Бомгю с самого утра выглядел никакущим, Субин это сразу заметил, но тактично промолчал. Это, вообще-то, была его работа — молчать. Как менеджера и как друга. Бомгю не нужно лезть в душу, он сам ее изольет, если захочет.
Собственно, так и происходит. Отчасти.
— Я надеюсь, оголяться не придется? — спрашивает Бомгю, когда они уже оказываются на съемочной площадке, в гримерке. Надо отдать ему должное, несмотря на общую нервозность в действиях и движениях, выглядел он как всегда презентабельно. Никаких тебе мешков под глазами, растрепанных волос или отеков. Впрочем, это была уже его работа.
— Только не говори, что… — сразу догадывается Субин. Бомгю стыдливо опускает взгляд в пол, и менеджер мысленно закатывает глаза. — Можно хоть раз обойтись без засосов?
— Только на бедрах, — оправдывается Бомгю, демонстрируя чистую шею и даже часть ключиц, которую можно было увидеть благодаря небольшому вырезу лонгслива. «Еще бы они были на шее», — устало думает Субин и взмахивает рукой.
— Не думаю, что будет что-то экстравагантное, — отвечает он. Бомгю, не особо удивленный, пожимает плечами.
По нему совершенно нельзя было сказать, что он отдохнул за выходные. Субин себя эмпатом не считал, но Бомгю знал давно, поэтому и перемены в его поведении замечал быстро. Всегда такой отчужденный и равнодушный со стороны, он на самом деле легко поддавался панике. Его выводил из строя каждый выход на подиум, реже — фотосессии. Зато после выходных Бомгю всегда возвращался «обновленным». Субин не знал, с кем его подопечный встречается и спит, но этот человек определенно справлялся со своей ролью.
Однако в этот раз «герой-любовник» явно не выполнил задачу. Бомгю периодически залипал в одну точку, щелкал костяшками пальцев и дергал ногой. Его состояние не сулит ничего хорошего. Субин не знает, как пройдет сегодняшняя съемка, но на всякий случай готовил себя к тому, что придется предотвращать чужую панику.
Хотя… может проблема не в нынешнем «герое-любовнике»?
— Субин? — зовет Бомгю, когда стилистка по волосам оставляет их наедине после выполнения своей работы. — Ты видел его?
— Еще нет, — отвечает Субин. Хочется добавить, что сложно увидеть хоть кого-то за пределами этой гримерки, если отсюда он попросту не выходил. Оставь он Бомгю здесь одного, что произойдет? Субин не горит желанием проводить эксперименты.
— Можешь… — Бомгю запинается, пытаясь подобрать слова. — Можешь сходить и посмотреть?
Субин непонимающе хмурится.
— Хорошо. Но вы же встретитесь меньше, чем через пару часов. Ты уверен, что есть смысл?
— Субин, пожалуйста, — просит Бомгю и выглядит при этом абсолютно разбитым, точно ему самому тяжело просить об этом. Субин просто кивает и выходит из гримерки.
Он бродит по съемочному павильону, где кипит другая жизнь, и не обращает на нее никакого внимания. Ему, если быть честным хотя бы с самим собой, не особо было интересно это все. Еще когда они с Бомгю приехали сюда утром, Субина вывели из себя абсолютно идиотскими правилами для его подопечного. Казалось, что продюсеры вообще не были заинтересованы в Бомгю как в ведущем, так зачем они решили пригласить его? И почему все так внезапно? Да, Субин узнал об этом еще в середине их поездки во Францию и просто затянул с подачей новости, но даже так времени для согласования было катастрофически мало. Странной была и сама идея пригласить модель. У Бомгю конечно были своего рода фанаты, однако если дело в них, то не такая уж большая у него фанбаза, если сравнивать с его коллегами.
На самом деле, по разговору с одним из продюсеров утром Субину точно стал очевиден один факт: у них явно проблемы с логикой. И, возможно, головой.
— Перед камерой улыбайся. Никому твое унылое личико не сдалось, — объявил тогда продюсер, на что Бомгю лишь вскинул бровь. Одному Богу известно, где он научился так скрывать свои эмоции. — И текст живее читай. Такое чувство, что ты умрешь под конец предложения.
И зачем им понадобился такой «неживой» и «блеклый» Бомгю?
Поэтому сейчас, когда Субин ищет Ёнджуна, ему противно даже смотреть в сторону съемочной бригады. Он признает вероятность того, что тут далеко не все такие заносчивые и чопорные, но найти иголку в стоге сена кажется чем-то сложным. Да и ненужным.
В голове Субина мечутся мысли о том, как начать разговор с Ёнджуном. План «подойти к нему, посмотреть и уйти» сразу отметает как максимально бредовый и безрезультатный. Судя по рассказам Бомгю, его бывший «герой-любовник» имел много общего с ослом, но принимать его за животное в зоопарке было бы слишком неправильно даже по мнению Субина. По итогу единственной адекватной идеей он признает «поздороваться, представиться, пожелать удачи в работе». Хотя и это будет выглядеть странно и даже неловко, но других мыслей у Субина нет. Проблема не в подаче, а в самой идее такого разговора, но Бомгю это нужно, и его менеджер не хочет бросать своего подопечного одного против проблем с бывшим.
Субин резко тормозит возле гримерки Ёнджуна. Кажется, он слишком много думает. Впрочем, это его работа. Как менеджера и друга.
За дверью слышится чей-то голос, но слов разобрать не получается. Субин уже собирается постучать, когда слышит… пение.
Он знает, что Ёнджун, как бывший трейни, умеет хорошо петь, несмотря на то, что сейчас является рэпером. Но Субин может с уверенностью сказать, что не настолько хорошо, да и голос не похож, слишком высокий и без характерного произношения. Значит, кто-то другой в его гримерке гипнотизирует Субина, подпевая песне.
Точно гипнотизирует, потому что кулак, который должен был постучать об дверь, так и завис в воздухе.
Субин не знает, что его останавливает, но он точно подумает об этом чуть позже. Сейчас он искренне надеется, что этому человеку не помешает никто и ничто, и он будет петь и петь. Субину больше не противны люди вокруг, они его вообще не волнуют. Он слушает приглушенный из-за закрытой двери голос и хочет одного: убрать эту преграду между ним и исполнителем, но это точно потревожит последнего. И Субин просто стоит, погруженный в мир музыки и собственные бессвязные мысли, пока его кулак превращается в ладонь и повисает вдоль тела.
Ему кажется интересным совпадением выбор песни. Потому что сам он ее заслушал до дыр. Слова и музыка прекрасно сочетались друг с другом и если не пробивали на слезы, то точно заставляли задуматься. А это Субин любил и делал часто в свободное время, хотя это и его работа.
Внезапно пение прерывается, и он едва успевает отскочить от двери, когда та резко открывается.
Из гримерки почти выскакивает парень. Он чуть ниже Субина, хоть и все равно очень высокий. Шатен с волнистыми недлинными волосами, на вид не больше двадцати лет. Его до этого спокойное и окрашенное неким предвкушением лицо медленно меняется, когда он натыкается взглядом на Субина. Глаза распахиваются, а губы сжимаются в тонкую линию и, кажется, нервно подрагивают. Субин смотрит на него не менее удивленно и немного теряется, потому что только что его так очевидно поймали за подслушиванием под дверью чужой гримерки. Как ребенка, ей-богу.
— Вы… — первый говорит парень, но так и не заканчивает предложение. Субин тут же приходит в себя, чуть тряхнув головой.
— Здравствуй. Я искал мистера Чхве. Он не здесь?
— Он вышел… — медленно произносит парень, будто не знает, можно ли говорить правду. — Он вышел.
Субин мысленно хмыкает. Ничего постыдного он тут не видит, его подопечный тоже курит. С их работой вообще удивительно, если ты этого не делаешь.
— Простите, вы давно тут стоите? — спрашивает парень, чуть прикрыв дверь. Теперь он на Субина не смотрит. Куда угодно, но не на него.
— Нет, — быстрое вранье, слишком быстрое, любой дурак поймет. Дверь прикрывается еще на пару сантиметров. — Я только подошел. А ты…
— Что-то передать хёну? — прерывает парень, чуть вжав голову в плечи. Субин понемногу начинает чувствовать себя каким-то маньяком из-за подслушивания и поведения шатена, и ему по ушам бьет это «хён». Если его и Ёнджуна связывают какие-то особые отношения, то Субин прямо сейчас бросится под ближайшую машину, потому что сказать об этом Бомгю не сможет.
— Я Чхве Субин, менеджер Чхве Бомгю. Хотел представиться, пожелать удачи в работе и сказать, что я к его услугам, если понадоблюсь.
Парень с подозрением щурится и кривит губы.
— Чхве Бомгю? — спрашивает он, но ответа не ждет. — Я передам. А вы передавайте Бомгю-хёну «привет». Всего доброго.
Субин не успевает ничего ответить или спросить. Дверь перед ним захлопывается. Ему остается лишь вернуться к Бомгю с кучей сомнений и вопросов без ответа.
— Ну что? — спрашивает тот, когда менеджер заходит в гримерку. По всей видимости, все приготовления к съемке уже закончились, потому что Бомгю сидит на диване с текстом в руках, одетый, с уложенными волосами и готовым макияжем, постукивая ногой по полу.
Есть ли у Субина информация? Определенно да. Хочет ли он, чтобы она была у Бомгю? Определенно нет.
— Ёнджун вышел, — отвечает он, начиная с малого. — Но я встретил какого-то парня в его гримерке.
Бомгю смотрит с интересом, ожидая продолжения. Субин по его поджатым губам понимает: кем бы ни был этот парень, ничем хорошим это не обернется ни для кого.
— Высокий такой, чуть ниже меня, лет двадцать на вид максимум. Шатен, волосы вьются. Называл Ёнджуна «хёном». Передавал тебе привет. Тебя тоже «хёном» назвал, кстати.
Субин наблюдает за реакцией своего подопечного, и с каждым приведенным фактом тот все больше поднимал брови и приоткрывал рот. В комнате повисает молчание, в котором один из присутствующих готовится ко всем возможным исходам, а второй переводит взгляд на стену перед собой.
— Блять, — Бомгю нервно хихикает. Субин такую реакцию ожидал, поэтому оказывается рядом с бутылкой воды в руках, но Бомгю качает головой и чешет переносицу.
— Ты его знаешь? — спрашивает Субин. Его подопечный глубоко вдыхает и откидывает голову назад, закрыв глаза.
— Это Кай. Его брат.
Субин подвисает на несколько секунд, складывая паззл в своей голове. Хён, «привет» и неприязнь при упоминании Бомгю. В целом все сходится, но остается один вопрос.
— Родной? Они вообще не похожи.
— Не похожи, — соглашается Бомгю, повернув голову в сторону Субина. — У них разные матери. Не знаю, в кого там пошел Кай, но он и характером совсем другой, — объясняет он. — Кай как… луч света. Понятия не имею, какой он сейчас, но несколько лет назад он был веселым и неугомонным подростком. Наверное, поэтому мы так и ладили, — Бомгю пожимает плечами и вздыхает.
Субин вскидывает бровь. Это описание точно не подходило тому парню, которого он встретил в гримерке Ёнджуна.
— Ты уверен, что мы говорим про одного человека? — спрашивает он, и Бомгю непонимающе хмурится, но кивает. — Тогда он очень сильно изменился. Вы ладили? — уточняет Субин. Очередной кивок. — Он странно отреагировал, когда я упомянул тебя. Что произошло?
Бомгю сглатывает и возвращает взгляд на потолок.
— Я разбил сердце его брату.
— Ты ему не нравишься, — не спрашивает, а резюмирует Субин.
— Думаю, он меня ненавидит, — поправляет его Бомгю.
***
Кай уже несколько минут пытается унять дрожь по всему телу. Этот Чхве Субин, кем бы он там ни был, вывел его из и без того шаткого равновесия. Хён до сих пор не вернулся в гримерку, и непослушные пальцы едва смогли набрать нужный номер.
— Хюка? — спрашивает голос из телефона. Кай облегченно выдыхает. — Ты же с Ёнджун-хёном на съемках… Что-то случилось?
— Тэхён, это конец, — он ставит телефон на громкую связь и принимается наворачивать круги по комнате, заламывая пальцы. — Все очень-очень плохо.
— Хюка, дыши, — просит Тэхён, и Кай старается, он честно старается, но почему-то забывает, как это нужно делать. — Хён рядом?
— Он в курилке, — прерывисто отвечает Кай.
— Хюка, слышишь меня? — спрашивает Тэхён, и Кай зачем-то быстро кивает и только потом отвечает. — Что случилось? Ты с кем-то разговаривал?
— Хён ушел. Я пел, — объясняет Кай, делая длинные паузы между словами. — Хотел выйти и поискать хёна. Под дверью стоял какой-то мужик.
— Что? — переспрашивает Тэхён и явно не из-за того, что не расслышал.
— Я не знаю! — почти вскрикивает Кай. — Но я точно уверен, что он стоял там долго. Он слышал, как я пою, ты понимаешь это?
— Хюка, ты прекрасно поешь, — пытается успокоить Тэхён. Кай делает глубокий вдох и выдох. Не помогает. — Но то, что он подслушивал — это реально странно. Тебе следует сказать хёну, вдруг этот мужик какой-то…
— Извращенец? — спрашивает Кай, широко распахнув глаза.
— Не думаю, — с сомнением говорит Тэхён. — Так вы говорили? Что ему надо было под дверью гримерки хёна?
Кай нервно смеется. Эта часть произошедшего пугала его даже больше.
— Он менеджер соведущего, — говорит он. — Пришел поздороваться и пожелать удачи хёну. «Я к его услугам, если понадоблюсь», ты представляешь? Это такая наглость с его стороны…
— Разве это не нормальное поведение менеджера? — озадаченно спрашивает Тэхён, и Кай бьет себя ладонью по лбу. Кажется, он забыл самую важную часть.
— Соведущий — Чхве Бомгю.
— Тот самый? — на всякий случай уточняет Тэхён. — Хюка, пять лет прошло. Эта история наверняка в прошлом. Я уверен, что они оба давно забыли об этом, и смогут работать вместе, как будто ничего не было.
Кай качает головой, хоть и знает, что друг этого не увидит. Он ошибается. Очень сильно ошибается.
— Как так вообще сложилось…
— Если так подумать, то возникает много вопросов, — рассуждает Тэхён. Кай обессиленно падает на диван и слушает вполуха. — Ёнджун-хён наверняка знал, кто будет его соведущим, но ни разу не упоминал это при тебе. Возможно, он не хотел заставлять тебя волноваться за него, но тогда…
Кай честно до безумия благодарен Тэхёну за то, что тот всегда рядом в те моменты, когда становится очень тревожно. Особенно он благодарен за то, что Тэхён не обижается, когда Кай перестает его слушать.
Голос друга успокаивает. Напоминает о том, что он не один. Что он заслуживает поддержки, признания. Что он не посмешище.
Больше не посмешище.
***
Каю пятнадцать, и он в первый раз увидел брата в слезах.
Младший всегда восхищался им и уважал его. Он не винил хёна за эмоции. Он просто понятия не имел, как себя вести.
Одним поздним вечером брат вернулся домой и застал Кая на кухне. Тот так и замер на месте — он видел родные заплаканные глаза и мокрые щеки. Хён молча обнял его, и они простояли так несколько минут.
— Хюнин-и, — хриплым голосом позвал Ёнджун, отстранившись. У Кая самого глаза почти были на мокром месте. — Ты же знаешь, что я очень люблю тебя? Даже если мы стали реже видеться из-за моей работы, это всегда будет правдой.
Кай, как заведенный, закивал. Он чувствовал, что хён отстранился из-за дебюта, но это не заставляло младшего сомневаться в собственной нужности. Тем более, что с окончательным переездом в Корею Кай практически поселился в доме брата, все чаще оставаясь у него на несколько дней «в гостях».
— Хорошо, — Ёнджун кивнул, выдавив из себя подобие улыбки. — Я выгляжу жалко, да?
— Что ты говоришь, хён? — воскликнул Кай, чем вызвал смешок у брата. — Нет ничего плохого в том, чтобы плакать! Тем более, если что-то случилось…
Ёнджун улыбнулся одним уголком губ и похлопал Кая по плечу. В тот вечер он так и не узнал, что же произошло. Но спустя пару дней хён все же рассказал ему правду, и в Кае поселилась до этого неизвестная ему ненависть и обида за брата.
— Послушай, Хюнин-и, — продолжал Ёнджун. — В марте ты вернешься к учебе. Корейские школы сильно отличаются от американских. Тебе следует быть осторожным. Многие захотят разбить твое сердце, просто потому что это весело. Не дай им сделать этого.
Ёнджун ушел в свою комнату, а Кай еще долго просидел на кухне, думая о состоянии хёна и смысле его слов. На утро ему казалось, что они въелись под кожу, настолько часто он прокручивал их в голове. Оказалось, он ошибся.
Спустя пару месяцев в корейской школе Кай понял истинный смысл предостережения брата. Но было поздно.
И почему-то ему было совсем не весело. Наверное, веселились другие.
