***
Штырь скоблит огрызки карандашей, склонившись над пластиком мусорного ведра, отломанная черная часть ещё советского спутника, облепленная жженым пластиком бывшей когда-то зубной щетки, слегка ходуном ходит. Это третий кохинур, стоимость которых пиздецки парня удручает, хорошо хоть потрёпанная металлическая коробка конструкторов от отчима осталась, хоть он и любил дерево помягче. Яся влетает в комнату и бритоголовый чувствует на себе змеиный взгляд. У парня, когда он украдкой ловил его, были необыкновенно зеленые глаза, уходившие в карие словно по спирали. Вердепомовый, хром, хаки, хвойный. Штырь шлялся по кругу и не мог подобрать правильные оттенки для того чтобы точно описать свой восторг от двух казалось бы абсолютно неинтересных радужек соседа, который сейчас с головой в ящик лез. Плечи трясутся и сам он весь нервный, хочется что-то сказать, спросить: «что произошло?». Переживательный момент, да. Но, а вдруг это небольшое поползновение нарушит их странные границы по почти игнорированию друг друга? Штырь не выдерживает, случайно при этом задевая лезвием ногтевую пластину, и спрашивает, усаживаясь с кортов на колени: — Нужна помощь? Яську дёргает и он разворачивается к источнику звука, растягивая горестное «бля». Из-за рта сиротливой струйкой вытекает кровь. Нацик перед его глазами напрягается, прикипев к ней взглядом. Тут же встаёт, просит соседа сесть на кровать и вытягивает из-под своей постели аптечку. Горько вздыхает. — Дай посмотреть. Ясю перед ним колбасит и он на месте удержаться нормально не может. Смотрит совершенно спокойно, при этом прямо в глаза Штырю, когда пальцы под губу чужую ватой лезут, собирая ржавые подтёки. Другой рукой тот неожиданно гладит чужое плечо, на взгляд отвечая таким же, но более серьезным и схмуренным. Но, когда за первой ватой идёт вторая, Яська рычит, хватая бритоголового за бедра. Лицо Штыря вытягивается, ахуевая. Он выдыхает «блять», когда ногти впиваются в кожу, переползая под шорты все выше и выше, шипит, когда они по-хозяйски гладят тазобедренные косточки. Резко вытягивает фаланги из-за рта и отталкивает соседа, чьи глаза потемнели от похоти. Он с ужасом глянул на острое лицо в крови. Красная слюна потекла по губам и подбородку от молниеносности движения нацика. Яська сплевывает прямо на пол, указательным и средним начиная стирать пятна с кожи. Штырь выкидывает вату, стараясь собраться. Выходит из комнаты, случайно хлопая дверью. Карандаши разбросаны по линолеуму. Улицы этого города абсолютно ему незнакомы. Его, конечно, добавили в беседу группы, но новыми знакомствами он ещё не успел обзавестись, да и приветственные сообщения пропускал, так что показать, что про что здесь, ему некому. Штырь напускно закуривает, понимая, что сига осталась последняя: филип с вокзала шумит крошками табака. Открывает карты и терпеливо ждёт, когда иконка местоположения поголубеет. Чешет подушечкой нёбо, попадая на зубы и затягивается, неаккуратно обхватывая фильтр на пересечении. Голые ноги мёрзнут, кроссовки, которые он успел натянуть, через дыру светят черным носком. Стреляет бычком в кусты, шмыгая носом, и плотно застегивает олимпийку. Аккуратно огибает общагу, выискивая ярко-красный свет вывески двадцати четырех часов. Колокольчик звякает сломанным язычком. Ярко-рыжая женщина лыбится серебряными коронками и хлопает густыми ресницами. Он кивает и просит какой-нибудь компакт, полустертый пластик тут же прикладывая. Хватает яркую с белыми вставками упаковку. Голубая этикетка выдает казахский знак. Надо чем-то заняться, пока буря не утихнет.***
Холодные капли падают с челки. Он клянется больше никогда в жизни не кидать, хоть это и значит, что надо более плотно присесть на курительный табак. Кровь во рту запеклась и приходится часто слизывать, пока полностью не уйдет мерзкий привкус. Хуй, вставший из-за ощущения под пальцами крепких мышц и холодной кожи, упал почти сразу как только обладатель всего перечисленного сбежал. Не стыдно совершенно. Эго предполагаемого гомофоба, в чьей сексуальной принадлежности он резко засомневался, должно иногда испытывать стресс. Яся даже рад, что так получилось, это будет весело. Хоть какое-то разнообразие.***
Он заблудился в гребаном лесопарке и, сидя на одиноких перилах когда-то моста, пытался найти на карте выход. Не очень благоприятно прогулялся. Хорошо, хоть телефон зарядить успел. Штырь крепко держался другой рукой за металл, не боясь сигануть в воду. Осматривается по сторонам и замечает женщину преклонного возраста с собачкой: то ли таксой, то ли дворнягой. Она тут же тянется в его сторону и тыкается острым носиком в подошву кед. — Ой, извините — испуганно жуёт бабушка и тянет поводок на себя. — Ничего — хрипло отвечает, мерно кивая, и округляя глаза, кидает телефон в карман — а, вы, извините, не знаете, где здесь выход в город, обратно? — нервно трёт шею, кусая нежную кожу губ. Женщина чуть улыбается и отделывается от ложного испуга: парень, напоминавший своим видом одновременно и маньяка рецидивиста, и просто вороватого беспризорника, оказался просто потерянным мальчишкой, так ещё и явно не местным. — Да, конечно, я вам покажу. — Я просто недавно только переехал, ещё ничего здесь не знаю. — улыбается в ответ, и спрыгивает с насиженного места. Лучи фонарей растекаются по асфальту. Две фигуры — миниатюрная бабушка в лёгкой осенней курточке с маленькой длинной собачкой на поводке и рослый парень с голыми ногами, но объемным верхом — олимпийкой-триколором. Рядовые прохожие находят это картину или комичной, или просто игнорируют ее. На дворе осень, бабье лето решило пройти мимо и было неожиданно прохладно для этих мест: где-то чуть выше десяти. — Ты, сынок, так один не гуляй! Здесь, знаешь, сброд какой? Ты, конечно, высокий и сильный, но все равно. — женщина болтает без умолку весь путь, на что Штырь периодически кивает, создавая иллюзию вежливого собеседника. Хочется покурить и в тепло постели окунуться поскорее. — Слушай, знаешь, что тебе скажу, только внимательно! — грозит суховатыми с крепким мотком поводка пальцами — Ты возвращайся сейчас к себе в комнату и, только сделай то, что тебе велено! Так, вот, на, держи. Штырь от неожиданного тычка чуть не падает. Что-то свёрнутое в несколько слоев ему в руку вскальзывает. — Ты, это, на окошко положи, я, конечно, сестре несла, но смотрю тебе нужнее. — проговаривает певуче, улыбаясь и тут же меняя тему: — Ну, вот! Пришли! Общежитие вон там! Рыжий дом, узнаете? Хорошо! По переходу весело скачет женщина с собачкой, а он стоит с какой-то хренью в кулаке, смотрящий в даль на дом, который взаправду под ярким светом фонарей из серой панельной каши взрастает нежно-оранжевым пятном.***
Сухие листы мяты рассыпаны по шершавой поверхности столешницы. Девичьи руки с обкусанными пальцами отмеривают количество заварки. Закатывает глаза, видя как брат разложил ноги рядом. Дырка в носке неприятно дополняет картину. Хмыкает. — Ля, ты раздражаешь — поправляет резинку на волосах и цыкает. Тот в ответ только лыбится. — Господи, тебе опять что ле зуб выбили, дай посмотрю. — бросает чай и хватает младшего за подбородок, заставляя открыть рот шире. — Блять, я же тебе говорила! Хуле ты постоянно с батей тащишься, куда попало! Он только хмыкает в ответ, играя желваками. — Ладно, в пизду — психует, отходя в соседнюю комнату и притаскивает перекись вкупе с марлей — сам справишься, не маленький. И с высоко поднятой головой присаживается рядом, наблюдая за возней брата. — Я тут заходила в церковь — неожиданно тянет неуверенно, парень хмурится и продолжает механически обрабатывать уже губу. — И? — хрипло вторит. — И, вот — она протягивает ему малюсенький кусок глянеца. — Нахуя? — закипает, откидывая окровавленную марлю. — Ты же знаешь — устало вздыхает, сжимая виски — что, я тоже, в это всё так себе верю, да? Но не знаю. — закусывает губу. — Она была красивая, да и к тому же дешёвая. Он молчит, неаккуратно запихивая иконку себе в карман. — Ладно. — отворачивается — Спасибо, Мань.***
По городу как не пойдешь — на каждом углу пивная. Самые смешные из них это те, которые лет десять назад назывались «Водитель» или «Дальнобойщик». У многих старые вывески, как бы их старательно ни чистили, даже сохранились. Штырь не был бы Штырем, если бы не решил, что «ну, а хуле? я уже терялся, второй раз нихуя не будет такого!» и он долго, с целью запомнить, простоял у здания общаги, и пошёл дальше. Обогнув пару улиц, он выбрал столовую, которая ему больше всего приглянулась. Вывеска представляла из себя яркую мешанину непонятного набора букв (до него так и не дошло, что она была перевёрнута). Самообслуживание, пятый канал на десятилетней плазме и группа алкашей за одним из столиков. Штырь взял кофе и уселся у окна, вид которого выходил на обшарпанный бетонный забор с опасно оторванной колючкой, когда-то пущенной по верху. Один из посетителей громко проорал: — За Русь! И швырнул в пасть стопку горючего. Лицо растеклось в гримасу наслаждения. Компания заулюлюкала в ответ и Штыря резко кто-то схватил за плечо. — Слышь, пацан! — мужик явно видел его только со спины, он конечно пытался уловить лицо, но был слишком пьян для этого — Вот, ты, знаешь, кто я?! — завизжала фигура так, что все, кто до этого так громко вели пустые беседы, резко затихли и только прокуренный, но не менее при этом тонкий голос запел: — Петр Сергеич, оставьте! Вышеупомянутый Петр Сергеич явно не желал останавливаться, только крепче обхватывая Штыря в желание утянуть того наверх. Бритоголовый поддался, и развернувшись, вытянулся лицом к лицу мужика, который сфокусировал взгляд, неожиданно падая. Громкий стук заставил повара за прилавком охнуть и сделать телевизор тише. Лысеющий пьяница зарыдал. Крупные слезы текли ручьем по его опухшему лицу, а беззубый рот округлился. — Боже! Сынок! Лицо парня вытянулось. — Одно лицо с моим. — задыхаясь, ревел дядька, качаясь на коленях. Какая-то женщина причитая, подскочила к нему и схватила за плечи, уговаривая идти. — Стой же, ты! — резко прокричал и вытянул руку, хватаясь за голое бедро Штыря. — Ты ж посмотри! Бритоголовый окончательно заебался терпеть эту демагогию и вылетел пулей из столовой.***
Сигарета приятно теплилась в пальцах. Он рассматривал смятый нарисованный лик, задумчиво водя пальцем по губам, в перерывах между короткими затягами. Сверток он так и не изучил — тот тонул в складках широкого кармана где-то между уже полупустой пачкой и ключами от комнаты, которые он забыл сдать перед выходом. Иногда Штырь думает, что же она, черт возьми, означает?