***
Хвитек был более чем доволен армейской жизнью. Все шло так, как он себе и представлял: каждый день давал ему возможность стать еще сильнее и ловчее, чем вчера, а подстерегавшие за каждым углом опасности бодрили и придавали вкус каждой прожитой минуте. Джэбом стал еще более привязан к своему хёну, когда увидел расцвет его воинского гения. Джэбом понял: Хвитек был создан для такой жизни. У самого Джэбома успехи тоже были, пусть и не такие впечатляющие. Хвитек был проворнее и ловчее него, но когда дело доходило до ближнего боя с применением максимума физической силы, то Джэбому не было равных, пожалуй, даже среди командиров. Этих двоих всегда ставили в патруль, иногда даже отправляя на вылазки без капитана — все знали, что Им и Ли вместе передушат хоть сотню щелкунов. Незаметно прошел год и к ним в отряд поступили новобранцы, в числе которых оказался Джексон Ван — тогда напуганный смазливый парень, мгновенно ставший мишенью для шуток и травли. Джэбом старался держаться подальше ото всего этого, а вот Хвитек отрывался как мог: — Джексон, какой-то вид у тебя потерянный. Зеркальце потерял? — Стреляй точнее, Джексон, а то щелкуны не будут стоять и ждать пока ты у себя на голове марафет наводишь! — Ну Джексон, как всегда, в конце списка… Что и ожидалось от неудачника. И все это под аккомпанемент дружного солдатского хохота, тычков и подзатыльников. В ответ на все это Джексон окидывал всех презрительным взглядом, надувал губы и спешил ретироваться. А вскоре Джэбом начал замечать, как Джексон по вечерам заговаривает то с одним, то с другим членом отряда, неизменно отводя собеседника подальше от людских глаз. Неизвестно, какие приемы своего зарождающегося красноречия он применял, но довольно скоро над шутками Хвитека уже не смеялся никто, а Джексон медленно, но верно завоевывал себе репутацию самого харизматичного солдата, постепенно оттесняя Хуи с этого места. Однако Хвитек не унывал и, отмахиваясь, говорил: — Хочет быть шутом, пусть будет. А мне надо человечество спасать. Джэбом в такие моменты лишь хлопал друга по плечу и снисходительно улыбался: ему как никому было известно, что на самом деле Хвитек переживает. К концу лета Джэбом перестал получать письма из дома. Он подождал месяц и стал обивать пороги кабинетов, чтобы его прошение найти информацию о положении семьи достигло верхов. Но все без толку. В стране умирали люди, от голода и болезней, немудрено, что никому не было дела до семьи какого-то там кадета. Джэбом потерял сон, а Хвитек хоть и пытался его успокоить как мог, сам волновался не меньше. Но их неведению суждено было закончиться, потому что в очередной повозке, везущей новый призыв, оказалась Наен.***
Сжимая в руках горячую кружку, девушка не замечала, как крупные слезы одна за другой капают в крепкий чай. Ее трясло мелкой дрожью, она все не решалась заговорить. Джэбом сидел у ее коленей и с нескрываемым волнением нежно смотрел на нее, ожидая, когда она наконец решится поведать, что случилось. Хвитек стоял в дверном проеме, и тревога на его лице постепенно сменялась нетерпением. — Наен… — тихо произнес Джэбом. — Мы тут одни, никто не подслушает, — надев улыбку на лицо, сказал Хвитек, уверенно подходя к ним. — Как чувствует себя госпожа Им? — молодцевато спросил он, а Джэбом негодующе посмотрел на него. Наен подняла на них выцветшие от слез глаза и блекло сказала: — Умерла. Парни застыли на секунду, а Наен продолжила, периодически всхлипывая: — Приехали какие-то люди… Кричали на дядю, чтобы тот вернул им какие-то деньги… А он совсем…совсем обезумел и проломил одному голову кочергой… Остальные ему заломили руки и выкинули из окна… Наен закрыла лицо руками, но продолжила: — Тетушка тут же упала, ее хватил удар… Она промучилась еще несколько минут и потом утихла… А те люди… Они… они… Тут уже Наен не смогла сдерживаться и заплакала, плечи ее стремительно поднимались и опускались. Хвитек оказался рядом, встал на колени и прижал ее к себе, поглаживая большим пальцем ее спутанные волосы на затылке. — И что было дальше, Наен? — удивительно спокойно произнес он. Наен не могла видеть его лица, но Джэбом мог, и это поразило его не меньше, чем рассказ Наен. Хвитек был маниакально невозмутим, не один мускул не дрогнул на его лице, словно он желал услышать худшее и сделать это своим топливом. Месть — самое лучшее топливо, Хуи сам так говорит. Наен немного успокоилась и пробормотала ему в плечо. — Они сказали, раз другой расплаты нет, заберут меня и будут делать, что хотят. Хвитек напрягся, а кулаки Джэбома оказались сжаты настолько сильно, что костяшки побелели до предельно возможного белого оттенка. — Они сказали мне ехать с ними. — И что ты сделала? — уже взбудоражено спросил Хвитек, все также глядя в точку на стене. — Я спрыгнула. С окна, с которого они дядю скинули. Он на земле лежал, его дергало… Еще живой был… Наверно… Оглушающая тишина повисла в воздухе. — Как же ты спрыгнула, Наен? — спросил Хвитек, отстранившись. — И уцелела? — Не помню, что-то сломала, кажется… Я Кедру посвистела, — на лице Наен вдруг появилась слабая улыбка, обращенная к Джэбому. — Она сразу прискакала, я на нее залезла и дальше не помню, она меня куда-то увезла… В город. Потом я лежала в больнице, и несколько дней назад за мной пришли, оказалось, той суммы, которую тетя заплатила за меня осенью, теперь недостаточно, чтоб не служить… В два раза повысили… Поэтому я здесь… В те годы еще не было закона, запрещающего кадетам мужского и женского пола служить в одном отряде, поэтому Хвитек позаботился о том, чтобы Наен определили к ним. Первые дни девушка всего чуралась и чувствовала себя крайне неуютно, но заступничество друзей дало ей надежную почву под ногами, и вскоре она освоилась с жизнью в казарме. Выход за стены ей только предстоял, поэтому начальные тренировки были особенно изнуряющими и интенсивными. Впрочем, Хвитек и Джэбом во всем помогали ей, что вызывало недюжинную зависть других кадеток, которые из кожи вон лезли, лишь бы эти парни их хоть взглядом удостоили. Фактически, это стало одной и причин, почему девчонки сразу невзлюбили Наен и сделали ее изгоем. Такое отношение тяготило девушку, и поговорить об этом она, к своему удивлению, могла только с Джексоном. Будучи еще не в курсе их разногласий с Хвитеком, Наен очень удивилась, когда как-то вечером, пока она, склонившись под лампой, что-то писала, на стол с гулким звуком упала пара ладоней, и нависший над Наен человек грозно произнес: — Я запрещаю тебе водиться с Джексоном. Он крыса та еще. Свет лампы не касался фигуры, что после сказанного сразу ретировалась, но по голосу Наен поняла, что это Хуи. Поразмыслив над его словами несколько ночей, Наен все больше и больше погружалась в одну безумную идею… Думая о ней, она бродила по коридорам казарм, билась с товарищами на тренировках, ела… Так, заплутавши в своих мыслях, она однажды, сама того не понимая, пришла к конюшне и остановилась там, прижав руки к деревянной поверхности загонов. Ее размышления прервал звук знакомого тихого сопения. Наен тихо прошла вглубь и заметила склонившегося у лошади Джэбома, прикрывающего рукой лицо. — Эй… Ты чего? Джэбом встрепенулся и отнял руку, глаза его были красными. — Ничего… Наен смотрела на него взглядом, требующим объяснения. Джэбом вздохнул, немного запрокинул голову назад, затем опустил, шумно выдохнув. — Я думал… Если бы я тогда не ушел, — его голос на мгновение сорвался. — Этого бы не произошло с тобой и нашей семьей. Наен подалась вперед, а Джэбом немного назад. Заметив это, девушка осталась стоять там, где стояла. — Не факт. Скорее всего, ты бы тоже полез в драку, а так как их там было много и у них было оружие, то кто-нибудь из них точно успел бы тебя подстрелить. И ты бы просто умер. Зазря. Так что хорошо, что ты ушел. И хорошо, что ты выходил Кедру. Я бы без нее не сбежала. Глаза Джэбома на мгновение стали влажными. Он кивнул головой. — Ты правда так думаешь? — Да. — Спасибо, — только и мог произнести он, успокаиваясь.***
Страх перед щелкунами не пропал и на десятой вылазке. Наен парализовало каждый раз, стоило ей увидеть несущуюся на нее образину, с каждым щелчком становящуюся все ближе, и ближе, и ближе… Обычно в критический момент лассо Хвитека или Джэбома оттягивало опасность и устраняло ее. Командир отряда без устали ругал Наен и давно бы уже потихоньку скормил ее щелкунам на какой-нибудь вылазке без ведома ее друзей, чтоб не была обузой, но Наен оказалась необычайно ценным солдатом — ее талант к рисованию, пространственное мышление и способность легко ориентироваться в пространстве оказались полезными в составлении карт. Минус для Наен — ее брали практически в каждую вылазку, причем по неизведанной и очевидно опасной местности. Карты, составленные девушкой, позднее спасли не одну сотню солдат от фатальных плутаний и смерти. Именно поэтому командование берегло ее и снисходительно относилось к ее неспособности отразить атаку щелкуна в ближнем бою. Сама Наен тем временем приобретала хладнокровие и выдержку — мало кто сумеет точно и детально, без единой ошибки составить карту местности в полевых условиях, когда опасность может появиться из-за любого кустика, а погода необычайно капризна. В один дождливый день их отряд возвращался с месячной экспедиции. Они проходили новым путем, так как проверенный весь размыло. До стен оставалось около пяти дней, а провизия уже была на исходе. Вдруг вдали замаячило поле, огороженное высоким забором и колючей проволокой, на территории которого возвышались несколько серых трех- и пятиэтажных зданий. Тюрьма. Разведчики предположили, что внутри есть провиант и оружие. Очистка основного корпуса от щелкунов заняла около полудня, но в нем не было никаких припасов, очевидно, они хранились в подвалах хозяйственных корпусов. Силовая часть отряда отправилась на дальнейшую зачистку, а Наен и Джексон остались в главном корпусе, в котором должно было быть безопасно. Та навязчивая идея, что вкралась Наен в голову, благодаря предупреждению Хвитека, все не давала ей покоя. — Чем занят? — лучезарно спросила Наен у склонившегося над поломанным лассо парня. Джексон поднял на нее свои лисьи глаза и возвратил улыбку. Когда их взгляды пересеклись, они словно поняли друг друга и без слов заключили сделку: Наен использует Джексона, чтобы заставить Хвитека ревновать, а Джексон использует Наен, чтобы забрать у Хвитека побольше. Вернувшись с зачистки, Хвитек, Джэбом и остальные солдаты валились от усталости, но притащили с собой кучу еды (половина из которой была конечно просрочена, но это мало кого волновало). Джексон и Наен как единственные более менее жизнеспособные члены отряда суетились вокруг товарищей, устраивая им места для ночлега, деля еду и обрабатывая их раны. Хвитек даже еще раньше Джэбома заметил, что Наен и Джексон как-то странно переглядываются, словно слишком уж весело им было. Сведя брови и сильнее сжав в руках походную кружку, Хуи продолжал наблюдать. Пока все пировали один из солдат поднял вопрос, кто какое животное из себя представляет. Все хохотали от души, когда мнения членов отряда поразительно совпадали. — Кто за то, что Хвитек это орел? — Единогласно! И носяра и характер орлиные! — Э, вы че! Обычный у меня нос! — А Джэбом кто? Медведь? — Да нуу, не похож, медведь простодушный и неуклюжий, а этот весь какой-то угрюмый и ловкий. — Ну волк значит! — Я, кстати, тоже думаю, что волк он. — Волчара, скорее! Все дружно засмеялись, даже Джэбом хмыкнул, улыбаясь. — Ну а с Джексоном все понятно. — Давайте насчет три! — Раз… — Два… — ЛИС! — Лис позорный! — выкрикнул почти впопад с остальными Хвитек. Джексон в ответ ядовито и хитро улыбнулся ему. — А Наен? Тут все призадумались. Своим вкрадчивым голосом молчание прервал Джексон: — Зайчонок. Посмотрите на ее очаровательную улыбку. Наен тут же засмущалась и опустила глаза, застенчиво улыбаясь. Она великолепно справлялась со своей ролью. По всему помещению раздались звуки умиления, а секундой позже все вздрогнули, услышав, как отшвырянная кем-то металлическая кружка звонко упала на пол и отскочила куда-то в угол. Хвитек встал и вышел. Наен заговорщически взглянула Джексону в глаза и в ответ получила такой же самодовольный взгляд. Джэбом уловил это пересечение, и ему стало противно. Он пошел за другом. Хвитек стоял на смотровой вышке и, опершись о перила, курил. Уже почти совсем стемнело, но небо оставалось обескровлено синим. — Неплохой обзор тут, да? — произнес Хуи. — Можно использовать эту тюрьму как аванпост. — Хвитек. Ты чего психанул там? Хвитек выпустил очередной клуб дыма. — Да сам не понял… Только с Джэбомом он мог быть искренним и не прикидываться крутым и невозмутимым.***
Время летело стремительно, и вот прошло пять лет с тех пор, как Хвитека и Джэбома зачислили в армию. Отслужив положенный срок, они на следующий же день пошли в главный штаб подавать заявление на должность в командовании. Обоих взяли и тут же назначили командирами отрядов. Джэбому достались одни юнцы, у которых даже щетина еще не прорезалась. А вот у Хвитека состав был попестрее: трое парней и трое девушек. Хвитек был невероятно горд своими детьми и носился с ними как наседка. Сослуживцы даже предложили поменять его анималистическое прозвище с «орла» на «курицу», однако выступивший с этим предложением человек тут же был отправлен в бан, ой, то есть — тут же получил в жбан орлиной лапой. А Хвитек все не успокаивался и при каждом удобном случае расхваливал своих птенцов. — Вот Джосеф и Мэтью — братья, выросли в одной деревне с моими драгоценными девчулями Сомин и Джиу! Они дружат с детства, а уж я то знаю, что такая дружба самая настоящая и крепкая, да же Джэбом? — произнес он, тыкая товарища локтем в бок. — Сомин умница и все мозговые нормативы сдает на пять! А Джиу хоть и ростом невелика, но ловкая как змея, хрен кто из ваших её поймает! Про братьев я вообще молчу, вылитые мы с Джэбомом в молодости… Джэбом демонстративно покашлял, чувствуя, что его друга опять понесло, к тому же это выражение «в молодости», произнесенное двадцатилетним… А Хвитек все не унимался. — Ну и наконец две мои жемчужины! У кого еще в отряде есть два имуна, а? А вот у меня есть! — Ну у тебя же вроде только один был, девчонка эта рыжая… — сказал кто-то. — Следи за новостями! В соседнем отряде командир совсем крышей поехал и чуть не укокошил новичка, я его отбил и себе забрал, а паренек то оказался не только с приветом, но и с иммунитетом! — А, ты про Идона… — Да, да! Идон и Чэён мое секретное оружие! Чэён к тому же дольше всех служит и хочет на контракт остаться! Гордость моя! Джэбом забрал бутылку из рук Хвитека. — Эй! — запротестовал Хуи. — Хватит уже. — Ну чего ты, а! Я ж даже глотка еще не сделал! Джэбом побулькал полупустой (или как сказал бы Хуи «полуполной») бутылкой, и Хвитек демонстративно отмахнулся. — В общем, я просто хотел, чтоб вы знали, что на грядущих учениях первое место обязательно возьмет мой Пятый отряд! Ежегодные учения проходили в полевых условиях за пределами стены, недалеко от нее, чтобы воссоздать максимально реалистичную опасную обстановку, и в то же время быть поблизости от опорного пункта, случись что непредсказуемое. Учения длились около недели и за это время бойцы показывали свои навыки боя и выживания, а по итогам составлялись списки общей успеваемости отрядов, в котором было первое, второе и третье место. На следующий день после своей бравады Хвитек долго бил себя по голове, потому что до учений оставалось всего ничего, а Чэён утром упала со скользкого турника и сломала себе ногу. «Сглазил, сглазил блин!» — ругал себя Хуи, оставивший девушку в лазарете. — Ну ничего, пусть на одного меньше, но мы все равно всех уроем! — сказал Хвитек сам себе.***
Весь день пробарахтавшаяся в грязи и пыли Наен наконец-то отмылась от следов полосы препятствий и вышла из палатки подышать свежим воздухом. Вечерело. Это был предпоследний день учений. На следующий день должны были огласить результаты, поэтому половина командующего состава расслабилась, и из палаток только и был слышен звон чокающихся кружек. Некоторым солдатам тоже досталось с барского плеча — Наен видела несколько подвыпивших и беспрестанно икающих бойцов на своем пути. — Фууу… — только и могла сказать она. Она подошла к сваленному бурей огромному дереву и присела него, похлопав рукой по холодной коре. — Как же это так вышло-то с тобой… На вид вон какой сильный… Но все равно сломался. — Ты че дура с деревьями разговаривать? Наен от неожиданности подпрыгнула. Голос принадлежал какому-то высокому жилистому солдату, вылезшему из кустов, и на ходу застегивавшему ширинку. В его глазах пританцовывали бесы, видимо и ему перепало офицерское пойло. — Не твое дело. Вали давай. Громила хмыкнул. — Борзая ты чё то. Проучить тебя походу надо. Наен тут же встала и пошла прочь, но солдат побежал за ней, роняя со спины на землю. Она стала пинать его ногами и кусаться, но он лишь сильнее вдавливал ее в землю. — Ты труп! — охнула она, когда почувствовала его вертлявые руки на пуговицах своей одежды. — Хаха! Ага, конечно! Наен брыкалась со всех сил, и ей удалось-таки пнуть его между ног, от чего подонок скрючился и завыл. — Ах ты… Мразь! Пользуясь моментом, Наен вскочила с земли и почти побежала, но он схватил ее за лодыжку, и девушка снова упала, разбив подбородок. Наен закричала, что есть силы, но рот тут же оказался зажат грязной рукой. — Молчи лучше! Расслабься, мать твою! Из глаз Наен брызнули слезы, ужас окончательно обуял каждую клеточку ее тела, парализовав его. Она совсем обмякла, предоставляя свою судьбу в руки неизвестности… Сильный удар послышался сверху. Обидчик отлетел на метр, не меньше. Наен быстро соскочила, инстинктивно отряхнулась, и ее глазам предстала ужасная картина: знакомый силуэт, повернутый к ней спиной, ногами наносил удар за ударом по животу, голове и грудине подонка. Тот только извивался и орал, перейдя в итоге на писк. — Отпусти его, Джексон! Ты же его убьешь! Этот кусок дерьма не стоит того, чтоб ты пошел под трибунал! Она подбежала ближе, и ей стало видно лицо Джексона, на котором не один мускул не дрогнул, пока он вбивал лицо солдата в землю. Услышав слова Наен, Джексон остановился. — Ты права, — сказал он, переводя дыхание. — Но я этому ублюдку жизни не дам. Джексон склонился над ним и потянул за волосы. Тот лишь слабо заныл. — Тебя как зовут, чмо? Говори! — повысил голос Джексон, оттягивая его волосы. — Сон.Сонвон… — Еще встретимся, ублюдок. И будь уверен, я скормлю тебя щелкунам так аккуратно, что никто даже и не поймет, как ты на самом деле сдох. Джексон пнул его на прощание, отправляя в нокаут, обнял Наен за плечи и повел в палатку их отряда. По пути Наен непрерывно извинялась: — Я даже не думала, что такое может произойти… Прости… — Ты не виновата. Не ты же их всех напоила. — Да уж… Куда только командиры смотрят… А потом добавила: — Надо сказать Хвитеку, чтоб не оставлял своих девчонок без надзора. Джексон на это только хмыкнул и улыбнулся одним уголком губ. — Хвитеку-то? Уж он то точно к ним никого и на пушечный выстрел не подпустит. — Точно, — улыбнулась Наен. Потом она умыла лицо и легла спать, а Джексон прилег на своем спальном мешке недалеко от нее. Этот год был для них последним. Оба решили остаться в армии. Джексон — потому что хотел сделать блестящую карьеру на военном поприще, а Наен — потому что ей больше некуда было идти. К тому же в армии оставались все дорогие ей люди: Хвитек, Джэбом и Джексон, к которому она за последние годы успела привязаться, пусть их отношения отчасти были показушными и уже вроде бы и ненужными, так как Хвитек старался игнорировать любое их взаимодействие как мог. А игнорировать он умел, это Наен знала не понаслышке. «Ну и пусть», — подумала она, глядя сквозь прикрытые ресницами веки на засыпающего рядом Джексона. — «Пусть будет рядом. Ему я хотя бы могу доверять». С такими мыслями она заснула. А потом в палатку их отряда один за другим вернулись другие солдаты и тоже легли спать. У Наен отличный слух. Поэтому глубокой ночью она даже сквозь сон услышала треск горящего тента и приглушенные возгласы, что раздавались далеко за пределами их палатки. Наен распахнула глаза, выбежала на улицу и вдали увидела полыхающий огонь, как раз в том ряду, где разбил палатку Пятый отряд. — О нет… — одними губами прошептала она и ринулась к месту пожара. Подбегая к костровищу, она чувствовала, как слезы безостановочно текут из ее глаз, потому что чем ближе, тем отчетливее видела Наен, что огонь жрет две палатки, одна из которых принадлежала… Чьи-то сильные руки перехватили Наен на бегу и прижали к груди. — Не смотри туда… Слишком поздно… Все сгорело… Наен заревела в голос, зарываясь в куртку Джэбома. — Нет!!! Нет!!! Пусти!!! — она начала колотить его по груди, но он не пускал, держал крепко. Наен подняла глаза и увидела на лице Джэбома… Спокойствие и отрешенность. Он смотрел на пожар так обреченно, словно знал о его неизбежности… Джэбом снова пугал ее. А через несколько часов, когда все выгорит дотла, то и в одной, и в другой палатке обнаружат по три обугленных скелета, хотя достоверно известно, что в обеих палатках жило по шесть человек. Однако этот факт, кажется, лишил сна только Наен. — Так бывает, что ничего не остается… — устало объясняет ей Джэбом. — Некоторые останки просто не успели догореть. — А если кто-нибудь все-таки уцелел? Джэбом, ты же теперь командир, упроси начальство отправить разведчиков по окрестности! Я чувствую, что Хвитек не мог умереть! Я чувствую! Я… — Ничего ты не чувствуешь, — бесцветно произнес Джэбом, отчего у Наен округлились глаза. — Не тешь себя глупой надеждой. И мне душу не рви. Наен посмотрела на него с ненавистью, попутно отмечая, что за все эти дни, он ни разу не взглянул ей в лицо. — Джэбом. Не повернулся. — Посмотри мне в глаза. С болезненным видом недовольно сжал губы. — Посмотри. Мне. В глаза. Джэбом обратил свой взор к Наен и в нем она разглядела оглушающую пустоту. Затем она легонько взяла его за воротник и притянула поближе к себе, отчего лицо Джэбома в удивлении вытянулось. — Я тебя ненавижу, Им Джэбом, — отчеканила она, глядя ему прямо в глаза. — Больше я с тобой никогда не заговорю.***
Может быть, по Пятому отряду и не было бы никакого траура, не займи они первое место на учениях. Это была идея Джексона, которую начальство одобрило, решив, что такой ход поднимет патриотический настрой кадетов. Потом еще долго про Пятый отряд и его командира-Орла ходили разные байки, в том числе и приукрашенные. Чэён диву давалась, как изобретательна может быть людская наивность. К слову, саму ее, лишившуюся своего отряда, впоследствии перевели дослуживать свой срок в отряд, в котором были Наен и Джексон.***
Наен мерно отсчитывает круги секундной стрелки, вспоминая те дни, пока она еще разговаривала с Джэбомом. И вот сегодня вместе с криками Чанбина о «людях за стеной» пришло понимание того, что играть в молчанку они больше не имеют права.