Солипсизм белой лилии

Наверное, мир сам по себе терял равновесие: спокойной жизни медленно приходил конец, а солнечные ныне дни скрывались от глаз бесконечными переживаниями о чём-то непонятном, необузданном и дымчатом. Удивительно, но маска печального равнодушия всё ещё крепко сидела на лице маленькой принцессы. —…Кот! — Паймон, слишком широко улыбающаяся для человека, вернувшегося только что с зачёта, предвкушающе сжала кулачки, готовая обороняться от гнева сонной соседки. Уже минут пять она крайне бодро бубнила про какую-то рыжую бестию, — так это существо воспринял всё ещё плохо работающий после дрёмы мозг Люмин, — которую срочно надо было покормить и непременно вдвоём. — Что ты хочешь от меня, шторм звуков, — блондинка повернулась набок, пытаясь скрыться от шума коротышки под одеялом. Помогло плохо: тёплый кокон стянули, ноги схватили и начали стаскивать с кровати. Безуспешно хватаясь за подушку руками и мозгом, Люмин свалилась на пол с глухим стуком, чем напугала студентов в соседних комнатах. Потирая ушибленную поясницу и попутно пытаясь проморгаться, она легла на пол, мысленно приветствуя всех своих друзей-тараканов поблизости. — Люми-и-ин! Вставай давай, а то всю жизнь прохрапишь. Эта кошечка так на твоего физрука похожа! — только поприятней выглядит… Девушка недовольно фыркнула, игнорируя местоимение «твоего», которое вполне могло привести блондинку в смущение. Вместо этого она наугад ударила воздух ногой, надеясь, что таким образом вырубит Паймон на ближайшую тысячу часов. Ну или хотя бы на два, для начала. Коротышка, не желая отступать от намеченной цели, всё же довела Люмин. Девушка, с грозным видом вскакивая с пола и пошатываясь от всей тяжести, тут же нахлынувшей на странствующее где-то в других вселенных сознание, слегка качнулась и схватилась рукой за ближайшую вертикальную поверхность. Прийдя в себя, она нацепила на домашнюю футболку ветровку, и считая, что спальные шорты — вполне тёплая уличная одежда, Люмин, прожигая ненавидящим взглядом подругу, с максимально небольшой скоростью завязывала кроссовки, надеясь слиться с окружением и оказаться забытой соседкой. К её великому несчастью, плану не было суждено сбыться: всё то время, что было потрачено на попытки скрыться от глаз Паймон, та довольно живо рассказывала блондинке о котах из своего двора, о своей кошке и её котятах, не упуская возможности упомянуть неко-девочек. Когда-нибудь это должно было закончиться, но с огромной вероятностью Люмин просто не дожила бы до этого момента, поэтому, схватив опасно избивающую воздух руку, девушка потянула соседку на выход, попутно наугад стягивая с подобия вешалки одну из многочисленных шапок. В ладонях оказался разноцветный берет с двумя верёвочками, пришитыми по сторонам. Натянув вещь чуть ли не до подбородка Паймон, блондинка довольно хмыкнула, делая чудесно милый, как ей показалось, бантик. Подруга удивлённо похлопала ресницами, потеряв из виду эти несколько секунд, а окончательно очнулась только у стойки вахтёрши. Пожилая женщина проследила за парочкой недовольным взглядом, побурчала что-то о заболеваемости и смертности, но вновь вернулась к разглядыванию кроссворда в своём никогда не меняющемся журнале. По крайней мере, все пятикурсники клялись, что за пять лет их обучения ни разу не видели другой сборник в руках женщины, ни разу не замечали её где-то, кроме обшарпанного кожаного стульчика и чтобы по микроскопическому древнему телевизору перед ней шло что-то, помимо идиотской передачи о моде. Возможно, эта старушка была голосом разума, потому что, если бы не её бурчание, Люмин чаще забывала бы зонт или шарф, убегая на учёбу. На улице было прохладно. Солнце ещё с утра боролось за главенствующую роль на небосводе, однако тяжёлые дождевые тучи, выиграв, заволокли недавно голубеющее небо. Облака плыли медленно и низко: своей нерасторопностью и приземестностью они давили на голову, напоминали потолок безмерно огромной комнаты, нежели открытого мира. Ветер дул слабый, но редкие морозные порывы его заставляли ёжиться и комкаться в смятую бумажку, лишь бы сохранить тепло. С другой стороны, апрель был теплее, чем в прошлом году. Основная проблема заключалась в том, что на сегодня был обещан дождь и понижение температуры. Это не мешало Паймон чувствовать себя чудесно в своём лёгком кардигане и с этой чудной шапкой на голове: девушка шла вдоль дорожки, направляясь в сторону ближайшего магазина. Походкой лёгкой, слегка припрыгивающей, она вселяла в Люмин чувство расслабленности и умиротворения. Паймон шла весна. Такая же живая, где-то серая и холодная, но в большей мере какая-то излишне вдохновляющая. И весне, и коротышке хотелось посвящать стихи. «Надо будет этим заняться,» — подумала блондинка, не отрывая взгляда от маячущей впереди подруги. У магазина девушки свернули в чёрному выходу. Люмин огляделась, выискивая глазами рыжую причину своего несвоевременного пробуждения; единственным признаком присутствия в этом дворике какого-либо представителя вида кошачьих был сломанный контейнер из-под, вероятно, фарша, стоявший под небольшим выступом, прикрывающим лестницу в подвал. Паймон, наказав подруге оставаться на месте, быстро потопала внутрь магазина, чтобы купить коту немного еды. Вокруг было тихо: птицы, если и щебетали, то где-то очень далеко, машины в студенческом городке ездили не очень часто, а днём, когда большинство людей отсиживалось на учёбе или работе, шума автомобилей и вовсе не было. Люди, как уже было упомянуто ранее, на улице сейчас отсутствовали, занимаясь своими делами. Убаюканная мирной атмосферой, не нарушаемой шуршанием листьев или шумом ветра, Люмин присела на кафельную ступеньку под навесом, аккуратно прижимаясь к ржавому столбику боком. Глаза закрывались сами собой. Во всей этой рутинной обстановке, где всё кажется сонным, но живым, блондинка ненадолго позабыла о своих переживаниях. Не было ни крутящей боли в районе желудка, ни желания покурить, ни уже ставших привычными слишком серых или слишком ярких оттенков. Не было состояния наблюдателя. Мысли, медленно проплывая по разуму, тут же улетучивались, не отежеляя расслабленное состояние Люмин. Она мельком подумала об Аяксе, о Паймон, о Фишль, о невиданном ею коте, о книге, которую она сейчас читает, о каком-то глупом факте про черепах, который блондинка вычитала сегодня перед первой и последней парой. Ничего из волнующего в обычное время не задерживалось надолго, убегало из головы, оставляя после себя мягкую лёгкость. Вы чувствовали такое когда-нибудь? Для Люмин это было настолько простое, обычное состояние, когда всё вокруг окрашивается в пастельные или натуральные, реалистичные оттенки, когда она сама кажется подходящей для места и времени. Я должна быть здесь, я должна чувствовать это, я не должна слишком глубоко думать об этом. Из прострации девушку вывело требовательное мурчание, за которым шёл столь же требовательный толчок в ногу. Она открыла глаза и несколько раз моргнула, чтобы сфокусировать взгляд на рыжей кошке, ходящей кругами вокруг. Комок шерсти вновь развернулся, направляясь к обнаженной голени, и блондинка протянула руку навстречу. Мокрый нос несколько секунд нюхал кончики пальцев, после чего кошка, продолжая урчать, пару раз почесалась мордой о ногти. — О, ну вот, — Паймон, вырулив из-за поворота, с радостным видом и несколькими пакетиками еды в руках, говорила наигранно-печальным тоном. Надув губы в своей обычной манере, она приблизилась к парочке, присаживаясь рядом на корточки. — А ты идти не хотела. Подружились ведь, да вон как быстро! — Девушка, подобно Люмин, протянула ладошку, поглаживая огненную шерсть. — Она слепа на один глаз? — Блондинка переместила пальцы к уху кошки, лаская её уже за ним. — Видимо. У нас во дворе тоже такая была. Вроде как, это от старости, но она не выглядит слишком взрослой. Повисло молчание. Безмятежность, которая ранее охватила Люмин в этой умиротворенной тишине, не уносила с собой из-за тракторовидного существа, каждым своим движением требующего приласкать его ещё больше. — Аякс… И правда есть что-то схожее. — И я о том. Знаешь, Люм, — коротышка подняла глаза, смотря на подругу исподлобья. Про себя блондинка подметила, что подруга нервно кусает щеку изнутри, пока её челюсть изредка неестественным образом двигается в разные стороны. Облизнув пересохшие губы, соседка по общежитию продолжила говорить в своей обычной манере. — Этот пацан мне не нравится. Видела я много человечков, да и таких, как он, видела. Я не могу тебе запретить общаться с этим физруком, но ты, Люмка, осторожнее будь, а то как твоя Паймуша без тебя будет! Девушка по-детски выпятила нижнюю губу, смотря на подругу жалостливым взглядом снизу вверх. Блондинка, прищурившись, какое-то время пыталась понять, имела ли в виду соседка что-то определенное. Возможно, советовала она лишь по приобретенной в результате бурной молодости чуйке. Может, она знала наверняка, но боялась, что ошибается и сделает хуже. Люмин наклонила голову в бок и слабо улыбнулась, беря ладони Паймон в свои. Кошка продолжала ласкаться о ноги, не обращая внимание на то, что пальцы четырех поглаживающих её рук исчезли. — Ну в самом деле, я что, куда-то уйду или пропаду? У тебя всегда есть возможность связаться со мной, Паймон. Я постараюсь прислушаться к твоему совету. Девушки ещё какое-то время тихо болтали, загадочно улыбаясь. Они улыбались даже не друг другу, а теплющемуся чувству в груди у обеих. Оно ощущается, как ком в животе или лёгких, когда смотришь на что-то, что дорого сердцу и, даже не успев подумать о важности объекта, где-то внутри уже формируется приятно скручивающая загогулинка. В каком-то смысле прослеживается связь с картинами Ван Гога — цветное и живое, тёплое и немного беспокойное. Такое ещё бывает при выбросе адреналина, но, когда ты любишь, когда дорожишь, это ощущается мягче. Внутренности сами решают, что они привязаны к чему-то. Они сами понимают, что этих нежных чувств много. У Люмин и Паймон, когда они были вместе, такой комок был всегда и каждый раз он сворачивался в привычный щекочущий узелок.

***

Люмин десятый раз поправила на себе футболку, отряхнула джинсы и пощупала себя через плотную ткань джинсовки. Передние пряди, уже не первый год превышающие по длине общую копну волос, сейчас были заплетены в две косички. К слову, очень аккуратные косички. Блондинка ещё какое-то время вертелась перед зеркалом, убеждая себя, что длительная голодовка и тренировки дали свои плоды. В школьное время принцесса не раз голодала, случайно или специально, но так долго ещё ни разу. Две недели. И ведь, кажется, что-то поменялось. По крайней мере, щёки стали почти плоскими, а скулы выделяются больше, чем раньше. Но Люмин этого не видела. Продолжала трястись от взглядов в зеркало, хоть и прошло какое-то время, после случившегося с ней. Ей все также было страшно от вида собственного образа в зеркале; девушка видела тусклые глаза, мягкие и рыхлые изгибы тела, изогнутые в испуганном оскале губы. Последнее сразу наталкивало её на мысль, что в зеркале не она. Нет, она не такое чудище. Она не монстр, самостоятельно пожирающий себя с самого начала жизни. Но нет, в каждом есть этот монстр. Пожирает и пожирает, а потом мы умираем. Либо монстр доел нас, — не оставил ничего, кроме сожалений и разочарования, — либо человек умирает миролюбивым или эгоистичным идиотом, уверенным, что вот оно, счастье. Отряхнув джинсовку от наслоившихся на неё тяжёлых мыслей, девушка пару раз сжала руки в кулаки, пробежалась пальцами по воздуху, с интересом следя за раздувающимися при каждом вздохе ноздрями и пытаясь успокоиться. Моргнув, она цокнула языком, мысленно желая своему телу удачи, вышла из комнаты и направилась на остановку. Когда Люмин села в автобус, она, сдерживая дрожь в пальцах и пару раз по привычке поправив фенечки на руках, открыла ВК, заходя в общий чат с одногруппниками и выискивая среди участников имя своего недавнего крайне неожиданного собеседника. Привет. Подумала, что могу поделиться. Еду сейчас к тому человеку, о котором говорила тебе. 16:26 Эмми Фишль оооо приветствую! крутяк удачи там 16:28 можешь потом написать ес чо чо да как ^°^ 16:29 Люмин умиленно улыбнулась на полученный смайлик и, выключив телефон, продолжила поездку. В целом, дорога была спокойной, если не считать очень болтливую кондукторшу и небольшую перепалку с сморщенной, как изюм, и очень маленькой бабушкой за место в полупустом автобусе. По приезде настроение съехало с отметки «вроде, жива» к «только троньте и убью». Для успокоения девушка ещё полчаса ходила по незнакомым дворам, разглядывая весенние пейзажи, группы детсадовцев и котов. Рыжих, между прочим, ей не попадалось. Решив, что без алкоголя будет тяжело выдавить хоть одно слово про свои чувства, блондинка зашла в безызвестный магазин и купила себе пиво. В качестве презента хозяину она взяла зефирки для какао и какой-то коньяк, надеясь, что не промахнулась в выборе. С таким позитивным инвентарём Люмин, наконец-то, направилась в сторону ранее посещаемого ею дома — правда в состоянии она была, говоря мягче, плохом. Честно — хуёвом. Дверь открыл необычайно потрёпанный Аякс — взлохмаченные огненные волосы, создающие резкий контраст на фоне заспанных, но все ещё глубоких голубых, смотрящих, как и всегда, лукаво глаз. Белая майка — мятая, на щеке вмятина от подушки и слабо различающийся след от слюны. Влагу на коже выдавало слабое поблескивание. Мужчина три раза заразительно зевнул и посмотрел на посетительницу более осознанным взглядом. — А я и забыл, что ты пунктуальная до невозможности, — открыв дверь шире, Аякс пропустил подругу в прихожую, подмечая, что косички Люмин выглядят мило. — Нет бы, как обычно у девушек там, приехать на два часика позже. — Если это такое своеобразное извинение за то, что я приехала вовремя, а ты спал, то я тебя прощаю, — Люмин неловко тряхнула ногой, стараясь сбить кроссовок с ноги. Не видя изменений и раздражённо фыркнув, блондинка наклонилась, помогая себе руками. — Я тут гостинцев принесла. Не знаю, понравится тебе ли. Ли тебе, — девушка нервно хихикнула на свою оговорку, чувствуя грузный ком, образовавшийся в горле. Поднявшись на ноги, Люмин стянула джинсовку, прикрывая руками живот и обнимая себя за него. — У меня срач тут, сорян. Иди на кухню, я себя хоть в порядок приведу, — только когда Аякс начал удаляться в сторону спальни, блондинка заметила, что он, вообще-то, всё это время был без штанов, только боксеры в облипку. Поджав губы и смущённо отвернувшись от вида накачанного зада физрука, принцесса уставилась на купленный ею ранее набор юного алкоголика. Во всех смыслах. Найдя кухню, которую в прошлый раз девушка благополучно пропустила, Люмин неуверенно присела на стул, ставя бутылки на пустой обеденный стол. За четыре минуты, которые Аякс провёл принаряжаясь, блондинка успела подумать о побеге, об избежании общения на пугающую, но волнующую тему. Она перебрала фенечки на руках раз сто, пока стул натяжно поскрипывал под нервные удары ногой по полу. — Сорянба, что в неглиже был. Чай будешь? — Мужчина неожиданно ввалился в комнату, тем самым испугав гостью, поправил все ещё взъерошенные волосы и пробежался взглядом по столу. Вопросительно глянув на Люмин, он направился к ящикам, доставая из них два стакана. — Зефирки тебе. И коньяк. Как-то неловко стало, что я к тебе в твой заслуженный выходной прихожу, — девушка отвела глаза от спины Аякса, стараясь найти новую цель. — Пиво, как понимаю себе взяла? — Получив в ответ утвердительный кивок, Аякс тихо усмехнулся. — Коньяк сейчас тогда открою, а то как же так — ты пьешь, а я? Тож хочу, — добродушно улыбнувшись и показав палец вверх, мужчина присел рядом с Люмин. Девушка с любопытством слушала голос преподавателя: всегда эмоциональный, лукавый и с усмешкой, сейчас он был бархатистым и немного хриплым после сна. Не то чтобы прямо «Вау!», но звучало достаточно приятно. Начав диалог с каких-то незначительных тем, пара медленно на двоих выпила бутылку пива и несколько стаканчиков янтарной кисловатой жидкости. У блондинки реакция пошла почти сразу: вскоре живот разрывался от спазмов и боли, сжимающей и рвущей, а голова билась о противоположные стороны пола, хоть Люмин и знала точно, что сидит прямо и почти не двигается. Ей никто и никогда не говорил, что пить на пустой желудок — пустой уже не первый день — плохая идея. Всё же отсутствие ошибок молодости иногда выбивает из колеи, когда накопленный опыт пригождается. Мужчина, выпив больше девушки, выглядел всё так же непоколебимо — смеялся только громче. — Эй, Аякс, — девушка, оперев голову на ладонь, скучающе водила пальцем по столу, разглядывая не такие уж интересные узоры. Рыжеволосый, скрестив руки на груди, с интересом рассматривал блондинку. — Я не знаю, что со мной. — Ты хочешь обсудить что-то, волнующее тебя? — Да, — девушка резко перевела взгляд на лицо собеседника, щуря глаза. — Я никогда не любила и не влюблялась. Я не понимаю, знаешь, просто не понимаю, — Люмин нервно дернулась, откидываясь на спинку стула. Руки, бесполезными тряпками, свисали и вся поза блондинка была явственно печальной и потерянной. Отчаянной. — Не знаю и не понимаю, что чувствую. Ты добр ко мне. Ты заботлив. Ты, считай, спас меня тогда. Мне страшно и стыдно, что ты был там, но я не знаю… Не знаю, не знаю… — Эй-эй, Люмка, — Аякс аккуратно двинулся корпусом в сторону подруги, укладывая ладони на стол и опуская голову так, что смотрел на принцессу снизу вверх. — Я знаю, что страшно. Говори всё, что думаешь и не бойся показаться глупой или неправильно понятой. — Я пытаюсь, — небольшая пауза, нарушаемая лишь тяжёлым дыханием блондинки и тихими вздохами физрука. — Ты мне нравишься. Или я люблю тебя. Не знаю. Может, это просто симпатия. Когда ты говоришь, обнимаешь меня, когда улыбаешься, мне тепло. Живот крутит приятно. Улыбка сама по себе на лице появляется. Будто и не было чего-то непривычного и сложного за последний год. Аякс, сжав губы в тонкую линию, перевел взгляд с лица Люмин на её ладони. Протянув руку, он аккуратно взял кисть девушки, поглаживая бледную кожу большим пальцем. — Спасибо, что сказала. Ты молодец, — мужчина нежно улыбнулся подруге, ловя её взгляд на себе. Резко вдохнув всеми лёгкими, Люмин схватилась за стакан, словно за спасательный круг, и прильнула сухими губами к стеклу. За несколько глотков осушив остаток и громко подышав ещё с секунду, стараясь успокоить приятное, но резкое жжение, девушка развернулась к рыжеволосому, вглядываясь в его лицо. Разве она может? Она — грязная, порочная, даже ненастоящая, может любить кого-то? Может целовать кого-то в щёки и губы? Ничего не представляющая из себя, завистливая и абсолютно никчёмная — может? Обычно это принцип девушек — вестись на душевнобольных, злых и алчных, жестоких людей — дамы ведь думают: «Я — особенная, он (или она) полюбит меня и изменится, а я стану спасительницей, мы будем жить долго и счастливо!» Но мужчины редко мыслят подобным образом. Так откуда у Люмин может появиться право целовать этого чудно́го парня? Тень не может быть в лучах солнца — она лишь проявляется сильнее, когда эти самые лучи есть. Тень и солнце далеки — две противоположности, вечные параллельные прямые, которым не суждено пересечься. Но, возможно, есть у блондинки шанс на взаимность? Что её примут? Что она отречётся от старых головных болей, страхов и будет счастлива? Ведь все везде кричат: «Люди — свободные существа, каждый имеет право на любовь, на радости жизни!» Значит ли это, что и пустышка из толпы тоже имеет право? Имеет ведь? — Да, — Люмин сказала это одними лишь губами, смотря в глубины голубых глаз напротив с вызовом, с напором. Аккуратно продвинувшись ближе, девушка прикоснулась всё ещё сухими губами к, удивительно, таким же сухим и потрескавшимся губам Аякса. Это был неловкий поцелуй. Мужчина, опешив от смелых действий недавно такой растерянной блондинки, на пьяную голову кое-как грузил варианты своей реакции, а Люмин, пугаясь собственных действий, боялась отлипнуть от своего первого поцелуя — говоря о таком, который с её согласия — и увидеть расстроенные эмоции в радужках или отвращение, застывшее на родном лице. Первой признаки жизни подала она же. Медленно отстранившись от Аякса, блондинка осторожно подняла глаза на него, стараясь понять мысли мужчины. На секунду ей даже показалось, что физрук умер — так тихо и неподвижно он сидел. — Алкоголь… Да, это всё алкоголь… — Нервно пожав плечами, девушка согнулась, утыкаясь лицом в колени преподавателя. — Но ты же чувствовал меня? Мои чувства? Аякс, скажи, я правда… то, что я чувствую — это любовь? — Блондинка звучала совсем приглушённо. Ноги под головой источали жар, лицо тоже — алкоголь и смущение смешались в одно — и дышать становилось все тяжелее. Глаза непроизвольно наполнились влагой. Страх захватывал спокойную Люмин. Аякс приподнял руку, будто боясь спугнуть девушку, беря её за подбородок и поднимая. Пальцы медленно прошлись по скуле, оглаживая щеку, затем вновь вернулись к подбородку. Снова поцелуй. Теперь он живой — всё еще сухой, нервный, но оба участвуют, оба желают почувствовать. Мужчина приоткрыл глаза, отстраняясь. В его голове было пусто, но он всё ещё осознавал, что действовать вот так, сразу, будет неуважением к травмированной девушке. Проведя пальцами вдоль тонкой шеи, Аякс тихо заговорил. — Я, возможно, чувствую то же, что и ты. Без твоего согласия я ничего не буду делать, — в комнате вновь повисла ожидающая тишина. Люмин, углубляясь в опущенные озёра и снежные пейзажи глаз напротив, выискивала в них ответы на свои вопросы. «Я же взрослая девочка. Я могу, ведь могу же?» — Сделай это, пожалуйста, — где-то внутри медленно вылезал колкий ужас, но, откидывая мысли о нём в сторону, принцесса аккуратно прикоснулась губами к щеке Аякса, начиная дальше выцеловывать его скулы, покрытые свежей щетиной, переходя к подбородку и губам. Она действовала сейчас наугад — фильмы были плохими учителями в таких темах. Мужчина, заводя руки за спину девушки, слабо обнял её, углубляя поцелуй. Пара целовалась совсем тихо — никаких пошлых звуков, еле слышное дыхание, ласковые поглаживания. Подхватив Люмин под бёдра, Аякс поднялся вместе с ней на своих руках и усадил блондинку на стол. Кровать была неприлично далеко, а делать всё «традиционно» никому не хотелось. Приподняв футболку, парень с громким чмоком поцеловал ложбинку между грудей, поднимаясь к шее и помогая девушке скинуть ненужный предмет одежды. Вскоре и её джинсы приземлились на пол, раскрывая перед топящей синевой глаз смущённо жмущуюся Люмин. Да, она ломалась. Ей было страшно и мерзко — уродливая, полная, неприличная, вульгарная. Примерив все возможные оскорбительные прилагательные на себе, девушка отвлеклась от нежных поцелуев, но вернулась в реальность тихо полукрикнув-полупростонав. Аякс поднял глаза, как и всегда лукаво сверлящие, играющие с чувствами беззащитных. — Тебе было больно? — Это был слабый укус. Скорее, неожиданно, — закусив губу, Люмин откинула голову, отбрасывая переживания в самый дальний угол квартиры. Ещё успеет забрать. Она услышала звук разрывающейся упаковки, как она предположила, презерватива. Думать о том, откуда на кухне мужчины есть запас контрацепции, она не решилась. «Наслаждайся здесь и сейчас. Один раз. Ты можешь.» Слабый толчок и бёдра аккуратно хватают, не позволяя слишком напористо ёрзать. «Прости, Паймон, я не так уж и осторожна.» Медленные движения и вот блондинка начинает тихо и хрипло стонать, зарываясь пальцами в рыжие локоны. Сейчас ей приятно, если сравнить с тем разом, потому что сейчас в ней член, в конце концов, любимого… Да, наверное, любимого человека. Каждый толчок оживляет всё больше эмоций внутри — от такого наплыва чувств, взрывающихся в теле цветастыми фейерверками, Люмин не знает, куда нужно спрятаться. А нужно ли? «Фишль была права, кажется…» Бесконечные поцелуи, от которых губы обоих всё больше опухают, уносят блондинку куда-то в межгалактические пространства — и не от физического удовлетворения, а из-за тёплых мыслей, что её, вроде, любят, её хотят с таким телом, её горячо целуют. «Так надо, да.» Стакан спадает с края стола, не выдерживая такого напора на деревянную поверхность, и с глухим стуком ударяется о линолеум. Обоим плевать: есть лишь слабые блики уходящего солнца, утопающие в рыжих, как закат, и блондинистых, словно букет лилий, волосах. Есть тихие стоны двух единых сейчас людей, которые каждым своим движением говорят больше, чем смогли бы выразить словами. Есть шум с улицы и душная кухня, есть пустота в голове и цветы, распускающиеся в тех местах, куда касаются чужие руки. Хотя, сейчас эти руки свои.

***

Я опускаю взгляд на сопящее лицо у бока, разглядывая как пятна от света лампы танцуют на бледной коже. Думаю о том, что женщины — это истинные произведения искусства, хоть я никогда и не замечал этого. Она красивая и милая — скомканная и брошенная. Она взрывается от эмоций — устаёт быть нервно-спокойной. Она украшает мир своими внимательными взглядами — мир пустеет, прилипая к мёду глаз. Она насилует себя бесконечными переживаниями — ей плевать. Но она живая. Лежит рядом и сейчас, когда все возможные сбои в её мыслях не способны ужесточать существование за неимением последних в голове, тихо посапывает, непроизвольно двигая пальцами по моим рёбрам. Душа кровоточит от каждого вздоха под боком. Мне страшно. В зеркале, как бывает после секса, не было печальной гримасы или окрыленного сверкания влюбленных глаз. В этой отвратной для меня самого пучине тонуло что-то очень важное — что-то, что потерять нельзя, что должно было остаться здесь, в этой квартире, в ванной, во мне. Я целовал её, но мои губы болят, словно их изрезали шипами, я трогал её, но мои руки дрожат. Перед глазами образы прошлого, бьющие по мозгу и сердцу всё сильнее из раза в раз. Ведь что-то не так?