Заточка

Комната встречает сиротливым лучиком кривого икеевского торшера. Штырь кидает олимпийку на идеально выглаженную кровать. Она тут же валится тяжёлым грузом, призывая открыть карман и вспомнить о свертке внутри. Громко шмыгнув, пальцем обхватывает нос и щелкает кнопкой обшарпанного чайника. Группка каких-то одинаково непохожих друг на друга уродцев внимательно жгут его спину. Он наклонился достать сахар и крест выцветшим золотом выпал из-под футболки. Мельтешение позади усилилось. Дверь резко отворилась и уже почти родной за четыре дня-ночи голос весело просмеялся: — Что вы так на него уставились-то? Бля, лучше смотрите че притащил! Штырь встал, кидая пару малюсеньких кубиков в наваристую черную жидкость. Размешать было нечем и в дело пошёл палец. Парень уселся на одеяло и поставил чашку на тумбу, попутно растирая руки. Знакомый торчок и пару новых лиц: зеленоволосая, скорее всего казашка, миниатюрная брюнетка с огромной дым-машиной в когтистой лапе и кто-то длинноволосый с широким подбородком. Никогда бы бритоголовый не признался бы как он стеснялся подобной публики. Он совершенно не привык к таким взглядам и такому внешнему виду. А особенно ему не нравилось, что он не знает тех с кем сидит в одной комнате с пелёнок. Обычно ты зашёл в хату и вокруг твои братья, не по роду не по фамилии, конечно, а по «крови», по общему делу и житухе. Да, они бы его сейчас совершенно не поняли бы. У братьев было только три пути: тюрьма, служба в армии и поступление на юридический (но это для тех у кого были мозги, такие обыкновенно первые и мусорятся). Хочешь показаться умнее, будь готов, что тебя выебут в жопу. Штырь под шумок достал книжку, завернутую в три слоя кальки, и пнул пяткой олимпийку. Стёртые строчки затянули, заметки, бегло записанные синей ручкой, парень полюбовно обвёл пальцами. Время потеряло свой смысл — в книге утонул, отключая все посторонние звуки вокруг. Он вообще не шибко любил читать, но эта повесть ему нравилась. Неожиданно мужская длинопалая рука с ободками тонких колец хлопнула по страницам. Штырь дернулся, подскакивая, на автомате хватая чужую ладонь и заводя ее белобрысому за шею. Жуткий хруст и сдавленный стон заставили замолкнуть порядком пьяных гостей. Когда до Штыря дошло, он отпустил фигуру. Та свалилась ничком на пол. — Сука! — протянул пьяно сосед, хватаясь за руку — Какого хуя! За что?! Книга, выпавшая из самодельной обложки, ярко светила словосочетанием «Собачье сердце». — Так, ты, чо, хуле, не «Майн Кампф» читал? — рассмеялся пьяный ублюдок, который, будто ничего и не было, подскочил и квасанул из горлá черной прямоугольной бутылки. Его дружки открывали и закрывали пасти рыбами на суше. Только торчка не было видно. Вдруг они прикрыли ручками губы и захихикали. Штырь размял кулаки, чуть видные до этого змейки шрамов на костяшках напряглись. Он не любил их и приноровился мазать специальным кремом. Белобрысый упал на свою койку, двигая девчонок и полупрозрачное существо. Они занюхивали полулитровые стаканы дольками лимона. Вперился своими насмешливыми фарами в Штыря и схватил подставленный когтистой рукой стакан, вливая в себя, не отводя при этом утонувшие в шоколадной темноте омуты. Бритоголовый опустил голову, смущаясь, и привычно провел пальцем по верхнему нёбу. — Ясюнь, мы курить, ты с нами? — тянет зеленоволосая девчонка совершенно трезво. — Не — отвечает в бухой тональности белобрысый, челку сдувая. Казашка, существо и брюнетка скрываются из виду, оббивая все углы. — Слышь, — водит указательным по одеялу— хочешь? Широко-широко растягивает обкусанные тонкие губы и крутит пустой стакан. Штырь наклоняется — принимает, была не была, давно не пил. С похорон отчима ни-ни, даже когда парни предложили обмыть дембель. Белобрысый хватает непочатую водку и со щелчком сбивает крышку, подскакивая вплотную к соседу. Горлышко бьётся о стакан и Яся висит над парнем, периодически прикладываясь кожу о кожу. Он проливает, а все потому, что Штырь нетерпеливо закидывает в себя всю жидкость, вытягивая руку и обхватывая блондинистые с отросшими корнями космы, опуская на себя. Зубы с хлопком бьются друг о друга. Что-то разбивается и он обхватывает чужую талию, обладатель которой аккуратно колено устраивает у Штыря на бедре. Поцелуй длился недолго, хочется ещё.

***

Швыряет зажигалку под ноги. Гребаное колёсико, весь палец черный. Дым через нос пускает, словно приход ловит. Чувствовать себя излишне свежим после пьянки обычное дело для Яси. — Я же говорила, что вы будете трахаться, только прошло четыре дня, ладно пять, ты в своем уме?! — Да, блять — закатывает глаза парень и долго затягивается, после продолжая — я с ним не трахался, раз. Два: мы были, блять, не в себе. — Ясь, я никогда не видела кого-то, кто настолько глубоко запихивал бы язык в горло другого человека. — Иди нахуй. Маша ржёт и насмешливо скачет вокруг парня. Ярослав сам в ахуе. Нацик казался ему этаким пробитым деревенским арийским воином, который рано или поздно пересчитал бы ему все зубы в лучшем случае. Хотя зубы он ему все-таки пересчитал, просто другим образом. Яся вбивает бычок в проем подвальной двери. — Сколько у нас сегодня пар? — Ща гляну. Машка лезет в смартфон, прицокивая. — Блять.

***

Штырь строит квадрат, тот косит боком. — Очень плохо. Косогоров, так? — он кивает, фамилия режет ухо — Ну, что же вы делаете! У вас куб совершенно не дышит, вы его ещё не дописали, но я уже чувствую! Очки преподши ездят на высоком носе. — Дайте ему воздуха, воздуха! — наигранно кричит, тут же заостряя внимание на каком-то другом задыхающемся предмете. Он вытягивает карандаш на уровне переносицы. Никогда это делать не любил, но так будто бы легче понять, где будет середина всей этой вакханалии. Штырь чешет тот край шрама, который у виска заканчивается. Кто-то синей рубашкой маячит позади, подходя ближе и опираясь на мольберт, тот жутко хрустит и фигура отскакивает. — Ой, привет. — звенит манерный голосок. Парень кивает в ответ, карандаш грифелем ломается. — Слушай, мы с тобой получается единственные парни в группе и меня кстати Максом зовут. — узкая ладонь тянется к нему, мальчишке явно неудобно. Штырь кидает карандаш и обменивается с ним рукопожатием. Курить они пошли вместе. Макс оказался высоким, выше бритоголового. Он красовался модельной стрижкой и кольцами серёжками в ухе и губе. Парень слишком много улыбался, закутываясь в огромный жёлтый шарф. — Я местный, если тебе что-нибудь нужно будет ты говори. — крутит между пальцами тонкую сигарету. Штырь копается в олимпийке, рукой постоянно натыкаясь на что-то в крафтовой бумаге. — Что у тебя там шуршит? — округляет глаза Макс, стреляя фильтром в угол. — Да хуй проссышь, ща глянем. — шепчет и достает. Мгновенно разворачивает. На него с дерева глядит знакомый ему лик. — О, так это, это же Параскева. — Кто? — Ну, Параскева, типо пятница. Женщина, мученица. К ней пришел свататься царь и она ему отказала, потому что её единственный муж Иисус. — Бля. — Вот именно, зачем тебе это? — Мне какая-то тетка всунула, сказала что мне это нужно. Макс заржал, прикрывая ладонью рот. — Ей кстати молятся те, кто хотят женится по любви. Штырь вытащил точно такую же икону, только на глянце и парень чуть от смеха не свалился на землю.

***

— Блядская суббота! — Хули ты орёшь? — хватаясь за голову, шипит Гриша, сжимая виски. — Меня заебала эта шарага, я пошел. Кто вообще по субботам учится, долбоебская хуйня. Яська устало злится, выуживая из кармана номерок. — Ок. Черт, только не кричи. — стонет Гриша, хлопая друга по плечу. — Че даже отговаривать не будешь? — ехидно тянет в ответ. — Да, нахуй, с тобой пойду. Только в курилку заглянем, посозерцаем так сказать. — Заебись, погнали. Парни вышли из главного корпуса, на шагу накидывая куртки. Они останавливаются, завернув на хозяйский двор, и Яся выуживает на свет пачку чаппы. Вишня катается по губам, пока он внимательно рассматривает знакомую морду, которая что-то в руках держит и странный мальчик рядом от смеха умирает. — Бля, Штырь. — Чего? — шепелявит Гриша, который огонь добыть не может. С губ уже слюна стекает и Яся кидает ему свою зажигалку. Газ мгновенно поджигает табак. — Сосед мой говорю, пойду поздороваюсь. Григорий выпучивает глаза и дрогнувшим голоском тянет: — Я тогда здесь постою. — Да мне похуй, делай что хочешь — закатывает в ответ глаза Яся и шагает в сторону Штыря. Тот его замечает и нарочито медленно запихивает руку в карман, что-то туда скидывая. Деревянный уголок насмешливо торчит. Тормошит товарища, который рядышком все заткнуться не мог. — Ой. — резко вытягивается Макс и вытирает выступившие слезы. Яся змеёй глядит на него, протягивая Штырю руку, тот аккуратно обхватывает ее, пожимая, чуть чужие выступающие вены поглаживая. — Привет. — радостно пищит парнишка. Яся в ответ скалится и тянет «ага». — Макс. — мальчик протягивает ладонь с где-то оторванными ногтями и будто маниакально сканирует нового знакомого взглядом. — Ярослав. — брезгливо кивает. Глаза его наливаются гневом и жуткой неприязнью. — А вы типо кто? — мечется между ними мелочью, серёжку в губе поправляя. — Соседи — отвечает Яся, хмыкая и разворачиваясь к Штырю — у вас по парам все? Тот кивает. — А ещё у тебя из кармана доска торчит. — прыскает, тут же обратно переводя тему, пока пристыженный парень пытается задвинуть дерево поглубже:  — Пошли тогда с нами. — не спрашивает, а именно утверждает, как-то злобно глядя в полупрозрачные глаза напротив.

***

Штырь аккуратно скидывает вещи на подоконник, задумчиво рассматривая Параскеву и тут же накрывая её первым попавшимся платком. В комнату, крадучись, входит Яся. — Что за парень? — Однокурсник. Беловолосый хмыкает, корни у него отросли на сантиметров пять точно. Темно-русые пряди ярко контрастируют с искусственной белизной. Он прячет ладони, скрещивая руки. Возникает минутная неудобная тишина, которую резко прерывает Яся: — Потрахаемся? Штырь давит смешок и отвечает: — Да, конечно.