Мы любим, до восхода солнца.

Стоя у окна в своей маленькой комнатке, Юнги безэмоционально смотрит на дорогу перед домом, что уже начали засыпать, желтые осенние листья, после чего медленно переводит взгляд на своё перебинтованное запястье. Оказалось, когда тот верзила сжал его, у Юнги треснула кость и по прошествии с этого момента почти трёх недель, рука почти зажила и уже не так беспокоит, только вот смотреть на неё по – прежнему больно, поэтому Юнги брезгливо отворачивается и отходит от окна, присев на край кровати. Сидит так минуты две, смотря в одну точку на деревянной стене, а после, валится спиной на постель, выпуская из груди тяжелый выдох. В голове огромная куча мыслей и вопросов, но ни одного ответа, ровно, как и средства избавления от них. Прикрыв глаза, Юнги снова перемещается в тот момент, когда сидел на коленях альфы в машине, прокручивает в голове его слова и прикоснувшись ладонью к своей прохладной щеке, на которой уже давно зажил синяк, хочет снова почувствовать на ней тепло чужой груди, а телом рук, что обнимали так, словно обещали, никогда не отпускать. Но вместо этого тепла, кончиком пальца ловит, выкатившийся из глаза, хрусталик слёз. Больше он не чувствовал этого тепла, не слышал этого голоса, не видел этих чёрных глаз, разве что во снах. Выплакавшись и окончательно обессилев, Юнги уснул в руках альфы, а проснулся уже в больнице, где рядом с ним сидел его папа, тоже в больничной одежде, с капельницей руке и без разрешения врачей, покидать палату. Увидев родное лицо, Юнги снова хотелось плакать, но в этот раз он держался, потому что расплакался папа. Нужно было успокоить его, заверяя, что он в полном порядке, а после, с непоколебимой силой, принять новость о том, что отец выжил, но находится в крайне тяжёлом состоянии в коме, а если очнётся, чего врачи даже не прогнозируют, то останется инвалидом. С каждым произнесённым словом папы, внутри Юнги росло чувство вины. Пока эти нелюди громили их дом, в котором Юнги прожил небольшую, но определённо, лучшую часть своей жизни, и издевались над отцом, сам Юнги беззаботно пребывал в мире сновидений и даже услышав чужие голоса, не сразу среагировал, а продолжил нежится в постели с образом Чонгука под закрытыми веками. Того самого Чонгука, который в открытую сказал, что трахнул бы его, но не тронул. Который выставил его за дверь, слова – кинжалы, в грудь подарив, что Юнги самостоятельно вытащить не в силах. Тот Чонгук, который спас его. И тот Чонгук, которого не было рядом сейчас. Юнги ненавидит себя за это. Не понимает, почему отцу, а не самому Юнги досталось больше всего? Почему там, в реанимации лежит и умирает именно он, а не Юнги, который обязан своим родителям жизнью? И самое главное, почему слоняясь по коридорам больницы, Юнги продолжал взглядом выискивать Чонгука, который покинул его? На момент выписки, омеги узнали, что больничные счета, за оплату которых больше всего переживал Юнги, были уже оплачены. Это удивило Юнги, но ещё больше то, что папа удивлённым не выглядел, это настораживало. Но на этом сюрпризы для Юнги не закончились. Смотря в окно автобуса, Юнги было страшно представить, что их ожидает дома. Этот погром и кровь на полу, очень не хотелось, чтобы папа увидел весь этот ужас. Желание Юнги было исполнено. Когда они вошли в дом, то увидели лишь идеальную чистоту и новую мебель, как в кухне, так и в жилой части дома. Ни крови на полу, ни осколков, ничего, словно ничего не было, а отец совсем скоро вернётся домой и они все вместе сядут кушать. Только вот, Юнги всё помнит. Останавливается у того места, где ещё пару дней назад лежал распростертым на полу в ожидании своей смерти и она пришла, только вот не за телом, в отличие от тех чудовищ, а сразу часть души и сердца забрала, оставив вместо них в омеге дыру сквозную, уверяя, что так можно жить. Юнги прикрывает глаза и мотает головой, отрицает, не верит. Пройдя в свою комнату, Юнги замечает на подушке аккуратно сложенный, чёрный платок, с вышитыми в углу, белоснежными нитками инициалами "JK", что хранил в себе ещё лёгкий запах своего хозяина. Теперь Юнги собирал свои одинокие слёзы в него. Спустя пару дней, Юнги не выдержал и спросил у папы, почему его не удивили оплаченные счета и новая мебель. Сначала старший пытался, отмахнуться и перевести тему, но после сказал: - Я знаю, кто это сделал и я благодарен ему, пусть это и было сделано не для меня. После такого ответа, в голове юного омеги поднялись ещё сотни вопросов, которые он незамедлительно обрушил на старшего. Ответ же поверг Юнги в шок. - Он мой младший брат, двоюродный. Когда - то я сбежал из этой семьи и был объявлен изгоем и предателем своей фамилии. Сейчас Чонгук немного помог, только потому, что ты не побоялся прийти к нему, пытаясь защитить свою семью, а после, пытался дать отпор тем верзилам. - Юнги поднимает глаза на старшего в немом удивлении. - Да, он мне всё рассказал. И я очень благодарен тебе и горжусь тобой, но прошу, не подвергай себя больше такой опасности, если ещё и с тобой что - то случится, моё больное сердце точно не переживёт. Об остальном папа промолчал, но Юнги по взгляду родителя понял, что это была единственная помощь от альфы, и скоро эти люди, снова придут в их дом. Юнги не винил Чонгука за то, что не помог, что оставил, но проклинал за то, что тот позволил ему слабость и исчез, оставив лишь крохотное воспоминание, причиняющее больше боли, нежели дарящего положительные эмоции и чёрный платок, в руках с которым Юнги теперь засыпает, в надежде увидеть его хозяина вновь. Услышав голос папы, зовущего Юнги по имени, он нехотя открывает глаза, выплывая из воспоминаний и, поднявшись с постели, спускается вниз. Папа уже накрыл на стол завтрак в виде омлета с зеленью, а Юнги смотрит на свою тарелку и понимает, что совсем не хочет есть, но видя переживания на лице родителя, омега всё же садится за стол и они, молча, приступают к трапезе. Больше за этим столом не ведутся веселые разговоры, а каждая минута, проводимая в доме, была наполнена чистым напряжением. За эти три недели состояние отца не улучшилось, врачи только разводят руками и просят быть готовыми к тому, что домой отец не вернётся. В самом же доме, омегам нужно быть готовым к собственной смерти. Они знают, что им просто дали отсрочку, но вскоре, непременно по их душу явятся. Юнги знает, что папа боится, чаще плачет, чем улыбается, а потому всячески старается быть для него опорой и поддержкой, как когда - то эти люди стали для него. Напоминает себе, что если они оба сейчас поддадутся эмоциям, то не смогут выжить, а потому, днём, Юнги непробиваемая стена, а ночью, чёрным платком утирает слёзы своего бессилия. А так же слёзы, по той, самой сильной частичке себя, что была отнята у него. - Я нашёл одну подработку, ближе к центру города, - тихо начинает Юнги, желая хоть на минуту отвлечься от негативных мыслей, - там неплохо платят и... - У тебя рука ещё не зажила, малыш, - мягко перебивает Ёнсан, косясь на белоснежную повязку вокруг чужого, тонкого запястья, болезненно прикрывая глаза. - И подработка, это совсем не то, о чём тебе следует сейчас думать. - Добавляет. - Тогда о чём мне думать? - Положив палочки на стол, Юнги напоминает себе о самоконтроле, который скоро полетит к чертям. Нельзя срывать свою злость и обиду на папу, ведь Юнги злится только на самого себя. - Юнги, - одно слово, его собственное имя, и крышу моментально срывает. - Что Юнги? Папа, у нас почти нет денег, у тебя заканчиваются лекарства, и он не будет оплачивать больничный счёт отца вечно! Я уже об остальном молчу. - Юнги выпрыгивает из - за стола, собираясь уйти, пока не сказал ещё что - то, о чём потом пожалеет, но взрослый омега догоняет его на выходе из кухни, которую Юнги теперь всем сердцем ненавидит. - Юнги, я понимаю, ты устал и напуган, я тоже, но... - Но что папа? - Взрывается Юнги, - будем просто сидеть, и ждать, пока эти монстры снова придут и разнесут тут всё? Что мы будем делать в это время, пап? Кто нас на этот раз спасёт? Никто! В лучшем случае, нас просто вышвырнут, в худшем – убьют, и ты предлагаешь просто сидеть и ждать этого момента? Я не хочу! Я хочу хотя бы попытаться, дать нам шанс выжить. - Юнги весь раскрасневшийся, дышит шумно, глядя на старшего. Делает ещё одну попытку, чтобы уйти, понимает, дальше - хуже. Сдерживать эмоции даже у Юнги уже не получается. - Ну и что эта за подработка, Юнги? Какое - нибудь кафе или бар? Ты понимаешь, что все подобные заведения в центре или около него, существуют благодаря Чонгуку? - Желанное для Юнги имя наконец вслух произносится, да только глаза зажмуриваются от резкого укола где - то в районе груди. - Что с тобой будет, когда вы встретитесь там? - Вдруг спрашивает старший, заставляя Юнги раскрыть глаза и, уставиться на него, - при учёте того, что более отдалённые точки он проверяет самостоятельно, для поддержания порядка. Юнги, он не такой ужасный человек, каким его многие считают, но и просто так монстром он ни для кого не становится, но для тебя станет. - Тяжело вздохнув, Ёнсан протягивает руки к своему ребёнку, смотря на него с заботой и беспокойством в глазах. - Я вижу, что ты чувствуешь, и скажу, что он станет твоим самым ужасным кошмаром, просто потому, что ему никогда не понять тех чувств, которые ты к нему испытываешь. - Старший омега обнимает сына и хочет сильнее прижать к себе. Юнги мягко убирает от себя папины руки и, подняв на него глаза, что невыплаканными слезами заполнены, отвечает: - Я сильнее этого чувства, оно пройдёт, - врёт, оба знают. Юнги разворачивается и уходит, прихватив с собой валяющийся на полу рюкзак, а старший, проводив спину сына, тяжело вздыхает, сев за стол и молит всех богов о том, чтобы его сын, смог это пережить. Выйдя на улицу, Юнги бредёт в ясном только его ногам, направлении и, заплутав в узеньких тропинках меж одинаковых домов, останавливается и усаживается на влажную землю, усыпанную сухими листьями, опираясь спиной на шероховатую стену здания. Зарывшись лицом в свои раскрытые ладони, Юнги издаёт звук, похожий на обречённое мычание и громко топает согнутыми в коленях ногами. Когда момент истерики проходит, Юнги убирает руки от лица и видит стоящую перед собой, пару ног в чёрных лакированных туфлях и классических брюках, а подняв взгляд выше, упирается им в лицо незнакомого ему мужчины, который очень странно смотрит на него. - Я присяду? - Мужчина указывает затянутой в кожаную перчатку рукой, на место на земле рядом с Юнги с такой простотой, словно он на скамейке сидел, а не на земле и, не дождавшись ответа от несколько удивлённого парня, усаживается на землю, явно не боясь испачкать дорогой костюм. Выглядит это как минимум странно, а как максимум, пугающе. Юнги хочет просто подняться и молча уйти, как незнакомец снова заговаривает: - Я Ким Намджун, - Юнги замирает на месте, боясь даже сделать вдох, - рад, наконец встретиться с тобой лично, хоть и представлял эту встречу несколько иначе. - Юнги насколько может, бесшумно вдыхает воздух, осторожно оборачивается, с опаской глядя на улыбающегося ему мужчину, - а мне говорили, что ты смельчак, каких поискать. Чего сейчас тогда испугался? - Юнги сглатывает и не может понять, шутит этот человек или на полном серьёзе спрашивает, почему омега испугался монстра, явившегося к нему собственной персоной, ещё и в таком безлюдном месте и в такой момент, когда Юнги крайне тяжело управлять собой и своими эмоциями. - Вы это сейчас серьёзно? - Выпаливает на автомате и в момент осознания, готов прямо при альфе начать лупить себя по губам. - Ох, да, прости, - посмеивается мужчина, с неприкрытым интересом разглядывая растерянное лицо омеги, - но я на самом деле хотел поговорить с тобой. - Юнги непонимающе уставляется на альфу, а у себя в голове отмечает прозвучавшее слово "поговорить", а не "убить", уже радует. - Видишь ли, мне передали, что сын одного из должников настоящий красавец и его приехал спасти сам Чон Чонгук, а увидев тебя, понимаю, что мои люди не соврали, - Намджун пристально смотрит на омегу, а Юнги уже жалеет о своей секундной радости и, думает о том, что готов умереть не дослушивая. - Но как я заметил, это была одноразовая акция от Чона, больше он ни за тебя, ни за твою семью не вступался. Это в принципе похоже на него, у него всё на один раз, но с тобой всё равно как - то по - особенному обошёлся, что меня очень удивило. - Юнги, дослушав этот монолог, прикрывает глаза и хочет оглохнуть, умереть, исчезнуть, испариться, да что угодно сделать, лишь бы от этих слов не было так больно, а альфа продолжает так, словно не видит, как режет омегу словами и он рассыпается кровавыми ошмётками на землю, без шансов на восстановление. - Но давай не будем тянуть и перейдём к делу, я хочу предложить тебе сделку. - Юнги открывает глаза и переводит взгляд на альфу, надеясь не услышать то, о чём он подумал, - скажу прямо, мне нравится твоя внешность, она интересная, и фигурка по описанию у тебя отличная, запаха твоего я почти не чувствую, что ещё больше устраивает меня... - Вы хотите трахнуть меня? - Не желая слушать дальнейшие перечисления, железно выговаривает, не оставляя на самом деле знака вопроса в конце, на что альфа улыбается. - Тоже предпочитаешь прямо? Прекрасно, мне нравится, но ты немного не угадал. Я хочу трахать тебя. По началу раза три, может четыре, в неделю, да я бываю жадным. - Подмигивает, а Юнги от этих слов и жеста едва наизнанку не выворачивает, - потом в зависимости от того, как ты будешь стараться, чтобы мой интерес не угас. Но не волнуйся, я не выёбываюсь как Чон и ценю омежьи старания. Взамен трогать тебя и твою семью никто не будет и это малое, что я могу предложить тебе. - И сколько это будет продолжаться? - Не своим голосом, спрашивает, с каждой секундой всё сильнее сжимая кулаки и мечтая проснуться, потому что не может быть такой его реальность, - месяц, два, год? - Сглатывает, - сколько? - Точных сроков нет, но я уверен, что надолго. Я в отличие от некоторых предпочитаю стабильность. Даю партнеру время изучить меня, а потом, как пойдёт. С тобой, я думаю, минимум года два. Это отличное предложение для тебя, учитывая, что этот, скупердяй и финансово не отплатил тебе. - Юнги слушает альфу и не хочет верить в то, что эти слова, правда говорят ему. Как он докатился до этого? Где свернул не туда? А вслух лишь: - Вы курите? - Альфа кивает и достаёт из кармана лёгкого, бежевого пальто жестяную коробочку, отливающую серебром в лучах солнца, а оттуда сигарету, протягивает одну Мину, после и протягивает открытую зажигалку, помогая прикурить. - Не думал, что ты куришь, - усмехается альфа и тоже закуривает. - Что будет, если я откажусь? - Выдыхая неровную струйку дыма, задаёт вопрос и встречается с искренним недоумением в лице альфы. - А ты хочешь отказаться? - Даже после красноречивого взгляда омеги, не хочет верить. - Послушай, если ты пытаешься набить себе цену, то не стоит, я в этом плане никогда не обижу. - А если я серьёзно? - Не отступает Мин, желая знать, есть ли у него на самом деле шанс отказаться от такого "выгодного" предложения. - Ну, - шумно выдыхает дым, - если серьёзно, то я скажу, что у тебя есть неделя, подумать и дать ответ или сумму всего долга. Если ни того, ни другого не будет, то я заберу эту лапшичную, но даже цена здания не перекрывает сумму всего долга, поэтому дальше будем разбираться по ходу дела. Но ты же не собираешься доводить до этого? - Глаза альфы сужаются и Юнги не видит в них ничего, кроме кусочков льда, которые и омеге под кожу, кажется, врезались. - У меня есть неделя, чтобы сообщить ответ, - старается звучать, как можно непринуждённее, словно не этот человек сейчас окончательно рушит его жизнь и фактически отобрал жизнь отца. На этом Юнги уже хочет уйти, но видит протянутую альфой визитку и останавливается, чертыхаясь себе под нос. - Это мой номер, - проговаривает альфа и, положив визитку в раскрытую ладонь омеги, поднимается с земли первым, - если вдруг захочешь приступить быстрее, - довольно ухмыляется и уходит, а Юнги, глядя ему вслед, думает обо всех возможных способах самоубийства. Спустя несколько минут Юнги хватает с земли оставленный альфой футляр с сигаретами, хочет швырнуть его в ту же сторону, куда ушёл чёртов альфа, но по факту лишь сжимает в пальцах металлическую коробочку, поднимаясь с земли, желая только уйти из этого места. Хотя бы этого. Выйдя из переулка, Юнги чувствует вибрацию телефона в кармане ветровки и, закатив глаза, останавливается, доставая телефон и убеждаясь в том, что звонок от папы. Хотелось бы проигнорировать его, но заставлять его волноваться совсем не хочется. - Юнги ты... - Папа, прости, - тут же перебивает, не имея сейчас желания выслушивать волнения родителя. Не потому, что всё равно, держаться будет сложнее. - Со мной всё в порядке, не волнуйся, - старается быть максимально спокойным и непринуждённым, не давая голосу дрогнуть, - но ты не будешь возражать, если я приду позже? Хочу погулять, пока дожди не пришли. В случае чего, сразу звони и я приду, - Ёнсан на эти слова только как - то удручённо вздыхает, явно не веря в слова ребёнка о его состоянии, но соглашается, прося быть осторожным и, как следует отдохнуть. Юнги в ответ на это лишь мычит, сдерживая нервный смешок и рвущиеся наружу слова о том, что неделю им бояться нечего. Все эти дни Юнги старался не оставлять папу одного дома надолго, а сейчас, он точно знает, что в течении недели, к ним никто не заявится. А значит и Юнги в этот раз может побыть эгоистом и не идти домой, где на него давят стены, активно воспроизводя не приятные и такие болезненные воспоминания. А так же Юнги понял, что помимо имеющегося страха, у него появился ещё один и он самый страшный, ведь он моментально превратился в явь - не чувствовать себя дома в безопасности, не иметь желания туда возвращаться. У Юнги этого желания, правда, нет. Зайдя за один из домов, омега открывает оставленный альфой футляр с сигаретами и достаёт одну, успев заметить краем глаза, лежащую под сигаретами денежную купюру, не долго думая, достаёт и её, сказав себе: - Один хуй здохну, так что теперь терять? - Убирает деньги в карман куртки и прикуривает припрятанными в рюкзаке спичками, что продолжает носить с собой по привычке. И всё равно, что друг, для которого он носил их, уже как месяц назад уехал из этого города вместе со своими родителями, как только Монстры начали населять этот район. Сейчас Мин об этом не жалеет. Вдыхая этот дым, Юнги задерживает его во рту, пытаясь распробовать вкус, выдыхает, облизывает губы, на которых остался горький привкус, и понимает, что этот вкус ему совсем не нравится. - Значит, он курил другие, - произнеся эту фразу, Юнги задумывается, задержав фильтр меж губ, после чего выплёвывает сигарету, матерясь на себя самого и свои мысли и двигается в сторону отдалённого от дома ларька, накинув капюшон на голову. Какие бы времена не были, сплетники есть всегда и везде, не хотелось бы давать им темы для обсуждений, которые расстроят папу. Пройдя около, сорока минут неторопливым шагом, Юнги видит нужный ему магазинчик и облегченно выдыхает, радуясь, что он ещё не закрыт. Пройдя внутрь, парень тут же идёт в отдел алкоголя, берёт там бутылку соджу и быстрым шагом идёт к кассе, радуясь, что магазинчик пустой, но всё равно желая поскорее уйти. Но и эти планы, суда по выражению лица кассира, будут нарушены. - Молодой человек, можно ваше удостоверение? - Скептически оглядывая, Мина, просит мужчина, всем своим видом показывая, что ни капли не верит в то, что парню уже можно продавать алкоголь. - Блядь, - срывается тихим шёпотом с губ, как Юнги начинает думать, что Монстр ему сигареты с примесью чего - то запрещённого подсунул, или у омеги галлюцинации начались. Не мог он в реальности, в этом месте, этот запах почувствовать. - Снова дома оставил? Говорил же, проверь, - Юнги чувствует тепло чужой ладони, даже через куртку с кофтой, слышит этот голос, но обернутся, всё равно боится, вдруг исчезнет? Или реальным окажется? - Давайте я свой покажу? Продавец отказывается, прекрасно зная Чон Чонгука в лицо и, пробивает покупку без лишних проблем, только теперь ещё пристальнее разглядывает Мина. А Юнги думает, что этот мужчина, наверняка уже ярлык новой шлюхи Чона на него повесил, бесит. В этот же момент Чон протягивает свою карту продавцу, но Юнги, снова разозлившись, опережает его, первым бросив купюру кассиру и, забрав бутылку, выбегает из магазинчика под хлопанье ресниц, как продавца, так и самого Чона. Извинившись, Чонгук выбегает следом, оборачивается по сторонам, в поисках мальчишки и замечает его фигуру, забегающую в один из проулков. Недовольно цокнув, Чонгук, чувствуя себя тем, кого оставили, нянчится, с непоседливым ребёнком, бежит следом, за Юнги. Добежав до развилки, отметив про себя, что парень достаточно быстрый, Чон притормаживает и хмурится, пытаясь угадать, в какую сторону тот убежал, пока не слышит, откуда - то сверху стук чего - то о железо. Поднимает голову и видит, как Юнги по пожарной лестнице залезает на крышу. - Совсем ебанулся? - Кричит, не стесняясь того, что его могут услышать, - слезай! - Отвали! - Тут же отвечает омега, даже не думая останавливаться. Чонгук же, сплюнув на асфальт, матерится себе под нос и, подпрыгнув, цепляется за лестницу, начиная подниматься следом за неугомонным парнем. Неугомонным кстати во всех смыслах. Стоило Чону тоже начать подниматься, как омега ускорился, из за чего уже пару оступался, едва не падая, а ведь это пятнадцати этажное здание. - Не торопись! - Кричит Чон, чувствуя сильные порывы ветра, - и держись крепче! - Да иди ты к чёрту! - Огрызается Мин и опускает голову вниз, чтобы показать язык и продолжить подниматься ещё быстрее. - Да что за ненормальный придурь? - Оставляет вопрос ветру и тоже ускоряется, в скором времени нагоняя парня. - Я конечно прекрасно понимаю, что омеги не такие выносливые, но оставаться висеть на тринадцатом этаже, ещё и при таком ветре, не самое лучшее решение, потом отдохнёшь. - Прикрикивает Чон замеревшему парню. - Эй, ты слышишь? Ветер усиливается, тебя нахрен сдует! - Да знаю я! - Психуя, кричит парень, стараясь не шипеть от боли в руке. - Тут лестница отвалилась. - В смысле отвалилась? - Ты тупой? Там ступенек нет! - Словно на грани нервного срыва, кричит. - Значит спускаемся, - Чонгук решает пока проигнорировать обзывательства омеги, до того времени, пока они не окажутся на ровной, горизонтальной поверхности, желательно на ногах. - Сейчас только не торопись, иначе оба улетим. - Сам и лети, - раздражённо бросает Мин и поднимается ещё на одну ступеньку выше, держась теперь только за железные прутья по бокам. - Ебанулся? Живо спускайся! - Чонгук смотрит на продолжающего, подниматься омегу, кто решил просто игнорировать его и, закипает изнутри сильнее. Он видит, что сейчас Юнги не торопится, но понимает, что это всё равно опасно. Парень может просто сорваться и неизвестно, насколько хорошо закреплена лестница у стены. Болты, вполне возможно, могут быть расшатаны и Чону бы по – хорошему, просто спустится, пока этот ненормальный омега не угробил их обоих, но... кажется, он уже это сделал. Чонгуку остаётся только в очередной раз вздохнуть и осторожно подниматься следом за парнем. А если они выживут после такой прогулки, то Чон сам его придушит за подобные занятия. - Хорошо, - добравшись теперь тоже до последней ступеньки, кричит Чон, - допустим, ты поднимешься, а спускаться потом, как собираешься? - Да замолчи ты уже! - Обречённо кричит, и только по этому крику Чонгук понимает, что парню самому страшно, но его упёртость не даёт ему отступить и спустится. И Чон, возможно, хотел бы похвалить парня за это его качество, если бы он не использовал его в таких безрассудствах. - Успокойся, - произносит Чон так, чтобы парень наверху услышал его, но не пропуская в голос нотки раздражительности или что - то похожее на злость и агрессию, что может ещё больше напугать парня, от чего он начнёт ещё больше нервничать и тогда точно сорвётся. - Потяни на себя железки, а я подержу тебя за ноги. - Ты совсем? - Ошарашено глядит вниз. - Нужно проверить, не расшатана ли она, иначе мы оба сорвёмся. Тебе достаточно чуть - чуть наклонится, и сразу почувствуешь, шатается или нет. - А если я упаду? - Юнги не кричит, но Чон слышит его вопрос и перед глазами сразу рисуется то самое, потерянное лицо, когда Юнги только вошёл в его кабинет. Чонгука бы это умильнуло сейчас, если бы не осознание того, что этот мальчик, правда, напуган и ему нужна помощь. - Я не дам тебе упасть, - уверенно произносит и, в подтверждение своих слов, кладёт свою ладонь на лодыжку омеги. Юнги, почувствовав такое необходимое тепло, которым он грезил столько времени, вспоминает сказанные Чонгуком, в машине слова. Именно они в последнее время помогали ему собраться, сейчас, ещё и с этим теплом, Юнги точно справится. Схватившись крепче за боковые прутья, Юнги, не закрывая глаз, отклоняется назад, а сам смотрит на лестницу, не начнёт ли она отходить от стены следом за ним. Чувствуя только едва ощутимое пошатывание, Юнги отклоняется до конца, чувствуя, как хватка на его ногах стала сильнее. Совсем не страшно, когда знаешь, что тебя держат. Юнги поднимает взгляд в небо и счастливо улыбается пытающимся пробиться, сквозь облака, лучам закатного солнца, думая о том, что как бы небо не было заслонено тучами и облаками, дождь не вечен, а солнце, всегда находит свои выходы, значит и Юнги сможет. - Они хорошо держаться, - кричит Чонгуку и, вернувшись в более безопасное положение, дожидается, когда Чонгук отпустит его ноги, после чего опирается ими о стену и продолжает подниматься, стараясь не задумываться о том, что если бы он всё таки сорвался, то Чонгук, попытайся удержать его, полетел бы вслед за ним. Кое - как добравшись до уцелевших наверху ступеней, по которым осталось подняться совсем немного до крыши, Юнги облегчённо выдыхает, имея возможность поставить ноги и нормально держаться, ведь руки уже дико устали, запястье неприятно ныло, а на ладонях наверняка мозоли. Сейчас Юнги уже не торопится, не пытается убежать от Чона, принимая факто того, что не сможет, не хочет убегать от альфы. Чонгук зацепляется руками уже за ступеньки и искренне радуется тому, что сейчас омега успокоился, перестал торопится и лишний раз подвергать себя опасности. Наконец поднявшись на крышу, Чонгук хмурится, когда не замечает сразу Юнги, но оглядевшись, видит его стоящего у перегородки, спиной к нему. Подойдя чуть ближе, у Чонгука даже дыхание спирает. Казалось бы, в нём ничего особенного, да, чёрные брюки всё так же обтягивают красивые ножки, но остальное скрыто за безразмерной кофтой и курткой поверх нее. Чёрные волосы развеваются на сильном ветру, создавая на голове омеги беспорядок, но для Чона нет сейчас никого прекраснее. Омега почувствовал, что альфа стоит позади, но не оборачивается. Хочется на самом деле, ведь так давно жаждал увидеть его, но оказалось, что почувствовать альфу рядом, было более, чем достаточно для Юнги. А так же, он просто боится, что повернувшись и столкнувшись с альфой взглядом, Юнги снова захлестнут эмоции. Те эмоции, с которыми сейчас он будет, не в силах справится. Самое главное, что альфа тут, омега это знает и чувствует, ему даже начинает казаться, что он слышит его дыхание и может отличить его от шума ветра. Или же он окончательно с ума сходит. В любом случае, омега решает не поворачиваться, не заговаривать с ним. Юнги пришёл сюда за шёпотом ветра, а не взорваться. Постояв так минуты три, в абсолютной тишине, которую никто не стремился нарушить, Юнги достаёт из кармана сигареты, зажимает одну меж губ, и хлопает себя по карманам брюк, в поисках спичек, но не найдя их, обречённо вздыхает, думая, что выронил их. - Дай прикурить, - не оборачиваясь, бросает, укладывая подбородок на упирающиеся в перегородку руки, нарушая тишину первым. - Курить вредно, - доносится из - за спины, а так же звук чиркающей зажигалки, после которого Юнги чувствует запах сигаретного дыма, с нотками кофе. - Жизнь сама по себе штука вредная, - всё ещё не решается, обернутся. - Ты философ? - Выдыхает с дымом, прищурившись, явно дразня омегу. - А ты мистер правильность? - Наконец обернувшись, смотрит на курящего альфу, как он выпускает дым изо рта и, неосознанно облизывает пересохшие губы, вспоминая о своём безумном желании в клубе. Альфа тоже смотрит на омегу не отрываясь, чувствует, как он смотрит на его губы, видит, как облизывает свои и, открыв зажигалку, чиркает кремнем, вытягивая руку к омеге, давая прикурить. Лучше так, чем он будет так смотреть на него, и облизывать, свои чёртовы губы. Юнги подкуривает и снова поворачивается к альфе спиной, наблюдая за тем, как быстро дым рассеивается на ветру. Чонгук становится рядом с ним, тоже облокотившись на перегородку и, смотрит на задумчивый профиль, пытаясь предположить, о чём сейчас может думать омега. - В тот раз, мне показалось, что ты не любишь дым, - Чонгук отлично помнит, как морщился Юнги, когда Чон выдыхал дым в его сторону. Забавная была картина. - А ты утверждал, что не говоришь с омегами, а только трахаешь их, - в свою очередь, отвечает, повернув к альфе лицо, приподняв уголок губ в усмешке. - Хорошо, - альфа поднимает обе руки в сдающемся жесте и мило улыбается, - один - один. - Юнги на этот жест только усмехается и отвернувшись, делает ещё одну затяжку, смотря на город, на который опускаются сумерки. Даже грустно немного стало, хотелось подольше побыть под солнцем, у него внутри и без того, слишком много темноты. Почувствовав в кармане короткую вибрацию, Юнги снова закатывает глаза и, выбросив докуренную сигарету, достаёт из кармана телефон и читает сообщение от папы. Он просит Юнги не задерживаться допоздна, и быть осторожным. Губы трогает лёгкая улыбка от такой заботы, но стоит задуматься об этом, как на лицо падает тень печали. Улыбка пропадает с лица, взгляд опускается, плечи поникли. Обронив ещё один вздох, Юнги убирает телефон в карман и достаёт из рюкзака свою безрассудную покупку, которая привела к встрече с Чонгуком. Бросив рюкзак на землю, откручивает крышечку и прислоняет горлышко бутылки к губам, делая первый глоток. Язык, как и горло, обжигает, но не так сильно, как это было с виски, это уже плюс, но вот то, что он не чувствует вкуса, не вызывает положительных эмоций. И как Юнги кажется, дело тут вовсе не в самом алкоголе. - Ну как? - Интересуется Чонгук, кивнув на бутылку в руках Юнги, начав уже думать, что парень забыл о его существовании. - Соджу не пил что - ли? - Бурчит Юнги. - Пил, но это было давно. И мне интересно, как оно тебе на вкус, ведь виски для тебя показалось слишком горьким, - пожимает плечами и улыбается, когда омега снова поворачивается к нему лицом. Своим, хоть и печальным, но всё равно прекрасным лицом, только бы взгляд этой отчаянной безысходности убрать, а то Чону от него не по себе становится, словно омега действительно способен заражать, своим настроением, только посмотрев. - "Значит, в его глазах нет лжи", - думает и протягивает руку к бутылке, которую Юнги ему беспрепятственно передаёт. - Ну, так как тебе? - Возвращает себя из странных мыслей, повторяя вопрос и тоже делая глоток. - Виски твоё, действительно отвратительно горькое и не вкусное, а это, - запинается, опустив взгляд, - я не почувствовал вкуса. - Конечно не почувствовал, ты ведь и не о нём думал. - О чём ты? - Поднимает взгляд на альфу, нахмурив брови. - Ты стал ещё грустнее, после того, как прочёл сообщение, хотя в начале улыбнулся. Что - то... - Нет, - моментально обрывает, боясь, что не сможет, не ответить этому человеку правдой. Он очень сильно хочет сказать ему о словах Намджуна, попросить помощи. Сильнее этого желания только, другое, в котором Юнги не хочет, чтобы этот человек узнал о том, в какую грязь Юнги втоптали. - Просто папа волнуется, - глядя на лицо Чона, которое излучало максимум недоверия, говорит самую малую часть правды. Чонгук на это как - то неожиданно ойкает и, придвинувшись чуть ближе, протягивает бутылку Юнги. Омега сначала просто смотрит на руку альфы, пропуская в голову вопрос, с желанием сразу узнать на него ответ. - "Какого это, держать тебя за руку?" - мысленно спрашивает у альфы и смыкает пальцы на зелёной бутылке, положив один из них на альфий. Юнги словно током ударяет, от этого невинного прикосновения, а заметив, что альфа не пытается вытащить свою руку, теперь и сам отпускаться не хочет. Понимает, что глупо испытывать такие чувства и эмоции от одного лишь соприкосновения кончиками пальцев, но Юнги чувствует, как горит это место и приятное от него тепло по всему телу растекается. Подняв взгляд, Юнги тут же сталкивается с взглядом глаз, цвета ночного неба, чувствует, как палец альфы ложиться на его собственный и начинает медленно поглаживать. Точно глупо и нелепо. Когда бы здоровый человек готов был лужицей растечься только от того, что его погладили кончиком пальца? Юнги, кажется, что он сходит с ума. Невесомые поглаживания превращаются в более ощутимые, посылая по всему телу мелкие разряды тока, а когда большая теплая ладонь альфы, полностью накрывает маленькую, холодную ладошку омеги, Юнги кажется, словно он задыхается от концентрации жара бурлящей крови в теле. В горле пересыхает, а куртка начинает казаться слишком тёплой. И плевать, что сегодня тридцатое августа и осень в этом году решила принести свою прохладу раньше. Как и плевать на то, что они стоят на крыше пятнадцати этажного здания, где ветер отнюдь не лёгкий и тёплый, напротив, холодный и порывистый с лёгкостью забирается под расстёгнутую куртку, чего Юнги и не чувствует. Только жар от этого нежного прикосновения альфы и ещё одно желание: под расстёгнутой курткой, почувствовать эти руки. Юнги облизывает ставшие сухими губы от этих мыслей, в этот раз не пытается от них избавится, но всё равно пугается их, ведь даже представить сложно, что тогда было бы с Юнги, коснись альфа его тела. Нет, он бы не вынес, сгорел бы прямо в этих руках без права на возрождение из этого пепла, ибо слишком грешен, пусть и только в мыслях. Чонгук оказался не таким слабым. И пусть Юнги не знает, что у альфы сейчас творится в голове, всё же считает, что он лучше, правильнее, потому что он первым отступает от ставшей опасной тропы, убирает руку, забирая вместе с ней своё тепло. Юнги, потеряв это своё тепло, опускает взгляд, глядя сквозь. Чувствует себя маленьким ягнёнком, которого растерзали на этой тропе волки и бросили одного умирать от боли и холода, смотря вслед уходящему от этой тропы, главному волку, от которого он почему - то защиты ждал. А в итоге сам себя на алтарь для жертвоприношений, отправил. Почувствовав запах дыма, Юнги слегка оборачивается к вновь закурившему альфе, разглядывает профиль и замечает маленький шрамик на щеке и испытывает дикое желание коснуться этого маленького, казалось бы, изъяна, вовсе не считая его таковым. Приподняв руку, Юнги тянется к чужой щеке, но рука его замирает в воздухе не успев достигнуть своей цели, когда Чонгук поворачивает к нему и смотрит то на лицо, то на застывшую у его лица руку с вытянутым пальцем. Хмурит брови, но молчит, только взглядом своим, вынуждая эти странные действия объяснить. Юнги же мечтает, чтобы дом начал рушится или его самого сдуло ветром. Почему он думает о подобных глупостях? Да ладно бы только думал... Этот альфа неправильный, всё связанное с ним неправильно, плохо, запрещено. Не должны они присутствовать в жизни друг друга. Юнги должен бежать от него, ведь тот снова исчезнет, испарится, словно дым на ветру, а Юнги снова себя по кусочкам собирать, ноги, в его сторону идущие ломать, руки, к нему тянущиеся обрубать. Не должен этот человек рядом быть, не правильно, не суждено. То, что у других "навечно" у них, "никогда", а в голове до больного смешное: "Встретились на крыше два идиота, один бандит, второй, начинающая шлюха". Проговорив это у себя в голове, Юнги, выпускает из себя смешок, удивляя этим альфу, а после и вовсе валится на пол, начав громко хохотать. И только глухой не услышит в этом смехе истерику. Чонгук отнюдь не глухой и не глупый, хоть ему и хотелось бы в данный момент, стать таковым. Присев на корточки, Чонгук смотрит на смеющегося парня, но видит перед собой ребёнка, маленького, потерянного, напуганного мальчика, которого хочется прижать к себе и обещать вечную защиту от подкроватного монстра и поддержку, тогда как ещё две минуты назад, Чон просто хотел его. Хотел так сильно, что не смог выдержать этого соприкосновения пальцами. Хотел настолько, что решил оборвать его, спрашивая самого себя «что тебе мешает? Он ведь знает, кем мы приходимся друг другу, но в его глазах не меньше желания. Он тоже хочет. Это взаимно». На этом слове мир в голове и его чёткая схема, перевернулись. Чонгук впервые за эти дни признал для самого себя, что это не то обыденное желание отвлечься от всех дел и просто расслабится. И не то желание, которое в нём пробуждают, пробуждали, флиртующие с ним, модельной внешности, с привлекательными формами, умеющие грамотно себя предложить, омеги. Нет, это что - то другое и каждый раз оно разное. Если в первую встречу, Чонгук в буквальном смысле готов был повалить омегу на пол и разорвать на кусочки, словно Чон умирал десятки лет без возможности утолить свой голод по чужому телу, и только с появлением Юнги, вышел на волю. И видит дьявол, Чонгук бы сделал это, если бы не это слово "помоги" из вишневых уст. Голод после него, никуда не делся, но разум прояснился. Во вторую встречу Чон увидел Юнги именно таким, каким представлял: лежащий на полу, обнажённый. Но растерзанный гиенами, которые своими грязными руками посмели касаться лучика звёздного света. Тогда в альфе было два желания: разорвать на куски всех присутствующих, а второе, это Юнги и его защита. Чон не пытался рассмотреть хрупкое тело, он хотел лишь от посторонних его скрыть, унести, оберегать. Сегодня желание именно интимной близости, снова вернулось, но в абсолютно другом его проявлении. Чону не хотелось трахать, хотелось нежить, ласкать, а до этого звуки чужого голоса слушать, чтобы после, на повторе в голове переслушивать. И наконец, сам омега. Чон привык к тому, как смотрят на него омеги, ни больше, чем на толстый кошелёк с толстым членом и приятной внешностью. В их глазах одна лесть и фальшивое благоговение. В голове похоть вперемешку с белым порошком, через закрученную купюру и разлитый по телу дорогой алкоголь. И было бы хоть что - то из этого в глазах Юнги, он бы не медля, удовлетворил их совместные желания, да только совсем не в том, заключены они. Омега хочет его, но хочет, как и Чонгук, по - другому, нежному, тёплому, взаимному. Именно на этой мысли Чонгук выпал из своей головы, отказываясь принимать это, и повернулся к омеге, желая в открытую спросить, что тот от него хочет и он всё, что угодно даст, только бы голову его в покое оставил. Но вопрос застрял в горле, стоило увидеть тонкий пальчик, который едва не коснулся его щеки и эту потерянность во взгляде. Чонгук и сам потерялся, хотел объяснений, но вот он видит, как омега задумывается, вероятно, в попытке найти ответ на этот немой вопрос и объяснить свои действия, а после начинает истерически смеяться, снова поворачивая колесо рулетки желаний внутри Чона, где неизвестно откуда появился сектор - успокоить. Это пугает. Чонгук совсем не знает, что делать в таких ситуациях, если в машине он просто дал омеге выплакаться, то сейчас, это вряд ли сработает, так как совсем не слёзы омегу душат, нечто другое, что за гранью понимания альфы. - Вспомнил шутку? - Придвинувшись ближе к начавшему, успокаиваться омеге. - Нет, - сквозь остатки смеха, выдыхает, - придумал, - улыбается и в сумрачное небо смотрит. Чонгук же думает, что с такой улыбкой только на виселицу ходят. Невиновные. - Расскажешь? - Делает глоток алкоголя и, протягивает бутылку Юнги, которую тот, приподнявшись, опираясь на одну руку, берёт уже без особо прикосновения и просто смотрит на неё, словно на ней ответ написан. - Нет, - улыбка меркнет, а горлышко бутылки оказывается у омежьих губ. - Только если напьюсь, - добавляет, после сделанного глотка. - А хочешь? - Чону меньше всего хотелось бы наблюдать за тем, как юный омега, будет пытаться забыться в алкоголе. Не хотелось бы, потом видеть его явное разочарование от того, что это не помогло. - Хочу ли я напиться или пьяным шутку рассказать? - И то и другое, - пожимает плечами альфа и снова закуривает, решая, что каким бы не был ответ омеги, он его примет. А если его желание напиться не уйдет, то поможет. - Хочу напиться, - честно проговаривает омега, - я слышал, как многие успокаиваются от этого, получая какую - то долю облегчения, забывшись на какое - то время. Но так же, и то, что на самом деле, этот способ даже на время не помогает. Хочу проверить, как подействует на мне. - А чувство разочарования не боишься? - Чонгук не пытается отговорить омегу этим вопросом, просто хочет, чтобы он продолжил говорить. - Нет, - твёрдое, уверенное, - боюсь, я на это чувство уже не способен, - ещё одна треснутая улыбка, от которой и у Чона внутри что - то трескается. - Тогда, - прочистив горло, заговаривает, в попытке избавится от нового и весьма неприятного ощущения, - нужно спускаться, иначе потом не сможем. - Юнги уставляется на альфу и чувствует себя ребенком, которого пытаются обмануть взрослые, говоря "потом", заведомо зная, что это самое "потом" никогда не наступит. Жаль, ведь этому человеку, Юнги хотел бы верить. - Я не хочу уходить, - бурчит так, что теперь Чон, глядя на эти надутые губки и скрещенные на груди руки, мысленно омегу, с ребёнком сравнивает. Это всё конечно мило, но им на самом деле опасно оставаться здесь. - Я согласен с тем, что пить на крыше здорово: ночное небо над головой, порывистый ветер и отсутствие безопасного спуска даже для трезвого человека. - Чон говорит спокойно, без лишней агрессии, словно действительно ребёнку что - то объясняет. Хоть его слова и несли за собой чистый сарказм, в тон голоса он его не вкладывал, не плевался им, а лишь надеялся на благоразумность омеги. К тому же, паренёк этот сам бойкий и дерзкий и, если в свой адрес услышит резкость, то непременно ответит и тогда Чон его отсюда точно не вытащит, а сделать это нужно, пока не стемнело. Юнги понимает, что ведёт себя как неразумное дитя, как и то, что альфа прав. Была бы тут нормальная лестница, он бы мог поспорить, но сейчас остаётся только сдаться. В последнее время Юнги часто задумывался о смерти, но никогда всерьёз. Он не может просто вот так взять и оставить папу с отцом, нелепо свалившись с высоты этого дома. - Покурю, и пойдём, - роняет Юнги и тянется к сигаретам. Чонгук вздыхает от этих ноток в голосе и протягивает омеге зажигалку. - Мы можем пойти на другую крышу, если так сильно хочешь. - Чонгук уже не удивляется воспроизводимым его ртом, словам. Он уже решил, что сегодня он парня при любом раскладе одного не оставит, а так же думает, что лучше будет, смирится и просто плыть по течению, нежели пытаться понять свои странные поступки и эмоции по отношению к этому омеге. Это бестолку, ровно, как и пытаться бороться с ними. Во всяком случае, сегодня... - Зачем тебе это? - Выдыхая дым, омега крутит меж пальцев сигарету, глядя на горящий уголёк. - Почему просто не уйдешь? - Поднимает, из под закрывающей почти половину лица, челки взгляд и смотрит так, что Чонгук не может разобрать того, что он видит. Будто в омеге борется два желания, прогнать его и попросить остаться. Чонгук бы усмехнулся, да только сам, примерно те же чувства испытывает. - А ты хочешь, чтобы я ушёл? Вот так, без разбора, сразу в грудь на поражение. Именно так Юнги чувствует себя после заданного вопроса. Хочет кричать о том, какой альфа бессердечный и глупый, раз не понимает, какую боль, юному сердцу причиняет, оставаясь рядом и, какой она будет, когда он уйдёт. Но вот альфа протягивает к его лицу свою руку, касается волос так, словно убирая что - то из них, при этом, едва коснувшись скулы, и Юнги все слова забывает, подобно деревенскому дурачку радуется этому вниманию и крохотной заботе. Чонгук достаёт из волос омеги маленький кусочек, сухого желтого листика и показывает его омеге, а Юнги только в глаза напротив, смотрит, мысленно прося альфу не отдаляться, не исчезать, совсем позабыв о тлеющей сигарете, что стала совсем не нужна в этот момент. Чонгук это видит и осторожно забирает её из холодных пальцев. Делает затяжку и протягивает её к губам Юнги, давая ему сделать последнюю затяжку. Омега её делает и мысленно соглашается с тем, что с ума сошёл. Он не чувствует вкуса табака на своих губах, когда проводит по ним языком, как и никотина в лёгких. У Юнги на губах вкус чужих губ остался, с примесью грецкого ореха. Юнги бы всю жизнь с этим вкусом прожил. Чонгук, сделав последнюю затяжку, отбрасывает окурок в сторону и тоже облизывает губы. В этот момент у омеги дыхание останавливается, он просто больше не хочет дышать. Альфа приподнимает уголки губ и, легко щёлкнув парня по носу, поднимается на ноги, после и Юнги протягивает руку. - Идём? - Юнги смотрит на эту улыбку и раскрытую ладонь, вкладывает в неё осторожно свою и мысленно просит своё, бешено застучавшее сердце, успокоится, когда альфа сжал пальцы на ладони. Приятно, волнующе, тепло. Именно на этом слове останавливается Юнги, в попытке описать для самого себя, свои чувства. И тепло это не с температурой тела связано, оно душу согревает. Не расцепляя рук, они подходят к месту спуска и смотрят в тёмную пустоту под ногами. Всё таки уже достаточно темно, а уличное освещение в этом районе, можно считать, нет, поэтому сорваться насмерть теперь ещё легче. - Я первый, а ты за мной, - проговаривает Чон, медленно разжимая пальцы на чужой ладони. - Подожди, - выкрикивает омега, наоборот, не позволяя альфе забрать свою руку, сжимая её сильнее, тонкими пальцами. Чонгук мог бы с лёгкостью, избавится от этой хватки и сам, но покорно ждёт, пока омега договорит, - что если, я оступлюсь и, - запинается, сглатывает вязкую слюну, неосознанно усиливая хватку, - давай лучше я первый. Чонгук смотрит на омегу и разрывается между двумя противоречивыми желаниями: обнять этого мальчишку и по голове ему настучать, за такие идеи. Задумывается о том, что можно выполнить оба варианта. Мог бы, вот только уверен, если заключит в объятия, на второе действие сил уже не хватит. - Если я буду под тобой, то не оступишься, - наконец проговаривает, отметая все остальные мысли. - Почему ты так думаешь? - В непонимании хлопает глазами. - Потому что ты будешь спускаться в моём темпе, не спеша, а так же будешь более осторожен, ведь если упадёшь ты, упаду и я. - Спокойно проговаривает альфа, даже не догадываясь, какой ураган внутри омеги вызвали его последние слова. И, не дожидаясь ответа, осторожно, словно прося разрешения, забирает свою ладонь из чужой ослабшей хватки и начинает спускаться. Медленно переставляя ноги со ступенек, прокручивает в голове свои же, только что сказанные омеге слова, о которых он и не задумывался, прежде чем они сорвались с языка, и радуется, что не договорил то, что ещё оставалось в голове. "Если ты оступишься, то вниз полечу я, а ты должен лишь успеть зацепится руками и прожить счастливую жизнь". Омега вряд ли принял бы эти слова, да и сам Чон на самом деле не горит желанием разбиться. Так же он думает о том, что Юнги, наверно, расстроился бы, увидев его смерть. Наверно. Юнги снова страшно, только этот страх уже не сравнится с тем, что был у него, когда он только поднимался на крышу. Сейчас, слишком велика вероятность, ненароком, сбросить альфу. Юнги себе этого точно никогда не простит, возможно, и пытаться жить с этим грузом вины, не будет. Может и как трус поступит, но тут же следом полетит, и эти секунды до столкновения с землёй, будет лишь просить прощения у родителей за то, что жизнь свою, за которую они так отчаянно боролись, на безрассудную, одностороннюю, любовь променял. Не смотря на довольно низкую температуру на улице, ладони у Юнги вспотели от напряжения, поэтому, когда они спустились до места, где ступеней не было, Юнги не торопился спускаться, застыв на месте. Боялся, что из за мокрых рук, всё же сорвётся, поэтому хотел подождать, пока альфа спустится как можно ниже. И пусть от этого с одной стороны страшнее будет, с другой, Юнги так будет чуточку спокойнее, ведь не придётся так сильно, за чужую жизнь переживать. - Не выдумывай, а спускайся, - слышит Юнги снизу, - я не пойду дальше, пока ты не пойдешь. - Серьёзно добавляет Чонгук, стоя на месте, пытаясь разглядеть в темноте чужой силуэт. Юнги чувствует, что альфа не шутит и обречённо вздохнув, спускается на последнюю ступень, после которой пустота. - Я просто хотел... - Я знаю, - перебивает Чон, боясь, что не сможет концентрироваться на спуске, если омега договорит, - не бойся и просто спускайся. - Юнги лишь кивает, хоть и понимает, что альфа его сейчас не видит и, взявшись руками за боковые железки, начинает медленно скользить вниз. Сердце ещё сильнее от адреналина с ума сходит, кофта прилипла к спине, а Юнги начинает казаться, что он никогда уже не спустится. Ноги продолжают нащупывать пустоту, а от того, что он ничего не видит, ещё страшнее. В один момент, Юнги, кажется, что он нащупал ступеньку и собирается поставить на неё ногу, как слышит громкое "нет". Рука от неожиданности и скопившегося на ней пота, соскальзывает, а сам Юнги едва не падает. От ужаса, что поселился в груди, омега теряет способность здраво мыслить, не может второй рукой ухватится за железку, безрезультатно болтает ею в воздухе и, закрыв глаза, готовиться упасть, так как чувствует, что силы покидают и пальцы, держащиеся за перила, начинают разжиматься. Но вдруг вся паника и ужас отступают, омега чувствует что - то тёплое окольцовывающее талию и успокаивающее шиканье. - Юнги, открой глаза, я держу тебя. Слышит омега и думает, что уже умер, а этот голос, его последние, предсмертные глюки. - Юнги, я тут, - слабо повторяет, словно бы призрачный голос и Юнги решает поддаться искушению, открывает глаза и видит перед собой, расплытый силуэт лица альфы. Одной рукой он держится за лестницу, второй удерживает под талию Юнги, они оба стоят на ступеньке, с той лишь разницей, что Чонгук находился между стеной здания и лестницей. - Всё хорошо, идём, - Чонгук делает первый шаг вниз, разжимая слегка пальцы на железке, позволяя им чуть соскользнуть, но не убирает вторую руку от Юнги, тем самым вынуждая парня идти следом. - Будем спускаться вместе, шаг за шагом. Сначала я, потом ты. Когда дойдём до низа, я спрыгну первым и помогу, спустится, тебе. Понял? - Юнги только мычит в ответ и делает так, как сказал альфа. Дальше путь, они продолжали молча. Когда они доходят до низа, Чонгук легонько хлопает Юнги по руке, говоря так, чтобы тот подождал, после чего его силуэт пропадает и слышится удар об асфальт. - Прыгай, - прикрикивает альфа. Юнги хочет дойти руками до последней ступени, чтобы прыгать было не так высоко, не хватало ещё ноги сломать, но от того, как резко альфа повторяет прыгать, вздрагивает и в этот раз точно летит вниз. В руки альфы. - А ты тяжёленький, - проговаривает Чонгук, быстро шагая с всё ещё шокированным омегой на руках. - Куда ты меня несёшь? - Немного отойдя от шока, спрашивает, пытаясь вылезти из чужих рук. - Ты же хотел на крышу, сейчас поедем. А будешь дёргаться, на плечо закину. - Я могу сам идти, - неубедительно совсем, возмущается. - Я знаю, теперь сиди, - Юнги вздыхает и больше не пытается сопротивляться. Кладёт голову на альфье плечо и, не скрывая, наслаждается теплом чужого тела. Как оказалось через пару минут, Чонгук нёс его к своей машине, в которую усадил на переднее сидение с пассажирской стороны. Опустив дверцу, за омегой, обошёл машину и тоже сел внутрь. - Почему мы едем в сторону города? - Через какое - то время, спрашивает омега, узнавая в свете фонарей, главную дорогу. - А ты знаешь на окраине дом, в котором лифт будет до крыши? - Скептически выгнув бровь, в пол оборота, спрашивает. Понимает, что не ради ответа вовсе, а просто, чтобы омега говорил что - то, пусть и голос его вызывает множество противоречивых желаний внутри альфы. - Нет, но... - Я увезу тебя домой, не волнуйся. - Тут же перебивает и, опустив окно при помощи кнопки, закуривает. Именно этот момент он имел в виду, думая о противоречивых желаниях. Этот голос хочется слушать вечность, от того он ещё более невыносим. Юнги смотрит на альфу украдкой, на его уверенные действия и держит слова о том, что доберётся сам, при себе. Не верит в слова альфы, боится, что он сразу согласится, а Юнги расставаться сейчас не хочет. Понимает, не правильно это, пожалеет скорее всего, но не хочет этот момент упускать. Быть может, перед тем, как он в личный ад отправится, ему позволено будет ещё одно объятие получить? - Какой алкоголь ты бы хотел попробовать? - Вдруг спрашивает альфа, заставляя Юнги выплыть из мыслей и, недоуменно уставится на него. Чонгук кидает взгляд на продолжающего молчать омегу и, чему - то улыбнувшись, проговаривает, - ты свой рюкзак на крыше оставил. - В этот момент Чонгук радуется красному сигналу светофора и, не смотря на то, что дороги в это время почти пусты, останавливается и теперь может в полной мере, насладится созерцанием лица омеги, во всяком случае, пятьдесят секунд точно. - И ты только сейчас об этом говоришь? - Вскрикивает, зло смотря на альфу, который только улыбается шире. - Я заметил только когда поймал тебя, - пожимает плечами, в который раз поражаясь тому, как быстро эмоции сменяют друг друга на лице парня. - Нужно было вернутся? - Отворачивается, улыбку с лица не стирает, хоть и концентрирует внимание теперь на дороге. В то время как Юнги, опускает взгляд на свои, лежащие на коленях ладони. Ему стало стыдно. Альфа уже дважды, в буквальном смысле его жизнь спас, а Юнги из за какого - то рюкзака едва не наорал на него. – Ну, так как? - Снова отрывает от мыслей, желая ответ на первый вопрос, услышать. - Что будем пить? - Ты тоже будешь? - Задаёт глупый вопрос, скорее для того, чтобы уйти от темы спуска с крыши. - Ты же не думал, что я просто на тебя буду смотреть? - Больше шуточно, нежели всерьёз, возмущается. - Я, кажется, вообще не думаю, - слишком серьёзно и печально, отвечает, заставляя этим и альфу улыбку с лица стереть. На минуту в салоне застывает гнетущая тишина, разбавляемая только мягким шумом мотора, а после и голосом вновь заговорившего Юнги. - Папа говорил, что в юности любил коньяк, - неуверенно начинает, не зная, какая у альфы будет реакция, на упоминания о его изгнанном из семьи, родственнике, а потому, пристально смотрит на лицо мужчины. Чонгук только крепче сжимает руль пальцами, но выражение его лица не меняется. - Да, любил, - с тяжёлым выдохом, отвечает, - хочешь попробовать? Я ещё помню его любимый, он очень мягкий. - Альфа говорит настолько спокойно, что у Юнги в голове закрадываются сомнения о том, что его папу изгнали из семьи. - В таком случае, я бы хотел попробовать его, - кивает, в подтверждение своих слов, - хотя у нас во многом вкусы отличаются, - усмехается и ловит удивлённое выражение лица Чонгука. - Мне всегда казалось, что дети омеги, очень схожи со своими папами, - не скрывая своего удивления, произносит, снова потянувшись за сигаретами. - Так ты?... - Юнги резко замолкает, удивляя Чона ещё больше и отворачивается к окну. - Я что? - Пытливо спрашивает, кидая взгляд на омегу. - Ничего, - роняет Мин, - угостишь сигаретой? - Не оборачиваясь, просит, ни сколько от желания курить, просто чтобы замять ещё одну тему. Чонгук это тоже понимает, а потому, ставит себе задачу на завтра, прочесть личное дело парня полностью. - Возьми, - отвечает на просьбу, после чего, они молча продолжают ехать ещё около двадцати минут. Юнги смотрит в окно, выдыхая туда дым и прикрыв глаза, тихо мычит мотив, ставшей любимой в последнее время, песни. Кидает украдкой взгляд на, молчащего, альфу, пытаясь угадать, о чём тот думает, но заговорить больше не пытается. Чонгук тоже поглядывает в сторону мычащего омеги и каждый раз проклинает себя за это, потому что отвернутся очень сложно. А инициатива разбиться в аварии, после удачного спуска с крыши пятнадцати этажного здания, которое тоже едва не обернулось трагедией, ни разу не выглядит привлекательной. И когда только Чонгук перестал контролировать себя? Почему именно с ним? Почему этот мальчишка беззаботно курит и песни напевает, пока сам Чонгук откровенно страдает от желания, прикоснутся и залезть в голову этого омеги, чтобы узнать, о чём тот сейчас на самом деле думает. Чёрт возьми, и откуда только такие странные желания? Когда его в последний раз волновали мысли омеги? Чон едва зубами не скрипит, вцепившись в руль железной хваткой, уговаривая себя не сорваться и не вжать педаль газа в пол, проезжая первоначальный пункт назначения. Юнги курит и просто старается не думать. Просто смотрит на высокие здания, мимо которых они проезжают, встречные машины, которых в своём районе он не встречал и вряд ли встретит, отбрасывает сигарету и вспоминает, что не забрал сдачу из магазина, когда убежал и последняя его мелочь, осталась в рюкзаке. Это плохо, папа наверняка почувствует запах табака и алкоголя, а Мину даже ради приличия, жвачку не купить. Значит, остаётся надеяться на то, что папа не станет дожидаться его, а уйдёт спать, тогда Юнги сможет незаметно прошмыгнуть в душ и избавится от неприятных запахов. - Приехали, - мысли резко обрываются, когда сквозь них прорывается голос альфы. Юнги моргает и только сейчас замечает, что они уже не едут, а стоят во дворе высокого здания, где явно больше двадцати этажей. Юнги поворачивается к альфе и сталкивается с его пристальным, изучающим взглядом, словно на нём написан состав какого – то продукта, а Чонгук очень хочет, но не может понять его, поэтому раз за разом, перечитывает. Странно, волнующе, даже пугающе. - О чём задумался? – Тихо спрашивает, а у Юнги от чего – то в горле пересыхает. Хочется нервно засмеяться и спросить об этом себя самого. - Я… - открывает рот, но что сказать, не знает, - ты сказал, мы приехали, - сглатывает, а Чон кивает. - Значит, можно выходить? – Видит, как альфа недовольно поджимает губы. Ведь его вопрос, снова проигнорировали. - Да, идём, - бросает и, забрав сигареты с панели, открывает дверцу, первым выходя на улицу. Юнги выдыхает, но стоит альфе открыть дверцу с его стороны, кивком головы прося выйти, как омега дрожать от чего – то начинает. Чонгук предлагает руку, а Юнги, взявшись за неё, думает, что ему нужна инвалидная коляска, так как вряд ли своими ногами идти сможет, после такого жеста и взгляда. Нет, нужно собраться. - Спасибо, я сам, - бубнит себе под нос и, так и не взявшись за протянутую руку, вылезает из машины. Чонгук на отказ омеги от руки ни как не реагирует, во всяком случае, внешне. Просто убирает руку в карман брюк и просит следовать за собой. У входа в здание их встречает высокий мужчина в костюме, с которым Чон быстро о чём – то переговаривается, кивая на Юнги и, только после этого проходит внутрь, направляясь к лифту. Юнги старается успевать за быстрым шагом альфы и не озираться по сторонам подобно дикарю. - Что это за, место? – Нарушает тишину, стоит дверцам лифта закрыться, не сумев, сдержать своего любопытства. - Лифт, - отвечает альфа и поворачивает лицо к омеге. Замечает, как тот нахмурил брови, а взгляд излучает такое недовольство, словно Чон его самый главный враг. Хотя, тут недалеко от правды… - Ты издеваешься сейчас? – Выгнув бровь и скрестив руки на груди, прекрасно понимая, что прав в этой догадке. - Ты ведь тоже не отвечаешь на мои вопросы, - не удержавшись от какого – то детского смешка, пожимает плечами. - Ты… - Юнги запинается, борясь с желанием обматерить и побить альфу, делает глубокий вдох, после которого опускает взгляд, сил нет смотреть на это выражение лица альфы, - это, эти вопросы, они не важны, - сбивчиво отвечает, желая уже выйти из лифта. Не смотря на то, что лифт достаточно просторный и мог бы с лёгкостью уместить сюда как минимум десятерых мощных альф, для этих двоих тут слишком тесно и этот факт бесит Юнги. - А твой вопрос, значит важен? – Толкнув язык за щеку, смотрит пристально, что Юнги теряется, ибо не понимает, как возможно, чтобы один только взгляд заставлял внутри пожары разгораться, а тело корочкой льда покрываться. - Да, - делает шаг в сторону от альфы, будто при необходимости, его это спасёт, - я ведь должен знать, где нахожусь. - Какой в этом смысл, если ты уже здесь? – Как – то слишком серьёзно отвечает, от чего Юнги совсем теряется. Альфа по сути своей прав, но почему это звучало, словно приговор? Словно Юнги больше не уйдёт отсюда? И самое страшное, хотел ли сам Юнги, чтобы у него была возможность уйти? Двери лифта открываются, впуская в кажущееся душным пространство, прохладный ночной воздух, заставляя щёки омеги, пылать ещё сильнее, а тело непроизвольно вздрогнуть. Чонгук эту дрожь замечает и, выходя из лифта, недовольно цокает: - Уверен что хочешь сидеть именно на крыше? – Спрашивает, не глядя на Юнги. Сам же парень, выходит из лифта и только и может, что хлопать ресницами, восхищённо разглядывая красивую крышу. Над головой висело множество гирлянд из жёлтых и белых ламп, создавая собой настоящее, светлое полотно. Почти у самого края крыши, перед высокой перегородкой, стоял небольшой круглый столик с парой задвинутых, за него стульев, а поодаль бар. Чуть дальше было что – то вроде палатки, с приоткрытым пологом, которая так и манила к себе внимание любопытного омеги. Он сам не знал, что хочет найти в ней, но отчего – то был уверен, что это место особенное. Особенное для альфы, где он может быть собой. - Да, - на выдохе отвечает Юнги, заставляя этим, пропитанным улыбкой тоном, Чонгука повернуться к нему, - уверен. Чонгук смотрит на парня, кто заворожено, разглядывает это место и не может сдержать собственной улыбки, которая сама собой на лицо просится. Без разрешения хозяина, губы растягивает, а в месте, что душой называется, от чего – то тепло становится. Да нет, бред, какой – то. Чонгук мотает головой из стороны в сторону, выбрасывая эти бредовые мысли, что с каждым днём, со дня знакомства с этим омегой, всё больше заполняют его голову. Стирает с лица улыбку, которой не должно быть на нём и вроде всё получается, пока Юнги не обращает свой взгляд на него. - Тут очень красиво, - Юнги счастливо улыбается, а Чонгук теперь уверен в том, что он с ума сходит, потому что искренне верит, в то, что свет сейчас отнюдь не от ламп идёт, нет, они так светить, не способны, как эта улыбка и искорки счастья в глазах. - Я рад, что тебе нравится, - не пытаясь уже сдержать улыбку, произносит и указывает омеге на столик, приглашая присесть. Юнги кивает и садится на стул, пока Чон отходит к бару и возвращается с бутылкой коньяка и парой бокалов. - Откуда здесь это всё? – Не скрывая своего, какого – то детского восторга, наблюдает за тем, как альфа открывает бутылку и разливает тёмную жидкость по бокалам. - Иногда, когда мне это особенно нужно, я поднимаюсь сюда, - пожимает плечами и тоже присаживается за стол, - но честно, давно сюда не заходил. - Я бы отсюда не выходил, - принимая бокал, продолжает разглядывать крышу. - Не уходи, - тут же отвечает, отчего Юнги, едва не роняет бокал из дрогнувших рук и уставляется на альфу ошарашенными глазами. - О ч.чём ты? – Заикаясь, спрашивает, на самом деле, боясь, ответ услышать. - Я имею в виду, - прокашлявшись и дав себе, мысленный подзатыльник за то, что язык его снова не слушается, а зверь от этой фразы, вдруг поднял свою голову и радостно завилял хвостом, - ты можешь приходить сюда, раз тебе так понравилось. – Не смотрит на омегу, боится, что сил не хватит взгляд этот выдержать, который он кожей чувствует. А потому, концентрирует своё внимание на содержимом бокала, стараясь выглядеть непринуждённо, - так что… - Почему? – Отойдя от шока, резко спрашивает. Юнги бесит этот альфа. Бесит то, что он совсем не может понять его и мотивов его действий и поступков. Сначала он отворачивается, но потом приходит и спасает. Снова исчезает и снова появляется, снова спасая. А сейчас говорит, что Юнги может приходить в это место. И что же ему тут делать? Залезать в палатку и спрятавшись там от всего мира, проливать слёзы по тому же альфе, кому и принадлежит это самое место? Глупо и унизительно, более того, это даже злит Юнги. - Откуда такая щедрость? – Наблюдает за тем, как альфа переводит внимание с бокала на него, взгляд не уводит, хоть и хочется сейчас это сделать так, как никогда не хотелось. Юнги не может прочитать ни одной эмоции, ни на лице, ни в глазах альфы, а потому теряется. Кажется, что их слишком много, но в то же время, ни одной. Это пугает. Снова. - Щедрость? – Выгнув бровь, переспрашивает альфа и, закурив, кладёт пачку с зажигалкой на стол, кивая ни них Юнги. - А как это ещё назвать? – Игнорирует предложение закурить, продолжает взглядом, полного непонимания смотреть на альфу, - что ты вообще делаешь? И зачем? - О чём конкретно ты спрашиваешь? – Чонгук отлично чувствует состояние омеги, от этой раздражительности, витающей в воздухе, кожа зудеть начинает, но и останавливаться теперь, не собирается. Потому что вместе с этой раздражительностью, перемешанной с запахом табака, чувствует что – то сладкое, что – то, чем пахнет Юнги. - Обо всём! – Всплескивает руками, не имеющий более сил, сдерживаться Юнги, - ты, ты отказал мне в помощи, когда я пришёл просить её, а на следующий день появляешься, как чёртов рыцарь – спаситель! Платишь за наши с папой лечение и сейчас продолжаешь оплачивать больничные счета отца, которого, насколько я помню, ты хотел убить! А потом, просто исчезаешь, оставив мне только этот чёртов платок! А сейчас ты появился снова, как ни в чём не бывало. Помогаешь мне купить алкоголь, подняться и спуститься с крыши, рискуя своей жизнью, а теперь, привёз меня сюда и говоришь такие вещи. Как мне это назвать? Нет, как мне это понять? Скажи, пожалуйста, потому что я видно тупой и не могу понять этого самостоятельно. – Юнги весь раскрасневшийся, его щёки горят, как и кончики ушей, грудь тяжело вздымается от частого дыхания, взгляд, метающий молнии, напрямую приклеен к Чонгуку и требует ответы. Даже задумываться не хочет, от чего его так резко прорвало. В воздухе витает запах малины. - Так на что именно ты злишься? – Не отводя взгляда, задаёт встречный вопрос так, словно у них словесная дуэль. – На то, что отказал в помощи или потому, что помог? – Замолкает, наблюдая за изменениями во взгляде омеги, который стал мягче и грустнее, - или потому, что исчез? – Контрольный, добивающий, знает, но по – другому не может, не хочет. Зверь почувствовал этот запах. - Иди к чёрту, Чон Чонгук, - выдавливает из себя слова, через мешающий в горле ком. Старается не уводить взгляда, но надолго его не хватает. Когда чувствует, как в глазах начала скапливаться влага, опускает его на стол, берёт в руки бокал и, залпом осушив его, так и не почувствовав вкуса, выходит из – за стола. - Я не прогонял тебя, - произносит тихо, спокойно и даже мягко, а Юнги эти слова всё равно, что соль на открытые раны. - Ох, не сейчас, да? – Усмехнувшись, бросает через плечо и идёт к лифту. Чонгук встаёт и идёт следом и в этот же момент, его телефон пищит, уведомляя о приходе нового сообщения. Чертыхнувшись под нос, Чон открывает сообщение и быстро пробежавшись по тексту глазами, убирает телефон обратно в карман брюк и, подходит к Юнги. - Мне нужно отойти, это займёт не больше пятнадцати минут. Дождись меня, - чуть повышает голос, добавляя в него стальные нотки, видя, что парень вновь собирался возразить. – Я приду и отвезу тебя домой. - Я могу сам дойти, - бурчит, сложив руки на груди. - Ты можешь, а я обещал, - снова так. Жёстко, безапелляционно, не терпя возражений. Юнги сдувается моментально и уходит от лифта к огороженной части крыши. – В палатке есть плед, если замёрз, - мягче добавляет, но парень продолжает стоять к нему спиной. – Скоро буду, - цокнув, бросает и заходит в открывшиеся двери лифта, последние доли секунды, глядя на ссутуленную спину, перед тем, как дверцы закроются. И пока лифт движется вниз, Чонгук понимает две вещи: Юнги определённо пахнет цветками малины, когда спокоен, но когда его переполняют эмоции, этот самый цветок раскрывается, являя нежный, сладкий запах зрелой ягоды. Второе, Чон надеялся, что Юнги обернётся. Эти пара секунд, что он стоял в лифте, и ещё примерно одна, он ждал, он хотел увидеть его лицо, взгляд… И это так чертовски бесит! Чонгука не должно было быть в том районе! Он не должен был лезть с ним на крышу, спасать его и привозить сюда. Это не правильно, запрещено! И не только потому, что они являются родственниками, а потому, что это Юнги. Нет, с ним так нельзя и он абсолютно прав, крича и задавая все эти вопросы и именно эта его правота, так бесит. Бесит, потому что Чонгук сам не знает ответов на эти вопросы. Нужно заканчивать. Сейчас Чонгук вернётся, увезёт мальчишку домой и не вспомнит о его существовании и плевать, что только от мыслей об этом, становится тоскливо, а от воя собственного зверя, уши закладывает. Нет, Чонгук больше не вернётся в этот район, не будет посылать туда своих людей. Ничего не будет. Мин Юнги, не место в жизни Чон Чонгука. Они слишком, кровно – близкие, а желания слишком запретные, не правильные. Чонгук совсем не тот, кто принесёт в жизнь Юнги свет и тепло, а сделать из него свет для себя, Чон тоже не может. Потому что тогда и Юнги придётся замараться в этой грязи, в которой живёт Чон. Нет, он не настолько эгоист и не настолько смелый, чтобы потом принять все последствия. Юнги создан для тихой, спокойной, семейной жизни. Ровно противоположной жизни Чона. Он ведь не рыцарь, не герой, такой же монстр, которых презирает Мин и правильно делает. Чонгук должен отпустить его. Должен?…

Sasha Alex Sloan – Too Sad To Cry.

Ветер стал холоднее, колючее или Юнги стал его чувствовать только с уходом Чона? Сам не знает. Стоит, обхватив себя руками и смотрит в никуда. У него перед глазами, как на ладони лежит, целый город, переливающийся яркими красками, а Юнги их даже не замечает. Омеге сейчас кажется, что лампы над головой светить перестали, стало до невыносимого пусто, а ведь он должен скоро вернуться… Что же станет с Юнги, когда он снова исчезнет? Снова будет засыпать с его платком в руке, видеть его во снах, а проснувшись, желать увидеть наяву? Только вот, исполнится ли эта надежда в этот раз? А если и исполнится, то не будет ли после, ещё хуже? Это ненормально. Так быть не должно. Не должен Юнги думать о нём, представлять его, в его объятиях защиты искать. Душу открывать и сердце по частичкам отдавать. Нет, Юнги оно самому нужно, целым, а этот альфа появился в его жизни, раздробил то, что родители Юнги так бережно склеивали, заново выращивали, и теперь по кусочку забирает, с довольной улыбкой. Совсем не понимает, что Юнги без него не сможет. Без Чонгука или без сердца? Ну вот, можно уже считать пропащим, ведь даже задавая этот вопрос, сердце на второе, по важности место поставил. Как так получилось, что эти понятия для Юнги одним целым стали? Как презрение в любовь перешло? Он не должен был приходить, просить о помощи. Всё равно исход печальный. Его семья лишена всего, а Юнги дальнейшего счастья. То, что Чонгук спас его от изнасилования, сейчас кажется таким смешным и ненужным, ведь по итогу, его всё равно положат под монстра. Только теперь не сильного, сопротивляющегося омегу, который готов бороться, а того, к кому в душу глаза, цвета ночи заглянули. Кто сердце своё из груди вынул и собственноручно под кинжал альфы подкладывает с мыслями, «хоть так коснётся, я же смогу пережить, не умру». Хм, только вот судьба взяла и самого Юнги пережевала и выплюнула. Как дальше жить, подсказок не дала, рукой махнула, «как хочешь, так и справляйся», напоследок кинула. Жестоко. Не справедливо. Юнги никогда в сказки не верил, о принце не мечтал, но всё же и он оказался слишком наивным, для этой жизни, раз о любви мечтал, думая о том, что она прекрасна. Да, не такая, как в книгах, более приземлённая, но ни как мысли о такой боли, что разрастаётся в нём и наполняет собой до предела, не допускал. Мечтал, чтобы как у папы с отцом, раз и навсегда и при любых раскладах вместе. Неужели многого хотел, не заслужил? Что нужно сделать, чтобы достойным стать? Как вообще этот глупый орган работает, почему совсем не того выбрал? Вопросы, на которые ответов нет, и вряд ли появятся. Холодно, тепла все нет и Юнги не о погоде. Сколько времени уже прошло? Может Чонгук забыл о нём? Или, таким образом решил, избавится? Просто создал ситуацию, где он вынужденно своё обещание нарушает, а Юнги, не дождавшись, вынужденно уходит. Нет, не мог он так. Хотел бы, прямо бы сказал уйти, в прошлый раз ему ничего не помешало это сделать, повторил бы и в этот. Тем более Юнги ведь, по его мнению из семьи предателей… И он чувствует себя последним эгоистом и дерьмом на планете, но там, в машине, Юнги впервые хотел сказать, что они ему не родные. Нет, так нельзя. Он уже конкретно голову потерял. Нужно вернуть мозги на место. Было бы это так просто… Подойдя к столу, Юнги замечает на нём оставленную альфой пачку сигарет с зажигалкой и, не пытаясь даже удержаться, достаёт одну, усевшись на стул и, облокотившись на спинку, закуривает, прикрыв глаза, желая в полной мере ощутить вкус. Да, он совсем другой, не такой терпкий, как у сигарет Намджуна и крепкий, а более мягкий, с нотками кофейных зёрен, прекрасный вкус, даже не смотря на всю его вредность. Открыв глаза, Юнги берёт в руки недопитый альфой бокал и, принюхивается к запаху напитка, вспоминая слова Чона о том, что вкуса соджу он не почувствовал, потому что не о нём думал. Кажется, это правда, потому что тоже, самое было и с коньяком. Из за сильных эмоций, Юнги не почувствовал совсем ничего. Сейчас, старается отбросить лишние мысли и делает небольшой глоток, задерживая напиток во рту и, растягивает губы в довольной улыбке. Чонгук и папа были правы, это действительно вкусно. Делает ещё один глоток, а после, затягивается сигаретой. Папа бы расстроился, увидь сейчас Юнги, но и Юнги не железный. Да, алкоголь и любые другие вещества, это не выход, напротив, чаще из – за этого, у людей появляется ещё больше проблем, когда по – другому уже не могут, превращаясь в зависимых. Но и Юнги уже можно отнести к этому списку людей. Наполняя бокал по – новой, Юнги борется с другой зависимостью, самой страшной, какая только может существовать. Быть зависимым от человека, которому ты не нужен. Да, это не альфа появился в его жизни, а Юнги как – то ворвался в жизнь Чона, сыграл в ней эпизодическую роль, случайно сделав этот самый эпизод, своей жизнью, не имея возможности отмотать время назад. Сколько минут прошло? Тридцать минут, сорок, час, а может два? Юнги уже пересел в палатку и после третьего бокала его вполне, устраивает перспектива, остаться спать тут. Чонгук просил, нет, сказал, дождаться его, а Юнги только и делал, что ждал его и конечно, речь не только о «сейчас». Юнги всегда ждал. С момента, как альфа повернулся к нему спиной, а Юнги не решился подойти. И сейчас, тоже дождётся, тем более, теперь уже не так холодно, только вот кажется, чем больше Юнги пьёт, тем больше разрастается его дыра в груди, что наполнена пустотой, которую коньяк заполнить не смог и вряд ли сможет что – то другое.

NF feat. Britt Nicole - Can You Hold Me.

Омега сидит, согнув ноги в коленях и обняв их руками, смотрит в небо через открытый полог палатки и чувствует, снова чувствует, резкий удар сердца. Удивительно, как оно вообще такую нагрузку выносит, учитывая, что от него почти ничего не осталось. А что будет с ним сейчас, когда альфа ближе подойдёт? - Всё - таки замёрз? – Спрашивает хриплый голос, по телу мгновенно разряды тока посылая. - Уже нет, - почти шепотом, отвечает, своих глаз, от чужих не отводит, слишком скучал по ним. Всегда скучает. - Вижу, коньяк тебе по душе пришёлся? – Усмехнувшись, Чонгук усаживается рядом с омегой в палатке. - Да, а я вижу, что у нас разные понятия о том, сколько длятся пятнадцать минут, - с грустной полуулыбкой, отвечает. - Прости, - глядит на омегу и от его улыбки, что лишь печалью пропитана, снова это болезненное покалывание внутри чувствует. - Ты не должен извиняться, тем более передо мной, - ещё одна горькая усмешка, и за которой Чон теперь не знает, кого сильнее побить хочет. Своих людей, которые допустили ошибки, из за которых Чону пришлось так сильно задержаться, Юнги, за то, что такие эмоции в нём вызывает или себя самого? - Я должен был прийти раньше, - тихо произносит, опустив голову. - Нет, - Юнги делает глоток из бокала и передаёт его Чону, - это я не должен быть здесь. – Голову поднимает, прямо в глаза смотрит, - ответ, на твой вопрос, да. Чонгук, сделав глоток, поднимает на омегу недоуменный взгляд, и хмурит брови, явно не понимая, о каком именно вопросе, тот говорит. Юнги усмехается и закуривает. Выдыхает дым, следя за тем, как ветер стирает его, превращая в ничто, мечтает на его месте оказаться. Облизывает губы, прикусив нижнюю боясь, что от этих мыслей она дрожать, начнёт, но на самом деле, Юнги сейчас слишком паршиво, чтобы даже плакать. - Да, я злюсь на тебя, Чонгук, - делает ещё затяжку и к молчаливому Чону, взгляд возвращает. - Я злюсь на тебя, на то, что ты не помог, а повернувшись ко мне спиной, прогнал. Злюсь на то, что ты пришёл и спас меня, потому что сейчас, это не имеет смысла. Злюсь на то, что ты позволил мне быть слабым, и на то, что показал, какого это, получать защиту от того человека, от которого так сильно ждёшь её. Я злюсь на то, что ждал тебя все эти дни, и ещё больше на то, что дождался. Злюсь, потому что ты не дал мне упасть с этой чёртовой лестницы. Злюсь, потому что на самом деле, ты всё равно разбил меня, моё сердце, в тёмный окрасил мою душу. - Юнги говорит медленно, спокойно, словно не о своих чувствах сейчас рассказывает, а о распорядке дня на завтрашний день. Чонгук, как завороженный слушает хриплый голос, слова, что в грудь врываются, что – то тёплое по венам течь заставляет, но в тоже время боль приносящее. Омега молчит уже минуту, сигарету докуренную отбрасывает куда - то в сторону, снова свои колени обнимает, а Чонгук, сказать что – то не в силах. Видит, чувствует, Юнги не всё ещё сказал, что хотел и Чонгуку страшно на самом деле слова эти слышать. Но разве может он позволить, не произнесёнными им остаться? Нет, не посмеет перебить, умолкнуть заставить. Здесь и сейчас, Чонгук полнейшее ничто, под печальным взглядом лисьих глаз. - Но ещё больше, я злюсь на себя, - продолжает Юнги, глядя теперь снова в чёрное небо, - злюсь, потому что сама эта фраза, «злюсь на тебя», бесконечно фальшива. Это не злость вовсе, - возвращает взгляд Чону, - мне больно, Чонгук. – Всего лишь звук имени, с уст слетевший, а у обоих внутри переворачивается что – то. Что – то, у чего есть название, но у Юнги оно умирает, свою силу, Чонгуку передовая. – Я злюсь на себя, потому что позволил ему выбрать тебя, потому что не хочу так, чтобы в моей жизни не было тебя. Ты в неё вряд ли что – то хорошее бы принёс, а я, зная об этом, хочу в твоих объятиях быть. Видеть тебя не во сне, а вот так, наяву, рядом. Чувствовать тебя. Вот такой вот, мой ответ. Ещё около десяти секунд смотрит в чёрные омуты и, приподняв уголки губ в полуулыбке, опускает взгляд, не ждёт ответа на свои слова, боится, не вынесет. У него и без того внутри склад металлолома, а потому, поднявшись на ноги, выходит из палатки. - Юнги, - Чонгук выходит следом за парнем и протягивает к нему руку, но стоит Юнги остановится и повернутся, Чонгук просто смотрит на него. Слова теряются, кажется, мир вокруг меркнет, растворяется, оставляя видимым только Юнги, потому что только он, в глазах Чона, настоящий, - ты не должен на себя злится, - всё же разлепляет губы, - ты на меня должен злиться, проклинать и ненавидеть, но только не… - Обними меня, - перебивает Юнги, делая шаг к Чону, вводя его в ступор, своей такой просьбой, - может и не должен, - пожимает плечами, - но я не хочу. Не хочу ненавидеть тебя, - взгляда от лица напротив не отводит, - обними меня и я уйду и… И за шаг, преодолев расстояние между ними, Чонгук обнимает. Раскрывает свои объятия, омегу в них сгребает, к себе сильнее прижимает. Юнги, в районе альфьего плеча лицом зарывается, снова тепло и запах, чужой такой, но родным ставший, чувствует, улыбается. За пиджак на спине тонкими пальцами цепляется, отпускать, уходить не хочет совсем. Чувствует, как альфа ткань его куртки так же сжимает, слышит, как бьётся в груди чужое сердце и оглушительный звук собственного, как омега внутри выдыхает с такой лёгкостью, словно, наконец, свой покой нашла. Голову свою поднимает, лицо альфы внимательным взглядом очерчивает, каждую деталь запомнить хочет. Глаза, что чернее ночи, шрамик на щеке, родинка под губой. В итоге, это всё, куда смотрит Юнги, понимая, что это самые любимые детали в лице альфы и ничто из памяти их не вытравит. - Я хочу, чтобы ты ненавидел меня, - шёпотом произносит и глядит так, словно эти слова неимоверную боль причиняют. - Я даже стараться не буду, - выдыхает Юнги и, встав на носочки, своими губами к чужим тянется, легко касаясь их. Отстраняется, облизывает свои губы, вкус чужих с них забирая, и снова в глаза глядит. - Прости, хотел, чтобы было о чём жалеть. – Грустно улыбаясь, проговаривает и, не опуская глаз, руки на чужой спине расцепляет, вниз опускает. - Ты говорил, что только обнимешь, - притягивает к себе хрупкое тело, не даёт развернуться и уйти. Юнги и не сопротивляется. - Я просил тебя, обнять меня, но не говорил о своих действиях в этот момент, - с полуулыбкой, произносит, медленно руки поднимает и, осторожно, холодные пальцы на чужие щёки укладывает, поглаживает их. - А если я сделаю то, чего ты не просил? – Свои ладони поверх чужих кладёт, своё тепло отдать желает. - Ты всегда так делаешь, - с сбивчивым вздохом, выдыхает и снова на чужие губы смотрит. - Это не правильно, - ладонь свою, теперь на щеку омеги перекладывает, оглаживает, болезненное удовольствие чувствует от того, как омега, ластится об неё, начинает, словно котёнок, ласки просящий. - Жизнь, штука сама по себе не правильная, - Чонгук улыбается, вспоминая похожие слова парня на крыше, кивает и губ, приоткрытых, касается, нежно, осторожно, так как никогда не касался. Отстраняется, во взгляде напротив возражений не видит, а потому снова, с той же нежностью, но уже более уверенно целует. Проводит языком по нижней губе, вкус коньяка и табака с них собирает, сумев сладкие нотки малины в них отыскать, улыбается в поцелуй, руку на шею перемещает, к себе всё теснее притягивает, не желая и миллиметра между ними оставлять. Чонгук правда пытался, он старался, отговаривал себя, своему зверю «нельзя», приказывал. Но как быть, если мальчишка сам в его руки идёт, под длинные острые когти тело подставляет, распятым быть желает, не понимая совсем, что Чон сейчас сам под его ноги, на куски распадается? Чонгук никогда терпением не славился, желаемое сразу получал, стоило только захотеть пожелать, а тут сам себе по рукам бил, отказаться старался, а сейчас, получив, думает, что это не он вовсе получил, а его. Чонгук не берёт, он впервые отдаёт. Своё сердце, что радостное биение впервые познало, в холодные, белоснежные, тонкие ручки вручает. Целовать эти губы продолжает, в запахе малины утопает и о спасении даже не думает. Юнги, не имеющий совсем опыта в поцелуях, отвечает с той же нежностью, просто пытается, в них все свои чувства вложить, в надежде, что альфа поймёт, может, подсказку даст, как с ними справиться. Но в ответ Юнги получает лишь не вмещающуюся в него тепло и ласку, от которой наземь осесть готов, потому что стоять сил нет, от того за сильные плечи альфы, крепче цепляется. Чонгук чувствует, как дрожит в его руках омега, от губ сладких нехотя отстраняется, своим лбом, к чужому, прислоняется. - Ты боишься меня? – Вдыхая воздух, спрашивает, своим носом, по чужому ведёт. - Я боюсь, что открою глаза, и ты снова исчезнешь, - шепчет в ответ, не стесняясь. Не знает, алкоголь ли виноват в этой его смелости или это просто отчаяние его так захлестнуло, неважно. Они оба знают, стоит показаться первым лучам солнца, эта их ненормальная, неправильная сказка, закончится, рассеется точно так же, как дым на ветру, лишь внутри неизгладимый след, оставив. Но сейчас, сейчас каждый из них готов быть наивным и поверить в эту сказку, созданную друг другом. Нужно верить хоть во что – то. Чонгук ведёт руками по спине омеги ниже, подхватывает под бёдрами, заставляя свой торс ногами обвить, и направляется с ним на руках в палатку, осторожно укладывает на расстеленные там одеяла, мягкие пряди с лица омеги убирает, пальцами скулы очерчивает. - Тогда, - хрипит, сверху возвышаясь, - тогда не открывай глаз. - И, не давая омеге ответить, снова целует, уже более напористо, но, не позволяя, привычной грубости просочится. Нет, Юнги слишком нежен, раним и невинен, чтобы Чон своему монстру вольности позволял. Нет, с Юнги нужно по – другому, нежно, ласково, заботливо, любовно. Когда Чон запускает свой язык в чужой рот, соприкасаясь с его языком, то теряется на доли секунды, не понимает, почему феерверки перед глазами. Почему с Юнги всё так, как не было никогда? И как жить дальше с осознанием, что так больше ни с кем, никогда не будет? Люди вообще выживают потом? Нет, сплетая языки в своём особом танце и, запуская руку под кофту омеги, соприкасаясь с горящей кожей, думает, не выживают. Оглаживает плоский живот, выше к груди поднимается сосок, затвердевший чуть сжимает, прикусив и слегка оттянув нижнюю губу омеги, к шее спускается. Выживают лишь тела, внутри всё мертво становится, пусто, сухо, безжизненно и только появление этого человека вновь, одно его прикосновение, наполненное нежностью и любовью, взгляд его тёплый, способны будут это место, душой называемое, возродить. Юнги глаз по – прежнему не открывает, боится, стоит это сделать и альфа исчезнет, подобно сну растворится, поэтому только голову в бок отворачивает, лучше шею для альфы и его поцелуев, открывает. Договор о безвозвратности, этим действием, подписывает. Чонгук же дорожку к уху прокладывает, мочку слегка прикусывает, от куртки парня освобождает, шумным дыханием омеги наслаждается так, как никогда. Потому что именно он, именно с ним, других не существует в этом мире для двоих, размером с маленькую палатку. Им больше и не нужно, только бы время остановить, не позволить солнцу в этот раз подняться, своим светом, мир обычных людей озарить, а их собственный, уничтожить, в пепел превратить. Юнги свои трясущиеся ручки к альфе тянет, на ощупь хочет с него пиджак снять, а Чонгук его руку в воздухе ловит и замечает края белой повязки, на запястье, выглядывающей из под кофты. Рукав поднимает, повязки нежно губами касается, словно прощения за эту боль прося. Юнги не видит сейчас глаз альфы, но взгляд этот, полный сожаления, на себе чувствует, сглатывает вязкий ком, что снова дышать спокойно не даёт. Приподнимается, обнимает его, на месте шрамика на щеке, поцелуй оставляет, на ухо «не надо», шепчет. - Я должен был прийти раньше, - тем же шёпотом, отвечает, носом, по омежьей щеке и волосам ведя. Запахом вдоволь насытится не может, думает, что вряд ли смог бы, а потому, вечность его вдыхать, только им дышать готов. Оставляет на кончике носа поцелуй и, зацепившись пальцами за края кофты, медленно её вверх тянет, заставляя тело омеги мурашками покрываться. Юнги поднимает руки, помогает альфе избавить себя от предмета одежды, под которым только голое тело и когда кофта становится отброшенной, чувствует, изучающий взгляд горящих глаз на себе, борется с желанием прикрыться. - Открой глаза, - просит, именно просит Чонгук, глядя омегу по плечу, опускаясь вниз и сцепляя свои пальцы с чужими. Вопреки своим страхам, Юнги открывает глаза, встречается с горящим взглядом Чона и, успокаивается. Да, его глаза горят, но огонь этот другой, не тот, что был во время первой встречи, где лишь животное желание этим пламенем управляло, а огоньки. Те огоньки, что не пытаются сжечь, не оставив после себя ничего, эти греют, ласкают, заботу обещают и Юнги им верит, расслабляется, еле заметно кивая альфе. Чонгук же, по глазам уже всё понял. Юнги ему верит. Сбрасывает с себя пиджак, позволяет Юнги пуговицы на рубашке расстегнуть и стянуть её, после чего снова на одеяла укладывает, тело поцелуями покрывает, выступающие рёбра, пересчитывает, не удерживается, в районе ключицы, прикусывает кожу, тут же зализывая место укуса, впервые думая о том, что хотел бы метку поставить. Но вместо этого снова к губам припадает, это желание, своим сделать, в требовательный поцелуй, вкладывает, руками бёдра омеги, сжимает. Юнги этой напористости не боится, с такой же жадностью отвечает, словно только сейчас во вкус вошёл, а в голове мысль, «сейчас отберут» кричит. От того сильнее к себе прижимает, чтобы кожа к коже, чтобы приклеиться намертво и больше не расцепляться никогда. В волосы тонкими пальчиками зарывается в районе затылка, сжимает их не сильно, пока альфа бока оглаживает и брюки расстегивает. Чувствует горячие пальцы на холодной коже, мурашками по – новой покрывается, а когда эти пальцы под резинку белья забираются и вовсе подрагивать начинает. Чонгук от губ отрывается, прослеживает за ниточкой слюны, что между ними тянется, облизывается довольно, обрывая её. Усаживается меж разведённых ног и серьёзно на омегу глядит. - Ты уверен? – Спрашивает, вкладывая в голос всю серьёзность, потому что сам боится. Он прекрасно помнит ту картину распластанного Юнги на полу, помнит его отчаянные попытки вырваться от окруживших его чудовищ и боится стать одним из них в его глазах. Может на теле следы и зажили, но Чонгук уверен, что внутри этот омега так же изранен, а Чон, если даст волю своему зверю, держать под контролем которого, с каждой минутой всё сложнее, может не почувствовать, не увидеть, если Юнги испугается. Этого Чон себе тоже не простит. Юнги в ответ молчит, видно только, как кадык его дёрнулся, как если бы сглотнул парень, после чего кивает. - Юнги, я боюсь, что потом, я не смогу остановится… Юнги тут же приподнимается на локтях и прикладывает свой пальчик к губам альфы и мягко шикает. - Чонгук, - мягко шепчет, - я уверен. Чонгук теряется от этой нежности во взгляде и веры, переплетённого с желанием, а Юнги первый альфу целует и за собой на одеяла утягивает, мощную спину руками оглаживает. Чонгук поцелуями снова вниз спускается, дорожку по плечам проводит, к груди опускается, накрывает губами розоватый сосок, вместе с ним воздух втягивает, прикусывает, заставляя омегу в спине выгнуться. Второй без внимания не оставляет, ладонью его накрывает, поглаживает, меж пальцев перекатывает, после чего и к нему губами припадает, пока руки тянут брюки омеги вниз вместе с бельём. Сам губами ниже спускается, живот целует, пупок облизывает и рукой касается головки вставшего, аккуратного члена. Юнги от этого прикосновения словно током прошибает, он ещё сильнее в спине выгибается под альфой, а с губ первый, хриплый стон слетает. Чонгук прокладывает языком мокрую дорожку до низа живота, сам ниже опускается и кончиком языка касается подрагивающей головки. Облизывается довольным котом и теперь уже по всей длине проходится, пальцами бёдра поглаживает и на половинки их перемещает. Сжимает, раздвигает, пальцем меж них проводит, касаясь дырочки, из которой уже смазка сочится. Поднимает палец к губам и, глядя на Юнги, слизывает смазку с пальца. Омега тут же краснеет, куда себя деть не знает, но и взгляда не уводит, продолжает наблюдать за тем, как устроившись сидя, Чон берёт его за ноги и подтягивает к себе ближе, приподнимая их, оставляет поцелуй на тонкой лодыжке и на свои плечи их укладывает, выдыхая: - Ты такой красивый. Юнги на это не отвечает, он от реальности уже давно отключился. Всё, что может сейчас, это чувствовать и прощаться с остатками разума, после каждого прикосновения альфы. Чонгук же, понимая, что смущает омегу, нагибается над ним и, оставив короткий поцелуй, захватывает нижнюю зубами и оттягивает, пока рука снова поглаживает член и спускается к пульсирующей дырочке. Вводит осторожно один палец на фалангу, тут же перекрывая слабый вскрик омеги поцелуем. Проталкивает палец глубже и хоть природная смазка, которой много, облегчает проникновение, но Чон всё равно чувствует, что внутри уж слишком узко. - Быть того не может, - в поцелуй хрипит и, отрывается от губ. Смотрит на лицо раскрасневшееся, чувствует, как сильно омега своими пальчиками в его бока вцепился, как его трясёт, а грудь быстро вздымается. Осторожно тянет палец обратно, следя за тем, как заламываются брови и жмурятся глаза на лице омеги, едва не выйдя до конца, снова проталкивает, на этот раз до конца и едва не дуреет от этой узости и жара внутри. Аккуратно добавляет второй палец, раздвигает плотные стенки и поверить не может в происходящее. «Если бы я не успел тогда, его первый раз был бы изнасилованием» - вдруг в голове вспыхивает осознание, которое прибавляет чувство вины. А проснувшаяся картина перед глазами, едва не гасит всё возбуждение, которое казалось, разорвёт его на части, если протянуть ещё чуть больше и только голос омеги вырывает его из этих топящих мыслей. - Чонгук, - мягко зовёт Юнги, касаясь кончиками пальцев, горячей груди. Юнги видит, альфа понял, что он девственник, а потом лицо Чона омрачилось и Юнги почему – то уверен, что знает, с чем это связано. Чонгук подтверждает его догадку, снова подносит перебинтованную руку к губам и шепчет «прости». Юнги от этого плакать хочется и даже сам себе объяснить не может, от чего. - Ты не виноват, - мягко проговаривает, - не ты, - гладит чужую, гладкую щеку, смотрит с таким доверием, что Чон не знает, что с ним делать, снова теряется. Юнги же тянет пальцы к ремню на брюках альфы и не совсем уверенно, но расстёгивает его, дальше, пальцы начинают предательски дрожать и тогда Чон накрывает их своей ладонью, взглядом говоря, что это он сделает сам. Убрав руки омеги, Чон полностью избавляется от одежды, стараясь не засмеяться от ещё больше покрасневшего лица Юнги. Снова устраивается между его ног и целует внутреннюю сторону бедру, губами мурашки собирает. Чуть прикусывает бархатную кожу и снова целует, пальцы нащупывают дырочку и снова входят, только теперь с ещё большей осторожностью, мучительно медленно. Юнги снова в жар бросает, он не понимает, не может объяснить реакцию собственного тела на действия альфы. Конечно, он не такой глупый и знает, как должен проходить весь процесс, во всяком случае, ему так казалось. Он не думал, предположить не мог, что всё это будет именно так, что будет настолько приятно. Да, Юнги ощутил минутный дискомфорт, когда альфа впервые погрузил в него палец, но он ушёл так же быстро, как и появился. Сейчас же, Юнги чувствует только нужду в альфе. Он знает, что тот рядом, чувствует его кожей к коже, слышит его дыхание и даже чувствует, как альфа прибавляет ещё один палец. Действует с той же осторожностью и нежностью, не забывая поцелуи свои, на и без того горящей коже оставлять, но Юнги чувствует себя жадным ребёнком. Ему бесконечно мало этого. Он хочет уже почувствовать альфу внутри себя, слиться с ним воедино. И пусть понимает, что Чонгук для него же старается, осторожно растягивая, всё равно уже сам на пальцы насаживается, скулить готов от нетерпения. К члену своему руку тянет, но Чон и этого сделать не даёт, ловит руку омеги и над головой её фиксируя, в губы целует, аккуратно третий палец добавляя. Ловит губами вырвавшийся из омеги стон, замирает, даёт время привыкнуть и, только Юнги начинает дальше на пальцы насаживаться, погружает их до костяшек, зверя своего ещё подождать просит, собственную пытку продлевает. Чуть ускоряется, делая более глубокие толчки пальцами и губами, снова к члену омеги спускается, заглатывает полностью, заставляя того прогнуться в спине едва не до хруста. Юнги уже сам во всю насаживается, ни звука хлюпающей смазки, не своих не сдерживаемых уже стонов, не стесняется, которые слетают с губ вперемешку с именем альфы. Чонгук никогда прежде не думал, что будет способен, в звук собственного имени влюбится. В звук имени, именно этим голосом, произнесённым… - Чонгук, пожалуйста, я хочу… - задыхаясь, бормочет омега, чувствуя, что уже на пределе. Чонгук выпускает член изо рта и с наслаждением смотрит на распалённого и разнеженного омегу, волосы которого разметались по одеялу, тёмный нимб над головой образуя. Юнги приоткрывает веки и, глядя Чону в глаза, шепчет: - Я хочу тебя. И Чонгук слышит в этом шёпоте нечто более интимное, понимает, что омега не только тело просит, но и сердце с душой чёрной в придачу. Тем не менее, подчиняется, ответным взглядом, всего себя отдать без остатка, обещает, потому что омега уже себя Чону отдал и не здесь, сейчас, лёжа под ним, а раньше намного. Когда рассказывал о своих чувствах или когда касался его пальцев на крыше, может, когда плакал на его коленях в машине, а может, когда о смерти от его руки просил. Чонгук не знает и не уверен, что сам себя в один из этих же моментов не отдал, но он точно не имеет права просьбу Юнги невыполненной оставить. И речь не только о «сейчас», нет «всегда», и не важно, совсем, какая просьба: войну развязать или банальная клубника в декабре. Нет, Чонгук любую выполнит и сейчас выполняет. Достаёт из омеги пальцы, заставляя того заскулить от ощущения пустоты и, проведя рукой по собственному члену, размазав по нему смазку Юнги, приставляет головку ко входу и начинает осторожно входить. Юнги тут же шипит от лёгкой боли, всё - таки член не пальцы, мысленно благодарит альфу за то, что тот не двигается, но вопреки этому, сам насаживаться начинает, желая альфу всего в себя вобрать. Глаза в удовольствии закатывает, чувствуя, как эта пустота внутри, заполняется, наконец, протяжный альфий вздох слышит, улыбаеться чему – то. Чонгук не хочет торопится, превращать это в бешеные скачки за чем – то, что уже нашёл. Всё его удовольствие сейчас здесь, с ним, под ним. Он чувствует его всего и от этого уже хорошо, даже зверь внутри смиреет, успокаивается. Чувствует, что вот он, тот, который его и только для него и понимает, больше ничего не нужно. Чон медленно начинает двигаться внутри омеги, к губам тянется снова, никак насытится их вкусом, не может, руками бока, и бёдра омеги оглаживает, чуть сжимая. Юнги его в ответ целует, обнимает, к себе теснее прижимает, словно и правда боится, что тот испарится. Чонгук его скулы и шею снова выцеловывает, «я здесь», шепчет, успокаивает. Сам о расставании мысли допускать не хочет, нет, сейчас им не место в голове. Сейчас, это сейчас. Сейчас Чонгук впервые хочет сказать, что испытывает то самое чувство, которое люди счастьем называют, и плевать, что в аду ему за это счастье, вечность, гореть. Тянет на себя чужое тело, заставляет омегу усесться на нём сверху, спину оглаживает, плечи целует, руками половинки чуть сжимает. В стороны разводит, чтобы глубже, теснее, ближе. Приподнимает его в своих руках и снова опускает, с губ стоны ловит. Позволяет омеге самому на нём двигаться и управлять процессом. Губы в улыбке растягивает, глядя на то, как Юнги нижнюю губу закусывает, как в спине выгибается, насаживаясь глубже, как тонкие пальчики неразборчиво бегают по его плечам, а короткие ноготки впиваются в кожу. Чонгука ведёт. Он снова укладывает омегу на спину и толкается, чуть резче, чем до этого, а потому, услышав вскрик, который омега больше от неожиданности издал, нежели от физического дискомфорта. Замирает, обеспокоенно глядя на Юнги и когда тот открывает глаза, Чон по – прежнему видит в них желание, нежность и ни капли страха и протеста. Нагибается к шее, чуть засасывает кожу, выходит на половину и снова толкается, в этот момент чуть прикусывая уже розоватый участок кожи. Юнги довольно постанывает в ухо альфы, сцепляет ноги на чужой пояснице, запускает снова пальчики в мягкие пряди, оттягивает, пока Чонгук снова толкается, постепенно ускоряя темп. Помнит, что хотел эту ночь только нежностью и лаской наполнить, но сдерживаться, сил больше нет. Этот короткий момент, ноготками по плечам и спине, словно разорвал последние цепи внутри, разбудил казалось, успокоившегося зверя, раззадорил. Теперь не остановить, только голод утолить. Юнги и не против, сильнее, плечи альфы сжимает, сам бёдрами в такт толчкам подмахивает, стонет, наслаждается, небеса о пропаже солнца молит. Чтобы только ночь, чёрное небо, усеянное звездами и Чонгук, вот так, рядом, тепло его чувствовать, его дыхание слышать. Чувствовать на себе эти сильные руки, что защиту и заботу сейчас обещают, тем самым Юнги на атомы распадаться, заставляют. А после снова целым становиться, стоит только губам вновь в поцелуе слиться и заветное «я рядом» услышать. Юнги уверен, у него эта фраза невидимым теперь тату на сердце выжжена, не забыть, с годами не стереть. Нет, Юнги её на протяжении всей жизни пронесёт. С ней же будет встречать такой ненавистный теперь рассвет и, приложив ладонь к груди, ждать заката, в надежде, снова почувствовать на себе эти руки, так нежно обнимающие и шёпот ласковый на ухо, «я рядом». Всё. Не «я люблю тебя» и «я не могу без тебя», нет. Любить можно сколько угодно, ровно, как и могут люди друг без друга. Да, сложно, тяжело, но могут. Юнги же именно это нужно, чтобы Чонгук был рядом, потому что уверен, что с ним он, именно душой будет… Будет же?