flatsound — palindrome
Следующие дни были размазаны в сознании Чонгука. Они медленно тянулись, сменяя друг друга, а моментами обрывались, что мужчина не помнил некоторые их части. Время перестало на этот период быть его компаньоном, с которым он жил секунда в секунду, отчего теперь тот путался в смене суток. Единственное, что объединяло перемены в его жизни — были бескрайние поиски. Чон места себе не находил, постоянно что-то ища. Что-то, что ворвалось в его обыденность нежданно, сломав колонны принципов, на которых держались выдержка и здравоумие. Теперь все это пало, не оставив и надежды на восстановление. Возвращаясь в свою комнату в отеле, он иногда сомневался, что был в ней ранее, ведь ее интерьер не задерживался в его памяти из-за постоянных мыслей о нем — явлении, которое понесло за собой все эти последствия. Келлер уходил с номера еще до рассвета, не отвечая на приветствие портье, сидящего за конторкой на первом этаже. А приходил, когда последний уже дремал на своем излюбленном месте глубокой ночью. Не зажигая лампы, Чон плелся на уставших ногах к балкону, отворяя щеколду распашных дверей и давая морскому воздуху пробраться внутрь. Моргающая вывеска на противоположном доме, в подвале которого находился паб, немного освещала номер Чонгука. Однако он все же делал еще пару мучительных шагов к деревянному серванту, брал оттуда металлический подсвечник с уже установленной им же вчера свечкой и переносил его на маленький столик в углу комнаты. Теплый свет огонька освещал часть номера, завораживая хозяина своим противостоящим танцем с летним ветром, попавшим в комнату через открытые двери. Мужчина обессилено падал в замшевое кресло, где проводил остаток минующей ночи, рассматривая уже наизусть заученные, выгравированные на обратной стороне черепной коробки линии чернил на желтой бумаге. Когда время подходило вновь уходить, Чон с осторожностью складывал листок и засовывал его в задний карман брюк. После замыкал двери балкона на щеколду, отмечая, что вывеска больше не горит, а давно испустила дух, перестав быть маяком в море пьянства. Испачканный в воске подсвечник Келлер вновь ставил в сервант и напоследок оглядывал комнату с нетронутой кроватью. Он уходил, скрепя половицами лестницы, вновь не реагируя на приветствие портье. Он ходил по улицам, скитался, пытаясь вспомнить приблизительный закоулок, в который повернул в тот самый роковой день. Чонгук внимательно вслушивался в голоса прохожих, желая однажды из сотен незнакомых услышать его. Келлер не оставлял пытать попытки спрашивать у некоторых из них, не доводилось ли им слышать о таком происшествии, а может, и самим ему быть свидетелем. Но те в ответ лишь крутили у виска пальцем, остерегаясь иностранца. Вот так это было. Продвижений не было, а дни шли. Надежда угасала, а образ таинственного парня после каждой ночи, преисполненной чонгуковыми мыслями о нем, вырисовывался более четче в его сознании. И по совместительству темное время суток было переполнено сомнением и страхом, внушением себе, что это все по-детски необоснованное влечение к незнакомому человеку, которое ни на чем конкретном не держится. Келлер решил поделиться этим со своим старым знакомым, одним из единственных, которых он знал во всей Испании, но и тот не смог ему помочь. Разве что отвлечь эмоционально, чему в тот момент Чонгук был бескрайне благодарен, однако виду не подавал. — Ты уверен, что тебе в голову не напекло? Просто все, что ты мне поведал, кажется чем-то нереальным. — Сокджин подносит стакан воды, проходя между деревянных столиков, укрытых красной скатертью, и ставит тот на один из них. — Я не хочу тебя слушать, — Чонгук обиженно отворачивается от друга, лежа щекой на столе. Понятное дело, что все, что он ему рассказал, звучит как сонный бред, — в чем Алонсо мог и не сомневаться, ведь Чон не спит уже около недели, — но это не значит, что его слова не являются правдой. Джин, стоящий с другой стороны стола, оперевшись руками о спинку стула, тяжело вздыхает. Ему невыносимо смотреть на своего друга в таком подавленном состоянии, возникшим из ниоткуда. Нет, он не обесценивает проблему Чона, просто, зная его, он иногда может сильно чем-то загореться и спустя время так же быстро остыть. Не по этому ли сценарию сейчас с ним происходит? — Как можно было только приехать, а уже ввязаться в проблемы? — по старчески негодует Сокджин, отпуская стул. И только он собирается пойти на кухню ресторана и на скорую руку приготовить им что-нибудь, чтобы отвлечь Чонгука от трагедии, в которую тот себя вогнал, мужчина слышит звук колокольчика у двери. Он кидает непонимающий взгляд на поднявшего голову Келлера, в котором читалось «Ты не закрыл?» и получает в ответ «Я думал, ты закроешь». Очередной вздох озвучивает хозяин заведения, глазами ища вошедших. Не сказать, что его ресторанчик большой, но как минимум он уютный и своей едой известен в округе. Алонсо запримечает двух сеньор, направляющихся в центр зала. И только он хочет сообщить им, что ресторан закрыт и, к общему сожалению, они не смогут обслужить посетителей, как непроизвольно анализирует их вид. Зашедшие мужчины выглядят, на удивление их району, довольно богато, поэтому Сокджин обрывается на полуслове, решая, что такую рыбу нельзя спускать с крючка, поэтому подталкивает Чона их обслужить. Келлер закатывает глаза, потому что его друг падок на клиентов с полными карманами денег, что готов менять правила своего ресторана. Но не Чону его критиковать, он знает, что все, что делает Сокджин — только ради блага и продвижения своего заведения. Поэтому мужчина поднимается, надевая лежащий на поверхности стола фартук, и приближается к клиентам, готовясь взять заказ. Подходя, ему неосознанно удается ухватить часть их диалога, где один, более негодующий, говорил, чтобы в следующий раз, прежде чем его подрывать с места, проверяли местность, а второй, выглядящий виновато, просил прощения и уверял, что такого больше не повторится. Увидев подоспевшего Чона, что положил напротив них меню, они больше не говорили и всецело отдались заказу. — Мы, скорее всего, невовремя, — один из них осматривает зал, замечая, что они одни, и на основе этого делает вывод, что заведение вот-вот должно закрыться, — но не могли бы вы нас обслужить. Мой господин хотел бы отужинать в этом месте. Где-то глубоко внутри себя Чонгук хмыкает на услышанное, но снаружи лишь держит карандаш в нескольких сантиметрах от блокнота. Честно, у него нет желания сейчас принимать гостей, но он сам утром пришел в ресторан друга, выхватил из его рук фартук и сказал, что сегодня он может кого-то подменить. Такой порыв мужчина объяснял тем, чтобы под воздействием работы, пусть и на пару часов, он перестанет думать о нем. Но под конец рабочего дня, когда все уже ушли, Джин посадил Келлера на стул и попросил рассказать, что происходит с ним в последнее время, так как тот не появлялся у него уже около недели, а на звонки в отель никто не отвечал. Вот и пришлось снова вспомнить то, что не может покинуть его голову. — Есть какие-нибудь предпочтения в еде? — сдержанно начинает Чонгук, переводя взгляд на второго сеньора. Чон не является официантом, да и вообще тут не работает. Просто так иногда получается… — Виноградные улитки в томатном соусе… — задумчиво читает мужчина, подробно изучая меню. Чонгуку кажется, что тот сейчас просто встанет и уйдет, так ничего не найдя себе по вкусу, но он внезапно обращается к своему спутнику: — Что ты думаешь насчет паэльо? Пока они еще продолжительное время выбирали блюда, подробно вычитывая, из чего они состоят, Чонгук непроизвольно скользнул взглядом по жилистым рукам одного из мужчин, что являлся «господином» для другого. На указательном пальце у него было кольцо с выгравированным внутри стеблем крапивы, а на безымянном — кольцо с изумрудом. Камень так красиво поглощал свет люстр, отсвечивая гранями, что Чон самую малость был уже не с ними, а глубоко в шахтах, где карбонитовые прожилки, как белые нити во тьме, вели его к местонахождению драгоценных камней. — Что сеньоры желают пить? — Что вы можете предложить? — мужчина заинтересованно перелистывает страницу меню, изучая ассортимент вин. На лице Чона проскальзывает мнимая ухмылка. — Ну, смотря, что вам нравится? Келлер в ожидании готовится получить любую зацепку, чтобы вновь ощутить чувство своей страсти. — Я думаю, нам стоит остановиться на белом вине, — мужчина вскидывает взгляд на своего спутника, а после поворачивается корпусом к Чонгуку. — Что вы пили в последний раз? Есть. — Луи Родерер Брют Блан де Блан, — моментально загорелся Чон, — Франция. Сухое игристое вино. Изящный и комплексный букет с тонами лесного ореха, миндаля, белых цветов, нотками цитрусовых, сухофруктов и легкими медовыми оттенками. Частично воспитывалось дубом. — Воспитывалось? — изумился второй, однако его вопрос не был услышан — его хозяин был заворожен голосом обслуживающего. — Во вкусе вино нежное и элегантное, но при этом в нем ощущается полнота и прекрасно очерченная структура. Длительное послевкусие подчеркнуто тонами белых фруктов, тостов и минеральными оттенками, — руки, держащие блокнот и карандаш, машинально заводятся за спину. Чонгук соврет, что ему не нравится, с каким интересом на него смотрит мужчина. Но не менее поддельное удовольствие он получает от того, что его знания полезны, заставляя заслушаться. — Сторонники теории минеральности в доказательство приводят, что почвы богаты известняком вперемешку с ракушечником — из остатков древних моллюсков. И пусть научным путем не было доказано, что минералы могу перейти из почвы в ягоду, но с ощущениями сложно спорить, — тут Чонгук прибавил своему голосу другой окрас, более холодный, чем был ранее. Словно протягивал что-то раскаленное к чужим рукам, а в момент прикосновения охлаждал, не давая и секунды на осмысление… — Интересно узнать: «Blanc de Blancs» или же «белое из белых» — редкая и самая изысканная категория шампанского создается на сто процентов из сорта шардоне и занимает всего пять процентов от общего объема производства вин Шампани, — …а когда руки соприкасаются с чем-то холодным, что изначально было ожидаемо горячим — то это хочется повторно зажечь. Вон и Келлер видит этот блеск в чужих глазах, которым уже не важен сам ужин. Поэтому он сбрасывает напряжение, ожидая, что будет дальше. Зажжет ли? — Это было на прошлой неделе, но я до сих пор чувствую вкус мяса кролика в сливочном соусе с пряными травами — хорошее сочетание. Наш повар прекрасно ощущает грань в пряностях. Но учтите, все сказанное мной это лишь мои предпочтения, но я все же хотел бы услышать ваш вердикт. — Вы осведомлены об алкоголе больше, чем я мог себе вообразить, — с искренним удивлением говорит мужчина. — Я бы хотел, чтобы вы обслужили меня в этом вопросе — несите все то, что вы сейчас перечислили. И я бы настоял, чтобы бы вы составили нам компанию, — он указал на стоящий рядом стул, глядя на который Чонгук сдержанно улыбнулся.***
Jake Cornell — tmrw
Чонгук стоит со сложенными на груди руками, хмуро глядя на щели между половицами. До его слуха доносится чистое звучание струн, которых невесомо касался смычок. Но все это не то. Он вскидывает взгляд вперед, где стоит женщина лет сорока на фоне брамантового окна, на деревянном подоконнике которого лежал футляр из-под инструмента, полностью отдавалась игре. По ее лицу было видно, как она сгорала подобно фениксу, почти взлетая на высоких нотах, а после срывалась вниз так же резко, как смычок в ее руках проводил по струнам. Келлер смотрел на ее профиль, понимая, будь тут Вермеев, то он бы непременно запечатлел этот момент на полотне у своих окон. Ее винтажное платье бледно голубого цвета, но такое простое, без каких либо деталей, выглядело прямо под стать персонажей художника. Чонгук и сам чувствует себя одной из его картин, глядя на пюпитр, где поверх нотной тетради лежит его листок с нотами. Женщина продолжает извиваться, будто звук из скрипки пронизывает все ее тело, вызывая неощутимые эмоции. Но до Чона они не доходят. Ни в одном звучании он не слышит его, так же как и она его не чувствует. Тут толька пустота в огромном зале, освещенном со всех сторон окнами; он; она со скрипкой; и одинокое фортепьяно за колонной. Наконец она опускает инструмент и грустно улыбается. Чону непонятны ее чувства, они далекие и не похожие на его. Ему противно оттого, что позволил кому-то сыграть то, что по ночам в свете свечи является причиной его печали. Мужчина чувствует себя виноватым перед ним, будто только что осквернил его детище. — Прошу прощения, сеньор, но мне неизвестна эта музыка, — все еще переполненная чувствами, она подошла к подоконнику, кладя инструмент в футляр. Чонгук видел, как при ее шагах лучи дневного солнца освещали поднявшуюся пыль из щелей досок. — Возможно тот, кого вы ищите, сам ее написал, — продолжала она, все так же повернутая к мужчине спиной. — Я, правда, не знаю, чем вам помочь в такой ситуации. Но я бы очень хотела, чтобы вы его нашли. Он превосходный музыкант. Из половиц выплеском во всем помещении вырвалась пыль после сильного удара дверью. Женщина дотронулась заколки в своих волосах, просто чтобы отметить, что она есть, и полубоком повернулась взглянуть на подставку, где секундами ранее был лист чужой надежды.