Солнце Сумеру

Жители Сумеру отличаются не только желанием постигать мудрость, но и своим большим гостеприимством. В народе считается, что гость — посланец блага и удачи. Поэтому к нему относятся почти на равных с хозяином дома. Выделяют гостю лучшую спальню, угощают вкусными блюдами и вином и проявляют к нему почтение. В отношении иностранных гостей, тем более посла из соседней страны, все эти обычаи соблюдались и преумножались. Ведь хорошие партнёрские отношения между соседями — проявление мудрости. Политических послов располагают в отдельной резиденции вблизи от главного дворца. Резиденция сравнима с большим поместьем в окружении обширной пальмовой рощи с экзотическими и яркими цветами. Среди зелени маленькие ручьи, мерцая, бегают по витиеватым лабиринтам искусственных прудиков. По дорожкам в саду можно повстречать укутанные лозами и газовыми тканями решетчатые беседки с мягкими подушками и столиками с закусками. Это место окутано прохладой и тенью. Настоящий оазис среди океана раскаленного песка. Так приятно наблюдать эту красоту под финиковое вино. Слегка сладкое и не очень крепкое — национальный напиток, которым сумерцы так гордятся. Удобно расположившись в плетеном кресле, Чжун Ли держал чашку с напитком. Прохладный бриз игрался с подолом одеяния мужчины и шаловливо трепал длинные волосы, пока еще не собранные в прическу. Утром, после завтрака, приятно расслабиться на террасе перед началом работы. — Господин посол, к вам Тарталья. — Маленькая служанка показалась у арочного входа на террасу. Чжун Ли не открыл глаз, все также продолжая наслаждаться вином: — Пусть войдет. Служанка поклонилась и исчезла так же тихо, как и появилась. Тишину нарушил вновь прибывший юноша. Быстрые шаги направились в сторону мужчины. Он положил у ног посла большой сверток из плаща. На этот раз Чжун Ли открыл глаза и посмотрел на «дар». — …это? Тарталья раскрыл сверток, обнажая завернутого в ткань. Детское лицо, всё покрытое ссадинами и синяками. Опухшие красные губы и прикрытые глаза без блеска, затуманенные. При солнечном свете раны и увечья можно с лёгкостью разглядеть. Данные следы невозможно не заметить на бледной коже ребенка. С головы до ног покрыт он этими метками. Чжун Ли на мгновение застыл от увиденного: — …Он мертв? Рыжий юноша, молча, встал на одно колено и опустил голову перед Чжун Ли: — Пока нет… Это тот самый вор, которого вы велели поймать. Я нашел его у берега реки после зачистки лагеря. Тарталья вытащил из кармана своих серых одежд мешочек. — Кошелька при нем не было, я нашел его у одного из бандитов. Чжун Ли внимательно выслушал краткий доклад Тартальи. — Что с ним произошло? — раздался вдумчивый голос. Юный Чайльд немного притих, ответил он не сразу: — …Людей в лагере было меньше, чем было сказано. Трое мужчин… Когда я прибыл к берегу, они обсуждали что будут делать с мальчиком, а один из них достал ваш кошелек. Видимо, отобрал у мальца. Чжун Ли: — Что ты с ними сделал? Мужчина прекрасно знал, что он сделал. До него сюда приходил другой воин, доложивший о количестве пленных. Тарталья не колеблясь, ответил: — Я расчленил их и отдал пустынным зверям. — Гордо и чётко, без запинки произнес он. Чжун Ли потёр точку между бровей. С тех самых пор, как их с Чайльдом дороги сошлись, у него слишком часто стала болеть голова. Этот парень — тот ещё приключенец, куда бы он ни пошёл, всюду сеет хаос и беспорядки. Как же много мороки с этим юношей. Чжун Ли подозвал слуг и приказал им отвести ребенка к врачу. Слуги быстрыми тенями пришли и увели ребенка, а Тарталья всё так же остался неподвижен. Чжун Ли полностью позабыл о вине, которое с таким наслаждением он пил. Тень пролегла меж бровей: — Можешь говорить. Тарталья легко кивнул: — Сведения не врали. Бандитский лагерь находился точно в том месте, которое указал информатор. При тщательном обыске лагеря было обнаружено письмо, в котором говорилось про карту, ведущую к руинам проклятых архонтов. — Тарталья потянул руку за пазуху и достал оттуда желтоватый лист, обвязанный красной лентой и с печатью похитителей сокровищ. Чжун Ли принял пергамент, но раскрывать не стал. Не сейчас. Вместо этого он обратил внимание на окрашенные красным руки юноши: — Впервые вижу, чтобы ты испачкал руки в крови. Голос Тартальи оставался ровным: — Это не моя… Чжун Ли хмыкнул: — Конечно, я знаю, что это не твоя кровь. Как мне помнится, ты брезгал марать руки в крови недостойных соперников, а учитывая, кем они являлись, уверен, ты без лишних усилий сотворил расправу. Интересно, почему?.. Тарталья устремил взгляд на мужчину: — Я наказал их. Тень между бровей Чжун Ли становилась всё глубже и глубже, а потом исчезла, словно её и не было: — Всякое зло должно быть наказано… Я не стану тебя ругать. Весьма похвально, что в тебе есть воинская доблесть и честь. Тем более, ты защитил сироту… Надеюсь, ты за собой чисто убрал. Уголки губ парня дрогнули вверх: — Да, учитель. Чжун Ли отвернулся от него, взор устремился вглубь зелёного сада: — Что-то ещё? Тарталья встал и слегка приглушённо спросил: — Что будет с воришкой? Чжун Ли различил в его голосе едва заметное беспокойство. Виной ли тому долгое время, что юноша провел рядом с ним, или это просто дар Чжун Ли разбираться в людях — не важно. Такое поведение не свойственно Тарталье. Его не интересовали другие, если они не были ему полезны. А сейчас он спрашивает про сироту, которого встретил сегодня утром. Может быть, мальчик что-то напомнил ему. Чжун Ли мягко улыбнулся: — Всякое зло должно быть наказано… — цитировал мужчина свои же слова, но в конце добавил. — Да только смотрящий кротко помилован будет. Можешь идти отдыхать и хорошенько вымыться. Длинные пальцы Чжун Ли, скрытые перчатками с инкрустированными драгоценными камнями, крепко сомкнулись вокруг чаши с вином, тем самым ограждая посла от суеты. Благородный господин возобновил любование садами дивного оазиса, показывая всей своей безмятежностью, что более нет нужды в дальнейшем диалоге. Тарталья коротко кивнул в знак уважения, длинные ноги парня быстро увели его с террасы, затерянной в золотых шелках. Его лицо не выражало ничего, но в ум закрались слова учителя. Вновь и вновь звучащие четким эхом. То, как учитель сказал и как улыбнулся. Чайльд Тарталья — имя при рождении Аякс — встретился с этим изысканным господином пару лет назад. Их первая встреча была не из приятных. Тщеславный юноша вызвал Чжун Ли на дуэль, полностью уверенный в своей победе, но, увы, проиграл, что было очевидно любому, кроме Аякса. Разгневанный своим проигрышем мальчишка показал всю свою силу, использовав глаз порчи. Но при всем при этом он едва ли смог коснуться Чжун Ли. Молодой воин позорно рухнул на колени, не выдержав столь неконтролируемой мощи своего доспеха. Брюнет строго посмотрел на Аякса. Дыхание его было ровным, а взгляд — острым. Воспоминание о проигрыше по сей день не даёт ему покоя, и он поклялся, что настанет момент его триумфа. К счастью или нет, с тех самых пор Чжун Ли ни разу не возымел желания сразиться с юношей. Наоборот, он относился к Чайльду с добротой, что сбивало с толку. Как отец к сыну. Аякс знает, что Чжун Ли любит детей. Этот мужчина не может пройти мимо сиротки и не помочь хлебом, деньгами или кровом. Но также он знает, что он терпеть не может воров и разбойников, считая их чуть ли не чумными крысами. Тарталья привел мальчика и не до конца уверен, что Чжун Ли будет делать с ним в дальнейшем. При этом всём он также не отчитал его за убийство трёх человек… — Давай быстрее, нам нужна вода! — Сейчас, сестрица! Два звонких женских голоса донеслись из купальни. Тарталья пару раз моргнул. Кажется, он слишком глубоко задумался и не заметил, как дошел до купальни. Женщины набирали воду из большой бадьи, заполняя два кувшина. Служанки, завидев юношу, засуетились. — Господин Тарталья, мы уже уходим, можете начать… Тарталья спросил женщину: — Куда вы так спешите? Коренастая служанка ответила, торопя младшую: — Мы несём эту воду для мальчика. Врач сказал, что его нужно вымыть. Её взгляд случайно скользнул по рукам юноши. Завидев засохшую кровь, она встрепенулась. Притворившись, что ничего не заметила, служанка посмотрела на младшую. Чайльд увидел эту перемену в поведении женщины. Так было всегда, каждый, кто видел его таким, естественным образом становился осмотрительнее. Тарталья решил спросить, пока служанки ещё не убежали: — Скажите, кто…! Громкий крик прервал юношу на полуслове. Голос донёсся со стороны гостевого крыла. Звонкий и пронзительный, режущий утреннюю песню птиц. Тарталья среагировал раньше служанок и понесся в сторону шума. Белый мрамор купальни быстро сменился золотой мозаикой и замысловатым орнаментом гостевой. Тарталья ожидал боя с вторженцами, но никого не увидел. В спальне было лишь два человека, один из которых забился в дальний угол кровати, и беспрерывно кричал: — Нет, не тронь! Прочь, прочь!.. — надрываясь, звучал хриплый голосок. Испуганный, он озирался по сторонам. Когда врач попытался коснуться его, он громко завопил. — Прочь! Уйди! А-ах!.. Прибежали двое стражников. услышавшие крики. С мечами наготове они стояли за спиной Тартальи. Парень сурово посмотрел на врача: — Что происходит? Приглашенный врач ровным тоном ответил: — Я хотел осмотреть его тело снизу и нанести лекарство, но он вырывается. Лекарства, которые я ему дал, весьма быстро вернули его в чувство. Синие глаза оценивали врача стоящего у изголовья кровати. Невысокий, белокурый, и с виду довольно молод, сразу и не скажешь, что он опытный врачеватель. Лицо его спокойно, а глаза холодны, как сапфировые камни. Фокус Тартальи моментально сменился на мальчика, который рухнул с кровати пытаясь на четвереньках отползти. Врач попытался приблизиться к нему, но тот отодвигался дальше при каждом его движении. Ноги мальчика не слушались, и встать он не мог, а необработанные раны напомнили о себе. Вздрогнув всем телом, он рухнул на живот: — Пожалуйста, нет…не подходи! — крик сменился плачем, опухшие от синяков глаза и щеки заблестели кристальными слезами. Оставляя после себя влажную дорожку и стремительно несясь вниз, омыли они лицо ребенка от пыли и крови. Воин махнул стражникам, чтобы те ушли и приказали служанкам принести воды. Мужчины молча подчинились. Врач отступил, видя, как мальчик вжимает голову при звуке шагов. Губы разомкнулись, в желание хоть как-то его успокоить, но увидев тот ужас, что был на его теле, и замолк. В таких ситуациях трудно что-либо сказать правильное. Тарталья, завидев это, совершил неожиданный для себя поступок. Опять. Медленными шагами приблизился к лежащему, опустился на одно колено и улыбнулся. Так же мягко и дружелюбно, как тогда, у реки. Мальчик замер, стоны и плач прекратились. Как мраморная статуя застыл он, но глаза по-прежнему щиплет от солёных слез. Тарталья взглянул в них: все такие же, без блеска, но не стеклянные. — Ты все ещё боишься? — Тарталья склонил голову набок, как ребенок, спрашивая очевидное. Врач: — … Итэр беспрерывно глядел на него и трясся. Будто бы потерял дар речи, и не был он тем, кто кричал и стонал. Не дождавшись ответа, Тарталья хмыкнул: — Теперь не стоит. Смотри… — Чайльд протянул к его лицу руки, демонстрируя их. Мальчик внимательно смотрел. Врач, стоявший сбоку от кровати, неизменным взглядом осудил рыжего юношу: — Он и так напуган…? Слова врача проигнорировали. Тарталья улыбнулся, показывая верхний ряд белых зубов: — Знаешь чья?.. — странный огонек на миг проскочил в глазах Тартальи. — Тех самых, кто измывался над тобой. В спальне повисло молчание. Итэр неотрывно смотрел на руку Тартальи. По выражению лица ребенка не определить то ли он успокоился, то ли не понял, но дрожать он перестал. — Теперь ты видишь? Тебе не причинят тут зло, поэтому позволь тому дяде обработать твои раны. — Рыжий указал пальцем на врача. Врач немного удивился от обращения «дядя», подтверждая сказанное юношей: — Клянусь тебе, что не имею дурных помыслов. Итэр даже не посмотрел в его сторону. Взгляд его блуждал по лицу воина, пытаясь найти подвох. Воин также смотрел на него. Это слишком затянулось, и скука стала наступать. Он трудился всю ночь напролет, и помимо захвата бандитского лагеря он изнурил себя тренировками. Тело ныло, и как неприятно было это признавать, Тарталья взаправду хотел немного отдохнуть и расслабиться. Неизвестно, когда и как скоро учитель отправит его на следующее поручение: — Слушай, малыш, могу я к тебе притронуться? — парень смягчил голос. Таким тоном обычно обращаются с маленькими детьми — нежно и спокойно. Пару секунд поразмыслив, мальчик кивнул, пряча взгляд от него. Парень аккуратно поднял Итэра на руки и отнес на кровать. Как раз вовремя пришли служанки. Врач распорядился чтобы они оставили воду и тряпку, и отпустил. Как только голова коснулась подушки, и тепло рук пропало, Итэр инстинктивно схватил юношу за руку. Мальчик ничего не сказал, за него это сделали глаза. Тревожные, как у животного, попавшего в ловушку. Губы, синеватые лепестки, сжались в тонкую нить, и брови сошлись, сморщив маленький лоб: «Не уходи…» Два слова произнесенные без голоса. Жалобная мольба сироты, у которого нет никого способного его защитить, с надеждой просит своего спасителя. Тяжко вздохнув, Тарталья принял его просьбу. Не вырывая руки своей, он сел рядом с ним. Врач, наблюдавший за ними, попросил: — Мне нужно осмотреть и обработать его нижнюю часть. Будьте добры, помогите. — После этих слов, мужчина взял намоченную в тёплой воде тряпку и, сняв с бедер мальчика кусок ткани, обнажил его пах. Итэр дрогнул и попытался отпрянуть, убежать, но большая ладонь закрыла ему глаза: — Всё хорошо, доктор хочет помочь. — Этот успокаивающий голос, как заклинание, остановил мальчика. — Я рядом. Смирившись со своим постыдным положением, мальчик расслабился, насколько позволяло его покалеченной тело, и разомкнул ноги. Большая область в паху была синяком. Как оказалось, его били по половому органу, отчего тот выглядит весьма ужасно. Отекший и красно-синий, а рядом на худых бедрах красовались укусы и следы крови, вперемешку с другими нечистотами. Увидевший это Врач не повел и бровью, едва ощутимыми движениями он вытирал его тело, теперь уже полностью неприкрытое. Лёгкие руки умелого доктора еле давили на мальчика, но все же побои были свежими. Хоть Итэра и накормили каким-то чудо-лекарством, но он дергался, стоило коснуться самых пораженных мест. Две пары холодных глаз блуждали от раны к ране. Не то чтобы эти повреждения были невыносимо страшными или безобразными. Страшно было то, кому они нанесены и как. Воин и врач были в чем-то схожи: и тот, и другой имел дело с насилием и смертью; и тот, и этот знают о чести и человечности.… Эти двое молчали, но чувствовали одно терпеливо очищая ребенка — отвращение… Процедура продлилась немного дольше, чем ожидал Аякс. Врач поработал на совесть, стараясь изо всех сил не навредить больному. Теперь мальчишка, очищенный и накормленный новой порцией лекарств и «маринованный» в разных лечебных мазях мирно спал, побежденный усталостью и снотворным. Двое мужчин вышли, оставив его отдыхать, и скоро расстались. Служанки, которых сослали из спальни, пришли передать волю посла. Чжун Ли пригласил врача, обсудить не разрешенные дела. Врач: — Благодарю, молодого господина за помощь. Если бы не вы, он меня не подпустил бы…всего хорошего. Тарталья ответил на любезность: — Вам того же. Уже день. Солнце яркое, золотое, нещадно палило. Даже в тени можно почувствовать этот жар. Несказанный плюс этой резиденции в ее садах. О, если бы не высокие пальмы и разросшиеся кусты цветов, благоухающих и пресыщающихся лучами дневными, было бы здесь невыносимо. Тарталья неспешно прошел до купальни. Всё же он не привык к жаре. Конечно, как воин, он приспособлен к любым трудностям и справится со всем, но как же сейчас хотелось ощутить ледяную воду, впивающуюся в кожу, увидеть родные снежные просторы. На крайний случай, неплохо бы поскорее вернуться в Ли Юэ, где климат намного мягче, чем в Сумеру и Снежной. Тарталья подошёл к наполненной большой чаше с водой и с усердием стал мыть руки, чтобы избавиться от крови. Грязную одежду он скинул рядом с бассейном с лепестками благоухающих роз и масел. Омыв руки, он вошел в бассейн. Рассекая воду и вызывая волны по поверхности. Лепестки закружили как маленькие лодочки, а запах благовоний в воде разыгрался яркими и игривыми красками. На следующий день служанка явилась по душу рыжего: — Господин посол просит вас явиться за заданием. Тарталья посмотрел на неё, слова выскользнули изо рта вместе со вздохом: — Рано я радовался.