Из племени королей

      В те короткие секунды полета Эшли Эттвуд, начинающий детектив убойного отдела полиции третьего участка города Чикаго, успела спешно пройти от стадии отрицания до стадии принятия. Она прекрасно понимала, что падение с пятого этажа на асфальт навзничь не переживет, и коллегам придется искать в социальных сетях фото для трогательного некролога в ближайшем номере газеты. Жаль. А ведь жизнь только начинала закручиваться в самую интересную сторону. Ее, конечно же, за глаза назовут самоотверженным героем, который отдал свою бесценную жизнь на благо общества в попытках остановить настоящего маньяка, но на деле вламываться вот так без поддержки, думая, что пронесет, было крайне глупо, безответственно и импульсивно. Стоило признать эту ошибку. Все происходящее не компьютерная игра, где можно сохраниться и начать сначала.       Однако какого же было ее удивление, когда в глухую давящую темноту ворвался невыносимый писк. Он с каждой секундой становился все отчетливее и громче. Сознание, до этого словно замотанное в ватный кокон, отреагировало мгновенно, заставив сосредоточиться на раздражающем звуке и отчаянно тянуться к нему. Тело будто попало в водоворот, его закружило и на огромной скорости выбросило вверх. В эту секунду девушка открыла глаза, которые тут же начали слезиться от невыносимо яркого света, пробивающегося через приоткрытые жалюзи. Писк оказался ничем иным как медицинским аппаратом, монотонно считывающим жизненные показателями.       Девушка часто поморгала, привыкая к освещению, и обвела глазами помещение, сконцентрировавшись на светло-голубом пятне перед нею, которое копошилось возле передвижного столика. Постепенно зрение стало четче. Пятно обрело форму и оказалось медицинской сестрой, набирающей что-то из прозрачного пузырька с лекарством в шприц. На ее спине красными буквами было написано: Northwestern Memorial.       Женщина, тихо мурлыкая себе под нос мотив какой-то попсовой незамысловатой песенки, повернулась к капельнице со шприцем и, посмотрев на девушку, охнула от неожиданности.       - Пожалуйста, - проскрипела Эшли, обращаясь к ней, - можно сменить репертуар Тейлор Свифт на что-нибудь более мелодичное?       Медсестра дрожащими руками отложила шприц на столик и кинулась прочь из палаты, оповещая лечащего врача чрезмерно громким криком:       - Доктор, пациент пришел в сознание!       Голова немного гудела, немела спина от долгого нахождения в горизонтальном положении, но в целом каждый член тела, каждый орган приходил в себя и словно наполнялся силой. Девушка, с раздражением выдернув из носа кислородные трубки, села на больничной койке и поочередно начала двигать конечностями.       - Надо же!? – восхитилась она. – Все целое и даже лучше! И колено больше не хрустит!       В голове медленно всплыли события того «смертельного» дня. Это не было кошмарным сном. Судя по тому месту, где она находилась, все случилось взаправду. Если память не начала изменять, то до падения должна была быть сломанная рука и тот глубокий укус.       На запястье действительно красовалась гипсовая лангета, плотно обмотанная вокруг бинтами. А на шее, под фиксирующим воротником отказалась прикреплена дезинфицирующая повязка, которую, судя по запаху не мешало бы сменить. Свободной рукой девушка освободилась от удушающих объятий воротника и с наслаждением покрутила головой, разминая затекшую шею. Следующей на пол полетела повязка. Пальцы легко прошлись по коже, ощупывая место раны. К удивлению Эттвуд, кожа была гладкой, ни единого бугорка корок от раны, никаких швов и даже бугристого шрама.       Девушка не особо разбиралась в медицине и уже тем более реабилитационных периодах больных после падения из окон, но нутром чувствовала, что ее вполне удовлетворительное самочувствие не должно быть таким удовлетворительным. Иначе лицо медсестры не покрывалось бы всеми оттенками бледности от увиденного. Что-то явно было не так с восстановлением. На невзрачной тумбочке возле кресла в противоположном углу комнаты, пол которой был заставлен цветами с пожеланиями скорейшего выздоровления, мигали электронные часы с датой: двадцатое мая. Значит с того события прошло десять дней. Ни один перелом не срастется так быстро, разбитый череп магическим образом не восстановится, а раны не заживут.       - Череп! – промелькнуло в мозгу у детектива, а пальцы стремительно принялись изучать затылок.       Неудачное падение пришлось на спину. Как минимум, должны были быть повреждены ноги, разбита голова и, что очень вероятно, позвоночник. Эш отчетливо помнила тот влажный хруст в самую последнюю секунду, с каким она соприкоснулась с асфальтом головой. Это если не считать кровопотери. По спине девушки прошел легкий холодок: с такими травмами она вообще не должна была выжить. Если бы ее и попытались доставить в больницу, то шансов на спасение быть не могло.       Дверь в палату с грохотом распахнулась, заставив Эшли вздрогнуть. В проеме показалось по-прежнему бледное лицо медсестры, прятавшейся за спиной у запыхавшегося пожилого врача. Он поправил на носу очки и прищурился, внимательно смотря на пациентку, и, быстро подойдя к ней, осторожно тронул за здоровую руку. В его глазах читалось огромное любопытство и непонимание. Девушка готова была биться об заклад, что его первая фраза будет: «Такое в моей практике в первые».       - Это просто невозможно! – дрожащим голосом проговорил он, нащупывая на запястье Эттвуд пульс. – Такого просто не может быть! Вас же три дня как перевели из реанимации! Три дня назад! Да вы вообще не должны еще даже в сознание приходить минимум недели три!       - Можно воды? – с лучезарной улыбкой Эшли прервала словесный поток врача.       - Вы помните, что с вами произошло? – продолжал спрашивать врач, водя из стороны в сторону фонариком перед глазами. – Хм, рефлексы в норме. Немыслимо! Повреждений мозга нет.       - Прекрасно, - буркнула девушка, понимая, что воду она получит еще не скоро. Оставалось только расслабиться и предоставить свое многострадальное тело науке.       Вскоре новость о «чудесным выздоровлении» прокатилась по всей больнице, мимо палаты то и дело стали проходить другие врачи, украдкой поглядывая на детектива. Самыми наглыми оказались интерны. Они, невзирая на запрет и то, что Эшли удалось заснуть почти на час после планового рентгена и забора крови, то и дело просовывали любопытные головы или же заходили под предлогом снять показания с приборов. В последнего девушка вполне метко запустила ручку. Если бы не седативный препарат, попала бы наверняка.       Но все это закончилось довольно быстро, потому что в больницу прибыла … мама. Эттвуд готова была стерпеть еще одно падение с пятого этажа, только бы ее посещение любящей родственницей не превратилось в цирк. К сожалению, цирк все же приехал. Да не абы как, а в сопровождении частной охраны, которая тут же каменной стеной встала возле палаты охранять, так сказать, частную жизнь.       Доминика выглядела как всегда безукоризненно прекрасно, несмотря на покрасневшие от слез глаза: аккуратный макияж, стильная укладка на длинные волосы, платье по фигуре. Действительно ли это были слезы переживаний или все-таки слезы из-за сорвавшихся «семейных» посиделок с деловыми партнерами отца, которые были как раз запланированы на двенадцатое мая в виде стильной вечеринки? Но раз уж она прилетела сюда из Большого Яблока, то не стоило так наговаривать на родственные узы. Миссис Эттвуд так активно жестикулировала и пыталась обнять оторопевшую от такого напора дочь, что помяла свой идеально выглаженный жакет и немного растрепала волосы.       - Милая! – ворковала она, крепче сжимая дочь в объятиях. – Ты не представляешь, что было с нами, когда мы узнали о случившимся. У меня чуть сердце не остановилось!       - У меня тоже, - прошептала Эш, сморщившись от через чур резкого аромата духов родительницы: все запахи после пробуждения стали чувствоваться особенно отчетливо.       Казалось Доминику даже не смутило и не насторожило такое волшебное возвращение к жизни. Она просто источала вокруг себя радость и восторг. Подобные эмоции девушка раньше наблюдала только в фильмах, где переживающие родственники сидят у больницы своего отца/сына/брата и, когда он вдруг неожиданно приходит в себя, начинают обниматься и скакать, как сумасшедшие. Не просто со слезами на глазах благодарить бога или врачей, а именно скакать и лезть на больничную койку с ногами.       - Твой папа сразу распорядился, чтобы тебя доставили именно в эту больницу. Я нисколько не сомневаюсь в том, что и врачи тут самые лучшие, раз сотворили такое чудо и вернули тебя к жизни. Кстати, Дэниэл ему с этим очень сильно помог, у него тут работает хороший друг.       Доминика Эттвуд заговорщически подмигнула дочери, которая с трудом успевала проследить за ее мышлением и подстроиться под разговор, и продолжила тараторить с новой силой:       - Ты видела тот букет, который он тебе прислал? Он просто великолепен! Тебе понравился?       Не заметить огромный куст экзотических цветов, занимающих почти всю тумбочку, было невозможно. Половину из них детектив даже видела в первые. Все это было завернуто в розовую бумагу и перетянуто лентами из настоящего шелка, каскадом спускающимися на белую фарфоровую вазу с греческим орнаментом по краям.       Дэниэл был великовозрастным сыном папиного партнера Ллойда Фостера. Пожалуй, определение «партнер» было не про него. Скорее уже правая рука или близкий друг, занимающий одно из главенствующих мест в различных сферах деятельности Джонатана. Он управлял и его автосалонами, и загородными клубами, и парой отелей и бог его знает, чем еще. Единственное место, куда не пускали – это финансовая биржа, из-за тяги тратить денег на красивых девушек, породистых лошадей и выпивку. Дэниэл Фостер – высокий смуглокожий юноша с тонкими, немного капризными чертами лица и нескончаемым гонором – старался во всем походить на отца и на всех мероприятиях следовал за ним тенью. Стоило ли говорить, что и слабости их были похожи?       Амбиции Ллойда с первого дня его встречи с Джонатаном росли вместе с малышкой Эшли год от года. Что может быть выгоднее и перспективней, чем породниться семьями и создать империю? Тем более дети часто играли вместе, уже знают друг друга. Однако после восемнадцати лет и пары ужасных свиданий с отпрыском Ллойда, все пошло совсем не по плану Фостеров. Эшли поспешно съехала из фамильного гнезда в семнадцать, закончила университет и шокировала весь гламурный бомонд Нью-Йорка – вместо магистратуры ушла в полицейскую академию, после успешно сбежав в Чикаго, где люди были менее искушенными в роскоши и не очень хорошо знали, кто такие Эттвуды и Фостеры и всю их родословную.       Вот и сейчас намеки мамы плавно подходили к самому неприятному разговору, от которого Эш была готова прятаться даже на Аляске или ползком пересечь мексиканскую границу. Тем более вся случившаяся ситуация явно не добавляла положительных очков.       - Мы тут с папой подумали…, - как бы издалека начала Доминика.       Девушка внутренне напряглась, мысленно подгоняя мать: «Ну давай! Говори ты уже прямо! Сорви этот пластырь.».       - Мы не были против того, чтобы ты попробовала себя в такой благородной профессии. Мы очень уважаем твой выбор. – Женщина мягко поглаживала волосы дочери, медлила, словно пыталась подбирать правильные слова. – Но то, что с тобой произошло…       - Нет. – С нескрываемой сталью в голосе ответила Эшли и отстранилась. Если бы можно было отползти в самый дальний угол, она бы это сделала с большим удовольствием. Однако мешали бортики больничной кровати и аппарат, а также охрана, которая наверняка изображала из себя статуи как раз на такой случай.       - Пойми, мы тоже не вечные. – Тяжело вздохнула миссис Эттвуд. - Кому-то рано или поздно нужно будет брать бизнес в свои руки. И лучше, чтобы это были не посторонние люди. А твой брат пока еще только учится…       В груди детектива начинали бурлить такие же неприятные ощущения, как и во время нападения. Та же животная ярость начинала нарастать и с большим трудом удавалось внутренне договориться с ней и не устраивать скандал прямо в больнице прямо на глазах у всех. Все чувства моментально обострялись, будто в спину тыкали оголенными проводами.       - Эта работа тебе совсем не подходит. Я думаю, что хватит. Ты наигралась. – Нежно посмотрев на дочь, сказала Доминика. – Пора бы уже вернуться. Тем более, неужели тебе захочется возвращаться туда, где ты чуть не погибла? Если ты уйдешь, люди поймут и не станут осуждать.       - С отцом у нас был официальный договор. – Мрачно ответила Эшли. – На пять лет. Условия ты знаешь.       - Ах этот юношеский максимализм! – со смехом всплеснула руками женщина. – Это и впрямь мило!       - Мне двадцать шесть. – Напомнила дочь. – И избавь меня, пожалуйста, от речи про долг перед семьей. Я все прекрасно помню. Обсудим это в другой раз?       Мать обиженно надула губы. Притворяясь легкомысленной светской львицей на публику, она аккуратно продавливала идеи своего последнего разговора с мужем и была почти уверена, что после этого происшествия в ее дочурке что-то щелкнет, и она уйдет добровольно. Стоило только почаще напоминать ей об этом. Решение, принятое ими двумя сразу после того, как Эшли выказала желание значительно отклониться от жизненного курса, было обоюдным из самых искренних намерений устроить хорошую и безоблачную жизнь детям. Как казалось Доминике, дочь просто не понимала, от чего она отказывается, и не видела перспектив. Ведь делать то, что хочется, можно имея и деньги, и власть, а не копаясь в грязном людском белье, работая в полиции.       - Если уж ей так хочется пожить с народом, то пусть тешится. Долго это не продлиться. – Твердо сказал тогда Джонатан возмущенной жене, когда дочь положила перед ним договор. – Хлебнет достаточно - прибежит сама, а пока ей не мешай.       Доминика вспомнила его слова, осторожно повернула к себе голову дочери и одними кончиками идеальных пальцев взяла ее за подбородок, потом наклонилась и оставила легкий поцелуй на лбу, будто бабочка крыльями коснулась.       - Я уверена, что ты еще раз все обдумаешь и примешь верное решение. Мы на тебя очень рассчитываем. А теперь отдыхай и больше спи. Я приеду завтра и посмотрю, как ты тут. Хорошо?       Эшли не ответила, а молча проводила ее глазами до двери. Как только дверь за ней закрылась, девушка устало опустила голову на подушку и прикрыла в глаза в попытке забыться и забыть все, что приключилось хоть ненадолго. События развивались уж слишком стремительно, чтобы успевать их «переваривать». Осколки картинки за последние две недели с трудом складывались в один цельный пазл.       Но сон все не шел. Тело начало какой-то ненормальный протест и требовало движения. Она продолжала ворочаться до тех пор, пока за окном не начало темнеть. Лежать без дела в полной тишине, привязанной к капельнице и проводам аппарата было невыносимо. Судя по тому, как доктора сновали туда-сюда с ее медицинской картой и назначали новые тесты и анализы, скорой выписки можно было не ждать. Еще чуть-чуть и можно было превратиться в подопытную крысу, ведь каждый из врачей захочет узнать секрет такого заживления ран. К слову, Эттвуд и сама хотела бы его знать. Уж не благодарить ли за это ту тварь, которая вцепилась ей в горло?       Поразмышляв на эту тему и подняв в голове все те немногочисленные знания о вампирах, Эшли вспомнила нужно слово: обращение. По классике сюжетов всех фильмов она должна была после укуса стать такой же, как и эти «ночные жители», и после возвращения к новой жизни иметь непреодолимую тягу к крови. Но, к счастью, ничего этого даже близко не было. Просто возбуждение и готовность пробежать марафон от того, что было так хорошо физически. Светобоязнь, клыки и красные глаза тоже отсутствовали. Лицо нисколько не изменилось, только было чуть бледнее обычного, чему находилось вполне разумное, даже научное объяснение. Приводя все «за» и «против», девушка пришла к выводу, что вампиром она не стала и можно больше не возвращаться к этой чуши.       Отдельная палата с персональной ванной была, конечно, выше всяких похвал, но все равно Эшли чувствовала тревогу и какой-то странный запах, витающий в стенах больницы. Это и стало третьим аргументом в адрес самовольной выписки. Такой запах невозможно было передать словами, он то исчезал, то появлялся с новой силой, когда мимо проходили пациенты. Вспоминая свои ранние походы к врачу, девушка отметила, что никогда не замечала за собой такого резкого чутья. А тут хотелось сорваться с места и убежать подальше от неприятных ощущений. Если так хочется, что почему бы и не уйти? Никто же не станет бежать за ней и насильно возвращать назад?       Часы медленно досчитали до половины десятого вечера: ровно до того момента, когда в палату заглянула медсестра. Улыбчивая добрая женщина принесла с собой небольшой металлический лоток с лекарствами.       - Сейчас я сменю вам капельницу и введу успокоительное. Вы быстро уснете, - сообщила она. – Выспитесь и наберетесь сил.       - А где моя одежда? – как бы невзначай спросила Эшли, с подкупающей готовностью подставляя руку для смены катетера. – В куртке был мой телефон.       - Ваша одежда в тумбочке, - все с той же вежливой улыбкой отвечала медсестра. – К сожалению, она в том же состоянии, что и в тот день, когда вы поступили к нам. Я позвоню вашим родственникам. На выписку они привезут вам свежие и чистые вещи.       Женщина ловко подсоединила к капельнице шприц с лекарством и надавила на поршень. Наблюдая за ней, Эшли мысленно высчитывала, за какое время капля успокоительного дойдет по трубке до ее вены и начнет действовать.       - Вот и все! – сообщила медсестра, убирая руки от капельницы. – Если хотите, я могу составить вам компанию, пока вы не уснете? У многих пациентов, которые переживают … подобное, развивается тревожность перед засыпанием.       Это было действительно мило с ее стороны, она правда искренне хотела помочь.       - Не стоит. – Отказалась девушка, украдкой поглядывая на катетер. – Думаю, у вас есть и другие не менее важные пациенты.       Медсестра кивнула и вышла из палаты, тихо прикрыв за собой дверь. Только она исчезла из вида, Эттвуд решительным движением отодрала пластырь с кожи и резко выдернула иглу, после чего наконец-то избавилась от гипсовой лангеты на руке и с наслаждением сильно почесала ее, оставляя красные следы царапин от ногтей. Оставалось только придумать, как избавиться от датчиков аппарата так, чтобы он не запищал. Насколько девушка помнила, в комнате медсестер и на стойке регистратуры на этаже должен был сработать сигнал, оповещающий, что с пациентом что-то не так.       Эшли понимала, что оторви она от себя датчики прямо сейчас, времени уйти будет меньше: можно запутаться в проводах, поднять излишнюю панику и прокопаться у тумбочки с вещами. Ничего другого больше не приходило в голову, как попытаться просто его выключить, поэтому Эш, осторожно спустив ноги на пол, отодвинула стол с аппаратом на колесиках от стены и с любопытством уставилась на его заднюю панель в поисках кнопки выключателя. Наконец, глаза зацепились за мигающий зеленый тумблер.       - Сейчас вечер, может и не сразу хватятся? – подумала она и нажала.       Аппарат жалобно пискнул и погас. Детектив прислушалась. На этаже было тихо, похоже оповещение не сработало.       Не мешкая, она кинулась к тумбочке и одним движением выгребла оттуда увесистый прозрачный пакет, в который была запакована одежда, и пару ботинок, после чего, осторожно приоткрыв дверь, выглянула в ярко освещенный коридор. Справа в конце коридора, шаркая медицинскими рабочими тапочками, прошла медсестра в синем костюме с небольшой стопкой историй болезни пациентов. Скорее всего там и находилась стойка и поворот в другую часть этажа, а значит и все лифты, и лестницы. Посмотрев налево, Эшли увидела заветную мигающую вывеску «Запасный выход».       Прижимая к груди грязную одежду, она мышкой юркнула в коридор и торопливо направилась в сторону вывески. Почти возле самого выхода так вовремя обнаружилась подсобка. Девушка не сомневалась в сексуальности своей «филейной части», кокетливо выглядывающей из прорези на спине в больничной сорочке, но в таком виде даже перемещаться по больнице было неприлично. Что же увидят люди, когда будут просматривать видео с камер наблюдения? Поэтому маленькая каморка с кучей моющих средств и тележкой уборщицы была самым подходящим местом, чтобы переодеться.       Коротко щелкнул электрический выключатель, и в тусклом свете подсобки перед Эттвуд предстало жалкое зрелище из того, что можно было назвать одеждой: рубашка была безнадежно испорчена и к тому же начинала неприятно пахнуть, ее ворот был надорван наполовину в том месте, где ее схватило то самое существо, а спина и плечи сзади были покрыты крупными пятнами крови; на джинсах крови было меньшее, но на колене красовалась небольшая дыра; кожаная куртка с трикотажным капюшоном была в какой-то пыли, но на фоне остального выглядела гораздо лучше. Ее хотя бы можно было почистить.       - Что ж, - пробормотала Эшли, когда закончила одеваться, - надеюсь хоть какой-нибудь таксист меня подберет.       Тут же на крючке обнаружился забытый кем-то белый медицинский халат. Не долго раздумывая, девушка накинула его поверх куртки, чтобы гарантированно привлекать меньше внимания. Дальше из больницы она вышла без каких-либо приключений. Полусонный охранник даже не взглянул на нее. Выйдя на ночную улицу перед больницей, Эттвуд на минуту остановилась и жадно вдохнула воздух, расправляя легкие. Какое же это было потрясающее чувство свободы! Вокруг привычно шумел ночной город и зажглись фонари. На душе стало теплее и настроение заметно улучшилось.       В карманах куртки остались полностью разряженный телефон, ключи от квартиры, пятьдесят долларов и любимый кулон, подаренный бабушкой. Денег вполне хватило, чтобы поймать такси и спокойно доехать до квартиры, где ждали горячий душ, удобная кровать и, наконец-то, неограниченное количество питьевой воды.       Уже забираясь под одеяло после горячего душа, девушка дала себе торжественное обещание, что со всем разберется, как только хорошенько выспится. Только ее голова коснулась подушки, она провалилась в глубокий сон и в первый раз в жизни не видела в нем ничего.