворачивая голову на тихие вздохи блондинки. — У тебя что-то случилось? — Люмин не знала, зачем задала вопрос. Ей не было интересно это, потому что она знала наверняка: если у этого болтуна что-то произошло, то он сразу расскажет всё в мельчайших деталях. Но это не отменяло того факта, что где-то внутри она ощущала страх от напряженного молчания, зависшего вокруг рыжего говоруна. — Нет, просто я подумал, что ты устала. От тебя так и исходит какая-то удрученность. Может тебе стоит развеяться где-то? — Читает её. Мужчина видит, как руки блондинки теребят края куртки, а глаза не могут сфокусироваться на чём-то одном, потерянно мечутся. Он замечает, что нижние веки темнее обычного, а кожа будто посерела. Он различает беспокойство в каждой черте лица. — Может. Есть предложения? — Люмин растерянно глянула на небо, спрашивая и у него варианты. Небо лишь грустно вздохнуло, роняя на нос девушки слезу печали. Девушка облизывает губы, выдыхая пар. — Ты не похожа на фанатку тусовок, но мы можем сходить в клуб. Знаешь, я очень люблю такие вот шумные места, где люди теряются. Иногда у каждого наступает время, когда ему надо ненадолго потеряться. А потом вновь найтись. Жаль, что не все находят себя на выходе. Ой, что-то я совсем загнул не туда, прости уж, принцесса! Ну, так что? Сходим вместе? Не переживай, я с тобой буду, а то какой из меня джентльмен! Люмин опустила голову, отрывая зрачки от туч и прожигая взглядом мокрую и слипшуюся листву. Небо плакало и девушке казалось, что причина его слез — злополучный Новый Год. Тучки плачут, потому что знают, что блонди боится. Что она не знает, как убежать от груды мыслей в голове и, одновременно, от полной пустоты в разуме. Страх посещения подобного места не покидает бедную душонку, которой остаётся либо отказаться, либо согласиться. Но смысл отказываться? Лучше Люмин попробует побороть свой страх и докажет этому миру, что ее не так-то легко взять. Точнее, докажет себе, что изнасилование — не конец жизни. — Давай сходим в клуб, — Девушка поворачивает голову к мужчине, всматриваясь в рыжие локоны, перепачканные городской серостью и смрадом. Страшно иль нет, а надо взять себя в руки.

***

Люмин потерянно всматривается в бисквит, стараясь на взгляд посчитать калории, жиры и углеводы. Ей тяжело не слышать упрёки внутреннего голоса, маленького чёрта, что сидит у нее на плече и довольно машет ножками. Ну кто просил Паймон притаскивать чертов торт с какого-то семейного праздника? Блонди тяжко сглатывает скопившуюся во рту слюну, периферийным зрением подмечая, как соседка ёрзает на розовых простынках. Взгляд вновь возвращается к чудесно белому крему, украшенному ягодами. — Лежит груша, нельзя скушать, — Девушка нервно посмеивается, бегло облизывая губу. Ей больно цеплять на вилку кусок манящей сладости. Больно подносить пропитанную калориями еду ко рту и ещё больнее распознавать всеми вкусовыми рецепторами каждую молекулу торта. Руки начинают трястись и Люмин чувствует, как на глаза наворачиваются слезы. С каждой секундой она все быстрее поглощает кусок, ощущая влажные дорожки на щеках, которые ее не останавливают. Девушка вылизывает тарелку, не оставляя ни единой крошки и смотрит расплывающимся взором на свою тумбочку, где лежат разнообразные вкусности, которые ей приносит Паймон. Люмин не заметила, как оказалась на полу. Как она съела две пачки чипсов, три пачки каких-то жутко сладких печенек и ещё две пачки зефирок она тоже не заметила. Ее лицо было всё в крошках и липких пятнах, а глаза не просыхали, но самым отвратительным был факт того, что она не чувствовала насыщения. Блонди неуклюже встала на ноги, покачиваясь из стороны в сторону и прикрывая рот рукой, чтобы даже боковым зрением не видеть это уродство в зеркале. Подошла к столику у входной двери, смотря на полки со всякой сухой и неготовой едой. Ее рука тянется к пачке доширака. По подбородку скатывается слюна вперемешку с соплями, и Люмин, хватаясь за пачку сухого обеда, грохается на пол. Она, вся на пределе чувств и в состоянии ажитации, рваными движениями разорвала упаковку, вытаскивая брусок сухих макорон. С абсолютно безэмоциональным взглядом, расплывающимся и не видящим ничего вокруг, блонди начала на автомате откусывать куски безвкусного прямоугольника, глотая сопли. Крошки были уже и под ней самой, и на домашней футболке, да и область вокруг лица выглядела, мягко говоря, не очень чисто. Если бы Паймон сейчас проснулась, то просто не узнала бы подругу. Эта потерянная куколка поворачивает голову к шкафу, смотря на чудовище.

***

— Эй, Люмин, — Мона идёт уверенно, цокая небольшими каблучками. Да, стиль у этой дамочки ещё какой. Она точно знает, как приманить людей. — Я тут слышала кое-что от моих. Ты что, правда трахалась с Чжун Ли? Блонди изумлённо смотрит на девушку снизу-вверх. Уже пару дней слухи не доставали Люми как раньше, но Мегистус просто не могла не знать о них. Главный в газете редактор уж точно должен знать, что же печатает его микроиздательство. Отойдя от темы, Люмин всё же узнала, какой был смысл в той колонке о Чжун Ли. Слухов было много, все были разные, но конкретно это было на совести Моны. Паймон рассказала. Сказала про что-то особое, завуалированное послание или типа того, через которое кто-то из газеты спокойно распространяет или подтверждает слухи. Ну и наболтала эта тварь, что Люмин, как истинная шлюха, оседлала собственного преподавателя и теперь даёт ему за свои идеальные оценки по его предмету. — Мона, давай не здесь это обсудим? — Блонди аккуратно осматривается, видя кучу заинтересованных глаз вокруг. Она нервно облизывает губы, но заставляет себя держаться уверенно. — Нет-нет, звёздочка! Я не намерена иметь что-то общее с, — Мона театрально цокает языком, прикладывая ладонь к сердцу. — Шлюхой. — Я не эскортница, если тебе угодно. Не бесплатно, не платно спать с кем попало не буду, — Люмин хмурит брови, чувствуя, как вся шея напрягается, повышая тон голоса блонди. — Если хочешь обсудить, почему в твоей газете присутствуют слухи про твою «подругу», — Люмин показывает пальцами кавычки. — то давай поговорим позже. — О, так у вас же занятие с твоим Чжунчиком сейчас! Ну, давай, беги, ублажай его, — Мона задирает нос, скрещивая руки на груди. Взгляд такой острый, что Люмин буквально чувствует, как его края впиваются в лицо, сердце и мозг. Мегистус приятно видеть напряжение в лице блонди, слышать, как типичное безразличие той исчезает, сменяясь на агрессию. Давай, милашка Люмин, ненавидь. Бушуй, разноси, ори. Делай все, чтобы окончательно уничтожить репутацию хорошей и прилежной девочки-подстилки. — Знаешь, похоже, я ублажаю мужчин лучше, чем ты, раз я в топе лучших уже второй год, — Люмин разворачивается, слыша, как толпа за спиной уже начинает шептаться. Ху Тао кривит лицо от омерзения, Розария смотрит презрительно. Одногруппники тихо посмеиваются, указывая пальцами на принцессу, которая идёт по этому злосчастному коридору как можно более уверенно. Она просто поддалась эмоциям, выпалила, выдохнула, выплюнула глупый ответ и подавилась им. Она задыхается и не может дышать ровно, потому что лёгкие перекрыли сказанные ею слова. Как бы она не силилась, а воздух никак не может попасть в организм. Ей хочется прямо сейчас разрыдаться, попросить не говорить все эти отвратные, пошлые вещи, ей хочется обнять кого-то и попросить просто чуть-чуть поверить ей. А она держится. Суетливо, но очень аккуратно поправляет лямку рюкзака, вбегая пулей в аудиторию и садясь как можно дальше. Дышать всё ещё сложно, и Люмин рвано хватает ртом провонявший дерьмом из слов воздух. Пара начинается, и девушка более не может держать себя на руках, падая головой на парту и издавая гулкий стук. Она прямо-таки видела, ощущала, знала, как на нее косились одногруппники, говоря тихо: «Как думаешь, за сколько?» «Она хуже, чем я думала, хотя что ожидать от таких серых мышек?» «За что ее полюбить можно?» И все повторялось-повторялось-повторялось, пока не превратилось в тихое бурчание, потом еле слышный бубнеж, а после, и вовсе, скрылось окончательно, укутывая девушку в беспокойную дрёму. Люмин кто-то тронул за плечо — так аккуратно и нежно. Сначала у блонди была мысль, что это ее любимая соседка встала раньше нее самой и теперь ищет способ развеселить себя болтовней с трупом подруги. Но нет. Желание кинуть кулаком в воздух, матернуться или просто проигнорировать исчезло сразу, как девушку несколько раз тряхнули. Также аккуратно, но чуть настойчивее. В дополнение прозвучал тихий голос, совсем незнакомый, но внезапно добрый. — Люмин, эй? Все уже ушли, ты как? — Девушка подняла голову. Она действительно могла ожидать кого угодно, но не Фишль под ручку с Озом. Парень пустым взглядом смотрел куда-то сквозь блонди, а девчушка рядом надменно подняла носик, ставя руку на бок и вновь входя в повседневный образ. — Давай, соня, вставай. Люмин задалась одним единственным вопросом: почему светловолосая болтливая Мадама вообще делает это? Расставим все точки над i. Фишль была подругой Моны — раз. Фишль была одной из самых заядлых сплетниц — два. Фишль никогда и ни с кем не говорила так спокойно, как сейчас, когда будила Люмин. Три. Нет, было в разы больше непонятных, напрягающих моментов, но этих трёх уже было достаточно, чтобы блонди, насупившись спросонья, тихо выговорила: — Ты не боишься Моны? Фишль удивлённо вскинула брови, пялясь на Люмин, как на экспонат какой. Оз рядом обеспокоенно глянул на подругу, облокачиваясь на парту. Ей-богу, с одного лишь взгляда было видно, что они сейчас ментально спорят, кто скажет все, как есть. Парочка явно барахталась сейчас в небольшом океане чувств, сменяющих одно за другим. Замешательство, непонимание и смятение так и читались на их лицах. Светловолосая приблизилась к принцессе, видимо, окончив переговоры. Она говорила тихо, завораживающе почти, таким голосом можно читать сказки детям, потому что малыши точно упадут в глубины размеренного тона и уснут. — Люми, Мона знает все, но не всегда преподносит это так, как оно на самом деле. Я не хочу строить из себя милую девочку и все такое, просто понимаю тебя и твой положение. Да, — Фишль взволнованно оглянулась, переминая пальцы и прижимаясь к уху блонди ещё ближе, обдавая его слабым дыханием, — Я боюсь Мону. Никого так не боялась. Девушка потерянно отстранилась, разворачиваясь к другу. Она шла на выход медленно, плавно настолько, что походила на призрака, пересекая аудиторию в компании тихо кашляющего Оза и озадаченного взгляда Люмин. Зависшая в воздухе тишина пугает блонди. Она роняет голову на сжатые до боли кулаки, смотря в потертое дерево парты. Принцесса усмехается. Потом тихо посмеивается и, не сдерживаясь, начинает заливаться истерическим хохотом. Она разрывает тишину клинками больного смеха, а появившийся из-за неё шум бумерангом бьет по голове. Как же хочется исчезнуть. Просто пропасть, не умереть. Нет ни малейшего желания терпеть этих людей, видеть их лица и слышать их голоса. Пропадает привычное, уже застоявшееся правило «потакай, прогибайся, будь удобной». Зачем надо было появляться в этом мире? Становиться человеком и проживать эту сумасшедшую жизнь? Явное осознание того, какая Мона, режет, оставляя рваные раны на коже, а воздух, пропитавшийся всеми грязными словами одногруппников, не позволяет коже вновь затянуться. Хочется откинуть все свои надежды и просто бросить свою жизнь в мусорку, отказаться от неё, сказать, в конце концов, небесной канцелярии, что Люмин, мягко говоря, устала. В общем и целом — заебалась. Не трагедия покуда, но настоящий пролог к трагедии. Из опустевшей аудитории девушку забирает запыхавшийся Аякс. Говоря честно, он был в шоке, когда услышал неровное дыхание, срывающееся на истеричные смешки, из трубки. Люмин не плакала, но парень знал точно, что у неё сейчас просто нет сил на слёзы. Знал это и побежал в нужное помещение. Девушка лежала на своих руках, но не спала. Она смотрела в пустоту окна. В бескрайний океан неба, в самые дебри своей души. Мужчина подошёл совсем тихо и присел на скамейку рядом, укладывая мозолистую ладонь на спину подруги. Принцесса медленно подняла раскалывающуюся голову, поворачивая лицо к Аяксу. Тот ошеломленно вздохнул, двигаясь всем телом навстречу девушке и вглядываясь в лицо той. Её глаза казались впавшими, губы были сухие, отчего появлялось ощущение, что они уменьшились раза в два, оставляя еле различимую полоску вместо рта. Чёлка и передние пряди спутались, а кончики пальцев резко потряхивало. Она щурится, пристально глядя на мужчину. А он смотрит совсем потерянно, видя в золоте глаз надежду. Люмин тянется к плечу друга, касается совсем осторожно, будто боится спугнуть. Ведёт кончиками пальцев к грудной клетке парня, размещая ладонь поверх учащенно бьющегося сердца. А потом кладет голову на грудь Аякса. В каждом её глубоком вздохе, в каждом движении, в самой девушке сквозит просьба не уходить. Мужчина медленно обвивает Люми второй рукой. Без грубости, без напористости. Сначала блонди испуганно вздрагивает, но сама знает — сейчас ничего опасного нет. Слегка сжимает в пальцах спортивную кофту, прислушиваясь к отголоскам сердца. Спокойно. Паймон громко охает, вызывая этим звуком удары от соседей по картонным стенам с просьбой заткнуться, и подбегает к мужчине. Аякс держит уснувшую блонди на руках. Так нежно, так аккуратно, со всей любовью и заботой, на которую способна маска. Коротышка рукой указывает ему положить подругу на кровать, и он повинуется, отпуская. Так получилось, что девушка смогла сама одеться в гардеробе, но рыжеволосый знал точно, что она слаба. Что ей тяжело стоять на ногах. Что после подобного нервного срыва её голова пуста и эта пустота давит так сильно, что можно и не заметить, как ты уже валяешься на земле с разбитой головой. Он убеждается в этом, когда ловит падающую на асфальт Люми и видит помутневший взор. Из-за этого мужчина принёс подругу на руках. Из-за этого ему пришлось выйти с соседкой Люми, которой он приносил лекарства, но даже не был знаком. — Я уже знаю, что произошло. Не думала, что Люмка треснет сейчас, — Эта белокурая выглядит серьезней обычного. В универе Аякс видит её лишь мельком, но коротышка всегда ведёт себя импульсивно, с вызовом, можно сказать, высокомерно; говорит громко и не боится быть услышанной другими студентами. Сейчас она угрюма; складывает руки на груди, облокачиваясь на стену, нервно выдыхает. Её взгляд задумчиво оглядывает физрука, а морщинка между тонких бровей указывает на напряжение. Девушка молчит какое-то время, утыкаясь взглядом в дверь комнаты. Наконец, обдумав всё, Паймон тяжело сглатывает слюну, резко переводит взгляд на Аякса и подаётся к нему навстречу, вставая почти вплотную и беря за ворот. Разница в росте у них существенная, так что мужчина складывается в три погибели, чтобы оказаться на уровне глаз коротышки. — Если ты хоть как-то сделаешь больно Люмочке, то я тебя прибью. Плевать мне с Пизанской башни, что ты препод, что старше и сильнее. Я тебя с того света достану. Аякс кивает. Он видит, что большие глаза перед ним сверкают ненавистью, что эти глаза уже выпульнули в него пару убийственных молний. Паймон показывает кулак и исчезает за дверью. Мужчина тяжело вздыхает, нервно поправляя волосы и ковыряя какую-то дырку в полу носом ботинка. — Я и сам себя убью. Он разворачивается, разрезая тишину тяжелыми шагами, и уходит.